Текст книги "Omniphobia (СИ)"
Автор книги: A.maUS
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)
Почему ты раньше так не делал? – спросил я, когда зрелище закончилось.
Что ты имеешь в виду? – Джейк повернулся ко мне.
То, что ты проделал с Потерянными, – я скрестил руки на груди, освобождая своё запястье от хватки Инглиша. – Почему ты не пробовал их остановить ещё в начале?
Призрак почесал затылок:
Ну… На самом деле, это был крайне отчаянный шаг с моей стороны, приятель, – выдохнул он. – Мы были безоружны, а их было семеро. Дать отпор у нас бы не вышло. Поэтому… я подумал, что можно попытаться воззвать к той части их душ, в которой всё ещё теплится искра памяти. Их человечность, – англичанин слегка усмехнулся. – Да, глупо. Но таков я – верю, что даже в самых ужасных людях есть толика светлого. А в самых отчаявшихся – огонёк надежды.
Да ты идеалист, – хмыкнул я, направившись дальше.
Грешен, каюсь, – развёл руками путешественник и последовал за мной.
Мне слабо верилось в то, что у этих образин оставалось хоть что-то, что можно было назвать человечностью. Я бы не удивился, если бы выяснил, что мы с Джейком – единственные в принципе существа, которые могут действовать сами, не находимся под контролем. Но в таком случае что заставило тварей отступить?.. Честно говоря, со стороны это его «взывание к светлому» больше было похоже на голосовой контроль. Но говорить этого я не стал.
Скрип шарниров вывел меня из задумчивости. Этот звук… Да ладно? Опять?!
Чёрт возьми, вот только этого не хватало. Мы же убили её в прошлом сне, – я начал нервно озираться, ища глазами старую знакомую. Так скрипели только шарниры Кошки – я мог ставить на это что угодно. Джейк тоже начал беспокойно озираться, но вскоре замер и с ухмылкой указал на стену.
Я перевёл взгляд туда. Кошка сидела, заключённая в прямоугольник картинной рамы, и пристально смотрела на меня. В глазах её было ещё больше ненависти, чем раньше. Она была выполнена в стиле наброска, который двигался и ходил по полотну как зверь в клетке, пытаясь напасть на своего незадачливого «создателя». Совсем так, как я её нарисовал. Набросок даже был чуть опалён по краям – будто его успели потушить быстрее, чем огонь добрался до самой Кошки.
Надо же. И мой рисунок тоже тут.
Здесь рисунки многих, – хмыкнул Инглиш. Он заметно расслабился, поняв, что Кошка не сможет нам навредить. – Это место больше всего похоже на Галерею Кошмаров.
Forget your troubles and just get happy, you better chase all your cares away.
Sing hallelujah, come on get happy, get ready for the judgment day.
The sun is shining, come on get happy, the lord is waiting to take your hand.
Shout hallelujah, come on get happy, we're going to the promised land.
We're heading 'cross the river, wash your sins 'way in the tide.
It's so peaceful on the other side, – эта песня, заигравшая даже как-то неожиданно для меня, опять же никак не вязалась с происходящим. Хотя, слова у неё были немного угнетающими.
В конце концов, и этот коридор завершился глухой стеной. В тупике висела лишь одна картина. На ней ничего не было изображено – просто пустой сероватый холст. Змей на раме, конечно же, тоже не было. Я растерянно моргнул.
Мне что, искать кисти и краски и рисовать выход самому? – я посмотрел на Джейка. – Если нет, то я вообще ничего не понимаю.
Я тоже не понимаю, – Инглиш нахмурился, смотря на пустой холст. Но в следующий момент он немного неуверенно протянул руку и положил её на раму. Поверхность холста внезапно зарябила, как потревоженная поверхность воды, а затем на сером фоне начала проявляться картина.
Она получилась простой и незатейливой – светлая комната с туалетным столиком и стоящим на нём зеркалом, занимавшим большую часть картины. Вот и всё. Я присвистнул от удивления, но затем был вынужден отойти. С рамы на меня предупреждающе зашипели две змеи, появившиеся там словно из воздуха. На концах их хвостов гремели «погремушки». Просто замечательно.
Это то самое зеркало, – негромко проговорил Джейк, которому, казалось, на змей было наплевать. Он убрал руку с рамы, чтобы быть ближе ко мне.
И это гремучие змеи, – я сторонился предупреждающе шумящих погремушками тварей, готовых в любой момент пустить в ход свои ядовитые клыки. Этот страх не был фобией – он был здоровым и обоснованным. – Помнишь, что было в прошлый раз, когда мы сиганули в картину с такими же агрессивными змеями? Мы попали под бомбёжку. Это механизм, и в нём есть алгоритм. Судя по всему, опасность картины прямо пропорциональна опасности змей на ней.
Тем не менее, это то самое зеркало, – упрямо мотнул головой призрак. – Именно в нём жила Тварь у Анны дома.
Вот как, – я вновь посмотрел на картину. Но стоило мне сделать шаг, как одна из змей шикнула и дёрнулась в мою сторону. Я дёрнулся и отошёл обратно.
Чёртова гремучка, – я посмотрел на призрака. – Инглиш, ты не мог выдумать змей побезопасней?
Эй, я вообще не знаю, как это получилось! – возмутился англичанин. Затем попробовал снова коснуться рамы.
У него это получилось, что было удивительно. Змеи, конечно, продолжали предостерегающе греметь погремушками, но не нападали. Как же не справедлива наша жизнь.
Хм, надо же. В таком случае, первым пойду я? Или мне просто загородить змей, пока ты будешь пролезать в картину? – призрак обернулся на меня.
Удивительно, что пресмыкающиеся не нападали на него. Но я подумал, что, может, этот Стив Ирвин прошлого столетия знал какой-то хитрый приём по усмирению змей, и потому они успокоились. Впрочем, ладно – размышлять на эту тему было некогда, так как я снова услышал посторонний щелчок в музыкальной дорожке и потому, обогнув Джейка, поставил ногу на раму.
Придержи, чел. Лучше первым полезу я, а ты прикроешь, если что, – сказав это, я одним рывком заскочил внутрь, зная, что Джейк не даст змеям навредить мне. Точнее, надеясь на это.
Проникая в картину, я готовился встретить в этой комнате чуть ли не самого Сатану. Но, пожалуй, то, что случилось дальше, было совершенно из ряда вон выходящим. Потому что когда мои ноги коснулись пола, то я понял, что очутился попросту по ту сторону картины. В другом коридоре.
Lovers depend on moonlight for a love affair
Babies depend on mothers for their tender care
Flowers depend on sunshine, and the morning dew
Each thing depends on something, and I depend on you, – доносились сверху слова очередной песни Синатры.
Коридор был темнее предыдущих. Будто в нём было включено не основное освещение, а еле-еле горело аварийное. И ощущение, что что-то было не так, лишь усилилось…
Я обернулся назад, чтобы предупредить Инглиша, но только замер в немом ступоре. За мной не было никакой картины. И это окончательно сбило меня с толку. Неужели я угодил в ловушку?
Кажется, именно так оно и было. Где-то за моей спиной послышался стук. Словно оттуда ползла гигантская многоножка. И звук этот приближался. Я резко обернулся, готовясь в любой момент сорваться с места. Пусть только эта неизвестная тварь появится…
Через несколько секунд из-за поворота вдалеке показался источник шума. Стоило бы сразу обратиться в бегство, но вид этого существа заставил меня на краткий миг застыть в шоке. Перекрывая источники света, в коридор вползала огромная чёрная змея. Блестящие в полумраке чёрные глаза смотрели вокруг с животным голодом и агрессией. Пасть была приоткрыта, и в ней виднелись крупные белые клыки. Длинный раздвоенный язык щупал воздух впереди пасти. Но всё же шокировали меня не размеры этой твари, нет – самым жутким зрелищем в ней были многочисленные человеческие ноги, грубым образом пришитые толстыми струнами к чешуйчатому брюху. Именно они и издавали этот дробный стук по паркету, хаотично переступая по полу и продвигая тем самым змею вперёд. Как они вообще могли двигаться, будучи всего лишь насильно приделанными к телу пресмыкающегося, без всяких соединительных суставов и мышц, было за гранью моего понимания. Искали, чёрт возьми, ноги. Теперь их было просто в избытке.
Понимать что-то было некогда – завидев лакомую добычу, змея пронзительно зашипела и рванулась вперёд, набирая скорость. Это и стало сигналом к тому, чтобы я наконец-то перестал стоять столбом и бросился бежать по коридору справа.
Isn't it sweet to know, dear, you can help me on?
Wouldn't it hurt, to know, dear, all my hopes were gone?
Wouldn't it make you proud, dear, if I made a name?
But if I failed to win, dear, would you want all the blame?
Пока Синатра пел, ужасная многоногая тварь неслась за мной по пятам. Что ж, один плюс в этой ситуации был – это чудище было не слишком маневренным, поэтому для разворота ему потребовалось порядочно времени. Я успел отбежать на довольно приличное расстояние, но окончательно оторваться не смог. Развернувшись, змея начала довольно быстро сокращать дистанцию, стремительно приближаясь. От топота множества ног пол содрогался как от землетрясения средней силы. Эта тряска отдавалась в моём теле, заставляя чаще переставлять ноги.
Как назло, по дороге не попадалось ни одной картины-портала – я старался выискать хотя бы одну, но безуспешно. За моей спиной слышались звуки ломающихся рам, и даже хлюпанье краски (крови?) – холсты были повреждены. А это означало, что сквозь них могли продраться Потерянные. И рядом не было Джейка, который мог бы их остановить. Правда… мог ли я доверять Инглишу после произошедшего? Но задумываться было некогда.
Раздвоенный язык пощекотал меня по затылку, и я непроизвольно крикнул, резко заворачивая за угол. Чувствовал себя кроликом, старающимся сбежать от удава. Будто в насмешку над моей и так почти патовой ситуацией, в музыке проскользнул инородный звук. Коридор начал крутиться, а по желобам потекла краска. Именно из-за неё я оступился, но вовремя успел удержать равновесие – клыкастая пасть щёлкнула прямо за моей спиной. Мурашки пробежали по коже. Мозг анализировал поступающую информацию с молниеносной скоростью, в то время как ноги бежали по движущемуся полу, медленно превращающемуся в стену. Страх заставлял меня действовать. Я продолжал выискивать глазами хоть один портал, но заметил кое-что намного лучше. Тьма между двумя частями механизма! Вот куда стоило направить змею. Привлечь собой и попытаться стать быстрее, чем её челюсти.
В конце коридора уже виднелись начавшие выпирать углы следующего фрагмента лабиринта, которые раскрывали мерцающую изнанку.
«Кажется, я окончательно сошёл с ума», – пронеслось в голове, и я рванул к этой дыре, ощущая, как открывается «второе дыхание».
Этот план никак не мог сработать, но выхода у меня не было. Проскользив на разлившейся краске, я притормозил у всё расширяющегося прохода. Не понятные нити всё так же мерцали, натягиваясь до предела, а грохот змеиных ног приближался с локомотивной скоростью. Я обернулся. Горящие глаза неотрывно смотрели на меня. Змея, наверное, уже представляла, как сожрёт меня. К горлу подкатил твёрдый ком, лёгкие горели огнём, а сердце сжало в тиски. Я подобрался, как зверь перед прыжком, выжидая подходящего момента. Жизнь моя висела на волоске, и всё зависело сейчас от того, хватит ли мне сил и скорости отскочить в сторону. Треск ломающихся картин, топот тысячи разномастных ног, биение крови в висках слились в оглушающий, безумный ритм, ускоряющийся с каждой минутой. Шрам на левой щеке не приятно заныл. Ближе. Ближе. Ещё ближе!
