Текст книги "Странствие (СИ)"

Автор книги: Алексис Канте

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Плохо. Гавань полнится слухами – в ней, будто треску складывают на берегу, а он узнает новости последним. Надо не забыть наказать тамошних жнецов и осведомителей.

Гелиментра – двоюродная сестра, все еще красивая в сорок семь лет, и стройная после рождения трех сыновей, добавила вслед за мужем:

– Капитан «Пойманного Ветром» родом из Убежища Тени, однако сперва он пришел к нам, в Сокрушенный Дворец. И мы наградили его!

Мы… Двоюродная сестра, разумеется, хочет править совместно с Гедом, а тот – примерный семьянин не противится ей.

– Он рассказал еще кое-что, – сказал наследник. – Вариадир, так зовут капитана, клянется, что Эссад умер прямо перед коронацией. Змея ужалила его в ногу. И Зартанг станет новым лордом.

Лойон глубоко втянул воздух носом, ответил, рассуждая здраво:

– Если подумать весть неплохая. Коронация… Если это правда, то случилось чудо! Странник повелел нам не желать чьей-либо смерти, но чуточку согрешить можно – лорд Хисанн думал лишь о войне. Не хочу скорбеть о нем… Скольких мужей уберегла его кончина?

– Мерзкий кровожадный язычник, – пробубнил Хассо. – Воля богов. Они не потерпели смутьяна.

– Неумолимая Богиня… – вступился Висар за Странника. – Покарала она.

Хассо кивнул, не черня облик спасителя. Второй жрец, как разнюхал Лойон, прибыл в Колыбель двенадцати лет отроду. Вместе с матерью они уже приехали ревнителями Странника. Хотелось поверить в то, что Сагон надежен.

– Хороший момент наладить дружбу с новым лордом. Зартанг умен, он не хочет войны, – заговорила Иланна. – Я с ним неплохо ладила во время поездки в Скит несколько лет назад.

– Мы уже обсудили новое посольство, дядя, – признался Гед. – Я решил не требовать ничего от Хисанн – в знак нашего уважения и их утраты.

Неужели младшие Маурирта списывают его также, как помутневшего разумом короля? Хоть он и задержался, но…

– Это уступка, – констатировал Лойон. – Плохой пример для всех наших вассалов.

– Лучше так, чем война в преддверии Странствия! – воскликнул сын. – Власть Зартанга слаба, мы должны укрепить ее своей терпимостью.

– Может самим направить дары? – спросила Гелиментра. Ее узкое лицо было спокойно, а на щеках виднелись румяна. – Мы расщедрились для Цога и Хакни. Почему бы не показать Хисанн, для Колыбели они ценны не меньше?

Ее муж покачал головой.

– Нет. Дары – это чересчур. Нужно придумать что-нибудь потоньше…

– Согласен, – только и оставалось поддакнуть Лойону. Впервые на совете он чувствовал себя неуютно.

Висар откинулся в кресле, рассмеялся, а это для него было редкостью, щелкнул пальцами.

– Я знаю, что делать! Кимирра рассказал о Тимоне Хисанн, который болен какой-то странной хворью. От нее помогала мазь лекаря Кимирры. Привезем ему мазь, показав тем самым нашу заботу.

– Неплохо, – поторопился похвалить сына Лойон. – Очень неплохо! Где, кстати, сам Кимирра?

– Мои люди его не нашли, зато отыскали Мориса, – усмехнулся Гед. – Брат пустился во все тяжкие – пьянствует, устав от дел и путешествий. Поздней ночью он отправился из «Седой гусыни» с какими-то купцами и шлюхами. Морис так напился, что не смог последовать за ним, уснув прямо за столом в таверне. Вразуми его, дядя, а то у меня терпение заканчивается, – пригрозил он.

Старший сын Юа губит недюжинные таланты выпивкой и ленью. Вот из кого вышел бы неплохой жнец.

Лойон кивнул, хотя не представлял, как справиться с племянником. Кимирра просто выдаст ему очередные обещания.

– Кимирра нам не нужен, – сказал Иланна. – Он только разозлит Хисанн.

– Значит, опять поедете вдвоем? – задал Лойон риторический вопрос. – Может послать какого-нибудь лорда? Я бы и сам тряхнул стариной, но не могу, я проводил дознания после войны Пророков.

– Утихомирить Хисанн под силу лишь сестре и Висару, – проговорил наследник голосом, не терпящим возражений, – и посольство должно быть небольшим. Не стоит оказывать язычникам незаслуженное внимание. Возьмите слуг, нескольких Выживших для охраны.

– Я придам парочку жнецов не одетых в балахоны, – пообещал Лойон. Он на миг задумался: «Не выдать ли невестке имя верного человека, сообщающего новости? Нет, его шпиону не понравится нарушение договора. Связь с ним сугубо односторонняя, и скоро прибудет гонец с подробным отчетом о событиях».

– Явители тоже могли…

– Нет! – отрезал Гед поползновения Хассо. – Никаких явителей в посольстве!

– Чистый Круг будет молиться, чтобы новый лорд допустил в земли Хисанн наших миссионеров, – вымолвил чепуху Второй явитель, лишь для того чтобы не потерять лицо.

– Дело решено, – подвел итог наследник. – Остается найти лекаря, выделить корабль и собрать людей. Когда отправитесь?

– Надеюсь завтра, – ответила будущему королю невестка Лойона.

Глава 17. Похоронный баркас

Море – самый краткий путь к Вселенскому Древу. Гонат слыхивал, что некоторые явители разрешали закапывать мертвецов в постылую землю, но ни на каплю-слезу Безжалостной он не хотел бы такой участи для сына. Как тогда Лет достигнет счастливого посмертного странствия? Усохшим, изъеденным червями, жуками-могильщиками и прочей нечестью Госпожи… О сей мерзости помыслить страшно. И все-таки… Нешто покойникам на суше достанутся все те же мучения, которыми так велик подоковый мир?

Гонат тряхнул головой. Ересь… Праведников ждет сладкое веселое странствие, а грешников вечные муки и ужасы двух пастей. «Бог вернет, восстановит бренное тело», – вспомнил он чьи-то слова. Его младший сын жил по совести, служил королю, кормил детей, а умер он от чревной хвори. На карьерах, из-под скал и плит наверх пробираются демоны-животники, отравляющие ядовитым дыханием жизнь. Усы у них длиной в несколько футов. Гонат поежился: «Животник мог даже коснуться Лета, особливо он мог коснуться сына во сне!»

За прошедшие дни Гонат смирился. Жизнь и смерть в воле бога – значит, красная вода Лета понадобилась Странствующему. Младший отжил двадцать семь лет, многое сделал, о молитвах не забывал и подарил отцу внучек – Эю и Булу. Вскоре Лет преисполнится радостью. Грусть от расставания или успокоение за сына – они не враждуют, а смешиваются. Лима, вон, выплакала до красноты глаза, так, что и белков не видать, но сегодня тихая и спокойная она стояла, притулившись к правому борту.

Баркас «Помогающий» – две мачты, два черных паруса на ветру. Они – подол неумолимого платья. Сын лежал на отходном помосте, закутанный с головы до ног в такой же темный прощальный холст. Лучше всего предавать тело морю пока оно не остыло, тогда и саван не нужен. А Лета пока привезли из Сухой Деревни, пока доставили в порт, пока Эвмен нашел возможность взять похоронный баркас. В общем, лица сына Гонат так и не увидел: стражники сказали, что прошло немало времени, и удивительно – сами замотали тело в казенный саван.

Хорошо не пришлось платить за сукно, не пришлось платить за найм судна. Гонат – член Фуражной гильдии, да и Эвмен подсобил. Бедняков-то каждый день свозят в Южный порт с любых закоулков Колыбели и хоронят одним махом, по шестьдесят-семьдесят человек. Без положенных саванов, без родственников, с одним явителем на всех усопших. Не по-людски выходит… Разве услышат родичи последние слова за несколько миль? Почто страдальцам при жизни и в смерти получать невзгоды? Ведь при расставании на борту корабля покойник шепчет ближним утешения, и слова Лета всплывали у него в голове.

Церемония близилась к завершению. Гонат, Лима, молодая вдова Тола и две дочки попрощались с Летом, высказали напутствие в странствие. То же проделал старший брат Унит, его жена Ена и тринадцатилетняя племянница Гатия. Пара давних знакомцев сына из Плотского переулка, Эвмен, несколько товарищей Гоната по рыбному промыслу пожелали легкого пути. Каждый говорил, что еще встретится с покойным в бескрайних неисповедимых ветвях.

Два явителя – один, чуть навеселе, из приданных гильдии, другой, суровей и набожней, присланный из Бирюзового храма пропели сбивчивым дуэтом:

– Радуйся Лет! Простой человек! Добрый сын, заботливый муж! Радуйся Лет! Ты уходишь от нас! В сладость странствия! В божье скитание!

Гонат воскликнул и за ним вскричали остальные.

– Услада Странствующему! Услада Странствующему! Услада Странствующему!

Под крики и возгласы явители подняли тело и перекинули за борт в холодные воды. Здесь, в южной части залива глубины необыкновенные – ни один лот дна не доставал. Покойники отсюда не возвращаются, не всплывают, не отвергает их Вселенское Древо. Не успеет корабль вернуться в порт, как сын начнет бесконечное путешествие!

Отпускать умерших в странствие нужно, как можно раньше – в первый, самый нетронутый час. Утро выдалось непогожим: ветер похлестывал, око скрылось за стенами, собираясь пустить слезу. Баркас уже развернулся обратно – в пяти-шести милях к северо-западу виднелась Колыбель, а прямо по курсу горы Лабиринта. Гонат, повинуясь внезапному порыву, прошел ближе к носу. Где-то там запрятано сокровище… Почему он не идет за ним? Боится… Откладывает… Скоро вернется Улу, а он так и не сделал ничего. Может и не нужно? А если отказаться?! Просто взять и оставить золотую монету закопанной, посвятить ее богам!

– Гонат? – Лима притронулась к его плечу сзади. – Тебе нехорошо?

– Ветер… Ветер сегодня справный. Он помогает баркасу плыть к городу, – сказал он, разворачиваясь и обнимая жену.

Сложив ладони у нее на спине, Гонат обвел взглядом родных. Сухой, не вышедший ростом Унит, остальные – девочки и женщины. Кто будет кормить их, когда он уйдет в Странствие? А младшие внучки? Две сироты-погодки, старшей и восьми лет не исполнилось. На жалованье стражника его семья могла существовать, но горе случилось, и если Ена не найдет хорошего мужа, то придется им продать хибару и переселяться к свекрови.

Нет! Гонат, наконец, прекратил свои думы. Смерть сына может сделать только одно – придать ему большей решимости. Он позаботится о будущем семьи! Гонат разомкнул объятья, привлек к себе девочек, успокоил их, посоветовал не переживать о папе. Затем поискал взглядом Эвмена – старый друг стоял на корме и разговаривал с капитаном.

Гонат зашагал туда: палуба ходила под ним, и пришлось даже схватиться за снасти. Ух… Вдруг стрельнула резкая боль в спине – давно она не приходила; он отвык было от привычных мучений. Гонат оперся на перила левого борта, пережидая приступ. Лекарь с улицы Девятого мола говорил ему: в теле есть какие-то нити, за которые иным часом дергает Безжалостная. Не творишь зло, не нравишься ей – так страдай! Тряпичные марионетки в ее лапах, вот кто люди. Лекарь – знаток, он мудрый, учился когда-то на искателя…

Он принялся размышлять, что за пагубные нити, и какой верной молитвой их можно отсечь от Госпожи. Эвмен, впрочем, закончил беседу и сам подошел к Гонату.

– Спина прихватила? – участливо спросил он, возвышаясь над Гонатом.

– Она… Проклятая.

– Нужно тебе собраться. Вашу галею, как я слыхал, подлатали. Скоро отправитесь за уловом.

Гонат ответил не сразу. Он отвернул голову, всмотрелся в океан.

– Я не поплыву, – обронил еле слышно.

– Как так? – Эвмен придвинулся так близко, что Гонату пришлось посмотреть другу в глаза. – Не дури! Я понимаю, ты боишься, да и сын еще…

– Не в том дело.

– Как же не в том? – Эвмен приподнял кустистые брови. – Не дури! Ты деньги заплатил, а я ручался за тебя, когда капитан хотел взять кого помоложе.

– Жнецы приказали сидеть дома. – Гонат, извиняясь, развел ладони.

– А, ну так с ними не поспоришь… Только, боюсь выгонят тебя из гильдии, выгонят!

«К демонам пусть гильдия катится», – подумал Гонат и вздохнул.

– Что с вами случилось в плавании? – стал выпытывать Эвмен. – Молва разная идет!

Друг любопытен, да еще и на язык слаб. Гонат ответил так, как отвечал всем и каждому на Плоти.

– После расскажу, а пока жнецы наказали не болтать.

– Ну, мне то…

– Прости, Эвмен. После… Лучше выручи по-братски! Купи мою курогу, – предложил Гонат, решив, что лучше покупателя ему не найти.

– Ээээ…

– Она неплохая. На вид стара, но там есть хорошие доски. Отдам недорого.

Гонат, как и пообещал, цену не заломил, а Эвмен, хвала товарищу, не поторговался.

– Прямо сегодня, что ли? – спросил он.

– Нет, нет, – поспешил возразить Гонат. – Последний раз сплаваю на рыбалку и пригоню к тебе в Южный порт.

– На рыбалку? – опять удивился Эвмен. – А ты смельчак! Идти в море с обрубком мачты? Гонат, ты от горя умом помрачился?

Гонат всегда подозревал – Эвмен считает его слегка чудаковатым. А что поделать? Не сознаваться же о Великом Странствии и о подаренной богом монете…

– Я не поплыву в море, – заверил он. – Порыбачу немного на веслах. Прямо в гавани.

– У тебя же больная спина. А в гавани даже мойву сто лет как не ловили! Сам знаешь, опустела гавань!

– Помолюсь Странствующему, – привел Гонат довод.

Довод прозвучал весомо, и разговор постепенно стих, словно далекий шум прибоя. Баркас, подгоняемый рваным бризом, скользил по волнам к Рыбному порту. Гонат поблагодарил Эвмена за договор с капитаном – все-таки приятель заботлив: от Южного им пришлось бы ковылять через весь город.

Семья Унита жила на улице Второго мола, в двух комнатах на верхнем этаже добротного четырехэтажного дома. Гонат, помнится, помогал сыну выкупить их. Ставшая одинокой матерью Тола и внучки жили неподалеку – на Седьмой улице, в крохотной хибаре. Дочери Лета часто болели, из-за чего ему не удалось скопить на жилье достойное стражника королевских карьеров.

В Рыбном порту Гонат поблагодарил явителей, Эвмена и капитана баркаса, попрощался с ними. Потом он заплатил знакомым сторожам за очередную декаду хранения лодки и нагнал семью, когда Тола, Лима и младшие внучки поворачивали в Плотский переулок. Старшего сына с ними не было. Унит торопился на службу, сказал, что ему приходится горбатиться за двоих, и Ена с дочкой поспешили уйти вместе с ним.

Сейчас остальная семья зайдет в дом, там они немного передохнут и пойдут по соседям – рассказывать о начале посмертного странствия и о чудесном шепоте сына при расставании. Лима, Тола и многие на корабле тоже услышали его. Каждому покойник сказал что-то свое, но сказал он только хорошее. Нужно обойти побольше народу до окончания добрых часов.

Около задней стенки дома кто-то вывалил несколько ведер засохшего дерьма и слежавшейся грязной золы, и Гонат вздыхая, стал решать: убирать ее самому или ждать, изредка добирающихся сюда крестьян из предместий.

От родной двери к ним подошел какой-то парень, показавшийся Гонату смутно знакомым. Невысокий, с копной спутанных вихрями светло-русых волос, россыпью веснушек под глазами, одетый в куртку рыбака и залатанные штаны. А глаза у него беспокойны: взгляд паренька летал от их компании к другим домам и обитателям Плоти, слоняющимся вблизи по своим делам. Недобрый взгляд – будто нос пса, вышедшего на охоту! Гонат хотел схватить парня за руку, изобличая вора, но, подойдя ближе, обмер, узнав жнеца.

В застенках Обители взор у Кани был другой – почти немигающий, подолгу изматывающий лицо и самообладание Гоната. Жнец тогда выглядел жгучим, коротко остриженным брюнетом с редкой щетинкой на подбородке. Веснушек не сыскалось бы и в помине. Гонат сглотнул слюну дрогнувшим ртом: «Пришел-таки, колосок!»

– Надеюсь еще узрите святое явление! – поздоровался Кани со всеми. Женщины и девочки загалдели, отвечая на его приветствие, а Гонат сказал:

– Я… Я ждал. А… А сегодня отправил в Древо младшего сына. Захирел он от живота.

– Много дел, Гонат. – Кани странно улыбнулся и пожелал. – Пусть странствие Лета будет легким. – Жнец вдруг вытащил из-за пазухи по маленькому леденцу и вручил их внучкам. – Меня, кстати, зовут Гур, и я хороший друг вашего дедушки.

Внучки пришли в восторг: леденцы им не покупали давно. А Лима аж расчувствовалась и пригласила жнеца в дом.

– Проходи Гур в дом, гостям мы завсегда рады.

– В дом я пройду вместе с Гонатом, – сказал Кани. – Потолкуем немного о делах, а после прогуляемся! А вот вам надо бы обойти друзей и соседей, рассказать им о достойных проводах умершего. Ступайте прямо сейчас!

Лима открыла рот для ответа, однако жнец не дал ей сказать. Встал рядом, приобнял жену за плечи и договорил уверенно:

– Лима, ты не противься, поверь мне, так для вас будет лучше!

– Идите, Лима, идите, – пролепетал Гонат в поддержку Кани.

– Ну… Ладно… – Лима бросила недоверчивый взгляд, а Тола испуганно сказала дочерям:

– Пойдемте дети!

Они побрели по переулку, а Кани крикнул им вслед:

– К расцвету я приведу домой вашего деда.

Семья скрылась за углом, жнец повернулся и его взор стал таким же, как в камере.

– Трава по-прежнему у тебя? – спросил он.

– Да… – Гонат чуть не добавил господин, как обращался в тюрьме, но возле родного дома… Как-то неуютно именовать так юнца, годящегося ему во внуки. – Сейчас принесу. – Гонат отворил дверь и вошел в дом.

Кани ждать не стал, проследовал за ним и приказал:

– Доставай!

Конечно же, его нехитрый тайник обнаружили при обыске, а Кани сегодняшним утром уже побывал в доме. Слава богу, Гонату хватило ума не тащить в дом монету!

Он повернулся спиной к жнецу, чтобы скрыть облегчение.

– Не тяни, доставай скорее, – подстегнул его нетерпеливый голос.

«Чего этот жнец добивается?» – запаниковал Гонат, но таки послушно прошел к тайнику, встал на колени, и покряхтев, отвалил тяжелый камень. Сзади послышался шорох, – Кани подошел ближе и неожиданно положил ладонь Гонату на шею.

– Ты ведь нас обманул, рыбак, – произнес он.

Лоб покрылся испариной, а сердце убежало в пятки! Гонат захотел раскрыться, облегчить ношу – рассказать о краже, но вдруг услышал:

– Почему ты умолчал о Лете?

– Я… Я не знал, господин, – забормотал Гонат.

– Ты разве не знал о дружбе сына с Тургудом? – Кани надавил сильнее.

– Знал, знал. Но я не подумал! Я не думал, что это важно!

– Ладно, слушай, мне придется кое-что тебе объяснить. Тургуд был связан с бандой клещей, и Лет тоже оказался с ними связан.

Лет? Стражник?! Его сын?!

– Он умер не от хвори – его убили клещи. Они отравили его, Гонат. – Кани отпустил его шею.

Гонат взял мешок с травой в правую руку и будто тюк опустился на пол.

– Видишь ли, все просто. Если бы ты рассказал, то мы бы устроили засаду. Схватили бы их, а Лет остался бы жить.

– Кани словно пытал его словами, гораздо хуже, чем тогда – в тюрьме.

Гонату стало плохо, и он застонал.

– За что его убили? – еле-еле вымолвил он.

– Он предал стражников на карьерах. Полагаю, клещи угрожали ему и его семье. Они устроили нападение, благодаря предательству Лета! Убили почти двадцать человек! А потом даже не оставили беднягу в покое! Не знаю почему… Возможно он что-то знал – что-то опасное для них. – Кани уже присел рядом и взял Гоната за плечо. – Подумай, о чем ты забыл? О чем еще можешь сообщить нам?

– Я… я… – Гонат взял себя в руки. – Я не знаю, что сказать, господин! Спросите и я отвечу!

– Вставай.

Гонат приткнул камень на место, с трудом поднялся, протянул Кани мешок.

– Оставь, понесешь сам, – сказал тот. – Мне жаль твоего сына. Ты не исправишь трагическую ошибку, но помогая мне, ты сможешь отомстить. Понимаешь меня?

– Да.

– Хорошо, пойдем. По пути слушай и запоминай.

На Круглый рынок они доплелись примерно к шестому доброму часу. Всю дорогу Кани понукал Гоната, заставлял выучить что да как. Когда они пришли к площади Грехов – многолюдной и грязной, от которой, словно лучи ока расходились вниз улицы молов, Гонат уяснил: Тургуд завещал ему продать траву перед смертью. Чтобы передать деньги больной матери, то есть вылечить ее. Огибая кварталы Садов, где редкие, сбросившие листву плодовые деревья чередовались с деревьями, засохшими, умирающими от пыли и сломанных ветвей, он запомнил, что Гур – приятель Улу, помогающий тонка поставлять травы с болот. Идя вдоль стен Дворцового квартала – из красного обожженного кирпича, местами в пятнах от дождей и людской мочи, Гонат заучил, когда и как поддакивать Гуру, принял совет быть напористее и понаглее говорить. Наконец, пройдя по Бесконечной улице и подходя к двум рынкам, Кани приказал не называться по имени, а также пообещал Гонату полсотни, – если получится найти торговца или выявить других сбытчиков контрабанды.

Круглый рынок переживал лихие времена. Он был стар, и как Гонат ловил ухом, зародился еще при Мутной Эпохе. Когда-то оживленный, заставленный лавками по огромному кругу рынок съежился до нескольких торговых пяточков, расположенных без всякого уклада – как бог повелит. Между ними под глиняными коробами и лачугами, а часто просто вповалку ночевала и жила городская беднота. Стен и входов у рынка давно не осталось. Стража префекта пыталась навести тут порядок: сносила хибары, лавки ставила в должном порядке, переселяла с Хвастливого провинившихся купцов. Некоторое время рынок держался, но в нем обитало столько бестолочи и ворья, что все возвращалось к прежнему хаосу. Гонат нечасто забредал сюда – далеко; он предпочитал уютный базарчик в Рыбном районе или Мытный рынок у Гнилых ворот.

Кани провел его к закутку, туда, где находились лавки гильдии Знахарей. Они подошли к одной из них, стоящей немного на отшибе. Средних лет знахарь со лбом почти без бровей разложил на каменном прилавке пяток пучков трав, десяток склянок и снадобий. Народу вокруг него ходило мало, и редко кто-нибудь цены спрашивал.

– Приторговываешь? – спросил у знахаря Кани.

– А тебе паренек купить хочется, а денег нет? – ответил тот вопросом на вопрос.

– Тургуда знаешь? – продолжил жнец.

– Какого еще Тургуда?

– Подручного у клещей. Нам бы найти человека, которому он травку сбывал, – напрямик проговорил Кани. – Осталось его наследство, так что решай, мы отдадим не задорого!

Знахарь отодвинулся от прилавка, его глазки забегали, но похоже не из-за жадности.

– Сейчас стражника кли…

– Не верещи! – быстро перебил Кани. Из рукава жнеца вдруг выпал тонкий короткий нож, и он подцепил им какой-то травяной венок. – Начнешь верещать, и мы придем к тебе вечером домой. Очутишься потом в свиной кормушке!

Знахарь впал в ступор, соображая, что делать, а Гонат прижал к животу мешок, набрался храбрости и подыграл ровно теми словами, какими учил его Кани всего полчаса назад. Вымолвил неугодную Страннику брань.

– Свиньи, они как Безжалостная, любят человечину.

Жнец обошел прилавок, нож куда-то исчез, а он взял знахаря за рукав.

– Ты не бойся! Мы как пришли, так и уйдем. Иди, поспрашивай у друзей, знают ли они Тургуда. Скажи его родственники ищут. И предупреждаю – никакой стражи!

Знахарь глянул по сторонам, потоптался и ушел. Кани похвалил Гоната:

– Неплохо, дед, вполне неплохо.

Знахарь ходил по лавкам Гильдии, а жнец поворачивался, следя за ним. Тот вскоре вернулся и доложил:

– Никто Тургуда не знает.

– Точно?

– Богом клянусь!

Кани, однако, решил проверить, и они пошли сами выспрашивать о Тургуде. Гонат описывал Тургуда, а жнец рассказывал торговцам слезную историю об утонувшем дяде, и людях, которых он искал, чтобы посудачить о наследстве. Продавцы внимали им разные: молодые и старые, высокие и низкие, горделивые или нет, с бородой или усами, с лицом крупным или мелким, похожим на Улу. Когда кто-либо начинал дерзить или зариться на Гонатову поклажу, жнец умудрялся одним говором утихомиривать их. Жаль успеха они не добились – о Тургуде знахари ничего не сказали или не пожелали сказать.

Еще несколько часов они шатались по всему рынку, вынюхивая и выспрашивая. Лесть жнец чередовал с угрозами, шутки с бранью. Гонат помогал: иногда успешно, но чаще неудачно. Кани чуть не прирезал какого-то вора, переговорил со знакомым прохиндеем, отправил восвояси вызванных кем-то стражников. Проголодавшись, жнец купил два пирожка с водорослями и куриной требухой. Они присели на отдых у костного павильона, где за плату перемалывали кости в муку.

Дождавшись окончания нехитрого обеда, Кани спросил:

– Послушай, Гонат. Тонка говорил тебе что-нибудь о Круглом рынке?

– Говорил, – не посмел солгать Гонат.

– Что именно?

– Сказал, что Тургуд вроде там траву сбывал, – обыскал свою память Гонат.

– Он так и сказал? Упомянул слово «вроде»?

– Да.

Кани, сидевший на краю растресканной павильонной площадки, откинулся назад – полу-прилёг на локти. Какая-то худющая старуха тоже присела невдалеке.

– У тебя в мешке двенадцать трав. Пять из них дешевы – тут их навалом, еще четыре средней цены, две – подороже, и одна довольно ценная – это отличный болотный яд. Пригубишь его отвара с вечера, глядишь, – с петухами уже льешь слезы перед огненными демонами в жгучей пасти. Скажи, дед, ты бы продал половину хибары, чтобы купить яд? Захоти ты, к примеру, избавиться от жены или соседа?

«Греховно даже предполагать такое!» – хотел возмутиться Гонат, но Кани его ответ не понадобился.

– Конечно, нет! Жену бы ты придушил, а соседа пристукнул. И кто бы там разбирался! Хотя Сатилл старается, но жнецам остальным глубоко наплевать. Я вот о чем…

– Чего разлеглись, бродяги! – заорал кто-то изнутри павильона. – А ну вон отсюда!

– Я вот о чем… – повторил Кани, поднимаясь и увлекая Гоната за собой, – … говорю. Что-то Улу напутал или Тургуд наврал! Беднякам вроде тебя яд не карману! Сдается мне, ищем мы не на том рынке – нужно поискать на Хвастливом.

– А нас туда пропустят? – Грязных простолюдинов на рынок Гахона Строителя обычно пускали по праздникам, ярмаркам или по большому привозу товара. Последнего не случалось уже с прошлой осени.

– Должны, – понадеялся жнец и они начали выбираться из трущоб Круглого рынка.

Хорошего дождя декаду как не приносило, и сегодня хоть не пришлось ходить по рынку с промокшими ногами да по колено в грязи. Зато Гонат вдоволь надышался пылью, нанюхался дурного запаха от ям с нечистотами и гнильем; идя вслед за Кани к Бесконечной улице он думал об обещанной жнецом полусотни грошей и представлял, как обрадуются Эя и Була, купленным для них подаркам.

Вход на Хвастливый рынок со стороны Круглого являл собой арку – изначально широченную, со столбами-колоннами в виде давно вымерших львов, стоящих на задних лапах. Для удобства стражи правого льва заложили какими-то плитами, из-за плит этих выглядывала лишь его преогромная морда. Проход под аркой сузился до ширины обычной двери и вечерами запирался на решетку.

Гонат знавал, что стражники на входе судят людей по одежке, и они с Кани в своем тряпье на рынок ни в жизнь бы не прошли. Вернее всего, положиться на жнеца, к тому же Эвмен говорил, стоит посыпать медяком ладони стражи и следом жалобно попросить, как тебя пустят на рынок, где будешь глазеть на лордов и зажиточных горожан.

Гонат немного опасался, что Кани поделится со стражниками из его доли, но жнец поступил проще – подошел к ближайшему стражнику, стоящему поодаль от остальных, украдкой показал ему серебряный колосок с собственным ликом, размером с полмизинца и нетерпеливо бросил вполголоса:

– По делу правосудия.

Лицо стражника переменилось вмиг: из брезгливо-недовольного превратилось в почтительно-заискивающее. Он закивал и проводил их сквозь арку, отбиваясь от вопросов товарищей.

– Пойдем к Приторговой улице, Гонат! Знахарские лавки у противоположного входа, – сказал Кани. Час поздний – рынок несколько обезлюдел, а Гонат высказал похвалу Страннику, бог позаботился, и ему не приходится обходить благородных, пробираясь через толпу.

Сколько раз попадал Гонат на Хвастливый, столько же дивился искусству короля-строителя! Каждая лавка была выточена здесь из разноцветного мрамора под конкретный товар. На рыбных рядах – темно-синие каменные марлины соседствовали с причудливо вырезанной осьминожьей лавкой; правда, в продаже на веку Гоната не попадалось ни того, ни другого. На мясных – коричневого мрамора говяжьи ряды перемежались бежевыми рядами баранины, свинины и курятины; открытой была, хорошо одна лавка из пяти. Король Гахон устроил обширнейший рынок, зачастую обозревая скульптуры лавок, Гонат вообще не понимал, какой товар в них могли продавать.

У южной, как и у северной стены рынка король-строитель вознес ступенчатое возвышение для чтения указов глашатаями, объявлений купеческих общин, ну и для усекновений и казней пойманных воров. Кани поднялся до середины, скорее всего для того, чтобы решить откудова начать их обход.

– Поздно, – сказал жнец, и Гонату показалось, что поиски скупщика порядком надоели ему. – Честно сказать шансов у нас мало – клещи не дураки, чтоб бросаться на такую очевидную наживку.

Большая часть знахарских лавок пустовала. Гонат осмелился и робко попросил:

– Ээээ, господин, не подадите ли немного грошей на пропитание, а то мне семью…

– Угу, только нам молодым и бессемейным нужно дни гробить, чтоб бандитов искать, – невесело усмехнулся жнец. – Приказ его правосудия ясен: вот походим сюда дней пять, тогда я и смогу доложить – наше дело не выгорело.

«Пять дней ходить сюда и остаться без полсотни, – обреченно подумал Гонат. – А ведь можно было употребить и дни, и гроши на изготовление копии монеты. Чтобы по весне Лима приходила сюда в новом платье и покупала дочкам и внучкам все что угодно!»

– Не найдем клеща-торговца, выдам тебе десяток медяков, – ободрил его Кани. – У нас на тебя еще некоторые планы!

Гонат постарался скрыть разочарование, тем более, жнец кого-то заметил в толпе и заинтересованно вскрикнул:

– Ух ты! Смотри-ка, это же она! Вместе с… Вот потеха! Ходят, как ни в чем не бывало и что-то покупают!

Гонат проследил за взглядом Кани и узрел молоденькую девушку в богатом купеческом одеянии. Писаная красавица! Неудивительно, что вокруг нее вьется парочка парней.

Девушка шла к выходу – на Приторговую улицу, Кани сказал, наблюдая за ней:

– Видишь, дед! Я бы тоже побродил по рынку с девчонкой в свое удовольствие. Однако… – жнец поднял указательный палец – … однако у нас с тобой есть работа.

Гонат повесил голову. Ненадолго – внезапно послышался шум, раздались вопли и крики. В полутора сотне ярдов, где-то за аркой Приторговой улицы явно что-то происходило. Может вспыхнула драка? Из-за рыночной стены Гонат ничего не видел, но в эту арку только что вышла девушка и ее сопровождающие.

Кани резко повернул голову.

– Жди меня здесь! – воскликнул он, развернулся и большими прыжками побежал вниз по ступеням.

Глава 18. Хвастливый рынок

Таверна «Краснеющий выпивоха» – самое дешевенькое заведение из тех, которые примыкают к Хвастливому рынку. А их в округе немало… В нескольких шагах шикарные «Резные трапезы» – стены в этой таверне обиты деревянным орнаментом, изображающим возлияния, игры и пиры древних королей. Подарок иногда засиживался там – еда в «трапезах» очень вкусная, а кроме того, по желанию хозяина служанки нередко разносят ее в исподнем белье. С ними и уединиться можно за дополнительную плату, а потом уйти с опустевшим подчистую кошелем. «Резные трапезы» построены для отдыха, игры в маратту, торжеств семейных или во славу бога – в общем, таверна подходила для любых развлечений, вот только не для сбора клещей.