Текст книги "Ибо прежнее прошло (СИ)"
Автор книги: add violence
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)
Эд сверкнул глазами – где-то он уже слышал подобное. Да и сообщать о чём-то гомункулу? Увольте!
– Спасибо, – серьёзно кивнул Альфонс.
*
– Ничего мы ему не скажем, – зло прошипел Эдвард, пиная носком ботинка камешек.
– Уверен? – Ал покусывал нижнюю губу.
– А ты что, хочешь, чтобы этот мир настиг тот ужас, что был тогда в Аместрисе? – вскипел Эд.
– Расскажите мне всё, – тихо потребовала Ноа. – Я не знаю, о чём таком вы говорите, а мне казалось, мы союзники!
Ей порядком надоело за это время, что такие важные вещи приходилось вытаскивать клещами.
– Ты поняла, что он такое? – выплюнул Эд.
– То же, что Эрвин, – прошептала Ноа, глядя куда-то вдаль. – У него это в глазах написано. В них постоянно стоит такой крик, словно тысячи душ стенают…
– Ты же не надеешься, что он не станет следить за нами? – на всякий случай уточнил Альфонс.
– Конечно, нет, – тяжело вздохнул Эд. – Придётся отчитываться…
Они достали карту, некогда заботливо затолканную под запал предыдущей бомбы. Всякий раз подсказки были разными, но впервые такая информация лежала непосредственно в пустышке, словно невидимый некто, как кукловод, дёргал за ниточки, предвосхищая всякий их шаг. И сейчас это выглядело как откровенное издевательство, будто этот таинственный некто напрямую сообщал им, что гонятся они за миражом.
На карте, под красной звездой, был нарисован план части города. Похоже, искомое находилось в подвале одного из зданий, осталось понять – какого. Страх, что они находятся не в том городе, вновь обуял их: в этой стране были тысячи исторических зданий, и обшарить подвалы каждого не представлялось возможным. Как искать? Куда податься? В числе прочих нарисованных строений были те, что увенчаны, судя по всему, теми же пресловутыми красными звёздами. Однако вот незадача: в том самом месте, где Ноа описывала подобное, они видели совершенно иное. Но цыганка упорно стояла на своём.
Пройдя под покровом ночи согласно схеме к старинным постройкам, находившимся напротив площади с красными звёздами, на которую так упорно указывала Ноа, они зашли в переулок, оставив по левую руку от себя п-образное здание с колоннами. Подойдя к бело-жёлтому строению с крылечком, увенчанным красной крышей, они остановились.
– Эд… – неуверенно начал Альфонс. – Ты уверен, что это то здание?
Эдвард и Ноа уставились в схему. По всему выходило, что они у цели.
– Как мы пройдём внутрь? – Ал переминался с ноги на ногу. Он словно вновь почувствовал себя неуклюжим пустым доспехом, упорно искавшим ответ на недетский вопрос.
– Я открою, – неохотно призналась Ноа. – Главное, чтобы не было охраны.
Они бесшумно пробирались по тёмным коридорам. Плана здания у них не было.
– Смотрите, лестница вниз, – горячо зашептал Эд.
Вскрыв замок на ржавой решётке, они вошли внутрь. В нос ударил смрад сырости, слежавшейся бумаги и чего-то ещё, резкого и тошнотворного. Ноа чиркнула спичкой, и зыбкий огонь осветил полки утлых стеллажей. Цыганка вскрикнула, уронив спичку; Эд, выругавшись под нос, наступил ботинком на маленький огонёк, не позволяя ему разрастись. Неловкое движение – и нечто с грохотом упало на пол, разбиваясь вдребезги и обдавая незадачливых сапёров удушливой формалиновой вонью.
– Что за чёрт?.. – нахмурился Ал, зажигая новую спичку.
Под ногами лежали осколки стеклянной банки, а на полу, скрючившись, поднеся бесцветные полупрозрачные ручонки ко рту, сиротливо лежал плод то ли обезьяны, то ли человека.
– Тьфу, пропасть, – пробормотал Эд, отпинывая неприятный ему экспонат под стеллаж. – Ну и вонь.
Они осматривали неприветливое сырое помещение. Под ногами хрустели хитином огромные чёрные тараканы.
– Там проход, – отметила Ноа.
Похоже, этот подвал был больше похож на лабиринт. Они прошли в следующую комнату, в которой на полках ютилось множество отсыревших коробок. Что-то неприятно хрустнуло под тяжёлым ботинком Эда.
– Твою мать… – скривившись, прошептал Эд, освещая маленьким огоньком источник звука.
Ноа закрыла рот руками. В углу валялась груда человеческих костей.
– И как тут искать эту хрень? – вскипел Эдвард. – Нам что, все коробки перебрать?
Ноа и Ал прошли в ещё одну комнату. Похоже, она кончалась тупиком. В помещении было тепло и сыро, воздух казался тяжёлым и спёртым, да ещё и эта вонь…
– Тут тоже коробки, – выдохнул Ал. – Похоже, имеет смысл и правда искать в них.
Они выбились из сил. Головы болели и кружились, во рту было противно. Они перебрали множество коробок – всюду была одна гнусь, в основном, кости. Насколько хватало познаний троицы – и правда, человеческие. Иные пряно пахли кладбищенской землёй, иные – ничем особенным.
– Фу-у-у… – протянул Эд, выпрямляясь и вытирая пот со лба грязной рукой. – Да что ж такое-то…
– Смотрите! – вскричала цыганка, позабыв о том, что их могли услышать.
На самом видном месте, в углу третьей комнаты, на полке на уровне глаз, словно издеваясь, лежала бомба. Точно такая же, как семь, обезвреженных ими ранее.
*
– Маладци, – глазами улыбнулся генсек, любовно поглаживая шарообразный предмет правой рукой. – Что ви, а нэй скажэте?
– Пустышка, – пренебрежительно пожав плечами, отозвался Эдвард. – Судя по тому, что говорил один достаточно компетентный во взрывотехнике алхимик, – Эд мстительно сверкнул медовыми глазами, – взрыв от неё – что пшик. Ерунда, право слово.
Эд и Ал сообща решили принести бомбу Расу в первозданном виде. Судя по конструкции, которой она обладала ныне, на большие разрушения это чудо инженерной мысли и правда было неспособно.
– Ви свабодны, но при адном условии.
Ноа напряглась – слишком много, по её мнению, в последнее время им ставилось условий. Эд и Ал же отчего-то были безмятежны, как никогда.
– Валяйте, – дерзко ухмыльнулся Эд.
На незаметных под пышными усами губах расцвела довольная ухмылка – Рас до некоторой степени скучал по братьям-Элрикам и непосредственности Эдварда, подчас граничившей с дерзостью. И был чрезвычайно рад заметить, что, несмотря на долгий срок, проведённый в этом мире, юноша не растерял запала.
– Бомбу – мнэ.
– По рукам, – оскалился Эд.
1) Кремль на время войны был замаскирован во избежание атак с воздуха.
========== Глава 7: Pompa mortis magis terret, quam mors ipsa/ Больше самой смерти устрашает то, что ее сопровождает ==========
Kinder müssen kommen in den Krieg,
Räder müssen rollen für den Sieg.
Köpfe müssen rollen nach dem Krieg.
Ihr könnt mich nicht wenn ich nicht will!
Ost+Front “Edelweiß”.
1944, сентябрь.
– Всё ещё не рассказала…
Зайдлиц, ссутулившись, сидел на скамейке на заднем дворе и болтал ногами, внимательно рассматривая начищенные почти до зеркального блеска ботинки.
– Тема не заходила… – Ласт поджала губы.
Начинать этот разговор с Зольфом ей категорически не хотелось. Ласт казалось, что пока это всё не обговорено, это можно как-то переиграть. Хотя она всегда была весьма рассудочной и расчётливой, сейчас ей куда как больше нравилось думать, что раз о проблеме не говорят, то её и не существует.
– Смотри, дотянешь до последнего… – Энви шумно выпустил воздух сквозь зубы. – Чёрт, вот же я докатился! Пытаюсь образумить – кого бы вы думали? – мою вечно самую умную сестрёнку!
– Прекрати, – Ласт нахмурилась. – Лучше скажи, что у нас с запасами эликсира?
В какой-то момент Отец начал выдавать им порционную густую красную жидкость – для восполнения запасов жизненной энергии. Никто из детей толком не знал – или не хотел говорить, – откуда и как он брал её в этом мире и, что самое главное, почему она работала. Ласт на встречи с Отцом никогда не брала камень, подаренный Зольфом, и не знала, пробуждается ли он от тяжёлой летаргии в тех местах, где ощущалось движение земной коры, где сила, питающая алхимию, струилась едва уловимыми потоками по исполинским жилам планеты.
– На исходе, – развёл руками Зайдлиц. – Да и когда нам его давали-то?
Ласт плотнее запахнула пальто. Она предпочитала не вспоминать, зачем им этой весной выдали экстренный запас великого эликсира и как и при каких обстоятельствах он был израсходован.
*
1944, апрель.
Они заняли деревню. Прорвав оборону несокрушимой Красной армии, войска Рейха, изрядно потрёпанные, но одержавшие в этом раунде победу, вошли в поселение с трудно произносимым славянским названием. Командование приказало расквартироваться по домам и дало несколько часов на отдых. Всем было известно, что русские ни за что на свете не оставят всё так и обязательно постараются взять реванш, потому на следующий день предстояло много работы.
Кимбли с подозрением оглядел деревню. Спать в одном доме со славянами? Принимать с ними пищу? Он считал это самоубийством чистой воды – в каждой кухне найдётся добрый тесак, а на дворе – топор. И крысиный яд, наверняка ещё крысиный яд. Приглядев домик на отшибе, он, позвав за собой Зайдлица и ещё троих младших офицеров, направился туда.
Скотины во дворе не было. На окрик из дому вышла баба неопределённого возраста, вытиравшая широкие натруженные ладони о застиранный передник и смотревшая на эсэсовцев из-под нависших век так, что враз стало ясно: дотянется – убьёт паскуд. Следом за ней на крыльцо выскочили двое тощих мальчишек со злыми глазами. Зольф рассматривал этих людей и давался диву: жить в таких условиях, плодить в них детей и при этом иметь настолько несгибаемую волю? Он уже видел подобное. Ни тогда, ни сейчас в его сердце не шевельнулись ни жалость, ни сожаление, однако не удивляться он не мог.
– Чего тебе? – грубо спросила баба на своём наречии, глядя на Зольфа.
– Еда, вода, кровати, – почти по слогам жёстко отчеканил Кимбли – на немецком, разумеется. – Быстро!
Баба прищурила бесцветные глаза и скривила лицо в презрительной усмешке. Зольф только сейчас обратил внимание, что её лицо украшал уродливый шрам почти во всю левую щёку.
– Прошка, постели этим иродам. Да самогона поставь, пусть ужрутся до смерти, пробляди фашистские!
Кимбли из экспрессивной речи не понял почти ничего, кроме ругательства – очевидно, в их адрес. Однако молодой оберштурмфюрер, похоже, осознал смысл сказанных слов и чему-то улыбался.
– Переведите, – бросил Зольф, наблюдая за хозяйкой дома и мальчишкой, что был явно помладше того, кто скрылся в тёмном дверном проёме, выполняя материнское указание.
Слушая перевод, Кимбли качал головой, а Энви хихикал в кулак: похоже, после трудного боя перспектива нализаться и устроить праздник была слишком близка не только солдатам, но и офицерам.
– Отставить пьянку, – отрезал штурмбаннфюрер.
– Как?.. – младшие офицеры растерялись и, судя по всему, разозлились.
– Вам выделили время на сон. Чтобы без глупостей!
– Готово, ма, – наигранно по-взрослому пробасил мальчонка.
Зольф окинул всех нечитаемым взглядом.
– Отлично. Вы двое, – он кивнул на офицеров. – В дом, проверьте там всё. Тронете водку – головы посношу и спишу в военные потери! Остальные – со мной.
Вояки подобрались и скрылись в тени сеней, шёпотом понося вышестоящего по званию – после такого боя, где чуть богу души пачкой не поотдавали, грех было не напиться допьяна, но о том, что с Кимблером шутки плохи, знали все. И понесло же этого психа с ними! Поговаривали, сидел он в своих лагерных лабораториях – вот и сидел бы! А им теперь – мучайся.
Оставшийся унтерштурмфюрер тоскливо посмотрел вслед удалившимся в дом товарищам и со скучающим видом принялся ждать дальнейших указаний.
– Вы, – Кимбли ткнул пальцем в бабу с детьми и указал на задний двор. – Сюда. К стене!
Дети переглянулись – им была непонятна отрывистая речь на чужом языке. Баба принялась толкать детей, куда указали, бросая на Зольфа взгляды, полные ненависти.
– Стоять, – он прищурился. – Зайдлиц, Ланге – огонь.
Они подняли автоматы.
– Нелюди, детей бы пожалели! – зашлась в крике баба, выпрямившись и глядя только перед собой, лишь бы не видеть, как мальчишки, которым отныне не суждено было стать взрослыми, падали на землю с широко раскрытыми от удивления глазами, как пожирали этими самыми глазами своих палачей. А потом и её крик прервался сухими автоматными плевками.
– Закопайте, только головы от тел отделите, – равнодушно бросил Кимбли.
Поговаривали, что у русских было нечто: то ли сыворотка, то ли излучение; те, которые непросвещённые, так и вовсе говорили о дьявольском колдовстве, но суть не менялась – это нечто поднимало мёртвых. И шли в бой Бессмертные полчища мертвецов с пустыми глазами.
– Что такое? – Зольф раздражённо посмотрел на офицера.
Унтерштурмфюрер посерел, его лицо исказилось в гримасе дурноты, из глаз градом потекли слёзы.
– Зайдлиц, вытащи тех двоих, пусть лопатами на свежем воздухе помашут, – скривился Зольф.
– Штурмбанн… фюрер… – икая и утирая губы после очередного позыва, который молодой офицер не смог сдержать, выдавил тот. – Это ж… женщина… да дети…
– Дети. И женщина, – согласился Кимбли. – А скажи-ка мне, что мешает женщине и детям тебя ночью ножом по горлу полоснуть? Это война. Тут или ты – или тебя.
– Смотрели… так страшно… вы бы их… хоть… со спины… – офицер был бледнее мела. – Как забыть-то теперь…
– А ты и не забывай, – посоветовал Зольф, глядя куда-то сквозь собеседника. – Они-то тебя вовек не забудут.
Есть отчего-то не хотелось. Заснуть Кимбли не мог: мешали кутёж и крики на улице. Да и было ему почему-то не по себе. Энви тайно ушёл в разведку – он был значительно незаметнее, сильнее и быстрее людей, поэтому ушёл без свидетелей. Отправленная официальная разведка до сих пор не вернулась и ничего не доложила, хотя время уже подошло. Это означало, что, скорее всего, уже и не вернётся. И хорошо, если их дислокацию не сдаст под допросом да с пристрастием. Младшие офицеры сначала обиженно повозились и тяжело повздыхали, косясь на старшего по званию, ультимативно запретившего им пить и всячески отмечать победу с местными жительницами.
Зольф потёр болящие от перенапряжения глаза и направился в кухню – там был стол. И стеклянные бутылки. Он разработал новую зажигательную смесь – нечто вроде коктейля Молотова, но не настолько опасную в применении: при ударе смесь детонировала сама по себе и воспламенялась из-за выделения при химической реакции кислорода. А в его снаряжении ещё оставались химикаты, хотя и совсем немного. Намешав несколько бутылок, он выглянул в окно. Штандартенфюрер, хотя и отдал под его попечение часть солдат, с которыми они вошли в поселение, закрывал глаза на “подвиги” вояк, что очень не нравилось Кимбли. Ну как, как они будут отбивать контратаку, когда их головы будут гудеть, а координации движений не хватит ни на один точный выстрел? Зольф бы ни капли не удивился, если бы теперь деревенские бабы сообща подпоили этих идиотов посильнее да потом забили вилами. Более того – окажись он на их месте, он бы именно так и поступил.
– Русские… на подступах… с востока… – Энви запыхался, по лицу тёк пот. Кажется, впервые он выглядел не взбудораженным перспективой боя, а перепуганным ею. – Нам не отбиться, Кимбли.
– Почему это? – холодно поинтересовался Зольф, глядя, как по зелёному бутылочному стеклу ползут огоньки, проникающие от исступлённого уличного веселья сквозь заклеенные крест-накрест окна.
– Их тьма, – Зайдлиц откинул чёлку со лба, садясь на лавку и вытягивая ноги. – И трупаки с ними. Валить нам надо отсюда! Иначе, – он провёл ребром ладони по горлу, – pizdets. Даже мне.
Кимбли постучал пальцами по столу. Куда ни кинь – всюду клин. Если послушать гомункула – расстреляют, как дезертиров. Остаться…
– Откуда идут?
– С востока, откуда ж ещё им идти? – Энви посмотрел на старшего по званию, как на идиота.
Зольф пружинисто встал, закупоривая все бутылки, кроме одной, и аккуратно засовывая закрытые в рюкзак.
– Пошли, воздухом подышим. Заодно покажешь мне, откуда они к нам на головы свалятся.
Кимбли и Энви стояли чуть поодаль, глядя на творившуюся вакханалию.
– Оттуда идут, – махнул гомункул вдаль. – Не видно тут из-за этих пропойц.
Зольф сощурил ледяные глаза. Выходило, что если неприятель дойдёт, то ему придется пробираться через толпу пьяных немцев. А вот командование встало позади. Куда расквартировали остальных, ни Багровый, ни Энви понятия не имели, но, похоже, здесь было много деревенек.
– Что стоите? – пьяно ухмыльнулся непонятно зачем подошедший к ним солдат. – Туда давайте, там весело! Ещё пару девок красивых нашли, если поторопитесь в очередь встать, так, может, тоже свезёт.
– Пошёл вон, – зло выплюнул Зольф. – Вам, падлам, какого хера сказали? Спать вам сказали!
Он махнул рукой и отвернулся. Хотелось достать автомат и полить очередями всю толпу к чёртовой матери, поджечь деревню и дать дёру куда подальше, перед этим вдосталь насладившись запахами и звуками.
– Разведка не вернулась… – Зольф задумчиво обратился к Энви. – Надо отправить кого-то к командованию с докладом. Только кого теперь отправишь… Разбуди этих, которые у нас. Они хотя бы трезвые, – он скривился.
Начинала болеть голова. Непреходящее ощущение нависшей опасности не пьянило и не вызывало немедленного желания принять вызов и в очередной раз пройти по грани – напротив, будило в груди Кимбли глухую тоску и чёткое ощущение ошибочности некогда принятого решения. Он помассировал виски, наливавшиеся тяжестью, переходящей в вязкую боль. “Профнепригоден, – с ужасом думал Зольф. – Под списание…” Он всегда презирал сентиментальных моралистов и безо всякой жалости относился к отвоевавшимся. Смерть по его меркам – куда как более славный конец для воина, нежели подобное состояние. И в этот момент он ненавидел себя, хотя и не был полностью готов признать это.
Он стоял, провожая взглядом Энви, убежавшего выполнять приказ, стараясь не вслушиваться в окружавшую его какофонию и думая лишь об одном: как было бы прекрасно оказаться на войне, но не здесь, не с этими людьми и не в этом мире. Там, где под ногами, словно кровь по венам неведомого исполина, течет, бурлит и несёт как жизнь, так и смерть, та сила, что осталась по другую сторону Врат.
– Есть, – выдохнул Энви почти на ухо Зольфу, вернувшись.
– Тогда ждём указаний, – отозвался Кимбли, зябко передёргивая плечами.
Ночь выдалась холодная, и не замечали этого только лишь опьянённые победой и местным самогоном солдаты да сжигаемые изнутри пламенем гнева и боли местные – те, что пока остались в живых. Зольф скосил глаза на стоящую под ногами бутылку – смертоносная горюче-взрывчатая жидкость была особенно эффективна там, где пламени было на что перекинуться, что облизать жаркими ненасытными языками и пожрать дотла, оставляя после себя лишь золу.
– Сколько им понадобится, чтобы дойти? – помолчав, спросил Кимбли.
– Не знаю, – замялся гомункул. – Человеческим шагом… Ну совсем немного. До рассвета так точно.
Зольф сощурил слезящиеся от недосыпа глаза. Протрезветь его “армия” точно не успеет. Небо угрожающе потемнело, словно знаменуя торжество вечной ночи, пологу которой суждено разорваться совсем скоро беспощадными солнечными лучами.
– Русские! Русские на подходе! – отчаянно заголосил кто-то вдали.
Часть солдат, что ещё могла держаться на ногах, подхватила оружие и направилась к Зольфу и Энви.
– Держать оборону! – рявкнул Зольф, понимая, что это конец.
Ещё часть вояк не среагировала ни на что: ни на приказ командира, ни на панику, охватившую часть села.
– Ну и пусть идут, если это бабы! – пьяным голосом завопил один особенно ретивый, находившийся на сеновале у одной из самых больших изб.
– Поимеем всех!
Зольф поднял бутылку и, замахнувшись, швырнул её в сторону источника звука. Последовал негромкий взрыв, и тут же нечеловеческий крик боли примешался к прежней какофонии, придавая происходящему осмысленность, стройность и правильность – по мнению бывшего алхимика. Жадный жаркий огонь, с аппетитом облизав сеновал, переметнулся на дом. Зольф прикрыл глаза, наслаждаясь плодами деяния рук своих. Гордость затопила его – он и мечтать не мог, что так удачно бросит свое экспериментальное детище.
– Назад! Выстраиваем линию обороны! Не тушить! – рявкнул Кимбли.
Воздух наполнился запахом горелой плоти, всюду сновали объятые огнём фигурки. Зольф придирчиво наблюдал, готовый подлить масла в огонь – точнее, кинуть ещё бутылку. Но паникующие пьяные люди с разнесением пламени справлялись на отлично и без его вмешательства. Вскоре его, Энви и ещё десятка три человек от линии наступающих русских отделяла приличная стена огня.
– Ах ты… сукин сын! – вскричал один из протрезвевших солдат, направляя автомат на Зольфа. – Своих же пожёг, паскуда! Да какая только тварь такое чудовище породила?
Автомат зашелся в сухом кашле хлёсткой очереди. Зольф удивлённо смотрел, как на плече и на боку расползаются кровавые пятна, как метнувшийся рядом с ним Энви падает на колени, глядя широко раскрытыми аметистами глаз в неподдельном изумлении на руки, которые поднёс к груди; а на ладонях пылает алым даже в такой непроглядной темени кровь.
– Ты что творишь? – испуганный молодой солдат удерживал автоматчика, направляя дуло вверх, пока автомат не стал издавать сухие бесплодные щелчки.
Автоматчик ничего не ответил. Он, как и остальные, открыв от изумления рот, смотрел, как из ран мальчишки-хауптштурмфюрера выпали одна за другой всаженные в него пули; как штурмбаннфюрер, поморщившись от боли и зажав левое плечо и прижав руку к ребрам, улыбнулся странной улыбкой, а Зайдлиц, ухмыльнувшись, выпрямился во весь рост.
– Что за чёрт… – неверяще охнул автоматчик.
– А теперь посмотри, что бывает с теми, кто мать мою без должного почтения поминает, – прошипел Кимбли. Побледневшее лицо его пошло красными пятнами, на лбу выступила испарина. – Зайдлиц, по законам военного времени. Сверни ему шею, нехрен на падаль патроны тратить. Можешь голову оторвать, если захочешь.
*
1944, сентябрь.
Ласт предпочитала не вспоминать, что тогда они вернулись чудом. Как прошёл среди солдат мутный слух, якобы штурмбаннфюрер Кимблер своими же руками весь свой отряд угробил: кого подорвал, кого расстрелял, а у кого и вовсе кровь выпил вместе с мальчишкой этим странным. Однако командование отозвалось однозначно: сделали, что могли, чтобы сдержать наступление Бессмертного полка. Многие – ценой жизни.
Но и Зольф, и Энви, а позже – и Ласт знали, где правда, а где ложь. Как чуть не рассекретилась нечеловеческая природа голенастого юнца, который едва не умер там, и если бы не эликсир – не вдыхать ему больше смрадный воздух земли, раздираемой войной. Как чуть не истёк кровью тот, кому Отец пророчил слишком важную миссию, чтобы так легко потерять. Как, отступая, положили всех свидетелей: кого сами, а кого оставили на растерзание советским мертвякам.
– Энви… – тихо спросила Ласт. – Почему его эликсир работает, а аместрийский камень – нет?
– Да почём я-то знаю? – огрызнулся гомункул. – У Отца спроси, если так интересно.
========== Глава 8: Natura est semper invicta/Природа всегда непобедима ==========
So here I am
Sitting on a pile of stones
Waiting for the rain to fall
To wash away the dust from my hands.
So here I am
Sitting on a pile of broken bones
Waiting for the sun to shine
Just to find my way to another day.
I hear you call to me
But there’s nothing I can do.
I hear you call to me
But I can’t help you…
Arena «Mea Culpa».
Участились дожди. Налетавший порывами ветер срывал с деревьев жёлтые листья, но они, кружась в стылом воздухе и возвещая очередное умирание природы, не долетали до территории Аушвица – места, где смерть правила всем, где всё пропиталось её эманациями, её запахом, переняло её суть.
Ласт, пребывавшая в достаточно благостном расположении духа, направлялась к близнецам. Сшитая двойня, несмотря на все сложности, всё ещё жила и пусть не здравствовала, но к праотцам не собиралась. Женщина с пересаженной беременной маткой умерла спустя несколько дней после чудовищной операции, в плоде жизнь удалось поддерживать ещё почти трое суток, после чего умер и он. Подобные операции повторяли ещё несколько раз, используя для этого женщин из лагерного борделя на разных сроках беременности, однако остальные умирали через ещё меньшее время. Менгеле день ото дня злился больше и больше, радуясь, что хотя бы близнецы, с его гениальной руки – сиамские, всё ещё живы. Ласт они порой напоминали аместрийских химер: такие же несуразные. На днях у них снова началось воспаление, но кризис благополучно миновал; и сегодня ей предстояло проверить, сработали ли методы гипнопедии на этих детях: на ночь на них надевали наушники, через которые близнецам пытались привить некоторые знания. На сей раз им читали сказку о Гензеле и Гретель, с той лишь разницей, что одному близнецу рассказывалось о злой ведьме, а второму – о гадких детях, желающих сжить старушку со свету. Экспериментаторам было интересно, какую интерпретацию в конечном итоге дадут близнецы, не просто обладающие нативной общностью разума, но и сшитые воедино физически.
Ласт вошла в палату. Пахло очень странно – обычно в подобных палатах царили запахи карболки, медикаментов, нагретой кварцевой лампы и иногда гноя, но сейчас до носа Ласт доносился запах узника. С тяжелым предчувствием гомункул подошла к кровати. Один ребёнок смотрел застывшими глазами в потолок, его рот был открыт, язык запал. Глаза второго были явно прикрыты заботливой рукой, изо рта на подушку стекала тоненькая струйка слюны.
Ласт принялась осматривать ещё тёплый единый организм. Сомнений не было – они оба были мертвы. Позади неё послышался шорох – одним молниеносным движением, более всего напоминающим бросок змеи, Ласт вцепилась в тонкое запястье скелета, обтянутого кожей, некогда бывшего цыганской женщиной. Узловатые пальцы узницы разжались, и на кафель упал, разбившись вдребезги, шприц.
– Сука, – прошипела Ласт, скривившись в брезгливой гримасе. – Такой опыт…
– Сама сука! – цыганка плюнула в красивое лицо Ласт. – Это мои дети! Мои! Если бы с твоими такое сотворили! – в темных глазах загорелся огонь первобытной, всепожирающей ненависти. – Чтобы ты бесплодной так и сдохла! Падаль, блядь фашистская!.. Чтобы чрево твоё только мёртвых на свет производило, чтоб и умерла ты пустоцветом в одиночестве!..
Она упала на колени и зашлась в рыданиях. Ласт утёрлась, обработала лицо антисептиком и вышла, закрыв дверь на ключ. Раз эта цыганка пробралась к детям, да ещё и с каким-то медикаментом в шприце, значит, ей кто-то помог. У Ласт даже было предположение, но делиться она им ни с кем не собиралась: в конце концов, Кунц – прекрасный хирург, лучший из тех, с кем они работали, а опыт хотя и был хорош, его можно и повторить.
*
Глаза Ирмы Грезе сверкали. Половина персонала лагеря и часть заключённых собрались посмотреть на акт возмездия: трое Ирминых доберманов загнали в угол тщедушную цыганку, которая, как сообщали слухи, испортила ценнейший опытный образец в лаборатории Доктора Смерти.
– Как думаешь, – наклонив голову и глядя на собак, спросил Зольф, – кого из них зовут Йозеф?
По Аушвицу ходили слухи об интимных связях надзирательницы с множеством мужчин, самых разных: от доктора Менгеле до эсэсовцев из охраны. Но где бы ни находилась Ирма – здесь ли, в Берген-Бельзене, или в Равенсбрюке – одно оставалось неизменным: всех её любовников звали Йозефами. С учётом же того, что безжалостная молва уже успела обвинить Грезе не только в неуставных связях с сослуживцами, но и с собственными собаками, вопрос Кимбли в контексте звучал весьма и весьма скабрезно.
– Никого, – улыбаясь одними глазами, ответила Ласт. – Я спрашивала у неё. Готова поспорить – если бы не моё положение, она разорвала бы меня голыми руками.
Они стояли в некотором отдалении: наблюдать вблизи и толкаться в давке ни у кого из них желания не возникало, а слышно было и так хорошо. Вокруг них постоянно сменялись люди, где-то неподалёку сверкнул режущей глаза белизной халат Рихарда Кунца.
– Жалко, конечно, – вздохнул Кимбли. – Такой уникальный опыт сгубила… Повторять думаете?
– Было бы неплохо, – кивнула Ласт.
– Интересно, – задумался Зольф, – а нет ли способа совместить свойства человека и какого-то животного? Создать своего рода химеру…
Услышавший слова Кимбли доктор Кунц не смог смолчать – это было уже слишком! И так безумства поощрялись этим проклятым строем, давался зелёный свет вот таким святотатцам, как Менгеле и Кимблер!
– Вы слишком много на себя берёте, – блеснув очками, Рихард посмотрел в глаза Зольфу. – Неужто вы можете допустить мысль, что вправе распоряжаться природой так, будто вы её создали?
– Я не только могу, – усмехнулся Кимбли, – я её допускаю.
Кунц поджал бесцветные губы:
– Помяните мои слова: настанет день, и гордыня поглотит вас без остатка. Да поздно будет.
Зольф хмыкнул и посмотрел старику прямо в глаза:
– Знали бы вы, насколько правы сейчас, – он неприятно ухмыльнулся.
Кунц потряс головой и зло выплюнул окурок под ноги. И зачем он вообще только начал разговаривать с этим сумасшедшим?
– Пойдём, – шепнул Зольф Ласт, когда крики смолкли, а часть толпы, словно гигантский муравейник, зашевелилась и принялась расползаться.
– Наслушался? – Ласт ехидно усмехнулась. – Пойдём, прогуляемся, только Мустанга прихватим.
Они вдыхали стылый осенний воздух, любуясь заходящим солнцем, лучи которого играли багровыми отблесками на их тёмных волосах.
– В цыганском лагере тиф, – тихо сказала Ласт. – Менгеле принял решение о ликвидации.
Зольф приподнял брови:
– Крематорий справится? Там же не одна тысяча… Да даже не десять тысяч человек…
– Справится… – выдохнула Ласт. – Зольф… Ты не думал о том, что твои навыки могут очень пригодиться на приисках в Аместрисе?
Кимбли скривился. Его не интересовали мирные пути применения его способностей.
– Не хочу.
– Огня не хватает? – она понимающе погладила его по ладони, наблюдая, как он, продолжая смотреть куда-то вдаль, кивнул.
– Так о чём, по мнению Энви, ты должна мне рассказать? – он решился задать этот вопрос напрямую.
Зольф много раз думал начать этот разговор, но отчего-то откладывал. Он не сомневался, что это нечто касается планов Отца, и, похоже, это было нечто не слишком приятное, иначе с чего бы Ласт и её братцу так себя вести? Кимбли был не уверен, что хочет слышать ответ, однако стоило всё же знать, к чему готовиться.
– Это… – Ласт замялась: ей явно не хотелось говорить об этом.
– Ну?.. – нетерпеливо поторопил жену Зольф. – Ласт… – он развернул её к себе за плечи и заглянул в фиалковые глаза. – Расскажи.
Она кусала накрашенные губы, отводя взгляд. Кимбли в какой-то момент показалось, что она вот-вот расплачется.
– Ох… Зольф… – она уткнулась в его плечо, крепко обнимая. – Он… Он хочет, чтобы ты…
На какой-то момент она замолчала, только крепче прижимаясь к нему, а потом подняла побледневшее лицо:
