Текст книги "Волхв (СИ)"

Автор книги: Атилла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Современное человечество со своей наукой, которая мало что может объяснить, совсем заигралась в своих рассуждениях, дошло даже до того, что признало появление жизни и всей вселенной случайностью. Даже муравьи догадываются, что нечто существует вне их муравейника, вне обжитых и протоптанных дорожек, и оно периодически о себе напоминает: то муравейник разрушит, то муравьев убьет. А вот люди почему-то уверены, что все происходит случайно, что они самые разумные существа во вселенной, потому и убивают друг друга, а потом остаются на Земле в виде призраков, и уже ничего не могут изменить.

Лишь после смерти многие люди понимают, что думали неправильно, да уже поздно, поезд ушел, второй раз туннель на небеса не откроется. Ни у кого нет настолько важных причин, чтобы остаться на земле. У каждого свой путь, им и надо идти. Только душу следует беречь, а она от добра расцветает, от зла погибает, так задумано и это правильно.

Он закрыл глаза и скользнул в астрал, или тонкий мир или энергетическое пространство, каких только названий люди не придумали для этого способа видения. На самом деле, это почти тоже самое, что видеть мир через инфракрасные очки. И видел он не глазами, а мозгом, получающим информацию от защитной энергетической оболочки, которую обычно называют аурой. Именно эта оболочка, поскольку сама является электромагнитным полем, реагирует своим возмущением на приходящие энергии.

Астрал – это когда земля предстает огромным желтым клубящимся туманом, над ней виднеется далекое темное небо, закрытое ионосферой, которая не пропускает многие виды энергии. Видеть в тонком мире непросто, но у каждого получается со временем, тут главное старание и желание. Огромное преимущество этого способа – свобода: можно мысленно скакнуть вперед, на любое расстояние, можно посмотреть будущее, можно взглянуть на прошлое, просто скользя по энергии, так ученые, например, видят планеты и звезды за миллиарды лет до рождения человечества через радиотелескопы.

Буров начал заниматься эстрасенсорикой еще на службе, заниматься ею не собирался, даже мыслей таких не было, но так получилось. Получил ранение в голову, а после него и открылось другое видение, произошло это – то ли оттого, что мозги хорошенько встряхнуло, то ли от ощущения смерти, которая прошла совсем рядом. Для него стало настоящим прозрением, когда он понял, что существует другой способ видения мира, и что благодаря ему, можно понять на порядок больше. После ранения со службы он не ушел, еще какое-то время добивал года до пенсии, но думал уже о другом. Продолжал жить как раньше, только внутри все больше появлялось ощущение, что прожил вроде бы много, да только вся жизнь ушла куда-то не туда и не на то. И горечь накатывала такая, что если бы мог, то застрелился бы. Это сейчас Буров понимал, что так напоминала о себе душа.

Мучило его это изрядно, пришлось всю свою жизнь пересмотреть, заново разбираться правильно ли жил, то ли делал. Но когда это прошло, он стал на мир смотреть по-другому. Все, что было важным раньше, стало пустяком, все, что раньше казалось нелепыми придумками, неожиданно приобрело смысл. Так и астрал стал для него странной реальностью, в которой отражается все происходящее в обычном мире, да и не могло быть иначе, потому что это просто иной взгляд на происходящее вокруг через другие энергии.

Он многое стал замечать и понимать, да и его жизнь изменилась, хоть внешне осталась той же. Служить после этого осознания почему-то стало легче, то ли от того, что стал он многое ощущать, и предвидеть, то ли от понимания сложности и важности жизни. Тогда его и стали называть за появившуюся в нем странность, за его предчувствия и предвидение, за способность увидеть, что их ждет впереди, странником. Очень полезное это оказалось умение. Шутка ли разведка в тонком мире! Полежал десяток минут в трансе и готово, уже можешь рассказать, кто, где залег, с каким оружием.

Вот и сейчас Тихомир мысленно скользнул по земле до монастыря, вошел через центральный вход и сразу заметил, что двери плотно закрыты, а такое бывало редко. Калитка оказалась на притворе. Остановить это его не могло, в тонком мире вся материя проницаема, ибо она есть лишь энергия. Ничто тебя не остановит потому, что и ты сам лишь энергия. Он прошел через ворота и огляделся.

Внутри за толстой каменной стеной, в будке привратника сидело три человека, никого из них Тихомир не знал. Он сразу понял, что это наемники: от них исходила опасность, а ауры были перекручены так, что тотчас становилось понятным, эти люди убивали и не раз. Практически они уже полностью уничтожили свою ауру, их перерождение уже было невозможно. Они давно потеряли самое ценное, что у них имелось – душу, но все еще жили и творили зло. Живущие в последний раз – самые страшные существа на земле.

С одной стороны это было хорошо потому что, за них спроса нет, а с другой стороны эти люди чрезвычайно опасны, они умеют убивать, им нравится это занятие, иначе не пошли бы в наемники. Буров скользнул дальше, прошелся по двору, потом двинулся туда, где густо желтело аурами. Пройдя через толстую стену, он оказался в подвале. Ауры всех находящихся тут он знал, был здесь и Артур: стоял у дверей, напряженно прислушиваясь, пытаясь услышать шум или крик, а может выстрел. Тихомир с улыбкой прошел сквозь него, погладив парня по вихрам. Тот недоуменно оглянулся, потом пожав, плечами, снова прижался ухом к толстому дверному дубовому полотну.

Бедняга парнишка исполнил то, зачем его послали, и теперь ему придется сидеть в подвале, пока все не закончится, если, конечно, наемники не захотят устроить массовый расстрел. Увы, это было вполне возможно – нет свидетелей, значит, нет и преступления. Если наемники ворвались в монастырь с оружием, взяли монахов в заложники, то это значило, что святого для них нет, и вряд ли их хоть что-то остановит. Слово «мораль» для них не существует, как и слова «бог», «душа», да и множество других, несущих главный смысл в жизни, для этих людей есть только целесообразность и приказ. Встречал он таких на службе. Пустые люди, внутри которых растет чернота, ибо черное всегда замещает светлое. Хорошо еще, что видно по повадкам, они бывшие военные, а не обычные бандиты, те вообще после себя только мертвых оставляют.

Он прошел сквозь дверь и оказался в коридоре, здесь обнаружился еще один наемник, сидящий на стуле, этот, похоже, дремал, по крайней мере, аура была у него спокойна, правда, хоть и была такой же испорченной, как у остальных.

Буров задумался. Все было как-то неправильно, словно специально сделано так, чтобы он себя показал. Сначала проверили, послали трех снайперов, убедились, что способен за себя постоять, после этого предложили задачку сложнее, при этом наемники явно являлись расходным материалом, ему словно предлагалось их убить. Кто-то стоял за этими вооруженными парнями, кто-то, кому было очень интересно узнать, что он из себя представляет. Тихомир вернулся обратно, осмотрел подвал и понял, что его затея с подземным ходом глупость, монахов как раз заперли в ту ее часть, где находился подземный ход. Если он пройдет через него, то выйти в монастырь не сможет, окажется среди монахов за запертой дверью. Можно, конечно, вывести по подземному ходу монахов из монастыря, только это ничего не даст: ни одной проблемы не решит, а только все усугубит.

Увидят наемники, что монахи исчезли, сразу насторожатся, будут наготове. Нет, точно этого делать не стоит. Да и игумена, если верить парню, ему никак не освободить, так как того держат в кабинете, в качестве заложника. А кабинет на втором этаже, точно засветишься, пока будешь подниматься по лестнице. Надо бы его проведать, посмотреть, как у него дела.

Тихомир скользнул вверх через перекрытия в кабинет настоятеля, здесь находилось пять человек. Настоятель был здесь, его аура резко выделялась среди других цветом и размером. Игумен ему нравился, он действительно верил в бога, и это помогало ему даже сейчас. Если судить по спокойной ауре, то он был абсолютно уверен в том, что все закончится хорошо.

Настоятель сидел в кресле у стены и что-то говорил. Жаль, в астрале невозможно что-то услышать. Хоть кто-то когда-то рассказывал ему, что некоторым магам удавалось и это. Итак, семь наемников: трое у ворот, трое в кабинете, и один в подвале сторожит монахов. Если верить Артуру, еще двое контролируют деревню, не позволяя никому там поднять шум или позвонить в город. Итого девять, а он один.

Из представителей власти есть только участковый, но он напуган, потому что хорошо понимает, что с пистолетом против специально обученных, хорошо вооруженных наемников ничего не сможет сделать. У него получится только красиво умереть, но на это полицейский не пойдет, в его семье трое детей, кто их будет растить и поднимать? Государство? Так ему все равно. В детский дом, конечно, детей определят, только еще ни один детдомовец не сказал, что в этом заведении ему было хорошо, а вот то, что там живется плохо, все говорят. Да и судьба у тех, кто прошел через детдом, редко счастливая, слишком много гадости им приходится пережить в раннем детстве, когда психика еще не сформирована.

Так что как спасение утопающих, дело рук самих утопающих. То есть ему спасать себя и других. А как он будет это делать, в принципе неважно. Жаль, что зверей не натравить, придется самому. Неприятно, конечно, но куда деваться?

Что ж, и такое в его жизни тоже бывало. Приходилось убивать. Только он надеялся, что все осталось в прошлом, однако, как-то вот все возвращается. Буров тяжело вздохнул и пополз к стене среди высоких лопухов и крапивы, думая о том, как он будет спасать монахов. Правда, некстати, вспомнилось другое. Как-то Тихомир в одной экзотической стране пришел к одному святому и задал простой, но очень важный для него вопрос.

Буров тогда еще мало что понимал в том, что происходит с его жизнью и им самим после ранения. Он спросил:

– Почему в этом мире так много зла, боли, несчастья?

Ответ его поразил.

– У меня тоже есть для тебя несколько вопросов, русский, – святой улыбнулся. – Ответишь на них, найдешь ответ и на свой вопрос. Скажи, если бы не было боли и страдания, чтобы произошло бы с людьми?

– Они жили бы богато и счастливо, – ответил, недоумевая, Тихомир. – Никто никого бы не обижал. Этот мир стал бы раем. Когда-то он был таким, пока не пришел в него человек и не начал убивать. В христианстве это называется грехопадением.

– Почему же сейчас люди не живут счастливо? – спросил святой. – Почему, как только людям становится хорошо, они начинают искать для себя опасные развлечения, принимают наркотики и алкоголь? Но стоит начаться плохим дням, как они снова начинают ценить любовь и дружбу, материнство и чужую жизнь?

– Я не знаю ответа, – развел руками Буров. – Если бы знал, то не пришел бы к вам со своими вопросами.

– Плохо, что ты этого не понимаешь, но я помогу тебе, – святой снова улыбнулся. – Представь на мгновение, что ты бог. Скажи, как бы ты заставил человека двигаться к нужной тебе цели?

– Нужно его заставить или поманить чем-то вкусным, – ответил Буров. – Другого способа нет: только кнут или пряник заставляет человека двигаться.

– Вот ты и ответил на свой вопрос, – святой посмотрел на небо с улыбкой, словно ожидая сверху какого-то сигнала. – Что может заставить меняться человека лучше боли и страдания? Ответ – ничего. Голодные, больные, разуверившиеся в жизни, двигаются, рассуждают, ищут ответы, думают. Они, как и ты, хотят все изменить, размышляют о том, что сделать, чтобы и им и их близким стало хорошо. А сытые и довольные лежат и ничего не делают, не заставишь их двигаться никуда. Теперь, когда ты побывал богом, ответь, можно ли обойтись без боли и страдания?

– Получается, что нет, – вздохнул Тихомир. – Только кнут заставляет двигаться людей в нужном направлении.

– Вот ты и понял, – улыбнулся отшельник. – Для всего человечества невозможна жизнь без страдания, но для одного человека это вполне реально. Начни двигаться в правильном направлении, и тебя не будут направлять болью и несчастьями. Бьют только того осла, который не хочет идти туда, куда нужно, а тому, что идет правильно, дают овес и другие лакомства. Но без страдания ты сможешь пройти только один, потому что у каждого своя дорога. Ни друга, ни любимого не проведешь по своему пути, даже если расскажешь, как все устроено. Даже если они тебя услышат и поймут, и пойдут по правильному пути, но это будет их путь, не твой. И запомни: если тебе плохо, больно и одиноко, значит, ты идешь не туда.

– А ты сам идешь правильным путем, отшельник? – спросил Буров. – Ты уверен в этом?

– Я не испытываю ни боли, ни разочарования, – ответил святой. – Я вижу свой путь и вижу, что будет в конце, меня это не расстраивает, не огорчает и не радует. Я знаю, куда иду и зачем, а ты?

– А я только начинаю искать свой путь, – ответил Тихомир, он ушел недовольный, но потом не раз возвращался в мыслях к этому разговору, и с каждым разом все больше убеждался в мудрости святого. Тот объяснил устройство мира несколькими фразами, и вся его дальнейшая жизнь только подтверждала верность этих слов.

Он в конце концов ушел от людей, и ему стали неведомы боль и одиночество. Но люди снова нашли его и принесли сюда страх и страдания. Что ж, он умеет отвечать на привнесенное зло. Ему не хочется это делать, но он сделает. Не стоит будить спящего волка, кончается это плохо. Не стоило наемникам сюда приходить и трогать тех людей, которых он уважает. За это им придется ответить…

Буров вздохнул, поднялся с колен, почистил колени, и не спеша пошел к воротам. Он принял решение и прятаться ему не было больше смысла. Прятаться сейчас лучше другим, он вышел на охоту.

Минут через пять он добрался до ворот и убедился, что калитка закрыта. Ему это показалось смешным: наемники пришли его убивать, а сами спрятались за высокими стенами и крепкими воротами, словно это он ворог, а не они.

Тихомир постучал в калитку и встал так, чтобы его не смогли застрелить через небольшое окошко.

– Кто там? – спросил грубый голос. – Чо надо? Монастырь закрыт!

– Разве вы не меня ждали? – вежливо поинтересовался Буров. – Неужели не за мной мальчика посылали? Ну, если нет, то я пошел обратно в лес, ошибка, значит…

– Стой! – калитка распахнулась, и из нее выглянул наемник, держа наготове автомат. – Руки в гору!

– Я не ношу оружие, и здесь нет гор, а если вы хотите, чтобы я их поднял, то лучше говорить – руки в небо, – Тихомир послушно поднял руки. – И прошу вас, уберите свой автомат. Не надо в меня целиться, мне страшно.

– А ху-ху не хо-хо? – поинтересовался наемник и пощелкал по гарнитуре, подавая кому-то сигнал. – В смысле – больше ничего не надо, прокладок там каких импортных или по роже прикладом? Стой так, чтобы я тебя хорошо видел. Парни, объект нарисовался.

– Так запусти внутрь и вали наглушняк! – ответил кто-то в наушник. – Дополнительные разъяснения нужны?

Буров скорее ощутил это, чем услышал, все его чувства сейчас были очень обострены. Он буквально видел какой-то своей частью, как из домика привратник выходят еще два наемника, встают у калитки и снимают свое оружие с предохранителя. В голове замелькали варианты будущего, в трех из них его убивали сразу, а в одном он получал шанс остаться в живых. Все, как всегда, вариантов много, а правильный вечно лишь один.

– Слышь, ты, малохольный, – сказал наемник, отступая назад, и забрасывая автомат на плечо. – Заходи внутрь, тебя ждут.

Оружие бандит убрал, а вот нож вытащил, Тихомир слышал, как лезвие покидает ножны. Расположились наемники грамотно, но они не могли догадываться, что он видит и ощущает каждого, а значит готов к развитию любого варианты событий. Кроме того, им было неизвестно, что он уже все просчитал, и знает, что сделать, чтобы остаться в живых. Буров рванулся вперед и, рыбкой перепрыгнув через порожек, ушел влево – туда, где стояла металлическая бочка с водой, ее тут же прошили пули, предназначавшиеся для него. Ну, а дальше начался танец, который Тихомир умел танцевать хорошо. Шаг вправо, сближение, шаг влево, отскок в сторону, уход с прицельной линии, дальше удлинить мысленно ногу наемника, отчего тот непроизвольно шатнулся, и пули, предназначенные ему, ушли к соседу, зацепив тому бок и руку. Результат: один наемник вышел из строя, и его кровь не на нем.

Тихомир мысленно показал другому наемнику, как смещается вправо, а сам отскочил влево, тот выпустил короткую очередь на упреждение предполагаемого движения и попал в другого наемника, перезаряжавшего магазин. Еще один вышел из строя, ну а с последним совсем просто, Буров сжал его сердце, вытянув мысленно руку, и он пошатнулся, Тихомир его сбил подсечкой и связал ремнем.

Он продолжал двигаться, пока наемники еще не пришли в себя. Они хоть и были ранены, но убить его все еще могли. Он отобрал у них оружие, чтобы они не могли уже никому принести вреда, а потом связал. Схватка закончилась, в результате двое были ранены, один легко, другой тяжело, но не смертельно, если ему в течении нескольких часов оказать врачебную помощь, то будет жить. Странник наклонился над ним и прижал руку наемника к ране:

– Держи так, иначе потеряешь много крови.

– Ладно, – наемники поморщился и хотел еще что-то сказать, но тут ожила гарнитура у легкораненого, лежащего в паре шагов от него.

– Что за стрельба? – рявкнул чей-то голос. – Не можете убрать тихо? Вас же трое, а он один!!!

– Мы не смогли, я и Бык ранены, а Кум обездвижен, – выкрикнул раненый наемник, прижав гарнитуру плечом, и взглянул на Бурова так, словно тот его сейчас будет убивать. – Дрын, он сейчас пойдет к вам, он забрал у нас оружие!

Тихомир усмехнулся, забрал у него гарнитуру и передатчик:

– Молодец, все сказал, как надо, мне даже добавить нечего.

– Слышь, странник, или как тебя там зовут, – ответил голос в гарнитуре. – Мы тут всех покрошим, если ты еще что-нибудь вытворишь, у нас твой настоятель с завхозом и полный подвал монахов.

Буров почесал в затылке, посмотрел в голубое небо, которому было все равно, что происходило внизу, потом проговорил в микрофон:

– Дрын, или кто там у вас за старшего, у меня есть встречное предложение, уходите из монастыря, и я вас не трону.

– Ты, похоже, странник, не понял, что мы тут банкуем, – ответил голос. – Козыри у нас, а ты всего один.

– Ты уже наверное понял, с кем имеешь дело, – спокойно ответил Буров. – Тогда должен знать, что я вас всех достану, если мне что-то не понравится. Не знаю, как у вас, а у нас была инструкция номер ноль тридцать пять «с», в которой сказано, что при захвате заложников следует стрелять на поражение, оставив невинно убиенных богу, чтобы он о них позаботился. Хорошая инструкция, верная. Как только в ход пошла, так перестали вороги заложников брать, потому что смысла в этом не стало. Так что кроши, не кроши, а приговор ты себе сейчас подписываешь. Если учесть, что у меня трое твоих бойцов, которые расскажут, где тебя искать, кто ты такой, и с кем связан, то с таким подарком я вообще могу считать операцию законченной. Заберу их, позвоню в город, сообщу о захвате заложников и уйду с твоими ребятами в лес, где ты меня не достанешь. А дальше сам знаешь, что будет происходить, приедет спецназ, и мне уже вообще ничего не придется делать. Ты уже никуда не уйдешь, а если все-таки сможешь прорваться, то тебя все равно найдут, потому что твои парни расскажут и кто ты есть и где тебя искать. Так что ты не спеши, подумай, у кого есть козыри, а у кого их нет.

– Слушай, – Дрын вздохнул. – Я же их и в самом деле покрошу!

– А я значит, автомат брошу и побегу к тебе сдаваться на твою милость, так что ли? – засмеялся Тихомир. – Это же не кино, где американские копы оружие сразу бросают, как увидят, что заложника взяли, в России мочат и заложника и того, кто его взял. Уйти, ты не уйдешь, я не дам, а спецы приедут и выкурят тебя за часик-полтора. Ты же помнишь, как в Чечне делали? Полдеревни развалили, кучу гражданских положили, а по телевизору расскажут, что боевики нейтрализованы и жертв нет.

Буров рисковал, упоминая войну, и вообще вел переговоры на грани риска, но он отслеживал мысленным взором варианты будущего, и видел, как оно менялось.

– Ты мне лапшу на уши не вешай, – фыркнул Дронов. – Как ты ОМОН вызовешь? Сотовой связи здесь сроду не видали, а провода мы срезали. Так что нет у тебя козырей, а у меня есть.

– Может слушал когда про спутниковые телефоны? – Тихомир достал из кармана телефон, который на всякий случай прихватил с собой, когда пошел сюда, понимая, что всякое может случиться, возможно, и губернатору придется звонить, и показал огромному бойцу, который сейчас ворочался, пытаясь порвать крепкий ремень, и сунул ему рацию. – Подтверди своему командиру!

– Дрын, – буркнул тот. – Есть у него телефон, сам видел, он действующий, связь есть, зарядка почти полная.

– Не понял, – командир наемников был озадачен, простая задача вдруг стала невыполнимой, а он сам внезапно оказался заперт в монастыре. Еще час назад он держал все под контролем, а теперь его самого контролируют. Ему срочно требовалось искать какое-то решение. – Слышь, странник, – проговорил после длинной паузы Дрын. – Давай так, я меняю заложников на своих бойцов и ухожу. Дашь мне полчаса форы, потом вызовешь ОМОН. А еще лучше никого не вызывай, будем считать это досадным недоразумением. Ты мне ничего не должен, я тебе. Твои монахи все живы и здоровы, а мои бойцы ранены.

– Согласен, – ответил Тихомир. – Ты мне не нужен, как и твоя команда. Уходи. Это ты за мной пришел, а не я за тобой.

– Тогда сейчас из деревни джип подъедет, – сказал командир наемников. – Не трогай его.

Буров ушел к мосту, там залег в лопухах и стал ждать, чем все закончится. Действительно на дороге из деревни появился джип, он подъехал к воротам, оттуда выскочил наемник с автоматом, мрачно огляделся и настороженно толкнул калитку, она открылась, он вошел, но тут же вышел, таща на плечах раненого.

– Эй, наемники, – проговорил Тихомир в гарнитуру. – Мы так не договаривались. Сначала выходите все за ворота, потом вытаскиваете раненых и уезжаете.

– Понял, – водитель джипа забросил раненого в багажник и сел за руль, второй сел рядом, видимо, по другому каналу обоим передали, что делать. – Жди, сейчас выйдем.

Калитка снова открылась, оттуда вышло четверо наемников, двое несли на себе раненых. Один из них остановился, посмотрел по сторонам, потом мрачно произнес в гарнитуру:

– Я тебе, странник, вот что на прощанье скажу. Меня ты переиграл, спора нет. По всему видать подготовка у тебя лучше. Но если ты думаешь, что на этом все закончилось, то ошибаешься. Все только начинается. За тебя хорошие деньги платят, значит, другие придут и твою жизнь возьмут. А может, и я сам приду поквитаться. Так что до встречи.

– До встречи! – ответил Тихомир. – Мне твоя жизнь не нужна, но если придешь за моей, то свою здесь оставишь. Кстати, место здесь хорошее для смерти, тихое, спокойное, а монахи тебя и твоих людей похоронят и отпоют.

– Договорились, – Дрын вздохнул и посмотрел прямо в те кусты, где он лежал. – Жди меня, странник, все только начинается.

Он сел в машину, та покатила в сторону деревни. Проводив ее взглядом, Буров вошел в монастырь. Сначала спустился в подвал и выпустил монахов. Первым выскочил Артур и восторженно бросился ему на шею, что для Тихомира оказалось полной неожиданностью.

– Дяденька Тихомир! – Артур отошел на шаг назад и низко поклонился, видимо вспомнив, что он все-таки монах, а для них так выражать радость не принято. – Я всем говорил, что вы придете и нас спасете, а братья не верили. А вы и вправду пришли и всех освободили. Я знал, что вас ни одна пуля не возьмет, вы же святой.

– Это большое преувеличение, – покачал головой Буров. – Любого можно убить, бессмертных людей на этой земле нет. Просто сегодня мне повезло, а что завтра будет – посмотрим. Располагайтесь, вы свободны, а я за игуменом.

Он побежал по лестницам вверх, настоятель уже сидел в своем любимом кресле за столом и пил любимый кагор, жестом пригласив Тихомира садиться. Тот сел, но отказался от предложенного вина.

– А мне нужно после таких стрессов, тяжело сердцу, – пожаловался игумен. – Я хоть и понимаю, что сам призвал эту беду, когда послал тебя в город, но все равно мне кажется, что в тебе причина всего произошедшего.

– Может быть и так, – легко согласился Буров. – Раз вы так считаете, то я тогда пойду, не буду вас беспокоить, отдыхайте, приходите в себя.

– Нам что, теперь за закрытыми воротами жить или охрану нанимать? – спросил настоятель, когда Тихомир уже дошел до двери. – Что делать, скажи?

– Ничего не надо, – ответил Буров. – Охрана не поможет, если бог не помог. Закрытые ворота тоже не панацея, пройдут и через них. Так что ничего не делайте, молитесь и верьте.

– Так и поступим, станем жить дальше, словно ничего не произошло, все равно ничего другого нам не остается, – игумен вздохнул. – Будем молиться и верить. А насчет того, что бог не помог, ты не прав, никто из нас не пострадал, а могли бы, выходит, защитил он нас, пусть через тебя, но защитил.

– Значит, и дальше поможет, – Тихомир открыл дверь. – Милость его велика.

– И еще… – проговорил настоятель. – Прошу тебя именем Христа, не приходи пока в монастырь.

– Почему? – Буров повернулся к нему. Он уже знал, что ему скажут, горечь понемногу заполняла его сердце. – Разве я не спас вас от беды?

– Спас, тут к тебе претензий нет, – игумен налил еще кагора в рюмку и выпил залпом. Лицо его скривилось от горечи и страдания. – Но пойми и ты нас, эти люди приходили, чтобы убить тебя. Я понимаю, беда идет за тобой из города, куда сам послал тебя, но мы, мирные люди, молимся богу, мы не умеем и не хотим воевать, а эти люди не успокоятся. Они снова придут тебя убивать, и тогда могут пострадать мои братья по вере. Извини меня, но я отвечаю за этот монастырь, и за всех, кто в нем живет. Это наш дом, другого у нас нет, нам некуда идти, мы умрем здесь, но хотелось бы, чтобы это произошло не завтра и не на следующей неделе, а тогда, когда придет нужное время для каждого…

– Вас понял, – Тихомир коротко кивнул. – Не приду, пока не призовете.

– Если будет нужда в тебе, я пришлю Артура… – игумен тяжело вздохнул, повернулся к иконе и осенил себя крестом. – Прости меня господи за то, что я творю, но нет у меня другого выхода, как отказать этому божьему человеку, помоги ты ему, а я не могу, слишком слаб духом и телом. Так тяжела эта ноша. Так трудно нести ее. Не виноват он, я сам послал его в гнездо разврата, и теперь беда идет за ним…

Буров спустился по лестнице, слушая тихое бормотанье молящегося настоятеля, пересек двор, прошел мимо избушки привратника, где уже сидел монах. Тот встал, открыл ему калитку и перекрестил в спину:

– Иди, божий человек, тяжела твоя доля, да ничего не поделаешь, не нами путь выбирается, а богом.

– Тут ты ошибаешься, монах, не богом путь выбирается, а каждым из нас, он только предлагает варианты, – Буров грустно усмехнулся. – И мы идем туда, куда нас тянут наши желания и помыслы.

До своей избушки он добрался за час, пошел в баню, где еще оставалась теплая вода, помылся, вернулся в дом. Потом пришлось идти за овощами на огород, затем тушить их на маленькой печке, на летней кухне. Он поел, думая о том, что сегодня произошло. Ему горестно было сознавать, что монастырь от него отказался, но понять монахов можно, он действительно привел за собой беду, да и перепугались они сильно, никогда, наверное, до этого не ощущали себя так близко к смерти.

И, в общем, неважно, просто никто не ожидал таких последствий, даже он сам, а ведь мог бы заглянуть чуть дальше, и тогда бы увидел. Правда, это мало что изменило. Ну, узнал бы он, что его ждет беда и что? Отказался бы? Но тогда он точно также стал бы нежеланным гостем в монастыре. В итоге результат оказался бы почти тем же или еще хуже. Могли бы наемники кого-нибудь и убить с расстройства, что он к ним не пришел.

А он им должен. Они же кормили его, лечили, выхаживали, когда он однажды ввалился им весь в крови с пистолетом в руке. Не донесли властям, не выдали. Вылечили, помогли, кормили почти год, пока он не нашел себе пещеру. И все без слова упрека, по доброте. Все это было, а долг платежом красен. Вот он его и выплатил: отныне он им ничего не должен, а монахи не должны ему. Из неприятностей ему выбираться дальше самому, так мир устроен. Каждый в нем получает свое: воин битву, крестьянин поле, монах божью обитель…

Он еще немного повздыхал и отправился спать. Слишком много он потратил сегодня энергии физической и духовной, и ему требовалось восстановление, а сон лучшее лекарство от усталости. Заснул он сразу, и снова приснился ему странный сон.

Он стоял в огромном зале, завешенном дорогими гобеленами, вручную вышитыми рабынями, рядом с ним стоят два его старых друга. Они вместе прошли долгий путь от Руси до Иерусалима, далекого восточного города, куда повела их весть. Пыль на лаптях и онучах, усталость во всех членах, тела похудели, остались от прежнего облика кожа да кости, лишь глаза горят по-прежнему ясно и спокойно. Они должны были проделать этот путь. Не было иного выхода. Как в будущее не смотрели лучшие из них, но все видели одно: если не придут и не помогут, не появится новый спаситель. Будет спасать он этот мир не страхом и болью, а добротой, смирением и благородством души. Не появится он, и мир пойдет по другому пути. По скверной дороге, полной боли и страданий. Но главное, что двинется мир по нему без надежды, а без нее тягостен путь.

Спаситель принесет людям новое слово, и оно будет согревать людские сердца. Он расскажет, как важна любовь, покажет правильный путь, и все изменится. Увы, не на Русской земле спаситель родился, а далеко, за морями, за долами, за чужими странами. Долго думали, решали, но ничего не придумали, как идти помогать. Нельзя оставлять мир без поводыря, не туда пойдет. Жаль только, что виден новый путь не всем, а только светлым. Но так мир создан. Всегда есть те, кто ведут, и те, кто пытаются сбить с истинного пути. Дурные овцы.

Собрались волхвы, долго говорили, думу думали, а потом выбрали троих, самых молодых, кому по силам далекое странствие. Избирали долго, смотрели в будущее, искали нужные варианты. Нашли. А его, Тихомира, поставили старшим над двумя другими молодыми волхвами, добавили ноши, и итак нелегкой. Теперь, если у него что-то не получится, ответственность за будущее мира будет на нем. Тяжело доверие старших волхвов, но он ее принял с пониманием. Кто-то же должен, почему не он? Разве не тому учился, не к тому готовился?