Я сам не понял как, но я кожей почувствовал, что именно сейчас мне и нужно отскочить в сторону. Я вновь проскользил на краске, окончательно пачкая руки, лицо и грудь в всполохах ярких цветов, а шипение справа от меня превратилось в нечто, напоминавшее крик боли. Змею передавило между двух стен, и она не могла выбраться, барахтаясь в своей ловушке как гусеница в клюве птицы. Механизм полностью повернулся, и стена с щелчком обрушилась на тварь, окончательно ломая ей хребет. Из туши во все стороны брызнула красная кровь, как из спелого томата, и я в последний момент смог скрыться за поворотом, чтобы самому не попасть под этот фонтан – краски было достаточно. Да и вообще пора была уносить ноги отсюда – смотреть тут больше было не на что. А «экскурсия» пока и не думала заканчиваться…
Я шёл по коридору, пытаясь унять взбесившееся сердце. Гонка, из которой я сейчас чудом выбрался, точно была ловушкой. Ловушкой, умело поставленной лично на меня. И чёрт возьми, в голове не укладывалось, что именно Инглиш буквально загнал меня в пасть этой многоногой твари. Он вообще вёл себя предельно странно – я не знал, что такое нашло на призрака, но поведение его мне не нравилось.
Может, я остался единственным, кого Тварь не контролирует? Вдруг Джейк тоже оказался под её контролем? Это могло бы объяснить, почему его вид так изменился.
Внезапно ход моих мыслей и музыку, к которой я уже привык настолько, что не обращал на неё внимания, прервал гулкий, но достаточно чётко слышимый бой часов. Они пробили одиннадцать раз. А потом в вышине снова заиграла самая первая песня Синатры из тех, что я слышал.
Кажется, на всё про всё остался лишь один час. И за него надо успеть отыскать Инглиша, найти деревянные ноги и добраться до выхода. Если только всё это приведёт к выходу, а не к очередной ловушке…
За поворотом снова оказался коридор. Только сейчас я заметил, что стены и пол в этой части галереи были иными. Краска на стенах была белой, а внизу поблёскивал чёрный паркет. Интерьер в принципе выглядел более современным. Странно…
Я продолжал идти и отмечал, что с каждым шагом голос Синатры становится всё тише и тише. А потом он и смолк вовсе, завершившись неожиданным шумом маракасов. В душе возникли противоречивые чувства – облегчение и насторожённость. Ибо кто знает, что может означать это затишье. Вполне возможно, что впереди поджидает что-то гораздо опаснее той змеи.
Дойдя до середины коридора, я вдруг услышал чьи-то приближающиеся шаги. Кто-то шёл мне навстречу. У него явно было всего две ноги, не тысяча. Да и воя, какой всегда издавали Потерянные, я не слышал. В голове первым делом проскочила мысль, что это Инглиш. Но показываться ему я не хотел после случившегося. Не сразу. Потому я скрылся в тени одной из колонн – швов между движущимися частями Галереи – и затих.
Шаги приближались, но в какой-то момент остановились. Осторожно выглянув, я увидел человека. Он стоял ко мне почти спиной, разглядывая одну из картин в том конце коридора. Просто парень, на вид – мой ровесник. По виду он немного напоминал рабочего-механика времён эдак Викторианской эпохи. Одет парень был довольно просто – серая куртка, белая рубашка, грубоватые коричневые штаны и жилет. В руках у него был небольшой чемоданчик для ремонтных работ. Светлые волосы были убраны, почти зализаны назад. И... стоп, это ещё что за штука? Рядом с головой парня я увидел подвижное колено, на верху которого крутился глаз. Тот явно был живой, поскольку то и дело глядел по сторонам, кажется, живя своей собственной жизнью. В какой-то момент он резко развернулся, посмотрев в упор на меня. Какой же странный был у этого глаза цвет – рыжевато-жёлтый. Я ни у кого таких не видел. Даже мои собственные не были настолько яркими. А ведь любой, кто смотрел мне в глаза, говорил, что я – та ещё аномалия.
От меня невозможно спрятаться. Так что не пытайся слиться со стеной, а лучше выйди, – раздался сухой голос. А затем незнакомец обернулся.
