Текст книги "Волхв (СИ)"

Автор книги: Атилла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Глава восьмая

…Тяжек был день, вдвоем они обошли больше трех десятков домов, излечивая тех, кто нуждался в лечении, помогая уйти наверх тем, кому уже помочь было нельзя, и давали надежду тому, кому она была нужна. Роженице помогли разрешиться. Бедная уже вторые сутки не могла родить, устала, а ребенок не шел. Могла умереть и она, да и ребенок тоже. А повитуха только выла, да к новому богу взывала, но тот не отвечал ей ни словом ни делом. Не людская то была вера, княжеская, насильно ее народу дали, не помогала она никому. Батогами да копьями в нее загоняли, а руководили всем этим жрецы заморские, по-русски совсем не лопотавшие, болтавшие по-своему, по-гречески. Плохое время пришло. Мертвое. Мало осталось волхвов, но и уйти так просто нельзя. Вести надо люд к новой жизни. Новая вера совсем другое говорила, отворачивала люд от истины, учила, что не надо душу растить, а следует только на бога надеяться, мол все само придет, только терпи, а все для наживы и власти поганой. Плохая вера в темноту вела.

Только общими усилиями и удержали на самой грани роженицу, не дали уйти наверх. И ребенок родился, хорошенький, хоть и синий. И ему пришлось помогать, поскольку нужен был он миру. Пусть не сам, но через него должен был родиться новый человек, который поможет понять еще непознанное. Едва успели. Только ребенок начал плакать, а роженица улыбаться, как дверь избы распахнулась, и вошли княжеские дружинники. Недовольно повели очами пустыми и жадными, схватили волхвов за бороды и волосы и поволокли на улицу.

– Почто хватаете? – спросил Тихомир. – Ужель обидели кого? Или сотворили что непотребное?

– Иди, волхв, – толкнул его дружинник копьем. – Ужель не знаешь, что нельзя волхоньем заниматься. Грех это тяжкий, за него и ответите.

– Ты не по слову скажи, а по сердцу, – снова молвил Бажен. – Ужель мы поганое что-то сотворили? Мы никого не убили, наоборот новому человеку в мир придти помогли.

– Бабы без вас рожали, и будут рожать, – буркнул дружинник. – А ежели не могут, то на то воля божья, а вы против нее идете, за это князь наказывать велел. Сожгут вас на дворе архиерея, уже и дрова готовят.

– Ты подожди, страж, – молвил снова Бажен. – Если мы перед вашим богом виноваты, так пусть он сам нас накажет, вы то чего нас бьете.

– Князь сказал, что богу помогать надо, – ответил дружинник. – И это нам зачтется, когда наверх придем.

– Не зачтется, обман это, – снова произнес Бажен. – Как же может зачесться грех. Вам же бог ваш убивать и бить запретил.

– За дела наши князь с архиереем ответит, – буркнул дружинник, наливаясь злобой. – Мы люди малые, нам что скажут, то и делаем.

– Коли помогли родиться человеку, что ж в том плохого? – спросил Тихомир. Бажен угрюмо замолчал, готовясь к уходу. На смерть пришли, знали же. А не придти не могли, мир стал бы другим. Другой путь, другой итог. А куда деваться? Кто-то же должен вести. Новая вера ведет в пустоту, а как быть? Отказаться? Так бедствия придут, смерть и мор. – А ежели то была жена твоя или невестка, тоже дал бы им умереть?

– Не твое дело, волхв, – пробурчал дружинник. – Лучше молчи, а то прибью.

Замолчал Буров, да и говорить дальше не стоило. Пришли. Завели их в большой двор, высоким забором огороженный. Поставили на колени перед теремом высоким, богатым, со шпилем, на котором петух торчал. Вышел на высокое крыльцо архиерей, облаченный в золотые одежды, с посохом золотым, шапкой тяжелой соболиной, золотыми нитями расписанной.

– Смотри, смотри, – толкнул в бок Бажен. – Глядь, как богато живут.

– Так чего не жить богато, если всех десятиной обложили, – буркнул Тихомир. – Волхв живет с огорода своего, нельзя ему с людей брать, а этим можно, вот и живут богато. Но сказано же, что богатые душу теряют, вот он и стоит бездушный. Сам можешь глянуть. Почти ничего не осталось, одна оболочка, а то, что внутри, давно почернело от жадности и злобы. Лихие люди веру ноне новую несут. Выгодна она им. Им да князьям.

– А за то, что волхованьем занимались, смерть на костре, потому как колдовство это черное и лютое, – ударил посохом о крыльцо архиерей. – И всегда будет так!

– Думай, что говоришь, – сглотнул нервно Бажен. – Что черного в том, что дитяти помогли родиться? Совсем разум потерял в золоте своем или не имел его совсем? Дурак что ли?

– А зачем ему ум? – вздохнул Буров, с тоской глядя на небо. Умирать то кому хочется раньше времени? – Церковникам думать не надо, у них на все про все бог новый думает. Гнилая вера, куцая, не дает развития духу светлому. А вот нам думать приходится и крепко. Мир же на Земле не заканчивается, он дальше продолжается. Там много чего есть, только эти букашки думают, что они главные в большом мире, а на самом деле мертвые они и уже давно. Нет их…

– Всех сжечь!!! – завизжал архиерей, грозно топая на крыльце и молотя посохом по челяди, нечаянно приблизившейся к нему. – Пусть горят! Всех в ад!

Быстро их привязали к столбу, вкопанному посередине, видать не впервой сжигали здесь, раз все приготовлено для смерти лютой. Уже и вязанки с заранее приготовленным хворостом поволокли от ворот, и полешки от поленницы.

– Уходить пора, – вздохнул Тихомир. – Попрощаемся, братец. Встретимся теперь уже там среди звезд.

– Негоже, владыко, отправлять живого человека в огонь! – закричал кто-то из толпы. – Они же ничего дурного не сотворили, наоборот, женщину спасли, роженицу, и ребенка вытащили на свет.

– Заступаетесь? – взвизгнул архиерей, недобро щурясь на бояр. – Видать, сами к их чародейству прибегали? Бога забыли! Сами в ад хотите? А ну как щас отлучу от церкви!!! Куда пойдете? К безбожникам? К язычникам? Столбам своим рубленным языческим молиться станете?

Бояре испугались и отступили, а Бажен усмехнулся.

– Вот видишь, как их учат? Слова вольного не дают сказать. Ну да прощай, брат. Авось встретимся там наверху.

– Знаю точно, что встретимся, – ответил Буров. – Не может быть иначе.

– Прости меня брат за мысли кручинные, – вздохнул Бажен. – Да не мог иначе, уж, больно страшно, а вдруг не получится? Хоть и знаю, что случится, а все равно дрожь бьет до жути. Ты первый иди, я за тобой. Пойду по светлому следу, авось не заплутаемся.

– Авось, – Тихомир закрыл глаза, готовясь. – Не бойся. Смерть не страшна, жизнь гораздо боле люта.

Огонь уже разгорался. Ярко горел хворост, весело потрескивая сучьями, обильно политый маслом. А наверху их ждало небо голубое, стылое, с солнышком как раз посередке.

– Иду! – Буров ушел в себя, проверил, готов ли? Выдохнул облегченно. Сможет, сила есть. – Прими нас небо! Жизнь моя, прощай…

И вспыхнул ярко огонь, и тут же взметнулся вверх сноп брызнувших искр прямо в небо, а вместе с ним и Тихомир поднялся. Высоко искры вспорхнули, сажен на пятнадцать, и опали. А затем и второй сноп искр в небо пошел, Бажен поднялся.

– Чудо божественное явилось! – молвил один из бояр. – Смотрите, волхвы сами в небо ушли, как Христос видать, святыми были!

– Молчи, дурень, – буркнул второй. – Гляди, как церковник на нас косится, надулся, красный весь от злости. Как бы самим на костер не попасть, только мы не вохвы, нам на небо не уйти…

Вечером архиерей сам своим посохом пепел ворошил, искал кости волхвов. Не нашел. Сердился очень. Заставил тех, кто хворост принес, батогами бить. Потом приказал обо всем, что произошло, молчать. А кто скажет, грозился от церкви отлучить. Никто ничего не сказал, хоть дивились сильно…

От своего тихого стона Буров и проснулся, больно было внутри, живот скручивало словно половую тряпку, а голову словно стягивал невидимый жгут, да и ноги словно огнем жгло. Пришлось в душ идти, холодной водой обливаться, после чуть легче стало, спокойнее. По телевизору обсуждали нападение ворон на сотрудников охранного предприятия «Витязь». В больницу попало восемь человек, четверо лишились по одному глазу, один обоих. Трое погибших. Хорошо, птицы ему помогли, иначе бы убили его вороги лютые. Вороны птицы ушлые, клюют в первую очередь в глаза, оттого их собаки боятся и кошки. А уж стая может любую живность забить, и человека тоже.

Тихомир выключил телевизор и посмотрел в окно. Вечерело. Надо было ложиться спать, чтобы завтра поутру отправиться домой. Закончено дело. Он все сделал, что хотел. Комбинат продал. Девочку с бабушкой отправил за границу. Тиха за ними присмотрит, а заодно сама отдохнет. Вот теперь еще у них денег прибавилось, смогут себе дом купить, да и все, что захотят. Обратно возвращаться им не нужно, у них и там будет все, что захотят. Так что получилось правильно, хорошо, только что-то внутри мелко так подрагивало, словно чего-то не учел. А что мог забыть? Главное, комбинат сбросил, больше смерти Насте никто желать не будет, потому что не у дел она. А вот его могут попробовать убить. Григорий наверняка обиделся на то, что он остался жив, да и его подельник Петр. Вряд ли генералы переживают, что их люди пострадали, для них это просто расходный материал, а вот то, что деньги не сумели обратно забрать, это для них обидно, для них смысл жизни в этих пустых бумажках.

Буров грустно усмехнулся. Вот родился человек, начал свою жизнь, живет долго, а потом умирает довольный, обложенный пачками специально изготовленной бумаги с водяными знаками, с перекрученной, убитой душой. Никого не любил, ни с кем не дружил, для души ничего не приобрел, наоборот все потерял. Кому нужна пачки вощеной бумаги перед смертью? Нужны друзья, любимые люди, которые проводят и глаза закроют, чтобы умирать легче было, спокойнее, приятнее, а не куча нетерпеливых родственников, которые собрались у тела, чтобы начать свои свары за деньги, как шакалы за мертвое тело. Глупость какая-то. Раньше люди дома оставляли своими руками рубленные, вещи самим сделанные, которые несли в себе отпечаток души, а теперь все машины делают, не стало в вещах тепла, да и в людях оно пропало. В оны дни мастера ценились, а сейчас воры, да мошенники – дурное время, тягостное, мертвое, и люди вокруг с мертвыми душами, живущие в последний раз. Победило зло все-таки, как ему не противились.

Буров походил по комнате, спать не хотелось, да еще в памяти осталось память от боли от того, когда жгли его тело. Он посмотрел в окно на мертвый город и снова включил телевизор.

Миловидная дикторша рассказывала о том, что умер Березовский. Покончил жизнь самоубийством. Повесился на шелковом шарфе в ванной своего особняка в городе Виндзор английского графства Беркшир недалеко от Лондона. Серый кардинал, обманувший миллионы людей. Человек, устроивший войну на Кавказе, заработавший на чужой крови миллиарды. Тот, кто обманом, чужими смертями и разрушенными судьбами целого государства сколотил свое состояние, взял да и покончил жизнь самоубийством.

Вот так и получилось, единственное, что ценил этот ужасный человек были деньги. И когда их не стало, ему оказалось незачем жить. Ну не смешно ли жить ради никчемных бумажек? И потеряв их, решить, что лучше всего умереть? При этом, умирая, разрушить душу самоубийством, окончательно лишив себя даже мизерного шанса на перерождение. Правда, у него и этого шанса не имелось, поскольку душа уже умерла. Он же всю жизнь ее убивал, предательством, подлостью, жадностью, злобой к другим.

