355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Anzholik » Постскриптум (СИ) » Текст книги (страница 4)
Постскриптум (СИ)
  • Текст добавлен: 7 ноября 2017, 23:00

Текст книги "Постскриптум (СИ)"


Автор книги: Anzholik



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

– Сын спит? – особенность его голоса под градусом, что тот становится тягучее. Словно ириска. Обволакивает как густой вересковый мед.

Киваю в ответ, отталкиваю от двери, уперев руки ему в грудь, и закрываю квартиру. Благо ключи со мной. Как и телефон.

– Ты время видел? – приподнимаю бровь. Закуриваю, смотрю, как он засовывает руки в карманы и становится в позу. – И откуда мы такие нарядные? – язвительный тон скрыть не удается. За ним почти умело прячется нервозность. И понимание, пришел поздно – значит, не к Илье.

Молчит. Долбаная привычка сквозь годы – «отвечать взглядом» – неискоренима из этого человека. И я бы уже трижды заткнулась в былые времена, но сейчас-то… что терять?

– Цель твоего позднего визита? Домой не пустили? Так тут тебе явно места нет, – картинно развожу руками, заодно стряхнув пепел. Чувствую легкий шлейф виски. Вижу, что не настолько он пьян, чтобы не отдавать отчет в действиях, да и вряд ли его так легко можно свалить алкоголем, на моей памяти такое было лишь считанные разы. И то, память ему не отказывала.

Не получив ответа, пожимаю плечами, затушив окурок, выбрасываю тот в самодельную пепельницу из старой банки из-под оливок. Выпрямившись, уже в следующую секунду влипаю спиной в стенку. Это больно. Неприятно. И неожиданно. Чуток пугающе. Но руки по обе стороны моей головы и лицо в опасной близости напротив – вот что в крайней степени шокирующе. Нечто подобное уже было. Десятки раз, когда-то давно, будто в прошлой жизни. И эта четко-гранулированная доза выдержки перед страстным срывом всегда воспламеняла меня мгновенно. Но сейчас…

– Ты что творишь? – пытаюсь увеличить между нами дистанцию, но это почти как скалу с места сдвинуть. Нереально. Нависает, как грозовое облако. Смотрит в этом полумраке жесть как пронзительно. Закупоренный снова на тысячи замков, проглотивший, не поморщившись, какие бы там ни было в этом случае, но эмоции. Непробиваемый. Непроницаемый. Только зачем так… близко?

А после еще ближе. Считанные сантиметры. Меня будто в вакуум всасывает. Я задыхаюсь от его запаха смешанного с мятой, виски… парфюмом, чем-то морским, похожим на отдушку салона в его машине. Не смотрю. Держу руки по швам, не хочу даже касаться лишний раз. Не потому что брезгую. Просто слишком давно не было под моими руками горячего мужского тела. И вообще слишком давно ни черта не было у меня. И я, мать вашу, не железная совсем. Особенно зная о том, что мне светит, спутайся я с ним в простынях. Только вот обручальное кольцо на его пальце даже от полудохлой лампочки в подъезде между этажами умудряется бросать блики. Ослепляюще и отрезвляюще. Только вот одну меня походу.

Внутри все вопит о том, что пора делать ноги. Иначе быть беде. Снова пытаюсь оттолкнуть, только теперь он всем весом вжимает меня в стену. Шумно втягивает воздух у шеи, сильно сдавив мне ребра обеими руками. Нарочито близко к груди, но, видимо, держась из последних сил, чтобы не смять ее ладонями. И меня просто прошибает на хрен от макушки до пяток. Волосы на затылке шевелятся от силы ощущений, которые возникают, едва он касается моего тела.

– Ты охерел? – хриплю и начинаю биться в его руках как бешеная. Внезапно набравшись сил и отчаянно тараня, чтобы он просто отошел, Господи, просто отошел.

Вырываюсь. Понимая, что наверх не пройду, он тупо загораживает мне лестницу. Спускаюсь ниже. Вроде вот оно – спасение, а ощущение, что меня в ловушку загоняют, как животное на убой. – Ты что, немой, блять? – рычу, пытаюсь трансформировать все, что нахлынуло, в злость. Да во что угодно, только бы убрать эту дрожь в пальцах. И перестать облизывать пересохшие губы, перестать слышать собственное дыхание, потому что уши заложило.

