Текст книги "Hospital for Souls (СИ)"

– Привет, – здоровается Юнги, входя в дом на рассвете.

Атмосфера напряжённая. На кухне, тишина которой разбавлена работающей кофе-машиной, сидят явно невыспавшийся Сокджин и подозрительно тихий и спокойный Намджун. Юнги страшно раздеваться и подходить к ним сейчас, но у него нет другого выхода: если он молча уйдёт, сбежав на второй этаж, Намджун настигнет его в спальне и устроит разнос. А здесь, внизу, есть хотя бы Сокджин, и Юнги очень надеется, что тот вновь защитит его, если Намджун в очередной раз внезапно слетит с катушек.

– Привет. А где Чонгук? – спрашивает Сокджин, когда Юнги, дошагав до холодильника, достаёт оттуда бутылку воды.

– Не знаю, – врёт тот. Расставаясь, они договорились, что придут домой порознь и о проведённой вместе ночи даже заикаться не станут.

– И как ты сюда приехал? – у Намджуна в голосе недоверие.

– На такси, – Юнги разворачивается и смотрит ему в глаза.

– Хочешь сказать, ночью вы были не вместе?

– Он отвёз меня в город, а сам уехал по делам, – продолжает ездить ему по ушам Юнги, присаживаясь за стол рядом с Сокджином. – Куда – не сказал. Я не спрашивал.

Намджун смотрит ему в глаза испытующе, будто пытается поймать в его взгляде хоть одну крупицу неуверенности в сказанном, но Юнги держится молодцом, разыгрывая перед ним абсолютную невозмутимость и бесстрашие. Однако Намджун всё равно не верит.

– Надо поговорить, – в приказном тоне озвучивает он, поднимаясь на ноги. – Прямо сейчас.

– А завтрак мне не полагается? – включает дурака Юнги, не предпринимая попыток встать с места. – Я слонялся по городу всю ночь, ждал, пока ты успокоишься…

– Я сказал сейчас, – строго повторяет Намджун, и его взгляд, который Юнги, повернувшись к нему лицом, ловит, такой холодный и пугающий, что решение не злить его лишний раз и не провоцировать приходит в голову моментально.

Путь к лестнице и подъём по ней наверх кажутся Юнги дорогой в преисподнюю. Сокджин видит это по выражению его лица, сводит брови и сочувственно выдыхает, сжав руки в кулаки от бессилия. Юнги не заслужил такого отношения к себе. Он не заслужил Намджуна. И Сокджин с превеликой радостью помог бы Юнги избавиться от его общества, если бы Намджун не был тем, кем является, и если бы на него были хоть какие-то рычаги воздействия. Но Сокджину неизвестно, как приструнить брата, как сделать его пусть и немного, но покладистей. Это подвластно, разве что, психиатру, который сможет закрыть того в психиатрической больнице. А может быть, и отцу. Но последнему всегда было плевать.

Намджун молча идёт у Юнги за спиной, разминает шею, наклоняя голову в разные стороны, и уже вскоре скрывается вместе с ним из виду, заставляя оставшегося на кухне Сокджина молиться про себя, что ничего страшного сегодня не случится. Но ругань до его ушей начинает доноситься практически сразу, стоит только двери в их спальню захлопнуться, и Сокджину не остаётся ничего, кроме как искренне надеяться на то, что измотанного морально и физически Намджуна, пропадающего всю ночь и пришедшего под утро без сил, надолго попросту не хватит. Сокджин тоже не спал – не смог уснуть после того, как обнаружил, что Намджун испарился из дома, но ему просто необходимо дождаться возвращения Чонгука и проводить его в спальню, ведь чёрт его знает, что на уме у Намджуна, пока он на эмоциях, и как он может встретить человека, который выкрал Юнги прямо у него на глазах и увёз неизвестно в каком направлении.

Крики со второго этажа не стихают ни через полчаса, ни через час. Слышны фразы о переезде в Америку, о новой жизни, перспективах. О вечности вместе. Сокджин устаёт и уже хочет вмешаться, как внезапно его останавливает звук повернувшегося в замочной скважине ключа и Чонгука, материализовавшегося в дверном проёме. Сокджин уверен, что его реакция на громкие вопли и гром падающих на пол книг, предметов мебели, вещей не заставит себя долго ждать, поэтому встаёт тут же из-за стола, спешно направляясь к нему, и решает сразу предупредить, что Намджун сейчас, мягко говоря, не в духе.