И такие бездушные люди ныне правят этим миром, они даже не понимают, как все устроено. Даже не догадываются, да и не хотят, потому что ни к чему им это, им ближе пустота и животные инстинкты. И они ведут людей. Куда приведут, к чему? К смерти лютой без надежды, к жизни пустой без цели и смысла. К погибели всеобщей, к апокалипсису? Потому что животные убивать любят? Как случилось, что верх взяла пустая вера и пустые люди? Почему князья отказались от волхвов, которые и совет добрый давали, и людям помогали? Когда у власти волхвы были, которые смотрели в будущее, то предупреждали от глупостей, показывали правильный путь. И сильной тогда была Русь, мощной, богатой, независимой, никто не мог ее покорить. В руках рыба водилась, в лесах звери обитали, люди в города не стремились, жили вольной, спокойной жизнью. Достаток был у всех. Не было ни у кого ни зависти, ни злобы.

Но захотелось князьям большей власти, чтобы глупости свои творить и ни перед кем не отвечать за это, вот и призвали новую религию, которая и привела к тому, что видит он за окном – к пустой и бессмысленной жизни. И живут глупо и умирают в страхе люди, без веры и надежды. Исчезает понемногу мир, гибнет от своей бессмысленности, оставляя за собой вырубленные леса, испоганенные земли, на которых ничего не растет. А города заполняет множество людей, которые не понимают для чего и зачем живут. Все на смерти создано, на убиении и уничтожении, люди согнаны в мегаполисы, где плохо живут и скверно умирают. Не может это длиться вечно.

Новый мир растет на обломках, пробивая старое насквозь, хоть не дают появиться правильному, нужному, стараются убить в зародыше. Возродится Русь, новый союз выстроит, еще сильнее прежнего станет, расцветет и поднимется, в то время как другие страны будут падать и рассыпаться, потому что нет в тамошних людях веры и понимания, внутри лишь пустота и горечь.

Не понимают, что в России душа мира, от нее придет в новый мир спасение, и спаситель новый придет, о том еще Нострадамус писал и другие пророки. Не разумеют. Да и не могут понять, потому что живут одним моментом, будущего не ведают, прошлого не помнят. Без души мир тюрьма.

Нельзя Россию обижать, обратно все вернется. Она – ось мира, это еще древние волхвы говорили. Русь поднимается, и другие страны вверх растут, ей плохо, и к остальным беда приходит. Это как весы. Все уравновешивается. Развалили Союз. Радовались. Ордена друг другу на грудь вешали за победу в холодной войне. А теперь за голову хватаются, то одна проблема вылезает, то другая. А главное, смысл потерялся. Раньше он был в том, чтобы Россию свалить, поскольку жила она по другим законам. По законам волхвов. Душу развивала. Люди друг другу улыбались, любили, относились друг к другу без злобы и обмана.

Уничтожили, развалили, превратили в свое подобие… А теперь в чем главная цель? Сами свой мир разрушали, только не понимают этого. Такие правители. И во все времена такие были, только на Руси правили мудро, потому что в княжеском совете волхвы были. Ни одно решение не принимали, в будущее не заглянув. Тогда расцветала Русь. И народ жил сытно, и страна сильна была так, что боялись с ней пришлые связываться. Разрушили силу князи, чужую религию приняли, чтобы только волхвов изгнать, от власти отлучить, с той поры Русь лишь и вылезает из одной ямы, то из другой, куда правители свои да чужие загоняют, потому что не видят пути. Но вылезает и будет вылезать, потому что в России душа мира, без нее пустота и смерть всем живущим.

Он поужинал капустой и яблоком, потом снова лег спать. На этот раз обошлось без тяжелых снов, тихо спал, даже посредине ночи, когда еще до конца не проснулся, дотянулся до Англии, нашел там Настю, подкачал ей энергии через оберег, заодно проверил Тишу и Антонину Петровну, которые находились рядом. Тане послал хороший сон, а старушку немного подлечил: у нее печень разыгралась, видимо, от иноземной пищи, потом снова заснул.

Утром проснулся свежий, энергичный. Принял душ, собрал рюкзак, вышел из дома, добрался до метро и поехал на вокзал. А через пару часов уже спокойно лежал на второй полке в купе и смотрел, как мелькают пейзажи за окном.

Он спал, ел, смотрел в окно на мелькающие деревья и пожелтевшую траву, потом ложился на полку и бродил по астралу, благо, больше заняться было нечем. Смотрел, как складывалась жизнь в Лондоне и женщин. Там все было нормально. Настю устроили на курсы английского языка, чтобы подготовить к школе. Для жизни сняли небольшой дом на окраине столицы. Ходили по магазинам, одевались, знакомились с реалиями местной жизни, наслаждались свободой и тем, что дают деньги. Ждали его. На одной из долгих остановок Тихомир отправил СМСку Тише, в котором кодом написал, чтобы они легализировались и жили спокойно, опасность устранена. Через пару минут получил обратно ответ, в котором Таня спрашивала, когда он приедет? Пришлось написать, что пока не сможет, но если станет опасно, то обязательно появится. На этом переписка закончилась. Зачем ему ехать к ним? У них и без него хорошо, а жить за границей он не сможет, по-другому устроен, да и для развития души вряд ли тамошнее житье полезно. Домой, только домой, там огород, банька, ручей… тихо и хорошо…

* * *

Антон Петрович сидел в своем кабинете и думал о том, как все у него в последнее время плохо складывается. Плохо все сложилось, скверно. Сама идея была замечательной, а вот реализация как всегда подкачала. Трудно найти сейчас хороших исполнителей. Вот вроде Берсев и из конторы солидной, и мастер устранять нежелательных конкурентов, а в деле Груздева облажался по полной программе. Нет, прежнего компаньона он прикончил, тут вопросов нет, мастерски убил, ни одна собака не подкопается. И врачебное заключение имеется, что умер тот сам во сне от сердечного приступа. И никто не сомневается в том, что здоровье мэра подкачало. Да только ради чего все делалось? А для того, чтобы комбинат забрать. И как его сейчас взять? Где бумаги? Куда все пропало? Где Настя – дочка Груздева и его мать? Где находятся нужные бумаги, как их теперь найти?

И помешал-то какой-то жалкий человечишка из глуши, приехал и все испортил. И девчонку не дал убить, а теперь вообще ее куда-то увез. Да и сделал все настолько мастерски, что никто не знает, куда они подевались. Ведь и аэропорты сторожили, и вокзалы, и на дорогах посты стояли, да только напрасно все – исчезла старушка с внучкой, и странник с ними. А перед тем, как пропасть, обнаглел до того, что предложил ему, Быкову долю Груздева продать. Кому?!! Да он уже столько денег вбухал на то, чтобы все бесплатно забрать, что это предложение выглядело как издевательство, да таковым оно и было. Наглец! И куда он теперь с этими бумагами? Сам будет пользоваться? Так все равно придется идти на поклон к нему, к Антоше Быкову. Потому что никто этот комбинат покупать не станет, люди знают, кому он на самом деле принадлежит, кто на нем рулит и бабло себе делает.

Так что комбинат все равно со временем к нему перейдет. А как иначе? Страннику этому светиться с Груздевскими бумагами нельзя. А со временем найдутся копии, которые можно будет переделать, и все станет так, как нужно, и комбинат по справедливости станет принадлежать его истинному владельцу. Только вот сейчас все непонятно, зависло в невесомости, и неизвестно, что делать?

– Антон Петрович, – неожиданно послышался по селектору голос секретарши. – Тут к вам человек на прием просится.

– Что за человек? – поморщился Быков. – Чего ему надо? Я занят. Принимаю только по важным и срочным делам.

– Он говорит, что вы его примете, потому что у него для вас важное известие от какого-то странника, – секретарша вздохнула. – Я говорила ему, что вы с таким незнакомы, но он не слушает.

– Пусть зайдет! – буркнул Антон Петрович. – Сам с ним переговорю.

– Здравствуйте милейший, Антон Петрович – дверь кабинета открылась, и внутрь вошел невысокий человек в сером, неприметном костюме. – Вот именно так я вас себе и представлял – солидный, уважаемый человек, бизнесмен. А у меня для вас очень выгодное деловое предложение имеется.

– Какие дела у вас со странником? – спросил недовольно Быков, уже предчувствуя неприятное продолжение. Наверняка будет предлагать бумаги Груздева. Неужели странник их скинул, но как? Почему он об этом не знает? – Что вам нужно? Кто вы? Представьтесь…

– Вам, правда, нужно мое имя? – человек улыбнулся. – Ну, если вам так хочется его узнать, то спешу вам сообщить, что зовут меня терминатором, так и друзья называют и враги…

Быков вздрогнул. Это имя ему было знакомо. Так звали известного рейдера. Говорили, что у него схвачено все правительство до самого верха, и не только оно. И если терминатор брался за кого-то, то шансов на выживание у него не оставалось, буквально через пару месяцев предприятие меняло хозяина, причем, всегда по закону – или из-за смерти владельца, с которым обычно происходил несчастный случай, или из-за продажи какой-нибудь подставной фирме, причем за мизерные деньги.

– Вы как-то можете это доказать? – спросил Антон Петрович внезапно осипшим голосом. – Что вы тот самый терминатор?

– Конечно, могу, – терминатор открыл портфель и подал ему пачку документов. – Думаю, этого вам будет вполне достаточно.

Одного взгляда Быкову хватило, чтобы понять, что у терминатора на руках находились те документы, которые он так старался достать. Бумаги Груздева о его правах на комбинат, точнее на пятьдесят один процент. У Антона Петровича было чуть больше тридцати, остальные акции были у мелких владельцев, число их было большим, но понятно, что к управлению комбината их и близко не подпускали. У него внутри все обмерло, самый страшный вариант, о котором он даже не хотел думать, сбывался прямо на глазах. Он не хотел в это верить, не хотел и все!!!

– Вы уверены, что это подлинники, а не фальшивка? – спросил Быков. – А то бывает разное в большом бизнесе, и обманы и подмены…

– Конечно, – кивнул серьезно терминатор. – Эксперты внимательно все изучили и выдали свое заключение, вот оно.

Посетитель подал еще одну бумагу, одного взгляда на которую Антону Петровичу хватило чтобы понять, что он попал в очень неприятную ситуацию. Странника бы он кинул и убил, не задумываясь, но с терминатором следовало быть очень осторожными. Если этот знахарь из глуши передал бумаги на комбинат ему, то он уже ничего не сможет сделать. Впрочем, вряд ли тот что-либо передавал… Наверняка, странник уже лежит в сырой земле, а терминатор получил все за бесплатно, и теперь он кинет и его, Антошу Быкова, и всех акционеров. Это уже не беда, это катастрофа!!!

– Поздравляю с приобретением, – криво улыбнулся Быков. – И что вам нужно от меня?

– Поскольку вы причастны к кое-каким темным делам, в результате которых у нас оказались эти бумаги, мы решили предложить вам продать ваш пакет акций нашей фирме за четверть рыночной стоимости, – проговорил терминатор. – Поверьте, это очень хорошее предложение.

– Вы что охренели?! – спросил осипшим голосом Антон Петрович. Сейчас он как никогда вдруг понял, что испытывали те люди, которых он когда-то кидал. – Я продам свои акции только по биржевой стоимости, и то, если я решу их продать, пока у меня такого желания не имеется.

– Вы уже решили нам продать эти акции, просто еще не поняли, – мягко улыбнулся терминатор. – Нас просил странник, чтобы мы вас наказали, и, посовещавшись, мы с компаньонами решили, что для вас будет самым справедливым потерять то, ради чего все затеяли, то есть сам комбинат.

– Не на того напали! – выкрикнул Быков. – Здесь вам не Москва, здесь мы живем по закону, есть прокуратура, справедливый суд, тут вам ничего не светит…

– Неужели? – рассмеялся терминатор. – Как это мило, как приятно такое слышать… Не стоит звать черта, не успеете оглянуться, и он тут! Поверьте, не стоит правоохранительные органы упоминать, когда идут переговоры…

– Уходите немедленно, или я вызову охрану! – сказал Антон Петрович, наливаясь кровью. – А после этого многое может случиться, вдруг вы захотите оказать сопротивление или еще что-то…

– Пугаете? – покачал головой терминатор. – Ой, как нехорошо. Но если желаете, чтобы я ушел, я уйду, только предупреждаю сразу, вы делаете большую ошибку.

– Как-нибудь без вас разберусь, что и как я делаю! – фыркнул Быков, успокаиваясь. В конце концов, у него тоже есть знакомые, и здесь, действительно не Москва. Москвичей в провинции не любят, в обиду его не дадут, зря что ли он платит и прокуратуре, и полиции? – И в городе тоже не советую вам оставаться, мало ли что бывает. А что касается этих бумаг, то они являются подделкой, у нас такое никто не примет.

Терминатор уложил бумаги в портфель и зашагал к двери.

– Думаю, скоро увидимся, – улыбнулся он, закрывая дверь. – Я оставил на столе свою визитку, звоните в любое время. Кстати, вы только что сделали большую ошибку, и скоро у вас появятся большие проблемы, очень скоро.

– Как же, позвоню я тебе, – буркнул Антон Петрович, глядя на белый плотный прямоугольник, на котором было написано только: «Терминатор», и номер телефона. – Сейчас я сяду на самолет и улечу куда-нибудь в теплые края, и ищите меня. А без моей персоны ничего вам у меня не отобрать. Я вам не мальчик какой-нибудь, у меня давно все схвачено.

Он достал из кармана телефон, но неожиданно дверь кабинета распахнулась, и в нем сразу вдруг стало очень тесно от множества людей. Люди в штатском отобрали у него телефон, показали какую-то бумагу, на которой было написано – «Ордер». Быкову внезапно стало плохо, в глазах помутнело, сквозь вату в ушах он услышал.

– Господин Быков, вы обвиняетесь в убийстве господина Серегина Андрея Ивановича, а также Иванова Петра Федоровича, кроме того в мошенничестве с ценными бумагами, всего в обвинении насчитывается двадцать пунктов, полностью его вам зачитает следователь…

– Да я вас всех сгною! – выкрикнул Антон Петрович, но его никто не слушал, два неприметных человека ловко подхватили его под локотки, надели на руки наручники и повели к двери. – Я позвоню прокурору, в ФСБ!

– Не надо звонить прокурору, – усмехнулся один из людей в штатском. – Вы его скоро сами увидите, он к вам обязательно придет на допрос, и в ФСБ не надо звонить, мы уже здесь…

* * *

Его избушка стояла на том же месте, ничего не изменилось, чурбачок, которым он прикрывал дверь, не сдвинут. Чужих следов не видно. Никто не ходил на его территории, даже на огороде ничего не изменилось, хоть он и просил игумена, чтобы за ним присмотрели. Но не сделали, то ли времени не нашли, то ли саму избушку. А работы на нем много, все заросло сорняком, уже осень, пора собирать урожай. Капуста, картошка, хрен, чеснок, лук, да много чего выросло – кормилец же, все на нем растет.

Странник протопил баньку, напарился вдосталь, потом окунулся в холодный ручей, и почувствовал, как становится мягче кожа, как расслабляется тело, как приходит в себя, как напряжение последних дней уходит под воздействием пара. Жизнь снова становилась простой и понятной.

Он сходил на огород, немного пополол, набрал овощей: репы, моркови, лука, сварил из этого на летней печке овощную солянку, спокойно поел, глядя, как солнце скатывается за далекие деревья. Внутри разливалась тихая спокойная благодать, все внешнее уходило, остался только он один и звезды, смотрящие на него сверху. Заснул он сразу, и приснился ему очередной сон.

Тихомир сидел на скамейке и слушал старшего волхва, да и он сам был юн, это было видно по его худым рукам и малому росту.