Ох, чёрт, я и не понял, что меня обнаружили – настолько был заворожён необычным глазом на подвижном колене. Я колебался буквально мгновение. Проверять на практике, можно скрыться от этого типа или нет, не хотелось, хотя инстинкт самосохранения буквально вопил о том, что незнакомец смертельно опасен. Но я в любом случае был по уши в неприятностях, потому вышел из своего сомнительного укрытия, переведя взгляд на лицо парня.
Вряд ли ты и есть та самая Анна, которая является хозяйкой этого места...
Незнакомец осмотрел меня с ног до головы. Бровь его слегка приподнялась, и он заглянул в моё лицо:
Ты не должен здесь быть, – слова прозвучали даже немного с укором, но, не дав мне ответить, странный парень прикрыл глаза, и устало вздохнул. – Ну конечно. Снова этот механизм дал сбой.
Он передёрнул плечами не то с раздражением, не то с усталостью, и прошёл к потускневшей картине, не показывавшей никакого изображения. Именно её он и рассматривал некоторое время назад. Янтарное глазное яблоко, прицепленное к его виску, ни на минуту не переставало сверлить меня взглядом, во всю крутясь на своём подвижном «колене». Я в ответ проводил необычного Механика – так я его про себя прозвал – взглядом и торжествующе хмыкнул.
Ага, так значит это всё же механизм, – я подошёл немного ближе, заглядывая за плечо парня. Он взял в руки мёртвых змей, лежавших на полу недалеко от потухшего холста, прощупывая их, а затем, отложив в сторону, начал возиться с рамой. – И его действие разделено на фазы, начинающиеся и заканчивающиеся в определённое время, – я сам не заметил, как понизил голос до полушёпота.
В ответ Механик только кивнул и, наконец, снял картину со своего места. Мне открылась уже знакомая «изнанка» этого мирка-Галереи. Правда, нити, что были прикреплены к задней стороне картины, были совсем слабые и тусклые – похожие на тончайшую паутину. Когда незнакомец взял их в руки, я сначала даже подумал, что они оборвутся не то, что от его рук – от малейшего дыхания. Видимо, мой неожиданный собеседник думал также – он нахмурился:
Совсем испортились. Нужна замена, – разочарованно проговорил он и уверенным движением дёрнул нити на себя, вырывая их из картины. Холст судорожно вздрогнул и окончательно потух, будто его выдернули из розетки. Я же осмелился вновь подать голос:
Если я не ошибаюсь, то эти нити – ключевой элемент механизма, – и, дождавшись ещё одного кивка, продолжил, скрестив руки на груди. – Но откуда они?
Это было даже слишком очевидно. Если все эти миры поддерживались чужой жизненной энергией и страхом, то, конечно же, эти нити тоже были сплетены именно из этой сверхъестественной материи. Механик вновь посмотрел на меня тем же тусклым, ничего не выражающим взглядом, и заговорил:
Нити – основной элемент этого механизма – это души. Точнее, энергия из них, – он свернул две нити-паутинки в клубок и спрятал в карман жилета. – Именно она заставляет всё вокруг двигаться.
Практично, – сухо хмыкнул я. Но внутренне содрогнулся. Значит, все эти мерцающие ниточки – чьи-то души? Сколько же народу погубила эта Тварь?
Да, с какой-то стороны, но только КПД ничтожно мал, и ресурса вечно не хватает, – Механик продолжал неотрывно смотреть куда-то между моих ключиц. – Например, я не знаю, где найти замену этому участку.
Я растерянно приподнял бровь, а он в ответ слегка ухмыльнулся:
Впрочем, кажется, я нашёл идеальную деталь.
Всё внутри меня похолодело от этой ухмылки на чужом лице. Хотя… чужом ли? Чем больше я смотрел на этого Механика, тем явственнее понимал, что не раз его видел. До этого момента мне было неясно, где, но сейчас по спине моей пробежался холодок, когда я вспомнил.
Я невольно отшатнулся от парня как от призрака:
Ты…
Именно это лицо я каждый день наблюдал в зеркале, когда чистил зубы. Это был я сам, только почему-то тусклый. Похожий на мертвеца, каким был Джейк.
Долго думал, – снисходительно проговорило это искажённое отражение меня самого, пока я медленно пятился назад, не решаясь поворачиваться к Механику – себе самому – спиной. – Может, и правда стоит взять твою нить за нерасторопность?
И прежде, чем я хоть что-то успел предпринять, он поднял руку и протянул её в моём направлении. Я хотел рвануть в сторону, но мою грудь пронзила острая боль, и я захрипел, схватившись за солнечное сплетение. И не мог больше двинуться. Да и не только это – даже мои лёгкие были парализованы, и я не мог сделать и малейшего вдоха, замерев как живая статуя. В следующее мгновение я увидел, как из моей груди прямо к ладони моего допельгангера протянулась ярко-малиновая нить, сияющая изнутри. И если те нити, которые Механик вытянул из картины, были похожи на тонкую паутину, то моя нить напоминала, скорее, провод средней толщины. Что-то внутри судорожно запаниковало, зная, что эта нить – и есть моя жизнь. И если мой двойник дёрнет ещё хоть чуть-чуть сильнее…
Красиво, не правда ли? – всё тем же ровным, но теперь немного насмешливым тоном поинтересовался кто-то, по ошибке обладающий моим лицом. – Столько энергии.
Мы пересеклись взглядом, и на мгновение я заметил в тусклых светлых глазах любопытство. Ему было любопытно – что бы случилось с ним самим, если бы его жизнь так просто схватили в пригоршню? Что бы он чувствовал, осознавая, что его дыхание и существование не только тела, но и души может прерваться в любую секунду по чужой воле? Янтарный глаз на его виске дёргался в панике. Он боялся. Страх и любопытство, которые были мне так хорошо знакомы – которые овладевали мной каждый раз, когда я создавал какую-то новую программу или пытался управлять моими друзьями через уговоры и провокации. Я смотрел на самого себя в кривое зеркало. И отказывался верить, что мои друзья видят меня именно таким – почти бесчувственным человеком-машиной, который одним жестом может вытянуть из них душу – их эмоции, мысли, чувства.
Механик – идеальный манипулятор. Идеальный кукловод. И он жил внутри меня. Всё это время. И я впервые понял, что именно так ненавидел в себе. И настолько привык ненавидеть, что не осознавал этого чувства. Я ненавидел именно эту – откровенно мудацкую – сторону себя. Бесчувственную и расчётливую. Использующую других ради своей цели.
Все эти мысли рябью пронеслись по моему сознанию и, видимо, отразились в глазах. Потому что в следующий момент Механик нахмурился, будто оскорблённый, и слегка дёрнул нитью в своей руке. Ноги онемели и подкосились. Я рухнул на колени, беззвучно захрипев от пронизавшей всё тело ледяной боли.
«Неужели это чудовище – и есть я?» – судорожно думал я. И боялся – очень боялся прямо сейчас умереть. Что-то подсказывало мне, что если это ужасное существо дёрнет нить ещё раз, то тогда мои разум и душа перестанут существовать. Я потеряю память и потеряю самого себя.
Я потянулся к нити, тянущейся из моей груди, решив, что просто так не сдамся, но в следующий миг всё кончилось. Механик разжал пальцы, выпуская мою душу, и в груди снова застучало сердце. Кровь принялась судорожно гонять тепло по остывшему от боли и ужаса организму, и я со свистом вдохнул.
Нет, использовать эту нить ради какой-то дурацкой картины было бы гнусным расточительством, – голос моего двойника вновь потускнел.
Я поднял на него горящий страхом и яростью взгляд и хрипло спросил:
Что ты такое?
То есть, не догадался? – спросил меня в ответ двойник. – Я – это ты.
Нет.
Механик устало вздохнул, перебрал в воздухе пальцами, а затем махнул рукой:
Сам потом во всём разберёшься, – он вернулся к своей работе. Я перестал быть ему интересен. – Тебе лучше поторопиться. Выход во второй картине за правым поворотом.
