Текст книги "Постскриптум (СИ)"

Автор книги: Anzholik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Глава 1

– Мам, смотри! – Чувствую крепкую хватку, казалось бы, слабой детской руки на собственном запястье. Скашиваю глаза на полного эмоций сына. – Мама, вон там! – Тычет пальцем и подпрыгивает на месте, весело хлопая и смеясь. И я смотрю на то, как парит под облаками красочный воздушный шар, пестрым пятном посреди безоблачной небесной глади медленно пролетает над нашими головами. Обыденно для меня, а для ребенка событие. – Красиво, правда? – снова дергает за руку, а мне лишь остается улыбнуться в ответ.

– Когда-нибудь и ты на таком прокатишься.

– Правда? Обещаешь?

– Обещаю, – без раздумий отвечаю и даже не пытаюсь поторопить увлеченного Илью, несмотря на то, что мы собирались быстро перекусить перед его тренировкой. Зачем лишать беззаботное дите мимолетной радости? Ее и без того не шибко много. Потому стою и задумчиво провожаю взглядом все дальше уплывающий от нас разноцветный шар.

– Я есть хочу, – опомнившись, с легкой укоризной ставит меня в известность, словно я насильно приклеила его стопы к асфальту и заставила смотреть в небо. – И у тебя на брюках пятно. – Начинает скрести около моего колена крошечную точку, что сам же и поставил мне не так давно, когда размахивал фломастером, упросив меня купить ему новый набор для рисования и немедленно возжелавший его опробовать.

Вы не подумайте, он не капризный, ничего не требует, истерик не закатывает, и потому я балую его настолько, насколько могу себе позволить, имея не слишком большой доход от занятия домашней выпечкой под заказ. И помощью в организации торжеств дистанционно на пару со старшей сестрой. Лезу из кожи вон, плохо сплю и практически тотально не имею свободного времени, но я не жалуюсь. Подобную жизнь я выбрала сама. И за прошедшие почти шесть лет после развода с Лешей еще ни разу не пожалела.

Удивлены? А зря.

Мне изначально казалось, что мы с ним спешим. Сомнения, появившиеся в день перед свадьбой, так и не исчезли спустя полтора года брака. Все было неправильно и непоследовательно. Отношения развивались молниеносными скачками. Вот мы еще никто друг для друга, в следующий момент я живу с ним, а спустя несколько месяцев уже свадьба. Не знаю, кто, кому, а главное что пытался доказать. Но ничего хорошего из этого не вышло. Совершенно.

Леша стал чрезмерно требователен и даже деспотичен. Буквально запер меня в квартире, словно птицу в золотой клетке. Каждый чертов месяц напивался, если тест показывал неизменно одну полоску, и однажды, сорвавшись после моих претензий… поднял руку. Что и стало последней каплей. Быть может, я слишком остро отреагировала. Быть может, взыграла гордость в не самый подходящий момент. Или я искала предлог… Но ухватившись за этот скандал, рванула подавать заявление на развод. А он не остановил. Даже более того, через знакомых, вместо трех месяцев… мы прождали всего парочку недель и стали свободными друг от друга людьми.

А дальше как в самой наипротивнейшей мелодраме. Я узнаю спустя почти два месяца, что беременна. И у меня уже шестнадцать недель. А считавшиеся мной критические дни были ничем иным, как угрозой выкидыша. И одному богу известно, почему я не потеряла ребенка.

Обнаружив свое положение, я не побежала рассказывать уже бывшему мужу. Как раз наоборот. Для начала отлежалась чуть больше недели в больнице, где мое состояние улучшили и стабилизировали. После пообщалась по душам с семьей и приняла совместное с сестрой решение продать наше заведение, а в случае удачной сделки – уехать в другой город, чтобы успеть обустроить все к рождению малыша.

И у меня, надо сказать, все получилось. Не без помощи. Но получилось.

– Мам. – Промаргиваюсь, оказавшись выдернутой из собственных мыслей. Поняв, что стою около входа в пиццерию и крепко сжимаю руку сына. – Пойдем, мы не успеем поесть.

– Да-да, беги, найди нам место, а я сделаю заказ, – бормочу в ответ и, передернув плечами, будто это успокоит боль в позвоночнике, спешу на высоких шпильках к витринам.

