Текст книги "Родственные связи (СИ)"

Автор книги: Bazhyk

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Мелкая-то тут при чем? – опешил Кучики-старший.

– Она член нашей семьи, – с недоумением ответил Рока, словно все объяснил и обосновал этими словами.

Впрочем, для Анеко – объяснил и обосновал.

Старикан поджал губы и проворчал, что мальчишка на самом деле старше несмышленого дайме, и неизвестно еще, как сложатся их отношения, когда он вернется в свой истинный возраст.

– Вот вернется – тогда и посмотрим, – сказал Рока. – А пока он маленький, и ему плохо.

– Тор-р-рами! – Гинрей досадливо махнул рукой и ушел в свои покои, заперся там в приступе злопыхательства и переживаний за честь рода Кучики.

Анеко поцеловала брата в лоб и тихо прошептала: «Спасибо, малыш». Паренек подышал ей в шею, потом высвободился и спросил:

– Как думаешь, он какой будет, когда вырастет?

Анеко собралась было пожать плечами, но внезапно вспомнила свою земную жизнь. И другого подростка, увлеченно посвящавшего ее в перипетии приключений, свалившихся на семью Кучики и их ближайшее окружение. Был в этом окружении и прямолинейный, честный, немного безбашенный красноволосый лейтенант при капитане шестого отряда.

– Хороший, – ответила девушка. – Я думаю, вы подружитесь.

– Вот и хорошо, а то скучно без друзей.

Бьякуя от душевных метаний и прочих волнений спасался незамысловато и эффективно – работой. На следующий день после того, как они с Анеко подобрали Ренджи, молодой капитан взял в первом отряде разнарядки на весь следующий месяц и увел три четверти своих бойцов в рейд по дальнему Руконгаю. Непонятно, каким образом Куроцучи просек намерения юного коллеги, но за шестым отрядом увязалась оперативная группа отряда двенадцатого – и такой там был, как ни странно. Совместными усилиями – или в стремлении утереть нос лабораторным крысам? – шинигами за день выкосили поголовье пустых вплоть до отдаленных лесных массивов. Если бы Бьякуя не взял себя в руки после какого-то по счету десятка уничтоженных монстров, у взмыленных и разгоряченных героев были все шансы заночевать в сосновом бору. Но дайме хотелось домой, к своим девочкам и мальчишкам, и операцию он завершил. Правда, пришлось еще пару часов ждать, пока спятившие от счастья подопечные чокнутого профессора облазят все норы, соберут на себя всю грязь и достаточное количество образцов реацу. Все-таки у каждого отряда – своя профдеформация.

На очередном собрании капитанов Командор, занавесив вечно прикрытые глаза густыми бровями, осведомился, что это нашло на обычно сдержанного и соблюдающего планомерность военных операций Кучики. Сделав «морду кирпичом», как выражалась Анеко, и глядя в стену за спиной Ямамото, Бьякуя сухо процедил, что плановые тренировки «в поле» не дают достаточной подготовки рядовым и младшим офицерам. Не дожидаясь выпада в свой адрес, Куроцучи заскрипел о том, что его отряд не мог упустить такой шанс собрать богатый материал для исследований. На выходе скалящийся Зараки высказал свое «фе» из-за того, что его не позвали на веселье. Бьякуя пообещал в следующий раз позвать. Капитан одиннадцатого отряда удивленно вытаращился на молодого человека, но комментировать внезапные изменения в характере юного коллеги не стал. А то вдруг передумает и не позовет?

А дома Бьякую ждал сюрприз. Момиджи в этом году не радовал – затяжные дожди, промозглая сырость, холод. Деятельная Анеко придумала очередное безумство: все жилые комнаты она утепляла невесть откуда взятыми шерстяными коврами. Под ее чутким руководством слуги развешивали плотные полотна с ненавязчивыми узорами и вполне приличными, на взыскательный вкус господина мужа, рисунками по стенам и укрывали ими полы. В клановой кузнице кипела работа: старшая жена дайме, опасаясь пожаров, заказала кованые поддоны для хибачи. Бьякуя своими глазами видел, как кузнец пытался скрыться от госпожи, но был изловлен, ткнут носом в свиток с набросками и увлечен в сторону его рабочего места. Сегодня же прошедший по дому тайфун бурной деятельности отступил, и жены пережидали уборку Северных покоев в кабинете господина мужа.

Хисана, Рукия и Рока играли в сеги – сестры против мальчика. Сидели они на полу, на дзабутонах, раскинутых по бежевому ковру с цветочным орнаментом. Сбоку от доски, прислонившись спиной к стене, сидела Анеко, одной рукой придерживая завернутого в толстое стеганое одеяло Ренджи, во второй держа небольшую книжку. Впрочем, читать она не пыталась, следила за ходом игры. Бьякуя полюбовался на эту идиллию, мимоходом подивился, откуда в его доме это странное одеяло, по толщине не уступающее матрасу, и закрыл седзи. Хисана собралась было бросить партию на середине, бежать встречать мужа, но молодой дайме покачал головой, опускаясь рядом с Анеко. Внимательно посмотрел на доску. Рока выигрывал.

– Три – один в пользу Торами, – шепнула ему старшая жена. Бьякуя улыбнулся краешками губ, устроился поудобнее. Было спокойно и уютно.

В фусума тихонько постучали, приоткрылась створка, служанка, стоя на коленях, поклонилась. Анеко, не желая нарушать умиротворение момента, поманила ее пальцем. Девушка вскинула вопросительный взгляд на господина, тот качнул головой, мол, заходи. Ведь и вправду разговор через всю комнату казался сейчас излишним. Анеко шепотом говорила:

– Господин дома, вели подавать ужин. Для Гинрея-доно приготовьте травяной чай. Уборку закончили?

– Да, госпожа, – почтительный поклон. – Прикажете отнести мальчика?

– Я сам, – вмешался Бьякуя.

С ним никогда не спорили, и сейчас это играло ему на руку. Он и себе самому не очень-то признавался, что держать на руках ребенка – приятно. По непонятной причине дайме испытывал к этому красноволосому пацаненку слабость. То ли потому, что спас мальчишку, то ли потому, что благодаря ему стряхнул с души груз наносных, надуманных запретов, согласно которым честь Дома страдала едва ли не от любого поступка и шага.

Рукия досадливо хмыкнула, проиграв. Увидела дайме и поклонилась. Бьякуя улыбнулся ей устало и тепло – девчонка была совсем не похожа на старшую сестру характером, но так походила на Хисану внешне, что молодой человек помимо воли видел в ней свою любимую в детстве. А еще он знал, что его отношение к Рукии важно для Хисаны. Ради нее он готов был любить кого угодно, хоть пустого, вздумай младшая жена завести монстрика в качестве питомца. При этой мысли Бьякуя непроизвольно нахмурился, пресекая неподобающие мысли. А то ведь если старшая жена догадается, что он сейчас представил, то приведет на поводке из лабораторий ее сумасшедшего тайчо какую-нибудь образину, за ней не заржавеет. Еще и удовольствие получит от проделанной работы и от творческого процесса на пару с чокнутым ученым. Воображение нарисовало Анеко и Куроцучи, вооруженных скальпелями, но картинка вызвала не ужас, а приступ веселья.

Продолжая хмуриться, чтобы женщины не догадались о его фантазиях, Бьякуя взял ребенка из рук старшей жены.

– Ему не жарко? – тихо спросил у Анеко, рассматривая порозовевшие щеки мальчишки.

– У тебя тут было прохладно, – объяснила девушка, поднимаясь, – мы его и закутали, пока комната не прогрелась.

– У него температура, – Бьякуя вспомнил, как в детстве няня целовала его в лоб, чтобы удостовериться, нет ли у маленького господина жара, и прикоснулся губами ко лбу Ренджи. И почувствовал, как напряглось тельце в его руках.

Отстранился, заглядывая в кокон из ткани. На него с немым ужасом смотрели расширенные карие глаза. Мальчишка явно не понимал, что происходит, кто этот человек, что держит его так крепко, – и боялся.

– Тихо, тихо, – проговорил Бьякуя насколько мог мягко. – Все хорошо, никто тебя не обидит.

Детские губы задрожали, мальчик пошевелился, но оказался так плотно закутан в одеяло, что не смог выпутаться. Он втянул голову в плечи и зажмурился. Из уголков глаз покатились слезы.

– Анеко! – как-то беспомощно позвал Бьякуя. Жена уже стояла рядом, гладила мальчишку по растрепанным волосам. В локоть ей сопела подоспевшая Рукия, рядом топтался Рока. Хисана подошла с другой стороны, положила ладонь мальчику на лоб.

– Ну что ты, Ренджи, – успокаивающе проговорила она. – Ну чего распереживался? Все ведь хорошо. Никто тебя не обидит, никто не сделает ничего плохого. Ты только посмотри, сколько нас – мы тебя защитим.

Тихий нежный голос, ласковые слова, осторожные и очень приятные прикосновения немного успокоили ребенка. Он приоткрыл глаза, недоверчиво рассматривая окруживших его людей. Две девушки, очень похожие и очень хорошенькие, одна старше, другая младше, глазастый парень с высоким хвостом на макушке, еще одна девушка, тоже очень красивая… И темноволосый молодой мужчина, который держит его на руках.

Ренджи облизнул пересохшие губы, прикрыл глаза, чтобы не было так страшно, и прошептал:

– А вы… вы меня в тюрьму отнесете?

Бьякуя опешил. И разозлился, но не на мальчишку, а на мироздание. Вот с чем у руконгайцев ассоциируются шинигами – с бедой, с неприятностями, с угрозой! А ведь Готей-13 призван защищать и оберегать их. Как же так вышло?

– Я тебя отнесу в комнату, – сказал Бьякуя, контролируя свой голос, чтобы не напугать пацана еще больше. – В твою комнату, Ренджи. Ты там будешь спать. А госпожа Анеко или госпожа Хисана принесут тебе поесть. Ты ведь голодный?

– А потом? – голос у Ренджи садился, срывался, дрожал. – Потом – в тюрьму?

Бьякуя поднял на жен растерянные глаза. Хисана молча плакала. Рока и Рукия мрачно сопели, не зная, что делать.

А в Анеко поднимала голову учительница, много лет проработавшая с осиротевшими детьми. Она помнила их всех – потерянных, дезориентированных, зачастую раздавленных утратами и полным хаосом в жизни. Все они реагировали на перемены по-разному, и со всеми Анна говорила об одном – о будущем. Это были тяжелые беседы, полные моментов, еще долгое время лежавших камнями на душе. Не сложно было дать детям надежду на лучшее – куда сложнее сделать так, чтобы надежда не оказалась ложной. В земной жизни, в земной работе нередко срабатывал довольно простой прием: довольно подробно, с полной уверенностью расписать растерянному ребенку ближайшее будущее. Хотя бы несколько дней. Чтобы появилось четкое представление о дальнейшем. Чтобы как-то структурировать ближайшее будущее. Чтобы вопросы насущные хоть немного отдалили боль утрат и непростых перемен. Возможно, с этим малышом метод тоже сработает. Сейчас Анеко знала, что у нее хватит и сил, и возможностей, и времени наладить жизнь мальчика. Только бы с ней самой не случилось неожиданности, которая перевернула бы ее жизнь в очередной раз.

Анеко сделала еще один шаг к мужу, и Ренджи оказался между ними, обняла ребенка поверх рук Бьякуи.

– Ренджи, – сказала девушка деловито и уверенно, – не будет никакой тюрьмы. С чего ты взял? Ты же не делал ничего плохого! И наказывать тебя, или бить, или еще как-то обижать тоже никто не собирается. И напасть на тебя никто не сможет – в доме очень много сильных и смелых людей, они нас охраняют. Ты теперь будешь здесь жить, в этом доме, с нами со всеми. Сейчас ты болеешь, но это пройдет. Будешь учиться, будешь заниматься интересными вещами, тебе понравится. Когда подрастешь, выберешь себе профессию по душе. Ну как, согласен?

Бьякуя почувствовал, как мальчишку у него на руках затрясло. Он аккуратно сел на пол, прислонился к стене и немного распутал одеяло. Детская рука тут же вцепилась в его воротник, сжала ткань так сильно, что побелели косточки на тонкой кисти. Горячий лоб приткнулся к плечу так, что вихрастая макушка оказалась прямо под носом молодого человека, жесткие пряди щекотали кожу. Бьякуя чуть сильнее прижал парнишку к себе и весело глянул на Анеко и Хисану.

– Ну что, – шепнул он в розовое оттопыренное ухо. – Согласен?

Пока говорила синеглазая, Ренджи не верил. Не бывает в жизни такого везения! У кого-то, может, и бывает, а у него – нет! Но вдруг сбылись его маленькие мечты о самом насущном – его распутали, дали возможность двигаться, освободили. Непроизвольно схватившись за первое попавшееся под руку, Ренджи отвернулся, спрятался от этих странных людей, вроде бы не злых, но таких непонятных. Вся его жизнь в этом мире, какую он помнил, была наполнена поисками еды, относительно безопасного ночлега и попытками не подохнуть. Они же, эти странные женщины, эти ухоженные дети, этот сильный мужчина, – они предлагали поделиться тем, что у них есть. В понимании Ренджи это было не нормально. Вернее, такого просто не могло быть. Но уха коснулось чужое дыхание и низкий и почему-то веселый голос спросил: «Ну что, согласен?». Его еще и уговаривают! Этого сознание ребенка выдержать уже не могло. Недоверие, страх, желание поверить в чудо, щемящее чувство от окутавшего его тепла, от державших его надежных, сильных рук прорвались единственно возможной детской реакцией – Ренджи разревелся. Это было позорище, непозволительное проявление слабости, но и противиться захлестнувшим его эмоциям сил не было.

Посоветовавшись с Уноханой-тайчо, Анеко прописала Ренджи курс лечения, включавший в себя вкусную еду, тепло и здоровый крепкий сон. Мальчишка особенно полюбил теплое молоко с медом, недоверчиво косился на пирожки с диковинными начинками и покорно съедал рис, в своей скромности и простоте терявшийся на фоне прочих разносолов. Ко всеобщему удивлению, паренек быстро стал любимцем пожилой Хироко-сан, помощницы управляющего, из-за чего та даже вынуждена была признаться: ослушалась в свое время приказа старого господина – не раздала детские одежки юного дайме. Зато теперь Ренджи выглядел достойно даже на придирчивый взгляд Гинрея, а главное – не мерз. А вот со здоровым сном были проблемы. Мальчишка во сне кричал.

В первую ночь после того, как малыш пришел в себя, выкупанный и разомлевший от кружки молока Ренджи отключился быстро. И уже через час всполошил весь дом – столько ужаса и боли было в отчаянном детском крике. Выручила растерянных и порядком напуганных взрослых членов семьи Кучики все та же Хироко-сан, проворчав, что маленьким детям полезно спать с родителями. «Родители» переглянулись, и Анеко, сжалившись над выскочившими из комнаты Хисаны Бьякуей и его младшей женой, забрала Ренджи к себе. Да так плотно забрала, что уже через несколько дней господин муж начал испытывать нечто вроде ревности, причем сам не мог определиться, то ли жену к ребенку ревнует, то ли ребенка к жене. Хвала ками, днем об этом думать было некогда: приближалась зима, отряд надо было экипировать, перевести на теплую форму, распределить запасы топлива по казармам, подать заявки в первый отряд на самое необходимое… Короче, дел хватало. А вечерами, чтобы хотя бы потрепать пацаненка по вихрам, надо было прорваться через кольцо оцепления из играющих с Рен-тяном подростков, квохтливых служанок и заботливых жен. Такие ситуации вызывали веселое недоумение и закономерный вопрос: а к собственным детям ему тоже будет не подойти? Бьякуя не сразу заметил, что думает о будущих маленьких Кучики…

Единственным, кто не желал нянчиться с Рен-тяном, заботиться о его выздоровлении и даже просто смотреть в его сторону, был Кучики Гинрей. Старый капитан сцеплял руки за спиной, шевелил усами и посылал неодобрительные взгляды внуку и его старшей жене. Несмотря на то, что с наличием в их доме – и их Доме – Хисаны он уже смирился, рассчитывать на ее поддержку было глупо. Девчонка обожала своего мужа и встала бы на его сторону, даже вздумай Бьякуя уйти в Генсей на ПМЖ под каким-нибудь вздорным предлогом, вроде «там веселее». Анеко все-таки родилась в благородном клане, имела больше представления об обязанностях главы Дома и даже изредка дискутировала на эту тему с мужем. Однако и урожденная Торами не слишком-то впечатлялась молчаливым негодованием отставного капитана.

Более того, урожденная Торами изредка, но позволяла себе глубоко завуалированные, весьма осторожные, но все-таки колкости в адрес Гинрея. Даже когда дед мужа возился с документами клана Торами, девушка не отказывала себе в удовольствии пройтись по косным традициям, бюрократическим наворотам и прочим вековым устоям аристократических родов. Гинрей топорщил усы и стойко не реагировал на выпады глупой девчонки. Тем более, что глупой-то она и не была – в делах клановых разобралась довольно быстро, решения принимала пусть и отчаянные, но не лишенные смысла, и заглядывать дальше, чем на пару шагов, тоже умела. А там, где ей не хватало опыта или элементарных знаний, она слушала старика. Слушать-то слушала, но не всегда прислушивалась…

Анеко отчетливо понимала, что взвалила на себя очень много. У нее продолжались занятия на Стратегическом, она не переставала посещать четвертый отряд, а с Маюри общалась из собственной гостиной, устроившись перед огромным монитором с Ренджи на коленях. Капитан двенадцатого отряда ворчал, возмущался, брызгал слюной, но после одного коротенького диалога смирился с тем, что у «заведующей 3Q-лабораторией» будет гибкий график. Всегда. Выглядел этот разговор так:

– …безобразие, а не работа! – сипел оголодавший Куроцучи.

– Я предупреждала, – невозмутимо отозвалась девушка.

– Да! Но я надеялся, что ты осознаешь, что в этой жизни по-настоящему важно!

– Я осознала, – Анеко провела рукой по огненным волосам задремавшего ребенка.

Маюри нахмурился и недоуменно уставился на мальчишку. Выразительно произнес:

– Тьфу на тебя!

Девушка вздохнула.

– Тайчо, с меня «Наполеон».

Тайчо заткнулся на полуслове, недоверчиво рассматривая блудную подчиненную.

– Что, правда что ли? – спросил наконец.

– Правда, – обреченно подтвердила Анеко. – Шесть коржей, заварной крем.

– С розочками? – подозрительно уточнил Маюри.

– С розочками. И даже с листиками. Только изобрети мне нормальный, экологически чистый краситель для декора.

Маюри посопел, пощурил желтые глаза, а потом хлопнул в ладоши и с гнусным хехеканьем потер их. Анеко только головой покачала, пряча усмешку.

Много времени забирали дела кланов. Ревизия младших и вассальных родов Торами проходила под чутким руководством Гинрея, и в какой-то момент девушка поняла, что совершила ту же ошибку, что и в первые месяцы своей земной работы на должности завуча – попыталась все сделать сама. Нужно было срочно налаживать отношения с вассалами Кучики, чтобы половину работы выполняли подчиненные. То есть воплощать старинную истину: хороший начальник не тот, кто все умеет и успевает, а тот, кто грамотно распределяет задания и обязанности. Зайти пришлось издалека и через боковую калитку – Анеко изучила списки членов вассальных семей. Сыну одного рода посоветовала хорошего сэнсэя из Академии, приложив к посланию рекомендательное письмо от Кучики для того самого репетитора, после чего у загруженного по самые уши преподавателя не оставалось шансов не взять под опеку подростка. Дочери другой фамилии подобрала список романтических баллад и просто любовных историй, а также написала трогательное личное письмо, после чего строптивая девица без лишних споров вышла замуж за выбранного родителями человека. Благодарные родители возрыдали от счастья, мысленно клянясь всеми ками, что Анеко-сама теперь их главная благодетельница, любое желание которой должно исполняться по первому намеку. Чего, собственно, «благодетельница» и добивалась. Жене еще одного вассала посоветовала обратиться с прошением об обследовании в четвертый отряд Готей-13, несмотря на то, что это не принято. Через две недели (то есть к первым заморозкам) после того, как потерявшая всякую надежду женщина последовала совету старшей супруги дайме, в семье бурно отпраздновали начало беременности. Бьякуя с удивлением прочитал благодарственное послание от вассала, не вполне понимая, какое отношение он, дайме, имеет к тому, что после долгих лет бесплодных попыток род все-таки обрел надежду на продолжение, чем спровоцировал приступ безудержного смеха у родного деда и хитрющую улыбку госпожи жены. В конце концов, они смилостивились и объяснили, что непосредственно он, Бьякуя, – нет, не имеет, но вот Анеко…

Гинрей наблюдал за старшей невесткой со смешанным чувством. От представительницы Великого Дома он ожидал немного другого подхода к браку. Не думал, что благородная девица станет вмешиваться в дела мужа. Не думал, что окажется такой стремительной, решительной, верткой. Такой активной. От внука-то он всегда требовал неукоснительного соблюдения всех заветов предков, начиная с самодисциплины, отстраненности от низменных пристрастий и прочего соблюдения достоинства, и заканчивая умением выполнять приказы, не рассуждая. В детстве Бьякуя бесился и сопротивлялся. В юности – раздраженно шипел и позволял себе редкие выходки, которые никогда, впрочем, не оказывались фатальными для репутации клана. Когда юноша согласился на договорной брак и принял на себя обязанности дайме, Гинрей собрался было облегченно выдохнуть. Рано собрался! Оказалось, что теперь творить безумства и рисковать добрым именем и благополучием клана будет жена любимого внука. Или они оба, на пару. Они и безобразничали – строго в рамках закона, с соблюдением всех обычаев и практически не позволяя себе излишеств. К излишествам Гинрей относил красноволосого пацана, вот уже две недели не отлипавшего от старшей невестки. Глядя на тощую ручонку, вцепившуюся в подол знатной госпожи, когда та совершала набеги на хозчасть поместья или закапывалась с головой в свитки архивов, Кучики-старший сомневался в верном выборе жены для внука. Смириться со сложившейся ситуацией помогало лишь то, что изменить что-либо уже было нельзя.

Анеко тоже наблюдала за стариком. Но за аристократическим высокомерием, за негодованием по поводу неблагородного поведения и недостойных обитателей старинного поместья, за поджатыми губами и уязвленной гордыней она видела уже очень старого, очень уставшего и очень одинокого человека. Иногда, поймав себя на том, что снова вовремя не прикусила язык, позволила очередной колючке прорваться на волю и уколоть деда Бьякуи, девушка испытывала угрызения совести. В конце концов, если бы не Гинрей, сейчас ее жизнь была бы куда более тусклой и пустой. Бессмысленной. Если бы вообще была.

В вечер, когда выпал первый снег, и вся семья вышла в сад, чтобы полюбоваться первым танцем застывших капелек воды, Анеко тихонько проскользнула в личные покои гэнро, как всегда проигнорировав положенные поклоны по ту сторону седзи и прочие церемонии. Гинрей удивленно и показательно-грозно нахмурил брови, отложил книгу, которую читал, и выразительно скрестил на груди руки. Невестка села в сейдза в шаге перед ним, коротко поклонилась и молча уставилась в глаза. Взгляд у нее был мягкий, с едва заметной смешинкой на дне.

– Что ты хочешь, неугомонная женщина? – ворчливо спросил дед.

– Раздевайтесь, – губы Анеко помимо воли растянулись в усмешке. Она прекрасно осознавала, как звучит ее просьба-требование.

– Что?! – глаза Гинрея полезли на лоб.

– Верхнюю одежду снимайте, – как ни в чем не бывало повторила девушка. – Будем смотреть, что там с вашими суставами, Гинрей-доно. Или вы считаете, что я к Унохане-тайчо бегаю ради «чаю попить»?

Гинрей досадливо цокнул языком. Он надеялся, что увлеченные своими сумасшествиями молодые не заметят его состояния, и не придется позориться непременным в таком случае лечением. Где это видано, чтобы потомственные воины Кучики обращались за медицинской помощью, если речь не шла о боевых ранениях?!

Анеко придвинулась совсем близко к сидящему в генсейском кресле старику. Положила на его колени руку – облокотилась, не давая подняться, уйти – убежать от неприятного разговора. Посмотрела в лицо снизу вверх.

– Вы старый упрямец, Гинрей-доно, – сказала она мягко. – Все боитесь уронить честь рода. Много ли чести в том, чтобы испытывать постоянные боли, пребывать в дурном расположении духа и раздражаться из-за мелочей, которые в другое время вы бы и не заметили?

– Маленькая нахалка! – Гинрей сверкнул очами.

– А с вами, мужиками из Дома Кучики, по-другому не выходит: либо ставишь вас перед свершившимся фактом, либо ждешь результата до морковкина заговенья, – поделилась наболевшим маленькая нахалка, не убирая руки с колен гэнро. Тот пожевал губами и отвернулся. – И кочевряжитесь вы, как дети, – добила его госпожа невестка.

Гинрей вздохнул. Бьякуя как-то говорил ему, что отвязаться от Анеко, если та что-то вбила себе в голову, можно только одним способом: сделать, как она хочет. Передернул плечами. Не глядя на девушку, проворчал:

– Пусти.

Снял хаори, смущаясь и краснея, развязал оби… Хвала ками, хотя бы косоде было достаточно длинным!

Анеко долго мяла колени, запускала кайдо в сухожилия и суставы, заставляла сгибать и разгибать ноги.

– Поздравляю вас, дорогой дедушка, вы балбес! – поставила она диагноз. – Затянули бы еще немножко, и получили бы полномасштабное воспаление суставов! А это, знаете ли, больно и крайне сложно лечится! И надо было терпеть?

– Вот говорили мне умные люди – не связывайся с Торами без острой нужды! – не выдержал Гинрей. – Зачем я только женил на тебе внука?!

– По острой необходимости, – с глубочайшей убежденностью кивнула Анеко. – А то как бы вы тут без меня жили?

– Легко и спокойно!

– Угу, – согласилась девушка, нашептывая заклинание, от которого тянущее нытье в коленях уменьшалось, растворялось в золотистом свечении. – Конечно, куда уж легче! Бьякуя возненавидел бы и службу, и клан, и все, что содержало бы в себе хоть толику понятия «долг». А из глубокой привязанности к вам показать это не смог бы. И получили бы вы в итоге ходячий айсберг, не способный на элементарное – радоваться простым вещам. Или истеричного неврастеника, облеченного властью. Что лучше?

– М-да? А сейчас мы имеем достойного дайме, не потакающего своим прихотям?

– А сейчас мы имеем достойного молодого дайме, потакающего прихотям своей высокородной жены и имеющего правильное представление о том, что такое дом. Семья.

– Это ты этих нищебродов называешь семьей? Его семьей?!

Анеко помолчала, заканчивая плетение лечебного заклятия. Прикрыла колени старика хаори. Подняла голову и внимательно, без намека на веселье посмотрела в глаза.

– Гинрей-доно, вы правда думаете, что клан может заменить близких?

Гинрей открыл было рот, чтобы яростно возразить, но вдруг споткнулся о понимание, что сказать-то ему и нечего. Вернее, он мог произнести массу правильных, исполненных гордости и величия слов о долге, чести и истинном благородстве, но неким шестым чувством угадал – на Анеко его пламенная речь не подействует. Потому что девушка говорила совсем о другом.

– Вы долгое время были единственным близким Бьякуе человеком. Долгое время заботились о нем, и другой семьи он не знал. Но теперь вы выпустили его в большую жизнь. Что плохого в том, что рядом с ним по этой дороге пойдут люди, которые его любят? Которые станут его опорой, мощной стеной, на которую он всегда сможет опереться? Чего в этом недостойного?

– Руконгайские девчонки? Необразованный мальчишка с дикой реацу? Чем они могут быть полезны моему внуку?!

– Преданностью. Любовью. Поддержкой. Это очень, очень немало. Ноша-то тяжелая, Бьякуя не был к ней готов в полной мере, а вы почему-то спешили.

– Тебе-то откуда знать? – проворчал Гинрей.

– Я тоже не была готова. Ну и, кроме всего прочего, я чувствую. Знаю.

Старик замолчал, глядя в сторону. Девушка продолжала сидеть у его ног, практически обнимая колени. В тишине ползли минуты. Из сада послышались детские возбужденные голоса, смех Хисаны, веселый голос Бьякуи.

– И что это вы за безобразие устроили? – продолжил Гинрей, все больше ощущая себя старым склочником. – Вам что, брачный этикет не писан? Для всяческих… для исполнения супружеского долга в поместье отведен специальный павильон! Это же с твоей подачи туда никто не ходит?

– Хисана жутко стесняется, что весь дом в курсе, куда ее увел муж, – пожала плечами Анеко.

– Угу. Ты тоже стесняешься, надо полагать? – ехидно подколол дед.

– Я?! Стесняюсь? Я просто не вижу смысла тратить время на лишние перемещения в пространстве. Да и холодно там сейчас.

– Я тебя не понимаю, – резковато сказал Гинрей. – Как ты могла своими руками отдать своего мужчину другой? Неужели он настолько тебе безразличен?

– Он настолько мне небезразличен, что я своими руками устроила его счастье с хорошей девушкой. И я не отдала – я присоединила. Приумножила. Разве это плохо?

– Меносы тебя дери, Анеко! Понять Торами так же сложно, как угнаться за Шихоин!

Анеко тихо засмеялась.

– Гинрей-доно, вы старый ворчун и скептик, но поверьте – мы счастливы. В нашем Доме, надежном крепком Доме, сейчас не хватает только одного, очень важного кирпичика… Знаете, самой основы всего Дома.

– Хм.

– Вас, дедушка.

Кучики-старший издал какой-то невнятный звук, но гордо промолчал. Анеко улыбалась, опустив голову и делая вид, что засмущалась. Через пару минут она продолжила:

– Знаете, я хочу устроить праздник. Момиджи в этом году был унылый и блеклый, надо это как-то компенсировать.

После долгого угрюмого сопения дед поинтересовался:

– Ну что ты там опять сочинила?

– Рождество!

– Чего?!

– Рождество! Нарядим елку, напечем вкусняшек, назовем гостей…

– Стоп-стоп-стоп! Какая елка? Какие гости? Зачем?!

Выслушав объяснение госпожи невестки, пожилой гэнро в очередной раз проклял тот злополучный день, когда вообразил, что время его на исходе. Да эта девица сведет его в перерождение гораздо раньше!

– Ну а от меня тебе чего надо? – капитулируя перед напором юности и легкомыслия, а также тлетворного влияния недостойных генсейско-гайдзинских веяний, прорычал Кучики Гинрей.

– У нас нет Деда Мороза, – мило улыбаясь и поглаживая старика по коленке, проворковала девушка. – Дед Мороз – главный герой Рождества и Нового года. Без него праздник не праздник.

– М-да? И что, я на него похож, на этого деда?

– Из всех из нас у вас самые дед-морозовские усы, – Анеко подняла на Гинрея глубокий синий взор, полный умиления.

Старик встопорщил упомянутые усы, прекрасно осознавая, что из всего семейства Кучики он единственный усач, и прищурил глаза.

– Усы, значит?

– Усы, – кивнула девушка. – Еще должна быть борода…

– Хватит с вас и усов! – прогромыхал Гинрей.

Анеко с трудом подавила смех.

Комментарий к Штаны на лямках и иже с ними Тэнгу – персонажи японского фольклора, родом из Китая, где эти существа изображались похожими на лисиц с белой головой. Им приписывались способности отвращать беды, а также отпугивать разбойников лаем. Так же называлось злое божество, живущее на Луне.

Кандзаши – японские традиционные женские украшения для волос.

====== Бытописание серых будней ======

Когда Кучики получают ответственное задание, они относятся к его выполнению со всей серьезностью. Когда задание носит судьбоносный характер, в ход идут не только честь, совесть и прочие атрибуты аристократического воспитания, но и душа и сердце. За подарками к Рождеству Кучики Гинрей отправился в мир живых, и застрял там надолго. Все-таки слишком много лет он не устраивал праздников для детей…