Текст книги "Постскриптум (СИ)"
Автор книги: Anzholik
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
Глава 19
Время: почти половина восьмого утра. Поспав всего часа полтора от силы, приезжаю на такси домой. Тихонько открываю дверь и аки мышь крадусь к гардеробной. Где раздеваюсь, разуваюсь, переодеваюсь и ползу на кухню. Потому что в голове столько всего сразу, что я совершенно не помню, есть ли какие-либо заказы на сегодняшний день. И ведь нет. Что неимоверно радует. Потому достаю некоторые продукты, чтобы разморозились, пока я буду отсыпаться, и иду в комнату к ребенку.
Ильюша вместе с моей сестрой еще спят, и картина настолько умиляет, что, не выдержав, шлепаю к ним и крепко обнимаю сына. Целую во все, что подворачивается под губы, тискаю и глажу. Пока дитеныш не просыпается и не цепляется за меня, как обезьянка, всеми конечностями.
– Мам, а можно я не пойду в сад? Ну пожалуйста-пожалуйста! – Чуток охрипший с сонными глазами. – Я еще немножко посплю, а потом будем вместе что-нибудь готовить.
– Тебя кто-то обидел? Почему ты не хочешь идти, зайка? – Глажу по мягким волосам. И пытаюсь понять, в чем причина нежелания у Ильи. Он нечасто просит остаться дома. Слишком редко, чтобы не насторожиться.
– Нет, просто не хочется. И папа обещал днем привезти собаку. – Ну вот. Снова чертова псина, не обговоренная со мной. Которую придется каждый божий день выгуливать, будто мне заняться больше нечем. Однако… Раз уж отец пообещал, то исполнять обещанное нужно. Чтобы у сына не было сомнений в родительском слове.
– Ладно, но только сегодня. Хорошо?
– Хорошо, – довольный как слон крепко обнимает меня и тащит к себе под одеяло, где начинает просыпаться сестра под орущий, словно ополоумевший, будильник.
– Спи, Лиз. У нас сегодня выходной незапланированный. – Укладываюсь поудобнее, с удовольствием вдыхаю любимый и самый вкусный на свете запах собственного ребенка и вырубаюсь.
Просыпаюсь ближе к обеду, немного разбитая из-за отсутствия хорошего ночного сна, но как бы не впервые. Готовлю мясной пирог и еще кучу любимых лакомств ребенка. Созваниваюсь с Микелем, договорившись, что он заедет за мной ближе к вечеру, потому что привез что-то Илье, а после мы пойдем ужинать в ресторан. А дальнейшее хоть и не обговорено, но яснее некуда. Пусть мы и не засыпали почти до шести утра, вымотав друг друга по полной программе, повторить никто не против. Совсем не против.
Но. Есть одна малюсенькая проблемка. Размером со слона. Днем должен приехать Леша с долбаной собакой, что означает… что они могут столкнуться, и как избежать подобной неловкости – я не знаю. Но срочно придумать выход – цель номер один на данный момент.
– Солнышко, а во сколько папа обещал приехать?
– Где-то в два, а что?
– Я же говорила тебе, что к нам в гости приехал Микель? Помнишь? Он хочет сделать тебе сюрприз.
– А когда? – Глаза загораются как два огонька. Знакомых таких и очень любимых два огонька предвкушения. Боже, да я бы душу дьяволу продала, чтобы научиться заново радоваться вот с такой искренностью незначительным мелочам.
– Я просила его приехать к нам ближе к пяти, ты сможешь сделать так, чтобы папа ушел до прихода Микеля?
– Конечно, – кивает с умным видом. – Я позвоню и буду упрашивать его прийти пораньше, тогда он и уйдет раньше. Да?
– Наверное.
И как-то немного некрасиво с помощью ребенка искать выход из ситуации. Но выбор невелик. Да и Ильюша не окажется ущемленным, как раз с точностью наоборот. Только Леша как обычно делает как ему угодно и когда угодно. Придя в половине второго с маленьким пушистым существом. И нет, не собакой. У нас теперь новый член семьи – британский вислоухий котенок. Мелкое недоразумение, пугающееся даже собственной тени и шипящее на ковер в зале. Однако у него есть своя жилплощадь в виде специального домика. Лоток с гелевым наполнителем и огромный пакет специализированного корма. И словно почувствовав, что его хотят сплавить, Алексеев шустро сваливает. Что совсем немного, но расстраивает. И лишь мысли о приятном времяпрепровождении вечером с Микелем успокаивают. Не то чтобы сильно… Но это лучше, чем ничего.
Ближе к вечеру настроение приподнимается все больше. Приятные сборы и наблюдение за тем, как ребенок ловит по дому бедное четвероногое существо. Периодически слушая задушенный писк и одергивая Илью. Научить-то его не мучить и не обижать тех, кто слабее, я научу. Только это ребенок, и тут все не так просто, как хотелось бы.
– Милый, видишь котику больно. Не нужно так сильно прижимать его. Лучше погладь по шерстке или поиграй с ним. Вон папа принес тебе специальные шарики на веревочках.
Зато теперь в доме будет не так тихо! Вот единственное, что я услышала из уст бывшего мужа, когда тот принес мне эту серую пушинку. Будто кот вместо клоуна теперь будет развлекать нас. Которому три месяца отроду. Хотя он и имеет пафосный документ со всеми прививками и родословной. Очень ценный кадр… Очень.
Задумчиво слоняюсь, успевшая накраситься и одеться к приходу португальца. С легкой тревогой, потому что одному богу известно наведается ли Леша сегодня к нам еще раз. Вроде как должен… Но это вроде как. Стопроцентной гарантии нет, а звонить и спрашивать, значит, попросту провоцировать его на приход. Что нежелательно.
Микель появляется четко к пяти. С охапкой цветов, пакетом с различными экзотическими фруктами, бутылкой дорогого вина и складным обалденным велосипедом. Детским, естественно. Отчего у Ильюши счастья полные штаны. Он подолгу выясняет, что и как с ним делать. Не отходит от гостя ни на шаг и, кажется, несколько расстроен, когда мы уходим почти в половине седьмого в заранее запланированный ресторан.
– А ты подготовилась, – плотоядная улыбка и рука, скользящая мне под юбку. Что останавливается на кружеве чулок и цепляет пальцами подтяжку. – Если ты скажешь, что без белья, я, честное слово, забью на ужин.
– Я не настолько беспечна, на улице все же не май месяц. – Кокетливо бью ладошкой по его настырной руке и, мазнув накрашенными красной помадой губами по его щеке, выскальзываю из лифта. Все же жить на двенадцатом этаже опасно. Потому что длительные подъемы и спуски с похотливыми мужиками напрашиваются на то, чтобы устроить разврат посреди трех зеркал, прямо у железных поручней.
И целый пыточный час, мы как белые люди жуем салаты, вгрызаемся в сочные стейки и заедаем все нежным фруктовым десертом. Но напряжение физически ощущается в каждом движении. Нетерпение выливается долгими, пусть и молчаливыми взглядами. Многообещающими. Слишком много и слишком заманчиво, чтобы рискнуть и продлить удовольствие от качественной еды, наплевав на явные посылы друг друга.
И вот еще не стукнуло даже девяти, а мы едем к отелю. На моей машине. Потому что я не собираюсь оставаться до утра, а в такси чувствую себя чуток неловко. В своем авто куда удобнее. И увереннее. Конечно же. И все так прикольно и классно, пока я не слышу звонящий телефон.
– Лин, тут твой Алексеев пришел, – голос у сестры настороженный. Если судить по интонации, то она растеряна и явно не знает, что делать. – Илья рассказал ему, куда ты ушла, и тот поставил меня в известность о том, что остается с ночевкой. Причем даже ничего слушать не захотел. А на мое возмущение прошипел, что это вообще-то его квартира и он, когда хочет, тогда и приходит, ровно как и остается настолько, насколько посчитает нужным.
Совсем неудивительно, что у меня начинают подрагивать руки от перенапряжения. А ком в горле вообще как родной тут же появляется. Но, собственно, этого и следовало ожидать. Ребенок рассказал все отцу потому, что его никто не просил об этом молчать. Леша пришел потому, что считал, что имеет на это полное право, и запретить ему могу только я, а меня как бы дома нет. Блять… Нет, трижды блять.
– Лиз, я постараюсь пораньше приехать, но ничего не обещаю. Если что-то срочное будет – сразу же звони, ладно?
Бросать Микеля не хочу. Это и некрасиво, и явно лишнее, потому что, если меня не путает мое предчувствие вкупе с интуицией, вряд ли бывший муженек сейчас в хорошем расположении духа, что грозит вылиться в скандал с вытекающими. Причем, сомневаюсь, что вытекающие будут приятными. Очень сомневаюсь. Только вот расслабиться, как я того хотела бы, у меня теперь не выйдет. Тут уж я гарантирую.
– Что-то случилось? – Разумеется, мое состояние становится заметным. Радует лишь то, что он не слышал, что служит тому причиной. Так как о том, что у меня есть хоть и бывший, но муж, я не упоминала ни разу. Вопрос о том, откуда же у меня ребенок, не поднимался. Да и разве кого-то можно сейчас удивить статусом матери-одиночки? По-моему, это явление настолько распространенное, что давно стало чем-то обыденным. Разве что люди советской закалки принимают подобное за нечто нехорошее и постыдное. Но, слава богу, таких мало.
– Да нет, все в порядке. Не заморачивайся, – притвориться спокойной. Натянуть улыбку и унять дрожь в пальцах. Вот, умница. А теперь поднимись в сраный номер и трахни красивого мужика, да так, чтобы он думать забыл о твоих нарисовавшихся затруднениях. Установка понятнее некуда. Разговаривать в собственной же голове с собой же попахивает диагнозом. Но я в каком-то странно разбросанном состоянии, и все, совершенно все мысли настырно утекают в сторону совсем не находящегося рядом мужчины. Увы.
И все вроде сегодня хорошо. Физически. И губы такие же сладкие, и руки такие же требовательные. Я по-прежнему выгибаюсь от ощущений и, не сдерживаясь, выстанываю в голос. Только… Только чего-то упорно не хватает. Мне хорошо, даже замечательно, но как-то не так. И я понимаю, что изменения у меня внутри, что малейшие мысли о Леше сбивают настрой и хочется выскользнуть из постели и уехать. Не потому что Микель плох, а потому что сердце рвется к другому. Слишком сильно рвется. И еще вчера все было иначе. Еще вчера все было лучше… Было ведь. Или же моя болезнь прогрессирует? Неужели, все становится настолько запущено? НАСТОЛЬКО?! Черт.
В полуотрешенности я все же остаюсь до назначенных пяти часов утра. Хотя планировала вернуться раньше, но в последний момент передумала. И с истинным мазохизмом, по-настоящему измываясь над собой, позволила телу насладиться чувственной пыткой. Еще несколько раз. В объятиях нелюбимого, но чуткого и нежного любовника. А почему собственно нет-то? Хрен его знает, когда мне что-либо обломится после отъезда Микеля. И обломится ли вообще. Я даже не говорю о Леше. Его мы не берем как заведомо выигрышный вариант, так как он у нас долбаный кремень и на провокации плюет с высокой колокольни.
Португалец не выглядит недовольным, и кажется, и вовсе не заметил изменение во мне. И либо я хорошая актриса, либо он хреновый наблюдатель. Не знаю. Но меня радует такой итог нашей встречи. А завтра будет последний день перед его отъездом и, если все на самом деле было так, как он планировал, то когда-нибудь, а именно месяца через два все повторится и на куда более долгий срок. Но я не любитель далеко идущих планов и предпочитаю губу особо не раскатывать и жить как получается, а брать то, что дают.
Приезжаю домой в шестом часу. Нервы натянуты на максимум, кажется, еще самую малость – и рванет, исполосовав внутри все в долбаную кашку к чертовой матери. Аккуратно разуваюсь возле дверей. На цыпочках крадусь в гардеробную через зал. Где на диване, чинно развалившись, спит Леша. И без его хмурого взгляда, вечно напряженной челюсти и каменной стойкости… выглядит моложе своих почти тридцати восьми. Ему можно с натяжкой дать чуток за три десятка. А легкая щетина делает его каким-то немного ранимым. И желание подойти и погладить по лицу, после поцеловав соблазнительные губы, зудит в теле. И это после долгих часов энергичного секса. Вы понимаете всю степень моего помешательства? Я только что из постели, у меня гудящие ноги, и мышцы ноют во всем теле. Но стоит мне увидеть ЕГО, как несмотря ни на что, в теле просыпается знакомое томление, и все становится не важно.
Простояв несколько минут в лицезрении, все же отворачиваюсь и проскальзываю в маленькую комнатку. В рекордные сроки переодеваюсь в домашнюю одежду и крадусь в собственную комнату. Где быстренько падаю в постель и благодарю господа бога за то, что сегодня суббота и ребенка не нужно никуда вести. Только вот поспать мне никто не дает. После нескольких часов беспокойного сна меня сразу будит пищащий серый комочек, который каким-то мистическим образом взобрался на кровать, а спустя минут двадцать залетает ураган в лице сына. И я понимаю, что три часа не так уж и плохо, могло быть и хуже…
Еле разлепив глаза, в состоянии полного нестояния тащу свое бренное тело в душ. Надеясь, что след небезызвестной личности простыл. А зря. Едва я захожу на кухню, как натыкаюсь на молчаливо пьющую горячий кофе фигуру. И взгляд такой, что желание залезть под плинтус и притвориться пылью. Или в темный угол, да куда угодно, только бы не отсвечивать и скрыться с его глаз долой.
– Хреново выглядишь. – Проливаю на руку кофе, когда слышу его голос в спину. Игнорируя боль, аккуратно вытираю и пытаюсь собрать себя максимально, чтобы не показать, насколько расшатанное у меня состояние.
– Какой прекрасный комплимент. – Добавить щепотку ехидства, приправить уверенностью и повернуться, чтобы взглянуть на свою погибель. Смогла? Молодец! Это настоящий успех.
– Бессонная ночь? – Знает ведь, что меня не было дома. Знает, кто причина моего отсутствия. Понимает, в отличие от ребенка, что в нашем возрасте дядя и тетя не могут просто гулять за ручку всю ночь.
– С чего ты взял? – Отпиваю, обжигаю язык и небо. И это чуток отрезвляет и придает еще больше храбрости. Потому что карие глаза напротив в настоящей ярости. Тихой такой. Притаившейся. Но оттого не менее устрашающей.
– Тебя ведь не было всю ночь, сомневаюсь, что у тебя было время для сна. Да, Лина? – Допрос? К чему вопрос? Что хочет услышать? Ревнует? Злится? За что и по какому, черт бы его побрал, поводу? Если сам с женой. У самого рыльце в пушку. – Похождения важнее ребенка. Хорошая мать. Хвалю. – А яда-то сколько. Укусил бы – убил бы на месте мгновенно.
– Не понимаю о чем ты, я спала в комнате. Нужно было быть внимательнее. Хороший отец. Хвалю. – Выдержать лицо. Плюнуть в ответ, допить кофе и свалить подальше.
Чтобы после игнорировать полдня неприкрытое недовольство. И выдохнуть свободно только к вечеру, когда он наконец-то уходит. Лиза же, как мышь, незаметной тенью постоянно рядом. Наблюдает и не лезет. Тактика, конечно, прекрасная, только вот мне поддержка очень нужна, а не ее полное безучастие.
– Знаешь, разбирайтесь сами. Вас не поймешь. То ли у вас брачные игры, то ли скоро будет смертельный бой. Я как-то пасс. Мне свекрови хватает по самое горло.
– Микель завтра уезжает. Останешься еще одну ночь? Я вернусь пораньше.
– Уверена, что это хорошая идея? – Не уверена, но я не настолько эгоистка и сука, что бы кидануть приехавшего ко мне издалека человека. Я ценю его затраты. Его внимание. И все происходящее.
– Уверена, что если не пойду, то пожалею. Так устроит?
Только вот сегодняшние сборы какие-то ленивые и без особого желания. Как надобность. Или же сказывается недосып и испорченное настроение с утра пораньше. Сложно сказать. Отвлекает и вызывает улыбку только любимый ребенок, который как юла вертится по квартире, развлекая и себя, и котенка, которому отныне имя – Кусачка, как собаку в излюбленных Фиксиках. Благо питомец у нас женского пола…
И вот я вся внешне отлично выглядящая, а внутри почти до слез разбитая, собираюсь на выход, напоследок глянув в широкое зеркало у входа. Ботфорты с молнией сзади. Кожаная юбка-колокол с широким поясом на талии. Облегающая черная водолазка, без белья под ней и массивный кулон, свисающий ниже груди. Макияж… Нет макияжа, только слегка подкрашенные ресницы и выделенные скулы. Гигиеническая помада и творческий беспорядок на голове.
Хватаю перчатки с комода. Клатч. И в расстегнутом полушубке выхожу из квартиры, резонно решив перед выходом на улицу покурить. Потому что нервничаю, словно делаю что-то неправильно. И какое-то дурное предчувствие копошится под кожей. Настойчиво. Слишком настойчиво, чтобы игнорировать полностью. И никотин что-то не спасает. Совсем не спасает. Скурив одну, а следом другую сигарету, закидываю в рот мятный леденец и вызываю лифт.
Двенадцатый, мать его, этаж. Адово пекло, ей-богу. Благо лифты еще новые, практически идеально вылизанные. Пока спускаюсь, успеваю прокрутить в голове кучу сценариев, по которым будет развиваться сегодняшний вечер и ночь. И даже чуток грустно становится от того, что Микель уезжает. Заинтересованный во мне и уделяющий внимание. Рядом с ним я чувствую себя сексуальной, желанной и женственной. А это хоть чего-то да стоит в моем-то состоянии безнадежно влюбленной дуры, которая не способна справиться с собственными убийственными чувствами.
Погруженная в мысли, не улавливаю момент, когда лифт открывается. Опустив голову и глядя под ноги, очнувшись, двигаюсь на выход, влипнув всем телом в чью-то фигуру. А когда поднимаю глаза – каменею на месте. Передо мной Алексеев собственной персоной. Старший, чтоб его. И на лице такой ураган эмоций, что мне хочется провалиться под землю сию же секунду.
Угрожающе двигается на меня. Вталкивает обратно в лифт, ударяет по кнопкам, и я слышу, как сдвигаются спасительные створки. Твою ж мать, блять. Смотреть в разгневанное лицо выше моих сил. Вжимаюсь спиной в стеклянную стенку и замираю как кролик перед удавом.
– Далеко собралась? – шипяще и настолько грубо, что хочется еще сильнее съеживаться. Даже сопротивляться и оправдываться или спорить не рискую. Сжимаю в руке перчатки. Дышу загнанно и слышу, как в висках бьется кровь. Боженька, ты там есть? Спаси и сохрани. Умоляю. Потому что походу смерть моя близится. – Я спрашиваю: далеко собралась? М-м? – Подходит близко-близко, сжимает в руке мой подбородок и заставляет взглянуть ему в лицо.
Даже если бы я могла ответить, вряд ли бы открыла рот. Но собственным захватом он лишает меня такой возможности априори. Я часто видела разные эмоции в его глазах когда-то очень давно. Помню, каким он может быть, когда выходит из себя, и это чуток страшно, но тело, прирученное этим мужчиной, отзывается даже на долбаную грубость. И вроде надо возмущаться и вырываться… Вроде. Надо. Правда?
– Куда же ты, ночная бабочка, снова летишь? А? – Чувствую его дыхание. А внутри так и подколачивает. Ноги непослушные, руки подрагивают. Я не понимаю, к чему все идет. Но одно я знаю точно: он срывается. Вот в этот самый момент Леша срывается с катушек. И я как бы этого хотела и, наверное, хочу. Наверное. Только я все же не понимаю, к чему все идет. К чему? Зачем? Что катализатор? Тот факт, что на меня кто-то позарился?
– Мне больно, – сдавленно шепчу, и хватка на лице слабеет. Только он еще ближе. Буквально вдавливает собой в долбаное зеркало.
– Далеко собралась? Я не слышу ответа.
Упорствует зачем-то, сам все знает, но упорствует. Что ждет в ответ? Подтверждение или опровержение? Мне и без того отвратно до невозможного. Чтобы еще и вслух говорить о собственных планах.
– Да нет, не особо, – хочется нагло, а получается как-то почти равнодушно. Вообще диаметрально противоположно творящемуся внутри.
– Ты никуда не идешь, – чеканит каждое слово как приговор. Вытаскивает за руку из лифта. А я боковым зрением вижу написанное краской число пятнадцать на грязно-кремовой стене.
– Почему? – приподнимаю бровь, решив все же услышать ВСЕ, что он хочет высказать по этому поводу. Не сумев с первого раза, но все же достаю пачку сигарет и закуриваю под его недобрым взглядом. Хоть бы не удавиться дымом. Что вполне возможно.
– Потому что я так сказал.
Весомо. Не спорю. Киваю молча. Затягиваюсь поглубже, пытаюсь усмирить колотящееся сердце. Свидание срывается. Микель завтра уезжает. И это правда то, о чем я сейчас хочу думать? Нет… Леша. Леша. Лешенька. Чего же ты бесишься-то? Если тебе насрать и все в таком же духе. Или взыграла мужская гордость, мол, как так-то выбрали не его? Разве это возможно? Поразительно. Как же я могла так опростоволоситься? Ая-яй.
– Сомнительный аргумент. – Сигарета все же дает каплю смелости. Расстояние в полтора метра между нами позволяет дышать спокойно. Относительно спокойно. – Но если у меня нет выбора, то мне нужно позвонить. Потому что даже ты не заставишь меня вести себя как последняя сука и вынуждать ждать другого человека. – Намек прозрачный. Потому что в нашем случае именно он та самая последняя сука, которая варит меня в этом чертовом ожидании долгие и долгие дни и недели. Намеренно мучая.
– Звони. – На два шага ближе. И едва я набираю номер, вырывает у меня телефон из рук. Я даже не успеваю возмутиться. – Добрый вечер, – резко и хлестко, будто пощечина, его приветствие. – Микель? – Неуместный вопрос, что он и показывает интонацией. Прекрасно зная, кому сейчас звонит. – Ангелина не приедет ни сегодня, ни когда-либо вообще. – О как. Взял и мигом все решил. Какой молодец. Тянусь рукой за трубкой, но он, схватив, практически заламывает ее и в считанные секунды, спотыкаясь и схватившись за его плечи, я влипаю спиной в чужую дверь.
Красота. Именно то, что я и хотела. Ага. Предел ебаных мечтаний.
Разнос в чувствах и ощущениях. Мне и обидно, и больно, и хорошо. Я как мазохистка впитываю этот обжигающий взгляд. Видя, как расширяются его зрачки. Всего пара секунд, а такие перемены. Разительные. Пока я не слышу слетевшие с его уст слова.
– Я ее муж. Всего доброго, рад, что мы друг друга поняли. И настоятельно рекомендую забыть этот номер. – Прикрывает на секунду глаза. Выдыхает. – Послушай, ты свое дело сделал – развлек. Теперь свободен. – Морщусь. Переступаю с ноги на ногу, дышу через раз. Успевшая трансформироваться во что бы там ни было злость в его глазах резко возвращается. – Блять! – Ого. Округляю глаза, потому что ругается он еще реже, чем я. А после мой телефон с грохотом летит на пол. С силой… С сопровождаемым падение треском. Прелестно. Просто прелестно. И как на ЭТО реагировать?
– Леша, – тихо зову. Но требовательно. Я могу понять многое, кроме крушения техники и мебели. Не в его духе.
– Молчи. Просто молчи. – С силой пинает телефон в стенку, и тот разлетается на части. Батарея в одну сторону. Разбитый в крошево экран – в другую. Поднимает, достает сим-карту, без тени сомнений разламывает ее и выкидывает. Насрать ведь, что на этот номер звонят заказчики и остальные. На все ему насрать. Главное – выплеснуть злость. Я в шоке. Просто в шоке, так и стою, прилипшая к дверям. Молчу и моргаю ошарашено.
Это все длится считанные минуты. И не без труда, если судить по периодически сжимающимся рукам. Его носит, он мечется из стороны в сторону, а после и вовсе подходит. Дико чуток. Но вряд ли он сделает мне что-то. Хотя…
– Какого черта, Лина? – громкий шепот, бегающие по моему лицу глаза. Руки, сжимающие до синяков мне ребра. – Какого, мать его, черта ты творишь? Так сильно захотелось прыгнуть на чей-то член? А? – Сжимает рукой мое горло. – Мой тебя не устраивает? – Со свистом втягиваю воздух. Возмущение вскипает внутри. Его член? Что, правда, что ли? А кто-то предлагал? В таком случае, где были мои глаза и уши?
– Ты с ума сошел? – хриплю и теперь уж начинаю отталкивать. Что, в принципе, вообще бесполезно, когда он такой. И так и хочется наорать, что я устала уже его провоцировать. Что едва ли не прямым текстом предлагала. Вполне очевидно намекала. А он не реагировал. Теперь же оказывается, что это именно я виновата и я сука? – Твой зарезервирован по умолчанию. Если что, – рычу сквозь зубы. А хватка на горле становится крепче. Цепляюсь руками, пытаюсь вдохнуть полной грудью.
– Молчи. – Задела за живое?
И вроде все накалилось добела. И воздух сгустился. И глаза отъехавшие. А на шее точно синяки будут… Но он меняется. У меня на глазах теплея, с мучительным стоном впивается в губы, властно сминая мой рот в поцелуе, громко дышит и снова продолжает этот животный танец языков. Отпускает горло, ведет легкой лаской ниже к груди и сжимает с силой. Голодный и бешеный. Готовый сожрать меня заживо.
– Я устал терпеть. – Укус за ухом. Настырные руки под юбкой. – Мне осточертело сдерживать себя. Я больше так не могу. – Смотрит как-то побеждено мне в глаза. – Люблю тебя, все еще люблю. Несмотря ни на что. У этого чувства нет преград. Оно ломает изнутри. Я с ума сошел уже. Ты мне нужна. Ты вся мне нужна, Лина. – Каждое слово как маленькая смерть. Мне кажется, я глохну, слепну и теряю дар речи одновременно. Все органы чувств сдают от напора эмоций. И я как во сне беру его лицо в руки. Чтобы через секунду утонуть в страсти, что сжигает все, не жалея нас нисколько. И мне плевать, что мы в подъезде и кто-то может выйти. Вообще неважно. Все не важно… Только любимые губы с одуряющим напором, и сильные горячие руки на бедрах.
– Я без тебя будто не живу. Понимаешь? – Куда-то в шею, оттянув ворот водолазки и осыпая жестокими поцелуями-укусами. Мне больно, но это удерживает в сознании, потому что по ощущениям я спокойно могу свалиться в обморок.
И незачем отвечать. Я просто даю ему то, что он хочет. Позволяя приподнять и обхватывая ногами. Как и всегда плевать, где, главное, что с ним. Будто впервой мне заниматься сексом в неподходящем для этого месте. Просто это Леша. Это тот самый единственный и неповторимый, один такой вот сумасшедший, но я люблю его. Так сильно люблю… Что это почти больно.
И это не секс даже. Какая-то гранулированная боль и любовь, смешанная в равных пропорциях. Он будто присваивает меня заново. Вгрызаясь в кожу с силой. Оставляя отметины и сжимая до синяков. Двигается, однако, медленно. Глубоко входя и будто нехотя покидая. И целует словно выпивает. Всасывает в себя, желая поглотить. Какое-то абсолютное безумие – бесконечно долгое, и мышцы на его спине и руках напряженно бугрятся. Капелька пота стекает по лбу к переносице, и я слизываю ее со стоном, крепко обнимаю, и будь даже конец света – не отпущу. Не смогу. Нужда смертельная в этом человеке. Я будто проклята и вот оно, мое противоядие. И все, что было с кем-либо, не сравнится даже близко по силе ощущений с происходящим. Потому что это ОН.
Неудобно, тяжело и место хреновое. Но как-то все правильно. Именно так, как нужно, и я с истинным наслаждением, словно не чувствовала ласки полжизни, кончаю, с силой сжимая его внутри.
– Не в меня, Леш, пожалуйста, – на выдохе, дрожа от оргазма.
– В тебя, всегда в тебя, малыш, – нежность неразбавленная. До слез прошибает и впитывается в сердце. – Только в тебя. – Шепчет и с рыком вздрагивает. Блин… – Пойдем домой, – аккуратно отпускает. Взлохмаченный, свежеоттраханный. И мой. Пусть всего на считанные процентов тридцать-сорок. Но мой.
Иду за Лешей к лифту, и так спокойно и уверенно себя чувствую. А моя рука в его ладони сжата. Горячей и мягкой. Тихо заходим в квартиру. Идем к гардеробной без слов. Раздеваемся до белья и в комнату. Чтобы упасть на постель и целоваться долгие минуты. Так томительно и нежно. Он такой ласковый, ластится к моим рукам, целует пальцы, гладит щетинистой щекой плечи. Вылизывает каждый миллиметр кожи. Неспешно. И, глядя глаза в глаза, входит. Снова. Только теперь каждый толчок отдается сильной дрожью. Каждый. Чувства будто обострены в этом полумраке, где только легкое сияние обоев с россыпью звезд и едва заметная лазурная подсветка создают атмосферу романтики и сказки. Нашей сказки.
А мне мало. Мне его мало. Хочу впитать в себя. Жадно глажу по спине, прижимаю еще сильнее. И так хорошо от тяжести его тела. Умопомрачительно и совершенно. И из уголков глаз соскальзывают слезы. Потому что сложно держать это в себе. Эмоции фонтанируют и затапливают. Люблю. Безумно сильно люблю. Я чертовски счастлива. Безоговорочно.
– Хочу слышать тебя, – сцеловывает соленую влагу. – Громче. – Подчиняюсь. А в ответ слышу точно такой же, безумный и хриплый. И внутри резонируют его слова, словно пластырь склеивая трещины на измученной душе. Любит. Он любит меня. Боже. Неужели тоска и отчаяние были лишними? Нежели мои страдания были не впустую? – Я с тобой. Только с тобой.
Не думала, что меня может затопить такая сильная радость, обмывая сердце сокрушительной теплой волной. И от мысли, что он во мне, здесь со мной, искренний и открытый, в голове становится кристально чисто. Великолепно. Несравнимо и, черт возьми, сильно. Даже мощно. И пусть кто-то считает, что мое понимание о выражении любви извращено. И я отмеряю чувства физической близостью. Но разве есть хоть что-то более доказывающее и достоверное, чем удовольствие, полученное совместно с тем, на ком давно и бесповоротно помешан? Разве есть хоть что-то лучше, чем кончать одновременно, чувствовать взаимную пульсацию и видеть в глазах напротив безумие? Обоюдное. Безумие, в котором мы оба горим. Истинное и неоспоримое. Разве слова сильнее? Разве хоть что-то может с этим сравниться? Нет. Абсолютно точно нет. И пусть я опошляю высокое и чистое понятие, но это и есть моя, наша любовь. Это она и есть.
Засыпаю в его объятиях. Уставшая. Сытая и удовлетворенная по всем параметрам. И отступает боль и сомнения. Тревога глохнет и исчезает. Я обновляюсь, возрождаюсь, будто из пепла.
И теперь, если там кто-то сверху все же есть, я говорю спасибо. За него. За нас. За шанс.
