Текст книги "Постскриптум (СИ)"
Автор книги: Anzholik
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)
Укладывает на спину. Не спешит что-либо предпринимать, просто устраивается в колыбели моих ног. Медленно вжимаясь пахом, ничего не скрывая. Нависает сверху, прожигая взглядом. В полумраке освещенной лишь уличным фонарем и циферблатом в комнате кажется настоящим чертовым демоном из тайных фантазий.
Одними лишь губами, как-то вымученно нежно ведет по линии подбородка. К шее. А дыхание спокойное, хоть и громкое. Укладывает мои руки над головой. То ли подозревая, что я вскоре начну сопротивляться, то ли хочет моего безучастия. Скучал? Изголодался? Или просто балуется и зомбирует меня? Играет… Он умеет. Всегда умел.
Накрывает ртом грудь, целуя через ткань. Щекотно и возбуждающе. Маленькими уколами по всему телу, импульсами. А когда начинает безумно медленно вести обеими руками по внутренней стороне бедра к лодыжкам, мне становится дурно. И не дрожать не выходит. Только смотреть, как соскальзывает хлопок с моего тела. И я наполовину голая лежу в начинающемся экстазе.
– Помоги себе сама, – лизнув мне губы, просит, – давай же, – змей искуситель. Не меньше. Берет мою руку, переплетая пальцы, спускает по телу к нашей точке соприкосновения, где его штаны уже со следами влаги с моего тела. И боже, я делала это сотню раз, но не так.
Управляет моей рукой. Заставляя кружить пальцами по взбухшему клитору, но глаз не отводит. Взглядом держит как в оковах. Когда начинаю чуток прогибаться от силы ощущений, закрывает мне рот, целуя. И все так медлительно и невыносимо. Я будто в вязком сиропе утопаю. Слыша словно со стороны свое дыхание, что вырывается едва слышными вздохами.
Слабо контролирую себя. Точнее. Вообще не контролирую. Женат? Наплевать. Важны лишь глаза, смотрящие, как два уголька из самой преисподней, и губы дающие кислород, когда легкие сводит спазмом от возбуждения. Крышесносного и такого порочного.
Приспускает штаны, не делая вообще ничего, просто нависая надо мной и наблюдая. Разве что срываясь на поцелуи, и те сдержанные, хоть и сладкие.
Ласкаю себя, а влаги так много, в тишине комнаты слышны характерные звуки, нам обоим слышны. Задеваю пальцами его член, уже не скованный одеждой. Мимолетно, и меня прошивает насквозь от этого ощущения. Цепляюсь второй рукой за него, впиваюсь пальцами в Лешину задницу, склоняя его чуток ближе, и мягко скольжу киской по влажной головке. И мне так хочется стонать. И плакать, потому что я настолько сильно хочу его сейчас, что страшно. Совершенно точно неуверенная, что накал между нами был когда-либо сильнее, чем сейчас.
Увлекаюсь, медленно двигаясь, понимая, что ему едва ли легче, чем мне. Но без проникновения ведь не измена?
– Не останавливайся. – Легкая боль, когда он кусает мою нижнюю губу. – Перестань думать и не смей останавливаться, – утробно, приглушенно и так интимно шепчет. Входит в меня, заполняя собой. Ловит ртом мой тихий всхлип. – Я не буду тебя трахать, просто хочу почувствовать, как ты кончишь.
Пытаюсь слезть с него. Отодвигаюсь, напрягая бедра, но ощущения космические, это медленное скольжение по твердокаменному стояку убивает. Вот уже совсем чуть-чуть осталось, одна лишь головка внутри, но вместо последнего рывка с тихим стоном ровно в губы напротив насаживаюсь обратно. В том же сводящем с ума темпе. Долгие несколько секунд и до упора. Рвано рукой, тормозя себя, больше всего сейчас желая максимально продлить момент.
Кончиками пальцев по его напряженной спине. По мышцам, что бугрятся под кожей. Круговое движение бедрами, не слезая с члена. Господи, я завтра трижды пожалею, но сейчас все не важно. И я почти готова умолять его начать двигаться, а не нависать скалой надо мной. Просить, потому как жестких напористых толчков так не хватает. Мне мало. Чудовищно мало. Балансировать в предоргазменном состоянии. Сжимать его внутри и скользить. Нагло, будто издеваясь, двигать бедрами. Умирая от наслаждения в этом недосексе, где сама себя трахаю, пользуясь Лешиным телом.