– Сегодня год, как я получил должность в фирме. – Что? Фирма? Должность? Не сразу вкуриваю о чем он.

– Поздравляю, – хрипло и отстраненно.

Закуриваю, не сумев с первого раза чиркнуть зажигалкой. Пальцы, полуонемевшие, дрожат, спускаюсь еще на пролет ниже. Становлюсь между этажами, лицом к окну, спиной к Леше, чтобы не видеть его и сделать вид, что я тут одна. Прикрыв глаза, глубоко втягиваю в легкие дым. Прогоняю никотиновой горечью успевшую расползтись сладостью страсть на кончике языка. Пить хочется нещадно.

Облизываю губы и чувствую на выдохе, как он прижимается сзади. Буквально закрывая меня в капкан своего тела. Обнимая поперек живота и вжимая настолько сильно в себя, что я не могу вдохнуть.

– Перестань, – пытаюсь оттолкнуть спиной, но контакт становиться еще сильнее, хотя куда уж. Меня затапливает. Просто выносит в параллельную вселенную. Ощущение этой животной подавляющей мужской ауры. Силы. И горячего дыхания… Все это вкупе буквально вытравливает последние разумные мысли. Прочищаю горло, чувствуя, как он собирает в кулак тонкую материю моей майки. Вижу в слабом отражении оконного стекла, как оголяется мой живот и ребра. Как закрыты его глаза и склонена голова, а нос утыкается в основание шеи. Явно сдерживает себя. Щекочет дыханием. И плавит, черт возьми, плавит. Твою ж…

Уловив момент, выворачиваюсь и буквально сбегаю от него на улицу. На ночную осеннюю прохладу. С истлевшей сигаретой почти до фильтра между пальцев.

– Что же ты творишь, мать твою, что ты творишь? – нервно. На пределе. Выкинув бычок, снова закуриваю, оглядываюсь, отметив кромешную тьму и звенящую тишину. Вижу его в паре шагов. Спокойно стоящего.

– По-моему, все очевидно, – вздрагиваю от его голоса. – А вот почему ты убегаешь – загадка.

– Тупеешь, видимо, – в пару затяжек уничтожаю сигарету. Уж лучше тошнота, чем возбуждение почти до озноба, бьющего крупной дрожью. – Стой тут, я возьму быстро ключи, заодно проверю ребенка и отвезу тебя домой.

Ловит возле подъезда, без лишних колебаний впивается поцелуем своими такими знакомыми сладко-горькими губами. С настолько дикой страстью, что я еле сдерживаюсь, чтобы не застонать как порноактриса в голос на весь двор, да так, что эхо прокатится до соседнего. И его руки, будто волна, медленно стекают по моему телу. Успев затронуть все от груди до бедер. Так томительно и жадно. А мне рядом с ним всегда многого не нужно, чтобы почти умереть от перевозбуждения. И тело, сука, предатель. Помнит. Сквозь годы помнит.

Даю себе всего секунду насладиться, покрыться мурашками и почувствовать болезненную пульсацию, что сиганула внутри вслед за его горячими пальцами и влажным языком, прежде чем в полуистерике вырваться. А он не держит. Просто смотрит своими пьяными то ли от возбуждения, то ли от виски глазами. И я понимаю, что, не противься я, уже обхватила бы его ногами, и он бы взял прямо у грязной подъездной стены. И он понимает.

Через ступеньку к двери. Вытирая рукавом губы, ероша все еще немного влажные волосы. Сдерживая рвущееся рыдание из груди. Без слез. Пока что. Наверное.

На цыпочках до комода за ключами, а после короткий взгляд в комнату, где тихо спит Ильюша. Рвано дыша, ничего не понимая, действуя как робот. Бесшумно выскальзываю из квартиры. Практически скатываюсь по лестнице из подъезда. Быстрым шагом к машине и пулей за руль.

– Спит? – голос куда трезвее, чем мне казалось. Но отпустить его за рулем – преступление. Отправить на такси, конечно, вариант, но…

– Да, – мимолетно в ответ. – Адрес?

Коротко называет, поясняет, как проехать, и замолкает, уткнувшись в окно. Чертовски задумчивый, абсолютно спокойный, словно не он буквально недавно едва не трахнул меня, почти расплавив сталь моего сопротивления лавиной страсти. Облизывает губы, медленно моргает. Всем своим видом возбуждая чуть ли не сильнее, чем недавними действиями. И я понимаю, что сгораю рядом с ним в этом замкнутом пространстве. Схожу с ума и никуда ничего, черт бы его побрал, не делось и не денется, наверное, никогда, пусть хоть десять лет пройдет. Цепляюсь за руль, как за последнее, что удерживает от непоправимого.

– Да, я уже почти дома. – Совсем в себя ушла. Не слышала, как у него зазвонил телефон, а женский голос отдаленно бесит. – Пил, – отвечает что-то на недовольство в трубке. – Лина подвезла. – И сбрасывает.

А дальше его двор. Растрепанная Леля, не лучше меня выглядящая. Злые сонные глаза. Обвинения в мою сторону, претензии и фактически ультиматум: или она или мы с Ильей и прочее. Конечно, немного интересно, на что еще ее запала хватит, но у меня дома ребенок один… пусть он и спит, но все же. Потому просто сваливаю подальше от этой гребаной семейной драмы. По пути пытаюсь собрать последние расшатанные нервы. Вмиг активируется такая всепоглощающая гордостью за свою стойкость перед соблазном, выливающаяся в торжествующую улыбку, что стоящий одинокий пешеход, увидев, расплывается в ответ, неверно ее истолковав. И пусть.

Как бы там ни было, конец сегодняшнего дня меня радует.

Приехав, в кротчайшие сроки переодеваюсь и, расстелив тонкий матрац, решаю спать сегодня на кухне. И спине полезно, и ребенка не потревожу. И остаточное напряжение в теле унять смогу собственными силами. Пусть одиноко. Пусть не так кайфово, как могло бы быть, позволь я. Зато совесть чиста.

Глава 6

Это надо уметь так: прийти через два дня и сделать вид, что я важна ровно настолько, насколько стоящий комод в коридоре. То есть параллельно вообще. Просто брякнуть приветствие, даже не одарив чертовым взглядом, и смыться к ребенку в комнату. Гениально. Я тут, понимаете ли, в разбросанных чувствах который день кряду, пытаюсь собрать собственное спокойствие по крупицам, а ему плевать. Будто не он причина. Будто не его руки меня сжимали. И вообще это я к нему липла, как банный лист к заднице.

И мне смешно. Разум балансирует на грани истерики. Снова. Ну а что я могу сказать или предъявить? Вот что? Правильно, ни-хе-ра. Это так сильно бесит и злит…

Вот не обидно же. Не больно совсем… наверное. Но в тоже время никакого равнодушия. Да о чем тут вообще речь? Что бы эта сволочь ни сделала, я буду реагировать. Всегда остро и всегда на пределе. Как-то необъяснимо и странно.

– Завтра скину адрес, подъедешь с документами, посидим на нейтральной территории и обсудим некоторые нюансы, – и это вместо спокойной ночи. Обыденным тоном, зашнуровывая гребаные дорогущие туфли.

– А если я не могу? – из чистой вредности спрашиваю.

– Можешь. Илья до четырех в саду, у тебя куча свободного времени.

– А может, у меня заказ должен быть готов к вечеру?

– Тогда ты бы уже сейчас готовила коржи и прочее. Лина, не наебывай меня, даже не пробуй, – последнее на полтона тише. Хотя Илья все равно залип в монитор, но ругаться при ребенке непозволительно. И он в курсе.

***

СМС с адресом и временем встречи приходит рано утром. Потому на подготовку к такому незнаменательному событию у меня полдня. Что я и делаю. Долго выпрямляю волосы, которые теперь лежат волосок к волоску. Уделяю внимание каждому миллиметру на лице. Рисуя четкие тонкие стрелки. Выделяя скулы, нанося темную помаду. А после натягиваю кожаные штаны, отметив, что моя задница все еще аппетитна. И рубашка идеально сидит, несмотря на то, что грудь стала больше. Сумасшедшие шпильки, приталенный темно-синий тренч, легкий палантин в серо-черную полоску. Мне нравится, как я выгляжу, только не устраивает мое настроение. И бесит собственное отношение к ничего незначащей встрече. Деловой даже. Но…

Подъезжаю, паркуюсь рядом с его машиной, едва сдерживаю нервный смешок, сравнивая свою маленькую иномарку с его громадиной. Слон и Моська, ей-богу. Слон и Моська… Зато я гордая, хоть и приехала в бюджетном седане. Зато он мой кровно заработанный.

Выходит из машины, стаскивает с лица солнечные очки, а мне хочется фыркнуть, замечая, как пялятся на него. И с ними не поспоришь, выглядит ведь как всегда… Или же я себя накручиваю и никому до нас нет дела.

Папка оттягивает руку. А ноги чуток деревенеют, но я, задрав подбородок, с уверенным взглядом не спешно передвигаюсь сразу к входу, пройдя мимо него и услышав, как тот хмыкает около моего уха, едва я ровняюсь с ним. Делает вид, что невозмутим. Только то, что я его цепляю… как бы он ни скрывал – факт. И я даю себе пять балов за поведение и двойку с минусом за сумбур в мыслях.

– Столик около окна, – закатываю глаза, слыша голос в спину. Скидываю плащ, укладываю папку на край стола и присаживаюсь, закинув ногу на ногу и уверенно встретив его взгляд.

В эту игру могут играть двое…

– Актриса в тебе не умерла, – отпивает воды из отполированного стакана. И мне кажется, что в этом пафосном заведении даже унитазы блестят ярче зеркал в моем доме.

Игнорирую его. Протягиваю папку, в которой медкарта ребенка. Свидетельство о рождении. И мой паспорт. Который не должен был там оказаться, но именно за него он берется первым. Да-да, я не меняла фамилию на девичью. И паспорт все тот же с двумя печатями на странице семейного положения. Довольно долго рассматривает, будто у самого не стоит точно такой же штамп. Листает еще пару страниц, смотрит на штамп с именем сына. И я злорадно думаю о том, что как раз вот такого у него нет.

Но как же его лицо каменеет, когда он смотрит на прочерк в графе «Отец» в свидетельстве о рождении ребенка, что я едва сдерживаю смех. И видимо, Леше есть что сказать, только вот перед нами вырастает улыбчивая блондинка и начинает расставлять приборы, тарелки и прочее. А когда удаляется, градус его злости, кажется, только возрастает еще сильнее.

– Не объяснишь, что это? – поворачивает в руке документ.

– А это, Лешенька, свидетельство о рождении моего сына, – с легкой улыбкой говорю, ярко выделив МОЕГО.

– Нашего. – Это что? Рык, что ли, был? Ой…

– Да? Документально не доказано, – наглостью заполняю глаза до самых краев, и так заводит эта перепалка, что начинаю слегка ерзать.

Психует. Бросает обратно в папку. Откидывается в кресле и трет переносицу. Нервирую его. Знаю. Но мне тоже не слишком-то сладко жилось эти годы. Легкая моральная компенсация будет в самый раз. Спустя пару минут успокаивается. По крайней мере, внешне. Берет в руки медицинскую карту. Чуток теплеет, когда видит свою фамилию перед именем ребенка. Как и отчество. Внимательно читает каждую страницу. Начиная с подсчета прибавки веса до ветрянки, которой мы переболели. Куча прививок, вовремя пройденные комиссии.

– Убедился в том, что я идеально слежу за ним? Теперь я могу съесть свой салат, не подавившись под твоим соколиным взглядом?

– Разумеется, – кивает. Складывает все обратно в папку. Отодвигает к середине стола. – Только вот я просил ксерокопии. И я не вижу реквизитов твоей банковской карточки, как и справки о доходах.

– Какая, к черту, справка, если я работаю на дому? У меня из официального дохода было только пособие по уходу за ребенком, а теперь как матери-одиночке. Тебе нужно задокументировать эти копейки? Издеваешься? – само спокойствие и уравновешенность. Высказалась и отправила порцию салатика в рот. Умница.

– Ну, я попытался, сделаю, значит, так, как посчитаю нужным.

– Сделаешь что?

– Решу проблему с вашими финансами. А после или добровольно, или не очень, но в графе «Отец» будут мои инициалы. И я буду документально доказанный отец нашего ребенка. Который имеет ровно столько прав, сколько и мать.

– И что, тебе станет легче, что у тебя в паспорте будет два штампа вместо одного? Фетиш на штампы? Смотри, скоро ставить будет негде.

– Не переживай, некоторых штампов как было, так и останется пять.

Я понимаю, о чем он. Дважды разведен и трижды женат. Не мило. Хотя что-то в этом определенно есть. Долбаная обреченность и желание завести семью. Я вот вряд ли обзаведусь третьим. Определенно точно это не мое. Совсем.