Позднее, устроившись на диванчике в центре зала, излюбленном месте Ильи, откидываюсь на спинку и блаженно выдыхаю. Ноги гудят после долгой прогулки по городу. Тело словно в тисках, и каждый вдох отдается тупой ноющей болью в спине. Делаю круговое движение головой, чувствуя легкое головокружение, и снова промаргиваюсь, когда тонкая прядь волос путается в длинных ресницах и щекочет лицо. Сдуваю ее недовольно, чем вызываю смех у сидящего напротив сына. Даже не пытаюсь сдержать ответные эмоции, широко улыбнувшись и специально повторив еще раз для него эту нелепость. Который год кряду удивляясь его схожести с отцом. Лучащимся карими глазами и правильным чертами лица. Белозубой улыбкой, беззаботной и воистину самой потрясающей из увиденных мной за тридцать два года жизни.

Я не сумела его забыть. Не встретила до сих пор мужчину, что украл бы мое сердце, а быть может, просто не захотела расставаться окончательно со своими пусть и притупившимися, но чувствами. А может, Илья слишком на него похож, чтобы я смогла забыться. Не знаю даже, какой из вариантов стопроцентно верный.

– Мам, – слишком серьезно зовет меня сын, опять вырывая из мыслей. Что же такое-то? У меня словно день воспоминаний случился, и что так разворотило мне все внутри – остается загадкой. Но собственное состояние начинает, слабо говоря, напрягать. А когда я поднимаю глаза на Илью, который сразу удивленно и опасливо таращится перед собой, а после начинает хмуриться, не сразу понимаю причину подобного несвойственного ему поведения. Но скосив взгляд, каменею на месте.

В это сложно поверить. Подобное разве что в чертовых сопливых фильмах случается или в мыльных сериальчиках в несколько тысяч серий, но в жизни? И я не знаю: это стечение обстоятельств, судьба или чья-то подстава, но напротив моего ребенка, глядя на того с неподдельным, плохо скрываемым шоком стоит Леша. Не заметить их похожесть невозможно. Даже слепой спокойно скажет, что они одной крови без всяких тестов ДНК. Тут только дурак может не понять, откуда ноги растут. А Леша не дурак, увы.

– Мам, – повторяет еще серьезнее Илья, а мне нечего ответить. Я потеряла дар речи, и язык, кажется, распух во рту, заполнив собой все пространство. Глаза режет, будто мне песка в лицо сыпанули, но я боюсь моргать. Или не могу. А может, вообще на мгновение забыла, как это делается, от наступившего шока. Как последняя дура, откровенно тупая причем, смотрю на поворачивающееся в мою сторону лицо бывшего мужа и шумно сглатываю. Леша же не торопится что-либо говорить. Сверлит взглядом меня, после скашивает глаза на сына… и так по кругу. Считает себя хозяином положения и явно ждет объяснений, даже не так… не ждет, а требует всем своим видом.

– Мам, – нервно дергает меня за руку Илья. Ребенок зол, ничего не понимает до конца, но то, что в его смышленую головку пришло подозрение, что что-то здесь нечисто – очевидно.

– Милый, сходи, вымой руки, скоро принесут твою пиццу, хорошо? – Стараюсь придать твердость голосу. Откровенно избавляюсь от сына на несколько минут, чтобы суметь хоть что-то сказать все еще стоящему над душой Леше.

– Я мороженое хочу, – недобро исподлобья стрельнув глазами в сторону отца, произносит. И понимает, что именно сейчас я не откажу. Видит подходящий момент для давления. Умный ребенок. Чертовски умный, и я бы возмутилась в другое время, но сейчас просто лезу за немногочисленными купюрами в кошелек и быстро отдаю. Провожая взглядом его удаляющуюся спину.

– Лина, – такой до боли знакомый, еще более глубокий и, кажется, как дорогое вино, лишь приобретший за годы выдержки новые вкусовые оттенки, потрясающий голос выбивает у меня из груди весь оставшийся воздух. За что? Вот просто за что мне это все? Жили мы себе и жили. Нет же, судьба решила пошутить. Разбить стекло моей реальности на осколки и раскрыть мою личную тайну последнему из людей, которых я бы хотела поставить в известность. За что, боже…

– Я ведь все правильно понял? – Впервые, пожалуй, за все время нашего знакомства с разговором напирает он, став его инициатором, а я как изваяние молчу. Ну а что я должна ответить? Удивиться, что он узнал меня? Или что увидел в нашем сыне себя?

Так вот, ни хрена удивительного. Я не изменилась совершенно за прошедшие почти шесть лет. Разве что внутри, но мы сейчас обсуждаем вопрос внешности. Да и он такой же, как и был, будто прошло всего пару месяцев с момента нашего разрыва.

– Почему? – прищурившись, спрашивает, пытаясь в который раз выбить из меня хоть слово в ответ.