С чего я должен тебе верить? – я судорожно поднялся на дрожащие ноги. В ответ мне был брошен всё тот же холодный взгляд невыносимо светлых глаз, сопровождаемый презрительным смешком:
А ты хоть когда-нибудь мог кому-либо верить?
Он был слишком похож на мой «голос разума», с которым я часто вёл перепалки внутри своей головы. Мне нечего было ответить и, сделав пару неуверенных шагов, я поспешил прочь отсюда, всё ещё ощущая эхо того мертвенного холода, который поселился во мне, когда нить моей души оказалась в руках этого чудовища. Этого чудовища, которое всю жизнь жило внутри меня.
То, как я нашёл нужную картину и выбрался из этого коридора в уже более привычный, с бежевыми стенами и коричневым полом, я запомнил плохо. Двигался я на автомате, а мысли были забиты этим Механиком.
Эта версия меня. Пугающе холодная и циничная. Жестокая. Оперирующая исключительно в своих собственных интересах и имеющая дело исключительно с механизмами. А все чувства, все страхи заперты на замок в глазу, который можно при желании просто взять и отрубить от себя. Неужели именно таким жестоким и бесчувственным я всегда выглядел со стороны? Неужели я и правда такой говнюк, который может схватить человека за сердце и потянуть на себя, просто чтобы посмотреть, что из этого будет? Неужели другие люди для меня ничего не значат?..
Нет. Это не так. Не может быть…
Но тогда что это было? Механик – это всего лишь иллюзия, или же я только что своими глазами увидел один из возможных концов своего существования? В том случае, если я проиграю. Не смогу победить Тварь. Получается, я стану чем-то сродни ей…
Такая перспектива пугала. Выдохнув, я отбросил эти размышления в сторону и сосредоточился на настоящем.
Keep an eye on spring, run when church bells ring
It could happen to you
All I did was wonder how your arms would be
And it happened to me, – пока я шёл по коридору, Синатра допел очередную свою песню. А потом… Потом почему-то пошёл просто шум. Как от пластинки, на которой закончилась запись, но игла продолжает идти по оставшимся виниловым дорожкам. Чёрт, уж лучше бы этот мёртвый классик продолжал петь – тишина напрягала.
В конце концов я дошел до ещё одного тупика. Здесь была всего лишь одна картина. Прямо напротив. Я поднял взгляд на картину и растерянно охнул.
На полотне… Это была Бейзил. Моя сероглазая беловолосая кукла. Но только здесь она была изображена как молодая девушка. Картина была написана с претензией на стиль фотографий Викторианской эпохи. Той самой эпохи, в которую жил Инглиш. Я разглядывал ничего не выражающее лицо – в точности такое же, как у куклы, только более человеческое – а затем заметил, что Бейзил держит в руках.
У неё в руках была кукла. Широко улыбающийся мальчишка в забавном костюмчике путешественника и в очках. Как и все викторианские куклы, он изобиловал маленькими деталями, но выглядел жутковато. Это был Джейк. Я сразу узнал его. Финальным аккордом этого портрета стала обломанная гвоздика на заднем фоне и мрачная драпировка. Насколько я помнил, это был символ того, что на картине изображён мертвец. Сердце ухнуло в пятки, и я опустил взгляд на название, чтобы отбросить от себя самые страшные мысли, приходящие с домыслами, кто из этих двоих может считаться мертвецом.
Небольшая табличка на раме – такая же, как и на предыдущих картинах – не говорила имени автора и даты написания картины, а лишь название – «Pupa Amata»***. Похоже, латынь. Вот где бы точно пригодился Инглиш и его познания в этом мёртвом языке. Только где его черти носят…
Я слегка нахмурился, вспоминая те последние моменты, когда призрак был ещё со мной. Его странное поведение. Уход от вопроса касаемо его «особенности». И тот момент, когда он запустил меня в ту картину. В ловушку…
«Ты хоть когда-нибудь мог кому-либо верить?»