– Этот мир мудрен, – молвил старый волхв. – А почему? Потому что создан богом. Спросишь, для чего? Я отвечу. Богу тоже иногда бывает скучно. Однажды он появился в пустоте и задумался над тем, как ему жить дальше. Думал, думал и решил создать себе собеседника, чтобы было с кем поговорить. Подумал и начал создавать. А как? Спросишь ты. И ответ тебе не понравится. Нельзя создать подобное богу быстро, потому что нельзя вырастить дерево из семени за один день. Всему есть время, и всему есть предел. И бог может получиться только из разумного создания, из существа, которое день за днем ищет ответы на свои вопросы, и находя их, становится постепенно мудрее. И за одну жизнь сие не получается, обычно требуется пять-шесть, иногда десяток. Все зависит от исходного материала, потому как не все одинаково разумны. А почему? – Спросишь ты. – Мы неодинаковы. Я отвечу, потому что разумные получаются из неразумного. Разум не может появиться сразу, ему нужна основа. А где ее взять? Вот и создал бог траву и деревья, а потом животных и птиц, а уж потом человека, чтобы было ему, где бродить, за кем наблюдать. И начал человек свой путь к богу. Трудный это путь, каждое перерождение это лишь маленький шажок по пути разума. Долга дорога к богу, немногие ее пройдут, а те, кто дойдут до конца, станут другими. А еще ты спросишь – почему мы такие разные? И ответ прост – потому что богу нужны собеседники, а не свое отражение. Мы вырастаем разными, потому что он так захотел, да и глупо, согласись, общаться со своим отражением, гораздо интереснее, если получается нечто другое…

– И какими мы станем в конце пути? – спросил Тихомир. – Всемогущими? Всезнающими богами? Настоящими?!!

– Если бы, – вздохнул волхв. – Огромен мир, чтобы познать его, требуется много времени, а где его взять? Боги хоть и бессмертны, но и им требуется время, чтобы осознать все. Не всемогущим станешь, но могущим. Не всезнающим станешь, но понимающим, ибо часто нужно не знание, а понимание, как все устроено. Труден путь, долог. И надо людей вести по этому пути, иначе скатятся они обратно в свое звериное начало, потому что так легче. Умным человек становится от нужды, а разумным от великой нужды. Не происходит все само собой, дух животный сильнее человеческого. Не получается все просто, нужное приходит всегда лишь через труд. Поэтому волхв должен трудиться, питаться тем, что сам вырастил, и тем, что люди дадут за лечение. Иначе нельзя. По-иному он вернется в пустоту. Туда, где люди подобные животным грызут друг друга. Где сила важнее разума. Где нет предела зла. И придет тогда тьма, и разольется она повсюду. И новый мир начнет искать свет. А где его взять, если светлые ушли?

– Когда ушли? Куда ушли?

– Куда и ты уйдешь, когда придет время…

Буров проснулся от звука собственного голоса, то ли от стона, то ли от вопроса, заданного в пустоту. Опять странный сон о волхвах. Почему они снятся ему? Что или кто хочет ему сказать что-то?

Солнце только поднялось из-за деревьев. Тихомир вышел на крыльцо, глянул на висевший над поляной туман, зябко поежился и помчался к ручью. Вода была холоднее, чем обычно, а может он отвык. Так или иначе выскочил он из воды как ошпаренный и помчался обратно готовить себе завтрак. Понемногу тело разогрелось и стало хорошо. Он попил заваренного с вечера травяного настоя и стал думать о том, как ему жить дальше. Конец августа. Самое время заготовок, а он большую часть времени провел в городе. Придется наверстывать. А что туман, так это хорошо, грибы будут. Надо собираться. Буров натянул камуфляж, берцы, вытащил большую корзину и отправился в лес. Места ему были давно известны, деревенские сюда не ходили, поэтому все грибы были его. Он набрал сначала одну корзину, потом вторую. В основном рыжики попадались, волнушки да лисички, груздя было мало, но ему еще и не время, позднее будет, когда холодные октябрьские туманы пойдут.