А я лишь пожимаю плечами. Что значит почему? Почему не сказала о сыне? А смысл? Мы закончили на весьма плохой ноте, и бежать к нему с известием о беременности было бы жалко и глупо. Выглядело бы как попытка все вернуть. Как попытка дать нам шанс. А у меня четко выстроились иные приоритеты с первой же минуты после известия. И Леше места там не оказалось. Совсем.

– Ты не имела права скрывать от меня сына. Не имела, черт тебя дери, права. – Слишком редко я видела его по-настоящему взбешенным. Слишком редко он показывал неподдельные, сильные эмоции. Слишком редко. И вот я убеждаюсь в том, что да, он может. Оказывается, способен быть не просто красивой статуей, изредка меняющей выражение лица.

Молчу. Все еще или вопреки всему, но молчу. Смотрю, как к столу подходит официантка и ставит на подносе пиццу. Как разливает, ошибочно решив, что мы все вместе, в три разных стакана прохладный виноградный сок. Расставляет три чистые тарелки с приборами. Вежливо улыбается и удаляется. А я на грани истерики.

Это не может быть правдой. Все происходящее сейчас – вероятно, дурной сон, в котором я застряла, уснув на кухне во время ожидания, когда будет готов миллионный за эти годы корж для торта. Или же я просто прикорнула в машине, пока Илья на тренировке по волейболу.

Такое не должно случиться со мной в реальной жизни. Кто бы там ни был сверху, он не допустит такого издевательства. Правда ведь? Я столько лет выстраивала вокруг себя стену покоя и одиночества. Столько гребаных лет наращивала крепкую прочную броню на разбитом сердце. Долго работала над собой, буквально лепила нового человека. С другими ценностями и целями. Новыми взглядами. Взращивала ответственность. Я смогла переродиться. А тут такое. Шутка. Это может быть просто долбаной шуткой. Это обязано быть просто долбаной шуткой. Только долбаной шуткой. Никак иначе. Я отказываюсь принимать происходящее за реальность. Невозможно. Абсурдно. Нереально.

– Лина, если ты не хочешь, чтобы я начал искать ответы у ребенка, самое время открыть рот.

Угроза. Отрезвляющая. Быстро нахожу глазами сына и понимаю, что время у нас на разговор – это три человека в очереди. Слишком мало, чтобы успеть попытаться замять ситуацию, слишком много наедине со своим призраком прошлого, который взглядом уже распилил меня как минимум напополам.

– Мне нечего тебе сказать, Леша, – выходит куда более нервно, чем хотелось бы. Испуг и шок скрыть не удается. Совершенно. А смотреть на него – худшая из пыток, которую я по максимуму избегаю.

Он уже было открывает рот, но звонящий телефон отвлекает. И я замечаю кольцо на его безымянном пальце. Слышу женский голос в трубке, пусть и не разбираю слов. Чувствую отголоски эмоций где-то на дне замерзшей души. Не люблю его. Не хочу. Не ревную. Но и безразличной до конца быть не могу. Много лет прошло. Слишком много. И все давно убито, похоронено и упущено, но…

Напротив меня усаживается вернувшийся Илья, успевший по пути от кассы закинуть в рот ложку с мороженым, обильно политым его любимым вишневым сиропом и шоколадкой крошкой. Отругать бы, но ситуация аховая. Не до мороженого, мягко говоря.

Ребенок счастлив, что его снова балуют, но переведя глаза на все еще беседующего Лешу, сводит беспокойно брови и отвлекает себя едой. Что он подумал? Что могло прийти ему в голову? Догадается ли пятилетний ребенок, что напротив сидит родной отец?

– Ма, хочешь? – протягивает ложечку с лакомством и не доносит до меня, уронив содержимое на пол.

– Сначала пицца, Ильюш, а потом сладкое, – не став зацикливаться на его промахе, с легкой улыбкой говорю, решив сделать вид, что нас только двое. Выразительно смотрю, показывая, что сейчас не самый лучший момент спорить со мной. И он подчиняется. Вгрызается в кусок и делает вид, что безраздельно занят именно этим процессом и ничем иначе. Весьма убедительно. И если бы я не знала своего ребенка очень хорошо, то не заметила бы легкой нервозности и явно не отпускающей неловкости.

В молчании проходят пять минут. Леша задумчиво крутит в руке мобильный, наблюдает за нами обоими. Хмурится. Как-то растерянно рассматривает сына, очень внимательно, сканирующе. Даже не скрывает своего интереса, скосив глаза на мои руки, вероятно, в поиске обручального кольца. Но не находит его, что никак не отражается на его лице. Сам-то молодец, жениться успел. Недолго горевал.

И какая-то давно забытая злость всплывает. Глубокая, вроде давно закопанная обида. А как оказалось, она с легкостью на поверхность взбирается. Стоило лишь ее первопричине явиться воочию. Вы меня, конечно, извините, но происходящее сейчас и в душе, и вокруг я могу характеризовать лишь одним абсолютно лишенным цензуры словом – пиздец. И по крупицам разбирать каждый оттенок бушующих эмоций – то еще дельце.

Кусок в горло не лезет, хотя желудок протестующе ноет. Но пицца в конечном счете съедена единолично ребенком. На радость ему. Обычно я не разрешаю столько в себя впихивать перед тренировкой. Мороженое после обильного обеда он ест уже менее охотно, размазывая по пиале. Лениво и без особого энтузиазма, попросту растягивая время.

– Хочешь домой? – делаю попытку заговорить с сыном. Выглядит он совсем не желающим отправляться в кружок. И насиловать его я никогда не стану. Увлечение должно приносить удовольствие, а не становиться работой.

– Нет, я обещал тренеру, – твердо говорит, садится ровнее и, отставив чашку, упирается в меня взглядом. Хороший и послушный мальчик. Мой самый-самый любимый, самый дорогой и драгоценный малыш. Вызывает своим поведением мягкую улыбку. Глаза малость пощипывает, как и у всех матерей, смотрящих с любовью на собственное чадо. А Леша все еще наблюдает за этим. Как-то болезненно даже. Или мне просто кажется, и я хочу увидеть то, чего нет.

– Тогда пойдем, – киваю и встаю со своего места. Ноги протестующе отзываются покалыванием в полуонемевших пальцах. Поясница простреливает до самых лопаток острой болью, и я поджимаю губы, на пару секунд прикрыв глаза. Илья, посматривая по сторонам, ждет, прекрасно зная о моих проблемах со здоровьем. Бывший же муженек явно не совсем понимает, что происходит, а я делаю вид, что того попросту рядом нет. Незнакомый человек. Случайный прохожий. Да кто угодно… только бы не вести диалог и отвязаться от него поскорее.

Такой вот компанией в гнетущем молчании и явном неодобрении на лице сына мы идем к его школе искусств. Провожаю до входа, целую в лоб, обещаю через два часа быть тут как штык.

Обычно в это время я мчусь домой, успеваю за отведенный срок приготовить ужин и разобраться с частью заказов. Но сейчас растерянно замираю, чувствую взгляд, прожигающий мне затылок. Не убежать. Никуда не скрыться и найти предлог, чтобы улизнуть, явно не выйдет. Я не трусиха. И не боюсь происходящего, правда. Это расстраивает и шокирует, но страха как такового нет, лишь непонимание, как действовать, как выкрутиться из навалившегося внезапно дерьма.

– Мне нужно приготовить моему сыну ужин, – четко выделяю МОЕМУ и намекаю, что не хочу продолжения недодиалога. – Потому, если ты не против, я пошла домой, иначе ни черта не успею, и ты будешь виноват в том, что он останется голодным.

Недовольно цокает. Причина его покинуть более чем веская. Напрашиваться к нам домой – явно не на руку, хотя… смотря какие цели он преследует.

– Запиши мой номер, завтра созвонимся и встретимся. Днем. – Кивает чему-то своему. И смотрит выжидающе.

– Завтра определенно точно нет.

– Я могу узнать причину? – приподнимает бровь. На удивление не настолько сдержанный, как я привыкла.

– У моего ребенка завтра день рождения.

– У нашего, – зло поправляет, а я фыркаю, но не отрицаю. – Если не завтра, тогда сейчас.

– Мой… наш сын останется голодным, – напоминаю.

– Можем зайти в любой ресторан по пути к вашему дому, и я собственнолично куплю вам еды, – мстительно и твердо парирует.

Крыть нечем. Предлогов больше нет. И чувство вины понемногу просыпается. Не перед ним. А перед Ильей. Малыш рос без отца, и нам периодами было очень сложно. На вопросы, которые он задал всего пару раз: кто мой папа, где он, – ответа не получал. Я просто трусливо молчала, пряча глаза. И вот… проблема может решиться, наконец. Однако я боюсь того, что эта правда, в самом ее неприглядном виде, может что-то разрушить в хрупком мире ребенка. Я не хочу нанести ему травму. И больше всего на свете не могу себе позволить испортить наши отношения. Надорвать крепкую и безумно прочную связь, что образовалась между нами с самого дня его рождения.

