Текст книги "Ибо прежнее прошло (СИ)"
Автор книги: add violence
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)
– Я спрошу, – твёрдо сказал Чунта. – Я здесь на особом статусе, мне это точно не сможет навредить.
*
– Цыганка? – растягивая слова и смерив неприязненным взглядом визитёра, процедил патрульный. – Понятия не имею. Я только заступил. Спросите через два дня, в ночь – тогда и будет сегодняшняя смена.
Он захлопнул окно, давая понять, что разговор окончен. Чунта выругался себе под нос, нацепил на лицо маску доброжелательности и продолжил расспросы:
– Простите великодушно, но нет ли возможности спросить у них об этом раньше? Лучше бы прямо сейчас. Поймите, мы учёные…
– Учёные – цыгане? – лицо младшего офицера искривилось в презрительной усмешке. – Не говорите ерунды. Всем известно, что они не умнее дворовых псов.
Эдвард, слышавший слова патрульного вспыхнул, но удержался от комментария.
– Нам очень нужно найти члена нашей экспедиции, – гнул своё тибетец, полностью игнорируя выпад. – Я прошу вас, посодействуйте нам. Пожалуйста.
Эд покачал головой, мысленно восхищаясь выдержкой Чунты. И радовался тому, что не он начал этот разговор – уверенности в том, что он смог бы сдержаться, у Элрика не было.
Патрульный, прищурившись, изучал говорящего с ним человека. Было похоже, что этот интеллигент настроен решительно, и покоя им не даст, а и без него забот хватало.
– Ладно, – махнул рукой он. – Если старина Фриц ещё спать не лёг, позову его к вам. Но если лёг – даже не надейтесь, будить не стану, тогда уж до завтра.
– Спасибо, – искренне улыбнулся тибетец.
Эдвард и Альфонс стояли в стороне. Они оба не знали, что они хотят услышать: что их Ноа видели и куда-то забрали – от этой мысли обоим стало сразу же не по себе, они, хотя и в общих чертах, знали о существовании “лагерей смерти”, – или же что никто никогда не видел женщину с такими приметами. Откровенно говоря, оба варианта были плохи, да и о выборе даже из двух зол речи не шло.
Вскоре вернулся патрульный, ведя за собой хмурого плюгавого мужичонку с жидкими усами.
– Вот у него и спрашивайте, – махнул он рукой, возвращаясь на пост.
– Что надо? – резко спросил плюгавый, потирая кулаками покрасневшие глаза.
Похоже, он мало того, что чудовищно хотел спать, так ещё и успел принять на грудь не то самогона, не то водки.
– Эта женщина, – Эдвард не выдержал и сунул ему в лицо потёртую фотокарточку Ноа. – Вы её не видели?
– Как не видел, видел, конечно, – охотно кивнул мужичонка, позёвывая. – Своими руками вот отрядам передал. А вам она зачем? – он полусочувственно обвёл истинно арийскую компанию мутным взглядом. – Спёрла что-то, да?
Рука Ала легла Эду на предплечье, словно упреждая. Вовремя.
– Нет-нет, господин Фриц, – вежливо ответил Чунта. – Видите ли, она была членом нашей экспедиции…
– Цыганка? – ахнул плюгавый, разом протрезвев. – Правда, что ли?..
– По хозяйственной части, – спешно добавил тибетец, упреждая противные его душе долгие дебаты относительно интеллектуальной неполноценности части земного населения, чем сразу удостоился неприязненного взгляда старшего Элрика, всё еще удерживаемого более рассудительным Алом.
– А-а-а, – двусмысленно протянул немец. – Я передал её к эшелону, но он уже, поди, отбыл…
– Куда?! – не в силах сдерживаться более, вопросил Эд.
– Дык, откуда ж мне знать? – удивился плюгавый. – В Аушвиц, поди, до него ж рукой подать, – он неопределённо махнул рукой куда-то в сторону. – Могли, конечно, в Плашов или на Фарбен… Но… Моё дело-то малое… Через недельку-другую сортировщики вернутся, у них и спросите.
*
Расспросы больше не дали ничего. Из всей полученной информации выходило, что, скорее всего, цыганку и правда забрали в “лагерь смерти”. Эдвард тут же предложил доехать до ближайшего и расспросить там кого-то из начальства, на что и Чунта и остальные учёные только горестно покачали головами: соваться в подобные места было смерти подобно. Особенно с их убеждениями. Оставалось наводить справки и выяснять окольными путями, не привозили ли в начале холодного ноября сорок четвёртого женщину-цыганку, тридцати-сорока лет.
Братья мрачнели день ото дня, вокруг карих глаз Чунты залегли круги, но Ноа словно сквозь землю провалилась. Коллеги тибетца начали перешёптываться: работа существенно замедлилась – их координатор отдавал приоритет поиску цыганки.
– Слушайте, – мрачно начал Эдвард, когда пошла вторая неделя бесплодных поисков, – а что у вас там с этой картой? Продвигается?
– Здесь уже закончено, – вздохнул тибетец. – Осталось ещё три точки. Честно говоря, надо ехать…
Эдвард и Альфонс переглянулись.
– Чунта, – Альфонс серьёзно посмотрел на учёного, – нам нельзя рисковать. Езжайте дальше, а мы продолжим поиски.
Чунта ощущал себя препогано. Во-первых, он и правда не мог слишком долго задерживаться на одном месте, не окончив приготовления, во-вторых, он понимал, что не выполнил такую простую просьбу младшего Элрика, а теперь, получается, еще и уходил от ответственности, не имел возможности загладить собственную тяжелейшую вину.
– Послушайте, – Ал словно почувствовал всё то, что камнем лежало на душе у тибетца, – сделанного не воротишь. Мы не знаем планов Отца, не знаем, когда наступит Тот День. Если мы опоздаем – на кон будет поставлено слишком многое. Завершите контур, а мы найдём Ноа.
Согласно расшифрованным записям Норбу, существовали некоторые “места Силы”, “прорывы”. Чунта не знал, поможет ли следование инструкциям брата противодействовать плану Отца, но это был его шанс внести свою лепту в спасение мира. Теперь он методично объезжал указанные места, чертил там символы, указанные в записях, и щедро поливал землю пряно пахнущим отваром, созданным по рецепту Норбу. Однако не согласиться с тем, что предложение Альфонса было крайне рациональным, Чунта не мог.
– Хорошо, – вымученно выдавил он, глядя в глаза Алу таким взглядом, что тот сразу понял, насколько тяжело далось это решение Чунте. – Только…
– Разумеется, – кивнул Альфонс. – Мы всё-всё сообщим.
*
– Брат… – начал было Ал и осёкся.
Эдвард посмотрел на него, закусив губу.
– Нет, я не верю, – старший Элрик упрямо потряс головой. – Я отказываюсь верить! Она жива! Мы найдём её!
Медовые глаза влажно заблестели. Эд прекрасно понимал, что с каждым днём и без того призрачные шансы тают, как ноздреватый снег от весеннего тумана, но мириться с этим он не желал.
Они сидели в домике в Тшебине, зябко кутаясь в пледы и прижимаясь плечом к плечу. Словно лавиной их накрыло потоком воспоминаний. Бесконечное “а помнишь” забытыми отзвуками звенело в резко ставшими мальчишескими голосах, на лицах блуждали печальные улыбки.
– Завтра надо ещё раз сходить на сортировочный пункт, – внезапно сверкнул глазами Эд. – Ну не могли же те, кто этим занимался, сквозь землю провалиться!
Оба вздрогнули – никто не захотел озвучивать мысль о том, что эшелон могли разбомбить, на него могли напасть и вырезать всех, он мог, в конце концов, сойти с рельсов, а новостные хроники далеко не всегда оказывались точными и правдивыми.
– Сходим, – кивнул Ал. – Эд, меня ещё кое-что беспокоит.
Эдвард вздохнул – он знал, к чему клонит брат.
– Что мы дальше делаем с поисками бомбы?
Эд скривился, как от зубной боли – теперь у них не было даже зацепок. Миражи кончились, подсказок о том, где искать бомбу, больше не осталось.
– Ты вообще что-нибудь слышал о подобном оружии? – Ал наклонил голову и посмотрел на брата.
– Да, – неохотно ответил Эд. – То тут, то там твердят о том, что разрабатывают нечто подобное.
– Угу, – кивнул Ал.
– Слушай! – Эд широко раскрыл глаза. – А может… Может, ее и вовсе потеряли?..
– Глупо на это рассчитывать… – выдохнул Ал, глядя куда-то вдаль.
– Хорошо, – Эд упрямо мотнул головой. – Но нам нужна информация. Может, поищем Макдугала, если он еще тут?
– А куда бы он делся?
– Война, – буркнул Эдвард. – Жив бы он еще был…
– Но он тоже не торопился передавать бомбу кому-то!
– Может, она у него?.. – с надеждой спросил Эд.
– На это я бы тоже не рассчитывал, – покачал головой Ал. – И, брат… Надо понять, за что хвататься… Ноа…
– Ноа, – подтвердил Эд. – Мы должны сначала спасти ее. Наверняка она сидит там, в этом Аушвице и ждет нас. Вот глупая девчонка! – Эд пнул камешек носом ботинка. – Кто просил ее уходить в такое время!
– Она не виновата! – возразил Ал. – Но ты прав. Сначала – Ноа. Бомба ждала двадцать лет. А Ноа там… – он нервно сглотнул. – Она там не сможет столько ждать…
– Столько – не понадобится! – заявил Эд.
Ал покачал головой – ему в голосе брата послышалась слишком уж вымученная бравада. Изнуренные поисками, они ощущали, как с каждым днем тают их шансы на благополучный исход затеянного в юношеском пылу предприятия.
========== Глава 18: Suo periculo/На свой страх и риск ==========
Meine Welt bricht auseinander,
Und sie brennt an ihrem Rand,
Ich habe Angst, ich fall hinunter,
Sag, verlier ich den Verstand?
Sag, verlier ich etwa komplett den Verstand?
Frieden fänd ich nur im Schlaf…
Ich will nichts hören, will nichts sehen.
Los sag mir, ist das verrückt?
Megaherz “Ist Das Verrückt”.
Ласт собиралась на обеденный перерыв. Отпустив последних пациентов и с горечью отметив, что ни одна из гипотез Менгеле по экспериментам с цветом глаз и волос не подтвердилась, она сняла халат и уже направилась к выходу, как в дверях столкнулась с высоким светловолосым мужчиной. Ей уже доводилось его видеть, однако она совершенно не помнила ни как его зовут, ни что он из себя представляет.
– Обер-арцтин Кимблер, – мужчина вытянулся по струнке.
Ласт не без отвращения отметила, что от него сильно пахнет потом: ей не нравился запах большей части людей, за очень редким исключением.
– Меня к вам направил хауптштумфюрер Зайдлиц, – он стремился не смотреть ей в глаза.
Ласт смерила его презрительным взглядом, не подавая виду, что понятия не имеет, с чего бы Энви отправлять к ней какого-то очередного эсэсовца.
– По какому же из поводов он направил вас ко мне? – она недобро ухмыльнулась, не без удовольствия отмечая, как забилась синяя жилка на бледном виске.
Кёниг судорожно вздохнул и, казалось, ещё больше вспотел. Сейчас было главное – не дать слабину. Раз на раз не приходился, и далеко не все старшие по званию были готовы спускать с рук Кёнигу его маленькую забаву. О том, как к его скромным фетишам отнесется обер-арцтин, он пока предпочитал не думать. Хотя, глядя на обтянутую форменной рубашкой грудь Леонор Кимблер, не думать об этом было сложно. Сколько же ей лет? Судя по тому, что говорят, больше сорока, а выглядит моложе иных тридцатилетних… Кёниг потряс головой.
– Цыганка, с последнего эшелона… Хауптштурмфюрер передал, что вы срочно требуете её в медблок, – он старался говорить ровно, чтобы ничто не выдало ту бурю, срывавшую последние покровы самообладания с его внутренней сути.
Кимблер уставилась на него необычными глазами испытующе, словно изучая. Горло сжалось в спазме – Кёниг чувствовал себя нашкодившим щенком, а не пусть и младшим, но офицером СС. Молчание затягивалось.
– Принято, – наконец бесцветно ответила Кимблер, изогнув накрашенные губы в брезгливом подобии улыбки. – Свободны.
Гора свалилась с плеч незадачливого эсэсовца. Стараясь ничем не выдать облегчения, он вежливо попрощался и стремительно пошёл прочь, подальше от кабинета проклятой ведьмы.
Отойдя на приличное расстояние, Кёниг чертовски разозлился на себя: что же за напасть такая? Почему он так теряется в присутствии какой-то женщины? Ему ещё больше захотелось отомстить этой высокомерной офицерше за его унижение, отвести её в ту же мастерскую, выбить плёткой всю спесь, поставить на колени и упиваться её слезами, смотреть и слушать, как она будет умолять его о пощаде… Ради того, чтобы предаться этим фантазиям, Кёниг был готов даже пропустить обед.
*
В этот день Энви с самого утра переполняло предвкушение. Он сам не знал, что же такое особенное предвосхищал его разум, и не мог даже догадываться, но где-то в глубине души его зрела уверенность, что так или иначе, но это нечто связано с братьями Элриками. Его тоска по ним была острой, неизбывной, день ото дня он больше и больше хотел встречи с ними, и день ото дня меньше и меньше верил в её возможность.
Когда же кто-то из надзирателей вскользь не без удивления упомянул, что, оказывается, есть ещё цыгане на земле европейской, и одну такую, лет тридцати пяти или немногим более, как раз привезли, его сердце подпрыгнуло в груди и ускорило бег. На тот момент он не думал ни о чём: он отчаянно жаждал, чтобы этой цыганкой оказалась Ноа, чтобы она вывела его на Элриков – ну, или же Элрики бы сами нашли её, а с ней и Энви. Поэтому он тут же очертя голову бросился на поиски.
Зрелище, увиденное им, вернуло его из эмпирей фантазий в грязный пропахший кровью, потом и человеческой болью барак. И снова всё пошло не так: вместо того, чтобы по своему обыкновению насладиться подобным зрелищем, Энви испытал укол жалости, перемешанной с восторженным ужасом. Всё же люди подчас бывали достаточно изобретательными.
Он не мог узнать в избитой обнажённой женщине кого-либо: её лицо скрывали длинные перепутанные волосы, а само оно было обезображено отёком и залито кровью. Но что-то внутри него отчаянно кричало: это та, кого ты ищешь! Судорожно облизнув губы, он выпалил первое, что пришло ему в голову. Ох, и надерёт же ему уши сестричка за самодеятельность!
Кое-как спровадив больного извращенца – хотя в иной ситуации Энви бы не был столь категоричен, – гомункул осторожно, боясь спугнуть свой мираж, приблизился к стоящей на коленях и покачивавшейся из стороны в сторону фигурке. Убрал налипшие на лицо тяжёлые от воды и крови волосы и вгляделся в такие знакомые черты. Из её тёмных мутных глаз на него смотрела сама бездна. Он ошарашенно отшатнулся, вспомнив о её злом даре, стараясь не прикасаться.
– Ноа… – тихо проговорил он. – Ноа, это ты…
Он подавил абсолютно неуместный сентиментальный порыв обнять ее и прижать к себе, понимая, что лишь причинит ей новую боль, как физическую, так и душевную. Она была его каналом связи с Элриками, он не мог потерять её или чем-то навредить ей! Нужно было что-то сделать, причём срочно, но мысли, как назло, будто выветрились из головы.
Из ступора его вывел громкий стук упавшего тела: цыганка потеряла сознание и теперь лежала в неестественной позе с пугающим оскалом на лице. Энви опешил: вдруг умерла? Что, если этот Кёниг и правда замучил её до смерти? Выглядела она плохо…
Решив, что пусть с этим вопросом тоже разбирается его ненаглядная сестрица, Энви вздохнул, взвалил расслабленное и от того потяжелевшее тело цыганки себе на плечо и направился к выходу из барака.
*
– Тебя кто-то видел? – глаза Ласт метали молнии.
Энви потупился, кусая красиво очерченные губы.
– Я тебя ещё раз спрашиваю: тебя кто-то видел, пока ты нёс свою драгоценную ношу через половину лагеря, обильно поливая всё её цыганской кровью?
Ласт была зла не на шутку. Сначала братец отправил к ней этого потливого идиота, который, судя по всему, не умеет держать себя в руках, даже не предупредив ни о чём, а теперь приволакивает цыганку, которой даже не успели сделать татуировку, и просит мало того, что вылечить, так ещё и пристроить куда-нибудь на непыльное место! Будто бы она всемогущая!
– Нет… Кажется…
Она вздохнула. Делать было нечего – если ей что-то предъявят, у неё было оправдание. Как раз накануне Менгеле очень жалел об отсутствии цыган, у него была какая-то идея относительно кожного пигмента. Но тогда придётся разменять эту фигуру.
– А давай скажем, что она умерла? – осенило Энви.
– Кто умерла? – из проёма приоткрытой двери в кабинет заглядывал Кимбли. – Леонор, обед скоро закончится…
Ласт сжала челюсти и, скользнув к двери, втащила Зольфа внутрь и прикрыла дверь, оглядываясь.
– Скажите спасибо, что здесь переустанавливают диктофоны и запись не ведётся, – зло прошипела она. – Энви, поганец чёртов, зачем она тебе понадобилась, объясни?
– Кто понадобился? – Зольф непонимающе и раздражённо оглядел кабинет.
Ласт метнула в него сочувственный взгляд: похоже, он был голоден.
– Это Ноа, – пояснил Энви. – Раз здесь она, значит, и Элрики поблизости.
– Это значит, нужно рисковать нами? – Ласт скрестила руки на груди.
Зольф внимательно рассматривал лежащую на кушетке женщину и вслушивался в диалог гомункулов.
– Нет… Нет, конечно… – Энви пошёл на попятную. – Просто… Надо её спасти… Этот Кёниг чуть не убил её…
– С каких это пор ты сочувствуешь людям? – брови Зольфа поползли вверх.
“С тех пор, как эти люди так или иначе связаны с Элриками”, – подумала Ласт, но промолчала.
– Так, я понял, мы сегодня без обеда, – констатировал факт Кимбли. – Что мы будем делать? И что с ней такое? Выглядит отвратительно. Кстати, а откуда ты её знаешь? – обратился он к Энви. – Кому-то покупал цветы? – глаза Кимбли словно смеялись.
– При чём тут цветы? – удивилась Ласт.
Зольф пожал плечами:
– Эта женщина в Мюнхене работала цветочницей. Вместе с женой полицейского инспектора.
Со стороны койки послышался едва слышный хриплый стон. Ласт и Энви метнулись на источник звука, Кимбли стоял поодаль и наблюдал. Более всего его беспокоил тот факт, что из-за импульсивной выходки завистливого гомункула на кон была поставлена их репутация. И, чего греха таить, жизнь – за укрывательство врагов Рейха можно было пополнить списки отправленных в газовые камеры.
*
Ноа открыла глаза в чистом и светлом помещении, настолько светлом, что из глаз моментально потекли слёзы. Всё тело болело и саднило, и снаружи, и внутри, плечевые суставы горели огнём. Голова нещадно кружилась, перед глазами плыло, но всё же ей удалось разглядеть два лица, склонившиеся над ней. Они показались ей чудовищными фантасмагорическими масками, бесами, что замедлили свою danse macabre, чтобы, хищно ощерившись, продемонстрировать ей свою опасность. Тысячи огней словно тлели в них, как будто…
Жуткие крики боли – впору зажать уши, но картина проясняется: она видит невероятно красивую женщину с длинными вьющимися волосами и толстого мужчину неопределенного возраста, сосущего палец, как младенец. Вместе они разглядывают карту несуществующей страны и туннеля под ней – скоро всё будет готово…
Туман слегка рассеялся, и она узнала эти лица: Эрвин Циммерман, её пути с которым разошлись словно бы вечность назад, и женщина из его воспоминаний, невероятно красивая и невероятно опасная. Теперь же эта женщина что-то говорила, но Ноа не слышала: в её ушах о чём-то спорили голоса, кто-то пел, выла сирена и свистела плеть Кёнига.
Ласт протянула руку к мечущейся на постели цыганке. Предварительный осмотр давал неутешительные прогнозы: переохлаждение и множественные травмы обеспечивали прямой путь в расход. Даже если ею и заинтересуется Менгеле, он вряд ли будет вкладывать силы и время в лечение. А Энви вряд ли устроит перспектива определения его драгоценной находки в подопытные, откуда почти никто не выходил живым. Сейчас же смотревшие на Ласт тёмные глаза были полны животного ужаса. И, что хуже, в них не было ни тени осознания происходящего. Ласт уже видела такие глаза – у безумцев.
– Тише, – неожиданно ласково проговорила она. – Здесь вам не причинят вреда. Я врач. Я вам помогу.
Ноа тихонько всхлипнула и начала напевать сорванным голосом, срывающимся на беззвучное шипение, какую-то колыбельную, периодически вздрагивая всем телом. Ласт, покачав головой, вздохнула и осторожно укрыла цыганку одеялом.
– Что мы будем делать? – бесцветным голосом спросил Зольф, когда они все отошли в противоположный угол. – Зайдлиц, ты понимаешь, что ты натворил? Ты нам смертный приговор подписал!
Ласт скосила глаза на Кимбли. Его почти трясло от едва сдерживаемого гнева и полного бессилия.
– Хочешь орать – ори шёпотом, – парировал Энви. – Она ж услышит…
– Плевать я хотел на неё! – Кимбли вскипел, но просьбу “орать шёпотом” исполнил с тщанием.
– Господа… – Ласт поджала губы. – Зольф прав. Энви, ты совершил невероятную глупость. Единственный способ реабилитироваться – сдать её сейчас под списание.
Глаза Зайдлица расширились в непередаваемом удивлении:
– Нет! Вы с ума сошли?!
– Энви, – Ласт примирительно положила руку брату на предплечье, – она сошла с ума. Я ничем, ничем не могу помочь.
И лишь из угла слышалось хриплое с присвистом полупение-полувой.
…Y en las noches que haya luna llena
Será porque el niño esté de buenas
Y si el niño llora
Menguará la luna
Para hacerle una cuna…(1)
*
Энви с ужасом смотрел на закрывшуюся за сестрой и Кимбли дверь, оставаясь в неприветливом медицинском кабинете. Вот-вот сюда мог прийти кто угодно из коллег Ласт, в том числе и Менгеле, а он был абсолютно беспомощен. Кажется, на сей раз он и правда совершил несусветную глупость. От злости гомункул взял было со стола какой-то бутылёк, замахнулся, но остановился на полпути: ему всё равно легче не станет, а за порчу имущества Ласт спасибо не скажет.
Он подошёл к кушетке, на которой лежала Ноа, и заглянул цыганке в глаза.
– Как там Эд и Ал? – наверное, звучало по-дурацки, но ничего больше Энви в голову не приходило.
Во взгляде больной промелькнуло узнавание.
– Эд… Ал… Ох… – Ноа попыталась закрыть лицо руками, но они слушались крайне плохо.
Сердце Энви сжалось – что она хотела сказать этим “ох”? Что они уже давно сгинули? Что не вернутся? Что у Отца больше не будет так нужных ему ценных жертв, а у него, Энви, по возвращении в Аместрис – друзей? Если ещё вообще удастся вернуться… Отчетливо, как никогда, он ощутил сейчас эту потребность, в которой не желал признаться даже самому себе. Ему нравились враги-Элрики. Но ещё больше его привлекала перспектива Элриков-друзей.
– Что с ними случилось? Когда?
– Они будут сердиться, что я ушла… – Ноа совершенно по-детски улыбалась разбитыми губами, глаза лихорадочно блестели. – И Чунта будет сердиться…
При мысли о Чунте ей показалось, что сердце оторвалось и ухнуло куда-то вниз. Сейчас она видела перед собой Циммермана, ничуть не поменявшегося с того момента, когда они расстались в Мюнхене, и никакой бесовщины. Однако порой ей казалось, что она одномоментно видит не только его и часть палаты, но и себя со стороны, слышит множество голосов в своей голове и ощущает подозрительные шевеления в теле. И если последнее ещё можно было списать на последствия избиения, то первое и второе казались ей некоторым откровением, будто наконец-то она узнала о мире что-то совершенно новое. И, наконец, примирилась с даром. Ноа больше не чувствовала себя больной, не затруднялась в понимании того, кто она такая, но точно знала: все те личности, что поселились в ней некогда, – она сама. Все – один, и один – все. Это было совершенно очевидно.
Её структура стала чёткой, как никогда. Ключ совпал с замком. Она превращалась в настоящую себя. Совершенно точно. И никакому Кёнигу со своей плетью больше не пошатнуть ничего в её системе.
То, что Кёниг – враг, было очевидно. Но кто все остальные? Эд и Ал – однозначно друзья. Чунта – это цыганке предстояло ещё выяснить. Всё же он делал с ней часть того же, что Кёниг. Энви-Циммерман – тоже друг, он же прогнал от неё Кёнига с его плетью. Темноволосая красавица – хорошая, она не делала больно. А вот мужчина с хвостом, что стоял поодаль – тоже враг. Он чем-то обидел Энви и красавицу. Тем более она где-то уже его видела и точно помнила, что обстоятельства, в которых она с ним встречалась, были какими-то неприглядными.
Энви не понял, кто такой Чунта, но это было неважно. Фиалковые глаза гомункула просияли: Эдвард и Альфонс Элрики были живы. Осталось придумать способ связаться с ними, тем паче, что предлог, более чем благовидный, у него уже был. И в данный конкретный момент этот самый предлог беззвучно истерически смеялся.
1) Mecano “Hijo de la Luna”, перевод:
И ночами, когда на небе полная луна,
Это значит, что ребенок доволен,
А если ребенок плачет,
То луна убывает,
Чтобы сделать ему колыбель.
Данная песня написана в 1986 году, но автор счел, что это слишком хорошая адаптация цыганской колыбельной, потому и использовал ее в тексте.
Комментарий к Глава 18: Suo periculo/На свой страх и риск
Поздравляю всех с Наступающим Новым годом! Читателям – много хороших произведений, авторам – вдохновения, сил и времени. И всем – всего самого наилучшего!
========== Глава 19: Levius fit patientia quidquid corrigere est nefas/Что нельзя изменить, то можно облегчить терпением ==========
Du bringst mich noch einmal um den Verstand,
Niemand hat Dich je gesehen.
Doch ich folge nur Deiner Spur
Durch Fleisch und Blut,
Denn Du,
Du lebst in mir.
Ammo slammo, it’s gotta go blammo,
Lust you bust you,
Can I ever trust you?
Scare you dare you, anyway I want you,
Catch you grab you now!
Du bist so schmutzig, und doch so schön.
Ich will mich in dir verlier’n.
Scorpions “Du bist so schmutzig”.
“Сделай так, чтобы она была в безопасности”.
Ласт шла по коридору, вслушиваясь в ритмичное цоканье каблуков. Похоже, Энви совсем потерял и страх, и разум. Конечно, свою просьбу он обосновал тем, что тогда две ценные жертвы для плана Отца точно будут у них в кармане, но, по мнению Ласт, это больше походило на почти детскую иррациональную прихоть. Впрочем, как злобно заметил Энви, выпустив разом все иголки, даже если она и считает это блажью, то око за око, а блажь – за блажь.
Ласт повела плечами: её словно пробрал озноб. Ужасно, она ощущала себя просто ужасно, когда братец привёл этот аргумент. Да, он рисковал ради Зольфа. Да, Зольф был ценной жертвой; однако, как сказал Отец, незаменимых не было. Не суть важно, говорил он это, имея козырь в рукаве, или же просто для острастки, факт оставался фактом: Зольф Дж. Кимбли был её прихотью. Её блажью. Её привычкой.
Однако это не отменяло того, что она и правда до некоторой степени чувствовала себя обязанной Энви. Несмотря на это его, затея с цыганкой казалась самоубийственной. Ну что такого в этой женщине? Её какой-то там особенный дар? Дар этот, по мнению Ласт, выветрился из тщедушного тела после пары ударов плетью и нескольких яростных фрикций. Вместе с разумом. Но позволить Энви ещё раз ткнуть её в собственные слабости, словно слепого котёнка, Ласт попросту не могла.
Сейчас ей следовало поторопиться. Пока Менгеле не прознал о том, что в одном из его кабинетов совершенно вопреки всем правилам находится цыганская узница, которая, вроде как, и не узница вовсе: ни номера, ни приказа – ничего. Ласт вышла из своего корпуса, тяжело вздохнула – теперь, помимо запаха гари, в воздухе постоянно витал запах гнили – и осмотрелась. У нее была лишь одна идея, как и где можно сохранить жизнь той, что так понадобилась Энви. Хотя бы на какое-то время. С удовлетворением отметив, что никто её не встретил и, кажется, даже не видел, Ласт вошла в барак под номером двадцать четыре.
– Херр Кляйн, – она посмотрела в глаза отвечавшему за бордель надзирателю, – у меня к вам приватный разговор.
В тесной душной комнатёнке, больше похожей на складское помещение, пропахшее пылью и плесенью, Ласт смотрела в стену, предвкушая, как изменится выражение его оплывшего лица, когда она выставит ему условия, и отмечая про себя, что фамилия этого малого весьма и весьма говорящая. Ей было неимоверно скучно: даже дыхание его было однообразным и безыдейным.
Герберт Кляйн с первого же дня знакомства навязчиво предлагал своё общество, однако, несмотря на ореол слухов вокруг персоны фрау Кимблер, та вовсе не торопилась падать в его распростёртые объятия. Разумеется, это вызывало у смотрителя лагерного борделя своего рода фрустрацию. Он неоднократно оказывал Леонор несмелые знаки внимания, чтобы, не приведи фюрер, ничего не заметили ни её муж, ни его жена; однако, судя по отсутствию какой-либо реакции, этих знаков не замечала, в первую очередь, сама Леонор. Поэтому сейчас он был невероятно счастлив. Счастлив настолько, что от волнения он сначала не смог совладать с неожиданно обмякшим членом, после ухитрился выпачкать её форменную юбку спермой ещё до начала чего-либо, а сейчас, покрываясь уже седьмым потом, не мог довести дело до конца. Впрочем, пока это было совершенно неважно.
– Итак, херр Кляйн, – после она испытующе посмотрела на него ничуть не изменившимся взглядом, – вам нужна экзотика.
Он облизал пересохшие губы. Она словно не спрашивала, а утверждала. И выглядела так, словно только что не произошло ровным счётом ничего.
– Поэтому, – Ласт скрестила руки на груди, – у меня к вам предложение. Вы от него, разумеется, не сможете отказаться. И, опять же, прибыль.
Кляйн похолодел. Ничего не бывает просто так. Вот и сейчас пришло его время расплачиваться.
– Что вы хотите? – голос предательски дрогнул.
– Я приведу сюда женщину. Её не должны видеть. Её попросту нет, если вы понимаете, о чём я, – Ласт хищно облизнулась.
– А… иначе… – он не осмелился посмотреть в её глаза.
Ласт мелодично рассмеялась.
– Иначе, – ледяные пальцы погладили его по щеке, но удовольствия эта ласка не принесла. – Ну вы же понимаете. Я всего лишь беззащитная женщина. Прошу заметить, даже безоружная. В отличие от вас.
Кляйн вздрогнул. Он понимал, что сообщи эта женщина о подобном, простого расстрела ему не ждать. Отчего-то перед глазами отчётливо встал образ Метцгера, которого химик, муж Леонор и форменный псих, использовал в качестве кролика для своих изысканий.
– Но всё было не так, – вяло попытался оправдаться надзиратель.
– Брось, – с нескрываемым презрением отмахнулась Ласт, – можно подумать, ты сам свой товар на качество не проверяешь.
Кончики его ушей горели, сердце билось часто. Он и сам пожалел о том, что провёл эти ужасно неловкие полчаса в душной подсобке с этой женщиной.
– Приводи, – хрипло проговорил Кляйн. – Кто там хоть?
– Цыганка.
*
Преисполненная гордости за прекрасно выполненную работу, Ласт направлялась домой. К счастью, цыганку в кабинете и правда не обнаружили. А на месте, в двадцать четвёртом, её рекомендации по покою и лечению “экзотического экземпляра” надзиратель и пара “мамок” выслушали тщательно и пообещали добросовестно выполнять. Лучащийся счастьем Энви куда-то убежал – разрабатывать новые планы, по всей видимости. Конечно, стоило ему ещё показать небо в алмазах за эту выходку, но пока у Ласт не было настроения.
Был уже поздний час, и она надеялась, что Зольф дома. В последнее время работы у него, как и у всех, поприбавилось. Да и он был зол как чёрт из-за всей этой истории; но Ласт рассчитывала, что новости и результаты её работы обязательно порадуют Зольфа.
– Зольф! Ты дома, – она обрадовалась, увидев его в домашней пижаме на уже приготовленной ко сну кровати. Хотя Кимбли и обложился книгами и что-то самозабвенно записывал. – Ну и библиотеку же ты в постели развёл…
