Текст книги "Шеф с системой в новом мире (СИ)"

Автор книги: Afael

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Он ходил по кухне кругами, как запертый в клетке медведь. От очага к столу, от стола к двери, от двери обратно к очагу. Его огромная тень металась по каменным стенам, создавая причудливые, уродливые образы. Он не смотрел на меня, но я чувствовал его взгляд каждой клеткой своей кожи. Этот взгляд, полный ярости, недоверия и, что самое страшное, предвкушения моего провала. Он ждал. Ждал момента, когда сможет с наслаждением, медленно и мучительно, воплотить в жизнь свою угрозу и сварить меня в котле.

Остальные поварята, казалось, перестали дышать. Они забились по своим углам, склонив головы над работой, но я знал, что никто из них не был сосредоточен на том, что делает. Их движения были механическими. Все их внимание сконцентрировалось на этой безмолвной дуэли между их тираном и странным, дерзким новичком. Их судьба тоже висела на волоске. Если я провалюсь, гнев Прохора обрушится не только на меня, но и на всю кухню, как это бывало не раз.

Я же заставил себя работать. Взял кучу грязной моркови и начал скоблить ее. Мои руки двигались ровно, методично, без единого лишнего движения. Внешне я был воплощением спокойствия, профессионалом, выполняющим свою задачу, но внутри у меня бушевал шторм. Я снова и снова прокручивал в голове данные [Анализа]. Кислота. Коллаген. Разрушение белковых волокон.

Теоретически, все должно сработать, но теория и практика – это два разных мира, а в этом мире цена ошибки была слишком высока. Я чувствовал, как капли холодного пота медленно стекают по моей спине под рубахой.

Наконец, когда я уже был готов поклясться, что прошла целая жизнь, Прохор остановился.

– Время, – прохрипел он.

Он подошел к столу, где в глиняной миске лежало мясо, покрытое темно-красной ягодной кашицей. Он с брезгливостью сгреб маринад рукой и швырнул его в ведро с помоями. Обнажившийся кусок мяса выглядел иначе. Его цвет изменился, стал более светлым, розоватым, а плотная структура волокон казалась более рыхлой.

Прохор взял свой тяжелый мясницкий нож и отрезал от края тонкий, почти прозрачный ломтик. Я следил за его рукой. Нож вошел в мясо заметно легче, чем раньше, не с усилием, а плавно. Это был первый хороший знак. Прохор тоже это заметил. На его лице промелькнуло удивление, которое он тут же постарался скрыть за своей обычной маской гнева.

Он швырнул ломтик на маленькую, раскаленную сковороду, смазанную салом. Мясо мгновенно зашипело, и по кухне поплыл новый аромат. Это был не просто запах жареной говядины. К нему примешивалась тонкая, карамельная, фруктовая нотка от ягодного сока, который впитался в мясо.

Через минуту все было готово. Прохор кончиком ножа подцепил румяный, скворчащий кусочек. Вся кухня затаила дыхание. Он на мгновение замер, глядя на мясо, затем, словно приняв неизбежное, отправил его в рот.

Я смотрел на его лицо, пытаясь прочесть хоть что-то. Сначала он жевал агрессивно, с вызовом, словно пытаясь разгрызть ту самую подошву, о которой кричал час назад. Его челюсти двигались тяжело, мощно, но вдруг движение замедлилось. Выражение вызова на его лице сменилось крайним недоумением. Его глаза, до этого суженные в гневные щелочки, слегка расширились. Он перестал жевать и просто замер на секунду, словно прислушиваясь к ощущениям. Затем медленно дожевал и проглотил.

Он молчал. Эта тишина была страшнее любого крика. Затем снова отрезал кусок, пожарил и съел. Затем еще один.

Наконец, он тяжело выдохнул и бросил нож на стол. Он не посмотрел на меня. Он смотрел на спасенный кусок мяса с выражением, в котором смешались шок, злость на то, что я оказался прав, и нехотя пробивающееся восхищение.

Прохор не мог этого скрыть. Чудо произошло. Жесткое, как камень, мясо не просто стало съедобным. Оно стало нежным. Кислота ягод не только разрушила жесткие волокна, но и придала пресному мясу сложный, пикантный, благородный вкус. Рагу было спасено. Ужин для управляющего спасен. Моя жизнь, кажется, тоже.

Прохор резко развернулся и уставился на меня. Я ожидал чего угодно – удара, ругани, нового унижения, но он просто смотрел. Долго. Тяжело. В его взгляде уже не было того простого, животного презрения к рабу. Там было недоумение. Осторожность и, возможно, даже капля страха перед непонятным.

– Чего встал, Веверь? – наконец, отрывисто бросил Прохор, отводя глаза. – Работай!

Он развернулся и, схватив миску с мясом, понес ее к котлу, отдавая приказы другим поварам. Он не сказал ни слова благодарности, нне признал моей правоты, но в его голосе больше не было желания меня уничтожить. Я перестал быть для него просто грязью под ногами, а стал непонятным, странным, но потенциально полезным инструментом.

В иерархии этой адской кухни я только что поднялся на одну, крошечную, но невероятно важную ступеньку. Я это чувствовал. И, судя по тому, какими глазами теперь на меня смотрели остальные поварята, они это тоже поняли.

Моя маленькая победа над Прохором изменила не все, но многое. Он не стал добрее и не перестал на меня огрызаться, но в его поведении появилась новая, незнакомая доселе нотка – осторожность. Он больше не искал повода для избиения, а наблюдал за мной издалека, с тем же недоверчивым любопытством, с каким дикий зверь смотрит на непонятное ему явление.

Эта негласная передышка развязала мне руки. Теперь я мог действовать более открыто, не боясь получить удар по голове за каждый нестандартный шаг и моим главным проектом, моей первой настоящей миссией, стал Матвей.

Я больше не нуждался в полной конспирации, чтобы передать ему лекарство. Пользуясь своим новым, негласным статусом «странного, но полезного» поваренка, мог делать это почти в открытую.

Я заваривал корень Алтея в своей треснувшей кружке прямо у очага. Если Прохор и видел это, он лишь хмурился и отворачивался, предпочитая не связываться с моим «деревенским колдовством», которое, как он уже убедился, могло быть на удивление эффективным.

Процесс приготовления нового лекарства был настоящей алхимией. Я не просто кипятил корень, а нарезал его тончайшими, почти прозрачными лепестками, чтобы максимизировать площадь соприкосновения с водой. Не доводил воду до бурного кипения, а поддерживал температуру на грани, постоянно используя [Анализ], чтобы следить за процессом экстракции. Я видел, как [растительная слизь] и [противовоспалительные соединения] переходят в отвар, и снимал его с огня в тот самый момент, когда их концентрация достигала пика.

[Создан новый рецепт: [Отвар «Чистые Легкие» (улучшенный)]]

[Качество: Отличное]

[Эффекты при употреблении: [Мощное противовоспалительное действие (слизистые)], [Стимуляция регенерации легочной ткани (слабая)], [Отхаркивающий эффект (сильный)]]

Это было уже не слабое поддерживающее средство, а настоящее, целенаправленное лекарство.

Каждый вечер, после ужина, я подходил к Матвею и молча протягивал ему кружку с густым, похожим на сироп, теплым отваром и чудо происходило на моих глазах, разворачиваясь день за днем.

После первой же дозы его мучительный кашель, раздиравший грудь, стал влажным и продуктивным. Он откашливал ту заразу, что сидела в его легких, и ему становилось заметно легче дышать. На второй день он впервые за много недель проспал всю ночь, не просыпаясь от удушья.

На третий день пропала лихорадочная бледность, а на его впалых щеках проступил едва заметный, но живой румянец. Он перестал шататься от усталости, его движения стали более уверенными. Я видел, как он, неся ведро с водой, больше не останавливался на полпути, чтобы перевести дух.

На пятый день я заметил, что он съедает свою порцию баланды полностью и даже смотрит на чужие миски с голодным блеском в глазах. Его организм, переставший бороться с болезнью, требовал топлива для восстановления. Я начал тайно добавлять в его порцию порошок из растертых жареных жуков, который прятал в складках одежды, – ему нужен был белок.

На седьмой день произошло то, что поразило меня больше всего. Один из старших поваров, Федот, поскользнулся и расплескал немного горячего жира, за что тут же получил порцию ругани от Прохора. Ситуация была обычной, но я увидел, как Матвей, стоявший рядом с другим мальчиком, тихо прыснул со смеху, прикрыв рот рукой. Он смеялся. Впервые за все время я увидел на его лице не страх и не страдание, а живую, мальчишескую эмоцию. В этот момент я понял, что моя миссия почти выполнена. Я смог вырвать его из лап смерти.

Тем же вечером он сам нашел меня у моего тайника за поленницей. Он больше не выглядел как испуганный зверек. Он стоял прямо, а в его глазах, смотревших на меня, не было прежнего страха. Там было нечто большее.

– Алексей… – сказал он тихо, и мое настоящее имя прозвучало из его уст как знак высшего уважения. – Я… я думал, что умру. Все так думали. А ты… ты спас меня.

Он сделал шаг вперед и, прежде чем я успел что-то сделать, опустился на одно колено, пытаясь поймать мою руку. Я отшатнулся.

– Встань! – приказал я шепотом. – Не смей этого делать! Нас увидят.

Он послушно поднялся, но смотрел на меня с благоговейной преданностью.

– Я твой должник навек, Алексей, – сказал он, и его голос был абсолютно серьезен. – Моя жизнь теперь твоя. Если что-то нужно… узнать, кто что сказал… передать кому-то слово… подсмотреть… Я буду твоими ушами и глазами на этой кухне. И на всем дворе. Клянусь.

Я смотрел на него и видел перед собой не просто исцеленного ребенка, а видел своего первого, безоговорочно верного союзника. Инструмент, который был куда ценнее любых корней и трав. Информатор, соратник, тот, кому я, возможно, смогу доверять в этом враждебном мире.

– Хорошо, Матвей, – кивнул я, принимая его клятву. – Я понял, а теперь иди и помни – никому ни слова. Обо мне и об этом месте. Ни о чем.

Он кивнул еще раз и бесшумно растворился в темноте. Я остался один, но чувство одиночества стало другим. Оно больше не было тотальным. Я сделал первый шаг. Не просто выжил, а начал строить свою собственную, крошечную, тайную империю и у меня только что появился мой первый подданный. Осталось улучшить условия остальных поварят. Только нужно придумать как…

Жизнь на кухне неуловимо, но кардинально изменилась. Я выкроил себе небольшое, но прочное пространство безопасности, сплетенное из страха и смутного уважения окружающих. Прохор больше не искал повода для побоев. Он держался на расстоянии, наблюдая за мной слюбопытством.

Иногда, разделывая тушу или пробуя бульон, он мог рыкнуть в мою сторону: «А ну, Веверь, поди сюда! Нюхни! Свежее?». И я, спокойно подойдя и сделав вид, что принюхиваюсь (хотя мой [Анализ] уже давно дал мне полный отчет), давал короткий, точный ответ: «Свежее, но долго не пролежит. Жир начал горчить».

Он хмурился, сплевывал, но неизменно следовал моему совету, отправляя сомнительный кусок на стол для прислуги, а не для стражи. Прохор не доверял мне, но он начал доверять моим странным, безошибочным знаниям.

Другие поварята обходили меня стороной, как будто вокруг меня была невидимая черта. Их страх перед Прохором теперь смешивался со страхом передо мной. Особенно после чудесного преображения Матвея, который из кашляющего заморыша превратился в пусть и худого, но крепкого и деятельного мальчишку. Я стал для них местным колдуном, непонятной силой, которую лучше не злить.

Этот статус меня более чем устраивал. Он давал мне свободу для маневра, для моих ночных вылазок и тайных кулинарных ритуалов. Я почти начал привыкать к этому новому, странному равновесию.

Но в один из дней все изменилось.

В затишье между обедом и ужином на кухню вошла одна из служанок из господских покоев, молодая девушка по имени Алена. Она подошла к старшей кухарке, Аграфене, чтобы забрать свежезаваренный травяной отвар для лекарей. Девушка выглядела расстроенной, ее глаза были красными, а руки слегка дрожали. Я в это время перебирал овощи неподалеку и невольно стал свидетелем их тихого, тревожного разговора.

– Совсем плох наш соколик, – прошептала Алена, и ее голос дрожал от слез. – Лекарь Демьян уже и не знает, что делать. Отвары не помогают, сила из княжича уходит, как вода сквозь пальцы. Сегодня утром снова приступ был, так ослаб, что на ноги встать не мог.

Аграфена сочувственно покачала головой, вытирая руки о фартук.

– Слыхала, – ответила она так же шепотом. – А дуэль-то с Морозовским быком скоро уже. Срам-то какой будет на весь род… Говорят, княжич от злости и бессилия посуду в покоях бьет. От еды почти отказался, кричит, что тяжесть в желудке ему двигаться мешает.

Я замер, держа в руках брюкву. Шум кухни, треск огня, ворчание поварят – все это отступило, растворилось. Княжич Ярослав. Я почти забыл о нем, поглощенный собственным выживанием, своими маленькими победами и планами, но теперь, в один миг, все встало на свои места.

В моей голове, словно на светящемся экране, вспыхнули строки моего давнего [Анализа], который я провел несколько недель назад:

[Статус: Незначительная блокировка потоков Живы (результат некорректных тренировок).]

[Контроль Живы: Ниже среднего.]

[Скрытое беспокойство (страх не оправдать ожидания).]

Теперь я все понял. Он не болен. Его проблема была не медицинской, а… системной. Боясь проиграть, он тренировался еще яростнее, чем раньше. Эти изматывающие тренировки не делали его сильнее, а лишь усугубляли блокировку его энергетических каналов. Он тратил втрое больше сил на каждое движение.

Лекари, не видя этого, пытались лечить его «усталость» стимулирующими отварами, которые лишь подхлестывали его и без того загнанный организм, сжигая последние резервы. А отказ от еды из-за «тяжести» лишь усугублял проблему, лишая тело топлива для восстановления. Это был замкнутый круг, который вел его прямиком к полному коллапсу и позорному поражению в дуэли.

Проблема, которую не могли решить лучшие специалисты крепости. Проблема, истинную причину которой, возможно, во всем этом мире знал только я один.

Я медленно опустил брюкву на стол. Мои руки не дрожали. Внутри все было холодным и ясным. Я оглядел эту грязную, пропахшую чадом кухню, которая была моим адом и моей лабораторией. Посмотрел на свое отражение в тускло блестящем медном котле – на худое лицо безродного поваренка.

И в моих глазах погас огонек тихого удовлетворения от недавних успехов.

В них загорелся новый огонь – холодный, острый, расчетливый блеск охотника, который долгие часы сидел в засаде и наконец увидел свою дичь. Невероятную, гигантскую, сказочную дичь.

Я видел не трагедию благородного рода Соколов. Плевал я на них.

Я видел возможность.

Шанс, который мог одним махом поднять меня со дна этой кухни на самую вершину пищевой цепочки. Шанс превратить свое «меню для выживания» в «меню для восхождения». А еще вытащить несчастных детей из этого ада.

Глава 11

Вернувшись в свой тайник, я не мог найти себе места. Новость о княжиче Ярославе гудела в моей голове, как растревоженный улей. Это была не просто новость, а возможность, которой нужно воспользоваться.

Узкая, опасная, почти незаметная щель в той глухой стене, которая отделяла меня, раба-поваренка, от мира власти и возможностей. Я понимал, что если не попытаюсь в нее протиснуться, другого шанса может и не быть. Да и не будет, скорее всего.

Я сел на старую мешковину, заставив себя успокоить бешено колотящееся сердце. Паника и азарт – плохие советчики. Нужен план как провернуть это дело.

У меня есть знание, которого не было ни у кого в этой крепости. Я знаю истинную причину недуга наследника. Вот только знание бесполезно, если его нельзя применить. Как мне, грязному «Веверю», донести эту информацию до тех, кто принимает решения? Как заставить их выслушать меня, не приказав сначала высечь за дерзость?

Я начал лихорадочно перебирать варианты, отбрасывая их один за другим.

Первая мысль – обратиться к лекарям. К седобородому Демьяну, который смотрел на мир с высоты своего опыта и знаний о целебных отварах.

Я живо представил себе эту сцену. Я, в своих лохмотьях, подхожу к нему и говорю: «Уважаемый лекарь, вы все делаете не так. Княжичу нужно не ваше зелье, а правильно сбалансированное меню для коррекции метаболизма и гармонизации потоков Живы». Что бы он сделал?

В лучшем случае, рассмеялся бы мне в лицо. В худшем – немедленно донес бы, что на кухне завелся опасный чернокнижник, который несет колдовскую чушь и пытается вмешаться в лечение наследника. Профессиональная гордыня и десятилетия следования традициям создали вокруг него непробиваемую стену.

Значит путь через лекарей для меня закрыт.

Хорошо, может, тогда обратится к военным? К воеводе Ратибору. Он наставник княжича, искренне переживает за него, но Ратибор – солдат до мозга костей. Он мыслит категориями приказов, дисциплины и силы оружия. Понимает язык стали, а не язык «синергии ингредиентов».

Представить себе, что я подхожу к этому суровому, покрытому шрамами воину и начинаю рассказывать про пользу медленных углеводов и вред стимулирующих отваров… Это было бы еще более абсурдно. Он просто не поймет, о чем я говорю. Для него мои идеи прозвучат как бред сумасшедшего. Ратибор человек прямого действия, и его реакция на мою дерзость будет такой же прямой и болезненной. Отметается.

Оставался Прохор. Мой непосредственный начальник и тиран. Эта мысль была самой соблазнительной и самой опасной. Я уже доказал ему свою ценность. Он видел, как моя «деревенская магия» работает. Может, использовать его? Рассказать ему часть правды, дать ему рецепт, чтобы он передал его наверх от своего имени? Я проиграл в голове оба сценария, и оба закончились для меня катастрофой.

Сценарий первый: успех. Мое «лекарство» помогает. Княжич идет на поправку. Прохор немедленно присваивает все заслуги себе. Он становится героем, личным спасителем наследника. А я? Я в лучшем случае получу лишнюю миску баланды.

Но что хуже, Прохор поймет, что я – источник ценных, уникальных знаний и он начнет выжимать их из меня, как сок из лимона, держа меня в еще большем страхе и рабстве. Я стану его тайным, безымянным ресурсом.

Сценарий второй: провал. Мой метод не дает мгновенного результата или вызывает какую-то побочную реакцию. Прохор тут же, не колеблясь ни секунды, свалит всю вину на меня. «Это все он, Веверь, колдун! Отравить княжича пытался! Я его на этом поймал!». И меня поволокут в подвалы еще до того, как я успею сказать слово в свою защиту. Нет. Доверять Прохору – все равно что совать руку в пасть голодному волку.

Все пути казались тупиковыми. Я заперт в своей социальной роли, в своей касте отверженных.

Тут в моей памяти всплыло еще одно лицо, не выражавшее ни гнева, ни воинской прямоты. Лицо, на котором была лишь маска спокойного, анализирующего контроля. Степан Игнатьевич. Управляющий.

Вот он. Ключ к моему возвышению.

Он не лекарь, скованный догмами. Не солдат, мыслящий категориями силы и не мелкий тиран, ведомый жадностью и страхом. Он – администратор. Тактик. Психолог. Его интересуют не методы, а результат.

Больной, неспособный победить в дуэли наследник – это крайне неэффективно. Это удар по престижу рода, по моральному духу гарнизона, по стабильности, за которую он, управляющий, отвечает своей головой. Он – единственный, кто может быть достаточно прагматичным, чтобы рассмотреть даже самый дикий, самый немыслимый вариант, если тот сулит успех. Степан Игнатьевич способен переступить через сословные предрассудки ради дела.

Но как до него достучаться? Прямой подход исключен. Я не могу просто подойти к нему и заявить, что знаю, как вылечить княжича. Меня даже на порог его канцелярии не пустят. Нужно, чтобы он пришел ко мне сам. Создать событие, которое привлечет его внимание. Создать «информационный повод». Подать ему на блюде аномалию, загадку, которую его аналитический ум не сможет проигнорировать и захочет разгадать.

Мой план был прост в своей сути, но дьявольски сложен в исполнении. Нужно создать локальное чудо, которое нельзя было бы объяснить ни удачей, ни случайностью. Чудо, которое заставит аналитический ум Степана Игнатьевича задать главный вопрос: «Почему?». И я знал, что единственным ответом на этот вопрос, после отсечения всех прочих, должен был остаться я.

Для начала мне нужна точная цель. Воздействовать на всю стражу слишком масштабно и может привести к непредсказуемым последствиям. Нет, мне нужна одна, конкретная группа, чье состояние и работоспособность находится под пристальным вниманием, чье внезапное и необъяснимое улучшение станет статистическим выбросом, который не сможет проигнорировать ни один хороший управляющий.

Здесь мне как раз понадобится помощь моего союзника.

Тем же вечером, когда раздавал поварятам их вечернюю баланду, я нашел глазами Матвея и незаметно кивнул ему в сторону темного угла у дровяного склада. Через десять минут он проскользнул туда, озираясь по сторонам.

– Что, Алексей? – прошептал он, его глаза блестели от предвкушения.

– Мне нужна твоя помощь, Матвей, – сказал я так же тихо. – Это важно, но очень опасно. Никто не должен знать об этом.

Он решительно кивнул, его худенькое лицо стало серьезным.

– Я могила.

– Я хочу, чтобы ты слушал разговоры стражников, когда они приходят на кухню за водой или погреться. Мне нужно знать, какой отряд в гарнизоне считается самым паршивым. У кого самая тяжелая служба, на кого больше всего жалуются, кто вечно сонный и злой. И главное – кто их десятник. Ты понял?

– Понял, – без колебаний ответил он. – Узнаю.

Он справился быстрее, чем я ожидал. Уже на следующий день Матвей, якобы подметая пол у моих ног, прошептал, не поднимая головы:

– Отряд Игната. Они стоят в ночном дозоре на главных воротах. Самый неприятный пост, который под постоянным контролем. Их последние несколько недель еще в дозоры гоняли, поэтому дружинники уставшие, так как не отдыхают толком. Все на них жалуются, говорят, спят на ходу. Игнат – мужик суровый, но справедливый, сам из простых. Степан Игнатьевич его каждую неделю по пятницам к себе вызывает на отчет.

Это было то, что нужно и я похвалил Матвея. Он на короткий миг поднял лицо, улыбаясь от уха до уха.

Теперь цель определена – смена Игната. Если самая уставшая и неэффективная группа в крепости внезапно покажет чудеса бодрости, это будет замечено. Если Игнат дает отчет у управляющего в пятницу – значит, у меня есть три дня на подготовку и проведение эксперимента.

Теперь нужно создать «наживку». Просто подсыпать порошок в общую баланду будет слишком грубо. Мне нужен отдельный, особый продукт, который достанется только им. «Каша Силы». Я мысленно усмехнулся этому пафосному названию.

Ингредиенты подбирал тщательно в своем тайнике. Основа – обычное пшено, которое мне удалось стащить из мешка, но главное добавки. Я взял двойную дозу растертого «Корня Бодрости». К нему добавил горсть лесных орехов, которые нашел во время своей вылазки. Они как показал [Анализ], были богаты полезными жирами и давали долгое чувство сытости. Я растолок их в ступке до состояния маслянистой пасты. Смешав порошок корня и ореховую пасту, получил концентрированную, высококалорийную и энергетическую смесь.

Затем провел [Анализ] над конечным продуктом.

[Блюдо: Каша Силы (Улучшенная)]

[Качество: Хорошее]

[Эффекты: [Повышение Выносливости (слабое)], [Сопротивление Холоду (очень слабое)], [Концентрация (слабая)]. Длительность: 6 часов.]

Шесть часов. Ровно столько, сколько длится ночное дежурство. Идеально.

Кашу я съел с большим удовольствием.

Оставалась последняя, самая сложная часть – получить разрешение Прохора на готовку отдельного блюда. Мне нужна легенда, в которую этот тупой, но подозрительный зверь мог бы поверить.

Я выждал до вечера четверга. Подошел к Прохору с самым смиренным и виноватым видом, на какой был способен. В руке держал небольшую пригоршню пшена.

– Мастер, – промямлил я, глядя в пол. – Вот это зерно… оно, кажись, отсырело немного. Душок у него какой-то. Я в мешке нашел, в самом низу. Для господского стола не годится, и для стражи тоже, пожалуй. Выбросить жалко…

Прохор выхватил у меня из руки зерно, растер его своими пальцами-колбасами и понюхал.

– Тьфу, и правда, прелью отдает, – сплюнул он. – Выкинь свиньям.

– Так жалко же, мастер, – я изобразил рачительность раба, боящегося хозяйского гнева за порчу продукта. – Может… может, сварить из него отдельную кашу для ночного дозора? Для смены Игната? Погуще, пожирнее, с салом, чтобы душок перебить. Все равно не заметят, а то добро пропадает.

Я затаил дыхание, так как бил в единственную понятную ему точку – в его паническую боязнь бессмысленной траты продуктов, за которую мог наказать управляющий. Экономия была религией Прохора.

Он на мгновение задумался, его маленькие глазки оценивающе сощурились. Моя логика была ему понятна. Списать плохое зерно на самую паршивую смену, которая все равно ни на что не жалуется, – это было в его стиле.

– Валяй, умник, – наконец, рыкнул он. – Готовь, но чтоб я потом жалоб от Игната не слышал, понял? И чтоб ни крошки доброго сала на эту прель не извел! Возьмешь обрезки.

– Так точно, мастер, – поклонился я, скрывая триумфальную улыбку.

Приготовление «Каши Силы» я обставил с максимальной осторожностью. Не просто свалил все в котел, а дождался, пока основная масса пшена для стражи будет засыпана в большой котел. Затем подошел к Прохору с отдельным, маленьким котелком.

– Шеф, вот это зерно, что отсырело, – сказал я смиренно. – Я его отдельно сварю, как вы велели, чтобы оно с добрым не мешалось.

Прохор лишь неопределенно махнул рукой, полностью поглощенный процессом нарезки свинины для господского стола. Этого было достаточно.

Я поставил свой котелок на край очага. В него засыпал «порченое» зерно, а затем, дождавшись, когда никто не смотрит, добавил свою секретную смесь из ореховой пасты и порошка «Корня Бодрости». Я варил ее дольше обычной, постоянно помешивая, пока она не превратилась в густую, плотную, ароматную массу, в которой землистый дух корня и ореховая нота полностью замаскировали легкий запах прели.

Кульминация настала, когда пришла смена Игната. Я лично встал на раздачу их порций. Стражники, хмурые и уставшие после дневных дел, протягивали свои миски. Я накладывал им щедрые порции своей особой каши, густой и дымящейся.

– Что-то сегодня густо, – пробурчал один из них, с сомнением глядя в миску.

– Ешь давай, пока дают, – ответил за меня десятник Игнат, забирая свою порцию. – На стене ночью и не такому рад будешь.

Они ушли. Первая часть моего плана была завершена. Наживка была проглочена. Теперь оставалось только ждать.

Этой ночью я почти не спал. Уминая ночной ужин, а потом лежа на нарах, я мысленно был там, на холодных стенах крепости. Мой разум, работающий с новой, кристальной ясностью, прокручивал сценарий, как шеф-повар прокручивает в голове этапы сложного банкетного ужина.

Вот прошло два часа с начала смены. Холод уже должен был пробрать их до костей. Обычно в это время начинается первая волна усталости, раздражения. Но сегодня эффект [Сопротивление Холоду], пусть и очень слабый, должен был помочь им. Он не согреет, но притупит самые острые, леденящие уколы ночного ветра, позволяя телу экономить драгоценное тепло.

Вот прошло четыре часа. Середина дежурства. Самое тяжелое, сонное время, когда веки наливаются свинцом, а внимание рассеивается. Но именно сейчас [Повышение Выносливости] и [Концентрация] должны были раскрыться в полную силу. Их тела, получившие долгое топливо из сложных углеводов и жиров, не должны испытывать упадка сил. А «Корень Бодрости» должен поддерживать их разум в состоянии спокойной, ясной бдительности. Они не будут нервно озираться по сторонам, они будут просто внимательны. Будут слышать каждый шорох, замечать каждую тень не потому, что боятся, а потому, что их мозг работает четко, без помех усталости.

Я лежал и представлял себе это, и это была не просто фантазия. Я знал химию своего блюда, знал его эффекты, во много раз усиленные даром. Ставлю на то, что результат будет не просто заметным. Он будет аномальным.

На рассвете поднялся раньше всех. Под предлогом того, что нужно выгрести ночную золу из очагов, вышел во двор. Утренняя прохлада бодрила. Заняв позицию у кухни, откуда хорошо просматривалась дорога от главных ворот к казармам, принялся за работу, бросая короткие, частые взгляды в сторону ворот.

Сначала прошла обычная смена с южной башни. Они шли, как всегда. Ссутулившись, понурив головы, еле волоча ноги. Их копья казались неподъемными. Они молчали, и на их серых от усталости лицах была написана лишь одна мечта – добраться до нар и провалиться в небытие. Этот отряд мой контрольный образец.

И тут показалась смена Игната.

Разница была поразительной. Они не шли – они маршировали. Ровным, упругим шагом. С прямыми спинами, с копьями на плечах, которые они несли легко и уверенно. Они не смеялись в голос, нет, дисциплина не позволяла, но тихо переговаривались, и я видел, как один из них дружески пихнул другого в бок. На их лицах не было изможденности. Присутствовала только обычная усталость после долгой ночи.

Сам десятник Игнат шел впереди. Его хмурое, обветренное лицо ветерана выражало крайнее недоумение. Он не радовался. Он был озадачен.

Игнат постоянно косился на своих людей, словно пытался понять, в чем подвох. Опытный командир, видел это аномальное состояние своей смены и не мог найти ему объяснения. Его люди отработали лучше, чем когда-либо, и при этом выглядели так, словно готовы заступить на еще одно дежурство.

Я опустил глаза и с удвоенной силой принялся скрести золу, пряча триумфальную улыбку.

Тут случилось то, чего я не ожидал. Даерь канцелярии отворилась, и на крыльцо вышел Степан Игнатьевич. Он не пошел в сторону кухни или складов, а направился прямо через двор, к главным воротам. По пути он перехватил десятника Игната, который как раз шел со смены. Мое сердце замерло. Вот он, момент истины. Я стал усерднее работать колотушкой, но весь превратился в слух.

– Как прошла смена, Игнат? – спросил управляющий своим обычным ровным, лишенным эмоций голосом. – Жалоб от людей нет? Усталость?

– Никак нет, господин управляющий. Напротив, – ответил десятник, и в его грубом голосе прозвучало неподдельное удивление. Он даже почесал в затылке, словно пытаясь решить невыполнимую задачу. – Странное дело, но ребята всю ночь были бодры. Я сам диву давался. Никто не зевал, на холод не жаловался. Я их под утро проверил – глаза ясные, на ногах стоят твердо. Сказали, каша вечерняя была на удивление сытная и какая-то… правильная. Словно сил от нее прибавилось на всю ночь. Первый раз такое вижу, клянусь бородой своего деда.

Степан Игнатьевич надолго замолчал, задумчиво глядя на десятника. Он не выказал ни удивления, ни недоверия. Просто обрабатывал информацию.