Текст книги "Фрилансер от ксенологии (СИ)"

Автор книги: Аксюта

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

У меня ещё было море вопросов, но на этом месте наша познавательная беседа прервалась – на Мару налетели толпы помощников с какими-то совершенно неотложными вопросами. Та включив лингворетранслятор, отвечала, отдавала распоряжения на ходу, правда иногда застревая так, что мне приходилось подталкивать её в нужном направлении. И закончилось это импровизированное совещание на ходу только в медицинском модуле, когда Мика выгнал всех посторонних, не считаясь ни с чьим мнением по этому поводу. Меня посторонней не сочли.

После короткого, но весьма эмоционального объяснения кто кому чего должен, Мика занялся поэтапным сканированием всех систем Мариного организма, а я вернулась к расспросам. Мне же сказали отвлекать пациентку, а все общие темы мы перебрали ещё вчера, так почему бы не пополнить свой багаж знаний о драххах? Вернусь – напишу статью в «Вестник ксенолога» и пару очерков в свой сетевой журнал. В последнее время багаж впечатлений от контактов с инопланетниками переполнился настолько, что я принялась изливать их на «бумагу», в основном небольшие рассказики и заметки. Нет, ну не хвататься же каждый раз за нитки с иголкой, когда приходит настроение ТВОРИТЬ, а это со мной случается не так уж редко. Да и не всегда это бывает уместно. А слова? Они всегда со мной.

– А если с этими, с украденными предками всё так серьёзно, как же это твой бизнес до сих пор не развалился?

– Потому, что Оставшихся на самом деле не так уж много. Что-то около полпроцента.

– Я бы даже эти «полпроцента» сочла серьёзным доводом «против» если бы был риск лишиться чего-то настолько ценного.

– А тут палка о двух концах. Ритуал Дня Перерождения очень долгий и сложный, с множеством особенностей и нюансов, да к тому же многие престарелые драххи становятся капризны и требовательны по отношению к мелочам как… ну, скажем, земные невесты. По двадцать раз меняют общую концепцию празднества, в последний момент отказываются от одних цветочных композиций и заказывают другие, меняют расстановку столов и угощения на них. Психуют по поводу всяких мелочей, на самом деле того не стоящих. Последний, тот, к которому мы с тобой только что подходили, пожелал начать подготовку к перерождению в беседке увитой лилейниками, а у него на их запах что-то вроде аллергии. Сорвать же процесс перерождения может любая мелочь. Пришлось разыскивать и заказывать фиг знает откуда, из самой Тильсирской оранжереи, разновидность лилейников без запаха. Правда, были они не белые, а бледно розовые, но это удалось замаскировать.

– Прости, но ты что-то сказала о том, что перерождение может сорваться?

По правде говоря, этот факт на самом деле не вызвал у меня удивления: ведь это же какая кардинальная перестройка должна произойти, чтобы из животного стать фактически растением. Или чем-то подобным (Врут аналогии! Помнить об этом!). Да ещё за сравнительно короткий промежуток времени.

– Я же говорила, что палка о двух концах. С одной стороны есть риск, вместо дихха получить обыкновенного покойника, а с другой, что он всё же будет, но не у вас.

– А у тебя не было неудач?

– Нет, – отрезала Мара. – У меня серьёзное предприятие, гарантирующее удовлетворение всех потребностей клиентов.

– Девушки, – раздался голос Мика, о котором мы почти забыли, – а не могли бы вы говорить о чём-нибудь менее волнительном? А то я ни фига не понимаю: то ли сердечко у пациентки частит из-за того, что она разволновалась, то ли дисфункция какая.

Мы послушно прекратили и до самого обеда, который нам принесли сюда же, в медицинский блок, я вытягивала все известные Маре подробности жизни драххов, диххов и Даута в целом. А знала она немало. Даже не являясь профессиональным ксенологом, она подмечала и откладывала в памяти массу интереснейших подробностей. Да было бы странно, если бы человек, создавший и преуспевающую компанию в дальнем внеземелье не отличался выдающимся интеллектом. Кстати, и разгадать нашу с Миком игру ей тоже не составило труда: стоило только посмотреть на мою преувеличенно заинтересованную мордаху, на то как подчёркнуто нейтрально-профессионально прикасается к ней мой муж, чтобы сделать правильные выводы.

– Кстати, – склонилась ко мне Мара, когда Мика отвлёкся на какой-то, подающий звуковой сигнал прибор, – можешь не опасаться, сложившиеся пары я не разбиваю, – и заговорщицки подмигнула.

Гхм. Удержать нейтральное выражение лица удалось только при некотором усилии. А меня с новой силой обуяло любопытство, как же она справляется с некоторыми естественными физиологическими потребностями в отсутствие даже кандидатов в половые партнёры? Задать вопрос? Нет? Задала!

– Ну ты как спросишь, – Мара поперхнулась фиточаем и нервно зыркнула в сторону Микиной спины. – Любовник у меня есть. С торговыми миссиями время от времени приезжает. Не бог весть что, конечно, но для технического секса сгодится.

– Мда, как-то невесело звучит…

– Да ну его, не интересно. Ты лучше скажи, тебе вот это, – на кивнула на пристроенный на моих коленях планшет, – действительно зачем-то надо?

Ей явно была неприятна поднятая мною тема и я послушно переключилась на другую.

– А как же. Ты – ценнейший источник информации о жителях Даута. Потому как действие лингворетранслятора, к сожалению, на письменные источники не распространяется, а переведённых на солеранский текстов у них не так уж много. Не приставать же с расспросами к местным…

– Почему нет? Не к первому же попавшемуся, но вот Старик У Двери наверняка охотно ответит на твои вопросы. К концу жизни они становятся словоохотливы.

– Гм? – а это идея. В любом случае, информация из одного источника не обладает нужной степенью достоверности. – А как его зовут?

– Так и называй: «Старик У Двери». Лингворетранслятор сам подберёт адекватный перевод имени.

– Это прозвище? – нет, я вполне допускаю существование и таких вот, смысловых имён, но не мог же этот драхх всю жизнь обретаться при двери?

– Нет, это имена у них не постоянные, а как бы скользящие: по виду деятельности, состоянию души или как в данный момент их левой пятке захочется. И ты бы знала, как это мешает бизнесу! Звонишь, бывает, поставщику, а он тебе заявляет: «Простите, человек Мара, но меня зовут не Приходящий Вечером а Пламенный Цветок». И выясняй потом, имидж твой знакомец решил сменить или это вообще уже другой драхх, а связь просто так дивно глюканула. А ещё хуже, если потеряешь контакт и приходится разыскивать через общих знакомых. Ты им: «Не подскажете номерок Сияющего Ветра?». А они тебе: «Не знаем такой».

Я внесла ещё один «фактик» в свои записи и действительно оставила Мика наедине с его пациенткой. Нет, правда, не съест же она его. К тому же это рано или поздно пришлось бы сделать: врачебная тайна и всё такое, ведь далеко не во все вопросы, касающиеся собственного здоровья, принято посвящать посторонних.

Путь к очередному источнику актуальной информации лежал через весь дворец, и я, не спеша достичь как можно скорее своей цели, прокладывала маршрут новым способом. Очередной раз углубляясь в путаницу залов и переходов и любуясь их непривычным великолепием, я не переставала удивляться контрасту между роскошью «дворцовой» его части и аскетичностью обитаемой. Неужели, Маре не хочется постоянно жить среди этой сказки? Нет слов, стандартные жилые модули и привычны и удобны, но я бы, наверное, не удержалась от соблазна.

Старик У Двери вполне ожидаемо оказался на своём месте и даже был столь любезен, что указал, где можно взять вторую скамеечку, для меня. День прошёл в неспешных рассуждениях о сути вещей, природе мира и одухотворённости Вселенной. Ни на какие попытки свернуть разговор в практическую плоскость он не поддавался, но мне и это было интересно. И даже полезно, как выяснилось спустя некоторое время.

Вечером, бесцельно бредя по живописной долине (давно уже мне не приходилось так убивать время) я столкнулась с, как обычно, спешащей Марой. И почему-то мне она показалась чем-то расстроенной. Неужели Мика что-то серьёзное обнаружил?!

– Что? – не смогла я не спросить. – Всё так плохо?

– А что, так заметно? – она остановилась и огляделась, как будто вспоминая, куда и зачем так спешит. – Хотя это я, наверное, живя среди инопланетников, разучилась скрывать эмоции. Нет, ничего такого, серьёзно-непоправимого. Сердечко пошаливает, желудок как-то неприятно ворочается да ещё, как по расписанию, раз в восемнадцать дней мигрень случается.

– И с чем это связано?

– С нервами. Все болезни от нервов – это не только девиз и рекламный слоган, – она невесело ухмыльнулась.

– Слишком много работаешь? – я пристроилась к ней сбоку, потому как Мара продолжила своё движение.

– И это тоже. Хотя сомнительно, чтобы это была основная причина. В конце концов, я не в каменоломнях вкалываю и не клерком в конторе кручусь, а занимаюсь любимым делом. И если даже и перерабатываю, то только на волне вдохновенья, кода меня несёт, – при этом она ещё больше ускорила шаг, – и бросить дело незавершённым просто нет никакой возможности. На мой взгляд, это не может служить причиной заметных проблем со здоровьем. И твой муж, кстати, со мной согласен.

Ещё бы! У него постоянно имеется отличный пример перед глазами – меня вот тоже бывает так «несёт», когда на волне вдохновенья легко и с песней переделывается куча работы, к которой ещё вчера не знала с какой стороны подступиться.

– Так в чём всё-таки проблема?

– А в том, что любой другой орган можно запросто «починить», а психика – это такая штука… А, ладно, ну их, мои болячки, то же мне тему нашли! Лучше скажи мне, ты поговорила со Стариком У Двери?

– Конечно.

– И запись сделала?

– А как же, – и мне даже не было стыдно, что не спросила разрешения у респондента. Всё равно ему, скорее всего, наши человеческие заморочки будут до лампочки.

– Тогда сделай для меня копию, – неожиданно попросила Мара. – Мне будет приятно её иметь.

– А что так? Он же тут у тебя постоянно, так сказать, «в натуре».

– Постоянно, да ненадолго. Он уже очень-очень стар и как раз на завтра назначен его День Перерожденья. И терять мне его не хочется, он был один из тех драххов, с которыми я начинала работать на этой планете, но и откладывать дальше уже нельзя – для перерождения в диххи в организме должны оставаться хоть какие-то силы. После обеда, в три часа по местному времени у нас будет скромный домашний праздник. Так что – вот так, – она резко остановилась и развела руками.

– Жалость-то какая, – протянула я, даже не пытаясь представить себе, что значит получить вместо друга и соратника, какое-то растение.

– Зато сам он не считает это трагедией и это, пожалуй, плюс. К тому же знаешь, когда уходит дорогое тебе существо, утешаться что в мире ином ему будет лучше – это хорошо, а иметь зримое подтверждение – ещё лучше.

Она резко развернулась, пытаясь спрятать блеснувшие непрошеной влагой глаза и удалилась в хитросплетения лиан, которыми были задекорированы стены одной из лёгких переносных беседок.

Что она имела ввиду? Перерождение – это не смерть. Особенно если учесть тот смысл, который вкладываем в это понятие мы, люди. Или я что-то не так поняла? Нужно будет ту запись, что я сделала, отдать на анализ ксенобиологам, там как раз момент самого перерождения должен был быть запечатлён. Может Кеми? Нет, дорогая подружка предпочитает работать с неразумными формами жизни. Да, ладно, непринципиально, всё равно это будет, только когда я доберусь до своего рабочего места.

Поздним вечером, возвращаясь в отведённый нам жилой модуль, я чуть не наступила на кошку, которая вознамерилась, пользуясь случаем, прошмыгнуть между моих ног в открывающуюся дверь. Где её черти носили больше суток, что она пожрать в это время находила – неизвестно, но вид кошара имела довольный и немедленно, по возвращении, устроилась на коленях Мика, уже успевшего нырнуть в мультимедийные просторы. На моё: «Как день прошёл?», он сморщился, отмахнулся, потом всё-таки буркнул:

– Если я ещё и сейчас об этом думать буду, у меня башка лопнет, – и протянул мне вторую нейроприсоску для создания эффекта присутствия. Первой он с успехом воспользовался сам.

На мониторе мелькали начальные кадры неплохой экранизации мультисюжетного приключалова о выживании группы беженцев на заброшенной космической базе силурийцев. Я уже её видела, но тогда я была одна и почти не вмешивалась в развитие сюжета, теперь же, когда появилась возможность произвольного отыгрыша за двоих персонажей, развлечение пообещало стать ещё более занимательным.

Спустя два часа и треть сюжета, когда мы наконец-то отвалились от медиаприставки, обнаружили, что наглая кошара развалилась поперёк хозяйских колен (обоих хозяев), вытянула во всю длину аномально длинные ноги и преспокойно дрыхнет, даже не допуская мысли, что её с них могут согнать или вообще как-то побеспокоить.

Утро Мика провёл за расшифровкой Мариных снов. Ещё с вечера он обклеил её датчиками для снятия томограммы, настроил логический модуль и теперь имел возможность смотреть немое кино из обрывков сновидений. Немое, потому что снятие зрительных образов происходит намного легче и чётче, чем звуковых. Такое устройство – незаменимый помощник для психологов и психиатров, намного более надёжный, чем собственные сумбурные воспоминания пациентов. Ну и так, для развлечения годится. Даже у меня завалялась где-то пара записей, ещё с тех давних пор когда я сама для себя пыталась уяснить, содержится ли в снах какая-то предсказательная часть. Нет, ну правда, интересно же: сколько столетий люди занимаются их толкованием и неужели нет в этом никакого рационального зерна? Так ничего и не решила – бросила, так и не придя к однозначным выводам.

– Может, расскажешь, что именно выбило тебя из колеи? – я подсела к Мику, который уже с час как закончил работать, но всё ещё находился в некоторой прострации.

– Не могу, – он поднял на меня затуманенные неоформившейся мыслью глаза. – Содержание снов пациента – это такая же врачебная тайна, как всё остальное, что относится к моей профессиональной деятельности.

Мда. Мне бы тоже, наверное, не захотелось, чтобы кто-то подсмотрел ту бредятину, которая иногда мне снится. Но ведь для того, чтобы уяснить суть проблемы совершенно необязательно пересказывать всё в подробностях?

– А если не пересказывая содержание? Только то, что тебя насторожило.

– Резкая граница между сном и сном, – Мика привычно откинулся на спинку стула, кончики ушей, как это обычно бывало в моменты задумчивости, нависли над полуприкрытыми глазами. – Смена сюжета, при том, что тематика остаётся той же самой. Не знаю как объяснить точнее, не пересказывая сюжетов. Вообще, – он пожал одним плечом, – из снов всегда получается довольно хаотичная киношка, но я не первый раз занимаюсь их анализом и здесь нечто совсем другое.

– Кстати, недавно смотрела «Сны Алисы». Такой микс из записи сновидений неупомянутой особы, которая накануне то ли пересмотрела, то ли перечитала «Алисы в Стране Чудес», – а ведь всем известно, что мозг ночью обрабатывает дневные впечатления, так что неудивительно что там то и дело прорастали гигантские грибы, порхали колоды карт, странные зверушки пытались влить в сновидца чай, и в любой момент мог появиться монструозный летающий рот. – Отборная бредятина, но было забавно. Говорят, это теперь новый, концептуальный вид искусства.

– Ай, – он, резким движением отмахнулся от посторонней темы и продолжил рассуждать вслух: – Не будь я уверен в обратном, я бы решил, что некоторые, «неродные» части сновидений ей просто внушили.

– А это так уж невозможно? – я искренне удивилась. Если уж у нас имеется возможность вставлять куски ложной памяти, то поработать со снами – вообще плёвое дело. Вот разве что, кому бы этим заниматься? Мы же всё-таки не на Земле.

– Только не в тот момент. Всю ночь Мара была под наблюдением лично мной настроенной аппаратуры, а я, можешь мне поверить, никакого влияния на неё не оказывал. Не умею, да и оборудование для этого нужно очень уж специфическое.

«Внушённые сны» или «чужие сны». Что-то мне это напоминает? Мелькает что-то неуловимое на границе сознания. Может всплывает та, давнишняя история, когда подобной процедуре подвергся сам Мика? Нет, никак не состыковывается.

– Не хотите присоединиться ко мне за завтраком? – в дверь просунулась голова Мары.

– Не откажемся, – согласилась я, досадуя на то, что её неожиданное появление сбило меня с мысли, а ведь ещё чуть-чуть и я бы поймала за хвост ускользающую идею. Мика только согласно кивнул и с готовностью поднялся, чтобы идти, куда укажут. Подняться-то поднялся, а материалы над которыми работал, прихватил с собой.

– Сегодня, к сожалению, – тараторила Маара, попутно запихивая небольшие кусочки пищи в рот, – я не смогу уделить вам много времени. У нас на сегодня запланировано две утренние церемонии, одна послеобеденная и Большой Вечерний Приём. Закономерный результат того, что вчера я бездельничала – сегодняшний день расписан буквально по минутам.

– Я могу чем-нибудь помочь? – решила я проявить душевную щедрость. Не без умысла, конечно, – познавать новый для себя мир лучше включившись в какую-нибудь осмысленную деятельность, а не наблюдая за всем со стороны.

– Нет, я… а знаешь, да, – неожиданно поменяла она решение и тайком сунула под стол кусочек мяса. – Я буду благодарна, если ты посидишь со Стариком У Двери во время подготовки к церемонии. Понимаешь, обычно это делают либо родственники, либо я сама, а тут просто некому, потому, что я тут выступаю и как что-то вроде родственника и в качестве хозяйки мероприятия. И хотя мне кажется, что мой друг уже в достаточной степени мысленно находится по ту сторону реальности, чтобы начать дёргаться по пустякам и тем самым сорвать церемонию, но мне будет спокойнее, если с ним кто-то будет, а ты ему вроде бы понравилась.

Я откинулась на спинку стула и опустила глаза вниз. Под столом, обвиваясь вокруг его ножек, задрав хвост, кусочничала Бандитка. Вот зараза, а когда я пыталась утром её накормить, нос от миски воротила. Зато теперь понятно, кто тут прикармливает нашу кошару.

– Не вопрос. Что-нибудь ещё? – я подняла взгляд и, пожалуй, слегка удивилась: неужели здесь нет каких-нибудь родственников, друзей, приятелей, просто хороших знакомых, которые могли бы побыть со Стариком в этот ответственный момент? Но перечить и переспрашивать не стала. В конце концов, почему бы и нет? Этот драхх мне понравился, а уж если и он сам не будет возражать против моей кандидатуры, то всё будет просто отлично.

– Да нет, с остальным я, пожалуй, сама справлюсь, – и под стол отправился ещё один кусочек лакомства.

Всё время до обеда я бродила по верхним уровням террас, стараясь, с одной стороны не мешаться под ногами у озабоченных подготовкой праздничных приёмов драххов, а с другой, выбирая наиболее удобное место для съёмки. Эх, мне бы сюда оборудование посерьёзней, хотя бы полупрофессиональное, а то у моего наручного коммуникатора функционал ограничен. Хотя с другой стороны, не факт, чтобы мне разрешили бы им воспользоваться. Дозволения на съёмку-то я ни у кого не спрашивала.

Зато пополнила свою копилку данных, фактов и впечатлений. Сегодняшние утренние церемонии были совсем не похожи на то феерическое празднество, свидетелем которому я стала прошлым вечером. Меньше, спокойней и церемонней, и с меньшим количеством гостей-участников. Зато и видно всё значительно лучше, особенно тот момент, когда главное действующее лицо сбрасывает свои лёгкие, струящиеся одежды, аккуратно перебирается в кадку и замирает на месте. Теперь уже навсегда. Однако, что там с ними происходит, разглядеть в подробностях мне не удалось и оставалось только надеяться, что на послеобеденной церемонии я буду находиться достаточно близко, чтобы увидеть все стадии перерождения.

В увитую ползучими растениями беседку я входила с некоторым трепетом. Вреде бы простое задание: посидеть-поболтать с виновником торжества, чтобы он вдруг не почувствовал себя одиноким и покинутым, однако когда дело дошло до выполнения поручения, я засомневалась. О чём вообще можно говорить с существом, готовящимся покончить с этой прекрасной жизнью и начать принципиально иную?

Зря беспокоилась и заранее подбирала фразы, с которых можно было бы начать разговор. Стоило мне только оказаться на пороге беседки, как я замерла, стараясь не только не двигаться, но и не дышать. Старик У Двери неподвижно, подобрав под себя ноги, восседал на «стуле невесты». Знаете что это такое? Конусообразная подставка, на острие которой установлено сиденье. Крайне неустойчивая конструкция. Одно лишнее движение – и этот драхх летит на пол с почти метровой высоты. А старческие кости – хрупкие. Даже если конкретно у этого нет костей, а их функцию несёт нечто совершенно иное (особенности внутреннего строения жителей этой планеты в один момент выветрились из моей головы), но ни одно живое существо с возрастом не становится прочнее.

– Что? – он раскрыл непроницаемо-чёрные глаза и с любопытством уставился на меня. Я осторожно выдохнула. Сидит – не шатается. Может, это я сама себе страшилок понавыдумывала, а на самом деле сиденье намертво приделано к конусу?

– Вам компания не нужна? – брякнула я самую дурацкую из всех возможных фраз.

– Мне сейчас уже почти ничего не нужно, но ты всё равно проходи. Мне уже не так много осталось и не стоит упускать возможность познать нечто новое, – он чуть склонил голову, невесомый сиреневый пух на голове всколыхнулся волной.

– А мне самой спрашивать у вас что-нибудь можно, или не стоит? – этот вопрос занимал меня и раньше, но Мара, когда я его ей задала, только отмахнулась, мол, это не имеет никакого значения.

– Спрашивай, если тебе хочется.

А мне хотелось, мне ещё как хотелось. Вот только как выразить словами всё то, что меня в данный момент интересовало? Начнём с простого.

– А почему здесь, с вами нет никого из сородичей?

– Родные далеко, и я имею ввиду не только расстояние, – молочно-белая кожа лица его даже не дрогнула. – Я хочу остаться здесь, в Доме Мечты.

М-м? Наверное, это одна из местных заморочек, по поводу того, кому и при каких условиях должны принадлежать диххи. И, если я правильно поняла, то именно поэтому здесь сейчас нет никого из друзей-приятелей.

– Почему?

– Почему я хочу остаться здесь с единственным и самым близким другом? Я думаю, это не нуждается в объяснении. Такие вещи должны быть одинаковы для всех рас.

Ответ из категории «почувствуй себя полной дуррой». Я устроилась на перилах (других сидячих мест здесь предусмотрено не было), уложила хвост на колени и принялась его наглаживать.

– Я думаю, ей тоже тяжело с вами расставаться.

В ответ Старик У Двери разразился длинной тягуче-непонятной фразой, которую мой лингворетранслятор перевёл мне как: «Я же никуда не ухожу, я остаюсь с ней». И было у меня обоснованное подозрение, что умная машинка просто не смогла адекватно передать смысл его речи. Уж слишком длинной была фраза для такого короткого перевода.

– Вы-то может и останетесь, но ей от этого не намного легче. Всё-таки это большая разница, когда друг молчаливо присутствует и когда с ним можно пообщаться.

– Пусть я буду молчать, но почему это должно помешать нам общаться? – он плавно повернул голову в мою сторону и опять уставился на меня непроницаемыми провалами глаз. Вообще-то, не так легко отследить на что именно направлен взгляд существа, у которого не имеется ни зрачка, ни радужки, но сейчас я ни на минуту не сомневалась, что именно на мне сосредоточено внимание Старика.

– Потому, что Мара не драхх, а человек и слышать вас она не будет, – напомнила я ему немаловажный факт. А вот о том, что наша общая знакомая считает верования драххов в лучшем случае мистификацией, упоминать не стала.

– Это не имеет значения. Главное – наличие разума, а не его устройство. Хотя то, что она не верит в мощь разумов диххов – мешает, – упс, а я-то думала, что проявляю деликатность. – Нелегко говорить с человеком, который затыкает уши.

– А сами вы, когда-нибудь слышали?..

– Конечно, – он повёл рукой, не то отметая всякие сомнения, не то усиливая им смысловую нагрузку. Жест получился лаконичным просто до совершенства. – И часто. Но только если ложился спать в клановом саду. Я всё-таки не слухач, чтобы наяву слышать голоса предков.

Я прямо-таки как наяву услышала щелчок, когда все кусочки головоломки встали на свои места: жалобы Мары на самочувствие и нервная природа её заболевания, способность диххов общаться посредством неизвестно чего (назовём, для простоты это ментальными волнами) и их количество, уже давно перевалившее в этой долине за второй десяток, её неверие и их желание поделиться мудростью с благодетельницей. Ух, не зря ведь говорят, что не надо лезть в чужой монастырь со своим уставом.

– А вы способны будете общаться с остальными диххами этой долины?

– Конечно. Ты бы хотела что-нибудь им передать?

– Хотела. Хотела попросить, чтобы вы так не напирали на разум Мары. Всё-таки мы, люди, не слишком привычны к такому способу общения.

Взгляд глаза в глаза и, могу поклясться, что он по-настоящему меня понял и принял мою просьбу. Может быть, это была гениальная догадка, а может быть полная фигня, но мне казалось, что скорее первое, чем второе. По крайней мере, повредить вроде бы ничему не должно. Ведь не должно же?

Негромкая мелодия, наигрываемая на трещотках и колокольчиках, прервала наше занимательное общение. Старик У Двери плавно соскользнул со своего насеста, подхватив по пути начавшее падать сиденье и аккуратно прислонил его к стенке.

– Пошли, – он крепко ухватил меня костлявой рукой чуть повыше запястья и повлёк за собой. Драххов вообще не назовёшь низкорослой расой, а конкретно этот, когда встал, оказался на две головы выше меня. И вообще-то я и сама собиралась напроситься в качестве гостьи, а потому даже и не подумала вырываться.

Саму церемонию я почти не запомнила. Может потому, что не понимала её смысла? Какие-то сложные перестановки, пространные речи «ни о чём», песни, с переводом текстов которых мой лингворетранслятор не справлялся, крошечные порции каких-то сложных кушаний на малюсеньких тарелочках и море одуряющее пахнущих цветов, от запаха которых я даже слегка «поплыла». И только напряжённое лицо Мары, силящейся казаться весёлой и энергичной намертво врезалось в память, да постепенно одеревеневающее тело Старика У Двери и черты его лица, навсегда замирающие в неподвижности. Нет, это не выглядело так, словно он умирает, не уходят в мир иной с таким одухотворённым видом, скорее уж было действительно похоже, что он перерождается к другому, возвышенному существованию.

А запись мне не удалась. Постоянно работающий напульсник зафиксировал всё празднество, вплоть до ключевого момента, а потом пошли полосы и цветные кляксы. Обидно.

– Я думаю, надо вызывать службистов и экспертов по работе с памятью, – сказал Мика на следующее утро, откладывая очередную запись сновидения. – Что бы с ней не творилось, естественные причины это иметь не может и мало того, явление набирает интенсивность. Сегодня вообще аншлаг какой-то был.

Забежавшая к нам с утра ненадолго Мара действительно имела вид настолько усталый, как будто не спала, а всю ночь занималась перемножение четырёхзначных чисел и извлечением корней квадратных из них же.

– Закономерно, – ответила я, прикидывая, не могло ли это быть связано с возросшей интенсивностью ночного общения Мары с диххами. – Кстати, ты, скорее всего, не прав, и это, как ты его назвал «явление» имеет вполне естественное происхождение. Для Даута естественное, конечно.

– Это ты о чём? – проявил нешуточный интерес Мика. И только тут я поняла, что о какой бы фигне мы в последние дни с ним не трепались, профессиональными сведениями не обменивались. Он – по вполне понятным причинам, я – ну просто в голову не пришло, что ему это тоже будет интересно. Этот пробел было необходимо заполнить, чем я и занималась, с переменным успехом, следующие полчаса. – Нет, и имея такие сведения, ты молчала! – кипятился Мика, я только руками развела. – Это же полностью меняет картину.

– Я как-то привыкла, что об анатомии, физиологии и физических возможностях инопланетников ты знаешь побольше моего, – попробовала я оправдаться, хотя это соображение пришло в мою голову только что.

– Не в этом случае. Драххи с незаконными миссиями на Землю не совались, а потому возможностей изучить их поподробней у наших спецслужб не было. Ну, а как ты думала, – начал он оправдываться, увидев мой обалдевший взгляд, – информацией по собственному строению ни одна раса не делится. Не то, чтобы это было так уж секретно и совершенно невозможно получить эти знания… э-э, нетравматичным способом, но и в открытом доступе их нет. Данные о себе – это оружие, вложенное в руки потенциального противника, так что целенаправленно ими делиться никто не спешит.

– Но ведь никто не мешает послать сюда несколько специалистов, которые изучат и переведут местные источники информации. Их же никто никогда не засекречивал. Да это и невозможно, наверное.

– Никто не мешает. И наверняка это даже делается. Но рас в космосе много, всех сразу не охватишь, не говоря уж о том, что одно дело знания эмпирические и совсем другое – практические. К тому же, кто к нам сам полез, на того и стоит обратить наиболее пристальное внимание. Такой принцип отбора. И, согласись, он не лишён логики.

– Да-а, – протянула я, – вот так начнёшь об одном, а узнаешь сто-олько интересного совсем о другом.

– Кстати, о «совсем другом», по шее бы тебе надавать за такие эксперименты над психикой моей пациентки. И особенно за то, что предварительно со мной не посоветовалась.

– Никак не могла, – я сделала «щенячьи» глазки, – это был экспромт и к тому же в самый последний момент. Будем надеяться, что психика у неё всё-таки выдержит.

– Не «будем надеяться», – строго поднял вверх указательный палец Мика, – а сделаем для этого всё возможное и проконтролируем.

И для реализации этого принципа мне пришлось всеми правдами и неправдами выдирать Мару из празднично-деловой круговерти, хотя бы на обеденные два часа, а Мику укладывать её спать под контролем аппаратуры и устроив изоляцию от всех возможных влияний извне. А чего мы наслушались, когда в положенный час её разбудили! Самым мягким эпитетом было: «Вредители!». Но дело того стоило и потому, мы не раскаялись, а, наоборот, преисполнились сознанием выполненного долга.

Нельзя сказать что дальше, на следующую ночь, произошло чудо. Точнее, если оно и произошло, то не с нами. На нашу с Миком долю досталось ночное бдение в ожидании не то избавления от Мариных напастей, не то катастрофы (меня наконец-то проняло осознание возможных последствий собственной безответственной выходки), а потому, когда Мара с утра пораньше постучалась в нашу комнату, мы были готовы практически к чему угодно. Мика только и успел, что убрать с экрана данные наблюдения за её состоянием.