Текст книги "Малика (СИ)"

Автор книги: Аквитанская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

– Все кузнечики такие сладкие? – мечтательно спросила Серена, подперев голову кулаком.

Малика фыркнула.

– Где слово такое достала? Кузнечики, пф.

***

Статуя одного из предков сверлила Малику своим тяжелым каменным взглядом. Она чувствовала это, даже сидя спиной. Ей хотелось обернуться и показать статуе язык, но это было бы слишком кощунственно и наверняка прокляло бы ее на всю оставшуюся жизнь.

Поэтому она только пробормотала:

– Да-да, я знаю, что негоже садить растения с поверхности… Но позвольте мне этот каприз… Я и так столько всего сделала. Почему бы меня не сделать Совершенной? За подвиги в огородничестве! А? Как звучит!

Малика вздохнула, поливая водой из ковшика посаженные семена. После она принялась закапывать следующую лунку.

Под землей не было подходящей почвы для растений с поверхности, но Малика знала, что для данных нужд можно использовать удобрения из перегноя и навоза, которые она готовила последние несколько месяцев. Смотря на свои грязные руки, она совсем не понимала, что делает. Это было глупой затеей с самого начала.

Погрузившись в мысли, гномка не сразу заметила, что свет из дыры в потолке наполовину закрылся чьей-то тенью. Когда же она подняла голову, то увидела мастера Каридина. Тот смотрел на нее сверху вниз и выглядел крайне заинтересованным.

– Любопытное место для посадки… семян, – произнес он с улыбкой в голосе.

– Ох, только не смейтесь, – предупредила его Малика. – Но я уже третий год пытаюсь посадить растения с поверхности, и все не выходит. Я уж думаю, может, Камень их отвергает? Но я слышала об экспериментах в Кэл Шароке. Они сажали тевинтерский картофель, и все у них получилось. Ну, разве что, никто не стал его есть.

– Никогда не слышал об этом, – все с тем же интересом удивился Каридин.

– Эм, ну, – Малика смутилась. – Вы вряд ли интересовались этим, вот и не знаете. Торговцы все судачат об этом.

– И почему же у вас ничего не получается? В посадке семян с поверхности есть какая-то особая… технология?

– Ну, сначала я думала, что достаточно воды… Вот дурочка, да? – Малика усмехнулась и потерла лоб тыльной стороной запястья, стараясь не замараться в земле. – Потом оказалось, что необходима хорошая почва. Потратила кучу лишайника и навоза, и вот у меня есть почва! Но света все еще мало. Может, в этом дело? Ай, маюсь дурью…

– Ну почему же? Вы стараетесь искать альтернативные варианты, в этом нет ничего плохого.

– Было бы это оправдано, – Малика покачала головой, все так же устало усмехаясь. – Вот сами посудите: на Тропах насчитывается порядком ста видов грибов, выведенных искусственно. Не все из них легко вырастить, но некоторые из них даже питательнее мяса. А я что делаю? Сажаю растения с поверхности, даже не зная, насколько они сытные. И все почему? Потому что мне не дает покоя, что кто-то в Кэл Шароке смог вырастить проклятый картофель! Ну и как назвать это?

– Это похвальное упрямство, – улыбнулся кузнец. – Признаю, оно направлено на не самую продуктивную деятельность… Но почему бы и нет? Может быть, в процессе вы откроете что-то новое в выращивании растений?

– Звучит до жути идеалистично, – засмеялась Малика. – Как в той сказке? «Камешек захотел стать титаном, а превратился в песок»?

– В пыль, – поправил ее Каридин.

– Еще хуже.

Мастер пожал плечами, протянув «не знаю, не знаю», и посмотрел на дыру в потолке. Рассматривал он ее так долго, что гномка заволновалась.

– Что-то не так?

– Да я вот думаю, если вам не хватает света… – медленно заговорил гном. – Мы можем поставить зеркала. Я даже примерно представляю, куда их можно закрепить.

– Да бросьте. Где мы достанем зеркала?

– Их нетрудно сделать, – Каридин вновь опустил взгляд на Малику. Та чуть вздрогнула, пораженная воодушевленностью кузнеца, отражавшейся в его светлых глазах. – Я могу вам помочь.

– Да будет вам… – забормотала она. – У вас и без этого дел навалом.

– Не так уж и навалом, а рукам всегда нужна работа. Здесь же есть кузня?

Малика моргнула, не веря в происходящее. Почти-Совершенный собрался помогать ей в посадке семян. Абсурд. Кому расскажешь, не поверят.

– У нас два кузнеца в тейге, да, – кивнула она запоздало. – Я могу отвести вас к моему брату. Но я все еще не думаю, что в этом есть необходимость…

Вежливая улыбка Каридина расползлась шире, когда он наклонился к Малике, сцепив руки за спиной, и заговорщически произнес:

– Не только вы здесь упрямы. Признаюсь честно, теперь я тоже не успокоюсь, пока вы не добьетесь успеха.

Малика ошарашенно смотрела на него в ответ. Ей еще не доводилось встречать таких странных гномов.

***

Голова раскалывалась. Боль проворачивала гвозди в черепе, била изнутри по вискам и лбу, будто хотела вырваться наружу. Малика поморщилась, прикладывая мокрую ладонь к левой стороне лица. В общественной купальне в этот час было пусто, и единственным спутником Малики был пар, поднимающийся от горячего источника. Она оперлась локтями о бортик и вздохнула, прикрыв глаза. Мышцы не желали расслабляться. На внутренней стороне век отпечатался пол, залитый кровью, и бесконечные тушки нагов. Малика почувствовала, что ее опять подташнивает, и открыла глаза, уставившись в темный потолок, откуда свисали соляные сталактиты, с каждым годом становящиеся все длиннее и длиннее. Свалятся еще кому-нибудь на голову, проблем не оберешься.

Малике нельзя было оставаться в одиночестве хотя бы потому, что она не умела контролировать свои мысли. Они обязательно приводили ее к тяжелым, мучительным размышлениям о себе и об окружающих. О том, что их всех ждет. О том, что она сама может и не может сделать для тейга.

В то время, пока за стенами города ревел Мор, Малика выращивала морковь, даже не зная, что это такое, и подписала лучшего гномьего кузнеца на создание зеркал. Пусть он и сам предложил это, Малика все равно чувствовала себя безмерно виноватой. Ее работа глупая, смешная.

И все же чуть ли не самая важная в эти времена.

Глубоко вдохнув, она плюхнулась лицом в теплую воду и пустила пузыри. Почти сразу же сквозь воду до ее ушей донеслось приглушенное:

– Ты там утопиться решила, что ли?

Рядом с ней кто-то опустился и, вынырнув наружу, Малика обнаружила, что это была Шейла. Та посмотрела на нее со смешинками в глазах, а затем запрокинула голову назад, расслабленно выдыхая.

– Вот чего не хватает в походах, – сказала она. – Не представляешь, как под доспехом все чешется.

Малика слабо пожала плечами, не зная, что ответить. К этому времени она потихоньку отползла к другому бортику.

Шейла бросила на нее недоуменный взгляд и спросила:

– Чего ты вообще тут делаешь посреди дня?

Малика вздохнула, нервно сцепив руки в замок.

– Почувствовала себя… грязной. Не могу терпеть это чувство.

Не могла же она сказать, что горячая вода ее успокаивает. Что минут пятнадцать назад, проходя мимо злополучного склада, она сдалась под напором паники.

Шейла фыркнула.

– Неженка.

– А сама-то?

– А я… – протянула воительница. – Думала, что здесь никого нет. Но ты не самая худшая компания, знаешь.

Малика закатила глаза. Шейла всегда была такой. Своенравной, без капли такта. И никогда не признавала свою неправоту.

– О, ну спасибо.

Повисшее молчание разбавлялось только всплеском воды. Откуда-то сверху беспрестанно капало.

– Могу я спросить… – начала Малика, неловко поерзав.

– Да? – Шейла разлепила один глаз и повернула голову в ее сторону.

Малика сглотнула, собираясь с духом.

– Как быстро… распространяется скверна?

Шейла тут же раскрыла второй глаз.

– Кто-то заболел? – спросила она, резко выпрямившись.

– Нет… Нет. Просто недавно… Ох, – Малика ощутила, как у нее сдавило горло. Она так не любила лгать. – Видели зараженного глубинного охотника.

– Он никого не покусал?

– Нет, нет. Убили и сожгли за тейгом.

– Это хорошо, – выдохнула воительница. – Самая срань начинается, когда кто-то заражается. Рассказывают, будто на поверхности порождения забрасывают трупы через городские стены. У нас-то такой трюк не пройдет. Но твари находят и другие способы.

– Заражают воду.

– Да. Находят исток и загаживают его всякой дрянью. В КэлʼБароше так и случилось. Никто ничего понять не успел, как фьють – и половины тейга нет. А там уж дело за малым.

Малика поджала губы, смотря на свои руки под водой. Они могли бы помочь. Дом Кадаш мог бы послать отряды, но в случае поражения потерял бы все. И поэтому они ждали армию короля до последнего.

Армия короля в те дни сражалась под Кэл Шароком. За сто сорок лет борьбы они лишились ресурсов для войны на два фронта.

– Почему ты сейчас здесь? – тихо спросила Малика. Это волновало ее еще со вчерашнего разговора с матерью.

Шейла смотрела на нее, не отрываясь ни на секунду. Казалось, будто мыслями она давно была далеко.

– Ну, что ж, я здесь ради Каридина. И того, что он делает для всех нас.

– Он делает оружие?

– Почти, – Шейла улыбнулась. – Он… создал кое-что. Потрясающее в своей силе. Что-то, что позволит нам выиграть войну.

Малика фыркнула.

– Все так говорят, Шейла. Помнится, десять лет назад нас уверяли, что порождения ушли. Да только они лишь переключились на поверхность. На краткий срок. Ты ведь знаешь, как это происходит, лучше меня. И что это за оружие? Вы ничего с собой не привезли.

Шейла выслушала ее все с той же кривой улыбкой. На ее нижней губе был шрам, спускающийся по подбородку. И десятки других отметин по всему телу. Малика старалась не пялиться.

– Он придет скоро, – сказала Шейла в итоге.

– «Придет»?

– Голем. Каридин решил проверить, на каком расстоянии все еще действуют приказы. Так что… Скоро ты увидишь, и, поверь мне, это поразит тебя точно так же, как когда-то поразило меня. Представь себе солдата… которому не нужны сон и пища. Почти полностью неуязвимого.

Малика недовольно нахмурилась. Ее не покидало чувство, что над ней смеются.

– Что за сказки? Это ведь просто предлог для того, чтобы забрать еще больше воинов из нашего Дома. Я думала, ты понимаешь это, Шейла.

Воительница не ответила. Только посмотрела насмешливо, как когда-то давно в детстве. Так, будто Малика глупое дитя.

Они никогда не ладили.

***

День был до безумия долгим: дела все сыпались и сыпались, не желая прекращаться. Нужно было навестить матерей-одиночек и бездетную вдову, не желавшую выходить замуж снова. Пополнить список необходимого тейгу. Узнать, что с водой.

Заглянуть на склад в пятый раз за день, чтобы убедиться, что там нет скверны.

С водой все было в порядке. Со складом тоже. Матери-одиночки жаловались, что их обделяют, а бездетная вдова лишь смерила Малику скептичным взглядом, даже не предложив присесть.

Больно надо было. Малика терпела капризы своих сородичей уже десятый год и давно никого не принуждала участвовать в жизни тейга. Воспоминания о том, как лет пять назад она пыталась вытащить всех незанятых гномов на генеральную уборку, все еще были очень неловкими. Какой она была глупой. Никого не заставишь, если сам не захочет.

Поэтому возвращалась домой она, страшно устав и нагрузив свою голову всеми запросами, поступившими от жителей. Грете нужна была… ткань? О предки, она просит ткань каждую неделю, постыдилась бы старушка.

Снабжение было самой неблагодарной работой во всех гномьих городах.

Открыв входную дверь в их большой, но ныне почти пустующий дом, Малика сразу услышала голос матери, доносящийся из столовой: «Так значит, Берси, да? Чудесно. Наверное, тяжело было стать подмастерьем такого знаменитого кузнеца?». В ответ ей раздалось смущенное: «Да нет, не очень, на самом деле…»

Малика закатила глаза и вздохнула. Какой стыд. Мать нельзя оставлять одну с гостями.

В столовой, где в былые времена шумело не меньше десятка голосов, сейчас было лишь три гнома, не считая только что вошедшей Малики. Длинный стол, когда-то ломившийся от яств чуть ли не каждую неделю, сейчас не был занят даже наполовину. Их дом пустовал. Разъехались родственники по линии отца Малики, умерла жена Эдрика, а затем его дочь и зять. Вышли замуж младшие сестры Серены, а все братья, кроме Фарина, погибли на войне. Они были по-настоящему большой семьей, но сейчас… Устало доживали отведенные им годы.

Малике не хотелось возвращаться домой. Она была рада только Юне. И все в семье были рады только ей.

Но в столовой в этот час ее не было. Подмастерье Каридина смущенно отвечал на вопросы Серены, а Эдрик месил тесто из лишайниковой муки в прилегавшей к столовой кухне – когда-то давно прабабушка Малики поручила снести стену, чтобы все могли видеть, как она усердно и умело готовит, и захлебывались слюной от запахов.

Ужин уже закончился. Малика тихо поздоровалась со всеми и, взяв оставленную для нее тарелку с уже остывшим грибным рагу, села подальше от остальных. Вот в чем была прелесть длинных столов. Эдрик часто пользовался ей в последнее время.

– Как дела с работой? – поинтересовалась Серена, подперев голову кулаком и улыбаясь.

Малика запихнула в себя сразу несколько ложек рагу и, быстро прожевав, с трудом проглотила: последнее, что она ела за день, была кровяная колбаса на посту. И только потом ответила:

– Нормально. Посадила семена. Мастер Каридин предложил свою помощь в освещении.

Подмастерье вдруг засмеялся.

– Похоже на него.

– Правда? – не отрываясь от рагу, устало ответила Малика.

– Еще бы. В каждом тейге, через который мы проходили, находил себе работу. Он не может терпеть, когда что-то неидеально. Нам, подмастерьям, из-за этого частенько достается, – юноша открыто улыбался, видимо, воодушевленный разговором о своем мастере.

Малика подтянула к себе тарелку с хлебом, оставшуюся стоять на столе, и участливо закивала, не успевая прожевывать.

– И как давно вы работаете с ним? – вновь заговорила Серена.

– Ну… – Берси задумался. – Около трех лет, быть может. Когда мастер нашел меня, Наковальня Пустоты уже была создана, так что я не знаю всех тонкостей. Я помогаю по мелочам.

– Наковальня чего? – растерянно переспросила старушка.

Малика сдержала смешок. Мать наверняка подумала, что стала слаба слухом. Она часто, очень часто жаловалась, что боится растерять свой слух. Еще бы, чем она тогда будет подслушивать чужие разговоры?

– Пустоты, – Берси смущенно почесал нос. – Это просто название такое. Как я уже говорил, я мало что знаю и об ее устройстве в том числе. Но с ее помощью Каридин создает големов. Он покажет вам завтра одного.

Малика краем глаза заметила, что Эдрик перестал месить тесто и внимательно слушает слова подмастерья. Серена закивала так, будто все поняла.

– А разве вам, ну… – тихо подала голос Малика. – Не запрещено рассказывать об этом?

Берси закатил глаза.

– Шейла и так всем растрепала. Мастер сказал, что теперь и смысла нет скрывать.

– Похоже на нее! – воскликнула Серена, воодушевленная тем, что опять может принять участие в обсуждении. – Никогда язык за зубами не держала.

Они завели разговор о Шейле, и Малика перестала их слушать. Зашла к Эдрику на кухню, чтобы поставить грязную посуду.

– Как думаешь, что за големы такие? – шепнул ей брат.

– Шейла сказала, неубиваемые солдаты, – фыркнула Малика. – Брехня, как по мне.

– Если он создал какую-то особенную наковальню… Хотел бы я ее увидеть.

– Он должен был зайти к тебе. Или зайдет. Я тебя ему порекомендовала, – Малика шутливо пихнула брата локтем и заулыбалась. – Вдруг возьмет тебя на работу, а? Видишь, я обо всех забочусь.

Эдрик удивленно смотрел на нее, не зная, что сказать. Ему и духа не хватило бы даже заговорить с Каридином, не то что работать с ним. Что делать со свалившимся в одночасье счастьем, он не знал.

Когда Берси ушел в отведенную ему гостевую комнату, Малика вернулась за стол к матери. Брат остался на кухне, чтобы поставить печься хлеб.

Серена повозилась в карманах своей пышной юбки и достала на свет игральные кости.

– Давай партеечку, родная, – улыбнулась она, кидая кости в пустой стакан и потряхивая им.

Малика устало закатила глаза.

– Постыдилась бы, мам. И перед гостем нас позорила.

– Да где ж я позорила? – возмутилась женщина. – Удивляюсь я все тебе, милая: читаешь морали, а вспомни-ка себя в молодости!

Эдрик, услышав это, громогласно рассмеялся.

– О, ты и вправду была оторвой, сестренка!

– Глупое сравнение! – насупилась Малика. – Ты уже прабабушка, мама, а ведешь себя как молодуха. И сколько можно вспоминать?..

– Пока в один день ты нам не расскажешь, чем ты занималась целых пять лет, когда сбежала из дома, – справедливо парировала Серена, делая первый бросок. – Пять! Лучше, чем ничего.

Малика с напускной неохотой взяла стакан и кости и начала их трясти.

– Что мне вам еще рассказывать? Вы знаете, что я путешествовала с караваном. Что я познакомилась с Лантосом в то время. Что еще нужно?

Ей выпало девять.

– Какой самый красивый город в королевстве? – донеслось от Эдрика. – Ты ведь бывала почти во всех. И ни о чем не рассказывала.

– Мне было двадцать один, когда я вернулась. Неудивительно, что мне не хотелось ничем с вами делиться, когда Фарин притащил меня за шкирку. Кэл Шарок, я думаю. Кэл Шарок незабываем. Орзаммару с ним не сравниться.

Мать отыграла десять очков, хлопая в ладоши.

– Ты не должна злиться на Фарина, – сказала она.

– Я и не злюсь. Он вытащил меня из дерьма.

– Ты всегда была его любимой племянницей.

– Вообще-то Эдрик его любимый племянник, – покачала головой Малика, перекидывая бросок: одна из костей встала на ребро.

– Ну, я и говорю: племянницей, – хихикнула Серена. Кости звонко покатились по столешнице.

– Ах, ну если так! Знаешь, у него не такой уж и большой выбор из двух племянниц. Иногда мне кажется, что он нас с Эдриком любит больше своего сына. Но я этого не говорила.

– Так Гурни не его сын! – сказала старушка так, будто это было непреложной истиной.

– Матушка, ну вы опять за свое! – раздраженно закричал Эдрик. – Не хочу больше слушать эти глупые сплетни, сколько можно. Мужику уже тридцать лет, а вы его поносите почем зря.

– Не наша порода, говорю тебе, сынок, не наша!

Малика застонала, впечатав лицо в ладонь. Мать с братом мусолили эту тему больше двадцати лет.

Когда спор поутих, они продолжили играть. К какому-то моменту обе сбились со счета и в итоге просто бросали кости наудачу. Эдрик подошел к ним и плюхнулся на скамью рядом с Маликой. От него пахло печью и мукой, и совсем чуть-чуть маслом.

Эдрик спокойно и счастливо улыбался, смотря на их препирания, а Малику вдруг вновь охватила тревога.

Ничего не было в порядке. Враг был в их доме. Враг принес заразу в их дом. Они не имеют права… быть спокойны.

Кости закатились под стол, и брат неуклюже полез их доставать. Малика сказала, что устала, и направилась в свою комнату. Мать проводила ее задумчивым взглядом, а Эдрик, только что выбравшийся из-под стола, – недоуменным.

В ее комнате спала Юна. Малика тяжело вздохнула, опускаясь на колени перед кроватью, и ткнулась лбом в перину. Ее руки мелко дрожали.

Она пять лет путешествовала по Тропам, и удача или сама Камень ограждали ее от встреч с порождениями тьмы.

Правда была в том, что она не пропутешествовала и года. Правда была в том, что четыре года своей жизни она провела в КэлʼБароше. Ее не изгнали из Дома только потому, что Фарин поручился за нее перед предыдущим командором. Сказал наверняка, что она перебесится. И перебесилась.

Но теперь КэлʼБарош пал, и Малике думалось: нет нужды вспоминать. Они теряли и теряют, и это уже не должно было никого удивлять.

У нее есть работа. Есть дело всей ее жизни. Фарин дал ей шанс выразить ее энтузиазм в полезном деле, а не только в погоне за призрачным счастьем, ускользавшим и ускользавшим.

Она сбежала из дома вслед за своей первой любовью, а возвращалась без всякого желания любить.

Шум, раздавшийся из кузницы, заставил Малику встрепенуться; она уснула прямо там, на полу. Юна зачесала свои глаза кулачками, но не захныкала. Малика тяжело выдохнула, прикладывая ладонь к гудящей голове.

Перенесла девочку, успевшую вновь задремать, в комнату матери. Спустилась в кузницу, путаясь в ногах спросонья. Из жаркого помещения слышались голоса.

Приоткрыв дверь, Малика увидела, как мастер Каридин что-то чертил мелом на поверхности стола, увлеченно жестикулируя и объясняя. Жуткая мигрень не позволяла вглядеться внимательнее, но даже сквозь боль гномка видела, каким азартом горели глаза ее брата.

Он не был таким живым уже очень долгое время. Будто проснувшись от долгого сна, Эдрик перебивал Каридина, что-то спрашивал и уточнял, ходя из стороны в сторону по своей мастерской.

Малика не знала, считать это хорошим знаком или затишьем перед бурей, и поэтому оставила их в покое.

***

Голем походил на статую. На одно из изваяний Совершенных, что стоят в каждом тейге на каждом углу. Гномы взволнованно переговаривались; на их глазах эта махина в два с лишним гномьих роста двигалась и переносила тяжеленные валуны. Каридин рассказывал о возможностях голема, стоя на возвышении посреди площади. Рядом с ним стояли его подмастерья и Шейла, и, когда речь зашла о наборе добровольцев, за объяснения взялась именно воительница. Она рассказала, что добровольцы помогут в создании големов и что их семьям будет выплачено пособие от имени короля. Она предупредила, что это предприятие имеет высокие риски, но результат не заставит себя ждать.

«В течение года, – провозгласила Шейла, – мы отвоюем захваченные тейги».

Было ли это следствием множества непонятных, но красивых слов Каридина об устройстве големов или влиянием проскользнувшего упоминания пособия, но добровольцы нашлись. Они подходили к Каридину и Шейле, расспрашивали их, и им отвечали воодушевленно и со всей ответственностью. Малика, стоявшая на краю собравшейся толпы, смотрела на происходящее хмуро и сосредоточенно. Ей не давало покоя многое.

За всеми речами о победе и невероятных изобретениях все упускали мимо ушей лишь одно: они отправляли своих родных на верную смерть. Не ту, что за стенами тейгов, на захваченных Тропах, но смерть неизбежную, не оставляющую надежды.

Об этом не говорилось прямо, но это висело в воздухе.

Фарин, подошедший к Малике, похлопал ее по плечу. Она лишь кивнула в приветствии, но промолчала.

– Мой сын думает записаться, – сказал командор, покачиваясь с пятки на носок, будто в волнении. – Вдруг и правда хоть где-то пригодится?

Малика ничего не ответила, только сжала губы крепче.

– И чего ты такая смурная?

– Ты проверил часовых? – тихо спросила гномка, чтобы их не услышали, и отошла от толпы, зная, что Фарин последует за ней.

– Тебе не стоит о них беспокоиться, – вздохнул он устало. – Виновные найдены и сидят в темнице, если хочешь знать.

– Даже не изгонишь? – съехидничала Малика, но прикусила язык, стоило ей наткнуться на холодный взгляд дяди.

– Зря ты так, – сказал он как всегда спокойно. – Я просто следую правилам, заложенным предками.

– Они пропустили вурдалака, Фарин. Не дай этому повториться.

– А ты не веди со мной себя так, будто я дитя неразумное. Даже моему терпению есть предел.

Малика кивнула, соглашаясь. На самом деле, ей не хотелось спорить и ссориться. Когда Фарин оставил ее, она прислонилась к стене ближайшего дома и тихо выдохнула. С площади все еще доносился гул голосов, какого не было в тейге Кадаш уже многие годы. Последний раз они собирались все вместе на суд убийцы. Хвала предкам, сейчас был не такой кошмарный повод. Те два убийства почти тринадцать лет назад всколыхнули весь Дом похлеще, чем сам Мор.

Кадаши всегда держались друг за друга. Даже если кто-то кого-то недолюбливал, все разногласия так или иначе решались без жертв. Но бывало и так, что чаша терпения переполнялась, и уж тогда весь тейг гудел все следующие пять лет, если не больше.

Голем, недвижимый, с глазами, горящими холодным пламенем, стоял на том самом месте, где когда-то свои последние часы доживали преступники. Где стояли колодки, убранные совсем недавно. Малике показалось это символичным, но дальше простого совпадения она не стала рассуждать. Ее скепсис – это ее скепсис; он совсем не означает, что големы – плохая затея.

Матушка всегда говорила, что Малика всем портит настроение одним своим видом. Матушка вообще была очень добра к Малике.

– Ну, что думаешь теперь? – спросила у нее Шейла, когда площадь опустела.

Малика лишь пожала плечами. Ей не особо хотелось делиться своими опасениями.

– Не знаю… – тем не менее протянула она. – Какой-то он ненадежный. Что, если взбунтуется и своих побьет?

– Не взбунтуется, если жезл управления будет в надежных руках, – заверила ее Шейла. – Пока есть жезл, голем подчиняется беспрекословно.

– Но разве не было случаев?.. – Малика склонила голову набок, испытывающе глядя на воительницу. Та нахмурилась.

– Если и были, то на первых порах. Каридин знает, что делает, будь уверена. Он уже несколько лет совершенствует големов. И продолжает сейчас. Придумывает, какие еще материалы можно использовать, какие руны.

Малика кивнула, будто бы соглашаясь – она бы поспорила, но все еще не было желания. Засунув ладони за пояс, она оторвалась от стены, у которой стояла все это время, и взглянула на Шейлу. На ее короткие волосы, на ее грубое лицо, не становящееся более дружелюбным даже при улыбке. И совсем неожиданно догадалась.

– Ты тоже доброволец, – не удивленно, но растерянно сказала Малика. – Вот почему ты так защищаешь…

– Дурная, ты ведь не поймешь, даже если тебе разжевать, – все еще хмурясь, ответила Шейла. – Подумай сама: что я – что мы – можем сделать в битвах с порождениями? Они развиваются. Перенимают наши методы, наше оружие. Создают свое, более извращенное. И разве… Если есть хотя бы один шанс победить, разве мы не должны им воспользоваться? Я… Я была готова еще четыре года назад. Когда Каридин впервые сказал мне об этом. Еще до создания Наковальни… Мы знакомы давно. Я доверяю ему. Больше даже, чем королю. И все должны довериться. Потому что иначе… На что нам надеяться? Мы потеряем все. Мы проигрываем прямо сейчас.

Малика не знала, что ответить. Необъяснимое, горячее горе сжимало ее горло.

– Тебе совсем не жаль? – выдавила она. – Губить себя.

И Шейла улыбнулась.

– Голему нужно сердце, чтобы жить, Малика. Для меня нет большей чести, чем поделиться своим.

***

После пира, устроенного в зале собраний, Малика спала как убитая. Оглядывая длинные столы, поставленные кругом, она не видела ни Каридина, ни своего брата, и позже вновь обнаружила их в кузнице. На этот раз они не шумели и совсем скоро куда-то ушли. Малика не обратила на это внимания: подсчитывала убытки от пира. Дожить бы до конца месяца, после такой попойки-то. Хорошо, что гномы приносили угощения из своих запасов. Общий склад почти не тронули. Примерно с такими мыслями она и заснула.

Разбудила ее Юна, лепетавшая что-то непонятное про «бабуську» и «дедуську». Малика сонно схватила ее в охапку и вместе с ней пошла на первый этаж.

Мать сидела в кресле в гостиной, устало опустив подбородок на грудь. Еле горевший очаг почему-то дымил: видно, засорилась труба. Малика отметила про себя, что в этом месяце она еще не организовывала проверку вентиляции.

– Мам, что стряслось? – спросила Малика, зевнув. Юна застучала кулачками по ее спине, требуя отпустить. Очутившись на полу, девочка побежала к своим игрушкам в углу комнаты.

– Приболела что-то, – ответила Серена тихо. – Скажи, он говорил тебе?

– Что?

– Что он уходит.

Малика пораженно замерла, растеряв все остатки сонливости. Тревога сжала виски, выбивая почву из-под ног.

– Сукин сын… – выдохнула она. Серена поджала губы, не отрывая взгляда от своих рук, сложенных на коленях. – Сукин сын! Я его убью!

И выскочила на улицу как была, в одной ночной сорочке, еле успев запрыгнуть в сапоги.

Она проспала отбытие Каридина. Почти. Когда она прибежала к северным воротам, тяжело дыша и сгибаясь пополам, караван как раз в последний раз проверял, все ли на месте.

Эдрик посмотрел на нее, растрепанную, растерявшую всю свою всколыхнувшуюся злость, с болью и сожалением. И тут же, подбежав, порывисто обнял. Малика цеплялась за его плечи, не в силах отдышаться, и видела, что все вокруг смотрят только на них.

Ей стало неловко. Лишь равнодушный голем ни на секунду не обернулся в их сторону.

Малика прикрыла глаза, сжимая объятья крепче, и почувствовала себя страшно глупо. Ведь она сама зарекомендовала Эдрика Каридину. А теперь не хотела отпускать. Она никогда никого не хотела отпускать.

– Только не говори мне, что ты решил… – ей не хотелось произносить это вслух. – Как ты мог решить без нас?

Брат молчал слишком долго, будто совсем не знал, что ответить.

– Я же никогда не был таким, как ты, сестренка, – в итоге сказал он совсем тихо. – Мне здесь не было места, но я никогда не думал сбежать. Жил и жил, за всю жизнь не сделав ничего действительно важного. Как я могу упустить шанс теперь?

И слова брата, созвучные со словами Шейлы, заставили Малику отпустить. Видимо, она действительно не понимала. Ничего не понимала.

Поэтому на прощанье она сказала Шейле: «Атраст нал тунша, сальрока». Поэтому она не стала плакать по брату.

Они не умирали, в конечном счете. Они становились бессмертны. Двенадцать добровольцев из Дома Кадаш. Лишь один из них был женщиной. Лишь один из всех Домов.

Малика подумала: это и правда тот шанс, который нельзя упускать. Это и правда их будущее, будущее их детей.

Через несколько дней пропал Фарин. Они искали его и не находили; все думали о самом худшем, и только двое во всем тейге знали, почему тот исчез. Догадались. Малика и Ульв мыли руки до ссадин, словно сойдя с ума, и искали в себе любые признаки скверны. Малика больше не катала Юну на плечах и не спала с ней. Ела всегда из одной и той же тарелки одной и той же ложкой. Безумие это продолжалось месяц, пока они не поняли, что беда обошла их стороной. К тому времени новым командором стал сын Фарина, так и не набравшийся смелости для записи в добровольцы.

До них дошли вести о големах, вошедших в строй армии короля Валтора. Малика смотрела на мать, больше не болтавшую без умолку, и не знала, гордится ли та своим сыном или ненавидит его.

Малика в душе гордилась, но никому не говорила. Все вокруг думали, что она главная противница големов, и отдалялись от нее еще больше, чем прежде. После ухода Фарина некому было защитить ее, а она не пыталась оправдываться. Пусть думают что хотят, решила она в один день. Не объяснить же им, что она просто… просто боялась до дрожи.

Но, несмотря ни на что, Малика продолжала работать. И когда новый командор предложил поставить статую в честь жертвы их родичей, именно она взвалила на себя все организационные вопросы. Ульв подсчитывал расходы, Малика договаривалась с ремесленниками. Большую часть работы они сделали объединенными силами Дома, но расчеты были поручены наймитам – просто чтобы в один день огромная статуя не рухнула им на головы.