Я от силы десяток раз насадилась на него, но этого достаточно, чтобы запрокинуть голову в немом крике. Вдавить его в себя, оплести ногами и кончить. Оглушительно. До черных точек перед глазами и писком в ушах на пару секунд. Пульсировать всем телом, забываться и, впившись в его плечи ногтями, с силой проводить по лопаткам.
Оглохнуть от тихого хрипа с мужских губ. Самой поцеловать и задрожать, кажется, даже душой, когда его сперма ударяет внутри меня. Это непозволительно. Слишком. Запрещено… Боже, мы оба сгорим в аду за подобное. Но передать словами всю силу испытанного я не могу. Совершенно. Просто, черт возьми, идеально.
– Что ты наделал? – облизывая его губы и подбородок, шепчу. – Что же ты наделал? – надрывно, с неработающими мозгами и телом, все еще охваченным спазмом.
– Просто прекрати думать. – Запомнить этот взгляд, будто у сумасшедшего, и после вспоминать в минуты одиночества. Впитать запах горячей кожи, в которую уткнувшись носом, пытаюсь дышать. Захлебываясь таким странным и запретным чувством. Не хочу его любить. Не хочу, но… У тех, кто сверху, явно другие планы.
– Тебе лучше выйти и уйти, – с сомнением. Диаметрально противоположно мыслям. С пьяным отъехавшим взглядом.
– Выйти из тебя и уйти домой? Или спать к сыну? Или из вашей жизни? – «О» – обреченность, вот что сейчас плещется на дне карих глаз. И спасибо фонарному столбу, я это вижу. И отпускать не хочу. Но удерживать права не имею. Он, мать вашу, женат. Не мой. И не будет моим. И это болезненно и горько. Самую малость. Все притупилось с наступлением оргазма. Стерлось.
– Как тебе будет угодно, – на грани равнодушия и немой мольбы не уходить. Все на грани сегодня. День омерзителен и прекрасен в своем извращенном уродстве.
Поправляет штаны. Помогает одеться мне. И ровно как в самом начале крепко прижимает к груди. Глупый. Такой же неправильный и долбанутый, как и я. Испортили друг друга, исковеркали реальность собственными руками. Два идиота, не знающих, чего толком хотят от жизни, когда порознь. А вместе… та еще каторга. Слишком разные, чтобы сосуществовать без проблем. Слишком. Чтобы суметь избежать сопутствующего дерьма.
– Это измена, Леш.
– Тебя что, больше всего задевает то, что я изменил ей с тобой, или то, что изменяю тебе с ней?
– Она твоя жена, Алексеев. Не я. Ты все перепутал. Намеренно или нет, но ты словно поменял нас местами сегодня. Но я – не она. Пусть и с той же фамилией. – Поглаживать мужскую руку на собственном животе и говорить о его жене – полнейший пиздец.
– Если бы ты не убежала от меня, все было бы иначе.
– Если бы я не ушла тогда, то рано или поздно нас бы не стало. Ребенок – пластырь, способный удержать людей рядом какое-то время, но он не суперклей, он не способен залатать трещины в отношениях, а их было чертовски много. Тебе нужно отпустить меня.
– Я не хотел тебя отпускать тогда. Но я был обижен твоим рвением оказаться от меня подальше. Ты так отчаянно искала предлог закончить все, что мы выстроили, пусть и местами неправильно и поспешно. Но… Лина, у нас могло быть все. А ты спасовала.
– Но отпустил.
– Иначе мы бы возненавидели друг друга. Ты меня за то, что удерживаю рядом, а я тебя за то, что пытаешься вырваться на волю. – Не с чем спорить. Аргументированно и по делу. Ведь так и было. Только прошло шесть лет. Две невинные жизни появились за это время. Двое детей, в которых кровь одного мужчины, но двух разных матерей. Это то, что никак не исправить. – Спи, вынести нам обоим мозг всегда успеешь, сейчас же просто дай себе отдохнуть. Я утром отвезу ребенка в сад, не буду тебя будить. – Куда-то в область шеи.
И я отказываюсь думать. И правда, успею. А в данный момент мне тепло и кайфово.
Реклама, господа. Продолжение следует.
Глава 9
В этом году народ не слишком балуется большими тортами. Все чаще поступают заказы на мелкие лакомства, которые требуют примерно столько же времени, зато денег приносят меньше. Кризис, мать его. И в стране, и в моем доме, да и в душе, что уж скрывать.
Думаю, не удивлю, если скажу, что все несколько изменилось после той ночи. Смотреть на бывшего мужа стало… некомфортно. Понимание, что он по-прежнему мне не безразличен и даже более того, убивает с каждым днем все сильнее. Выкорчевать изнутри растущие эмоции и чувства мне не под силу. Или я слишком устала, или попросту подсознательно этого не хочу. Сложно сказать.
Илья теперь получает каждый день перед сном звонок от отца. Они желают друг другу приятных снов и строят планы на последующие дни. Без моего участия или согласия. Это странно, но с другой стороны, то, что наше общение сократилось до минимума, немного облегчает мне существование. Но ключевое слово – «немного». Я скучаю. По рукам. По взглядам. По запаху. Скучаю по Леше. Запретно скучаю. Стыдливо. Мельком поглядывая на его общение с нашим сыном. Впитывая каждое его прощание или приветствие. И курю все чаще.
Кажется, ну прошло около двух недель. Ну подумаешь тогда пошалили малость… Тоже мне бурные страсти: недотрах на кухонном полу и взаимные обвинения. Только вот ощущения все еще живы. И вероятно, именно поэтому, когда подняв трубку на незнакомый номер, я слышу женский голос, наэлектризовавший меня от макушки до пяток, я чувствую сокрушительный прилив вины.
Лёля, Лёля, Лёлечка. Алексеева Ольга, черт его знает, с каким отчеством, начинает с места в карьер. Не раскачиваясь, без излишней плавности просто выливает на меня многотонную правду нашей долбаной жизни.
– Я все знаю, Ангелина. Остается только догадываться, каким образом вы собирались это скрыть. Но я все поняла с первой же минуты, как его увидела. – Долгая молчаливая пауза. Она прекрасно понимает, что сказать мне ей нечего. Ровным счетом, как и то, что извинений точно не услышит. – У Леши есть одна потрясающая особенность, за всю свою жизнь ни разу не встречала кого-то отдаленно на него похожего. Именно в этом. Он разговаривает взглядом. Или же выстраивает такую непробиваемую стену, которая упадет только посредством огромной силы эмоций. И вот… когда он пришел домой – стена упала. – Слышу тихое шуршание и детское бормотание на тарабарском, как я называю язык крохотных малышей.
– Тоска в его взгляде, задумчивость и закрытые глаза во время нашего, хочу заметить, регулярного секса – равносильны признанию. Я не знаю, чего ты добиваешься. Но что бы ты ни делала, просто прекрати.
Слышу, как пульс бьется в висках. Картинки благодаря отличному воображению всплывают и затапливают. Мне дурно. Нет, я знала, что он не монах. Да и с чего вдруг ему не выполнять супружеский долг, особенно когда хочется… Но, бля, это больно. Слушать ее уверенный голос с легким оттенком эмоций. Убийственно. И чертовски сложно описать, какая воронка сейчас закручивается у меня внутри. Однако, прилипнув ухом, я ловлю каждое слово. Зачем?..
– Когда-то давно, уже едва ли не полжизни прошло, ты бросила его. Удивительного мужика, непохожего и пусть неидеального, но, Лина, разве ты встречала лучше? Я нет. И я не отдам его добровольно. Захочет уйти – отпущу. Ветер не удержишь в руках, как ни пытайся, а сквозь пальцы он ускользнет. Да и насильно мил… Ты сама все знаешь. – Выдох. Она явно устала и сильно. – Но благословить и отправить к тебе? Нет. Абсолютно точно нет. Я собирала его по кускам после твоей выходки. Когда он напивался, гипнотизируя штамп о расторжении брака. Ему было так больно от твоего предательства. И выглядел настолько разочарованно… – Замолкает. То ли вспоминает. То ли хочет еще большего драматизма. – Я держала его руку, когда он рассказывал, что встретил сына. – Решила не развивать тему? Не захотела, чтобы я узнала подробности его состояния после нашего развода? Умно. – Я пришла на твой маленький семейный банкет, где было тошнотворно, начиная с тебя и заканчивая всем остальным. Господи, да мне хотелось искупать тебя в торте, который был шикарнее, чем на нашей с Лешей свадьбе. Но я и пришла, и вела себя достойно исключительно ради него. И мне пришлось наблюдать за его мучениями. За тем, как его рвет на части, и он хочет везде успеть и никого не обидеть, а по итогу делает хуже себе. Только себе. Распыляется… А зря.
Сглатываю. Вроде не мышь серая, чтобы вот так под веником сидеть. Но открыть рот и спорить? Ее слова разумны от начала и до чертова конца. Никогда не разговаривала с ней дольше двух минут, но не признать ее ум, гордость и самодостаточность невозможно. Оля сильная, едва ли не сильнее меня. И кажется мне какой-то альтернативной версией Леши, просто в женском теле, и, слушая ее, совсем не удивительна мысль о том, что неспроста они настолько давно и близко общаются… До женитьбы дообщались. И это не кажется чем-то странным. Как и то, что вряд ли там царит идеальная любовь и мексиканская страсть. Их семья держится на общих взглядах и комфорте. Как просто и жестоко.
– Илья заслуживает отца рядом. Каждый ребенок заслуживает двух полноценных родителей. И я никогда не стану на пути его единения с сыном. Только вот укладывать собственного мужа в твою постель или же закрывать на это глаза я точно не буду. Более того, я обращаюсь к тебе, как к женщине. Неужели тебе нужен мужчина, который готов изменить жене? Ты думаешь, что если ты пригреешь его у себя между ног, то не найдется после тебя еще одной, а потом еще и еще? Это его испортит раз и навсегда. Подобное запускает цепную реакцию. Так уж мужики устроены. И потому чаще всего щекотливые, назовем их так, вопросы решают их жены, матери, сестры… Женщины решают эти вопросы. А все потому, что мужчины по природе своей не настроены на моногамию. В вечном поиске приключений и ощущений. Я вообще порой задумываюсь, а умеют ли они любить? – Пауза. Снова. А по ощущениям кто-то сидит напротив и ведет чем-то острым по стеклу. Зубы сводит. – Молчишь. Не ожидала. Думала, что как минимум или пошлешь меня на три веселые, или же бросишь трубку.
– Смысл? – выходит хрипло. Даже слишком. Смотрю в одну точку, сфокусировалась и до рези в глазах, пока слезиться не начинают, только тогда моргаю. – Не согласиться сложно. Спорить? Нам не по пятнадцать и делить мужчину, пытаясь доказать свое красноречие и показать насколько подвешен язык, – глупо. Да и что тут делить? Он твой муж, Оля. Твой. Пусть у нас и одинаковые фамилии, но как ты и сказала, я сама от него ушла. Все просто.
– Ушла. Многие уходят, а потом годами рыдают в подушку, потому что дуры. А в твоем случае есть ребенок от него. Так что скажи мне, не скрывая и не увиливая, у вас был секс?
– Нет, – слышу со стороны свой голос. И ни единого мускула не дернулось. Секса ведь не было? Думаю, что то баловство на полу и еще один инцидент вряд ли потянут на ночь любви.
– Но что-то же было?
– Что-то было. – Пожимаю плечами, знаю, что она не видит. Но выходит само собой. – Если ужимки, как у школьников, можно считать чем-то. Чего ты от меня хочешь, Ольга? Закрывать перед его носом дверь я, разумеется, не стану. Причина тебе известна. Повисну ли я сама на его шее? Стопроцентно нет. – Хмыкает довольно громко. Пытаюсь представить ее выражение лица, но приходит все какое-то нагло-противное или, наоборот, отчаянно-дерзкое.
– Думаю, мы поняли друг друга. Всего доброго, Лина. Всего доброго.
После разговора остается осадок. И я начинаю чувствовать легкий укол совести за свою ложь. Ведь вряд ли произошедшее между мной и Лешей можно назвать просто «ужимками». Градус накала, что был той ночью… сравним разве что с пожаром. А еще он в меня кончил, и нам обоим это понравилось. Мягко говоря. Потому стопроцентная измена. Некрасивая и бессовестная. Жалею ли я? Не могу однозначно ответить. Но мне неспокойно, а что это значит, сказать сложно.
И вообще день сегодня придурошный. Большой торт на целых три килограмма с кучей вылепленных фигурок и прочего оказался никому не нужен. Заказчик, нагло позвонив, отказался, ничем свой поступок не аргументируя. Теперь я стою и смотрю на это кулинарное чудо и думаю: пустить в стенку или кровожадно покромсать? Виновника уже занесла в черный список во избежание повторения. Все же ресурсы стоят денег.
Беру большую ложку и с торжествующей, полубезумной улыбкой всаживаю ее ровно в центр торта. Выковыриваю кусок и набиваю им рот. Вкусно. Шоколадный бисквит со сметанным кремом и кусочками всякой всячины типа воздушного риса и орехов. И вот я в одиночестве на маленькой кухоньке – сижу и жру. Внаглую. Насрать на лишние килограммы. На звонок жены мужчины, который разве что голыми руками мне грудную клетку не вскрывает. На все глубоко и откровенно насрать. Есть только я, торт и моя затяжная депрессия.
От сладкой смерти меня спасает звонок в дверь. Кого может принести в час дня – вопрос интересный. Так как не жду я совершенно точно НИКОГО.
Открыв дверь, хмыкаю под нос. На пороге стоит Кирилл. В руке несчастный белоснежный цветок лилии с оторванным стеблем, разве что ножка в пару сантиметров и та зажата мужскими пальцами. Глаза как у нашкодившего котенка и длинные ресницы, как опахала, вверх-вниз, вверх-вниз.
– Мир? – протягивает вторую руку, прячет за цветком улыбку. А мне что ответить? Развивать конфликт не имеет смысла. Вокруг и так довольно много концентрированного дерьма творится… Поддержка, даже вот такая кривая и клоунская, не помешает.
Закатив глаза, разве что не до затылка, шлепаю на кухню.
– Торт будешь?
– Твой? Конечно буду. Опять отказ? – усаживается и выхватывает ложку из моих рук, точно так же, как я, по-живодерски засовывая ложку в середину выпечки.
– Ага.
– Аргумент? – с набитым ртом спрашивает.
– Отсутствует, – фыркаю, цепляю из его рук ложку и отправляю порцию в рот.
– Ублюдки, – справедливо отмечает мой гость. – Чаю-то нальешь?
Теперь уже не в одиночестве, сидим в два рыла жрем. И тут он начинает истерить. Будто обкурился или принял, что более забористое. Ржет до слез из глаз, а я непонимающе работаю челюстью.
– Что? – махнув ложкой и чуть двинув головой, спрашиваю. – У тебя передоз сахара в крови, или ты просто дебил?
– Слушай, а на хрена ты всем бедным фигуркам головы пооткусывала, или это твоя садистская задумка? – Еле разбираю слова сквозь хохот. Крутит в руке в прошлом премилого мишку, только теперь безголового. – Ой, бля, мама, роди меня заново. – Берет теперь уже тельце в платьишке. – Ты сломала меня на сегодня. Увозите.
– Придурок, – тихо посмеиваюсь. Заразившись каким-то идиотизмом, но тем не менее. – Я просто психанула.
– И откусила всем на хер головы, мило. – Вот и как он умудряется жрать и ржать одновременно? Не удавившись к чертовой матери. – Я теперь тебя боюсь бесить. Самка богомола, мать твою, – градус веселья явно не собирается снижаться. – Откуда столько кровожадности, женщина?
– От верблюда по имени Алексеева Ольга.
– О как. А эта окаянная тут при чем? – потихоньку начинает успокаиваться. – Каким ветром ее к тебе надуло или тебя к ней, бог вас баб разберешь.
– Она мне позвонила.
– А я уж думал: мокрые маечки, тонна грязи и файт!
– Да нет, все куда прозаичнее, – отпиваю горячего чая, откинувшись в кресле. Чувствую, что в ближайшие лет сто я не буду есть сладкого. – Она решила просветить меня о самой сути мужской убогой души. Вы, Кирилл, понимаете ли, по природе своей поголовно все полигамные сволочи и, лишь благодаря существованию мудрых баб, не скатываетесь в самые низы. Мы – ваш якорь в жестоком, диктуемом кем-то-там свыше мире моногамии.
– Ты бредишь или что-то в торт добавила?
– И мужик всегда будет пытаться изменить даже трижды любимой женщине, потому что такой уж он по факту рождения с членом между ног. И именно поэтому подобные вопросы решаются между женами и любовницами или матерями, или сестрами, или бог его знает кем, главное, чтобы вагина между ног имелась. Ибо она, собственно, является у нас показателем данного природой здравомыслия, – утрирую как боженька. Но настроение настолько смешанное и странное, что мне даже нравится моя пламенная, полубезумная речь. Кир же замолкает. Медленно попивает горячую жидкость и моргает в мою сторону. Умный мальчик. – А еще мужа она мне не отдаст, собственными руками ко мне между ног укладывать не будет и вообще мать семейства, потому решила, что имеет право толкать вот такие нравоучительные, заумные речи и указывать. Как-то так.
– Я, конечно, сейчас херню скажу, но если она решилась на такой шаг, то запахло жареным, и не ты виновата, а Леха. Значит, он косякнул, иначе как бы она что-то узнала или поняла. Я даже не буду спрашивать, что у вас было или чего не было. Тупо не хочу знать. – Закрывает рукой глаза и, раздвинув пальцы, смотрит в щель.
– А ничего криминального и не было. Она, видите ли, у нас дар рентгеновского зрения имеет и все видит, едва ты на порог ступаешь. Этакий сканер на двух толстых, как сардельки, ногах.
– Ауч, – опять ржет. Теперь и я с ним вместе. Обстановка максимально разряжена, и мне становится как-то до ненормального, но уютно.
– Кир, а за что ты меня любишь? – день неуместных вопросов и попыток влезть в душу объявляется открытым. Глаза у бедолаги после моих слов увеличиваются чуть ли не вдвое. Эта тема у нас считается запретной. Он как-то давно пытался завести шарманку, но я быстро осекла, и попыток больше не было.
– Потянуло на лирику, или ты себя всемогущей ощутила по факту рождения с вагиной? – нервно как-то улыбается. Но взгляд серьезный, словно он сейчас будет жизненно важные вещи говорить. А я жду. Молчу. Мне и правда интересно, какой он видит меня и что он видит ВО мне. – Знаешь, вокруг так много девушек. Если присматриваться, большая часть симпатичная или даже красивая. Каждая по-своему. Но когда начинаешь копать чуток глубже, чем внешность, оказывается, что там заебов и заморочек долбаная куча. Они выстраивают вокруг себя стену. И пытаются вечно из себя что-то строить. Придумывают образ и кучу рамок, чтобы не дай бог не ступить за них, иначе иллюзия будет разрушена. У всех какие-то чертовы роли, будто просто отпустить себя и жить – что-то запретное, дорогое и непозволительное. Я встретил однажды удивительную девочку. Молоденькая и неиспорченная. Только глупая до одурения и наивная. Возможно, будь в ее голове побольше мозга, я бы женился. Вот в чем проблема, понимаешь? Они или фальшивые все, или тупые. Ты или живешь с иллюзией, а в один прекрасный миг видишь, как та рассеивается, и после следует развод. Или же живешь с тупой и рано или поздно устаешь думать за двоих. – Вслушиваюсь. Вероятно, впервые относясь к каждому слову этого человека всерьез. – А ты другая. Ты настоящая. Косячишь, злишься, бросаешь на полпути. Грызешь себя чувством вины, рвешь вперед, снова ошибаешься. Но ты ничего из себя не пытаешься строить. Ты живешь. И это чертовски подкупает. Не идеальная. Но настоящая. За подобное сложно не полюбить. И у тебя классная задница. – Закатываю глаза и, взбрыкнув, бью его по ноге под столом. – Окей, и сиськи тоже, – уворачивается и начинает смеяться. А я вижу, насколько сильно ему стало легче. Он словно молодеет на глазах. Взгляд становится более чистым. – Я знаю, что мне ни черта не светит, потому что ты давным-давно приняла решение для себя. И не виню, но просто опустить руки не могу. Да и привык. Куда я денусь от тебя? – подмигивает. Дурак. Но его слова немного подлатали меня изнутри. А это ценно.
– Надо за ребенком скоро ехать, – смотрю на разворошенный торт и задумчиво проговариваю. Выкидываю ложку в умывальник и потягиваюсь всем телом. – Ты со мной?
– Угу. Я его выкину, иди собирайся. А то у мелкого будет травма на всю жизнь, обезглавленные герои любимых мультфильмов в исполнении родной матери. Боже упаси.
– Аминь, – прикрыв глаза, киваю и начинаю сборы, надеясь, что вечер будет менее насыщенным, чем день. Хотелось бы. Очень.
И все на удивление гладко. Ребенок не капризничает, Леша не появляется. Идеально. Наверное. Ведь как бы я ни бежала подальше от мыслей о нем, как бы ни отвлекала себя всем, чем только могу, выходит скверно. На задворках, где-то-там фоном, но его настырная персона маячит. Ненавязчиво. Чуть притихнув. Однако же забыться не удается. Или я плохо стараюсь. Или Леша врос в меня корнями. Так глубоко и намертво, что даже пытаться не стоит. Кто знает…
