Текст книги "Hospital for Souls (СИ)"
Автор книги: Анна Элис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
– Послушай, – Юнги резко тормозит и нервно сглатывает, когда Намджун поворачивается к нему и вопросительно кивает. – Там, слева, мои друзья. Чимин и Хосок, – как же страшно просить у него о таком, рассуждает Юнги, но сейчас не время, чтобы показывать свою робость. – Я посижу с ними.
– Что? – Намджун всё ещё плохо соображает, будто глубоко погружённый в свои мысли и не понимающий, к чему Юнги произнёс это.
– Ты иди к своим, а я пойду к своим, – Юнги давит из себя нелепую улыбку, похожую на извинение.
– Да, – наморщив лоб, Намджун часто кивает, разжимая ладонь. – Конечно. Иди, – и, так и не подняв на него глаза, сразу же подрывается с места.
Юнги с подозрением всматривается в его отдаляющуюся спину и боится даже предположить, что у того на уме. Возможно, Намджун всё понял, возможно, просто не ожидал получить от Юнги взаимность так быстро. Так или иначе, он не стал устраивать сцен и расспрашивать Юнги, почему он так поступил, а сейчас и вовсе отпустил его к друзьям, не потребовав объяснить, почему они, а не он. Это настораживает.
Юнги старается не забивать себе этим голову, когда, развернувшись, направляется к сидящим на привычном месте Хосоку и Чимину. Те, кажется, даже не заметили, что он вошёл, потому что взахлёб читают учебники, растирая средними пальцами виски – видимо, пытаются хотя бы что-то запомнить. Появиться перед ними, особенно перед Хосоком, очень стыдно, но Юнги не может прятаться от них вечно. Только это руководит им, когда он подходит сразу к Хосоку, не обращающему на него внимание, и кладёт руку тому на плечо, уже заранее готовясь получить по лицу снова.
– Я ублюдок, – прямо говорит Юнги, когда Хосок поднимает на него глаза. – Можешь вмазать мне ещё пару сотен раз, только не оставляй меня, как я его тогда оставил, – Хосок беззлобно выдыхает. – Не будь таким же, как я.
– Если ты его сейчас не простишь, Хосок, – вмешивается Чимин. – Я тебе сам вмажу.
Юнги тихо усмехается, почувствовав поддержку Чимина и благодарно кивнув ему, и возвращает взгляд на Хосока.
– Ещё одна такая выходка… – начинает тот.
– Я ублюдок, но не идиот, – уверяет его Юнги, сделав серьёзное выражение лица.
– Надеюсь, – Хосок протягивает ему руку, и Юнги незамедлительно жмёт её в ответ.
На душе становится легче. И от того, что Хосок начинает вести себя, как обычно, и от того, что Чимин отпускает шутки, стараясь разрядить обстановку. Единственное, что волнует сейчас Юнги, – почему нет Чонгука. Он не мог забыть про зачёт, он дисциплинированный и обязательный, и всегда готовится вместе со всеми на этом самом месте. Вряд ли он мог эмоционально отреагировать на то, что между ними произошло днём, и сбежать, как сбежал Юнги, лишь бы не помнить, как им там было вдвоём. Но у Юнги всё равно зудит в мозгу эта информация, и он не может сосредоточиться на подготовке, поэтому и решает спросить у парней в лоб.
– Слушайте, – тихо начинает он, смотря на них, оторвавшихся от книг, по очереди. – А где Чонгук? Странно не видеть его здесь перед тестом.
Чимин поджимает губы и смотрит на Юнги не то с жалостью, не то с сочувствием. А потом приподнимает руку, наклоняет голову в сторону, заглядывая Юнги за спину, и указывает куда-то карандашом. Юнги боязно повернуться. То ли от чиминова взгляда, то ли от осознания, что Чонгук предпочёл сидеть где-то один или с кем-то другим. Поэтому он выжидает какое-то время, подготавливая себя, но не подавая виду, и спустя долгие четыре секунды разворачивается, полностью поменявшись в лице.
– Какого чёрта… – выдыхает он практически беззвучно.
Чонгук удобно расположился на стуле плечом к Тэхёну. Они сидят, слушая музыку из одних наушников и даже не думая готовиться к зачёту, и оба увлечённо вглядываются в альбом, в котором Чонгук что-то активно рисует. Никто не косится на них и их странное взаимодействие, а им будто и плевать на всё, что происходит вокруг. У Чонгука в руках чёрная гелевая ручка и бумага, и это всё, что ему нужно для того, чтобы чувствовать себя в своей тарелке; у Тэхёна под боком кто-то молчаливый, понимающий, не пытающийся влезть с какими-то глупыми советами и нравоучениями. Им определённо хорошо и комфортно друг с другом.
– Что это? – не выдерживает Юнги, уставившись на Чимина с недоумением. – Давно ли они сблизились?
– Сблизились? – переспрашивает Чимин.
– Чонгук позволяет ему смотреть на свои рисунки, – Юнги начинает злиться, потому что увиденное им – полный абсурд. Чонгук с ними-то особо не горел желанием проводить время, а сейчас преспокойно сидит с Тэхёном, ещё и касаясь его плечом, и делает вид, что это нормально. – Он никогда, – Юнги стискивает зубы. – Никому, – нарочно выделяет. – Не показывает, что у него в альбоме.
– Ты чего так завёлся? – не понимает Хосок.
– Да потому что он в жизни не интересовался Тэхёном, – Юнги не в состоянии скрывать раздражительность. – Это я бегал к Тэхёну и звал его присоединиться к нам, это я пытался хоть как-то его отвлечь. А теперь он сидит там с Чонгуком? – Хосок с Чимином переглядываются и тяжело вздыхают. – Меня всего несколько дней в универе не было! Что тут, чёрт возьми, произошло?
– Вот именно, – Хосок откидывается на спинку стула и складывает руки на груди. – Несколько дней.
От его безразличного тона хочется крушить всё вокруг.
– Почему? – не унимается Юнги. – Почему, Хосок, они сидят там вдвоём? – тот отводит взгляд, показывая, что ему нечего ответить. – Чимин?
– Я не знаю, Юнги, – мотает головой Чимин. – Чонгук просто подошёл к нему, они поговорили. С тех пор обедают вместе. Это всё.
– И что, вы даже не пытались узнать?
– А ты пытался узнать? – Хосоком тоже овладевает злость. – Где Чонгук, что с ним, жив ли он? – Юнги вдруг прибивает к стулу от очередного приступа стыда. – Он появился в универе на следующий день. Да, врач сказал, что серьёзных повреждений нет, – ушибы только и раны. Но сколько у него было этих ушибов? Сколько было ран? А он всё равно заявился сюда и прошёл мимо Намджуна, да так, будто ему ни капли не больно от каждого движения. А ты заявился спустя три дня, которые мог бы быть рядом и помогать справляться, и пытаешься качать права на него?
– Я не… – Юнги заикается, почувствовав, как сжимается всё внутри.
– Не можешь смотреть на то, как он ищет поддержку в другом человеке, – уходи. Можешь – сиди и не выделывайся, – изрекает Хосок и возвращается к учебному пособию.
Легко сказать.
Юнги неуверенно поднимается на ноги, озвучивая тем самым свой окончательный ответ, и, понурив голову, медленно шагает к выходу из столовой. Хосок прав во всём. Юнги не должен качать права на Чонгука. Ему вообще лучше держаться подальше, особенно со своими желаниями и мечтами хотя бы об одном поцелуе.
Юнги чувствует себя хуже, чем когда-либо. Эта выходка с Намджуном, фантазия с Чонгуком… Безумие чистой воды. Как же ты умудрился вляпаться в такое, горько смеётся про себя Юнги, почему позволил ему стать для тебя всем? Ты же просил его не привязываться, а сам зачем это сделал?
Никто не ответит на эти вопросы, но Юнги этого и не надо, ведь какое-никакое понимание того, что он сам всё угробил, в голове присутствует.
Он нехотя плетётся вон, укутываясь в толстовку посильнее и не ощущая в своём теле сил, и думает над тем, что точно не перестанет бороться за Чонгука. Что будет добивать Намджуна, что всё ему объяснит, что вырвется из его лап и власти. Но только не сегодня. Сегодня он будто обескровлен и лишён души, которая обычно болит, а ещё пуст и непривычно слаб для того человека, который не привык сдаваться. И всё из-за Чонгука. Юнги, осознавая положение дел, называет себя дебилом, потому что позволил себе потерять голову. Но не видит смысла сопротивляться своим чувствам, потому что те уже слишком давно и слишком сильно контролируют его.
К чёрту, думает он, очутившись в коридоре.
Никто не виноват, кроме него самого. Тем более Чонгук. Юнги обещает себе, что обязательно докажет Чонгуку, насколько он важен. Пусть и не сразу, но он докажет. Других вариантов нет.
– Уходит, – хрипит Тэхён, продолжая вглядываться в альбомный лист.
Чонгук прекращает рисовать.
Этот портрет Юнги не такой, как все остальные. Здесь у него мокрые от дождя волосы, преданный взгляд и лёгкая, но счастливая улыбка. Здесь он смотрит на кого-то влюблённо – Тэхёну не нужно объяснять, на кого именно – и в прямом смысле слова светится. Чонгук рисует его таким, каким мечтает видеть в реальности – не уставшего от всей этой херни, которая взвалилась на его плечи, не погрязшего в ненависти, не оказавшегося под чьей-то властью, а заслуживающего чего-то хорошего и светлого. Заслуживающего любить того, кто взаимно любит.
– Догонишь его?
– Нет, – обрывает Чонгук.
Ведь в этот раз, оказавшись наедине, они точно не смогут сдержаться.
========== Part 15 ==========
Юнги расслабленно сидит на диване, перебирая пальцами ткань домашней футболки, и прожигает взглядом новенький чёрный костюм, висящий на вешалке. Намджун сшил его для Юнги на заказ, сделал всё максимально красиво и качественно, и Юнги не знает, куда скрыться от плохих мыслей на этот счёт и что ему вообще дальше делать. И с этим классическим костюмом, который он бы в жизни не надел, если бы не обстоятельства, и с балом, на котором предстоит появиться с Намджуном, и с Чонгуком, который… «Меня пригласил Сокджин». Юнги думает об этом который день подряд, но у него так и не выходит понять, почему именно Сокджин. И почему Чонгук согласился. Эти двое знакомы ещё со школы, это знают все, они учились рисовать в одной секции, но всё их общение в университете ограничивалось лишь «Привет-пока» и редкими рукопожатиями в перерывах между парами. А может, Юнги просто недостаточно наблюдателен?
На подлокотнике дивана лежит пачка сигарет, и Юнги решает, что сейчас самое время распахнуть окна, сесть на подоконник и немного привести мысли в порядок. Все они, включая Тэхёна, успешно сдали зачёты и экзамены, а теперь ждут лишь бала, который предполагает собой конец обучения в университете. Юнги уверен, что вряд ли будет контактировать с Хосоком и Чимином после получения диплома, с Тэхёном – тем более. А с Чонгуком… всё немного запутанно. Раньше у них было место, куда они приходили добровольно, где проводили время наедине, а потом уходили молча, чтобы снова вернуться. Сейчас такого места не будет. Чонгук вряд ли согласится на прогулки или посиделки в кафе: он ведь нелюдимый и не очень хорошо переносит скопления народа. Разве что удастся навещать его на том берегу, где он любит скрываться ото всех. Если, конечно, он сам будет гореть желанием туда наведываться.
Сигарета заканчивается незаметно. Юнги видит через оконное стекло, как паркуется внизу Намджун и выходит из машины, направившись в сторону входной двери. Юнги с размаху ударяется затылком о бетонную стену и сильно зажмуривает глаза, потому что нет, пожалуйста, избавьте меня от этого кошмара, я не справлюсь. Как всё это вынести – Намджуна, который не упустит шанса покрасоваться их отношениями, Чонгука, проводящего время с Сокджином, Хосока с Чимином – единственных, кто будет действительно счастлив присутствовать на мероприятии? Зато эмоции и движения Юнги будут пропитаны фальшью, и ему придётся неискренне улыбаться, притворяясь радостным. Есть ли у него другие варианты, если он не хочет, чтобы его жалели и ему сочувствовали?
Раздаётся звонок в дверь, и Юнги приходится спрыгнуть с подоконника и побежать открывать: не хочется злить Намджуна, когда вечер ещё даже не начался. Ни для кого не секрет, как страшен он в гневе.
– Привет, – мягко произносит Намджун, стоит Юнги открыть дверь.
– Привет, – Юнги дёргает уголки губ и делает шаг в сторону, пропуская его внутрь.
Намджун выглядит потрясающе. На нём тёмно-синий костюм, который сидит идеально, белоснежная рубашка, расстёгнутая на пару верхних пуговиц, и серебрянные часы на руке – Юнги не разбирается в брендах, но выглядят они дорого. И на фоне этой маленькой, самой обычной квартиры-студии и Юнги, одетого в серую футболку и голубые рваные джинсы, он, конечно, смотрится немного нелепо.
– Я мог бы подождать в машине, но не могу упустить шанс посмотреть на то, как ты переодеваешься, – нагло усмехается Намджун, присаживаясь на высокий стул, стоящий около барной стойки.
– И не мечтай, – фыркает Юнги, заставляя Намджуна широко улыбнуться.
– Да ладно тебе, я всё равно потом увижу.
– Ты слишком самоуверенный, – язвительно бросает Юнги.
– В этом моё очарование, – продолжает лыбиться Намджун, внимательно наблюдая, как морально сдавшийся Юнги стягивает с себя футболку, встав к нему спиной, и снимает с вешалки выглаженную рубашку.
– Ты и «очарование» – несовместимые понятия, – уровень дерзости – девяносто девять процентов.
Юнги застёгивает манжеты, отвернувшись от Намджуна, а затем и остальные пуговицы, вплоть до последней. Намджуну нравится то, что он видит: Юнги, сняв с себя джинсы и откинув их на диван, стоит перед ним в одной рубашке, толком ничего не прикрывающей. У него нет объёмных и крепких мышц на ногах, но и без них он прекрасно смотрится в таком образе. Намджуну хочется, чтобы Юнги ходил по их дому в одной футболке или его, намджуновой, рубашке, заваривал самый вкусный чай, который Намджун непременно бы достал для него из-под земли, или ругался на кухне с рисоваркой. Вот что действительно очаровательно, думает Намджун и вновь громко усмехается.
– Может, так и пойдёшь? – он наклоняет голову в сторону и щурится, наслаждаясь видом.
– Ты меня очень раздражаешь, – бурчит под нос Юнги, запрыгивая в брюки и застёгивая ширинку. – Ничего не могу с этим поделать, – а потом хватает пиджак и одним движением надевает его на себя. – Это лечится?
– Как говорится, от ненависти до любви… – произносит Намджун.
– Наоборот.
– Неважно.
Кому ты, Намджун, рассказываешь? Тому Мин Юнги, который так долго ненавидел Чон Чонгука, что в итоге в него влюбился?
Юнги мотает головой, пытаясь заставить думать себя о чём угодно, только не о Чонгуке, громко выдыхает, посмотрев на себя сверху вниз, и направляется к Намджуну, не отрывающему от него взгляд и улыбающемуся как-то хищно, плотоядно.
– Какой же ты… – облизывает губы Намджун и, схватив Юнги за запястье, тянет его на себя, устраивая между ног.
– Только не надо опять меня целовать, – тихо произносит тот, стараясь не дёргаться, чтобы не сделать ещё хуже.
– Ты ставишь непосильные задачи.
Намджун не дурак и прекрасно видит, что Юнги его боится. Но сейчас ему почему-то не хочется заставлять его переступать через себя, выдерживать то, что он выдержать без психологической травмы неспособен, поэтому он сам отпускает его, поднимаясь на ноги, и сразу идёт на выход, намекая, что будет ждать в машине.
Юнги стоит какое-то время неподвижно, опустив голову и раздумывая над тем, что Намджун, оказывается, может быть нормальным и адекватным, если захочет, а потом надевает туфли, оглядывает напоследок свою квартиру и выходит из неё быстро, стараясь не зацикливаться на том, что, возможно, сегодня ночью он сюда не вернётся.
Юнги ведь тоже не дурак, и прекрасно знает, чего хочет Намджун, покупая ему такие дорогие костюмы и так откровенно пожирая его взглядом.
– Ты по уши в дерьме, Мин Юнги, – бормочет он себе под нос, нажимая на кнопку вызова лифта.
Приближается неизбежное.
*
Шикарные вечерние платья в пол, восхитительные костюмы, живая музыка, светодиодные свечи, шампанское. Юнги смотрит на всё это с отвращением и борется с желанием закрыть все окна и двери и устроить пожар. Столько пафоса, помпезности и роскоши он не видел нигде и никогда. То же самое относится к лживым эмоциям на лицах студентов. Все расхаживают по залу вальяжно, кланяясь преподавателям и профессорам и благодаря их за чудесные годы, проведённые в университете, и Юнги хочется истерически засмеяться, потому что все они, каждый из них, жили от сессии до сессии и мечтали лишь о том, как бы получить зачёт автоматом, чтобы ничего не учить, или просто списать ответы на экзаменах. И единственное, чему они по-настоящему рады сейчас, так это тому, что никогда больше не увидят всех этих людей: и одногруппников, и преподавательский состав.
Хосок с Чимином стоят неподалёку с бокалами в руках и, так же, как и Юнги, смеются над плохой актёрской игрой всех присутствующих. Они оба в недорогих костюмах, на которые долго копили, бегая по подработкам, но выглядят счастливее тех, кто вырядился в Десмонд Мерионн и Уильям Фиораванти. «Не в деньгах счастье», – крайне глупая фраза, не имеющая ничего общего с действительностью. Но, глядя на Хосока и Чимина, поневоле задумываешься, а нет ли в ней всё-таки смысла?
Сокджин тоже здесь, и выглядит он нереально: наверное, впервые за все эти годы у него так красиво уложены волосы, с его лица не сходит довольная улыбка, а глаза просто светятся; он одет как с иголочки, – в костюм, чем-то похожий на намджунов, – и на его руке блестят такие же серебрянные часы. Сокджин изумительный. Но рядом с ним нет Чонгука. Его, по правде говоря, вообще нигде нет. Юнги осмотрел каждый угол: сходил поздороваться с друзьями, поприветствовал компанию Намджуна и лично Сокджина, поблагодарил единственного нормального профессора, ведущего у них философию, но так и не нашёл того, кого хотел видеть больше всех. Может быть, тот просто решил не приходить? Может быть, всё-таки сделал выбор в сторону Юнги? Но ведь Сокджин здесь и наверняка ждёт его. Неужели Чонгук подставил свою пару?
Юнги пропускает мимо ушей речь ректора, личное поздравление от Намджуна с его кротким поцелуем в уголок губ, общий тост и раздачу шампанского, потому что всё это время пытается сосредоточиться. Чонгук не мог не прийти, не будь у него серьёзной причины, и не мог опоздать. Юнги усиленно отговаривает себя бросить Намджуна и сорваться к Сокджину – спросить, что с Чонгуком, почему его нет, и задать кучу других вопросов, ответы на которые он не имеет право знать. Но Чонгук вдруг появляется в позолоченной арке, проходит мимо музыкантов, низко поклонившись им, и стремительно направляется к Сокджину, который тянет руку, чтобы приобнять его за талию в знак приветствия. И всё бы ничего, но Чонгук почему-то позволяет ему это сделать. Он вообще ведёт себя странно: улыбается как-то искренне, ласково, а потом, отстранившись от Сокджина, принимает из рук официанта бокал, тут же осушив половину.
Чонгук даёт до себя дотронуться? Чонгук улыбается? Чонгук пьёт?
Что тут вообще происходит?
– Я выйду покурить, – вырывает Юнги из мыслей Намджун. – Останешься?
– Д-да, – заикается Юнги и давит из себя подобие улыбки.
– Всё нормально? – хмурит брови Намджун.
– Нормально, – часто кивает Юнги и выглядит при этом совершенно неправдоподобно. – Иди.
– Ну ладно, – с подозрением уставившись на него, Намджун ставит бокал на поднос проходящего мимо официанта и, развернувшись, торопится на выход.
Чёрт, чёрт, чёрт.
Юнги хочется убивать. Ломать стулья, разливать шампанское, разбивать всё, что из стекла. В нём сейчас бушует не агрессия, а обида, но она настолько мощная, что затмевает собой здравый смысл. Юнги думает, что сам умрёт прямо здесь, в этом чёртовом зале. Просто рухнет на пол мёртвым, закончит своё жалкое существование. Потому что это больно, Чон Чонгук, и не так, как раньше, а в десятки раз сильнее. Потому что Юнги хотел бороться до последнего, вот только стоит ли, если рядом с ним Чонгука ждёт боль, а рядом с Сокджином – такие яркие улыбки?
Юнги крупно дрожит, будто при лихорадке, и не понимает, как можно утихомирить это внутреннее буйство, как можно отдышаться и успокоиться, чтобы не выглядеть глупо в глазах людей. Эта внезапно пробудившаяся ревность съедает его с наслаждением, толкает на отчаянные меры. Может, пора уже сказать Чонгуку всю правду? Подойти и произнести в лоб: «Ты что, слепой? Я так сильно влюблён в тебя». Но Юнги не хочет быть последней скотиной в глазах Чонгука, он не должен так обижать Сокджина, с которым тот сюда пришёл. Юнги не эгоист, и воспитывали его не собаки. Он всегда ценил чужие чувства. Он должен продолжать делать это и дальше. Даже несмотря на то, что его самого это глубоко ранит. Лучше буду страдать я, чем кто-то другой, вспоминает свою же исповедь Юнги. А потом всё же пересиливает себя, заглушив громкие мысли в голове, медленно поворачивается к Чонгуку и… натыкается на его пристальный взгляд.
Юнги плевать, ему просто плевать, что о нём подумают присутствующие и что скажет Намджун, если вдруг вернётся в зал прямо сейчас. Он выпивает содержимое бокала махом, пихает его официанту и резко идёт в сторону Чонгука.
Потому что приближается неизбежное. А у Юнги совсем мало времени в запасе.
Чонгук, видя его намерения, кладёт ладонь на спину Сокджина, прося у него прощения за то, что ненадолго отлучится, и так же резко подрывается Юнги навстречу. Всё время, весь этот короткий путь, кажущийся вечностью, они смотрят друг на друга, не отвлекаясь ни на что, а оказавшись совсем рядом, начинают громко дышать, запыхавшиеся от быстрого шага, но всё равно не отрывают своего взгляда от глаз напротив.
Юнги осознаёт, что Чонгуку противопоказано надевать костюмы, ещё и такие роскошные, потому что он слишком неземной в этом пиджаке и обтягивающих брюках, в этой прекрасной рубашке и бабочке, с этими волосами, которые так же, как и у Сокджина, уложены в пробор, с этими губами, покрасневшими от алкоголя, господи, да со всем, что в нём есть. От его вида безвозвратно сносит крышу и хочется вопить во весь голос. У Юнги нет к Чонгуку никакого животного влечения, он не хочет, чтобы тот затрахал его до потери пульса. К нему просто хочется прижаться, послушать его дыхание, вдохнуть аромат духов, с которыми он не любит перебарщивать. Юнги мечтает, чтобы Чонгук взял его лицо в руки, посмотрел ему в глаза и честно признался, что тоже не может без него. Тоже не выдерживает. Видит Бог, Юнги было бы достаточно. Он бы тут же схватил его за руку и рванул вместе с ним куда угодно. Юнги бы только узнать, что Чонгук тоже этого хочет. Остальное ведь вообще не имеет значения.
– Ты очень красивый, – озвучивает Юнги, практически не моргая. Не выходит им налюбоваться.
Чонгук смотрит на него серьёзно, сосредоточенно. И молчит, будто не знает, что должен ответить, да и должен ли вообще. И ему, по всей видимости, тоже плевать на десятки уставившихся на них удивлённых глаз. Они стоят в самом центре зала, под массивной хрустальной люстрой, вглядываются друг в друга, находясь близко-близко, и не делают ничего абсолютно, словно загипнотизированные. Юнги рвёт на куски от желания накрыть его губы своими, и он еле держится, чтобы не сдаться и не натворить глупостей на глазах всего курса. Этот поцелуй будет стоить всего, что у Юнги есть, но даже если он – плата за ад от Намджуна, Юнги готов пойти на это прямо сейчас. Потому что он уже не может. У него нет никаких сил терпеть это дальше.
– Пожалуйста, Чонгук, не молчи, – чуть ли не умоляет Юнги. – Хотя бы сейчас.
– Что ты хочешь услышать? – подаёт голос Чонгук.
– Что ты выбрал меня, а не его, – Юнги еле заметно мотает головой и взглядом просит довериться.
– Я всегда, – твёрдо произносит Чонгук, делая маленький шаг вперёд. – Всегда буду выбирать тебя, Юнги.
– Но? – подсказывает ему тот.
Не может не быть «но» в его фразе.
На весь зал раздаётся голос ректора, объявляющего первый и самый главный медленный танец, посвящённый соулмейтам, которые нашли друг друга в стенах университета, а за ним – фортепианное начало песни «Ashes» Селин Дион. Юнги упрямо ждёт от Чонгука ответа, не обращая внимание на то, как заполняется истинными парами зал, и бесконтрольно трясётся: боится услышать то, что отчётливо читается в его глазах.
«Но я не хочу иметь ничего общего с этим. Прости».
Юнги не справится, услышав это. Он не справится со всем, что касается разрыва их недоотношений. Чонгук, кажется, понимает это, поэтому молчит, не пытаясь объясниться, и только смотрит, словно извиняясь за то, что ещё не произнёс. И когда он, наконец, размыкает губы и отводит взгляд в сторону, пряча своё лицо, Юнги накрывает страхом окончательно. Неужели он и правда пришёл сюда для того, чтобы попрощаться? Неужели солгал?
– Но…
– Чонгук? – Сокджин, появившийся из-за спины Чонгука, смотрит на Юнги с неловкостью и приподнимает уголки губ, стараясь выглядеть дружелюбнее. – Кажется, я должен пригласить тебя на танец.
Чонгук, так и не закончив свою мысль, одаривает его искусственной улыбкой, которую тот принимает за согласие, и, не решившись посмотреть Юнги в глаза, отходит с Сокджином в сторону, позволив ему положить ладонь на своё плечо, а сам обвивает его рукой за талию.
– Ты не можешь поступить так со мной, – шепчет Юнги, хоть никто и не слышит его из-за громкой музыки.
Больно. Зверски.
Юнги стоит посреди зала в полной растерянности, смотрит на то, как идеальный Чонгук обнимает идеального Сокджина, как медленно они танцуют, касаясь друг друга висками, и смотрятся при этом цельно, правильно, и разлагается морально. «Я всегда буду выбирать тебя». Зачем он сказал это? Чтобы красиво уйти? Чтобы сердце разбить вдребезги? Так от него и так уже ничего не осталось.
Сокджин ни в чём не виноват, он лишь позвал Чонгука на бал, но Юнги всё равно всей своей душой ненавидит его за то, что он трогает Чонгука, за то, что встрял в их разговор и украл их танец. Что Чонгук хотел сказать? Что было в его «но»? Будет ли шанс вновь поговорить с ним об этом? Юнги жутко бесится и сжимает пальцы в кулаки, намереваясь ударить любого, кто к нему сейчас подойдёт, а потом, увидев, как Сокджин смущённо заглядывает Чонгуку в глаза, а после тянется к его губам, намереваясь поцеловать, окончательно теряется.
– Нет, Сокджин, – давится своей же просьбой Юнги – такой же тихой, заглушённой играющей песней. – Не смей.
Чонгук не отказывает Сокджину, хоть и совсем не хочет этого поцелуя – это видно по выражению его лица. Он даже не закрывает глаза, когда тот аккуратно касается его губ своими, и выглядит при этом так, будто находится в полном замешательстве и не знает, что делать дальше. Юнги точно в таком же состоянии и даже представить не может, что творится у Чонгука в голове. Но потом случается самое страшное: Чонгук переводит взгляд на разбитого Юнги, стоящего в полном одиночестве, смотрит на него, целуя в это время другого, и даже не пытается прекратить Сокджином начатое.
Юнги гасит в себе остатки надежды на то, что он нужен Чонгуку, что Чонгук так же до безумия влюблён в него, что он никогда не оставит. И уже сам не верит в то, что между ними может что-то наладиться. Это больше невозможно выносить.
Если так выглядит чёрная полоса, то Юнги не верит в то, что за ней последует белая. Не в этой жизни, не в его случае. Не у них с Чонгуком. Эта влюблённость, наивно спутанная с ненавистью, уже выжгла в Юнги огромные дыры, которые вряд ли когда-нибудь зарастут и вряд ли чем-то заполнятся. Он чувствует себя смешанным с грязью, раздроблённым, избитым, и похлеще, чем в былые времена, и хочет туда вернуться. Потому что тогда Чонгук был рядом, тогда не было никаких Сокджинов и Намджунов. Были лишь они вдвоём, и они лечили друг друга, выбирались ради друг друга, спасали друг друга. При любых обстоятельствах, даже пребывая в убитом настроении и самом худшем состоянии, они спешили друг к другу. А сейчас между ними гигантское расстояние, несмотря на то, что они находятся в одном помещении. И два чужих человека.
– Пропустил самое важное, – доносится горестный тон Намджуна со спины, и вскоре Юнги оказывается притянутым к крепкой груди, вздымающейся, видимо, от того, что тот бежал сюда со всех ног. – Не скучал без меня? – Намджун деликатно подхватывает Юнги за узкую талию и улыбается ему с нежностью. – Я вот скучал.
– Давай уйдём отсюда, – настойчиво требует Юнги, вцепившись пальцами в его плечи и с мольбой посмотрев ему в глаза. – Эта вечеринка – отстой.
Намджун хмурится, не понимая, что тут такого произошло в его отсутствие, но сразу же соглашается, пожимая плечами, – он сразу понял, что здесь ловить нечего – и приближается губами к его уху.
– Устроим свою? – дышит сбивчиво, крепче обхватывая Юнги за талию и вжимая в себя посильнее.
– Да, – не задумываясь отвечает Юнги, прикрывая на мгновение глаза.
Я сделал всё правильно, всё правильно, правильно.
Юнги задолбался. Задолбался стучаться в закрытые двери, разговаривать со стеной… Какие там ещё есть сравнения? Юнги подходят все. Он сжимает намджунову ладонь, послушно шагая за ним на выход, и тормозит, только когда Хосок грубо хватает его за локоть и оттаскивает в свою сторону, наплевав на то, что Намджун за такое может врезать ему без лишних слов.
– Ты нормальный?! – свирепеет Хосок, не ослабляя хватку ни на секунду.
– Какие-то проблемы? – цедит Намджун, двинувшись в его сторону.
– Подожди меня в машине, – пытается перекричать музыку Юнги, смотря на профиль разозлившегося Намджуна, не отводящего взгляд от Хосока. – Намджун, – тот никак не реагирует. – В машине.
Ещё драки здесь не хватало.
Намджун, видимо, на драку тоже не особо настроен, поэтому поворачивает голову к Юнги, который его зовёт, смотрит на него какое-то время, а потом сжимает челюсти, задавив в себе что-то едкое в сторону Хосока, и, отпустив тёплую ладонь из своей, молча удаляется из помещения.
– Ты что устроил? – Юнги раскидывает руки в стороны и смотрит на Хосока внимательно, требуя объяснений.
– Вы совсем без мозгов? – не остаётся в долгу Хосок. – Что вы оба, чёрт возьми, творите?
– Я не сосался ни с кем на глазах у всего курса, – напоминает ему Юнги, стиснув зубы.
– Зато позволишь Намджуну трахнуть себя, – брезгливо бросает Хосок, смотря на Юнги, как на что-то отвратительное. – Из-за ревности к другому.
– Это не твоё дело.
Юнги никогда не чувствовал столько эмоций одновременно. Выбегая из зала, в котором остался Чонгук и Хосок, пославший его, Юнги, на все четыре стороны, он ощущает весь спектр негатива, который только существует. Да пошла к чёрту эта грёбанная любовь, пошло к чёрту будущее. Юнги хочет хоть один день прожить без каких-либо событий, без разрывающей головной боли, без всех этих чувств. Спрятаться в лесу, среди елей, и не видеть никого. Потому что ну сколько можно? Сколько это ещё будет продолжаться?
Юнги мчится на парковку, расстёгивая по пути ещё пару пуговиц на рубашке, разминает шею от охватившего гнева, а увидев Намджуна, рядом с которым громко плачет Тэхён, останавливается. Тэхён рассказывал Юнги о том, что не сможет прийти на бал. Говорил, что у него нет денег даже на самый дешёвый костюм, а без него туда просто не пустят. И сейчас он стоит перед Намджуном, протягивая к нему руки и умоляя его выслушать, а тот лишь отталкивает его от себя, не желая слушать то, что тот в очередной раз собирается сказать. Тэхён, склонивший вниз голову, выглядит таким маленьким, крохотным рядом с натренированным и уверенным в себе Намджуном, что у Юнги грудную клетку сдавливает от внезапно навалившегося переживания за него. Вот по кому страдает Тэхён все эти годы, вот в кого он невзаимно влюблён. Вот из-за кого захлёбывается кровью. Тэхён готов унижаться ради пары секунд наедине и возможности услышать его голос, ради того чтобы взглянуть на него вблизи и побыть на расстоянии руки несколько жалких мгновений, и Юнги, внезапно осознав всё это, с хрустом ломается, расщепляется, задыхается. И сам еле сдерживает в себе слёзы. Тэхён не заслужил такого свинства со стороны Намджуна. Он ведь не виноват в том, что влюбился. И он всего лишь хочет быть рядом. Вот только Намджуну, очевидно, нет никакого дела до этого. Он попросту забил и на него, и его чувства, не попытавшись даже понять. А Юнги, тэхёнов, можно сказать, единственный друг, все последние дни разгуливал с Намджуном по университету под ручку и уезжал с ним вместе домой.
