Текст книги "Лепестки на волнах (СИ)"
Автор книги: Anna
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)
Глава 29
Признание
Мигель де Эспиноса задумчиво смотрел в огонь камина. В тропическом климате Эспаньолы не было необходимости в каминах, однако в некоторых старинных домах они, скорее по привычке, были построены. Конечно же, и погода установилась не настолько холодная, чтобы разжигать камин. Но когда дон Мигель приказал Хосе сделать это, слуга не стал удивляться очередной прихоти своего господина, а предпочел по-быстрому отправиться за дровами на кухню.
Пламя золотило развешенные на стенах зала старинное оружие и портреты предков, чьи глаза были зрячими в его отсветах и, казалось, неодобрительно смотрели на одного из последних отпрысков славного рода.
Обычно огонь благотворно влиял на дона Мигеля, помогая собраться с мыслями. Но сейчас это получалось из рук вон плохо. Как и в целом в последнее время. Он редко испытывал страх, но сегодня он испугался за Беатрис. Жуткие картины ее падения успели промелькнуть в голове, пока он преследовал Олу. Треклятая кобыла!
Воспоминание о прижавшейся к нему жене было почти мучительным: обнять Беатрис крепче, попробовать наконец вкус ее губ, запустить пальцы в густые волнистые волосы... Не без труда он разжал объятия. Похоже, жена то ли боится его, то ли просто не желает его прикосновений, раз предпочла сесть на лошадь, которая только что заставила её пережить весьма неприятные минуты. Он знал, какой действие оказывает подобное происшествие на неопытного наездника.
За эти недели дон Мигель успел лучше узнать Беатрис, попав под очарование ее живого характера и независимого ума. Книгам она обрадовалась гораздо больше, чем драгоценностям, и была готова защитить от его гнева лошадь, к которой, по-видимому, привязана. Он не мог отрицать, что Беатрис влекла его, и влекла с каждым днем все сильнее. И это несмотря на все его старания держаться от нее на расстоянии! Узнай кто-то о его метаниях, он стал бы персонажем не одной, а многих пьес, из тех, что так нравятся его жене.
Де Эспиноса горько усмехнулся. Ему, что, впору завидовать Оле? Или презреть данное Беатрис обещание и войти к ней в спальню? И вновь увидеть ужас в ее глазах. Да уж...
Переплетаясь с влечением, еще одно чувство с упорством сильного побега прорастало сквозь каменистую почву его души. Иначе, совсем иначе, чем это было с доньей Арабеллой...
Позади раздались легкие шаги и шелест юбок, но де Эспиноса подумал, что это одна из служанок, решившаяся потревожить его по какой-нибудь надобности, и поэтому обернулся не сразу.
***
Слова Лусии запали Беатрис в душу, и чем дольше она думала о случившемся на прогулке, тем больше ей казалось, что служанка права. А когда муж прижал ее к себе... Ноги Беатрис подкосились, ей захотелось положить голову ему на плечо и застыть так, ни о чем больше не думая и не сомневаясь...
«Почему же я не поехала с ним? Опасалась за Олу? У него был такой вид, будто он хотел прикончить кобылу на месте...»
Однако она возразила сама себе:
«Чего ради? Лошади слишком ценны в Новом Свете. В крайнем случае, продал бы ее...»
И она же видела в глазах дона Мигеля искреннее беспокойство. Потом он отошел от нее и вновь принял свой отстранено-ироничный вид – момент был упущен. И весь оставшийся вечер прошел у них подобно другим таким же вечерам, когда сразу после ужина сеньора де Эспиноса желала мужу доброй ночи и уходила к себе.
Последовать совету Лусии и сделать первый шаг? Однако это казалось Беатрис вопиющей непристойностью. Как ей отважиться на подобное? А если дон Мигель просто рассмеется ей в лицо? Такого позора ей не пережить. Взгляд ее упал на книги, которые он был так любезен привезти ей, и в голову пришла одна мысль: почему бы не закончить чтение романа сеньора Сервантеса, ведь муж признавался, что увлекся историей идальго из Ла-Манчи? Время еще не позднее, не прошло и часа, как она поднялась в свою гостиную. Вряд ли дон Мигель, любивший после ужина проводить некоторое время в зале, уже ушел оттуда. Глубоко вздохнув несколько раз, Беатрис взяла толстый фолиант и спустилась вниз.
В камине потрескивало пламя, дон Мигель неподвижно сидел в кресле, глядя в огонь. Услышав ее шаги, он медленно повернул к ней голову.
– Вы желаете чего-то, донья Беатрис? – удивленно спросил он.
– Нет... то есть да...
Решимость оставила Беатрис, но она собрала всю свою волю, и ей удалось произнести довольно непринужденным тоном:
– Роман о доне Кихоте остался недочитанным. Я могла бы почитать вам, если, конечно, у вас нет других важных дел.
Дон Мигель свел брови, о чем-то раздумывая.
«Он откажется... И что тогда?»
– Хорошо... – проговорил он. – Если вас это развлечет.
Это было не совсем то, что надеялась услышать Беатрис, но во всяком случае, он не отослал ее. Напротив стояло еще одно кресло. Так близко, что она могла бы коснуться мужа, протянув руку. Беатрис устроилась поудобнее и раскрыла книгу – она хорошо помнила, где они остановились в последний раз. Постепенно уверенность вернулась к ней.
«...Ничто на земле не вечно, все с самого начала и до последнего мгновения клонится к закату, в особенности жизнь человеческая, а как небо не наделило жизнь Дон Кихота особым даром замедлять свое течение, то смерть его и кончина последовала совершенно для него неожиданно...»
Беатрис перевернула последнюю страницу и, точно почувствовав что-то, взглянула на дона Мигеля. И остановилась на полуслове, потому что голос перестал повиноваться ей. Муж смотрел на нее в упор и в его глазах была непонятная ей жажда. Беатрис вдруг бросило в жар. Она сглотнула, не в силах отвести от него взгляда. Дон Мигель поспешно отвернулся, откидываясь в кресле. В зале повисло молчание.
«Самое время уйти, не так ли? – с горечью подумала Беатрис. – Ну нет. Если я уйду сейчас, то никогда больше не отважусь на это...»
– Дон Мигель... – выдохнула она. – Мне... Я хочу вам сказать... Спросить, – она запнулась и замолкла.
– Спрашивайте, донья Беатрис, – глухо ответил он, не поворачивая головы.
Пламя камина необыкновенно четко высвечивало его гордый профиль и у Беатрис кольнуло сердце: как же он одинок! И тогда она сбивчиво заговорила, обмирая от собственной смелости:
– В Ла-Романе, когда вы предложили мне стать вашей женой... вы сказали, что не будете докучать мне, но... разве таинство освященного церковью брака не подразумевает продолжение рода?
Он резко обернулся и недоуменно переспросил:
– Продолжения рода?
– Да, – страха больше не было, наоборот, какое-то пьянящее чувство охватило Беатрис. – Разве вам бы не хотелось наследника рода де Эспиноса? Сына?
Глаза дона Мигеля вспыхнули при этих словах.
– Я люблю вас, хотя вы и не признаете это чувство, – проговорила Беатрис, соскользнув со своего кресла и гибко опускаясь перед мужем на колени.
В его глазах отразилось удивление и недоверие. Помедлив, он склонился к ней и взял ее руки в свои, затем поднес их к своему лицу и глубоко вздохнул. Едва касаясь, его губы скользнули по ее ладоням, нежной коже запястий.
– Беатрис? – казалось, он не был уверен, что правильно понял ее и она не отшатнется в испуге.
– Да, муж мой, – прошептала она, не пряча глаз от его пронзительного взгляда.
Тогда де Эспиноса обхватил жену за талию и, приподняв, притянул к себе на колени.
Прижавшись к нему, Беатрис услышала как бешено колотится его сердце, а в следующий миг он прильнул к ней в поцелуе – сперва нежно, лаская ее губы своими, затем все более страстно, побуждая ее разжать их. Она робко попробовала ответить на поцелуй мужа. Голова кружилась, Беатрис будто оказалась где-то вне стен зала, вне времени и пространства.
– Какие сладкие... – оторвавшись от ее губ, дон Мигель начал целовать ее шею, затем дернул шнуровку строгого платья. – Черт бы побрал эти женские наряды, – с коротким смешком сказал он, – а с вами, дорогая жена, и тем более надо всегда быть во всеоружии.
Потянувшись к поясу, он извлек из ножен кинжал и попросту разрезал прочные шнурки, потом медленно спустил платье с плеч, обнажая тяжелые груди с темными крупными сосками. Когда его губы сомкнулись на затвердевшем соске, у нее перехватило дыхание, а низ живота словно омыло горячей волной. Муж вдруг остановился и посмотрел ей прямо в глаза:
– Пойдем, – негромко сказал он, – зал не самое подходящее место для первой ночи.
Она кивнула, завороженно глядя на него, ошеломленная, оглушенная новыми, никогда прежде не испытываемыми ощущениями, захватившими ее.
***
Углы спальни терялись во мраке, на столике возле кровати горела одинокая свеча, оставленная Лусией. В тишине было слышно лишь дыхание мужчины и женщины, да шелест одежды. Пальцы дона Мигеля быстро расправлялись с уцелевшей шнуровкой, и вскоре платье, а затем сорочка и нижние юбки упали к ногам Беатрис. Оставшись полностью обнаженной, она задрожала, непроизвольно прикрывая руками темные завитки меж бедер.
– Тебе холодно? Или стыдно?
– Стыдно...Очень, – призналась Беатрис.
– Не надо смущаться.Дай мне полюбоваться на тебя, сердце мое.Нетничего постыдного в первозданной красоте твоего тела... – дрогнувшим голосом сказал он, отступая на шаг. – Сколько же в тебе жизни... Как можно было бы упрятать такую роскошь под монашеское одеяние?
«Он так говорит... слышал бы его отец Игнасио, так точно бы обвинил в ереси», – на миг Беатрис почувствовала почти страх, и тут же поняла, что больше не стесняется своего супруга.
Не сводя с жены восхищенного взгляда, де Эспиноса сел на край кровати. Он был абсолютно прав, сравнивая Беатрис с древней богиней, угадав не только гармоничные линии тела под строгими одеждами, но по наитию ощутив властный и вполне земной призыв, исходящий от нее. Беатрис переступила с ноги на ногу, не зная куда деть руки. Кажется, она и не подозревает своей спящей силы...
«Мне следует получше стеречь сокровище, обладателем которого я неожиданно стал,» – язвительно и вместе с тем ревниво подумал он.
– Иди ко мне...
Вновь усадив Беатрис к себе на колени, де Эспиноса стал целовать ее шею. Его руки скользили по телу жены, и тихо застонав, она запрокинула голову. В этот миг он опрокинул ее на постель.
Она ахнула от неожиданности, но де Эспиноса уже был рядом с ней, лаская ее и заставляя ее извиваться от наслаждения, которое ей дарили его ласки. Затем он коснулся губами ее живота, и она снова попыталась закрыться от него, однако он мягко убрал ее руку.
– Не надо, Беатрис, – повторил он, а потом с легкой иронией в голосе спросил: – Ты что-то знаешь о том, как происходит… продолжение рода?
– Инес... рассказала мне, – ответила Беатрис, тщетно пытаясь унять дрожь.
– Очень предусмотрительно с ее стороны.
Де Эспиноса выпрямился и быстро скинул камзол и рубаху.
– В отличие от большинства новобрачных, тебе уже знакомо мое тело, моя прекрасная сиделка, – улыбнулся он, – Я все еще пугаю тебя?
– Нет, – храбро ответила она и на всякий случай закрыла глаза.
– Никто не сравниться в храбрости с доньей Беатрис. Она не убоится ни отвратительной игуаны, ни грозного мужа... – де Эспиноса вытянулся рядом, и Беатрис поняла, что он совершенно обнажен.
И конечно же, ей было знакомо еготело – ее руки касались плотной горячей кожи, безошибочно находя твердые рубцы старых ран на его плечах и спине.
– Моя храбрая жена позволит мне ласкать ее? – прошептал де Эспиноса ей на ухо.
– А до сих пор вы чем занимались, дон Мигель? – неожиданно дерзко отозвалась она.
– Как мне нравится ваша дерзость, маленькая сеньорита Сантана... ну раз так, пеняйте на себя.
Беатрис почувствовала, как пальцы мужа проникают меж ее бедер и судорожно вздохнула, инстинктивно сдвигая колени.
– Позволь мне... – дон Мигель дразнящие коснулсяее губ.
Беатрис открыла глаза и на этот раз во взгляде склоняющегося над ней самого непостижимого для нее мужчины, увидела восхищение и еще что-то, от чего по всему телу разлилась истома. Она развела бедра, и муж немедленно воспользовался ее уступкой.
Ее поразило, каким пылким может быть суровый и язвительный дон Мигель. Волны наслаждения накатывали одна за одной, и Беатрис отбросила всякий стыд, полностью открываясь ему. И вот сладкая судорога пронзила ее, и она вскрикнула, откидываясь на подушки:
– Мигель!
– Тише... тише, сердце мое...
Прерывисто дыша, она обхватила голову мужа руками, запустила пальцы в его короткие жесткие волосы. На этот раз она желала ощутить тяжесть его тела, желала господства на собой...
То, как Беатрис откликалась на его ласки, наполняло де Эспиносу всепоглощающей радостью, кровь все быстрее бежала по его жилам, однако заставляя себя помнить, что перед ним его невинная жена, а не очередная любовница, он прилагал усилия, чтобы держать в узде свой бурный темперамент – и это давалось ему все с большим трудом. Но заглянув в ее широко распахнутые глаза, он понял, что в ней тоже пылает огонь желания, и тогда, прижавшись к жене, настойчиво толкнулся в нее. И сразу почувствовал, как напряглась Беатрис.
– Больно... – прошептала она.
– Боль пройдет... твое тело должно привыкнуть ко мне. Не зажимайся так, – хрипло пробормотал де Эспиноса, снова и снова целуя ее губы.
Дождавшись, когда Беатрис немного расслабиться, он двинулся вперед, раздвигая жаркую плоть.
– Беатрис, сердце мое... жена моя!
Опущенные ресницы Беатрис намокли от слез, однако резь и жжение постепенно становились глуше, терпимее, хотя и не прошли до конца, а к боли неожиданно начало примешиваться удовольствие. Но главным для Беатрис оставалось охватившее ее пронзительное счастье – от осознания того, что любимый ею мужчина сжимает ее в своих объятиях...
...Мигель де Эспиноса проснулся со странным ему чувством умиротворения и не вполне уверенный, наяву ли он обнимал Беатрис, или это привиделось ему во сне, навеянном вчерашними раздумьями возле камина. Но открыв глаза, он обнаружил себя в другой, не своей спальне, а рядом с ним спала его нежная жена. Все это наглядно доказывало дону Мигелю, что произошедшее – не плод его воспаленного воображения.
При условии, что он не продолжает грезить – саркастично заметил он себе. Словно желая убедиться, что жена не растворится в воздухе, он провел рукой по крутому изгибу ее бедра, затем его пальцы пробежали по чуть выпуклому животу Беатрис, и ладонь наполнилась упругой тяжестью ее груди. Молодая женщина почувствовала его прикосновения и пошевелилась.
– Глупец... – прошептал дон Мигель.
– М-м-м? – сонно отозвалась Беатрис.
– Подобно тому несчастному идальго из Ла Манчи гонялся я за миражами и сражался с мельницами, принимая их за ужасных великанов. И подобно ему, соорудил в своей душе алтарь, где поклонялся неведомому кумиру, – муж говорил медленно и очень тихо, будто обращался к себе, но окончательно проснувшаяся Беатрис жадно ловила каждое слово. Он приподнялся на локте и заглянул ей в лицо: – Моя Дульсинея из плоти и крови, ты столько времени была рядом со мной, а я, не понимая своего счастья, хотел отказаться от сокровища, которым Небо благословило меня...
Глава 30
Ревность
Апрель 1690
– Донато, как твоя нога? – Беатрис склонилась над лежащим на узкой деревянной кровати темноволосым юношей.
– Благодарение небу и вашему чудодейственному бальзаму, она почти зажила, сеньора де Эспиноса, – на бледных губах Донато появилась улыбка.
– «Почти зажила» – это не отвечает действительности, а бальзам – не мой, а доктора Рамиро, – возразила Беатрис, – Однако, отец Кристиансказал, что улучшение есть, и я рада за тебя. А теперь спи.
...Донато был родом из небольшого поселения у подножия Кордильер-Сентраль, и подобно многим обитателям предгорий, занимался поискам серебряных или – если особенно повезет – золотых самородков. А две недели назад он свалился в глубокую расщелину и распорол себе левое бедро о камни. Донато удалось выбраться на тропинку, и даже добрести до ворот госпиталя Святого Николаса. Отец Кристиан, взглянув на распухшую ногу, лишь скорбно поджал губы. Тем не менее, он велел прикладывать к бедру горячие припарки, чтобы вытянуть заразу. Но состояние Донато только ухудшалось.
Беатрис услышала об этом случае от сестры Долорес, которая всегда близко к сердцу принимала мучения страждущих, которым они ничем не могли помочь. Беатрис попросила сердобольную монахиню проводить ее к больному. Донато лежал в углу общего зала, отгороженном занавеской, что обычно делали для безнадежных больных. На изможденном лице Донато яркими пятнами горел нездоровый румянец. Он был очень молод – гораздо моложе самой Беатрис, и ей пришли в голову грустные мысли о скором завершении этой юной жизни. Однако она вспомнила о бальзаме сеньора Франциско иобратилась к судовому врачу за помощью...
Убедившись, что Донато уснул, Беатрис поправила сползшее одеяло. Бальзам и вправду сотворил почти чудо, Донато пошел на поправку и появилась надежда не только на то, что удаться спасти его жизнь, но и что он не останется хромым.
***
Вопреки ожиданиям дона Мигеля, в этот раз жена не встречала его во дворе. Ну так что, не все же время она проводит на террасе, высматривая его корабль, – усмехнулся он себе.
А он, как всегда, не мог даже приблизительно сказатьей, когда вернется. Днем ранее они заметили небольшую трещину в фок-мачте «Санто-Доминго», и адмирал де Эспиноса принял решение прервать патрулирование – благо, что французы в последниенедели не беспокоили их.
Наверное, Беатрис в саду или в библиотеке. Однако Фернандо с постным лицом сообщил ему, что сеньора де Эспиноса отправилась в госпиталь еще до полудня.
– И до сих пор не вернулась? – удивился дон Мигель.
– Нет, дон Мигель, – управляющий сокрушенно вздохнул.
– Должно быть, она решила навестить сестру, – пожал плечами де Эспиноса. – Зачем ей так долго быть в госпитале?
– Рискну навлечь на себя гнев – ваш или доньи Беатрис, – осторожно начал Фернандо, – тем, что рассуждаю о делах, меня не касающихся...
Дон Мигель сдвинул брови:
– Говори, Фернандо. За долгие годы, что ты мне служишь, я не раз убеждался в твоей преданности.
– Сеньора де Эспиноса в госпитале, я могу сказать это так же уверенно, как то, что сегодня пятница. Она посвящает сему богоугодному занятию немало времени.
– В самом деле? – хмыкнул де Эспиноса, пристально глядя на него. – Раз ты уж заговорил об этом, тебе известно что-то еще.
– Только то, что сеньора де Эспиноса преисполнена доброты, вот и отец Амброзио во время воскресной мессы упомянул о вашей супруге, как о благочестивой женщине, не гнушающейся убогих, и которая «не убоится ни замарать богатых одежд своих, ни возложить персты свои на разверстые язвы страждущих» – так он сказал.
Судя по тому, что дон Мигель хмурился все сильнее, он не разделял восторгов своего духовника.
– А особенно сейчас, когда ваша супруга приняла такое деятельное участие в судьбе несчастного юноши...
– Какого еще юноши? – уже вовсе недовольно спросил дон Мигель.
– Того, что едва живым добрел до госпиталя. Отец Амброзио приводил этот пример в доказательство того, что надо всегда уповать на милость Всевышнего. Ведь это Он ниспослал несчастному спасение в лице доньи Беатрис. Она спрашивала у сеньора Рамиро рецепт его снадобий, разве она не говорила вам? И произошло чудо. Это было еще до вашего отплытия... Правда, когда я выходил из церкви, до меня долетел шепоток какого-то гнусного насмешника, дескать это все из-за того, что у юноши – лицо ангела, но разве...
– Довольно, – резко прервал его де Эспиноса. – Отправляйся в госпиталь, раз уж ты так хорошо осведомлен о местонахождении доньи Беатрис. Пусть возвращается немедленно.
***
Сидевший на кровати Донато при виде Беатрис смущенно улыбнулся: его до сих пор поражало, что знатная сеньора снизошла до такого бедняка, как он.
– Вижу, что скоро ты будешь отплясывать фанданго, – Беатрис рассмеялась. – Не смотри на меня так, право, я начинаю чувствовать, что мой земной путь закончен, и я являюсь тебе в видениях.
Юноша залился краской:
– Я буду ежедневно упоминать вас в молитвах, сеньора де Эспиноса.
Беатрис хотел ответить что-то шутливое, но заметив, что взгляд Донато устремлен куда-то поверх ее плеча, обернулась. На пороге стоял управляющийФернандо и, не мигая, смотрел на нее.
– Донья Беатрис, вас ищут, – скрипуче выговорил он. – Вернулся ваш супруг.
Беатрис не думала, что дон Мигель вернется так скоро и обрадовалась, и в то же время от мрачного взгляда Фернандо ей стало тревожно. Тем не менее, она спокойно сказала:
– Разве ты не знаешь, что я провожу эти часы в госпитале? – и немного иронично добавила: – Дон Мигель дал на то свое соизволение.
Ее колкость достигла цели: взгляд управляющего стал еще мрачнее.
– О да, дон Мигель дал свое соизволение, – пробормоталФернандо. – Вот только на что именно?
Бедный Донато испуганно смотрел то на Беатрис, то на надменного незнакомого сеньора:
– Сеньора де Эспиноса?
– Я проведаю тебя завтра, Донато, – ответила молодая женщина и вскинула голову, твердо глядя на Фернандо: – В твои полномочия не входит задаваться этим вопросом, Фернандо, не так ли? Ступай, я тоже уже иду.
– Дон Мигель сказал – немедленно, – на губах Фернандо появилась кривая усмешка. – Прошу вас, донья Беатрис. – Он преувеличенно учтиво поклонился ей и шагнул в сторону, всем своим видом показывая, что не намерен уходить без Беатрис.
***
У ворот госпиталя стояла карета. Фернандо махнул рукой слугам, ожидавшим сеньору де Эспиноса возле портшеза, а сам приглашающе открыл перед молодой женщиной дверцу кареты. Весь путь до дома прошел в молчании. В полуприкрытых морщинистыми веками глазах управляющего Беатрис чудилось злобное торжество. Дурные предчувствия охватили ее – Фернандо никогда особо не радовался ее появлению в жизни дона Мигеля, и с чего бы ему теперь торжествовать?
Брусчатка улицы под колесами кареты сменилась на ровные плиты внутреннего двора. С мягким толчком карета остановилась и соскочивший с запяток слуга распахнул дверцу и опустил откидную лесенку. Беатрис вышла и огляделась: мужа нигде не было видно.
– Где дон Мигель, Фернандо? – обернулась она к управляющему.
– Дон Мигель сказал, что будет ожидать вас в кабинете, – сухо ответил тот, и поклонившись, направился в сторону бокового входа.
Беатрисрастеряно проводила его взглядом: что же такого могло случиться, чтобы управляющий в открытую выказывал ей свою враждебность?
***
– Дон Мигель, рада, что вы вернулись так быстро. Все ли было благополучно?
Муж стоял к ней спиной и не обернулся при звуке ее голоса.
– Рады? – саркастично переспросил он. – Разве я не оторвал вас от дела, куда более занимательного, чем постоянное ожидание супруга, который то в море, то занят?
– Я не понимаю...
– Прекрасно понимаете, донья Беатрис! – он круто развернулся к Беатрис, и у нее сжалось сердце при виде его искаженного от гнева лица. – Я дал вам достаточно свободы, взамен же потребовал лишь двух вещей: вашей преданности и чтобы вы были достойны моего имени!
– Но что случилось? – воскликнула Беатрис.
– Вы все еще не понимаете? – де Эспиноса шагнул к ней и с издевкой в голосе сказал: – Что вы можете сказать о подобным ангелу юноше, к которому вы проявляете столь глубокое сочувствие, что об этом уже говорят в городе?
– Дон Мигель, бедный мальчик был при смерти, – Беатрис стиснула руки, пытаясь сохранить остатки самообладания. – И я попросила о помощи доктора Рамиро...
– А я ясно дал вам понять, что ваше участие в делах госпиталя ограничится лишь благотворительностью!
– Признаю, что я в чем-то вышла за установленные вами рамки...
– В чем-то?! Я не потерплю, чтобы мое имя стало пищей для досужих сплетен!
Беатриссобралась с духом и смело встретила гневный взгляд мужа:
– Я не сделала ничего, что могло бы бросить тень на имя де Эспиноса!
– Вы злоупотребили моим доверием и данной вам свободой! – в голосе дона Мигеля клокотала едва сдерживаемая ярость. – С этой минуты вы останетесь в своих покоях. Я подумаю, как с вами поступить.
Задыхаясь от обиды и возмущения, Беатрис отступила к двери и молча вышла из кабинета.
По-видимому, слуги уже знали о ссоре, потому что огромный дом как будто вымер, и она дошла до своих комнат, никого не встретив.
***
Испуганная Лусия несколько раз подходила и спрашивала, не нужно ли Беатрисчего-либо, но та качала головой. Она отказалась от ужина и до позднего вечера просидела в кресле возле окна. Они с мужем ни разу не ссорились, и его несправедливые слова жгли ее. Как же так? Почему?
Но когда обида схлынула, Беатрис подумала, что она и в самом деле нарушила свое обещание.
«Я лишь наблюдала, как лечат монахини и пару раз зашла проведать бедолагу Донато. В чем меня можно упрекнуть? – тут же вновь возмутилась она. Однако следующая мысль встревожила ее: – А ведь наверняка не обошлось без Фернандо... За мной, оказывается, приглядывают... Я должна поговорить с Мигелем. Сейчас же! – она горько усмехнулась: – Если мне оставили такую возможность...»
Беатрис встала, и на цыпочках подойдя к двери, приоткрыла ее: уж не сторожит ли ее кто-то из слуг. Снаружи никого не было. Она вышла из комнаты, спустилась в полутемный зал и остановилась в замешательстве, не обнаружив там дона Мигеля.
«Он вполне мог уехать хотя бы во дворец наместника или еще куда-то».
Желание немедленно объясниться с мужем стало еще сильнее. Ей почему-то казалось, что если она не сделает это немедленно, потом все тем более осложнится.
«Возможно, он в кабинете...»
Пройдя через зал, онавновь поднялась на второй этаж и замедлила шаг, приблизившись к высокой, украшенной резьбой дверикабинета. Беатрис встряхнула головой, собираясь с духом, и постучала. Она прислушалась, пытаясь понять, там ли муж. Какое-то время было тихо и она разочарованно вздохнула, поворачиваясь, чтобы уйти, но в эту минуту раздался сухой и весьма нелюбезный голос дона Мигеля:
– Ну что там еще, Фернандо?
Беатрис решительно толкнула створку и шагнула в кабинет.
– Донья Беатрис? – угрюмо произнес дон Мигель.
Похоже, он не ожидал, что она осмелится прийти к нему и никакой радости по этому поводу не испытывал.
– Я пришла, чтобы… поговорить.
Явиться в тот февральский вечер и признаться в своей любви было для Беатрис намного проще, чем выдерживать холодный взгляд мужа сейчас. Она запнулась, не зная, как продолжить, а Мигель не собирался помогать ей, и губы его были сурово сжаты.
– Я должна была сделать это раньше. Обсудить с вами... попросить, чтобы вы разрешили мне... учиться у монахов, – она тяжело вздохнула и с усилием продолжила: – Я была не права, скрыв от вас, что отец Кристиан допустил меня ухаживать за больными. Более того, возможно, у него создалось неверное впечатление о... границах, дозволенных вами, а я не стала его разубеждать.
Дон Мигель встал из-за стола и подошел к ней, не сводя с нее пронзительного взгляда:
– Так значит, вы раскаиваетесь? Но этого недостаточно, – он обошел ее по кругу, и Беатрис передернула плечами: – Вы провинились и должны понести наказание. Подойдите к столу.
Тут взгляд Беатрис упал на черный продолговатый футляр на столе, и ее сердце оборвалось. Был ли он здесь еще и днем? Во время ссоры она были слишком ошеломлена, и это попросту не отложилось в ее сознании...
«Неужели... О Боже!»
В ней разом воскресли все детские страхи перед точно таким же футляром, который отец держал в своем шкафу. Правда, он никогда не сек ни ее с Инесс, ни кого-либо из прислуги, но маленькой Беатрис достаточно было, что однажды ее мать, устав от шалостей, показала ей хранившиеся в футляре длинные гибкие прутья. Она вздохнула, подавляя слезы отчаяния, и шагнула к столу. Если дон Мигель решил наказать ее, она не унизит себя рыданиями и мольбами. Она не опустила глаза, наоборот, гордо выпрямилась и стараясь, чтобы ее голос не дрожал, проговорила:
– Муж – господин своей жены и вправе наказывать ее. Но что бы вам ни рассказали, в моем поведении не было ничего предосудительного. Вы можете выяснить у отца Кристиана все обстоятельства. Если вам будет угодно...
Губы дона Мигеля скривились в подобии усмешки:
– Откуда вам знать, что мне рассказали?
– Я могу только догадываться. Как в том, что рассказавший вам человек... не питает ко мне любви.
– Его преданность роду де Эспиноса не подлежит сомнению!
Так значит тут и в самом деле замешан управляющий! И поняв, что терять ей нечего, Беатрис твердо сказала:
– Его преданность вам, дон Мигель. Однако я уверена, что он не привел никаких доказательств моей вины.
Действительно, Фернандо говорил лишь намеками, да и то туманными, но де Эспиноса нахмурился:
– Хватит и того, что по городу поползли слухи. Носамое главное – вы ослушались меня.
Беатрисгорестно покачала головой: что может она противопоставить ненависти Фернандо, возжелавшего опорочить ее?
– Да... И я сожалею об этом, – ее взгляд вновь упал на футляр с розгами.
Дон Мигель проследил за взглядом жены. Она думает, что он намерен высечь ее.
«А разве это далеко от истины? – язвительно спросил он себя, – Ведь велел же я Хосе принести розги».
Да полно! Ему следует быть честным с собой: если он не сделал этого, будучи вне себя от ярости, то сейчас, когда Беатрис совершенно неожиданно пришла к нему в кабинет, не сделает и подавно. Однако его самолюбие было слишком глубоко уязвлено, и дон Мигель сурово спросил:
– Почему ты лгала мне, Беатрис?
Беатрис потупилась:
– Я опасалась, что вы мне откажете...
– И правильно делала.
– Что же дурного в моем стремлении к знаниям? – муж не ответил, и Беатрис прерывисто вздохнула: – Но мне не убедить вас, что я верна вам и телом и душой... – Она вновь взглянула ему прямо в глаза: – Тогда... прошу, покончим с этим побыстрее. Где я должна лечь?
Дон Мигель, пораженный спокойным, почти будничным тоном Беатрис, молча смотрел в ее побледневшее решительное лицо. Он чувствовал, что его гнев отступает, гаснет перед стойкостью и храбростью жены. Черт бы побрал Фернандо, не переусердствовал ли тот, чересчур рьяно оберегая честь рода де Эспиноса? Он вдруг осознал, что не в силах и дальше терзать жену.
– Ох, Беатрис, Беатрис... – он усмехнулся. – Моя дорогая упрямица!
– Дон Мигель? – пробормотала Беатрис в недоумении от внезапной перемены настроения мужа. – Но ведь вы сказали...
– Что ты должна быть наказана? Не скрою, эта мысль была весьма настойчива. Но отчего-то мне не хочется ссориться с тобой.
Дон Мигель подошел к шкафу и достал два серебряных бокала. Беатрис растеряно наблюдала за ним. Внутри ее от напряжения все еще дрожала каждая жилочка. Вернувшись к столу, дон Мигель наполнил бокалы темно-рубиновым вином из высокого графина и подал один из них Беатрис:
– А раз так... Примирение надо отпраздновать.
Де Эспиноса продолжалвнимательно вглядывался в лицо жены, ловя себя на том, что любуется ею. На ее губах появилась слабая улыбка, тогда он легонько коснулся ее бокала своим:
