Текст книги "Hospital for Souls (СИ)"
Автор книги: Анна Элис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
– Ничего, – мотает головой Сокджин, а Юнги отчётливо слышит по интонации «Я просто не знаю, как начать».
– Выкладывай, – он старается прозвучать как можно мягче. – В чём дело?
– В ком, – тут же отзывается Сокджин, откладывая палочки в сторону. Так и не притронулся к еде.
Юнги с ходу догадывается, о ком сейчас пойдёт разговор, и совсем не хочет этот разговор заводить. Чонгук ведь вроде как будет теперь жить с Сокджином, они практически пара, разделяющая и комнату, и кровать, и всё остальное, а Юнги не имеет малейшего желания обсуждать это в данный момент, когда у него раскалывается голова и в мыслях миллион вопросов о том, что же произошло вчера вечером, когда он отключился.
– Говори как есть, – Юнги смотрит на Сокджина, сидящего напротив с опущенной головой, и тяжело вздыхает, понимая, как тому тяжело начать. – Ты можешь мне доверять.
– Вы ведь близки с ним, верно? – с ходу выдаёт Сокджин и звучит при этом, как ни странно, уверенно.
– Да, – Юнги не видит смысла врать. – Но не настолько, чтобы целоваться на выпускном, – с укором продолжает. – Точнее говоря… чтобы вообще целоваться.
Сокджин слегка краснеет и прячет глаза.
– Значит, ты тоже замечал это за ним? – говорит в стол.
– Что «это»?
– Попытки спрятаться.
Юнги смутно понимает, о чём речь. Он обычно сам прячется от Чонгука, сам от него сбегает. К тому же, насколько ему известно, Чонгук с Сокджином не так много и часто контактирует и проводит время вместе. Так и о каких попытках спрятаться может идти речь?
– Сокджин, было бы проще, если бы ты рассказал мне всё разом, – просит Юнги, отпивая кофе из кружки. – Я пока что не особо соображаю.
– Хорошо. Ладно, – Сокджин, очевидно, волнуется. – Мы с Чонгуком оба художники, учились вместе. Думаю, это тебе известно, – Юнги согласно кивает. – Я достаточно часто тусуюсь в студии, где он работает. Вообще, если уж быть до конца честным с тобой, – Сокджин подпирает голову рукой, продолжая играться с палочками. – Я её владелец.
– Вот как, – у Юнги в голосе прослеживается ревность. – На отцовские деньги купил?
– Неважно, – отмахивается Сокджин, и обсуждать это ему явно не хочется. Юнги усмехается. – Как я уже сказал, я постоянно там нахожусь. И всё было хорошо, но в какой-то момент Чонгук начал вести себя не очень нормально, – Юнги поднимает на него заинтересованный взгляд. – Он вечно сбегает, – тише продолжает Сокджин, будто боится, что его кто-то услышит. – Сидит в нашем с Хосоком обществе, рисует, а потом внезапно встаёт и уходит в другой кабинет.
– Ну и что в этом такого? – не понимает Юнги.
– Он закрывается изнутри на замок, – с тревогой в голосе поясняет Сокджин. – А если в кабинете кто-то есть, уходит в подсобку и закрывается там.
– И часто он так?
– Каждый день.
У Юнги окончательно пропадает аппетит. Чонгук всегда был скрытным, он много чего не договаривал и много о чём не рассказывал, но сбегать от друзей, закрываться от них на замок – это… немного странно? Юнги пытается придумать варианты, почему же он сбегает и чем занимается в одиночестве, но у него не выходит. Он слишком плохо знает Чонгука. Он не видел ни разу его родителей, не слышал, чтобы тот когда-то состоял в отношениях. От чего же он пытается убежать? От чего хочет скрыться?
– Может быть, у его семьи проблемы серьёзнее, чем мы думали? – предполагает Юнги. – А может, он просто хочет побыть один?
– Вчера, после того, как Намджун вырвал тебя из его рук, он ушёл в ванную и закрылся там на два часа, – добивает Сокджин.
И Юнги понимает, что и он, и Сокджин упустили момент, когда всё стало слишком плохо.
Люди не ведут себя так без причины, не скрываются от общества близких им людей за дверьми, если у них нет проблем. Почему же Сокджин ничего не сделал? Почему не попытался выяснить, что у Чонгука происходит в голове, раз он ведёт себя так?
Голова начинает болеть с новой силой. Юнги тошнит не то от боли, не то от беспомощности из-за услышанного. Чонгука срочно нужно вытаскивать из этого состояния, иначе он застрянет там и не выберется. Иначе придётся очень постараться, чтобы помочь ему в последующем оправиться.
Юнги видел, как закрываются люди. Как медленно они избавляются от всех, кто им дорог, как сосредотачиваются на мысли, что никто им не нужен. Как теряют всё и всех, оставаясь наедине со своей болью, и как ломаются на крошечные куски, из которых уже невозможно собрать себя заново. Юнги не хочет, чтобы Чонгук раскрошился. Нельзя позволить этому случиться. Он обязан придумать что-то, помочь, найти выход. Потому что он эгоист. Он думает только о том, что не сможет протянуть без Чонгука и минуты.
– Надо поговорить с ним, – озвучивает очевидное Юнги.
– Поэтому я и рассказываю это тебе. С тобой он поделится.
– Со мной? – усмехается Юнги. – Это вряд ли.
– Но ты всё равно попробуй, ладно? – Сокджин поджимает губы и встаёт из-за стола. – Я почему-то уверен, что ты найдёшь способ вытащить его оттуда.
Юнги, смотря на сокджинову спину, думает, что да, он в любом случае попробует.
Просто потому, что другого выхода у него сейчас нет.
* end of flashback *
– Это… – Чонгук замолкает, вновь опуская взгляд на ладонь.
– Ключи, – кивает Юнги. – В моей квартире не так много места, да и обстановка так себе, но… – он смущённо улыбается, засовывая руки в карманы. – Это же лучше, чем ничего?
– Да, – тихо отвечает тот, перебирая ключи пальцами. – Лучше.
У Чонгука бегущая строка в глазах – «Господи, за какие подвиги я заслужил тебя?», но он не торопится благодарить и просить прощения за то, что из-за него Юнги подвергает себя опасности. Наверное, попросту не может подобрать нужных слов. Юнги и не требует. Ему хватает того, что Чонгук принял его помощь.
– Что ж… – решает он нарушить затянувшуюся тишину. – Мне, наверное, пора.
Юнги мнётся на месте, переступая с ноги на ногу, и больше всего на свете мечтает остаться с Чонгуком, но позволить себе этого сейчас не может, потому что дома его ждёт Намджун, который точно будет недоволен, если заставить его ждать.
– Тогда до встречи? – с надеждой в голосе говорит Чонгук.
Юнги бы всё отдал, лишь бы Чонгук никогда не прекращал говорить такие банальные фразы, от которых сердце начинает колотиться как бешеное. Это даёт шанс почувствовать себя живым, ощутить себя важным для него. А Юнги необходимо это, особенно учитывая, в каких условиях он вынужден сейчас жить: как ему приходится притворяться, чтобы не задохнуться от отвращения к самому себе, укладывающемуся под Намджуна, как приходится уживаться с человеком, который присвоил себе самое ценное – Чонгука. И именно в такие моменты, будь то обычные смски с незаурядным «Спокойной ночи, Юнги» или сказанное на прощание «До встречи», Юнги по-настоящему освобождается от тяжести, от внутреннего разрушения, и именно в такие моменты хочет дальше жить.
– До встречи, Чонгук, – улыбается он, начиная пятиться назад, и уже через пару секунд вылетает в холл, а потом и на улицу.
Считается признанным, что люди привязываются к тем, кому они помогли, вспоминает Юнги, быстрым шагом отдаляясь от салона. Это говорит о доброте природы: способность любить – вот поистине заслуженная награда за благое дело.
*
– Я бы спросил, где ты был целые сутки, – тянет Сокджин, когда не предупредивший о своём исчезновении Чонгук входит в дом. – Но ты вряд ли мне правду скажешь.
На Сокджине новый красивый костюм, у него шикарно лежат волосы, а лицо выглядит отдохнувшим. Наверное, он собирается на встречу с отцом, поэтому и борется так упорно с галстуком, которые он, кроме как на ужины с семьёй в ресторане, никуда не надевает. У Чонгука спадает с плеча рюкзак, и он тут же бросает его на пол, скидывая с себя кроссовки и поправляя свой чёрный свитшот. И, раздумывая над тем, что они живут в совершенно разных мирах и что, кроме любви к искусству, у них в действительности мало чего общего, подходит к Сокджину со спины, чтобы взглянуть ему в глаза, пусть и через отражение в зеркале, и промолчать о том, что он прав.
– Ничего, Чонгук, всё в порядке, – грустно усмехается тот, поворачиваясь к нему лицом. – Помоги лучше с узлом.
– Я был в студии. С Хосоком, – тихо говорит Чонгук, набрасывая широкий конец галстука на тонкий. – Можешь посмотреть по камерам.
– Тебе нужны деньги? – аккуратно интересуется Сокджин.
– Что? – Чонгук поднимает голову.
– Раньше ты не работал по ночам, – у Сокджина во взгляде беспокойство. – Если у тебя какие-то проблемы, ты…
– Нет, – мотает головой Чонгук, слабо улыбаясь. – Я всё решил.
– Чонгук, – Сокджин кладёт ладони на его плечи. – Тебе не обязательно работать сутками. Ты можешь попросить у меня любую сумму.
– Я уже разобрался с этим, – поправляя воротник рубашки, произносит тот и отступает от него на шаг. – Готово.
Сокджину немного не по себе. Он поворачивается обратно к зеркалу, избегая столкновения взглядами через отражение, поправляет и без того идеально уложенные волосы и застёгивает одну пуговицу на пиджаке, тут же переключая внимание на часы. Голоса со второго этажа вновь становятся громче, и Сокджину очень не хочется видеть в этот момент выражение лица Чонгука, но он вынужден взглянуть на него и объясниться, ведь тот должен знать правду, а рассказать её ему больше некому.
Намджун кричит на Юнги озверело, слышны падающие со стеллажей книги и звон разбившегося о пол стекла. Эта ругань – не та, что обычно происходит между сводными братьями, это настоящая перепалка с матом, рукоприкладством и взаимными оскорблениями. Чонгук стоит, запрокинув голову и уставившись в потолок, и, кажется, свирепеет с каждой секундой всё больше: у него сильно сжаты челюсти и кулаки, а на лице – «Только тронь его, и я тебя уничтожу». И ситуацию несомненно пора спасать, думает Сокджин, иначе она неизвестно чем может закончиться. Для всех них.
– Они ругаются с тех пор, как Юнги вернулся домой, – осторожно поясняет он. – Они орали вчера вечером, потом ночью, потом утром и днём. Часов в пять вечера вроде закончили, и вот опять.
– А вам не пора с Намджуном уходить? – цедит сквозь зубы Чонгук.
– Пора. Ужин в семь, – Сокджин подходит к белому столику с вазой, берёт лежащий на нём телефон и набирает брата. – Не хочу подниматься и встревать.
– Удобная позиция, – недовольно бурчит Чонгук, разворачиваясь, и шагает прочь.
– Чонгук…
– Забей, – он включает телевизор в бесшумном режиме и падает на кожаный диван, безэмоционально уставившись в загоревшийся экран.
Легко сказать.
У Сокджина окончательно падает настроение. У Намджуна, вылетевшего из спальни с приказом сидеть дома до тех пор, пока он не вернётся, оно, кажется, ещё хуже. Он настолько погружён в свои мысли, что, спускаясь по лестнице вниз и надевая по пути пиджак, не замечает присутствующего в гостиной Чонгука и включенный телевизор. Лишь выталкивает из дома Сокджина под недовольные возгласы, сильно щёлкает по выключателю, чуть не сломав его, и захлопывает с размаху дверь, оставляя за собой темноту, освещённую лишь экраном, и тишину.
Руки сами тянутся к пульту: Чонгук прибавляет звук, закинув на подлокотник руку и подперев ею голову, и устремляет пустой взгляд на идущую по телевизору дораму. В этом доме, оказывается, тоже можно почувствовать спокойствие, и для подобного нужно всего лишь одно условие – отсутствие двух хозяев. Чонгук с тяжестью выдыхает, замедленно хлопая ресницами, смотрит на главных героев, которые свободно гуляют по рынку, покупая кучу ненужных вещей, и выглядят при этом самыми счастливыми, и мысленно переносит себя в другой мир, другую жизнь, где он мог бы быть таким же беззаботным и радостным, как они.
Хочется прикрыть глаза и уснуть прямо здесь, под красивую медленную музыку, которая играет в серии фоном, но звук приближающихся шагов даёт понять, что поспать не удастся. Юнги молча падает на диван, сложив голову Чонгуку на колени, укладывается поудобнее, поджав под себя ноги, и так же, как и Чонгук парой секунд ранее, тяжело выдыхает, одаривая взглядом экран телевизора.
В Юнги бушует лютая злость, ему хочется дробить, кромсать и ломать всё, что попадётся под руку. Он мечтает разбить парочку тарелок и кружек, разнести эту чёртову гостиную, разбить все до одной лампочки. Намджун заявил, что Юнги не имеет права принимать такие решения в одиночку, что его тело принадлежит не только ему одному и распоряжаться тем, следует ли на нём появляться татуировкам, будет он, Намджун. Юнги выразил несогласие. Но, как оказалось, выражать несогласие он тоже не имеет права.
Будущее видится тюрьмой, в которой каждый неосторожный шаг будет караться моральным расстрелом. Юнги не хочет выливать свои переживания и негатив на Чонгука, пусть и нуждается в его поддержке сейчас, как никогда, и не хочет просить у него совета в ситуации, у которой нет никакого решения. У Чонгука и без этого проблем хватает. Ему явно не до нытья.
Юнги кладёт свою ладонь на его колено, прижимается щекой к его бедру ещё сильнее и старается сосредоточиться на том, что происходит сейчас, а не на том, что будет с ними в будущем. А сейчас Чонгук рядом, даже несмотря на то, что не был дома целые сутки, сейчас он сидит здесь вместе с Юнги, хоть и дичайше устал, и у Юнги нет к нему никаких вопросов. Одна сплошная благодарность за то, что он не бросает в одиночестве, наедине с самыми худшими мыслями, и позволяет отпускать хотя бы часть своей боли.
Хочется уснуть у него на коленях, а проснувшись, увидеть, что он не оставил. Что так же уснул в жутко неудобной позе, заранее зная, как отекут потом ноги, спина, шея, что совсем не выспался из-за того, что Юнги ворочался во сне, видя кошмары, и заставлял о себе беспокоиться. Юнги почему-то уверен, что всё так и было бы, живи они вдвоём. Они приходили бы с работы поздно, садились на маленький диван в своей маленькой квартире, включали дешёвый телевизор с плохими динамиками и, смотря на экран, наслаждались поддержкой друг друга и взаимным спасением от усталости. И Юнги был бы действительно счастлив и доволен такой жизнью. Ему было бы достаточно просто знать, что Чонгуку ничего не угрожает, что они никому не нужны и оба в полной безопасности. Но кому есть дело до желаний Юнги?
Сон испаряется у обоих, когда главный герой красиво признаётся в любви и, улыбнувшись героине, целует её, а она ему отвечает. Юнги чувствует в своих волосах пальцы Чонгука и зажмуривает крепко глаза, стиснув зубы и стараясь заглушить в себе внутренний вой, которым хочется разразиться на весь этот дом. Потому что это становится невыносимо терпеть. Потому что нахождение рядом с Чонгуком по-настоящему лечит, позволяет перевести дыхание и на время избавиться от ярости, но времени, которое выпадает им, чтобы побыть вдвоём, всегда слишком мало. Чонгук гладит по голове нежно, ласково, будто успокаивая и обещая, что всё пройдёт, что завтра будет легче, а Юнги от его прикосновений становится только хуже, больнее. И у него уже нет никаких сил на то, чтобы бороться за завтра и верить в то, что когда-нибудь всё наладится. Юнги реалист и прекрасно знает, что ничего не наладится.
– Это нормально, что я хочу поцеловать тебя? – хрипит он, прикрывая глаза, и чувствует, как перестаёт двигаться ладонь Чонгука в его волосах.
– Нет, – тихо отвечает тот и тянет к Юнги свободную руку, позволив сцепить их пальцы в замок.
«Но я тоже», – остаётся неозвученным.
*
– В спальню, – слышит сквозь сон Юнги и уже в следующий миг ощущает, как кто-то грубо хватает его за руку и тянет наверх. – Быстро.
– Намджун, – обеспокоено произносит подбегающий Сокджин. – Полегче.
Намджун и полегче – несовместимые понятия. Спросонья Юнги смутно понимает, что происходит, трёт только глаза, оказавшись на ногах и увидев перед собой Намджуна и Сокджина в костюмах, и искренне не догадывается, почему Намджун опять зол на него. Ведь он не выходил из дома, не делал больше татуировок, не подходил к…
– Чонгук, – язвительно усмехается Намджун, ослабляя галстук. – Тебе жить надоело, да? Или тебе нравится, когда тебя бьют? Так ты скажи прямо, я ведь всегда готов сделать тебе больно.
– Намджун, – говорит уже Юнги, делая шаг в его сторону и вставая у него на пути. – Ты в своём уме?
– Отойди.
– Иначе что? – давит тот.
– Хочешь узнать? – нахально вскидывает бровь Намджун.
– Ты неуправляем, – серьёзно отвечает Юнги и смотрит не со злостью, с тревогой. – Тебе помощь нужна. Тебе лечиться надо.
– От чего? – выплёвывает тот. – От любви к тебе?
– Посмотри на себя, – Юнги не проявляет агрессию, не пытается вывести Намджуна, напротив, хочет достучаться, поэтому и говорит спокойно, с волнением в тоне. – Тебя бросает из одной эмоции в другую, твоя психика не защищается. Сейчас ты готов вспороть мне грудную клетку ногтями, а через минуту ты прижмёшься ко мне и подумаешь о том, что не хочешь вновь делать мне больно, – Юнги делает шаг вперёд, смело смотря ему в глаза. – Ты нашёл объект и сконцентрировал на нём свою одержимость, ты превратился в морального насильника и обесценил любовь как чувство.
– Что ты несёшь? – в Намджуне кипит ярость, но он этого не показывает. – Я ничего не обесценивал.
– Ты – пустышка, Намджун, – с сожалением звучит Юнги. – Твоя модель поведения основана на притворном проявлении чуждых тебе чувств. Ты пытаешься внушить себе, что способен на любовь, но это не так, и ты это знаешь.
– Ещё умные мысли будут? – ухмыляется Намджун.
– Он прав, – встревает Сокджин. – Сколько бы ты ни бесился, скольких бы людей ни сломал и ни подчинил, это не изменит твоё состояние.
– Прикажете страдать и плакаться по этому поводу? – Намджун надменно смотрит на Сокджина, и во взгляде его одна лишь темень.
– А ты и не сможешь, – тихо отзывается Юнги. – Тот, кто не умеет любить, боль тоже не чувствует.
Из-за спины слышится, как Чонгук поднимается с дивана и, прошагав разделяющий их метр, встаёт у Юнги за спиной. Становится не так страшно. Намджун скалится, смотря на него, словно хочет сломать все кости в его теле, изувечить его на глазах у Юнги, который и любить умеет, и боль чувствует, но почему-то не нападает. Наверное, выжидает время. Но Чонгуку хватает ума додуматься, что если Юнги не оттащить сейчас от Намджуна, то именно он поплатится за всё, что позволил себе наговорить.
– Раз ты такой тонкий психолог, – кидает Намджун, облизывая губы и приближаясь к Юнги. – Значит, должен понимать, что мне и на это всё равно.
Чонгук отключает голову и шлёт всё к чёрту: резко хватает Юнги за руку, срываясь на бег, тащит его, запинающегося, за собой в сторону выхода, мысленно прося прощения у Сокджина, которому приходится удерживать обезумевшего от злости Намджуна, и суетливо ищет в кармане куртки связку ключей, пока догадавшийся обо всём Юнги натягивает на себя кроссовки и пулей вылетает из дома. Сокджин физически сильный, намного сильнее Намджуна, и он, держа его крепко, видит во взгляде обернувшегося напоследок Чонгука благодарность и мольбу дать шанс спасти Юнги хотя бы на этот вечер. Ведь уже завтра Намджун остынет, с ним всегда это происходит. Они все давным-давно поняли, что самое главное – переждать момент, когда Намджун переживает очередной всплеск отрицательных эмоций, и не показываться ему на глаза в это время. Никакого другого варианта, кроме как спрятаться от него в этот момент, просто нет.
– Успокойся! – кричит Сокджин, стараясь утихомирить рвущегося к захлопнувшейся двери Намджуна.
– Я не позволю ему уйти… – бубнит тот. – Не позволю…
– Это я его попросил, – врёт Сокджин и ощущает, как Намджун перестаёт дёргаться.
– Что? – морщит лоб Намджун.
– Я попросил Чонгука изолировать Юнги от тебя хотя бы на день, – Сокджину бы в актёры. – Ты второй день на него срываешься. Он не железный. Хочешь угробить своего соулмейта?
Намджун тоже хороший актёр. Талантливый и очень умный. Он вдруг начинает убедительно играть растерянность и смятение, поникает головой, прошептав дикое для него «Я просто боюсь его потерять», и Сокджин наивно верит ему, думая о том, что Намджун вновь встрял в ту самую стадию несуществующих нежных чувств к Юнги и что вновь начал переживать за свои прошлые деяния.
Шаг назад, ещё один, и вот Намджун, сжавшись и изобразив на лице отчаяние, поднимается на второй этаж, оставив ничего не подозревающего Сокджина стоять внизу и надеяться на то, что всё, что он видит, – не игра.
Намджуну остаётся только дождаться, пока Сокджин потеряет бдительность. В этот же самый миг он сорвётся за Юнги и вернёт его домой любыми способами.
========== Part 22 ==========
Юнги чувствует прилив адреналина, когда Чонгук вжимает педаль в пол, заставляя их ехать на невероятной скорости. Они поспали всего ничего, уснули буквально за полчаса до приезда Намджуна с Сокджином и не успели толком отдохнуть, но сумасшедший поступок Чонгука, их бег до машины и постоянное оглядывание в зеркало дальнего вида во время отъезда от дома взбодрили обоих похлеще кофеина или ведра с ледяной водой. Кажется, они оба теперь ещё очень долго не смогут уснуть.
Юнги часто и громко дышит, не в состоянии спокойно усидеть на месте, и всё время оборачивается, чтобы посмотреть, не едет ли за ними Намджун, Чонгук же сосредоточенно ведёт машину, направляясь в то место, где Юнги очень хотел бы сейчас оказаться. И ни один из них не размышляет о том, что они поступили неправильно, ни один не жалеет о побеге и не думает о последствиях. Важно только то, что они в этот момент вдвоём.
Вся дорога проходит в тишине и молчании. Деревья загородной трассы меняются на многоэтажки и павильоны с горящими вывесками, безлюдная темнота, окружённая лесом, – на оживлённые улицы города. Чонгук выворачивает руль на втором повороте и прибавляет скорости, торопясь как можно скорее оказаться в тихом, спокойном месте, выкурить уже, наконец, сигарету и отпустить весь этот кошмар, что преследовал последние дни, недели. Плевать, что будет потом, плевать, что его ждёт за «похищение» Юнги. Им обоим просто необходима эта короткая передышка, чтобы элементарно не поехать крышей.
Юнги понимает, что это очень рискованно – оставаться сегодня в своей квартире, ведь именно сюда поедет Намджун первым делом, если ринется их искать, но в данный миг ему совершенно нет никакого дела до того, к чему же приведёт эта их выходка. Главное, что Чонгук рядом. И что у них будет целая ночь, чтобы поговорить и решить раз и навсегда, что же происходит между ними. Юнги больше ничего не нужно. Только узнать о том, что Чонгук чувствует, на что готов пойти, с чем готов справиться ради них и чем готов пожертвовать. Потому что Юнги, например, уже на самые крайние меры согласен. Ему бы только удостовериться, что Чонгук его в этом поддержит.
В спальном районе достаточно тихо, во многих окнах многоэтажки Юнги, несмотря на то, что на часах едва за одиннадцать, уже не горит свет. Чонгук проезжает мимо парковки и тормозит не во дворе, а с другой стороны дома. Наверное, это часть какого-то плана, но сейчас Юнги не настроен что-либо выяснять у него. Они приехали. И Намджун не успел их догнать.
На улице темно, в единственном фонаре, освещающем тропинку во двор, перегорела лампочка; Юнги выходит из машины первым, оббегая её спереди, и, открыв дверцу, за которой сидит Чонгук, тянет к нему руку, зазывая с собой на выход. То, как тот мгновенно реагирует, обхватывая пальцами протянутую ладонь, как вылетает за секунду из машины, оказавшись близко, заставляет Юнги улыбаться, как последнего идиота, и даже не пытаться скрыть, как ему хорошо сейчас и как ему нравится чувствовать эту свободу. Чонгук внимательно смотрит на его профиль, пока они идут к входной двери, смотрит, когда они заходят в лифт и когда выходят из него, пересекая площадку с квартирами. Ведь Юнги такой красивый, когда выглядит радостным, такой неземной. Будто светится. Чонгук одарил бы его всеми комплиментами, которые знал когда-то и знает сейчас, если бы только мог произнести хоть что-то и отделаться от мысли о том, что погряз в чувствах к самому потрясающему человеку на этой планете. К человеку, которого просто не заслужил.
Приходится выплыть ненадолго из прострации и протянуть Юнги, смотрящему требовательно, ключ от его же квартиры. Чонгук никогда не был здесь и не может даже представить, как выглядит студия изнутри, но ему это интересно ровно до того момента, как Юнги закрывает за ними дверь, не торопясь включить свет, и поворачивается к нему лицом, скинув с себя обувь без помощи рук. И в этот самый момент у них обоих сдают нервы.
Они слишком долго этого ждали. Слишком долго провоцировали друг друга и давили внутри себя сильнейшее желание. Юнги слышит тихое чонгуково «С меня хватит» и инстинктивно делает шаг назад, упираясь спиной в дверь. Страшно. Чувствовать его руки на талии, ощущать его грудь своей, сходить с ума от того, что это действительно с ними происходит, – страшно. Юнги не слышит ничего буквально, кроме гремящих в ушах ударов сердца: своих или нет – он не знает. Он впитывает в себя каждое прикосновение чонгуковых холодных рук, пробравшихся под тонкую футболку, каждое медленное движение ладонями вверх, по пояснице, рёбрам, лопаткам, и уже не может ждать и оттягивать эти жалкие секунды, потому что в этом нет никакого смысла, да и не было изначально. Потому что у Юнги дрожат пальцы на руках, которыми он старательно пытается прокрасться выше, по прессу Чонгука, груди и его шее, потому что кончиками этих пальцев он ощущает, как тяжело Чонгук дышит и как больно ему держать себя в руках, дожидаясь от него, Юнги, согласия. Чонгук должен понять, что ему не нужно никакое согласие. И что ещё чуть-чуть, и Юнги потеряет остатки сознания, не в состоянии больше терпеть то, как томительно Чонгук спускается своими ладонями вниз по спине, а потом ведёт ими по чувствительным бокам, пересчитывая большими пальцами рёбра. И не предпринимает, чёрт возьми, никаких попыток дотронуться до губ Юнги своими. А Юнги не будет целовать первым. Они оба понимают, что тот, кто сдастся, моментально проиграет и заклеймит себя ответственностью за всё то, что произойдёт потом. Но это, видимо, последнее, что волнует Чонгука, потому что именно он двигается ещё ближе к Юнги, позволяя им соприкоснуться лбами, скользит ладонями по голой коже, крепко обвивая его руками за талию и, прошептав «Я не справлюсь, если ты оттолкнёшь меня», целует с той отдачей, на которую не ожидал, что способен. А у Юнги начинает до безумия сильно кружиться голова. Он шумно вдыхает, чувствуя, как отчаянно чонгуковы губы сжимают его собственные, ныряет пальцами в его густые волосы и не знает, как удержаться на ногах, которые в одну секунду слабеют и уже не держат его в прямом состоянии. Юнги теряет силы в один момент, начиная скатываться вниз по двери, но Чонгук прижимает его к себе ещё сильнее, на секунду отстраняясь и еле слышно произнося в губы «Я не отпущу тебя», а потом снова целует.
Юнги понятия не имеет, что с ним происходит. Почему его тело за мгновение растратило силы, почему чонгуково «Не отпущу», которое тот, как обезумевший, повторяет в поцелуй, превращает его в размазню. Наверное, потому что любить так, как любит Юнги, невозможно. Потому что не существует в этом мире человека, который мог бы помешаться на Чонгуке сильнее. Юнги тянет его за пряди, пытаясь ухватиться хоть за что-то, плотно сжимает веки, когда Чонгук, освободив его от поцелуя, переключает внимание на шею, и больно ударяется затылком о дверь, запрокидывая голову и начиная громко дышать через рот. У Юнги не болит татуировка, но Чонгук всё равно обходит её, касаясь губами чистой кожи, выцеловывая выступившие вены, острые косточки, и всё так же впивается ногтями в мягкие бока, будто боится, что Юнги сбежит, словно переживает, что не успеет им насытиться. И эта его страсть, это желание никуда не торопиться, утонуть в ощущениях и друг в друге нельзя даже близко сравнить с тем, что воображал себе Юнги, находясь в постели с Намджуном. Чонгук раскалённый, но терпеливый и чуткий, все его действия до дикости медленные, чувственные, и Юнги готов к самой мучительной смерти, только бы провести напоследок короткие сутки в чонгуковых руках. Это уже вряд ли можно назвать просто любовью.
Юнги размышляет над тем, что лучше, чем сейчас, быть не может, а больнее не выйдет даже при желании, но он ошибается. Чонгук, не думая предупредить о своих планах, подбрасывает его так, будто он весит чуть меньше десятка килограмм, позволяет окольцевать ногами свою талию и, вжимая его в себя с новой силой, несёт, сам не зная куда. В студии очень темно, нет смысла отрываться от Юнги и открывать глаза, чтобы понять, куда двигаться, поэтому Чонгук просто идёт по наитию, позволяя ненасытному Юнги издеваться над своими и без того искусанными губами и отвечая ему с той же пылкостью, потому что сам его отпускать не готов.
У обоих терпения хоть отбавляй. Юнги хочет целовать Чонгука безостановочно, невинно дотрагиваться губами до его щёк, подбородка, носа, и чувствовать его рядом настолько долго, насколько это только возможно. И лишь потому, что сам уже готов зайти дальше, пробирается поцелуями к уху и сквозь улыбку горячо выдыхает «Направо». Чонгуку повторять не нужно. Он всё понимает сходу. Юнги же вновь целует его в губы, но делает это уже не так нетерпеливо, как прежде, а гораздо мягче, нежнее, и Чонгук больше не может выносить подобное с его стороны, поэтому пытается добраться до кровати как можно скорее, чтобы взять контроль над ним в свои руки.
У обоих жажды овладеть друг другом хоть отбавляй. Чонгук понимает, что пришёл правильно, когда упирается ногой в кровать. Он встаёт на матрац коленом, неспешно укладывая Юнги перед собой, и целует его, целует, целует, будто не обращая внимание на этот тихий, жалобный скулёж, на блуждающие по телу руки, скользнувшие под его свитшот, и давящую на поясницу ступню. Юнги, такому беззащитному, прижатому к холодной постели, хочется отдать всего себя полностью, отправить ненадолго в рай и позволить ощутить себя самым беззаботным. И Чонгук непременно займётся этим, ему бы только хоть чуть-чуть привести растекающегося от его прикосновений Юнги в чувства, вернуть его на Землю. Показать, насколько взаимна его любовь.
Дышать становится нечем. Чонгук осторожно раздвигает Юнги ноги, выпрямляется, дёрнув его наверх и усадив перед собой, и, наощупь отыскав край футболки, стягивает её ему через голову, а сам снимает с себя свитшот. Юнги ничего не видно в этой темноте, он никак не может сфокусироваться, но ему это даже на руку, потому что, не смотря на Чонгука и не зависая на его красоте, он только лучше концентрируется на том, что ощущает от их тесного контакта. А ощущает он постепенно накатывающее возбуждение, чонгуково глубокое дыхание у себя на губах, его пальцы, которыми он расстёгивает пуговицу на джинсах и которыми нечаянно касается низа живота. И в Юнги подрывается спокойствие. Он доверяет Чонгуку на двести восемь процентов, вот только готовы ли они оба это выдержать и не покалечить друг друга? Способны ли вынести самые напряжённые минуты и не сорваться?
