Автор книги: Agamic
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)
Въезжаю в тоннель. Огни по обеим сторонам, ярко-оранжевый бьёт по глазам; несмотря на головную боль и то, что мне придется совершить совсем скоро, я спокоен. Я совершенно умиротворен после этой ночи. Кому сказать "спасибо"? Кириллу? Ха! Не слишком ли это просто?
Три с половиной километра под землей, и я выезжаю на свет. Глаза сразу слепит солнце, влезая наглыми лучами в открытое окно. Через пару секунд звонит Марк. Включаю громкую связь, и Марк сообщает, что Артём решил усадить Кирилла в камеру до моего возвращения.
- По причине?
- Он... догадался, кажется...
Марк не договаривает, покашливает: хоть мы и близки, ему неловко влезать в мою личную жизнь настолько глубоко. Он всегда действовал технично и сейчас придерживается определенных рамок.
- Кирилл сказал ему?
- Нет. Он сам.
- Жаль.
- Что?
- Позвоню позже, когда... когда смогу.
Точно следую маршруту навигатора. Еду, улыбаюсь и, наблюдая в зеркале свою довольную морду, начинаю смеяться. Смех превращается в некоторое подобие истеричного ржача - когда хочешь остановиться, но попытки лишь всё усугубляют. Ох, Тёма-Тёма...
А на месте Кирилла я бы всё рассказал. Конечно, мало приятного было бы, но всё же - смысл утаивать то, что я скажу потом сам?
Отражение моё хмурится: зачем я собрался рассказывать Артёму об этом? Смены планов не произошло: они оба свободны, так что...
***
До вечера сижу в кафе, чередую чай и сладкий кофе - выжидаю время, когда станет темно: в темноте кровь разглядеть труднее.
Итак, мой план: приехать к отцу и убить его. Проблем это составить не должно, так как его личная охрана знает меня, да и попыток до сегодняшнего дня я не совершал. Отец не думает... блядь, он даже не предполагает, что я решусь на это.
Всё потому, что я постарался на славу: изображал из себя не злого, а лишь недовольного, не делал глупостей и того, что могло бы разозлить его. Я не намекал, не упрекал и никогда - никогда! - не выказывал недовольства, а даже наоборот. Я сделал всё, чтобы доказать: после случившегося он может верить мне, и, если нужно, я пойду на всё, лишь бы он был счастлив.
Затем я вернусь в лагерь. По возвращении у меня будет не больше десяти часов - пока охрана отца не обнаружит его тело - на то, чтобы покинуть лагерь. За этот короткий промежуток я вряд ли смогу выехать из страны, но собрать вещи - вполне. После - дорога в противоположную сторону - на восток, дальше от лагеря и города Теней, и столицы, к границе с Китаем. Спланировал я всё бегло, поэтому вероятны отклонения от графика...
Темнеет, и я стою напротив дома отца. Большой двухэтажный особняк с узкими колоннами на открытой веранде и огромным зеленым садом по другую сторону от дома. Охранник у главного входа видит меня и приветственно кивает головой.
А вдруг не получится? Они схватят меня и убьют. Просто убьют и всё... Набираю номер Марка.
- Что случилось? - сразу спрашивает он.
- Пока ничего, - я слышу, что Марк напряжен, явно чем-то взволнован. - Что там у тебя?
- Один пидорас до Кира доебаться пытался, пришлось его в карцер отправить. Тёма, блядь, нажрался в комнате. Сидит ревёт теперь.
- Кого ты в карцер отправил, я не понял, Марк?!
- Охранника.
- Ясно...
Следующие пару минут он докладывает о делах Артёма, которые в данный момент меня вообще мало интересуют. Напиться и закрыться в комнате - если он так хочет, пусть. Мыслями возвращаюсь к Кириллу. Так что же он всё-таки сделал бы на моём месте? Убил бы этого старого гондона или, может, оставил жить?
- Марк, а ты где сейчас?
- В блоке.
- Слушай сюда. Я позвоню через час - это максимум. Если не позвоню, то...
- Иди ты на хуй, понял? - строго говорит он. - Я такой вариант даже не рассматриваю.
Смеюсь искренне, и на душе становится еще спокойнее. Но...
- Дай трубку ему.
Слышу шипение в телефоне, на фоне крики заключенных, а потом удивленный голос Кирилла, который вынуждает улыбнуться.
- Да?
- Что бы ты сделал на моём месте: оставил бы жить или убил? - говорю тихо, делая несколько шагов в сторону узкой дорожки, ведущей к парку.
Мне не нужно уточнять, о ком я говорю, Кирилл понимает. Слышу его тяжелое дыхание, почти вижу, как, в раздумьях, он облизывает губы и сводит брови, отчего его лицо приобретает еще более хищное, суровое выражение.
- Оставь его, пусть мучается, - неуверенно говорит он.
- Я так и думал.
Сбрасываю вызов, кладу телефон в карман и быстрым шагом пересекаю небольшую лужайку.
Охранник у входа здоровается и открывает дверь. Другой уже доложил о моем приезде и говорит, что отец ждет меня в кабинете. Поднимаюсь на второй этаж; ступени резные под тёмное дерево, красная ковровая дорожка, картины на стенах - настоящий пёстрый пиздец. На втором этаже еще трое: один у кабинета, второй - у спальни, третий - у сортира. Стоят, перед собой смотрят, как статуи - невъебенного роста и ширины. Со всеми не справлюсь - отмечаю про себя. Пистолет с глушителем остался в машине. Оставил специально, знал, что по всему дому датчики установлены, которые сразу просекут оружие - пушку, нож или еще что металлическое.
Охранник открывает дверь, пропуская меня в кабинет, и я сразу вижу отца. Он стоит спиной ко мне, у окна, в молчаливом нетерпении.
- Я ждал тебя три дня назад, - говорит он сухо, а затем добавляет мерзким, заунывным голосом. - Я скучал. Мы давно не... проводили время вместе, а теперь...
- Привет, - говорю и, улыбнувшись, проскальзываю вглубь кабинета, к этому ублюдку. - Как настроение?
Сегодня он в светлой рубашке и сером костюме, который подчеркивает то, что совсем скоро этот старый хуй развалится на части. Но... нет! Не развалится ведь! Я помогу ему...
- Тебе помочь раздеться? - спрашиваю и языком облизываю верхнюю губу. Приближаюсь и, встав позади, обнимаю. - Знаешь, что мне только что сказал один заключенный?
- Только что? - он чуть поворачивает голову и улыбается. - Ты что, говорил с ним по телефону?
- Да. И знаешь, что он сказал?
- Что? - он моргает и тянется руками ко мне. Я готов блевануть ему в лицо: как-то сразу находит тошнота, а сердце подпрыгивает внутри так сильно, что, кажется, бьётся не только в горле, но и в желудке. - А почему ты говорил с ним по телефону?
Вот он какой, мой отец: любопытный, слабый, тупой. Только на людях остроумный, старающийся подражать мне и пытающийся достичь каких-то там своих идеалов.
- Я говорил с ним, - кладу голову ему на плечо и смотрю в глаза. Одной рукой глажу щёку, другой - подбородок. - Ну, потому что...
- Почему, Костя?
Мысленно шлю его на хуй и в следующее мгновение, пользуясь внезапностью своих действий и громко покашливая, держу за подбородок одной рукой, второй - затылок, и, подтянув отца к себе - чуть приподняв его тело над полом, сворачиваю ему шею. Одним движением. Второе - на всякий случай - выворачивает его голову в неестественное положение. Мертвое тело держу и, стараясь не шуметь, укладываю его на кушетку. На цветную кушетку, в которой отец смотрится как-то нелепо в сером костюме. Быстро, пока охранник не заподозрил что-нибудь в затянувшейся тишине, подхожу к столу отца. В верхнем ящике лежит пистолет, глушителя нет, зато имеется запасная обойма.
Бросаю последний взгляд на отца. Хочется сыронизировать или пошутить зло, но с моей стороны это будет уж слишком по-свински. Да и придержу своё красноречие для кого-нибудь другого...
К двери подхожу, прислушиваюсь, и сразу раздается стук охранника. Варианта два: попытаться выйти, никого не убив, либо перестрелять всех. Но тогда времени у меня, вероятно, будет меньше. До лагеря четыре часа езды, собрать вещи, попрощаться с...
В последнее время я слишком много думаю - с этой мыслью толкаю дверь ногой и прицеливаюсь...
========== 53. Попрощаться... ==========
Утром отца обнаружит кто-нибудь из людей, работающих в доме, - уборщица или кухарка, например. Может, садовник заглянет в подсобку за оборудованием и увидит в коридоре труп охранника. В это время я уже успею выехать из лагеря и, если повезет, меня не схватят. А поймают - сразу под суд. Перебираю эти мысли до выезда из города. На прощание мне грустно улыбается анимационный парень в кожаных штанах, у головы которого висит облачко мыслей: "Как, уже?"
Да - уже. Больше ноги моей в этом городе не будет, и осознание этого приносит невероятное спокойствие. Чувствую ли я угрызения совести из-за убийства отца? Ни капли. Но знаю: когда-нибудь - возможно! - когда я стану таким же старым, каким был он, если доживу, - меня накроет так сильно, что останется лишь одно - пустить себе пулю в лоб...
Прощай, город Теней, и здравствуй, лагерь. Город надежды, город любви - ироничный слоган, существующий в моей голове. Лагерь - мой дом вот уже на протяжении десяти лет, и я собираюсь попрощаться с ним навсегда. Нет сожаления, есть чувство потерянного времени, которое я постараюсь если не вернуть, то хотя бы восполнить. Жить...
Просто жить для себя, для окружающего мира, что ли, и, пусть это будет наивно, для меня в особенности, я надеюсь решить свою проблему с этим самым окружающим. Как? Да какая разница?!
Вспоминаю, что забыл позвонить Марку; как только в телефоне раздаётся первый гудок, Марк сразу берет трубку.
- Скоро будешь?
- Через пару часов, думаю. Что там?
- Всё тихо.
- Артём?
- Спит, - облегченно вздыхает Марк. - В комнате нужно будет навести порядок...
Хочу сказать, что это больше не моя комната, но говорю о другом.
- Что с Кириллом?
Теперь можно поговорить нормально, обсудить всё.
- В камере.
- Ты тоже нашел кого слушать, - говорю ему, имея в виду Тёму. Еще до этого сказать хотел, но мысли были забиты другим. - Выпусти его. А вообще...
- А давай ты сам его выпустишь?
- Я тебя понял, ага.
Марк хмыкает, что говорит о его улыбке, и я улыбаюсь сам. Вот такая небольшая услуга, чтобы я подумал напоследок, хочу ли отпускать Кирилла. Умно со стороны Марка, но что я буду делать с Ним? Что мы будем делать? Я уезжать собрался, у Кирилла - свои планы. Наши пути с ним расходятся, как и с Артёмом, в общем-то.
Как представлю, что мне предстоит этот заунывный разговор с тёмиными слезами, становится тошно. Где, где были мои глаза раньше? Почему я созрел только сейчас, что так сподвигло меня резко осознать свои чувства, вернее, их отсутствие? В этом еще предстоит разобраться, но фоном, только фоном - не заморачиваясь, не углубляясь в философские размышления, ибо я что-то уже слегка заебался думать...
***
- У меня мало времени, - говорю на ходу; Марк идет рядом. В руке у него ключи от моей машины, в другой - связка от спальни, камер и прочих помещений. - Собираю вещи и уезжаю. Ты тоже. Забирай её, - киваю головой в сторону машины, на пару мгновений останавливаясь. - Она - твоя.
- Куда поедем? - он хмурится, и я его прекрасно понимаю. Сколько мы знаем друг друга? Лет восемь, не меньше. Он всегда был предан мне, а теперь в некоторой степени я собираюсь его бросить. Он и другой работы-то никогда не имел.
- Поеду я один, на другой машине.
Не смогу я озвучить вслух, что не желаю рисковать его здоровьем. Во-первых, просто не могу, а во-вторых, Марк сам знает это.
- Понял, - говорит он твердо, но довольно тихо. - Всё понял.
После, развернувшись, он идет к машине. На ходу кладет телефон в задний карман штанов. Собирать вещи Марку не нужно, у него здесь ничего и не было. Только шмотки, на которые ему плевать. Не переодеваясь, не прощаясь с кем-то из охраны, он уходит и даже не оборачивается, а я смотрю ему вслед. Последний мой приказ исполняется так беспрекословно и идеально, что даже жаль немного.
- Марк! - кричу, а он поворачивается, останавливаясь рядом с крузаком. - Спасибо!
Он слегка улыбается, кивает и садится в салон. Следующие несколько секунд я наблюдаю, как взметнувшаяся вверх пыль покрывалом ложится на землю.
***
Прохожу вестибюль. Один из охранников подозрительно оглядывает меня; подхожу к нему, встаю почти вплотную.
- Хули ты встал тут? Пиздуй в блок, в вестибюле охранять некого.
Слова произношу чётко, немного зло. Надо признать, без Марка уверенности в том, что меня не ёбнут свои же работники, поубавилось. Так что в данной ситуации держать всё под жёстким контролем - главное.
Охранник поворачивается и идёт в сторону коридора, ведущего в блок. Следую за ним: сперва нужно вытащить Кирилла из камеры, потом - к Артёму, ведь в спальню вряд ли кто полезет. Странно... Странно, что у меня вообще в голове такие мысли - как будто все вокруг сговорились.
На самом деле всё осталось на своих местах: лагерь всё тот же, охрана и заключенные всё те же.
Захожу в блок и наблюдаю, как два охранника составляют список следующих жертв для газовой камеры. Хочу вмешаться, уже делаю шаг в их сторону, как меня останавливает знакомый голос. Кирилл.
- Костя! - говорит он, - Сколько я еще, блядь, буду сидеть здесь?
Он недовольно хмурится, но в его глазах читаю облегчение. Рад, что я вернулся? Вернулся живым или вернулся, чтобы освободить его? Подхожу к камере и открываю дверь.
- Ждал меня?
- Я заебался тут сидеть, - говорит он и теперь хмурится по-настоящему. - Меня достало смотреть на это всё...
Несколько секунд мы стоим рядом с камерой, смотрим на ржущих охранников, на испуганных заключенных, которые умрут через пару часов. Кирилл почти не дышит, а я...
Я даже не буду пытаться оправдываться - ни перед ним, ни перед собой. Пытаться ломать эту систему бесполезно; бороться нужно начинать с самых верхов, а одного из тех, кто создал этот лагерь, я сегодня убил...
- Остановить бы это, - говорит Кирилл и, прищурив глаза, поджав губы, смотрит на происходящее.
Я знаю: он хотел бы, чтобы это сделал я. Хотел бы видеть меня таким - крушащим всё на своём пути ради справедливости, ради чужих жизней, ради... него.
- Остановить сейчас для того, чтобы их убили на пару часов позже? - задаю вопрос, который не требует ответа. Кирилл поворачивается и окидывает меня презрительным взглядом. - И нехуй так смотреть. Вспомни наш разговор несколько часов назад и уже потом думай о жизнях чужих людей.
- Ты меня обвиняешь? - он удивленно выгибает брови, усмехается и направляется к выходу.
- Нет. Я говорю о том...
- Если бы я сказал иначе, ты бы послушал? - издевательский тон.
- Пфф!
- Ну, о чем речь тогда?
Идём по коридору, лампы дневного света еле слышно потрескивают в тишине, разбавляемой нашими шагами. Идём, не говоря ни слова, и я убиваюсь повисшим напряжением между нами. Не то чтобы это было важно в отношении Кирилла - быть спокойным и расслабленным, но всё же. Причину понимаю позже, когда мы проходим мимо вестибюля, туалета и душевой: только тогда Кирилл замирает на месте.
- Я выход пропустил, - говорит он удивленно. Я готов натянуть на лицо непринужденную улыбку и пожать плечами, как это обычно делают люди в таких ситуациях, но стою спокойно. Не двигаюсь, молчу, смотрю на него. - С Артёмом попрощался как-то по-дебильному, - неуверенно произносит он и вдруг улыбается. - Но так даже лучше. Он выставил меня из комнаты, посадил в камеру...
- Это Марк посадил тебя в камеру. Марк. По моей просьбе, - последнего пункта в сценарии не было - я только что придумал его сам. Контрольный вопрос в голову - чтобы прояснить ситуацию. - Какие планы на вечер?
- Уехать отсюда - это минимум, - Кирилл прячет руки в карманах штанов и прислоняется к стене; глазами скользит по моему телу, снизу вверх, и останавливается на губах, буквально на мгновение. Он размышляет. Он думает о вопросе, который я задал, о его подтексте - это умиляет, забавляет и радует одновременно. Думает - значит, сомневается, а сомнения - выигрыш уже наполовину.
Сможет ли Кирилл переступить через себя, забив на гордость, совесть и прочую требуху? Просить его становиться мной - никогда, никогда я не сделаю этого, можно не сомневаться.
- Ты... - начинает он, но не может сформулировать свою мысль.
Я - что? Я такое же дикое животное, каким был. Я всё тот же Бес, и, вероятно, натворю еще немало гадостей в жизни.
- Я должен ехать, - вдруг говорит Кирилл, и на короткий - очень короткий - промежуток времени я теряюсь. Мне кажется, будто заело плёнку или проигрыватель жизни дал сбой. Я ослышался?
Кирилл встаёт передо мной, расправив плечи, задрав подбородок. Задумчиво облизывает губы, хмурится, а затем хватает меня за шею, тянет к себе и целует. Неожиданно, но как приятно. После напряженной ночи поцелуй кажется спасением от всего, и я отвечаю на него охотно, жадно. Как же охуенно Кирилл лижется, просто пиздец. Страстный, безумный, жёсткий. Он не играет, не пытается угодить или выставить себя крутым парнем. Он целует, потому что хочет целовать меня, потому что знает, что мы не увидимся больше, и этот поцелуй - последнее, что свяжет нас. Наше последнее воспоминание друг о друге - как чистый лист, на котором заново пишется история. Кирилл будет скучать по мне, но говорит он об этом лишь движениями своего тела. Еще немного, и полыхнет... Слегка прикусываю его губу, Кирилл постанывает и пытается оторваться от меня.
- Сволочи...
Позади раздаётся тихий плач. Оборачиваюсь и смотрю, как Артём, поднявшись с пола, убегает дальше по коридору.