– Лина, без ответов я не уйду. Не заставляй меня тащить тебя по судам, хорошим это не закончится ни для кого из нас. Ты не глупая и сама понимаешь, что я отсужу себе часть опеки. И ты не сможешь никак противостоять этому.

Каждое его слово заставляет хмуриться все сильнее. Хочется спросить, а нахрена тебе это? Иди и живи своей счастливой жизнью, забыв о нас, как о страшном сне. Но я проглатываю почти сорвавшиеся слова.

– Что ты хочешь услышать?

– Почему ты не поставила меня в известность о своей беременности?

– Смысл?

– Я его отец.

– Это ничего не меняет. – Качаю головой. – Мы уже были в разводе, когда я узнала, и мчаться к тебе на всех парах было последним, чего я желала. Тем более что не все было безоблачно в тот период. Лишние проблемы и переживания были ни к чему.

– Ты потому переехала?

– Какое это имеет значение? – Недовольство в моем голосе можно измерять столовыми ложками. – Послушай, лучшим выходом из ситуации будет твой сиюминутный уход, а после полное исчезновение с частичной амнезией. Просто сделай вид, что тебя не было в пиццерии, и живи дальше. Нам ничего от тебя не нужно ни сейчас, ни потом.

– Он мой сын, – упрямство – черта, которая из его характера, пожалуй, даже к пенсии не исчезнет. Это раздражает.

– И что? Леш? Ты жил пять лет без него. И, как я вижу, отлично жил, не горевал и не убивался. Не нужно ничего менять, и я уверяю, что не стоит портить мои отношения с сыном из-за моего укрывательства правды и твои отношения с… – делаю короткую заминку, – женой. Просто живем дальше, как ни в чем не бывало.

– По-твоему, будет лучше, если она наткнется на вас случайно и поймет, кто он? А не понять невозможно; во-первых, она знает, как выглядишь ты, а изменений в твоей внешности попросту нет. Во-вторых, он же похож на меня, как две капли воды. А в-третьих, я не согласен вычеркивать его из своей жизни и не хочу быть для него никем. Я его отец, я хотел от тебя ребенка, я намеренно его делал! И ты не лишишь меня моих же плодов. Не посмеешь.

Вырываю телефон у него из рук. Быстро заношу свой номер в список контактов, подписав «Ангелина». Зачем-то вместо того, чтобы всунуть его в руку, зло просовываю смартфон ему прямо в карман. А после молча цокаю каблуками в сторону дома. Взвинченная, едва сдерживающая истерику и проклинающая все на свете за то, что пошла в долбаную пиццерию.

Почти бегу на пятнадцатисантиметровых шпильках по неровному асфальту подальше от него, сумевшего разбить мое спокойствие в мгновение ока. Разрушить казавшуюся мне каменной стену, будто та из песка. Пять лет упорного труда рухнули за минуты. И он не догоняет. Стоит на том же месте, смотрит неотрывно мне в спину. Даже не оборачиваясь я это знаю. Чувствую! Спустя столько лет. И ощущение, что между лопаток и на затылке уже прожжены дыры. Насквозь. Мог бы – испепелил бы на месте. Уверенный в моей неправоте.

Пугающе. Отвратительно. И горько. Горько от того, что как ни пытайся убежать от прошлого, оно настигает, когда не ждешь, врывается в настоящее, казалось бы, устоявшееся и надежное, и показывает, как все зыбко и непостоянно.

А чувства, увы, не имеют с разумом ничего общего. И как бы я ни занималась самовнушением, как бы ни уверяла себя в обратном, я до сих пор обижена на него. За разрушенное обещание «жить долго и счастливо». За эгоистичное решение завести ребенка, не спрашивая моего согласия, но прекрасно зная, что на аборт я не пойду. За все, что было бы и до, и после.

А в данный момент за чертов выбор, который мне предстоит, а точнее за отсутствие вариантов. За то, что мое будущее снова мутное, и я не представляю, что принесёт мне завтра. Он убил во мне уверенность одним лишь появлением, обернув все с ног на голову.

Зарыться бы, как страус, головой в землю и переждать бурю, но я поднимаюсь на третий этаж. Переодеваюсь и готовлю любимые сыном клецки, стругаю салат из свежих овощей и попутно варю кисель. Успевая отвечать на звонки клиентов и разбить кувшин с водой из-за полученного СМС с незнакомого номера: «Мне нужен номер твоей кредитной карты, за пять лет накопилась приличная сумма алиментов. А также: размер его одежды и обуви, ксерокопия медкарты и свидетельства о рождении, адрес прописки. Справка о твоих доходах. И, собственно, последнее – место, где завтра мой сын будет праздновать свое пятилетие».