Текст книги "Ибо прежнее прошло (СИ)"
Автор книги: add violence
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)
Она точно знала одно: Зольф был не на пределе – он был за всеми мыслимыми и немыслимыми пределами. Осознание того, что он столь чудовищно поплатился за попытку спасти её отнюдь не человеческую жизнь, вызывали у неё некоторое замешательство. “Самопожертвование – это чистой воды эгоизм”. Голос Зольфа отдавался эхом у неё в голове. И это был тот момент, когда она была с ним совершенно не согласна.
Ласт скосила глаза на прижавшего её к себе во сне Зольфа, и на секунду ей подумалось, что не может этот кошмар быть правдой. Что вот же он – он обнимает её всё так же нежно, осторожно, бережно, так, как не может обнимать тот, кто лишён всякой чувствительности. Зольф во сне немного расслабился и чему-то даже улыбался. Ласт выудила из декольте камень, полюбовалась его мягким блеском и, спрятав обратно, вспомнила про околачивающихся по деревеньке братцев и сочла, что им придётся или ждать её – точнее, уже их – до утра, или приходить в этот дом самим, потому что уж спящего Зольфа в таком состоянии она никак не бросит.
Всё же, несмотря на всю его философию, по мнению Ласт, он был человеком – временами, слишком человеком. Ну как ещё назвать ситуацию, в которой он, даже не рассказав о проблеме, попросту решил за всех всё, ни капли не поинтересовавшись больше ничьим мнением?
*
– Кушать хочу, – жалобно протянул Глоттани.
– Ой, захлопнись, – проворчал Энви, расковыривая ногтем пыльную, но прекрасно сохранившуюся каменную столешницу.
Запрокинув голову, он разглядывал тяжёлую свечную люстру. Энви видел подобные дома у аместрийской знати и у партийных бонз на Земле. Но это помещение было ему куда как больше по душе – словно тронутое беспощадным временем свидетельство заката, умирания творения рук человеческих. Особенно восхищала его коническая башня, из вершины которой тянулись ржавые цепи-змеи, удерживавшие литой круг с подсвечниками и даже оплывшими в их гнёздах огарками свечей. Монструозная люстра держалась на честном слове и паре ещё крепких балок; сквозь дыры в обшивке заглядывала щербатая луна, заливавшая призрачным светом то, что более всего походило на бар – на стойке и под ней даже были пустые бутылки. На камне столешницы стоял патефон, покрытый пылью, паутиной, отсыревший под беспощадными ливнями, от которых не спасала прохудившаяся крыша.
– А тут есть нечего? – не унимался толстяк.
Энви шумно выдохнул – наконец-то он сам был избавлен от тягот существования в теле, столь приближенном к человеческому. Конечно, всё ещё было неясно, что с ними будет: останутся ли они в Аместрисе и будут реабилитированы стараниями фасолинки, которая, впрочем, уже давно не фасолинка; или же будут вынужденны покинуть эту страну и искать прибежища мятежным натурам в той же Крете или Аэруго. Но, по большому счёту, это не слишком его беспокоило: он уже привык, что где бы ни оказался, его всё равно снедало непреходящее ощущение, что лучше всего где-то рядом, будь то у соседей или за границей, но никак не в том месте, где находился он, Энви.
– Нечего, – отмахнулся он. – Так что терпи, пока Ласт не вернётся. Может, она и приведёт кого на пожрать.
Толстяк шумно всхлипнул и зачастил:
– Она приведёт Кимбли, а Кимбли кушать нельзя, а я кушать хочу! Я не буду кушать Кимбли! Он спас мою Ласт! Энви, где Ласт? Почему моя Ласт так долго?
– Не вернётся она до утра, – процедил Энви со смесью обречённости и злости.
Он порядком изучил сестрицу и не без мстительного удовольствия отметил, что за время пребывания на Земле она несколько… очеловечилась?
*
Ласт, едва заслышав жалобные скрипы винтовой лестницы, приготовилась молниеносно атаковать: в отличие от того же Глаттони она не могла по запаху определить, кто решил на рассвете нанести им визит. Завидев знакомые очертания братьев, она с облегчением выдохнула – похоже, на их след ещё не напали.
– Он, я посмотрю, уже утомился? – ехидно поинтересовался Энви.
– Тихо ты, – злобно прошипела Ласт в ответ. – Разбудишь.
– Заботишься, – в голосе явно звучали нотки зависти. – А нас бросила в той полуразрушенной громадине, Глаттони чуть от голода не помер!
– Потерпи немного, – она ласково обратилась к толстяку, из огромной пасти которого свисала прозрачная нитка слюны. – Скоро мы направимся обратно, будет тебе еда.
– Угу, – радостно закивал Глаттони, энергично кивая уродливой головой.
– Он-то в порядке?.. – с напускным равнодушием поинтересовался Энви. – Выглядит хреново, как в тюрьме перед банным днём…
Ласт тяжело вздохнула и воззрилась в окно, собираясь с мыслями. Она прекрасно понимала, что братья предпочли бы прямо сейчас раствориться и не попадаться на глаза столичным военным ближайшие лет эдак пять. Но она не могла себе позволить подобного.
– Нет, – она посмотрела в глаза Энви. – Не в порядке. И нам срочно нужно в Централ.
Глаза-бусины Глаттони сделались испуганными, он даже выронил изо рта собственный палец. Энви поджал губы.
– Вы не обязаны идти с нами.
– Ну уж нет! – взорвался гомункул, встопорщив волосы так, что стал похож на ощерившегося дикобраза. – Ты даже его не бросаешь! И думаешь, что мы – оставим тебя?! Сестра, называется!
Кимбли проснулся и растерянно оглядел присутствующих.
– О, смотри-ка, глаза открыла, красавица спящая! – осклабился Энви. – Ты бы на себя в зеркало посмотрел, засранец небритый!
Зольф неловко потёр подбородок и скривился, понимая, что по-прежнему не ощущает ничего, однако Энви истолковал жест по-своему.
– Что, самому противно?
– Энви! – Ласт гневно сверкнула глазами. – Рот закрой!
– Ну я же правду говорю!
– На себя посмотри, фройляйн Зайдлиц, – огрызнулся Зольф. – Вырядился, как падшая женщина.
Ласт с теплотой посмотрела на спорщиков. Казалось, это вернулся прежний Зольф, но что-то в его глазах погасло, и она надеялась, что не безвозвратно. Дотронувшись до камня, хранящегося под облегающим платьем, она вздохнула.
– Хватит вам. Пора собираться. Лучше мы явимся сами, чем нас обнаружат и приведут их ищейки.
========== Глава 30: Quisque suos patimur manes/Каждый из нас несет свою кару ==========
Oh, yes, you got a fine sister,
She warmed my blood from cold,
Brought my blood to boiling hot
To keep you from the Gallows Pole,
Your brother brought me silver,
Your sister warmed my soul,
But now I laugh and pull so hard
And see you swinging on the Gallows Pole!
Led Zeppelin “Gallows Pole”.
– То есть как – сбежал?! – Эдвард подорвался навстречу Алексу Армстронгу, как ошпаренный.
– Эдвард Элрик, это ещё не все новости, – казалось, майор Армстронг, а точнее, уже подполковник, был чем-то сильно озадачен. – По свидетельствам охраны, двоих гомункулов, женщину и толстяка, под конвоем увела лейтенант Росс.
– Лейтенант Росс?.. – братья переглянулись.
– Только я не отдавал такого приказания, – покачал головой Армстронг.
– А Энви на месте? – подозрительно прищурился Ал.
– Никак нет, – вздохнул подполковник.
Эдвард стиснул зубы и застонал. Чем они думали? Пока он здесь из последних сил пытался оправдать совершенно очевидных государственных преступников, они не просто осложнили его и без того непростую задачу – они себе смертный приговор своими же руками подписали!
– Вы общались с ними, – Армстронг изучал пронзительными голубыми глазами обоих, – куда они могли направиться?
– Понятия не имею, – пробормотал Эд, мрачно глядя на сцепленные в замок руки.
– Родственники? Знакомые? – продолжал допытываться Армстронг.
– Нет, – покачал головой Альфонс. – Они в этом отношении никогда не были многословными.
– Ладно, – вздохнул Армстронг, выпрямляясь во весь немалый рост и разом словно заполняя собой весь номер. – Будем искать. Но они, судя по последним данным, как сквозь землю провалились.
Армстронг постоял немного, потом неожиданно достал белоснежный платок с вышитым вензелем А.Л.А., промокнул им влажные блестящие глаза и бросился обнимать братьев.
– Альфонс Элрик! Я так счастлив, что тебе удалось вернуть тело! Эдвард Элрик! Ты вернулся! Я уже боялся, что никогда больше не увижу вас!
Братья пытались переглянуться в тесных объятиях подполковника, но даже пошевелиться удавалось с трудом: выдающаяся конституция Армстронга – без сомнения, наследственная – не давала шансов не то что вырваться из железной хватки, но и хотя бы как-то проявить собственную волю. Оставалось лишь смиренно ждать, когда охочий до объятий подполковник наконец-то насытится тактильным контактом. Когда же Армстронг разжал могучие руки, оба брата чувствовали себя изрядно помятыми и дезориентированными, но при этом невероятно счастливыми: каждая новая встреча, каждый разговор убеждали их в том, что они – наконец-то, после столь долгих лет на чужбине! – дома.
*
Лейтенант Мария Росс, стоявшая в оцеплении перед зданием Центральной больницы, нахмурилась. Прямо на неё надвигалась странная компания, часть из которой ей уже была знакома по давнему инциденту в Пятой лаборатории: уродливый толстяк и невероятной красоты женщина с татуировкой уробороса в глубоком декольте. С ними был мужчина в белом, шедший немного неуверенно, словно был пьян или болен и… она сама. “Она” подошла к Марии, ехидно ухмыльнулась и протянула с гаденькой интонацией:
– Никак не выучу, на какой щеке у тебя, милочка, родинка.
С этими словами её двойник превратился в неопределённого пола существо в вызывающей одежде с растрёпанными темными патлами. Гомункула Энви из всё той же Пятой лаборатории.
– Лейтенант Росс, – Мария вытянулась по струнке, – имею приказ задержать вас до выяснения обстоятельств. Прошу следовать…
– Погодите, лейтенант, – проворковала Ласт. – Уверяю вас, мы не намерены оказывать сопротивления. Сдадимся мы совершенно добровольно, но при одном условии.
Она скрестила руки на внушительной груди и посмотрела в глаза Марии с явным вызовом. Та чуть не задохнулась от возмущения: разыскиваемая преступница ещё и условия собиралась ей ставить!
– Нам срочно нужна помощь доктора Марко. Дело не терпит отлагательств.
– Вот вы где! – не дал опомниться никому показавшийся из-за угла и запыхавшийся Эдвард.
Вслед за ним оттуда же появился и Альфонс: Эду Уинри поставила новую облегчённую автоброню, и тот на радостях даже обогнал брата, чего обычно не случалось.
– Какого чёрта вы смылись?! А теперь являетесь… Что вам тут надо? – глаза старшего Элрика метали молнии.
– Нам нужен доктор Марко, – вежливо пояснила Ласт, с улыбкой глядя на братьев.
– Пропустите их, – махнул рукой Эд Марии.
– Но… Майор Армстронг… Приказ…
– Я, между прочим, тоже всё ещё майор армии Аместриса, – надулся Эдвард. – Выполняйте!
– Есть! – Мария вытянулась по стойке смирно, едва заметно покачав головой.
Как только странная компания вошла в здание больницы, лейтенант Росс принялась передавать соответствующее сообщение своему командованию.
*
– Вы… – Тим Марко побледнел и отшатнулся к стене.
Он не ожидал увидеть в своём кабинете этих людей. Что уж говорить – он рассчитывал, что больше никогда и ни при каких обстоятельствах не встретится с ними. А тут ещё и братья Элрики, которые совершенно спокойно заявили, что трое гомункулов и сумасшедший убийца не представляют для него, Тима Марко, ни малейшей опасности!
Кристальный алхимик вытер рукавом выступивший на лбу пот. По его мнению, Элрики были легковерными детьми, которым, хотя и пришлось повзрослеть в одночасье, всё ещё не хватало ни жизненного опыта, ни мудрости.
– Уходите отсюда, я не собираюсь иметь с вами ни малейшего дела.
Он очень старался выглядеть и говорить уверенно, но дрожащий голос подвёл доктора.
– Энви, выйди, пожалуйста, – начала Ласт. – И Глаттони выведи. И вы, юноши… – она посмотрела на Элриков.
– Я не останусь с вами наедине! – вскричал было Марко, но, тут же устыдившись своего порыва, опустился за стол и приложил высохшую ладонь ко лбу.
– Останетесь, доктор, – вздохнула Ласт, задержав выразительный взгляд красивых глаз на Альфонсе, который, потянув брата за рукав, вышел в коридор и аккуратно прикрыл дверь.
– Что вам от меня нужно? – Кристальный алхимик неприязненно воззрился на странную парочку.
– Помощь, – серьёзно ответила Ласт, проникновенно заглядывая тому в глаза.
– Он получил то, что заслужил, – брезгливо скривился Марко, выслушав её рассказ, но избегая смотреть на обоих посетителей. – Я не стану помогать ему.
– Не станете? – Ласт нахмурилась. – Какая жалость…
Она побарабанила слегка отросшими когтями по столу.
– Это ваше последнее слово, доктор?
По спине Кристального алхимика пополз холод. Уж слишком нехорошо в развратно изогнутых устах прозвучало слово “последнее” – словно Ласт уже пробовала его на вкус, наслаждаясь кровью, которую она, несомненно, прольёт в следующее же мгновение после того, как он озвучит ей отказ. Марко рвано вздохнул, прикидывая в уме, что ещё не завершил излечение Роя Мустанга и Жана Хавока, находившихся на этом же этаже и, несомненно, собиравшихся принести Аместрису только пользу и ничего, кроме пользы. Убедив себя в том, что его смерть в случае отказа в помощи Кровавому Лотосу только усугубит и без того печальное послевоенное положение страны, Тим Марко решился на сделку с совестью. Впрочем, далеко не первую.
– У меня нет философского камня, – отрезал доктор. – И создавать его ради вас я точно не стану.
Он прищурился, готовый ко всему, но его расчёт оказался верным – от него требовали совершенно иного.
– У меня есть камень, доктор, – Ласт хищно облизнулась. – Мне нужно, чтобы вы вернули ему, – она кивнула на неподвижно стоящего посреди кабинета Зольфа, – кое-что.
– Я не уверен, что это будет быстро, – покачал головой Кристальный алхимик после беглого осмотра. – И в палате он будет один, к нему приставят конвой. Таковы требования властей.
– Властей? – насмешливо прищурилась Ласт. – И кто же у нас ныне представляет эти самые власти?
– Генерал-лейтенант Грумман, – Марко выпрямился.
– Я поговорю с этим старым извращенцем, – мурлыкнула Ласт, коварно улыбаясь и наматывая на палец блестящую чёрную прядь. – У меня же будет беспрепятственный доступ в палату, доктор? – она прикусила нижнюю губу.
– Если не будет возражений сверху, – Марко тяжело вздохнул.
Возражений сверху не было. То ли стараниями Элриков, то ли с попустительства вновь провозглашённого фюрера и Кимбли, и гомункулы вздохнули вольготнее. Разумеется, за ними была установлена круглосуточная слежка, на них самих наложена целая куча ограничений – однако же при желании их было бы очень просто обойти. Но пока они этого не делали.
Более детальный осмотр пострадавшего от произвола Истины Зольфа Кимбли показал, что он ухитрился получить с десятка полтора мелких, но неприятных травм, в числе прочих – пару трещин в костях плюсны левой ноги; как объяснил доктор, как если бы ему на ногу упало что-то тяжелое. Ничего подобного Кимбли, разумеется, припомнить не мог. Почему-то Марко занялся сначала не излечением этих самых травм, а возвращением чувствительности. Конечно, ни о каких гарантиях даже при использовании камня речи быть попросту не могло.
*
Ноа шла на поправку. Конечно, о возвращении того, что отняла Истина, без помощи философского камня не могло быть и речи, но её сумасшествие постепенно отступало. Она вновь могла отличить собственные чаяния, эмоции и ощущения от всех прочих, некогда так прочно поселившихся в ней. Теперь же эти прочие таяли, медленно, но верно, словно зыбкий предрассветный туман, разгоняемый беспощадными лучами солнца.
С каждым днём вся грязь, казалось, так прочно облепившая и едва не потопившая её душу, слетала, как отжившая своё шелуха, являя миру её чистое, светлое ядро. Она больше не мутировала, не перестраивалась и не структурировалась – она жила, и жила по-настоящему.
Помимо этого, в ней пробудились алхимические способности. Ноа чрезвычайно тонко ощущала потоки человеческой энергии и, по заверениям как самого доктора Марко, так и ещё нескольких компетентных алхимиков, при должном обучении вполне могла стать потрясающей целительницей, причём не только тела, но и души, что само по себе было невероятной редкостью. Местных алхимиков поражала деликатность, с которой Ноа обходилась с потоками энергии, попадавшими в её нежные руки, и все они в один голос пророчили ей великое будущее. И, разумеется, всех чрезвычайно огорчал тот факт, что она, обладающая столь незаурядным даром, совершенно лишена возможности разговаривать.
Дитя её, по заверениям врачей, развивалось нормально, и всё, что требовалось будущей матери, обеспечивалось ей сполна стараниями братьев Элриков и местных властей, благосклонно принявших под своё крыло новую гражданку, тем паче, столь полезную в перспективе. Однако, чем лучше становилось Ноа, тем отчётливее она понимала, что её пути с дорогами братьев Элриков придётся разойтись. Это невероятно печалило Ноа, однако осознание того, что так будет легче всем, внесло успокаивающую ясность. Отныне у неё будет свой путь: её дитя, её новый дар, который она обязательно использует, и использует исключительно во благо.
Эдвард всегда, когда не был занят обиванием порогов и спорами до хрипоты с вышестоящими о собственной отставке, допуске его до теоретических работ и амнистии вернувшимся с того света Кимбли и гомункулам, с наслаждением заново изучал такие знакомые и позабытые улочки и подворотни Централа вместе с Уинри, по которой невероятно соскучился. Он осознал за эти годы очень многое, но отчего-то всё ещё не знал, как сказать самое главное. Словно он вновь стал стал мальчишкой, которому и двадцати-то не стукнуло, который боится даже взять подругу за руку, не говоря уже о чём-то большем.
В его личной зоне ответственности, как он сам считал, оставался ещё кое-кто. Селим Брэдли, самый старший из гомункулов, созданных канувшим в Лету кошмаром двух миров – Отцом. Эдвард был чрезвычайно рад тому факту, что Грумман позволил вернуть мальчонку миссис Брэдли, хотя условия, на которых это стало возможным, были достаточно жёсткими и страшными. Но помимо этого Эд опасался ещё одного: не начнут ли остальные гомункулы и Багровый алхимик мстить Прайду? Пока, конечно, Кимбли не слишком походил на того, кто теперь был способен на подобное, но Эдвард был уверен, что это явление временное.
*
Боль нахлынула внезапно. Нестерпимая, словно тысячи раскалённых игл рвали кожу, ледяные прикосновения обжигали, гигантский пресс дробил кости, а какая-то неведомая сила выкручивала все суставы. Зольф не знал, сколько продолжалась эта изощрённая пытка, но в один момент всё прекратилось столь же неожиданно, как и началось. Конечно, его предупреждали, что процедура болезненна, но эффект превзошёл все мыслимые и немыслимые ожидания.
Он ощутил холод прикосновения узкой руки Ласт к вспотевшему лбу, холодную влагу пропитавшейся потом простыни, боль в горле от спазма, не давшего ему закричать… Досадливо поморщился. А потом, широко раскрыв глаза, попытался вскочить с постели, словно не веря собственным ощущениям.
– Лежите, рано ещё, – доктор Марко не смотрел ему в лицо и всем своим видом выражал неприязнь. – Ещё несколько дней наблюдения. Неизвестно, что и как себя проявит.
Зольфу было наплевать на неприязнь Кристального алхимика. Дело сделал – и чёрт с ним. Зольф неверяще вытаращился на собственную руку. Пальцы были порядочно исцарапаны, и он наконец-то ощущал от этого дискомфорт. Сломанная стопа болела, но Зольф растянул губы в довольной усмешке – наконец-то он чувствовал. Ему чертовски не терпелось испытать новые возможности его алхимии, открыть в себе новые грани собственного таланта, тем паче сейчас всё благоволило к этому, как никогда: потоки энергии ощущались невероятно сильно и мощно. Да и в круге он больше не нуждался. Но раз уж лекарь сказал – рано, значит, стоило выполнить предписания. В этом отношении Зольф всегда был достаточно щепетилен.
– Что там с излечением травм? – поинтересовалась Ласт.
– Не ранее, чем через сутки, – отрезал доктор. – Слишком большая нагрузка на организм.
– А боль, по-вашему, – не слишком большая нагрузка на организм? – прошипела она, сузив глаза.
– Что поделать, – как-то грустно отозвался Марко, разведя руками, от чего у Ласт сразу пропало ощущение какого-либо злого умысла со стороны алхимика. – Ваш камень, – он протянул ей кроваво-красный кругляш.
– Он не исчерпался? – удивилась Ласт, задумчиво проводя пальцем по глянцевой поверхности.
– На удивление, пока нет, – вздохнул Марко, потирая запястья. – Но нет гарантии, что не придётся повторять процедуру.
Он вышел, прикрыв за собой дверь палаты. Ласт повернулась к Зольфу – тот выглядел счастливым, словно кот, объевшийся сметаны.
– Ты как?
– Смотря с чем сравнивать, – бодро отозвался Зольф. – Скажи, здесь же была бритва? Хочу наконец-то привести себя в порядок.
Ласт присела в изголовье кровати и приставила к его шее острейший коготь:
– Тебе так не понравился этот опыт?
Зольф поежился – было страшно, когда острейшие когти-лезвия Ласт скользили по его лицу, – но ответить не успел: дверь без стука распахнулась.
– Зольфу Дж. Кимбли послание из Штаба! – отчеканил молодой военный, опасливо поглядывая на не слишком довольные лица обитателей палаты.
– Давай сюда, – махнул рукой Зольф, жестом отозвал вояку, развернул письмо, пробежал бумагу глазами и ничего не выражающим взглядом уставился прямо перед собой.
– Что там? – Ласт забрала из его рук письмо и обомлела.
Наверху красовалась виза с личной подписью генерал-лейтенанта Груммана. А ниже…
“Настоящим приказываю лишить Зольфа Дж. Кимбли звания государственного алхимика и установить безоговорочное вето на любое применение им алхимии в течение десяти лет. Нарушение сего постановления карается смертной казнью незамедлительно. Исключений настоящим постановлением не предусмотрено”.
========== Глава 31: Finis ab origine pendet/Конец зависит от начала ==========
I hope they cannot see
The limitless potential
Living inside of me
To murder everything
I hope they cannot see
I am the great destroyer.
Nine Inch Nails “The Great Destroyer”.
Весна обновила природу Аместриса особенной, только ей подвластной магией. Небо было синим и ясным, птицы счастливо пели в отведённое им время, всё оживало. Но оживало не только благодаря весне: со страны была наконец снята печать Отца, что сдерживала её дыхание, истинную суть, её алхимию. Как Альфонсу говорила Мэй, теперь-то больше не было той страшной, гнилостной энергии, которую ощущали все выходцы из Ксинга, только попав в Аместрис.
Мэй рассказывала множество интересного об их местном алхимическом искусстве, и Ал вспомнил, как тогда, ещё до попадания на Землю и эпопеи с бомбой, он собирался уехать в Ксинг для его изучения. Конечно, ему было не по себе от предстоящей разлуки с братом, вернувшимся в родной мир, но, разумеется, не вернувшим алхимии. Но его успокаивал тот факт, что уж за время, проведённое на Земле, чему-чему, а жизни без ставших так привычными здесь способностей они оба научились.
Мэй выглядела трогательной наивной девчонкой, которая, широко распахнув глаза, слушала о невероятных приключениях братьев в ином мире и только качала головой и жалела, что ей не удалось тоже почувствовать всех тех изменений в энергии Земли, о которых рассказывал Ал. Особенно её заинтересовало наличие двойников в мирах, что, конечно, обеспокоило Ала – ему совершенно не хотелось, чтобы принцесса Ксинга искала путей на Землю. По его мнению, этим двум мирам стоило существовать отдельно друг от друга.
*
– Десять лет! – Эдвард Элрик задыхался от праведного гнева. – Вы же убьёте его этим!
– Что вы хотите, юноша? – Грумман нахмурился.
– Да то, что Кимбли уже получил своё сполна – он целых двадцать лет прожил без алхимии! – Эд мерил тяжёлыми шагами приёмную Груммана, нимало не заботясь о субординации.
– Я уже понял, что вы весьма о нём печётесь, юноша, – новоиспечённый фюрер усмехнулся в усы. – Но он – преступник. И лично я считаю это наказание чересчур мягким. С учетом того, как его действия осложнили политическую ситуацию на севере Аместриса и подорвали и без того шаткое доверие к нам Драхмы… – Грумман отхлебнул чаю и уставился на Эда. – Прошу заметить, подорвали в самом прямом значении этого слова! И потом, кто поручится за то, что он там и правда провёл двадцать лет без алхимии, а?
– Вы не верите моему слову?! – Эдвард замер, словно на него вылили ушат холодной воды.
– Нет, отчего же мне вам не верить – верю. Но как знать, быть может, вы и сами были подло обмануты… – Грумман хитро сверкнул очками и, поднеся ко рту расписную чайную чашку, отпил из неё, звучно прихлёбывая.
– Да если бы не он, меня бы в живых не было! Это он не позволил самому мерзкому из гомункулов, Прайду, убить меня! – Эд сжал кулаки. – Отправьте его на какую-нибудь границу. Уж верно служить он умеет.
Не успел фюрер рассмотреть толком мимику Эдварда, чтобы на её основании сделать ему одному известные выводы, как из-за двери послышалась громкая брань, а сама дверь открылась от бесцеремонного пинка так, что едва не слетела с петель.
– Вы с катушек съехали, фюрер! – прямо с порога, заставив почтенного генерал-лейтенанта подавиться чаем, заявил Энви. – Он вам так всю страну разнесёт! А я, прошу заметить, его даже останавливать не стану!
Эдвард захихикал в кулак, старательно кашляя. Он не был уверен, что эскапада Энви – гомункула и тоже государственного преступника – принесёт положительный результат, но никак не мог удержаться от смеха.
– Я вам больше скажу! Если вы запретите ему это дело, – Энви в театральном жесте развёл руки в стороны и звучно хлопнул в ладоши, от чего Грумман непроизвольно вздрогнул, – ему даже самому не придётся разносить страну! Это сделаю я! Потому что он вконец изведёт меня своим нытьём и философствованиями!
– Кто вы такой?.. Э-э.. Такая?.. Такое?.. – ехидно поинтересовался Грумман, которого происходящее уже начинало по-своему забавлять. – И почему вламываетесь в мой кабинет, позвольте поинтересоваться?
– О, прошу извинить моего брата, – Ласт отделилась от косяка, к которому привалилась неизвестно в какой момент. – Он немного… эксцентричен.
Грумман снял очки и устало потёр переносицу. Он не ожидал, что из-за опального алхимика к нему направится целая делегация подозрительных личностей. И, признаться честно, он в принципе до конца не понимал, что делать с такой силищей, как гомункулы. Выхода было два: попытаться уничтожить их раз и навсегда или заставить верно служить. Судя по тому, как народный герой Эдвард Элрик рвал последнюю рубашку ради этой сомнительной братии, с идеей об уничтожении ему придется попрощаться.
– Мальчики, оставьте нас, – проворковала Ласт, проходя и садясь напротив генерал-лейтенанта. – Мы сами с фюрером… – она двусмысленно прищурилась. – Сами разберёмся.
Хотя Грумману нравились женщины подобных форм, он уже пожалел о том, что остаётся с этой дьяволицей наедине. Но и просто так отпустить Багрового алхимика, убийцу и преступника, за которого пришла просить вся эта странная делегация, на свободу он не мог.
– Я вас слушаю, – с некоторой долей старческого кокетства начал он, когда за Стальным и его странным приятелем наконец захлопнулась многострадальная дверь.
– Я не отниму у вас много времени, – Ласт постучала по столешнице опасно отросшими когтями. – Могу лишь сообщить, что информация о двадцати годах без алхимии – чистая правда. И предложить свои услуги, – последнее она произнесла совсем уж интимным полушёпотом, проводя кончиком розового языка по верхней губе.
Грумман едва перевёл дух и поспешно вытер пот со лба, сглатывая слюну. Внутренний голос отчаянно кричал ему о недопустимости сделок с гомункулами на их условиях, но плоть оказалась предательски слаба.
– У вас будет свой, – Ласт протянула руку через стол и, убрав острые когти, провела по старческой руке Груммана кончиками прохладных пальцев, – уникальный, – она похотливо облизнулась, – смертоносный и непобедимый отряд специального назначения.
Пока фюрер непонимающе хлопал глазами за толстыми стёклами очков, Ласт откинулась на спинку стула и хищно улыбнулась, обнажая идеальную дугу жемчужных зубов.
– Состоящий из меня – Абсолютного клинка, – одно едва заметное движение изящного пальца – и люстра, удерживаемая под потолком четырьмя массивными цепями, с грохотом упала на пол, – Ненасытной Чёрной дыры, способной уничтожить что угодно – или кого угодно – без следа; и того, кто может скопировать любой облик. Вас, – она неприятно усмехнулась, – в том числе.
– А что в противном случае? – глаза Груммана опасно сверкнули.
– Вы наживёте себе бессмертных врагов, – меланхолично пожала плечами Ласт. – Мы же не хотим быть врагами, не так ли?
*
Зольф стоял перед больницей и осматривал окрестности, предаваясь своим мыслям. По счастью, одежду ему оставили, и он был лишён счастья торчать пусть и под тёплым весенним ветром, но в больничной пижаме посреди улицы. Спиной он ощущал, как военные сверлят его белую фигуру взглядами, но ему было всё равно. Он отчаянно хотел попробовать свою алхимию. На какой-то миг ему показалось, что, впрочем, гори всё огнём – он подорвёт тот же центральный штаб, а что потом – неважно. Если он нужен миру, так выживет и на сей раз. Но, здраво рассудив, что ждал двадцать лет в том мире и шесть ещё раньше – в Центральной тюрьме, – не ради того, чтобы принять на грудь не самого оздоравливающего свинца, погрузился в бездейственное ожидание.
– Вы?! – его окликнул знакомый девичий голос. – Мистер Кимбли, это вы…
Уинри Рокбелл. Дочка тех самых врачей, девочка с фотографии – он помнил её лицо. Он помнил и её лицо, когда чёртовы Элрики разыграли её похищение Шрамом. А ведь он тогда и правда искренне обеспокоился судьбой девчонки.
– Мисс Рокбелл, – он приподнял шляпу в вежливом приветствии.
– Вы помните меня…
– Я не забываю преданных делу людей, – как-то устало улыбнулся Зольф.
– Эд говорил… – она замялась. – Что вы там… Вместе…
Зольф вопросительно приподнял правую бровь. Если девчонка хочет конструктивных ответов, пусть потрудится и вопросы задавать конструктивно. Теперь она не была ему нужна, поэтому можно было не слишком заботиться о произведённом впечатлении. Хотя, если уж говорить начистоту, Уинри Рокбелл очень импонировала Зольфу.
– Ну… – она смешалась окончательно и даже слегка покраснела. – Вы двадцать лет провели в другом мире… Как там? – она подняла на него огромные голубые глаза и взглянула с истинной детской непосредственностью.
– Там? – Зольф задумался. – Так же, как здесь, мисс Рокбелл. Люди везде одинаковы – есть алхимия, нет алхимии…
– Правда? – она с надеждой воззрилась на него. – Значит, они там хорошие! – голос звучал уверенно.
“Такими голосами обычно партийные лозунги выкрикивают”, – отчего-то подумалось Зольфу.
