Текст книги "Omniphobia (СИ)"
Автор книги: A.maUS
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)
Дейв какое-то время летел надо мной, указывая направление, пока вдалеке не начала виднеться неясная подвижная туча, замершая где-то на горизонте. Прямым ходом до этой тучи было полчаса ходьбы. Будто учуяв белую птицу, эта туча дёрнулась, и пара точек отлетели от неё и полетели в сторону брата. Я остановился, зная, что эти точки не могут предвещать в этом мире ничего хорошего.
Стой! Снижайся! – я замахал белой птице руками. Брат какое-то время смотрел на меня растерянно и кричал что-то, но я не мог расслышать эхо с такой высоты. Я указал ему рукой в сторону облака и двух, неумолимо и очень быстро, приближавшихся точек. Мне становилось ясно, что это тоже птицы.
Дейв их, наконец, тоже заметил и резко, чуть ли не камнем, спикировал вниз, приземляясь на моё плечо. Похлопав крыльями, он с опаской смотрел в небо. По его напряжённому взгляду я понял, что эти чёрные птицы опасны, и поспешил прочь, стараясь уйти от шевелящейся вдали тучи. Но лилБро снова щипнул меня за ухо – на этот раз достаточно больно.
«Нет!» – услышал я его эхо. – «Идём туда!»
Я вздохнул и, пригнувшись и придерживая чайку рукой, быстро направился туда, куда мне велели. Хотя я не особо этого хотел. У меня были отвратные предчувствия на этот счёт.
Две чёрные точки какое-то время кружили над нами, и я понял, что это вороны. Но, в отличие от нормальных пернатых, эти не кричали – молча кружили над нами, а потом в какой-то момент полетели обратно. Значит, туча – это точно птицы…
Из-за горизонта поразительно быстро начало вырастать огромное раскидистое, но абсолютно сухое дерево. Пока мы приближались, туча постепенно таяла – вороны усаживались на массивные тёмные ветки. Когда мы подошли достаточно близко, то увидели, что дерево намного больше, чем казалось на первый взгляд. И все его ветви буквально ломились под весом сидевших на них птиц. А в корнях дерева лежали мертвецы.
Мне невольно вспомнилась та куча, на которую я упал в самом начале этого «сновидения». Конечно, в этом случае мертвецов было значительно меньше, но лежали они такой же грудой – причём чем ближе к дереву, тем чаще. Большинство трупов были видны лишь частично, поэтому я предполагал, что чёрная, затянутая тиной вода вокруг дерева скрывает от моих глаз лишь большее количество тел.
А у самых корней, расслабленно откинувшись на ствол спиной, сидел… Счастливчик. Вот так встреча.
Когда мы с Дейвом окончательно приблизились к границе топи – первые трупы уже были практически у моих ног – тысячи чёрных глаз-бусинок устремили свой голодный взгляд на нас. Вороны, которые до этого занимались своими делами, повернули свои чёрные клювы в мою сторону, но не двигались с места, будто ожидая команды. И я даже догадывался, чьей.
Я начал осторожно ступать ближе к Счастливчику, стараясь не задумываться, что я использую вместо кочек (хорошо ещё, что они выдерживали мой вес), пока мы не оказались друг перед другом на расстоянии нескольких метров. Дорога показалась мне даже подозрительно лёгкой. Вороны так и не дёрнулись.
Надо же. Ты жив, – Клевер лениво приоткрыл глаза, когда я приблизился.
Не благодаря тебе, – я напрягся, в очередной раз жалея, что не сумел-таки раньше отыскать катану. Вот кого бы я с удовольствием на неё насадил. Нужно было уже запомнить на примере всё тех же Рона и Анны – пленникам верить нельзя. Потому что как раз они вполне могут быть ещё одной «маской» Твари, и их единственная цель – убить меня.
Счастливчик коротко хмыкнул, затем поглядел по сторонам.
А где... – не закончив вопроса (он и так был ясен), он ухмыльнулся. – Оу. Неужели выбыл из игры? Что – использовал его как щит? Хм, в таком случае то, что ты выжил, уже не так удивительно.
Я плотно сжал челюсти, в очередной раз подавляя порыв воспользоваться своей новоприобретённой силой. Очень хотелось пойти самому себе на уступки и раз и навсегда прикончить эту гниду, но нет, не перед Дейвом. Я не хотел, чтобы брат видел, кем я становлюсь в этом жестоком месте.
Ты ведь с самого начала вёл нас не туда, верно? – негромко спросил я.
Не туда? – картежник изогнул бровь. – Но вы же сами просили отвести вас туда, где находится часть куклы. И я, кажется, предупреждал, что место это – небезопасное.
Чайка на моём плече громко крикнула. В крике угадывалась фраза:
«Заливаешь, сволочь».
Клевер слегка поморщился.
Что за пернатый наглец, – проговорил он, будто поняв, какое обвинение прилетело в его адрес.
Хочешь сказать, что он не прав? – если бы не вороны, которые явно только и ждали, когда картёжник позволит им на нас напасть, я бы напал первым. Но теперь на моём плече сидела причина, по которой я не мог бездумно рвануться в бой. Поэтому я тянул время.
Счастливчик повёл плечами. Ему тоже некуда было торопиться. Вытащив из кармана пальто колоду карт, он начал бездумно её тасовать.
Ну, может, и прав. Но какая теперь-то разница, малой? – протянул Клевер. – Хочешь почитать мне проповеди о том, как плохо лгать людям? Это никому не интересно.
Нет, проповеди читать я никогда не умел, – я старался не смотреть на ворон, следивших за каждым нашим с братом движением. И думал. – Но позволь задать тебе вопрос – почему?
Где-то здесь было спрятано туловище куклы. Это был финал – всё повторялось по той же схеме, как и всегда. Даже в таких сумасшедших обстоятельствах, это оставалось (в какой-то степени) моим сновидением. А все мои сны всегда подчинены определённой структуре, которую не могла сломать даже Тварь. Идти мне было больше некуда – только бездумно слоняться по болоту. Но вороны не дали бы мне просто убежать отсюда. Значит, где-то здесь спрятана часть куклы. Осталось только понять, где.
Счастливчик где-то с минуту молча мерил меня взглядом, словно гадая, серьёзен я или нет. После чего он откровенно расхохотался.
Почему? Ха-ха, он спрашивает – почему! – утихомирившись, картёжник ухмыльнулся, в его взгляде была доля снисхождения. – Парень. Раз ты такой умный, то подумай сам, – он слегка наклонился вперёд. Вороны повторили это движение. – А кому-нибудь здесь нужно, чтобы ты победил в этой битве?
Этот вопрос по-настоящему выбил меня из колеи. Я пару раз моргнул, смотря на Счастливчика, стараясь не показывать, насколько меня поразило то, что я услышал. Нет, его слова можно было списать на то, что он находился под влиянием Твари, но…
То есть, по-твоему, намного лучше жить в постоянном страхе, чем хотя бы попытаться как-то изменить своё положение?
Клевер хмыкнул. Прекратив тасовать, он вытащил из колоды пикового туза.
А что будет с нами, если кто-то сможет выиграть? Хм? – шулер нахмурился. – Это вопрос, на который нет ответа, малец. Вернее, есть только предположения. И если быть откровенным – проверять, какое из них верно, не хочется никому. Терять остатки себя не хочется никому. Тем, у кого осталась еще какая-никакая личность, конечно же.
Вот оно что. Такое я предполагал, но несколько не в том ключе. Я хмыкнул, а затем поднял уверенный взгляд на Счастливчика:
Знаешь. Спасибо тебе.
Надо же, он наконец-то снизошёл до благодарности, – всё с той же ухмылкой съязвил Счастливчик. Он спрятал карту обратно в колоду, а ту убрал в карман, после чего поднялся на ноги. – И за что же ты говоришь мне столь приятные слова?
Многое в этом мире не понятно. Но всему я мог найти логическое объяснение. Так или иначе, – я приподнял руку, позволяя Дейву пересесть с моего плеча на руку – так ему было бы проще взлетать. Чайка, чуть хлопая крыльями для равновесия, аккуратно перебралась с плеча на руку. Конечно же, Дейв понял, каков план дальнейших действий. И он был готов.
Но вот что я никак не мог понять, – продолжал тем временем я. – Почему такое огромное количество людей не могло победить Тварь задолго до меня? Однако теперь я понял.
Я сделал ещё один шаг вперёд.
Потому что вы все – трусы.
А ты у нас такой храбрец, – отрезал Клевер. Вороны на ветках зашевелились. – Все мы когда-то были такими. Джейк способен вдохновлять – нельзя не отдать ему должное… Только этот англичанишка и сам не знает, что же будет, когда всё закончится. А ответ, скорее всего, – ничего хорошего, – шулер слегка одёрнул пальто. – Малой, ты упрям и довольно силён. Но притом слишком самоуверен. Думаешь, у тебя получится победить?
А мы сейчас проверим.
Тут за моей спиной что-то пронзительно громыхнуло. А затем ещё раз. Тяжёлые шаги. Дейв напряжённо повернул голову за мою спину и мгновенно сорвался с места, взлетая вверх. Следом за ним с веток сорвалась туча ворон, намерившаяся догнать брата. А я обернулся. На той стороне топи стоял Амбал, направивший на меня свой Томми-ган.
Счастливчик надрывно рассмеялся – в голосе его дребезжали безумные нотки.
Ну проверь, малой! Посмотрим, насколько тебя хватит!
На размышления у меня оставалась доля секунды – ствол автомата уже был направлен в мою сторону. И прежде, чем громыхнул первый выстрел, я сделал единственное, что мог в этой ситуации: нырнул. Холодная, чёрная вода накрыла меня с головой.
Под слоем воды было тихо. Я лишь отдалённо слышал, как где-то над гладью громыхают выстрелы, и иногда редкие пули прорезали воду, врезаясь в тела. Как раз на них я старался не смотреть: опухшие, посиневшие и отёкшие лица – не то, что хочется видеть, когда ты задержал дыхание. Я плыл вдоль корней, стараясь приблизиться как можно ближе дереву до того, как мне понадобится вдохнуть воздух. И очень быстро добрался до узловатого основания. Теперь по корням я мог с лёгкостью вынырнуть за спиной Клевера и застать его врасплох, если, конечно, Амбал уже не расправился с ним сам.
Но тут что-то ласково тронуло меня за ногу. Я напугано опустил взгляд, но ничего не увидел. Я почувствовал, как кто-то мягко гладит меня по плечам. Трупов вокруг не было – вода была относительно чистой, лишь затянутой всё той же тиной, и вокруг меня не было ничего, кроме узловатых корней. Чья-то мягкая рука легко провела по моей щеке. Прикосновение заставило меня вздрогнуть и инстинктивно дёрнуться прочь. Но ещё пара незримых, лишь осязаемых рук нежно погладила меня по спине. Это было… приятно. Но мне нужно было спешить – на поверхность.
Ещё одна незримая рука мягко провела по моему лбу. Собственно, а зачем мне нужно на поверхность? Тут тоже вполне хорошо. Я ощущал, как ласковые руки гладят меня, убаюкивают, и в какой-то момент расслабил пальцы, которыми держался за узловатые корни. Глупо как-то – зачем мне за них держаться? Я почувствовал, как меня медленно, легко тянут куда-то вниз, и не понимал, зачем мне сопротивляться этим ласковым рукам.
Мою левую скулу кольнуло. Лёгкие сдавило в тиски, и я понял, что задыхаюсь. Я резко раскрыл глаза и рванулся к поверхности. Мне срочно необходим был воздух. Но нежные руки, не спадавшие с моей спины и плеч, вновь пытались загнать меня в дрёму. Однако я не сосредотачивался на этих ласках. Наоборот, я сконцентрировал всё своё внимание на жгучей боли на левой половине лица – порез, оставленный в первом сне, внезапно дал о себе знать. И очень вовремя.
Я резко ухватился за узловатые корни и в пару рывков оказался над поверхностью. Сделал глубокий, громкий вдох. Это окончательно скинуло с меня ласковые путы, чуть не утянувшие меня на дно. Сколько времени я так погружался? Как мог забыть, что у меня дело и что я не просто так поплыл к этому треклятому дереву? Где Дейв?!
Небо было чистым. Ни одной птицы – ни чёрной, ни белой. Мне стало отвратительно – кажется, я снова бросил брата одного. Я поджал губы, готовый в очередной раз обозвать себя предателем, но тут услышал эхо знакомого голоса:
«Я здесь, – на ветках сидела белая чайка. Потрёпанная, но живая. Красные глаза смотрели устало, но больше обеспокоенно. – Куда ты пропал?»
Под воду, – ухмыльнулся я, отжимая насквозь мокрые волосы и толстовку, – а по мне не видно? – затем я задал более насущный вопрос. – А куда делись вороны?
«Пропали, как и Амбал, когда этот подонок рухнул замертво».
Значит, это были части его реальности. Клевер боялся птиц? Или смерти? Теперь уже не узнать...
Брат, тем временем, поводив крыльями, медленно приземлился куда-то перед деревом:
«Тебе захочется на это посмотреть, Бро», – услышал я его зов и обошёл дерево. В его стволе были большие дыры от пуль. А также лежал бездыханный Счастливчик. Теперь бурое пятно на его груди превратилось в огромную дыру. Белые кости рёбер были переломаны в нескольких местах, виднелись ошмётки лёгких. Зрелище было настолько мерзким, что меня невольно замутило. Но, к счастью, желудок был пуст, так что рвать мне было уже нечем.
Ну спасибо, мелкий, – мрачно отозвался я.
Дейв смотрел на эту картину отрешённым взглядом, а затем, к моему великому удивлению, сел на плечо Клевера и начал ещё сильнее расширять рану в груди клювом. Я пару раз моргнул. Может, это инстинкт падальщика взял верх над сознанием? Но через мгновение я понял, что именно выковыривал брат. В груди Счастливчика – прямо на месте сердца – было деревянное туловище с отверстиями для головы, рук и ног. Как и всегда – часть тела куклы оказалась у «жертвы».
Я собрал волю в кулак и приблизился к мертвецу:
ЛилБро, позволь мне, – чайка отлетела, а я одним точным ударом доломал остатки рёбер, быстро достал туловище, игнорируя подступивший к горлу солоноватый ком, и отступил назад.
«Отлично», – довольно встряхнулся Дейв и опустился на моё плечо.
Я отвернулся от Счастливчика, смотря в даль бесконечного болота. Вот и всё. Деталь у меня – пора «просыпаться». Но как-то не получалось. Да и не хотелось.
«Тебе пора», – негромко проговорил Дейв. Я нахмурился.
Прости меня, брат, – негромко сказал я.
Чайка удивлённо повернула ко мне голову:
«За что?»
За то, что не смог защитить тебя. Хотя обещал, – я аккуратно запустил руку в белые, мягкие перья на груди брата. Он прикрыл красные глаза, немного распушив оперение. – Я виноват перед тобой. И перед Джоном и Роуз.
«Ну... Это было неизбежно. Сучка хорошо расставила сети, – чайка сидела смирно. – Но хей – у тебя есть ещё шанс нагнуть её окончательно. Нужно думать об этом, чел».
Пару секунд помолчав, птица открыла глаза и слегка ткнулась головой мне в висок.
«О нас не беспокойся. Всё будет хорошо, когда всё закончится. А уж ты точно сможешь поставить в этой довольно мерзкой истории точку, – протянул Дейв. Затем тише добавил. – Просто... Будь осторожен. И всё такое. Тебе ещё жить за двоих, как ты говорил».
Я негромко хмыкнул и перестал ворошить мягкие перья. Слова брата сняли большой камень с моей груди.
Я помню. Никогда не забывал об этом, – а затем я встряхнулся и спрятал туловище в карман толстовки.
Оставался вопрос: как проснуться? До этого мир разрушался, и я падал куда-то. Всегда спиной назад. Но как сделать это сейчас, когда мир и не думает разрушаться? Хотя, одна идея у меня уже возникла. Рискованная, но других и не может быть, когда речь идёт о жизни и смерти.
Чайка, сидевшая до этого смирно, чуть приподнялась на лапках.
«Ну, есть идеи, как выбраться из этого болота? А то никаких дверей или порталов, для этого предназначенных, не видно...» – Дейв слегка встряхнулся, приглаживая затем свои перья.
А их и не должно быть, – я задумчиво потёр подбородок, опустив взгляд на чёрную, затянутую тиной воду. – Любой мой сон кончается тем, что я падаю куда-то спиной вниз.
Здесь птица несколько нахохлилась, опустив голову вниз.
«Только не говори, что ты опять будешь нырять в эту полную трупаков воду, Бро. Ты еле выбрался до этого. Фиг знает вообще, что может случиться, если ты попадешь туда опять», – с долей мрачности хмыкнул Дейв. Как всегда, понял меня с полуслова.
Я пожал свободным плечом, делая уверенный шаг к краю островка – туда, откуда я вынырнул:
Другого выхода я не вижу.
Посидев ещё немного смирно, чайка пару раз взмахнула крыльями и негромко крикнула. Дейв явно не хотел, чтобы я так поступал, но и сам не видел другого способа перейти на следующую ступень (или куда уж там. Честно говоря, ни малейшего понятия не имею, что будет дальше), и потому ему оставалось лишь выразить своё недовольство привычными словами:
«Это идиотизм».
Я ухмыльнулся, прикрыв глаза:
Я знаю.
А затем я шагнул в воду.
Пистолет-пулемёт Томпсона благодаря своей надёжности широко использовался как полицией, так и гангстерами, а также был популярен и на гражданском рынке.
Пистолет-пулемёт Томпсона неожиданно дал о себе знать во время знаменитого Сухого закона – получив неофициальное название Томми-ган, он стал использоваться американскими гангстерами, быстро оценившими его по достоинству. Автомат превратился из антибандитского в оружие гангстерских войн, став главным их героем и зарекомендовав себя с наилучшей стороны. «Томми-ганы» использовались во время прогремевшей на все Штаты «Бойни в день Святого Валентина», которая произошла 14 февраля 1929 года в Чикаго.
** Aeternum vale (лат.) – Прости навеки/Прощай навсегда.
========== XVII. -5. Semper idem. -He is a fool that forgets himself ==========
???.. Что это было?.. Я не знаю…
Всё тело ломило, будто после лихорадки. Пробуждение наступило тяжело и неохотно, но я нашёл в себе силы поднять голову и сесть. Я медленно разлепил глаза. Сегодня не нужно в школу – счастье. Состояние у меня было разбитое – дальше кухни я вряд ли бы куда-нибудь донёс своё бренное вымотанное тело.
Я зверски зевнул и потянулся, разминая затёкшую спину. Я бы бухнулся спать обратно, но прекрасно знал свой организм – если я сейчас лягу, то проснусь в ещё более отвратительном состоянии. Надо встряхнуться. И с чего-то начать очередной день. Например, с завтрака.
Как-то незаметно для себя я уже сидел за компьютером и уплетал яичницу с двумя сосисками, почти не чувствуя их вкуса. Листал новостную ленту. Ничего интересного. Пестерчам молчит – конечно, кто в такую рань в выходной будет в Сети? Но нет – мне написали.
Какой-то незнакомый аккаунт. Не люблю такие сообщения. Но ладно – посмотрим, что пишут...
ТТ: Надо же, кто-то соизволил явить себя. Ну что, умник, что собираешься делать теперь?
Красные буквы будто горели изнутри. Меня это почему-то раздражало, но я ответил:
ТТ: То же, что и все нормальные люди в выходной – абсолютно ничего.
ТТ: Ну, может, порисую или игрушку новую скачаю. Поглядим.
ТТ: Звучит довольно скучно.
ТТ: Неужели нет идей получше?
ТТ: И потом – что насчёт, не знаю, твоих друзей, например? Или родных?
ТТ: Или у всех планы и никому до тебя нет дела?
Больно наглым был этот собеседник. А последние слова так вообще отразились неприятной липкой тревогой. Но я не обратил на это внимание – отмёл ненужную мысль, и она послушно ушла, захватив с собой волнение и раздражение. Я снова стал спокоен и продолжил разговор:
ТТ: А какая тебе разница? Или ты можешь предложить альтернативу?
ТТ: Может быть и могу.
ТТ: Ты для меня достаточно интересен.
ТТ: Чем же?
Мне стало любопытно, что ещё скажет этот незнакомец. Его слова кого-то мне невыносимо напоминали.
ТТ: Ну уж точно не полированием своих ненаглядных шарнирок, кукольник.
ТТ: Стоило бы, может, для разнообразия поиграть с братом в приставку. Или сходить с подругами куда-нибудь.
ТТ: Не думаешь, что так будет получше?
ТТ: Или всё же решишь продолжать просиживать свой зад в своей каморке за псевдоинтеллектуальными изысканиями, забив на весь окружающий мир?
ТТ: Что?
Эти слова хлестнули словно пощёчина по лицу. Слишком резко и неожиданно поменялась манера разговора. Мне понадобилась пара мгновений, чтобы отбросить нахлынувшую злость туда же, куда отправилась тревога. И я снова смог успокоиться. Этот незнакомец знал меня. Но кто это был? Я не помнил ни за кем из своих знакомых такой манеры говорить.
ТТ: Что слышал.
ТТ: Вернее, прочёл.
ТТ: Хотя, конечно, какое тебе может быть дело до чужого мнения? Ведь ты всё знаешь лучше всех.
ТТ: Уж особенно касаемо своей дражайшей персоны.
ТТ: Кажется, я понял. Ты один из тех жалких чуваков, которые пытаются унизить через интернет, упиваясь чувством собственной важности и безнаказанности?
ТТ: Тогда спешу разочаровать тебя, чел – не на того напал. Хотя я понятия не имею, как ты узнал о том, что у меня есть брат.
ТТ: Унизить?
ТТ: Если бы я хотел унизить, то не стал бы взывать к твоему разуму.
ТТ: Хотя, это тоже бесполезно, когда ты считаешь себя выше остальных.
ТТ: Да и как будто можно вызвать хоть какие-то эмоции у такого сухаря, как ты.
Опять люди думают, что я не умею чувствовать. Этот неизвестный начинал меня по-настоящему злить. И, видимо, это было взаимно. Я снова откинул эмоции в сторону. Печатать почему-то стало чуть сложнее.
ТТ: Ха-ха, отлично. Ну окей – я сухарь. Что дальше? Может, ещё чего интересного про меня расскажешь?
ТТ: С большим удовольствием.
ТТ: Дальше – круче.
ТТ: Дальше – твоя маска безразличия, которой ты прикрываешь своё очень легко уязвимое эго.
ТТ: Которое ты даже от друзей и близких прячешь, отговариваясь, что якобы так лучше для всех.
ТТ: Копнем ещё глубже?
ТТ: С чего ты решил, что ты прав?
Но он был прав. Откуда? Откуда он это знает? Я никому не говорил ничего подобного...
Мне снова пришлось уводить эмоции в сторону, чтобы не запаниковать. Нельзя показывать слабость.
ТТ: С того, что это факт.
ТТ: Я знаю тебя.
ТТ: Знаю так, как никто, мистер Я-Боюсь-Людей-Но-Прикидываюсь-Мизантропом.
Ну окей – то, что я мизантроп, знали многие... Но я начал по-настоящему бояться. Страх зарождался комком где-то в основании позвоночника и медленно проползал холодными щупальцами по всему выжатому, как лимон, телу, которое всё ещё ломило.
ТТ: Я и правда мизантроп. И даже не прикидываюсь.
ТТ: Но с чего ты решил, что я боюсь?
ТТ: Потому что только трусу нужно прикрываться от окружающих.
ТТ: Иронией, безразличием, всем этим пафосом. И этими придурочными очками.
ТТ: Серьёзно, чел – очки как у Камины не сделают тебя таким же офигенным. Смирись с тем фактом, что ты просто куклоёб и неудачник.
Острая боль неприятно кольнула правый висок. Она мешала сосредоточится – зудела. Я невольно тронул висок пальцами, но затем продолжил писать ответ.
ТТ: А вот тут ты промахнулся.
ТТ: Но всё же интересно, откуда тебе всё это известно? Я не могу понять, знаю ли я тебя.
ТТ: Да, продолжай тешить себя тем, что ты прав, а я нет.
ТТ: Знаешь ли ты меня?
ТТ: Конечно.
ТТ: Хотя, может, и не хотел бы знать.
ТТ: Но увы.
Как же мешала эта боль и зуд. Противно – мысли путаются и не могут встать ровно. Я нахмурился и тронул эту точку пальцами.
ТТ: Тогда карты на стол, чел. Я хочу знать, кто из моего окружения так меня ненавидит.
ТТ: Кто ты?
ТТ: О, всё скучно до банальности.
ТТ: Ты бы и сам понял сразу, если бы хоть немного подумал. Кто ещё может ненавидеть тебя так сильно?
ТТ: Ответ прост.
ТТ: Я – это ты.
Я перестал печатать и вырвал то, что так неприятно зудело. На лице моём растянулась широкая улыбка, когда я поглядел на то, что лежало в моей ладони: горящий янтарным напуганный глаз на подвижном колене.
На меня смотрел Механик и широко ухмылялся, а я резко перестал чувствовать свои руки. Самого себя. Меня всего переполняла куча противоречивых эмоций, но у меня не было рта, чтобы закричать, рук, чтобы отбиться. Я мог только видеть. Но я не хотел видеть.
Если бы Механик мог – он бы рассмеялся. Но он не умел смеяться. Потому только его ухмылка стала чуть шире, и он разжал руку. Я падал вниз, пока глухо не стукнулся обо что-то щекой.
*
Он в порядке?
Может, стоит позвать врача?
Эй, мистер, вы можете встать?
Я приоткрыл глаза. Над городом нависало всё то же серое небо и тяжёлые тучи. Всё же хмурая была у Альбиона столица. Накрапывал мелкий дождик.
Кто-то обдал мой лоб тёплым дыханием, и я приподнял голову – меня растерянно обнюхивала серая лошадь, фыркая ноздрями. Я упал у её ног. Почему?
Кто-то помог мне встать. Это был кэбмен. Что-то спрашивал. Голова раскалывалась, как и раньше. Я не мог ответить – язык заплетался. Господь всемогущий, в такие моменты я и правда мечтал, чтобы голова моя могла отстёгиваться от тела. Тогда мне было бы легче килограмм на пять.
Простите, – смог проговорить я негромко. Язык плохо меня слушался, – вы не видели моего спутника?
Вашего спутника? – кэбмен выпустил меня из рук, я сделал несколько неуверенных шагов.
Да. Я был не один. У меня был спутник, – я никогда не мог бы забыть моего лучшего британского приятеля. – Джейкоб Инглиш. Где он?
О чём вы? Вы один, – голос кэбмена искажался, но я не обращал на это внимание. Пошёл вперёд по улице мимо растерянно смотрящих на меня зевак, собравшихся, видимо, поглядеть на того растяпу, что грохнулся к ногам лошади.
Нет. Инглиш был со мной, – упрямо проговорил я, раздвигая себе путь сквозь людей руками. – Мне нужно отыскать его.
Нужно найти его. Моего единственного друга.
*
Люди перестали обращать внимание на пошатывающегося человека, медленно бредущего по дороге. Пошли по своим делам одним нескончаемым потоком. Шли вперёд, а я продирался сквозь них.
Я не мог найти Джейка. Вглядывался в серые, смазанные лица и не видел никого, кто был бы мне знаком. Мне становилось страшно. Но не потому, что вокруг было столько людей, нет. Я боялся, что никогда не найду среди них того, кто может мне помочь. Потому, подгоняемый этим чувством, брёл дальше.
Людей становилось всё больше – просторная улица теперь была переполнена, и человеческая масса настойчиво давила меня со всех сторон. Мне это не нравилось – я не мог идти дальше. С каждым шагом мне приходилось отступать всё ближе к обочине дороги, чтобы не быть затоптанным безликой толпой. С большим трудом, но я выбрался на обочину. Повернулся к стеклянной витрине магазина. Внутри было пусто и темно. А в тёмном стекле я увидел своё отражение.
*
Моё лицо всё было испещрено язвами. По нему кто-то полз, но я не мог увидеть, кто это был. Они ели меня заживо, прогрызая в плоти глубокие дыры своими маленькими челюстями. Все чувства притупились, оставляя только жгучую режущую боль, от которой я не мог пошевелиться.
Я запаниковал, но не смог выдавить из себя ни звука. Просто судорожно схватился за остатки своего лица и начал в панике стягивать с себя слезающие куски кожи, стараясь, чтобы они, какие бы твари это ни были, не забирались слишком глубоко в плоть. Чтобы я остался жив.
Лицо слезало с меня как старая кожа со змеи – одним непрерывным куском. Будто я только что снял маску. Но боль я чувствовать перестал. С опаской я раскрыл глаза.
*
В руках моих был потускневший изорванный портрет какого-то юноши. С трудом я узнал в нём себя, но так и не смог угадать собственных черт – лицо казалось смазанным и тусклым, будто не до конца прорисованным. Но почему-то я всё равно был уверен, что на холсте написан именно мой портрет.
Над моей головой раздавался негромкий, узнаваемый тембр. Пел Синатра, но я не мог узнать ни мелодии, ни разобрать слов песни. Я осмотрелся – в жёлтом свете вокруг меня был коридор галереи. Но стены были пусты – на месте картин были лишь выгоревшие белые пятна. И только передо мной была пустая рама картины, из которой только что выдрали холст. Чернота за рамой дышала на меня холодом и сыростью, а в глубине поблёскивали тусклые нити, похожие на паутину. Я выпустил свой потрет из рук и холст упал на пол.
Справа раздался шум – шипение и топот огромного количества ног. Он нарастал с каждой минутой, вызывая в груди панику – казалось, что приближается гигантский локомотив. Многоногая змея спешит ко мне. Она сожрет меня. Подчиняясь порыву, я поставил ногу на край холодной, сырой дыры. Грохот был совсем близко. Одним рывком перемахнув за раму, я приземлился на ноги.
*
Свист. Глухой удар, от которого по ногам пошла пугающая судорога. А затем меньше, чем через мгновение – пронзительный грохот, пробирающий до самых костей. Что-то обваливается, в воздухе воет воздушная сирена, а тебя охватывает паника.
Я не заметил, как начал бежать прочь от рокота, шума самолетов и грохота падающих снарядов. Где-то ещё я слышал истошный вой и знал, что за мной продолжают гнаться. И ни в коем случае нельзя дать себя нагнать.
«Выход. Здесь должен быть какой-нибудь выход!» – вертелась в моей голове мысль, пока я обводил взглядом полуразвалившиеся здания и окна в них, стараясь спасти свою жизнь.
Я рванул к зданию. Что это было за строение, сказать сложно – оно казалось мне смазанным и почти жидким, как содержимое лавовой лампы, но если я хотел выжить, то мне нужно было бежать именно к нему.
В стене был большой озарённый желтоватым светом оконный проём. Единственное осязаемое и реальное в этом густом желе. Откуда-то я знал, что это и есть выход. Что-то за моей спиной вновь грохнуло, я пошатнулся и почти кувырком запрыгнул в светлый проём. Лицо обдало жаром.
*
Огонь. Всё было в огне. Горели стулья, стены, потолок. Пламя плясало и сжирало всё дотла, оставляя за собой только непроглядную черноту. Назад выскочить не получилось – обратной дороги не было. Глухая горящая стена.
А потом меня оглушило стрельбой. Кто-то стрелял в меня автоматной очередью. Меня трясло, но я не чувствовал боль.
Я её уже очень давно не чувствую.
Я опустил взгляд на свою грудь – пули проходили насквозь, оставляя после себя пепельные дыры. Наверное, я и правда похож на изувеченную книгу…
Нет. Это не мои воспоминания.
Я рванулся с места, стараясь скрыться от громыхающих за моей спиной выстрелов. Петлял зигзагами по жаркому, замкнутому пространству, подчиняясь слепому инстинкту.
Передо мной появился тёмный проём двери. Подвал. Он всегда здесь был?
Я знал, что во время пожара не стоит спускаться в подвальные помещения, но прежде, чем я успел это осознать, тяжелая дверь захлопнулась за моей спиной, а мне в лицо ударил затхлый, влажный запах подземелья. Я нёсся вниз по скользким ступеням, еле успевая переставлять ноги.
*
Наверх возвращаться нельзя. Уже не помню, почему. Я спускаюсь по этим ступеням уже очень долго.
Сколько времени прошло? Внутренние часы не отвечают на этот вопрос. Может, всего несколько минут. А может, несколько жизней. А проклятые ступени и не думали кончаться, разрази их гром. И почему я не прихватил с собой фонарь? Было, кажется, некогда. И зачем я спускаюсь?
Шаги замедлились. Остановился посреди лестницы, растерянно осматриваясь. Зачем лестница? Почему вниз? Наверх нельзя, это точно. Но почему? А стоит ли вообще куда-то идти?
Что-то сзади пронзительно закричало, заскрипело, засвистело. Сжался. Прислушался. Вроде тишина. Нет. Он есть. Звук пробирает до самых костей. Пронзительный. Жуткий. Немой звук. Звук, которого не существует. Но он есть. И он пугает. Его нельзя описать, но от него мурашки по коже. Это звук, который не прозвучал. Который должен был прозвучать, но его нет. Мёртвый звук. Звук вообще может погибнуть?..
Размышлять об этом не хотелось. Нужно спускаться дальше – наверх точно нельзя. Именно оттуда раздается этот немой звук.