Жуем в тишине. Скрещиваем взгляды.

– Хочешь поглазеть? – достает паспорт из кармана пиджака.

– Не имею ни малейшего желания, – откровенно вру. А он приподнимает бровь, явно дав понять, что не повелся. Протягивает – беру.

Итак, что мы имеем. Два штампа с первой женой. Два с моим именем. И Леля. Надо же, в январе будет два года их счастливому браку. А далее штампик с датой четырнадцатого августа. А ребенку, как я и думала, еще даже полутора лет нет. И что мне должно было дать это знание, по его мнению?

– Молодец, хорошая коллекция, – ядовито произношу, передавая обратно документ, намеренно царапнув ногтями его руку.

– Не жалуюсь, – легкая улыбка. Глоток воды. Снова. – Чего о тебе не скажешь. Почему одна? – выразительно смотрит на мои руки вообще без колец. Уколол-таки.

А мне ответить нечего. Что я могу сказать? Что еле выстроила хоть какое-то подобие существования в одиночку? И ни желания, ни сил искать себе мужика, который занял бы отцовское место возле Ильи, я даже не пыталась? Была я замужем. Спасибо. Наелась. Не фанат я проштамповки паспорта. Уж простите.

– Действительно, надо было на место прочерка в свидетельстве о рождении сына кандидатуру подыскать. Вот же упущение-то какое, а. Непременно исправлю.

1:1. Чтобы даже не думал пытаться выбить меня из колеи своими вопросами. А челюсть-то заскрипела на весь ресторан. Не понравился ответ? Какая жалость. Или он думал, я сейчас начну тут изливать ему душу о собственном одиночестве и прочем дерьме? Ну-ну.

– Так вот чем ты занималась прошедшие годы. Зубы отращивала. Как у акулы, видимо. В два ряда.

– В три, – фыркаю. – Еще что-то? Или я могу быть свободна?

– Да ты и так вроде как… – Это что, попытка пошутить была?

– Леш, что тебе надо? Ну, одна я и что? Не задавалась целью. Предпочитаю секс без обязательств, быстрый, редкий и желательно с малознакомыми людьми. Каждый получает то, зачем пришел, и все довольны. Это тебе нужна семейная идиллия, а я и без того достаточно самодостаточна. Все? – делаю скучающий вид. Сдерживаю смех, видя, как его взгляд полосует меня. Чувствую, как все вибрирует внутри. Знаю, каким был бы секс с ним, когда он в таком состоянии. И это… плавит меня. Неожиданно сильно. Снова тревожно звенит мысль о том, что зря я настолько запустила личную жизнь, раз на бывшего мужа броситься готова. Быть может, не будь я ТАК голодна, реакция была бы в разы мягче.

– Мне пора на работу, вечером заеду.

– Отлично.

Просит нас рассчитать. Сам все оплачивает, пафосно отслюнявив несколько купюр. А я ретируюсь и побыстрее, захватив папку с собой. Чтобы уже спустя полчаса сидеть около подъезда и плакать в машине. Курить и плакать. Проклинать собственное тело. Сбрасывать вызовы от Кирилла. Мечтая перегореть к вечеру, чтобы не дергало так сильно в его присутствии. Потому что хотеть женатого мужчину отвратительно. И мерзко, особенно зная, кто его жена.

И пары часов явно мало, чтобы окончательно успокоиться. А он уже на пороге моей квартиры. Зачем-то. Илья, похоже, удивлен тому, насколько зачастил к нам в гости его отец. Но улыбается тому в ответ на приветствие, принимает, оказывается, обещанный накануне огромный ананас и мчится на кухню, чтобы затолкать тот в холодильник.

Не знаю, куда себя деть. Носит. Жесть как носит, и я решаю пойти расслабиться в ванную, может, хоть это подействует. Но не помогает. Увы. Ни пушистая пена, ни любимые аромамасла. Нервозность не исчезает. И пусть усталость усиливается и легкая дрема окутывает, внутри все как струна натянуто.

– Ананас чертовски сочный, я руки помыть, – дверь открывается – дверь закрывается. К черту приличия. Ведет себя как дома. Спокойно стоит у умывальника. Как будто на кухне не мог это сделать. А мне даже немного жаль, что я вся в пене. Ну а что? Провокация такая провокация. Тот факт, что я не собираюсь с ним ложиться в постель, не означает, что я не могу поиграть на его нервах и немного поразвлечь себя. Скучно жить мне. Хочется – и очень давно – что-нибудь сотворить, не во вред ребенку, разумеется, а чтобы душеньку отвести.

– А на кухне воду отключили? – сама наивность с зажатыми между ног обеими руками. Ему-то не видно, а у меня ощущения… странные.

– Нет, но там нет мыла.

– Там есть моющее средство, – поправляю, наблюдая за его лицом в зеркале. А у того и бровь не дернулась.

– Оно сушит кожу, – ухмылка прилипает к полным губам, глаза смотрят с вызовом. Ну, допустим…

– Правда, что ли? У жены крем попросишь потом. Или ты пришел еще и спинку мне помыть?

– Помыть? – оборачивается, издевается. Играет. Идиот.

– Я уж как-нибудь сама. Благодарю.

Хмыкает и уходит, наконец. А мне будто шнур с электричеством бросили в ванну. Мурашки бегут по коже как сумасшедшие, и даже закрыв глаза, пытаясь выровнять дыхание, успокоиться не получается. Напряжение в теле скопилось в таком безумном количестве, что впору выть в голос. И соло забегом тут явно не спастись. Совсем.

Жду, когда он уйдет, но вода стынет, а входная дверь так и не щелкает. Черти что.

– А можно папа сегодня меня уложит? – спустя полтора часа слышу вопрос ребенка, когда преспокойно пью кофе на кухне, сидя в глубоком плетеном кресле у окна. Почти давлюсь.

– А ты у папы спросил, может ли он?

– Да, он сказал, что даже остаться может. Ты же все равно спишь на полу часто. Так можно? Пожалуйста-пожалуйста.

– Угу, – киваю. Понедельник. Начало рабочей недели. А он решает ДАЖЕ остаться. И вот что действительно интересно: Леля его не порвала на куски за такое самовольство? Мне так-то насрать, одноразовую акцию могу легко устроить. Все равно буду печь коржи и прочую гадость подготавливать к завтрашнему дню, а после улягусь спать на полу, ибо спина вконец достала.

Чем и занимаюсь, периодически бессовестно куря в форточку, высовываясь чуть ли не по пояс. Подложив плед к запертым дверям на кухне, чтобы не прошло в другую комнату запахов. Глаза режет и спать хочется, но еще полчаса как минимум ждать, пока допечется последняя партия.

Развалившись в своем кресле, смотрю в ночное небо. Кручу в руке пачку сигарет, отметив, что там почти пусто. Свожу лопатки, чувствуя хруст, и кривлюсь. Больно, блин. Массаж нужен очень давно. Как и еще куча всяческих мелочей, но как-то заботиться о своем здоровье нет ни времени, ни денег. Печальная истина. Потому молча страдаю. Надеясь не развалиться к тридцати пяти.

А минуты, будто издеваясь, медленнее некуда ползут. Мне уже даже курится не очень-то в кайф. Мусолю между пальцев, изредка затягиваясь и чуть ли не давлюсь дымом, когда дверь на кухню приоткрывается и Леша проскальзывает ко мне.

– Я уж подумал, показалось, дай сюда. – Вырывает сигарету из пальцев и отправляет в окно. Недовольный, чуток помятый. Без рубашки, в одних долбаных штанах. Приехали.

– Громкость убавь, Илья чутко спит, – шепчу в ответ. Прикрываю окно и смотрю на горящий в темноте циферблат. Еще двадцать две минуты.

– И часто ты так развлекаешься?

– Какая разница? – приподнимаю бровь.

– А спишь ты когда? – Не заткнуть его походу.

– Когда получается. Леш, отвали. Ребенка разбудишь.

Придвигается ближе, садится напротив, в каком-то сраном полуметре. Упирается локтями в собственные колени. Офигенно. Всю жизнь мечтала сидеть ночью в темноте на кухне с полураздетым бывшим мужем.

– Поставила бы себе диван тут, раз засыпаешь за работой.

Закатываю глаза. Объяснять, почему сплю на твердом, желания ноль. Да и вообще говорить неохота. Да и не о чем. Да и с полуголым-то… И с мыслями черти знает какими. Увольте.

– И квартиру можно было снять побольше и поприличнее.

А вот тут я его почти убиваю взглядом. Как же у него все просто. Когда баблом можно задницу подтирать, а некоторые вот ночами не спят, чтобы оплачивать даже такое говно-жилье.

– Можно даже на Луну полететь, если есть деньги и желание, – шиплю в ответ. Отвожу взгляд. Избегаю. Хочется прогнать, но шуметь нельзя. Потом сына фиг уложишь. А это, как следствие, пропуск сада и бешеная гонка весь день, чтобы успевать и за ним смотреть, и работу работать.

– Подыщи удобный вам вариант, я буду оплачивать. Вместо алиментов. Так будет проще и мне, и тебе.

Это, конечно, разумно настолько, что я решаю вообще промолчать. Ибо скандалить не время и не место. Как и желать ему засунуть свои деньги поглубже и подальше. Потом. Все потом выскажу. А сейчас пусть думает, что я покладистая и сонная, а потому самое время манипулировать. Наивный.

– И надо решить вопрос с отцовством. Я хочу иметь документальное подтверждение.

– Может еще ДНК сдать? – Двадцать минут. Ну какого хрена так медленно?!

– Это лишнее. Я не сомневаюсь в том, что он мой сын.

– Рада за тебя.

Девятнадцать. Мы молчим, по ощущениям, полжизни, а прошла всего минута! Жесть. Я так с ума сойду в его компании. Даже дышать сложно становится.

– Ты грудью кормила? – Ночь каверзных вопросов объявляю открытой. Чего, бля?

– Допустим, – не совсем понимая, зачем ему эта информация, все же отвечаю.

– Долго?

– Нет.

– Почему?

По кочану.

– Потому что молоко пропало из-за антибиотиков. – Вопросительно смотрит. – Я слегла с ангиной, когда Илье было почти четыре месяца. – Кивает чему-то своему.

– Что со спиной?

– А что со спиной? – вопросом на вопрос. Я словно на допросе. Семнадцать минут! Пиздец.

– Не заметить, что тебе больно, довольно сложно. И у меня даже есть несколько вариантов.

– А потом как-нибудь нельзя? Ребенок, блин, спит, а ты допрос устроил. Запарил. Заткнись уже или вали домой.

Кладет мне руки на колени. Я же подбираю ноги к себе, обняв их руками. Шах и мат. Нехер меня лапать. И без того нервная до невозможности.

– К чему цирк? Ты же хочешь меня. – Глаза так и гипнотизируют. Масляные будто, блестящие. Господи помилуй…

– Не-а. Я спать хочу. Но уж точно не тебя. – Да-да. Хороша актриса, Станиславский удавился бы от хохота.

– Уверена? – еще и ухмыляется падла. Вообще охамел. Конечно, я уверена. Как же иначе. Так сильно уверена, что аж руки начинают дрожать. А в горле ком. Пятнадцать минут.

– Разумеется, – как хорошо, что за шепотом не слышно севшего голоса.

– А если проверю? – Слишком интимно звучит. Слишком много мыслей и картинок возникает. Мгновенно. Внезапно.

Что?!

Становится на колени впритык ко мне. А мои ноги, предатели, будто по щелчку под его руками в стороны расходятся. Так привычно и дико одновременно. И от груди до самых кончиков пальцев на ногах огненный шарик прокатывается внутри. Жарко.

Что я творю? Что он творит?

Полулежу в кресле, держу хоть какую-то дистанцию. Цепляюсь руками в подлокотники, только бы избежать еще большего контакта, а он по глазам видит, что я понемногу сдаю позиции. И кажется, схожу с ума. А ведь он еще даже не начал. Ничего не сделал. Просто чистейшая провокация.

Гладит бедра. Следит взглядом за собственными руками. Эротично и слишком медленно для того, кто куда-то спешит. Чувственный садизм во всей красе.

Четырнадцать минут. Я торможу… или слишком много всего происходить успевает за чертовы пару десятков секунд? А руки у него горячие, невообразимо сильно обжигающие. Запускающие блядскую цепную реакцию в моем организме. Заставляя вспоминать и изнывать, понимая, что я могу получить.

Под майку обе ладони. По ребрам плавно… к груди. Сжимает одновременно. Перекатывает между пальцами одеревеневшие соски. Пытается установить контакт глаз, склоняя голову, а я избегаю. Не могу… Просто не могу на него смотреть. Желанного в данный момент, как вкуснейший десерт в мире. Только этот тортик-то не для меня…

Кусаю губы, ловлю его дыхание на них. Отчаянно чувствуя импульсы, пробегающие по телу, где мы соприкасаемся. Уворачиваюсь от поцелуя. Выгибаю шею, не давая приблизиться. Кусает за плечо, прямо через ткань. Не больно. Заводит сильнее. Посмеивается, забавляясь над тем, как я «очень старательно» его отталкиваю. Дура тупорылая. Двенадцать минут. Господи, ты там вообще есть, нет? Или в отпуск ушел, забив на мои страдания?

Стаскивает шорты, следом стринги, а я даже возмутиться не успеваю. Слишком быстро. Вспышками все. Флэшбэками.

Закрывает мне рот левой рукой. Приближается нос к носу. Такой тесный контакт. Почти поцелуй, хочется просунуть язык сквозь его пальцы и коснуться губ.

Правой рукой, кончиками пальцев скользит по отвратительно влажной киске, незамедлительно проникает в меня сразу двумя пальцами. Проскальзывает так легко, что мне хочется плакать от беспомощности. От того, как сильно вздрагиваю. От того, что он это видит. Муку в моем взгляде. Нужду. И еще гребаную кучу всего, смешанного в ядреном коктейле. Приоткрываю рот, скользя губами по его ладони, выдыхаю…

Десять. И так медленно ласкает. Вставляя по самые костяшки, что по ощущениям меня жарят на адовой сковородке, причем на сраном медленном огне. Жесть. Просто жесть.

– Будешь тихой? – шепотом, глядя в глаза. А я лишь утвердительно моргаю. Вообще ничего не соображая. Убирает руку с моих пересохших губ. Еще на сантиметр ближе. Но не целует. А я сейчас сдохну. Ей-богу, сдохну.

Девять минут. Опускается стремительно вниз. Чувствую поток воздуха с его губ между собственных ног, а после давлюсь вдохом, когда чувствую его язык там. Меня словно током ударило. Бог ты мой. Это кара поднебесная за все мои косяки?

Восемь минут. Выгибаюсь, готовая просто сразу кончить, слишком давно не было мужчины у меня. Непозволительно давно. А тут… Его язык снаружи – пытка, а пальцы внутри, как контрольный в голову. И мысли покидают. Трусливо сбегают одна за другой.

Семь. Тянусь рукой, вплетаю пальцы в его волосы, не настолько длинные, чтобы можно было ухватиться. И надо бы оттолкнуть, но я лишь ближе притягиваю. Тону в удовольствии, таком сильном и остром. Которое разрывает грудную клетку. Задыхаюсь, когда он яростнее ускоряется, знает, как нужно именно мне, помнит, и я срываюсь. Сжимаю его пальцы внутри так сильно, что он все понимает и буквально затыкает поцелуем искусанные губы, когда я кончаю. Проглатывает измученный стон, едва слышный. Отчаянный.

Шесть. Отвечаю на поцелуй. Слизывая с его языка собственный вкус, всасывая влажные губы, прикусывая, впиваясь в плечи обеими руками. Дрожу всем телом, слышу, как он расстегивает ремень, а следом ширинку. Стоп. СТОП! Открываю глаза. Замираю и, собрав всю волю в кулак, упираю ладони ему в грудь, отталкивая. Слышу, как гулко барабанит сердце под моими руками. Понимаю, что дышу в такт с ним, загнанно и рвано. Но не давит. Отстраняется легко, пусть и совсем немного. Смотрит так пронзительно и честно. Не скрывая, насколько возбужден. А руки лежат кожа к коже на моих бедрах. Пальцы вжимаются с силой, еще немного – и будет больно. И вот оно, то самое, такое необходимое. И разочарований не будет, все знакомо и давно изучено. Стоит просто позволить – и буду трахнута жарко и жестко. Прям здесь, на маленькой кухоньке, за пять минут до готовности долбаного бисквита.

– Нет, – шепчу, глаза в глаза. – Ты женат, – запоздалый аргумент. Неуместный, особенно после произошедшего. Наивная надежда, что отсутствие проникновения – не измена. Да ведь?

Лавиной обрушивается осознание тотальной ошибки. А его пальцы очерчивают длинный шрам от операции внизу живота. Глаза такие задумчивые, понимающие.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю