Текст книги "Малика (СИ)"

Автор книги: Аквитанская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

С горем пополам они добрались до Клоаки и даже ни разу не нарвались на любопытных прохожих с их дурацкими вопросами.

– Вот ща пусть попробует только меня не пустить, – забурчала Кадаш. – Ратиган пытался его крышевать, идиот, так Тетрас ему за это пиздюлей надавал. А нам страдай. А нам же только целитель нужен, мы бы платили… Андерс, Андерс, стой! – закричала она, завидев впереди мужчину, закрывающего дверь лечебницы на замок и тушащего фонарь наверху.

Маг обернулся и, поняв, кто его окликнул, недовольно нахмурился.

– Я неясно выразился в прошлый раз? – угрожающе выкрикнул он.

– Да чтоб те… я не для Хартии. Девчонку посмотри, – Кадаш красноречиво указала подбородком на эльфийку на своих руках. Та, кажется, успела задремать.

– Что с ней?

– По башке ударили и платье все порвали. Глянь, кабы еще чего не порвали, я там, кажись, на подоле кровь видала, – ответила Малика и неожиданно получила маленьким кулачком по спине. – Ой. Извини. Я думала, ты спишь. Ты как?

– Не знаю, – пробормотала эльфийка севшим голосом.

Целитель смерил их долгим взглядом, а затем обреченно вздохнул и повернулся обратно к двери, чтобы ее открыть.

– Заходи, – устало сказал он. – Это твои сделали?

Кадаш хмыкнула, занося девушку внутрь клиники и относя ее на ту кушетку, на которую указал маг.

– Если б мои сделали, я бы не узнала. О таком даже стукачи не докладывают, знаешь ли. Нет, нашла ее на улице.

Целитель ничего не ответил, только кивнул.

Сама Кадаш на время осмотра устроилась где-то в углу лечебницы и перевела дух. Андерс завел разговор с эльфийкой, и та начала ему отвечать. Малика даже почувствовала укол обиды на мгновение, но скоро и думать об этом забыла. Тихие голоса успокаивали больной разум, и вскоре, прикрыв глаза, Кадаш задремала.

Она проспала всего ничего, и, когда ее разбудил маг, голова ее болела так, будто ее пару раз стукнули эфесом меча. С трудом сориентировавшись, Кадаш уставилась на Андерса, хмуро смотрящего на нее сверху вниз и будто чего-то ожидающего.

Кадаш очень, очень не любила, когда на нее смотрели сверху вниз.

– Ты вроде куда-то торопился? – заговорила Малика, так и не поняв, что от нее требуется. – Можешь запереть нас, я посторожу девочку.

– Нет, давай ты лучше уйдешь, – скрестив руки на груди, терпеливо ответил маг.

– Ой, да прекрати. Ничего не станет с твоим барахлом, а я за девочку ответственна. Давай, не парься, иди куда хотел. Утром откроешь нас, и мы уйдем.

Андерс еще какое-то время испытывающе смотрел на Кадаш, но затем потер переносицу и вздохнул:

– Хорошо. Утром вернусь.

До утра, на самом деле, оставалось всего ничего.

Когда дверь закрылась, и звук поворота ключа в замке, полоснувший Малику по ушам, прекратился, гномка обратилась к девушке, которая лежала на койке, укрытая тонким одеялом:

– Эй, все хорошо?

– Да, ничего страшного, – бесцветно отозвалась она и, чуть помедлив, добавила: – Спасибо.

– Чего уж там. Тебе правда некуда пойти?

Кадаш осторожно подошла поближе и уселась на пол рядом с койкой, спиной к эльфийке, чтобы ее не смущать.

– Моя семья уже много поколений… служит лордам Холландам, – медленно заговорила она, будто подбирая слова. – Они хорошие господа, но у меня сейчас… не лучшие времена.

– Ты одна? У тебя есть, ну, родители?

– Нет. Мы с младшим братом… одни.

– И ты не можешь вернуться к этим Холландам? Почему?

Кадаш чуть повернула голову в сторону и наткнулась взглядом на чужую тонкую кисть, свешенную с края койки. На бледных запястьях коричневели синяки.

– Все дело в друзьях юного лорда, – спустя короткое молчание, ответила девушка. – Они издеваются надо мной… уже несколько лет.

Малика чуть вздрогнула от безразличия, звучащего в чужом голосе.

– Так это не в первый раз?

– Нет, раньше… это были просто насмешки. Иногда они трогали меня…

Кадаш вздохнула и в порыве сочувствия взяла девушку за ладонь. На удивление, та не отдернула руки, а наоборот сжала сильнее, поглаживая сбитые гномьи костяшки большим пальцем.

Как будто это не ее здесь нужно было успокаивать.

Видимо, тот тихий разговор с целителем хорошо помог ей. Кадаш рада этому, потому что сама она утешать никогда не умела.

– Так или иначе, мне придется вернуться, – сказала эльфийка устало, но уверенно. – Я не могу бросить брата. И не могу бросить работу. Мне больше некуда пойти. Можно потерпеть. Всегда можно.

– А эльфинаж?

– Променять один гадюшник на другой? Вы, видно, никогда не бывали в эльфинаже.

И, правда, не бывала. Малика что-то виновато забормотала, сама не поняв, что.

Ей никогда прежде ни перед кем не было так… стыдно. Будто она одним своим присутствием наносила непоправимое оскорбление.

Все же, Малика находилась в слишком далеком от нормальной жизни мире. Криминальные круги живут совсем по-другому, а представления о быте обычных людей у Кадаш были очень общие, лишенные непосредственного участия. Жизнь всех тех людей вне преступного мира, с которыми Малике приходилось взаимодействовать, оставалась за занавесом, в пекарнях и у семейного очага, в тех местах, где ни один хартиец их никогда не увидит. Хартии, приходящей крышевать кузнеца, без разницы, сколько у него детей и как на него влияет повышение пошлин на металл из Орзаммара. Хартии вообще по сути своей плевать на обычную, законопослушную жизнь – иначе она бы никогда не стала таким влиятельным преступным синдикатом.

Малике бы очень хотелось хоть как-то помочь этой девушке. Но как она могла?

– Ты не можешь уволиться? Устроиться к кому-нибудь другому? – продолжила расспросы Кадаш, надеясь, что это не вызовет ответное раздражение.

– Я… я не уверена, что это не будет сопряжено с определенными трудностями, – никакого раздражения от эльфийки не было слышно, и Малика, стараясь быть как можно более незаметной, облегченно выдохнула. – Моя семья все равно что имущество лордов Холландов. И еще мой брат…

– А что с ним?

– Я не знаю, – обреченно ответила девушка. – Я разговаривала об этом с мессиром Андерсом. Я о том, что… – она понизила голос, хоть никого в помещении и не было, кроме них. – Мне кажется, что мой брат – маг. Но он замкнутый мальчик, и, возможно, что он скрывает это от меня. Мессир Андерс сказал, что в юном возрасте магия часто выходит из-под контроля, и это чревато последствиями.

– Почему же ты думаешь, что твой брат маг? – Малика почувствовала, как у нее вспотели ладони, и взмолилась, чтобы это не показалось девушке, все еще державшей ее за руку, противным.

– Я… Однажды я видела обгоревшие вещи в нашей комнате. Я надеюсь, что никто не видел, как он их поджигал. Я их выбросила тут же. А он ничего мне не сказал. У нас маленькая комнатушка, и счастье, что огонь не перекинулся дальше. Я не хочу, чтобы его забрали в Круг, понимаете? Я пообещала родителям, что буду защищать его. Мессир Андерс сказал, что, в случае чего, может помочь нам бежать из Киркволла… Но я так не могу. Куда нам пойти? Если мой брат действительно маг, то в первой же деревеньке на пути нас могут сдать храмовникам. А лорд Холланд… он хорошо ко мне относится. Все дело в друзьях его сына, а друзья имеют свойство переставать быть таковыми. А если я поговорю с братом… Возможно, мессир Андерс сможет научить его управлять своим даром. Чтобы его никто не обнаружил. Нужно только потерпеть немного. Мои проблемы не такие уж и страшные. Ничего страшного. У других и хуже бывает.

Малика сморщилась, ощутив, как неприятно пощипывает глаза. Ладошка на ее руке сжалась еще сильнее, будто стараясь удержаться.

– Нельзя преуменьшать свои страдания, милая. Не надо сравнивать их с другими. Они только твои, – пробормотала Кадаш и болезненно улыбнулась.

Как будто бы она не делала то же самое всю свою жизнь.

Вся ее нынешняя жизнь была пропитана этим лицемерием – больше ее личным, чем окружающих. Другим хартийцам не нужно было притворяться, будто их все устраивает. Им не нужно было заталкивать как можно глубже мысли о неправильности их жизни.

У Кадаш была цель, на пути к которой ей приходилось перековывать себя снова и снова, чтобы в итоге не осталось ничего от нее прежней.

Потому что клан, слишком давно погрязший в своих преступлениях, никогда не послушает наивную дуру, стремящуюся сделать мир лучше. Ей нужно стать той, кого они хотят видеть своим лидером, и тогда ее будут любить и подчиняться. Проще говоря, Кадаш нужно стать кем-то вроде своей матери, и, сколько бы ей не претила эта мысль, ее разумность она не могла отрицать.

Кадаш казалось, что она пойдет на все, чтобы спасти хотя бы один клан, потерявший свое прежнее благородство и величие. Чтобы спасти его от этой грязи.

Но связь с Хартией не так просто оборвать. Даже если ты один, ты не можешь просто так выйти из игры, ибо в лучшем случае тебя убьют, а в худшем – убьют всю твою семью.

Выход целого влиятельного клана из Хартии повлечет за собой войну.

Кадаш уверена, что сможет ее выиграть, но также знает, что эта уверенность делает ее самой большой дурой на свете.

– Знаешь, что, красавица? Сейчас этот Андерс нас отопрет, и я провожу тебя до дома Защитницы. Подожду тебя на крылечке. Защитница такие дела решать умеет, не то, что я. Кстати, ты знала, что она маг? Во дела, и в Круге не сидит! Такие точно любую проблему решат.

– Я не думаю, что…

– Ох, помолчи, а то силой потащу. Дай тебе помочь. Я за тебя все-таки ответственна, милая.

– Спасибо… еще раз.

– Да чего уж там.

Кадаш вздохнула. Вот бы и ее проблемы кто-нибудь решил.

Вот только жаль, что никакие герои не помогают хартийцам. И Джарвия, и Ратиган тому свидетели.

Так или иначе, Малика не жаловалась. Все свои проблемы она всегда решала сама.

Но отчего-то решать чужие оказалось до безумного волнующе.

========== Конклав ==========

Комментарий к Конклав

32 года. Многабуков о Конклаве. Много хедканонов про Шибача, клан Кадаш и наземную Хартию, так как в каноне почти ничего нет. По-своему интерпретирую события на Конклаве.

Хартийцы, подконтрольные Шибачу, прибыли в Ферелден вчетвером: то были Ран Хмельник из Ансбурга, Девлин Ворн из Маркхема, Анита Ловкачка из Викома и Малика Кадаш из Оствика и частично из Киркволла. Все они имели свои связи, широкие и не очень, все были в Хартии довольно давно и знали, как выгодно продать лириум, но Конклав, за который мертвой хваткой вцепился Шибач, некоторым из них не казался безоговорочно выгодным делом. Это недоверие зарождалась медленно, накапливалось с каждым годом все больше. Хартийцы, посланные на Конклав, не были последними гномами в преступном мире, но и первыми они не были, балансируя на шатком положении мелких князьков. Такой статус могли уничтожить как снизу, так и сверху. Все сильнее с каждым годом и Девлин Ворн, и Малика Кадаш ощущали, как жесткие пальцы Шибача сжимаются на их шеях, грозясь переломать хрупкие кости.

У Шибача даже своего кровного клана не было. Была только Банда, разросшаяся не быстро, но эффективно, превратившаяся в ужасающую силу, способную пресечь любые изменения на сложившемся рынке лириума в Вольной Марке. Вскоре в долговую зависимость неизбежно попали как новые, уже наземные, так и древние гномьи Дома. Шибач был богат и милостиво давал ссуды бедным кланам, желающим поднять свое дело. Но, пожалуй, главным преимуществом Шибача были работавшие исключительно на него изгнанные из Орзаммара шахтеры. Их способности никуда не делись, и Хартия в свое время успела переманить их на свою сторону раньше, чем ими заинтересовалась Торговая Гильдия.

Шибач вообще умел соблазнять перспективами, которые, как он красноречиво расписывал, откроются при сотрудничестве с ним. Даже Малика пару раз ловила себя на том, что заслушивается его речами, что уж говорить о других. У этого гнома, невзрачного на вид, было свое определенное обаяние, проявлявшееся в нем сразу же, стоило ему раскрыть рот.

Тем не менее, Шибач не был главой Хартии. Он лишь предлагал сделки, а не приказывал напрямую, но все понимали – они не могут отказать ему из-за долгов, придавливающих к земле, словно чугунные кандалы.

Грызня между кланами не прекращалась, но, пока Шибач оставался на арене, каждый осознавал, что любая победа в междоусобицах будет мнимой. Как бы ни был силен отдельный клан Марки, Банда всегда будет сильнее.

Шибач не был главой Хартии, но он был тем, с кем приходилось считаться. Если какой-то из кланов и думал, что он не слабее – таким был, например, клан Кадаш, искренне считающий, что играет с Бандой на равных – это был лишь самообман. В Хартии не было игрока более удачливого и сообразительного, чем Шибач. Да, в Орзаммаре все еще главенствовал Каршул, авторитет которого, впрочем, держался только на том, что он был левой рукой прошлого босса. Власть Каршула осыпалась, у него не было нужного ума, чтобы реорганизовать синдикат, спустя века доживающий свои последние годы. Король Белен прилагал кучу сил, чтобы Хартии под землей больше не жилось сладко, а наверху было не так много гномов, достаточно целеустремленных, чтобы взять бразды правления в свои руки.

Тем, кто пытался сделать это, приходилось вести себя крайне осторожно.

Именно поэтому и Девлин Ворн из Маркхема, и Малика Кадаш из Оствика чувствовали, что Конклав не пройдет гладко. Даже отговаривать пытались.

– Ран, послушай, – говорила Малика, подпрыгивая на месте от того, что их повозка, запряженная двумя лошадьми и до краев набитая ящиками с лириумом, наткнулась на ощутимую кочку, – разве это не хороший шанс для нашего бронтолиза? Пока нас не будет на месте, он приберет к рукам все наше добро и наших ребят. И даже убьет нас на обратном пути, скорее всего. Ну, а что? Мы продадим лириум, деньги будут при нас. Он устроит засаду и приберет золотишко.

– Я выслушивал это дерьмо всю неделю, что мы добирались сюда, – раздраженно отозвался Ран Хмельник из Ансбурга, гном настолько типичный, что его стоило бы рисовать для учебников по гномоведению. – Вы с Ворном сраные параноики, думающие, что стоите больше, чем есть. Мы все на хрен ему не сдались. И вообще, Кадаш, среди нас ты единственная, кто напрямую состоит в Банде. Не напомнишь ли, почему?

Малика сжала челюсти, сдерживая злость.

– Ты прекрасно знаешь, почему.

– Вот именно. Твоя матушка выперла тебя из клана, и ты стараешься вернуть ее благосклонность, идя по головам в Банде, – кивнул Ран, сохраняя спокойствие. – Вот только знаю я тебя. Ты никто и звать тебя никак, даже спустя столько лет. Шибач вертит тобой, а ты бегаешь за ним как собачонка.

– Ни черта ты обо мне не знаешь!.. – возмущенно вспылила Кадаш, подаваясь вперед, но больше ничего не предпринимая.

– Заткнитесь оба, блядь! – донесся из крытой повозки злой голос Аниты Ловкачки. – Долго еще там, Ран? Всю жопу отсидела.

– Да вон, деревню уже видать.

Малика насупилась и отвернулась в сторону, хмуро разглядывая окрашенную вечерней темнотой гряду снежных гор, между которых и расположилось Убежище. Ей хотелось поговорить с Раном серьезно, но она вновь и вновь натыкалась на стену непонимания. Вероятность того, что Шибач хочет избавиться от них, действительно велика.

Довольно большой контрабандный опыт позволил хартийцам успешно припрятать лириум под покровом ночи, и в итоге в Убежище они прибыли налегке. Деревня ломилась от путников, прибывших на Конклав; таверна была переполнена, местная церковь и дома тоже, так что гномам не оставалось ничего другого, кроме как переждать ночь в повозке, неудобно прижимаясь друг к другу. Конклав был назначен только на следующий день.

Впрочем, двое из четверых контрабандистов в ту ночь так и не сумели толком поспать. Один из-за тревожных мыслей, поселившихся в голове еще год назад, а другая – из-за неспокойности первого.

– Малика, – прошептал Девлин Ворн, переворачиваясь на бок и в темноте повозки вглядываясь в лицо гномки. – Ты спишь?

– Нет.

Раскатистый храп Аниты и более тихое посапывание Рана делали голос Девлина почти неслышным. Он сам по себе был очень тихим, этот гном. И очень боязненным. Малика не прекращала гадать, как же его слушались хартийцы, работавшие на него?

– Слушай, если Шибач действительно хочет убить нас… – дрожащим голосом начал Ворн, и Кадаш горестно вздохнула.

– Успокойся, Девлин. Вряд ли ему нужна конкретно твоя смерть. Ты ведь знаешь, ему нет смысла убивать тебя, пока ты еще можешь принести деньги.

– Но ты говорила, что мы все…

– Я просто пытаюсь убедить Рана встать на мою сторону.

Гном на мгновение замолчал, видимо, обдумывая эти слова.

– Ты думаешь, он хочет убрать тебя? – будто осознав страшную истину, выдохнул Девлин.

Кадаш подавила почти детское желание сесть и подтянуть колени к груди. Если она сейчас пошевелится, то потревожит Аниту, а выслушивать долгую ругань и уж тем более драться ей совсем не хочется.

– Я неслабо подвела его, Девлин. В Киркволле. Сбежала оттуда, когда началась эта хрень с магами, и прихватила с собой всех своих ребят. Понимаешь? Они теперь работают на меня, а не на него. И, разумеется, он страшно бесится из-за этого. Так что успокойся. Среди нас всех я единственная, кто действительно перешел дорогу Шибачу.

– Но я все не могу выплатить долги…

Малика фыркнула, сдерживая смех.

– Это мелочи, Девлин. Шибач не чахнет над каждой монетой. Ты бы поспал лучше.

Гном чуть нахмурил брови, усиленно соображая, а затем кивнул и осторожно улегся обратно. В темноте, впрочем, все еще блестели его испуганные глаза.

Малике не было его жаль. Она знала, кто он и какими методами он добивался своего положения. Но в нем все еще не было нужной харизмы, и в скором времени это обещало сыграть с ним злую шутку. Обычными прилюдными казнями не добиться верности. Наверняка его окружают такие же трусы, как и он сам, подумала Малика, все-таки выбираясь из душной повозки на промозглый ночной воздух. Анита заворчала что-то во сне, но не проснулась.

Кадаш вздохнула и с почти осязаемой тоской взглянула на огни таверны в глубине деревни. Она понимала, что ей лучше не светиться там и поэтому обреченно поплелась к одному из костров, разожженных паломниками. Стараясь не привлекать внимания, гномка уселась на один из камней чуть поодаль от четырех стариков, греющих руки и тихо переговаривающихся между собой, и бережно достала из сапога сложенную впопыхах записку. Текст был вызубрен вдоль и поперек, но Малика все равно не могла успокоиться, не перечитав ее перед сном.

В неярком свете от костра на дешевой бумаге виднелись буквы, выведенные почти каллиграфическим почерком:

«Шибач собирает своих парней, сальрока. Мы оба знаем, что это значит. Твоя мать хочет видеть тебя сразу после Конклава. Думаю, твое долгое изгнание подходит к концу.

Л.»

Малика неосознанно провела большим пальцем по заглавной «Л» и прикрыла глаза, собираясь с мыслями.

Это не было изгнанием в полном смысле этого слова. Серена Кадаш лишила ее наследства, сказав, что восстановит права, когда Малика сможет подняться. Самостоятельно, без опеки клана.

Не то что бы ее кто-то там опекал. У ее матери были странные представления о формуле успеха.

Малика работала на Банду Шибача уже почти десять лет, и Ран был прав. Она все еще была никем. А это значит, что ее амнистия произошла только потому, что Шибач наконец-то решился уничтожить клан Кадаш.

Это было еще хуже. Ей не хотелось быть чьим-то козырем в глупой игре, но так и выходило: для Шибача она была своеобразным рычагом давления на клан Кадаш, а для клана – своим человеком в Банде.

Она не соглашалась ни на одну из этих дурацких ролей. По крайней мере, осознанно.

С каждым годом Малика все меньше понимала, чего же хочет на самом деле. Ей не хотелось раболепствовать ни перед Шибачом, ни перед матерью, но ее действия так или иначе засчитывались то одному, то другому. Восстановление Хартии в Киркволле – Шибач, намеренный срыв крупной сделки Банды в Викоме – Кадаш, разорение картеля в Старкхевене – Шибач, крышевание Дома шахтеров в том же Старкхевене – Кадаш, ибо Шибач не был осведомлен об этой доле заработка. И так далее.

Самое паршивое в этой ситуации было то, что Малика сама не знала, как вырваться из этого круга без жертв. А жертвы были бы при любом раскладе.

Мысли эти за всю ночь никуда ее не привели. Утро встретило хартийцев колючим морозом и недовольным ворчанием паломников. Анита Ловкачка во весь голос жаловалась на то, что Девлин пихается во сне, а Ран Хмельник хмуро смотрел на Малику, так и не вернувшуюся в повозку. Она сама старалась не смотреть в ответ, нервно проверяя сохранность своих вещей по многочисленным карманам.

Путь до Храма Священного Праха не занял много времени, и вскоре гномы очутились в прохладном полупустом зале, где все собравшиеся были безальтернативно выше них. Малика поежилась, хмуро глядя на кучку людей с редкими вкраплениями эльфов. Маги и храмовники. Лучшая компания, какую только можно придумать.

– Итак, и что я должна делать?.. – обратилась Кадаш к Рану, но осеклась, обнаружив, что тот уже пустился заключать сделки. Остальные хартийцы также разошлись по залу, пытаясь смешаться с толпой.

Не то что бы это могло хорошо получиться у гномов. Малика поражалась, каким образом Шибач вообще додумался послать их как «шпионов». Из них были прекрасные торгаши, это да, но вот шпионы никакущие.

Новые люди все прибывали, и Кадаш все-таки пришлось отойти от входа, чтобы не путаться под ногами. Она хмуро оглядела огромный зал, где можно было выделить определенные группки, кучкующиеся вместе. Некоторые сидели на полу, поняв, что начнется Конклав еще нескоро. Все ждали Верховную Жрицу, но вместо нее на балкончике то и дело возникали люди никому не знакомые, но определенно являющиеся частью Церкви. Они заводили какие-то пространные проповеди, которые слушали от силы человека два-три, а потом уходили. Так продолжалось часа два, в течение которых внутрь храма успело навалить столько народу, что Малика уже с трудом видела, что творится на балконе. Она сама за это время даже не пошевелилась, подпирала одну из колонн, разглядывая людей и изредка натыкаясь взглядом на хартийцев, появляющихся тут и там. Ей не хотелось делать ровным счетом ничего. Малика не представляла, каким образом она должна продавать лириум на Конклаве – обычно за контрабандой к ним приходили сами, и им не нужно было, словно купцам на рынке, кричать вокруг о достоинствах своего товара. Специфика их деятельности была такова, что покупателя им почти не приходилось искать. Так что да, Кадаш совсем не знала, что именно ей нужно сделать, чтобы продать лириум конкретно на этом собрании. Не подойдешь же к первому встречному храмовнику или магу и не скажешь: «Вас лириум, случаем, не интересует?». На самом деле, кажется, остальные хартийцы так и делали – Кадаш заметила, как Ран Хмельник увлеченно болтал с одним из рыцарей на другом конце зала. Почему-то от этого зрелища Малике сделалось тоскливо. Все чаще она замечала, как кто-нибудь из гномов уходил с парочкой храмовников или магов в один из коридоров, ведущих из зала, и обреченно вздыхала.

Вся эта затея все больше казалась ей настоящей идиотией.

Когда вдруг вспыхнувший шум дебатов между балконом и залом стих, Кадаш решилась оторваться от колонны и побрести через толпящихся людей. Однако это решение не обернулось для нее ничем хорошим – в нее почти сразу же врезалась какая-то магичка, принявшаяся сыпать оправданиями в духе «я вас не заметила».

Чушь собачья. Гномы не настолько низкие, чтобы их не замечать. Кадаш была готова поклясться Камнем, что видела людей ростом с гнома – и те не были никакими карликами или детьми.

Прекратив поток извинений, магичка вздохнула и, почесав лоб, почти безнадежно спросила:

– А вы, случайно, не видели моего брата? Он такой же рыжий обалдуй, как и я, только храмовник. И кудрявый еще страшно.

Кадаш хмыкнула, думая оправдаться в свою очередь тем, что выше чужого пупка она не видит, но тут же осеклась. Это было бы лукавством. На самом деле, она успела изучить почти каждого в этом зале.

– Нет, не видела, – в итоге пробормотала Малика. – Тебе стоит подождать, люди до сих пор приходят.

Магичка кивнула и вновь глянула по сторонам, чуть хмурясь. Лишь когда с другого конца зала раздалось раздраженное «Иви, где тебя носит?!» и на нарушителей спокойствия забряцали храмовничьи доспехи, рыжая девушка поспешила покинуть Кадаш, постукивая своим посохом:

– Без конфликтов, будьте добры! – раздался ее строгий голос уже без прежней тревоги о брате. – Маги Оствика под моим протекторатом!

Малика встрепенулась, услышав упоминание родного города, но магесса уже давно потерялась из виду.

Гномка вздохнула, задумавшись, стоит ли ей подойти к магам из Оствика, чтобы заключить с ними сделку – земляки же, как-никак. Эти мысли, однако, быстро исчезли из ее головы, стоило ей увидеть, что у дальней стены, прислонившись спиной к древней каменной кладке, стоял чертов кунари.

Как чертового кунари не замечали на чертовом Конклаве, Малика не знала. Да, его рога были спилены, но кошмарно высокий рост и серую кожу не припишешь никакому другому народу, так что подобное безразличие все еще оставалось загадкой.

Его будто не хотели замечать, хотя как тут не заметишь такую махину – это гномов можно ненароком упустить из поля зрения, а кунари-то нет. Мужчина стоял, сложив руки на груди, и с интересом рассматривал происходившее в зале. Даже если он и был шпионом – а он, по мнению Кадаш, определенно им был – то он не слишком-то и прятался. Малика так и не узнает, что ошибалась насчет него и что тал-васгот на Конклаве был далеко не один.

Гномка издала странный звук удивления, похожий скорее на кряканье – у Лантоса, что ли, нахваталась? – и, стыдливо прикрыв рот ладонью, принялась протискиваться сквозь толпу к искомому кунари.

Со всего размаху плюхнувшись спиной о стену и свободно выдохнув после давки, она спросила, как ни в чем не бывало:

– Эй, дылда, тебе лириум, случаем, не нужен? – и пихнула кунари в бедро.

Бывший рогач посмотрел на нее сверху вниз и усмехнулся беззлобно:

– Нет, спасибо, крохотулечка.

– Ну, как знаешь, я за свой товар отвечаю, – пожала плечами Кадаш и осторожно взглянула наверх, рассматривая нового знакомого.

Тот был слишком худым для кунари, но все еще чертовски высоким.

– Что-то я не заметил, чтобы ты подходила хотя бы к одному храмовнику или магу. Твои товарищи в этом деле гораздо лучше преуспели.

– А ты, что же, за всеми так следишь? – почти уязвленно поинтересовалась Малика, оторвавшись от разглядывания мужчины и уставившись в толпу.

– Стараюсь за всеми, – хмыкнул тот в ответ.

– И как, интересно, кунари пропустили на Конклав? Ты даже не маг.

– Ну, начнем с того, что главный зал тут почти что проходной двор. Это за закрытыми дверьми происходят все главные таинства, а здесь их просто огласят. К тому же, я тал-васгот, а Хартия тоже имеет мало общего с Церковью… – терпеливо проговорил мужчина, видимо, искренне веселясь. Малика фыркнула. Отлично, он еще и догадался, что они из Хартии. – И кто сказал, что я не маг?

– На кой черт магу меч на поясе?

– Твоя правда. Но знавал я магов, сражавшихся мечом.

– Редкая штука, – покачала головой Кадаш. Она тоже знала таких магов. – Слушай, тебе там далеко видать. Моих не видишь?

Кунари вглядывался в зал пару мгновений, а затем ответил:

– Неа. Зато вижу симпатичного эльфа, недовольного нахождением здесь почти так же, как и ты.

– Поздравляю, – скептично отозвалась Малика. – Что за эльф?

– Долиец, вроде как маг. Такой хмурик с лиловым рисунком на роже. Сразу видно, как его воротит от людей, – кунари рассмеялся в голос, чем привлек внимание магов поблизости. Наконец-то, хоть какое-то внимание. Впрочем, маги тут же почти испуганно отвернулись. – Но, кажется, ему страшно хочется с кем-нибудь поговорить. Поди молчал весь путь сюда, вот и дергается от одиночества.

Кадаш с недоверчивой насмешливостью глянула на мужчину.

– Ты серьезно, что ли? – усмехнулась она. – Хочешь сказать, ты из тех, кто людей читает? Ага, заливай больше.

– Тебе будет легче, если я скажу, что придуриваюсь?

– Немного.

– Я придуриваюсь. На самом деле, в мою работу входит только следить за порядком.

– Спасибо, утешил, – Кадаш закатила глаза и вдруг ощутимо стукнулась затылком о каменную кладку, заимев все шансы получить косоглазие. Причиной этому неосторожному движению послужил выбравшийся из толпы моментом ранее до одури взбешенный Ран, от появления которого у Малики нервно задергались одновременно все конечности.

Храм Священного Праха, наверное, никогда еще не слышал гномьей ругани.

Ран, сверкая глазами из-под густых бровей, хватанул Кадаш за руку и потащил куда-то в сторону, где было меньше всего лишних ушей. Гномка расстроенно подумала, что ей понравилось болтать с этим высоченным кунари, и решила найти его позже, когда закончит с Раном.

– Я не понимаю, – зашипел гном, когда Малика вырвала свою руку из его хватки и уставилась на него недовольным взглядом. – Какого хрена ты ничего не делаешь? Мы здесь, значит, пашем, а делить потом все равно будем поровну?

– А, может быть, ты будешь следить за своими делами, а не за моими? – в таком же тоне отозвалась Кадаш, потирая запястье. – Ты отказался встать на мою сторону, а теперь лезешь не в свое…

– Ты знаешь, почему я отказался, – Ран нахмурился, и Кадаш по одному его виду поняла, что разговор будет долгим.

– Потому что ты трус? – парировала она, но голос, в который проскользнула предательская обида, ее подвел.

– Даже если и так, то что? – спокойствие Рана пока не вернулось, а это означало, что у Кадаш еще была возможность его переспорить. – Что ты предлагаешь? Свергнуть Шибача? Ты вообще думала о том, что говорила об этом при сраной Аните, которая лижет ему пятки?!

– Он знает, Ран, – вздохнула Малика, сдерживая гнев. – Он и так знает, чего я хочу. И смеется мне в лицо каждый раз. Только знаешь что? Я не понимаю, какого хрена ты терпишь все это. У тебя заглатывает половина Ансбурга, а ты терпишь блядского Шибача! Поразительная трусость!

– О, ты прекрасно знаешь, почему я терплю, – сквозь зубы ответил Ран и сделал шаг вперед, почти нависая над Маликой. Она не боялась его. Она никого не боялась. Но все равно не могла заставить себя посмотреть ему в глаза. – Ты знаешь, почему мы все, блядь, терпим. И почему не терпишь ты.

– И почему же? Просвети меня, Ран! – Кадаш повысила голос, сдерживая рвущуюся ярость, и вздернула подбородок, напрягая челюсть почти до боли.

Ран Хмельник, старый гном с густой рыжей бородой, замер, смотря на Малику почти с жалостью.

– Потому что тебе нечего терять, сальрока, – произнес он, кривя губы. – У тебя нет ни семьи, ни наследства – да, спасибо твоей матушке, я знаю. И ты ищешь справедливости. Вот только убрав Шибача, ты ее не обретешь, Кадаш.