Текст книги "Лепестки на волнах (СИ)"
Автор книги: Anna
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)
Глава 27
Дон Эстебан
Сеньора де Эспиноса прикусила нижнюю губу, когда увидела, кто встречает их во дворе: дон Эстебан собственной персоной! Она не забыла странное выражение глаз молодого человека в день свадьбы.
– Эстебан! Не думал, что ты в городе! – радостно воскликнул дон Мигель, спрыгивая с коня.
– Я прибыл только что, дядя.
Де Эспиноса обнял племянника, а тот поверх плеча дона Мигеля опять одарил Беатрис неприятным, каким-то липким взглядом.
«Что бы это значило? Да какая разница, может у него живот прихватило».
К ее неудовольствию, этот вечер пришлосьпровести в обществе дона Эстебана. А затем он и вовсе решил задержаться в доме дяди. Днем дон Мигель был то в гавани, то во дворце наместника, то еще Бог весть где, а по вечерам мужчины разговаривали о своих делах и неизвестных Беатрис людях. Ее досада росла день ото дня. О прогулках пришлось забыть: дон Эстебан не разделял увлечения ее мужа лошадьми.
Как-то она спросила у дона Мигеля, возможно ли ей и тут помогать монахам в деле милосердия.
– Разве вам недостаточно хлопот? – нахмурился он. – Я, конечно, не могу всюду сопровождать вас, но вы можете навещать сестру или отправится с паломничеством к недавно забившему возле Санто-Доминго святому источнику. Кстати, Фернандо передал мне ваше пожелание, и я дал согласие нанять садовника. Можете, к примеру, заняться садом.
Беатрис молчала, раздумывая, стоит ли напоминать мужу еще об одном его обещании, но с памятью у дона Мигеля было все в порядке.
– Ну что же, я предвидел ваш вопрос и написал отцу Кристиану, он возглавляет госпиталь Святого Николаса, – сказал он, продолжая хмуриться. – Признаться, святой отец был немало удивлен, но ответил согласием. Но предупреждаю вас, что ваше участие будет сводиться скорее к благотворительной миссии, чем к уходу за больными. И вы должны строго следовать его указаниям.
– Хорошо, дон Мигель, – потупив глаза, ответила Беатрис.
Она живо интересовалась медициной, но даже в самых заветных мечтах не могла представить, что кто-то возьмет на себя смелость обучать ее. Но наблюдая за тем, как лечат настоящие врачи, и делая выводы, она сможет почерпнуть что-то и для собственного опыта. В любом случае, теперь у нее появилось еще одно дело, которому она могла посвятить себя.
***
Если бы Беатрис могла заглянуть в душу дона Эстебана, то пришла бы в ужас от тех темных страстей, которые обуревали молодого человека. После случившегося на Исле-де-Мона его глубокая привязанность и почтение к дяде подверглись жесточайшему испытанию. И если с привязанностью дело обстояло еще более-менее сносно, то возносить дона Мигеля на недосягаемую высоту у молодого человека больше не получалось.
Как можно было поверить, что Питер Блад, этот дьявол, явится, чтобы покорно умереть? И конечно же, слуха Эстебана достигли слова, обращенные к жене их смертельного врага. Что сотворила с дядей холодная англичанка? В том, что между ним и пленницей что-то произошло, молодой человек не сомневался. С чего бы Мигелю де Эспиносе, чьим смыслом жизни стала месть подлому пирату, так раскисать?
«Надо было застрелить Блада, как только тот приблизился к нам, – тонкие губы Эстебана скривились в злобной усмешке. – Надеюсь, назад он получил свою женщину с «довеском». И мой отец отомщен хоть немного».
И как всегда, при воспоминании о гибели отца и позорном соучастии самого Эстебана в затеянном «доном Педро Сангре» спектакле, притаившиеся боль и гнев с новой силой нахлынули на него. Он тоже виноват. Не было бы лучшим исходом отказаться и с честью умереть рядом с отцом? Ведь тогда и проклятые еретики не избежали бы возмездия...
Но как мог дядя поступить так?! И ради кого? Если бы он не согласился на этот чертов поединок!
И снова они потерпели унизительное поражение. Перед внутренним взором молодого человека бесконечно представала одна и та же картина: клубы порохового дыма, палуба «Санто-Ниньо», заваленная телами убитых и обломками рангоута, и два корабля, под всеми парусами уходящие прямо в багровое на закате солнце.
А тут еще это сумасбродство! Когда Эстебан узнал о женитьбе дяди, в первый миг он решил, что того все еще терзает лихорадка. И все разочарование и муки уязвленного самолюбия вылились в неприязнь к нежданно обретенной тетушке.
«Лицемерка! – думал молодой человек, угрюмо следя за сеньорой де Эспиноса. – А прикидывалась скромницей, собиралась в монастырь... Сама небосьтак и мечтала знатного и богатого мужа заполучить. И старого в придачу...»
Она и здесь взялась за свое, желает, видите ли, богоугодных дел. Хочет, чтобы ее причислили к лику святых?
«Дядя сдурел, она ему в дочери годится... Наверняка, будет ему изменять. А может, уже изменяет, вон какая аппетитная. И в постели, поди-ка, горячая...»
Непочтительные мысли больше не вызывали трепета. А к неприязни парадоксальным образом добавилось вожделение. Ему хватало ума скрывать и то, и другое: с дядей шутки плохи. Да и любовь к нему все еще жила в измученной ненавистью и отчаянием душе Эстебана. Но по мере того, как длилось пребывание в доме дона Мигеля, молодому человеку было все труднее бороться с своими демонами.
***
Ясным февральским днем сеньора де Эспиноса возвращалась домой в отличном настроении. Прошло две недели, как она в первый раз переступила порог госпиталя Святого Николаса. Отец Кристиан, совсем не похожий на желчного отца Игнасио, поначалу воспринял ее появление как блажь богатой сеньоры, которой нечем себя занять, но постепенно проникся ее рвением и разрешил помогать монахиням в зале, отведенном для женщин.
Беатрис поражали знания о врачевании различных болезней, накопленные за более чем столетнее существование госпиталя. А в аббатстве Ла-Романысестра Маргарита, не обладая достаточным опытом, так огорчалась, когда была не в силах спасти чью-то жизнь. Беатрис смутилась, подумав о ней: она ведь даже не попрощалась с доброй женщиной...
Два дюжих слуги опустили портшез возле парадного входа в дом, и Беатрис, лучезарно улыбнувшись взопревшим под жарким солнцем парням, выпорхнула на каменные плиты.
Дона Мигеля, как водится, дома не было, а время обеда прошло, поэтому она спустилась в кухню, решив обойтись краюхой хлеба с ломтем копченной говядины и заодно поболтать с кухарками, а потом наведаться в сад и проверить, принялись ли посаженные накануне цветы. К тому же из кухни можно было попасть в сад кратчайшей дорогой – по узкому коридору на задний двор, и далее через калитку.
Встретив в полутемном коридоре дона Эстебана, Беатрис удивилась, но вечно мрачный взгляд молодого человека не испортил ей в этот раз настроения. Поприветствовав его, она собиралась пройти мимо, но он загородил ей дорогу.
– А-а-а, донья Беатрис, – протянул он с кривой усмешкой, – куда это вы так спешите?
Ей не понравился ни тон дона Эстебана, ни эта усмешка.
– А почему это вас так интересует, дон Эстебан?
– Мы же теперь родственники, а мне всегда интересно, чем заняты люди, с кем я связан родственными узами. А особенно это касается вас, дорогая тетушка.
– Откуда столь пристальное внимание ко мне? – настороженно спросила молодая женщина.
Эстебан шагнул к Беатрис, и та отступила, пытаясь сообразить, как ей себя вести.
– Как вам это удалось?
– Что именно?
– Не прикидывайтесь. Как вы окрутили моего дядю? Хотя, – он окинул Беатрис сальным взглядом, – его можно понять.
Эстебан медленно шел к ней, вынуждая ее пятиться. Растерявшаяся Беатрис поздно поняла, что миновала дверь, которая вела на кухню. Коридор за ее спиной заканчивался стеной, до которой осталось совсем немного.
– Ваше поведение непристойно, – сохраняя как можно более спокойный тон, сказала она.
– А ваше? И каково это – делить ложе со стариком?
Она не верила своим ушам, какая непочтительность!
– Не спорю, ваши прелести и мертвого поднимут, но надолго ли его хватит?
– Дон Мигель вовсе не старик! – воскликнула Беатрис. – И я предпочту делить ложе с ним, чем с молодым наглецом!
Если она думала, что ее резкость заставит молодого человека опомниться, то заблуждалась. Он совершенно справедливо отнес ее слова на свой счет. Так она смеет дерзить ему! Внезапно столкнувшись с Беатрис, Эстебан желал только побольнее задеть ее, поддавшись искушению поставить «тетушку» на место, теперь, взбешенный ее словами, он стремительно терял способность отдавать себе отчет в своих действиях.
– Ах, дорогая тетушка, – он издевательски рассмеялся, – Все познается в сравнении. Молодой наглец доставит вам удовольствие, а дядя, – что может мужчина в его возрасте...
– Не вам сомневаться в его мужественности, если на то пошло! – прервала его Беатрис. Она была все себя от гнева: – Скорее я поставлю под сомнение вашу!
Лицо Эстебана перекосилось от ненависти.
– Сука, – процедил он. – Сейчас я докажу тебе свою мужественность!
Спина Беатрис уже касалась стены. Остановившийся в шаге от нее Эстебан, гадко улыбаясь, возился с застежками своих штанов.
«Он пьян? Или обезумел?» – в ужасе подумала молодая женщина.
Она все еще не могла поверить в гнусные намерения племянника дона Мигеля.
– Я закричу!
– Кричи громче, пусть сбегутся слуги. Я скажу, что ты сама позвала меня сюда.
– Откудавам знать, кому поверитдон Мигель: вам или мне?
Однако то, что владело всем существом Эстебана, было действительно сродни безумию. Схватив Беатрис за плечи, он прижал ее своим телом к стене и впился ей в губы. Она отчаянно сопротивлялась, отворачивая лицо, и Эстебан не мог с ней справиться. Тогда он надавил одной рукой на горло «тетушки», жадно шаря по ее телу другой. Задыхаясь, Беатрис безуспешно пыталась оттолкнуть насильника или оторвать его руку от своей шеи.
«Надо было кричать!» – мелькнула паническая мысль.
Пальцы еще цеплялись за шершавую ткань камзола Эстебана, но в глазах потемнело. И тут ее рука коснулась рукоятки кинжала, висевшего на его поясе. Собрав последние силы, она выхватила клинок и уперла его острие молодому человеку под подбородок. Рука на ее горле разжалась, а в расширившихся глазах Эстебана появились изумление и страх. Беатрис жадно вдохнула воздух и закашлялась. Ее рука дрогнула, из пореза выкатилась крупная капля крови. Обомлевший Эстебан отшатнулся.
– Вы все еще желаете доказать мне свою мужественность, дон Эстебан? – с яростью прошипела Беатрис, делая шаг к нему. – Как вы посмели?! Посягнуть на жену единственного человека, который вас любит!
Теперь она наступала, а Эстебан пятился, пока напротив него не оказалась дверь, выходящая на задний двор.
– Убирайтесь вон, племянничек. Дон Мигель ничего не узнает, если вы будете держаться от меня подальше.
Дверь захлопнулась, а Беатрис, тяжело дыша, сползла по стене и села на пол. Ее сердце заходилось рваным ритмом.
«Проклятый мальчишка, что на него нашло... Боже, если бы я не натолкнулась на его кинжал... – она повертела в руках узкий клинок с позолоченной рукоятью. При мысли о том, что мог проделать с ней дон Эстебан, ее передернуло от отвращения, и она брезгливо вытерла губы. – Надо встать, сюда может кто-то зайти. Будет трудновато объяснить, почему это сеньора де Эспиноса сидит на полу с растрепанными волосами».
Она медленно поднялась и поморщилась, растирая шею:
«Хорошо, что мужу не придется объяснять происхождение синяков...»
Беатрис грустно усмехнулась. Немного приведя себя в порядок и отдышавшись, она направилась на кухню, пряча кинжал в складках юбки. Служанки присели, увидев ее, и Беатрис молча кивнула им, опасаясь выдать себя хриплым голосом. Она величественно проследовала до своей спальни и обессиленно повалилась на кровать. Глаза слипались: давали себя знать пережитые напряжение и страх.
Когда Беатрис проснулась, небо уже окрасилось в оранжевые тона. Над Санто-Доминго плыл колокольный звон. Вечерело, и вскоре она должна будет спуститься в зал. Хорошо, что она успела распорядиться насчет ужина.
«Сослаться на недомогание? Как я смогу сидеть с ним за одним столом и делать вид, что ничего не произошло? Не хватает еще дону Мигелю что-то заподозрить».
Но придумывать ничего не пришлось: ее внимание привлекли голоса, доносящиеся снаружи.
Беатрис выглянула из окна и увидела внизу дона Мигеля, который сердечно прощался со своим племянником. По видимому, дон Эстебан серьезно отнесся к словам «тетушки» и счел за благо убраться восвояси.
За ужином дон Мигель, явно опечаленный, высказал недоумение по поводу неожиданного отъезда Эстебана, Беатрис же, опустив глаза, негромко заметила, что молодости свойственно внезапно менять планы. Лусия, конечно же, увидела следы пальцев на шее своей госпожи и пришла в ужас. Но Беатрис строго-настрого приказала ей держать язык за зубами.
Глава 28
Игуана
После отъезда дона Эстебана миновали две недели. Жизнь в доме адмирала де Эспиносы шла своим чередом. Часть эскадры, возглавляемая «Санто-Доминго» вновь вышла в море: угроза нападения французских каперов была сильна как никогда. Хотя война шла в основном в Европе и на Северном континенте, но на Тортуге не было недостатка в желающих получить каперскую грамоту.
Дон Мигель крайне скупо говорил о военных делах и ничего не рассказал Беатрис ни о предыдущем плавании, ни о том, куда он направляется в этот раз. Ей оставалось только смотреть на горизонт и с волнением ожидать его возвращения. Обычная участь жены моряка, будь то адмирал или простой рыбак.
Однако, дон Мигель вернулся довольно скоро: погода испортилась, море покрылось длинными пенными гребнями. Природа словно вознамерилась восполнить недостаток бурь и штормов прошедшего сезона дождей. Порывистые ветры с вершин Кордильера-Сентраль сделали ночи необыкновенно свежими, если не сказать холодными. В доме гуляли сквозняки, и по утрам Беатрис зябко вздрагивала, выбираясь из-под покрывала. Только острая необходимость могла заставить суда выйти из гавани, и она радовалась, что дон Мигель волей-неволей должен был оставаться в Санто-Доминго.
Их общение носило покровительственно-дружелюбный характер со стороны дона Мигеля и почтительный – с ее стороны. Как бы хотелось Беатрис сломать ту незримую стену, которая была между ними. Но когда она смотрела в непроницаемые глаза мужа, то сразу утрачивала порыв заговорить с ним о чем-то, не касающемся напрямую ведения дома.
В один из последних дней февраля дней, когда Беатрис с Лусией вышивали, сидя в гостиной, раздался стук в дверь. Она распахнулась и на пороге возник дон Мигель вместе с Хосе, который держал в руках средних размеров, но, судя по побагровевшей физиономии слуги, увесистый ящик.
– Я приобрел для вас кое-что, донья Беатрис, и, надеюсь, это придется вам по вкусу, – де Эспиноса махнул рукой, и Хосе, пройдя в гостиную, осторожно поставил ящик на стол.
Удивленная Беатрис заглянула вовнутрь, и ей сразу бросилось в глаза вытесненное на толстой коже название: «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский». Кроме того, в ящике оказались и другие книги, в том числе «Саламейский алькальд» и «Дама-невидимка» Кальдерона, и даже «Собака на сене» – пьеса, о которой Беатрис слышала, но не имела возможности прочитать, поскольку отец не считал творчество Лопе да Вега подходящим для невинной девицы.
– Благодарю вас, дон Мигель! – радостно воскликнула Беатрис, чувствуя себя ребенком, которому дали кусок сладкого пирога. – Я очень, очень вам признательна!
Она готова была броситься ему на шею, как бывало делала с отцом, изредка балующим маленькую Беатрис небольшими подарками, но остановилась в нерешительности. Дон Мигель смотрел на ее восторг с добродушной усмешкой, но при этом был все так же далек от нее.
– Я рад угодить вам, донья Беатрис. Да, если желаете, мы можем еще раз совершить верховую прогулку. Ветер стихает, и под вечер погода должна улучшиться.
Муж ушел, а Беатрис с прорвавшейся горечью сказала Лусии:
– Я люблю его, но... Неужели нашему браку никогда не стать настоящим? Ты говорила, он не пренебрегал женщинами... Дело во мне?
– Донья Беатрис, опять я суюсь, куда не должна бы... Но однажды я заметила, как дон Мигель смотрел на вас, когда вы не могли того видеть.
– И как же, Лусия?
– Ну... у него глаза горели. Не знаю, как еще сказать... И не стал бы он гнаться за вами. Так что дело точно не в вас.
– Тогда что? Книги, украшения... я не безразлична дону Мигелю. Или... тяжелая рана и лихорадка привели к тому, что его желания угасли?
Лусия замялась:
– Я ведь слышала, как сеньор де Эспиноса делал вам предложение. Про него много что говорят, да только никто не посмеет утверждать, что он слова не держит. Может, пугать вас не хочет? Раз уж той ночью так вышло...
– И что теперь?
– Вам самой надосказать ему.
– Лусия! Не могу же я уподобиться портовой девице! – Беатрис сокрушенно вздохнула, перебирая драгоценные фолианты. – Нет уж... пусть идет как идет.
***
Сеньора де Эспиноса иногда навещала Олу, принося той краюшку хлеба, и привыкшая к своей хозяйке кобыла приветственно фыркнула, завидев ее. Ола потянулась к Беатрис мордой и забила копытом, выпрашивая угощение. Перед тем, как сесть в седло, молодая женщина ласково потрепала лошадь по шее, чувствуя себя в этот раз гораздо уверенней.
В сопровождении все тех же молчаливых братьев да Варгос, они выехали на улицу. Беатрис ожидала, что дон Мигель повернет Райо в сторону центра, однако муж сказал ей, направляясь в противоположную сторону, к западным городским воротам:
– Сегодня мы проедем вдоль берега моря, донья Беатрис.
Миновав кольцо недавно сооруженных городских укреплений, всадники углубились в прибрежные заросли. Беатрис, впервые после приезда в Санто-Доминго выбравшейся за его стены, с любопытством смотрела по сторонам, но плотное переплетение веток загораживало обзор.
Ола послушно рысила за Райо по ведущей к морюутоптанной тропе. Заросли закончились внезапно, и перед Беатрис открылся морской простор. Она придержала лошадь, очарованная красивым видом.
– Вам нравится здесь, донья Беатрис?
Дон Мигель тоже остановил коня и пытливо смотрел на нее.
– Изредка я приезжаю сюда, – он перевел взгляд на стоящее довольно низко солнце, – на закате.
Несколько минут они молча любовались искрящейся поверхностью моря. Затем Ола, которой наскучило стоять на месте, стала встряхивать гривой и перебирать ногами, и Беатрис вопросительно взглянула на мужа.
– Поезжайте вперед, – он указал ей на узкую тропинку, которая вилась по невысокому, но местами обрывистому берегу, постепенно спускающемуся к самой воде.
…Ола хотела бежать дальше – она любила бегать. Хозяйка немного отпустила натянутый повод, и лошадь радостно воспользовалась свободой.
...Потревоженная шумом огромная игуана, ловящая последние лучи солнца на каменном уступе, недовольно мотнула хвостом и поднялась на лапы...
Когда слева неожиданно выросло жуткое бородавчатое чудовище, кобыла заплясала на месте, вскидывая голову и храпя в испуге. Разозленная ящерица раздула горловой мешок и громко зашипела, вызывая противника на бой. Этого Ола уже не могла перенести. С диким ржанием она присела на задние ноги и, прыгнув вперед, понеслась бешеным галопом. Все произошло так быстро, что де Эспиноса, задержавшийся, чтобы еще мгновение посмотреть на заходящее солнце, не успел ничего предпринять.
Проклиная все, и прежде всего себя, он бросил жеребца следом за Олой.
«Как я мог пустить ее вперед?! Только бы она не начала кричать!»
Но пригнувшаяся к самой шее лошади Беатрис молчала. Справа вплотную подступал колючий кустарник, и ширина тропинки не позволяла Райо обогнать кобылу. Уже совсем близко берег понижался, переходя в широкий песчаный пляж, и де Эспиноса, перемежавший проклятья обрывками молитв, надеялся, что жене удастся продержаться в седле еще немного.
«Только бы кобыла не шарахнулась влево!»
Безумная скачка растянулась, как ему казалось, на века. Но вот Ола вылетела на пляж и немного сбавила скорость: ее ноги увязали в рыхлом песке. В этом тоже была опасность: лошадь могла споткнуться и упасть, придавив собой всадницу. Де Эспиноса немедленно послал Райо вперед, и андалузец в несколько мощных прыжков поравнялся с Олой.
– Повод! – предупреждающе крикнул дон Мигель.
Беатрис поняла его и не препятствовала, когда он, дотянувшись, перехватил повод Олы, сворачивая кобылу с прямой линии ее бега. Теперь Райо, направляемый твердой рукой де Эспиносы, скакал по сужающейся спирали, и кобыла была вынуждена делать то же самое. Постепенно лошади перешли на рысь, а затем и вовсе остановились. Опустившая голову Ола тяжело поводила боками и нервно дергала шкурой. Дон Мигель соскочил с Райо и бросился к Беатрис, вцепившейся мертвой хваткой в гриву лошади. Всхлипнув, молодая женщина разжала пальцы и свалилась в объятия мужа.
– Испугалась? – отрывисто спросил он, впервые со дня свадьбы прижимая к себе жену. – Ничего... Все кончилось, – он успокаивающе гладил вздрагивающую Беатрис по спине. – Мы возвращаемся домой. Сядешь впереди меня, на Райо, – он бросил гневный взгляд на понурую Олу. – Эта лошадь ненадежна и плохо выезжена! Я уберу ее.
Беатрис подняла голову:
– Не лишайте меня Олы, прошу вас! Смотрите, она совсем успокоилась... Я готова сесть на нее прямо сейчас. Та тварь на тропинке кому угодно внушила бы ужас.
– В самом деле?
В глазах мужа Беатрис увидела удивление. Он разжал объятия и отступил от нее:
– Вы очень смелы, донья Беатрис. Впрочем, я уже говорил вам.
Дон Мигель подошел к Оле и, взяв ее под уздцы, внимательно оглядел кобылу. Та не противилась, лишь шумно вздохнула, прядая ушами.
– Хорошо, она останется. Игуана и вправду была огромна, мне еще не доводилось видеть таких. Есть и моя вина: я оставил вас без присмотра. Но больше этого не повторится.