– Чонгук, – Сокджин хватает его за плечи, прося посмотреть на себя. – Не надо.

– Не надо что? – цедит Чонгук, пытаясь скинуть его руки с себя. – Убивать его?

– Просто не на…

Фразу Сокджина прерывает грохот, за которым следует звенящая тишина. Они с Чонгуком одновременно вздрагивают, вздёрнув на потолок головы, переглядываются друг с другом напуганно и, не сговорившись между собой, опрометью направляются на второй этаж.

Дверь в спальню оказывается незаперта. Чонгук резко вваливается в комнату, запнувшись о порог и чуть не упав, ищет глазами Юнги, его Юнги, а найдя его, громко сглатывает и перестаёт моргать.

– Намджун… – шокированно хлопает ресницами Сокджин, останавливаясь в проёме в полнейшем потрясении. – Ты что натворил?..

Комментарий к Part 23

**¹** (с) А. Хоффманн

Следующая глава будет последней.

========== Part 24 ==========

В коридоре отделения безлюдно и тихо. Чонгук сидит, облокотившись о бёдра и свесив вниз голову, и никак не реагирует на маячащего перед глазами Намджуна, выглядящего морально мёртвым. Ни из врачей, ни из персонала не вытянуть и слова: все мотают отрицательно головой, объясняясь тем, что доктор, сидящий в палате с Юнги, ничего им не доложил, и избегают любых вопросов, касающихся его состояния. Намджун на допросы Сокджина тоже дать ответа не может.

– Чонгук присутствует? – слышится мужской голос после того, как дверь в палату отворяется. – Я могу дать пять минут.

– К нему можно? – подлетает к доктору Намджун, пытаясь протиснуться к Юнги.

– А вы Чонгук?

– Нет.

– Тогда нет, – тот не отходит от двери, преграждая ему путь.

– Я Чонгук, – Чонгук, опираясь в бессилии ладонями о диван, медленно поднимается на ноги и подходит к ним.

– Ты туда не пойдёшь, – цедит сквозь зубы Намджун.

У Чонгука нет никаких сил вступать с ним сейчас в перепалку. И на то, чтобы открыть дверь в палату, подойти к лежащему на кровати Юнги и посмотреть ему в глаза у него тоже нет сил. Что он скажет ему? Чем поможет? Чонгук умрёт внутри себя в ту же секунду, как только услышит всю скопившуюся за эти годы боль в его самой первой фразе. Юнги не заслужил всего этого. Юнги должен был быть счастливым. А Чонгук понятия не имеет, что сделать для того, чтобы он почувствовал себя таковым.

– Хватит, Намджун, – устало произносит Чонгук, поднимая на него измученный взгляд.

– Только попробуй. Я…

– Довольно, – сердито произносит врач, отступая на шаг и пропуская Чонгука внутрь. – Ты в моей больнице, сынок. И если мне будет угодно, я попрошу выставить тебя на улицу. Это ясно?

Намджуну ясно. Он пятится назад, пряча глаза, присаживается на диван рядом с Сокджином и обещает себе дождаться, когда к Юнги пустят, чтобы хотя бы попытаться поговорить с ним о случившемся.

–

Палата светлая, полностью белая, и синие волосы Юнги выделяются на её фоне ярким пятном. Тот, свесив с кровати ноги и сжавшись практически вдвое, сидит в бежевой больничной пижаме, за воротником которой видно белую повязку, смотрит в пол безучастным взглядом и надрывно, сипло дышит, шмыгая время от времени носом. Вся скопившаяся боль, которую так боялся услышать Чонгук, выливается на него не первой фразой, а взглядом нездорово бледного Юнги. В этом взгляде столько страдания, муки, горести, что у Чонгука подкашиваются ноги, пока он подходит ближе, и едва не останавливается сердце, когда он тормозит в паре шагов от него, ещё лучше видя всю эту необъятную скорбь.

– Ты всё знал, да? – хрипит Юнги и смотрит на него покрасневшими, влажными глазами. – Ты ведь всё знал, Чонгук…

– Юнги… – умоляющим тоном произносит тот.

–

Врач встаёт напротив Намджуна и Сокджина, смотрит на них по очереди, убирая руки в карманы халата, и тяжело выдыхает.

– Вы здесь впервые?

– Да, – кивает ему Сокджин, нервно теребя ткань на своей футболке.

– Что с ним произошло?

– Я… – Намджун отворачивается от него. – Я потерял контроль.

–

– Как ты мог? – у Юнги срывается голос, и слёзы окончательно заполняют глаза. – Как у тебя ума хватило…

– Я не думал, что это когда-нибудь случится. Не думал, что Намджун позволит тебе пережить это, – оправдывается Чонгук, усаживаясь на пол, прямо перед ним, на колени и поднимая на него голову. – Я хотел сказать, Юнги, просто… – его фразы становится тише. – Просто не успел.

–

Доктор оглядывается по сторонам, проверяя, не слышит ли их кто-либо, подходит ещё ближе и с сожалением отводит взгляд.

– Это проявляется, когда человек находится на грани смерти. Точнее, когда начинает верить в то, что через пару минут умрёт, – он поджимает губы, подбирая нужные слова. – Болезнь, катастрофа, авария, драка, – выделяет последнее слово врач. Намджун зажмуривает глаза. – Неважно. Как только он чувствует настоящую угрозу жизни, он окончательно осознаёт, кого любит.

Сокджин опускает потяжелевшие веки, начиная растирать ладонями лицо, молчит какое-то время, обмозговывая услышанное, а потом всё же решается задать специалисту интересующий вопрос.

– На что это похоже?

– Будто швейные иглы глотаешь, – с состраданием в тоне отвечает доктор. – Порциями по двадцать штук.

–

Юнги плачет громко. Хватает ртом воздух, мычит сквозь слёзы и отпихивает от себя руки Чонгука, который пытается его успокоить. Чонгука, который не его предназначенный. Юнги не знает, как ему жить с этим дальше. Как просыпаться по утрам, понимая, что человек, которого ты любишь невообразимо сильно, без которого буквально задыхаешься, тебе не соулмейт. Что у вас нет и не может быть будущего. Лучше умереть, умереть прямо здесь и сейчас, чем представить себе жизнь, в которой его не будет рядом.

У Юнги вдребезги разбивается сердце. Каждый миг его никчёмного существования был посвящён Чонгуку, был ради Чонгука и для Чонгука. А теперь он будет захлёбываться кровью всякий раз, стоит ему только вспомнить, как Чонгук обнимал его с трепетом, как касался его голой кожи, позволяя покрываться мурашками от макушки до кончиков пальцев, как целовал его нежно, сладко, давая возможность утонуть в своих чувствах. Как заставлял видеть звёзды. И самое страшное в том, что Чонгук тоже будет. Тоже будет глотать эти иглы, которыми изувечит его горло, тоже будет страдать каждую секунду, которую посвятит воспоминаниям о них. И тоже даже пытаться не станет склеить своё разбитое сердце. В нём было место только для одного человека. Для Юнги.

На мокрой от слёз щеке чувствуется тепло ладони. Юнги поднимает на Чонгука, всё ещё сидящего перед ним на коленях, взгляд, видя в его глазах не меньше боли, и не может подавить в себе истерику, которой накрывает с новой силой. Как же им быть теперь друг без друга? После всего, через что они прошли вдвоём, после всего, что между ними было. Кому молиться за то, чтобы память прекратила их ранить? Юнги не в состоянии выносить это в одиночку. Поэтому и глотает солёные слёзы, смотря на Чонгука, его родного, мудрого, заботливого, самого красивого на свете Чонгука, и у него не выходит перестать разрушать себя перед ним и собраться хотя бы на секунду.

– Поэтому ты скашливал кровь, когда Намджун избивал тебя в последний раз? – дрожащим голосом спрашивает Юнги. – Потому что думал обо мне?

– Да, – тихо говорит Чонгук, вытирая его щёку большим пальцем. – Я только из-за этих мыслей и выжил.

Юнги вспоминает момент, когда Чонгук, избитый и покалеченный, упал на асфальт без сил, а Юнги подхватил Намджуна за руку и ушёл вместе с ним с заднего двора, оставив Чонгука валяться в грязи, задыхаясь от боли. Чонгук тогда впервые смотрел на него так. Никогда раньше он не просил Юнги ни о чём и никогда не умолял вернуться. Это было до тошноты невыносимо – видеть его таким крохотным, сломленным и отдаляться от него, зная, как сильно он нуждается в поддержке и помощи. Как он бредит про себя и повторяет «Не уходи, не уходи, не уходи», пытаясь крикнуть это одним лишь взглядом, и как никто его внутренний крик не слышит.

– Поэтому ты простил меня за то, что я ушёл к Намджуну? Поэтому не потребовал даже объясниться? – Юнги крепко сжимает челюсти, пытаясь подавить в себе вой, рвущийся наружу.

– Я надеялся, что ты сможешь разглядеть в нём своего предназначенного и навсегда забудешь обо мне.

Юнги кашляет, давясь слезами, зажимает ладонью рот, когда Чонгук укладывает голову на его колени – больше не может смотреть на него такого, и хочет удавиться насмерть, когда тот крепко обнимает его за ноги, успокаивающе гладя по икрам ладонями, и молча слушает, как его разрывает от боли. Юнги никогда прежде не чувствовал столько отрицательных эмоций разом и никогда не молил высшие силы дать ему хотя бы маленький шанс всё исправить: перенестись в прошлое, найти Чонгука и сбежать с ним ещё до поступления в университет, в котором они встретили Намджуна. Тогда всё сложилось бы иначе. Тогда Юнги не ощущал бы, как разъедает его душу от дум о том, что он всё-таки был прав. Любовь – это боль. Нестерпимая адская боль.

И кровь во рту, и изрезанное, исцарапанное горло не было для Юнги мукой. Мука для него началась с приходом Чонгука. Чонгука, который вновь поднимает голову и взглядом просит прекратить рыдать хотя бы на пару минут. У него сильные руки, а в глазах море отчаяния, и он тянет Юнги наверх, поднимаясь на ноги, чтобы обнять его, что есть сил, уткнуться губами в его яркую макушку и начать шептать, что он не знает, как быть, что не хотел, чтобы так получилось. И все эти слова будто летят в пустоту, потому что в них нет никакого смысла. Всё случилось так, как случилось. И никто уже не сможет этого изменить.

– Поэтому ты сблизился с Тэхёном? – бубнит Юнги, вжимаясь в его грудь щекой.

– Я не знал, что мне делать, – дышит ему в макушку Чонгук. – Я не мог есть, спать, учиться, работать. Первые три дня были сущим кошмаром.

– И как ты справился?

– Я не справился.

Юнги горько усмехается. Тэхён рассказывал ему про нелегальный обезболивающий препарат с наркотиком в составе, который может на время притупить приступы. Юнги тогда спросил, почему же Тэхён не принимает его, хоть и догадывался, что Тэхён ответит. Препарат дорогой. Но Тэхён не завёл речь о деньгах. Напротив, сказал, что это как раз-таки не имело бы значения. Что нельзя сказать о побочных эффектах.

– Зачем нужен мир, в котором… – Юнги приподнимает голову и утыкается лбом в его шею. – Любовь превращает людей в наркоманов?

– Никто не выдерживает на этих таблетках и недели, – шепчет Чонгук, сминая ткань пижамы на его спине.

– Ты выдержал.

– Я слишком сильно тебя люблю.

Юнги плотно зажмуривает глаза, вдыхает глубоко, настраивая себя на то, что больше лить слёзы не будет, и, привстав на носочки, обвивает Чонгука руками за шею, прислоняясь своим виском к его.

– У твоей семьи ведь не было никаких финансовых проблем, верно? – говорит он, стараясь не дышать и не двигаться.

– Не было, – честно признаётся тот.

Чёрт. Чонгук продал квартиру, согласился жить в одном доме с Намджуном, которого ненавидит, и спать в одной кровати с Сокджином, которого не любит, лишь бы только быть рядом с Юнги, лишь бы только присматривать за ним, оберегать. Он оставил всё, что у него было, ради того, чтобы выкупить нужное количество препарата, которое будет скрывать его влюблённость в соулмейта, принадлежащего другому человеку, и чтобы не потерять возможность видеть Юнги каждый день.

– Насколько они дорогие?

– Тебе не нужно это знать, – чуть громче озвучивает Чонгук, отстраняясь от него и заглядывая в глаза. – Ты не будешь их принимать.

– Почему? – Юнги хлопает слипшимися от слёз ресницами. – В чём проблема?

– В побочке, – ёмко изрекает тот.

Юнги на время замолкает.

– Это… – а потом поджимает опухшие губы. – Больно?

– Очень, – чуть слышно отвечает Чонгук.

– Но не больнее, чем глотать спицы и плеваться кровью, – выходит чересчур уверенно.

– Гораздо больнее.

Сколько всего удалось Чонгуку вынести? Как он дожил до сегодняшнего дня и не сошёл с ума? Как он выдержал столько дней, страдая физически и морально, как убивался по Юнги, которого трахал Намджун, как терпел все до последнего выкидоны, обиды, признания? Юнги боится спрашивать, какие побочные эффекты у этих таблеток, потому что не видит для себя другого выхода, кроме как начать принимать их, чтобы остаться с Чонгуком. Потому что без таблеток он не сможет справиться. Нет ничего хуже тех ощущений, о которых Юнги узнал сегодня. Проще умереть, чем это вытерпеть. Он чуть не умер, когда это случилось с ним, он будто выкашлял свои лёгкие. И даже слушая всё, что Чонгук сейчас говорит, Юнги уверяет себя в том, что тот его обманывает. Больнее того ужаса, что он уже вынес, ничего быть не может.

– Я хочу попробовать.

– Ты не знаешь, о чём говоришь. Горло будет раздирать так, что… – Чонгук сглатывает, сморщившись, и ненадолго прикрывает глаза. – Ты не сможешь пить, есть. Говорить. Дышать, – Юнги смотрит на него неверяще и не может подобрать слов. – Каждая секунда твоей жизни превратится в ад, от которого невозможно будет сбежать.

– Тэхён сказал… – Юнги запинается, еле держа себя в руках, чтобы снова не разреветься. – Он сказал, что они обезболивающие…

– Нет, – мотает головой Чонгук, возвращая свой взгляд к его глазам. – В нём минимальная доза наркотика, – он целомудренно целует его в лоб, освобождая из объятий, и подталкивает в сторону кровати, продолжая держать руку на его пояснице. – Мне разрешили побыть с тобой всего пять минут.

– Мне всё равно, Чонгук. Дай мне таблетку, – настаивает Юнги, присаживаясь на кровать. Он ощущает себя полностью опустошённым, и ему уже не страшно пойти даже на такие меры. – Не надо отговаривать. Просто дай и всё.

– У меня нет с собой, – Чонгук давит ему ладонями на плечи, укладывая головой на подушку, расправляет сложенный вчетверо плед, лежащий у него в ногах, и накрывает его, нагнувшись к лицу и ещё раз поцеловав, но уже в щёку. – Тебя выпустят отсюда завтра. Я знаю, я уже лежал здесь, – он убирает чёлку с его лба и выдавливает из себя улыбку. – Мы что-нибудь придумаем, обещаю. А пока поспи.

– Чонгук, я должен понять. Может быть, я смогу выносить это.

– Я оставлю блистер в твоей куртке, которая висит на вешалке в прихожей. И буду надеяться, что ты передумаешь.

– Спасибо, – губами произносит Юнги, и Чонгук видит, как его глаза вновь становятся мокрыми.

– Мне пора, – он разгибается в спине, посмотрев на него напоследок, и медленно начинает шагать назад, не имея никакого желания бросать Юнги здесь одного. – Пока.

– Пока, – отвечает тот, зарываясь лицом в подушку сразу, как только за Чонгуком захлопывается дверь.

Юнги искренне жаль и себя, и всех остальных, кого постигла участь влюбиться в чужого соулмейта. Никто не способен закопать в себе любовь: это чувство, как и все остальные, нас, людей, контролирует. И никто не заслуживает такой зверской боли и отсутствия возможности погибнуть от своей чёртовой влюблённости.

Юнги очень хочет погибнуть.

Таблетки не выход. Да и всё остальное – тоже.

Выхода просто нет.

*