Снова послышался знакомый механический звук. Коридор стал поворачиваться, но почему-то гораздо медленнее, чем раньше. От вибрации стен картина с Бейзил-человеком и Джейком-куклой слегка покосилась и отодвинулась от стены. Приглядевшись, я с удивлением увидел, что за полотном скрыта дверь. Невзрачная, словно наскоро сделанная из фанеры с кое-как прибитой ручкой, но дверь. Первая привычная за столь долгое время. Я в темпе окончательно снял картину со стены и отставил в сторону. Может… Может, это приведёт меня к финалу? Хотелось бы надеяться. А нет – ну, будь что будет. Я аккуратно, с долей настороженности взялся за ручку и повернул её. Дверь поддалась и открыла мне проход. Поколебавшись некоторое время, я вздохнул и сделал уверенный шаг внутрь.
Сперва я не мог ничего разглядеть впереди – в этой комнате (коридоре? Непонятно) было темно. Но потом, стоило двери за мной закрыться, как откуда-то сверху снова стала доноситься музыка. Намного чище – как запись на современной аппаратуре.
And now, the end is near,
And so I face the final curtain.
My friends, I'll say it clear
I'll state my case of which I'm certain.
I've lived a life that's full -
I've travelled each and every highway.
And more, much more than this,
I did it my way, – всё тот же Синатра. Но этой песни раньше не было. И потом – это слишком уж чистое звучание…
Тут внезапно стали раздаваться щелчки – и комната озарилась светом. Большие латунные люстры освещали достаточно просторный зал. Бежевые стены его, конечно же, были увешаны картинами.
Но сперва моё внимание привлекло другое. Пол. А точнее, то, что было в нём в самом центре комнаты. Гигантский механизм, который представлял из себя своего рода план. План большого лабиринта, по форме походящего на знак бесконечности.
Стенки были прозрачными, поэтому можно было рассмотреть, как перемещаются квадратики, обозначающие картины, при поворотах коридоров. И как в принципе поворачиваются эти коридоры. Я был прав – у этого лабиринта всегда был алгоритм!
Я рассматривал сложный, запутанный механизм. Некоторые окошки подсвечивались разными цветами с различной периодичностью в совершенно разных местах лабиринта. Это наверняка те самые картины-порталы. Коридоры крутились по всех возможных направлениях, редко оставаясь статичными. Представить это в реальности было очень тяжело, и это делало этот лабиринт ещё более захватывающим. Кем бы ни была эта Анна – она явно большую работу вложила в эту идею.
Я хмыкнул и поднял взгляд, чтобы осмотреться внимательнее… и тут моё сердце ухнуло в пятки. На всех картинах, которым до этого я не уделил внимания, была изображена одна и та же девушка. До безумия знакомая девушка.
Светлые волосы до плеч, вьющиеся на концах. Красивые, приятные черты лица. Прямой нос. Выразительные светлые глаза. Девушка была точь-в-точь Рокси. Везде она, только в разных нарядах. Чёрт, неужели… Нет, не может быть. Неужели Тварь добралась до неё, пока я пытался выбраться из всех этих чужих (и собственных) кошмаров? Но ведь Джейк говорил, что как только разрываешь связь, и начинаются миры снов, то Тварь сосредотачивает всё внимание на жертве непосредственно, не трогая других.
Или он лгал? Лгал, и на самом деле я уже давно попался и лишь по инерции пытаюсь сражаться. И тот Механик – и есть настоящий Дирк, а я – тот самый рыжий глаз на его виске, не понимающий, что происходит...
Так, стоп. Надо успокоиться. Я начал медленно дышать, стараясь усмирить накатившую панику.
Нет, это не Рокси. Это не может быть Рокси, – проговорив это вслух, я подошёл ближе к одному из портретов и начал вглядываться в черты нарисованного лица, надеясь найти отличия и успокоиться. Ну же, сейчас моё особое внимание к деталям было необходимо как никогда. Должны быть отличия, просто обязаны!..
И они нашлись. Форма лица была немного более вытянутой. Глаза были просто голубыми, а не того необычного розоватого оттенка, который так отличал Рокси от других девушек. Волосы были светлыми, но пшеничного оттенка, а не тот платиновый блонд, что был у Лалонд. И в целом девушка выглядела старше.
