Текст книги "Чудовища (СИ)"
Автор книги: Ada King
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
33 – Опасный хищник на свободе (Ио)
Любая проблема – это приглашение к развитию. Любое сильное переживание – это катарсис и этап на пути к себе. Чем серьезнее проблема – тем большие возможности роста она таит. Мотивироваться на ее решение – это главное в любой проблеме, позволить ей мотивировать себя и не сдаваться независимо от того, какой путь ее решения был выбран.
(автор неизвестен)
Я сидел на кровати в закрытом отсеке и смотрел на пустую кровать напротив. Как было бы хорошо, если бы тот занудный старик оказался сейчас здесь, уж он бы точно знал, что сказать. Подсказал бы хоть что-то. Да хотя бы опять занудствовал! Всяко лучше, чем полная тишина и одиночество.
От скуки я начал просматривать воспоминания Анны. Она некоторое время интересовалась религией отца. Оказывается, Изначальная Дхрама – это что-то вроде экуменического учения, объединяющего в себе все основные религии Старой Земли: буддизм, индуизм, христианство, синтоизм, конфуцианство, иудаизм и ислам.
Согласно легенде, в одной из пещер Гималаев недалеко от горы Кайлас были найдены Медные Скрижали, испещренные санскритскими письменами. В них и раскрывались основные положения новой религии. Вскоре Медные Скрижали, также известные как Библия Дхармы, были переведены на все основные языки человечества, а потом и на некоторые инопланетные.
Были в Медных Скрижалях и пророчества, которые, впрочем, к моменту находки уже сбылись, а некоторые все еще нет, и на тему того, сбудутся ли они, велись целые дебаты. Ну вот, например, самое невероятное из пророчеств гласило, что люди откроют гиперпространственный тоннель в другую галактику. Но, согласно подсчетам ученых, это представлялось в крайней степени невозможным. Впрочем, в том же пророчестве утверждалось, что из-за катастрофы люди потеряют эту технологию.
Некоторые исследователи считали все это ловкой подделкой, другие – чем-то вроде терма, писанием буддизма, спрятанным в тайном месте, для того чтобы в нужное время его нашли и открыли человечеству. Ведь прежде чем получить знание, люди должны стать к нему готовыми, в противном случае, даже если учение верно, получившие его могут причинить себе больше вреда, чем пользы.
В любом случае у учения появилось много последователей как среди людей, так и среди представителей некоторых других разумных форм жизни. Учение усиленно распространялось силами миссионеров, не столько ради самого учения, сколько из-за веры в то, что оно избавляет живых существ от страданий, поэтому обладающие знанием не имеют права скрывать его от других созданий. Равно как и передавать знание тем, кто к нему не готов. Что ж, похоже, все не так просто.
Забавно, что в учении появились свои обычаи и суеверия. Например, медь стала считаться священным металлом, хотя об этом нигде в Библии Дхармы не сказано. Но это никак не помешало многим последователям с благоговением относиться к данному диамагнетику и окружать себя медными предметами. Некоторые утверждали, что это напоминает им об учении и, соответственно, вдохновляет на духовную практику, которой в Изначальной Дхарме придавалось первостепенное значение. Но находились и такие последователи, которые с презрением относились к подобному фетишизму.
Впрочем, не стоит забывать, что и в индуизме медь считается священным металлом, посвященным богу солнца, и ей приписываются некоторые сверхъестественные свойства. А согласно современной науке медь настолько бактерицидна, что на ее поверхности микроорганизмы не живут дольше восьми часов. Забавно, надо будет спросить у Серафима, знает ли он о своих бактерицидных свойствах. Хотя, судя по воспоминаниям Анны, он на самом деле не совсем медный. Конечно же, он из тугоплавкой нержавейки, просто снаружи покрыт тонким слоем меди.
Интересный, конечно, робот. Диодору он достался в наследство от старшего монаха, а тому – от еще более старшего. Забавно, что у монахов роботы чаще всего передаются от старших к младшим. Каппия обязательно должен быть у каждого монаха, особенно у молодого. Ведь монахи не имеют права распоряжаться деньгами, за них это делает каппия – специально приставленный человек, хранящий пожертвования. Он-то и покупает монаху все необходимое.
Вся эта традиция пришла из буддизма, там испокон веков у монахов были каппии. А теперь у монахов Изначальной Дхармы чаще всего эти функции выполняют роботы. Другое дело, что обычно роботы-каппии очень старые, ведь покупать каждому новому монаху по роботу чрезвычайно затратно для монастыря. Зато на обшивку устаревших роботов можно нанести тонкий слой меди, что является своего рода, визитной карточкой или униформой роботов-каппий монахов Изначальной Дхармы.
Но больше всего меня позабавило то, что в Изначальной Дхарме самым важным нравственным принципом считается ахимса, то есть принцип ненасилия. При этом их священный металл уничтожает миллионы микроскопических жизней просто своим существованием. Получается, что все, кто использует его, поддерживают это. Впрочем, люди пользуются и лекарствами, уничтожающими микроорганизмы. Так поступают даже те пациенты, которые придерживаются ахимсы.
Это все были старые воспоминания, я отвлекся от них и стал просматривать более новые. Внезапно меня охватил страх за Анну. Что, если она опять вколола себе смертельно опасный вирус? С тех пор как умер Алекс, она живет в ожидании смерти. Не может быть сомнений, она опять это сделала! Я должен что-нибудь предпринять! Но что?!
Вскочив с кровати, я беспокойно заходил по комнате. Что же делать? Вирус может спровоцировать инфаркт в любой момент. Что тогда? Я опять распечатаю ее из своих воспоминаний? И что? Она опять убьёт себя? Нет, это надо как-то прекратить. Мне нужно поговорить с Диодором!
Неожиданно створчатая дверь открылась и в отсек ворвался Карим. Направив на меня электромет, он прошипел:
– Где Макс?!
– Что? – не понял я.
– Ты опять сожрал его?
– Что ты несешь, Карим? – нервно ухмыльнулся я.
– Ты восстановил всех, чтобы тебя больше не помещали в антиграв! И пытался убедить меня в том, что Кирилл – метаморф, чтобы подозрение пало не на тебя!
– Что за чушь?! Я все время был здесь! Здесь же вентиляционный люк заварен и ванная закрыта! А как же видеонаблюдение?!
– Оно отключилось! Я не знаю, как ты это сделал, гаденыш, – прошипел Карим. – Но ты за все заплатишь!
Холод охватил меня. Я вспомнил ту боль, которую пришлось пережить, когда в меня стреляли из электромета в предыдущий раз. Даже и сам не знаю, как я это сделал, видимо, то был просто рефлекс, но в мгновение ока я щупальцем выбил оружие у него из рук. А другим схватил его за горло и отбросил в стену.
Впечатавшись в обшивку корабля, Карим сполз вниз, потирая шею. А я поднял щупальцем электромет и приблизился к капитану, возвышаясь над ним.
Направив дуло на него, я мгновение колебался, потом произнес:
– Если Крес сожрал Макса, значит, он получил доступ к компьютеру корабля, потому что у вашего синеволосого хакера были бэкдоры ко всем системам! А как ты думал, я установил себе импланты, после того как сожрал Макса?!
Я вспомнил про малыша Ао, и меня охватил страх! Крес же знает, как я к нему привязан! Наверняка он попытается причинить ему вред! Недолго думая, я налег на дверь, но та была намертво закрыта. Тогда я отскочил и выстрелил в нее из электромета. Похоже, разряд тока спровоцировал что-то вроде замыкания, потому что свет погас, и я все-таки сумел разжать щупальцами створки двери.
Я выбежал прочь, прекрасно видя во тьме.
34 – Последняя схватка (Анна)
Людям нужно учиться видеть любую опасность и избегать ее. Как мудрец сторонится бешеных собак, так не следует водить дружбы со злыми людьми.
© Будда
Спустя некоторое время, после того как я осталась одна, все лампы почему-то погасли. Неприятно все-таки быть прикованной к стене в совершенно темном помещении. Даже если хочешь умереть. И от чего только свет в складском отсеке мог выключиться? Неужели очередная поломка? Надеюсь, в ней-то меня не обвинят!
Раздался звук открывающихся дверей и спустя несколько секунд такой же, только закрывающихся. Все это в кромешной тьме. И что за странные приближающиеся звуки? Как будто кто-то цокает по полу!
Замерцали лампы, похоже, включились запасные генераторы. В тусклом свете я увидела существо, похожее на гигантскую сольпугу, но со щупальцами и глазами на стебельках.
– Аннушка, – хрипло прошелестело странное создание, – давно собирался тебя сожрать, да все возможности не выпадало.
– Флаг в руки! То есть в щупальца! – выпалила я.
– Что? – удивилось чудовище, замерев на месте.
– Чего зенки вылупил?! Жри давай! Да побыстрее!
Ну, думаю, наконец эта дурацкая жизнь закончится. А чудовище так и замерло: моргалки, что те пятаки, а морду-то как перекосило от удивления! Даже один из шести глаз задергался.
Дверь опять открылась, и в проходе появился очень худой Макс со щупальцами вместо рук, в одном из которых он держал электромет.
– Ио? – догадалась я.
– Крес! – злобно выпалил он и направил оружие на чудовище. – Где мой малыш?!
– Ио! – воскликнула тварь, названная Кресом, и быстро развернулась к нему. – Какая встреча! – Резким взмахом щупальца он схватил Ио за конечность, державшую электромет, и разряд тока, сверкнув над ним, ударил куда-то в потолок. Сверху посыпались искры, и я рефлекторно сжалась.
Другим щупальцем Крес схватил Ио за горло и поднял в воздух. Электромет упал на пол. Видимо, Крес пережал противнику щупальце.
– Черт побери, а я помню этого сосунка! – весело вещал Крес. – И старика твоего помню! С тех пор ты изрядно подрос! Но как был бестолочью, так и остался! Как и твой отпрыск, которого было очень легко сожрать!
Ио зарычал, превращаясь в чудовище, схватил противника щупальцами, впился в него клыками. Но мгновение спустя отбросил его в стену с такой силой, что стоявшие там ящики разлетелись в щепки.
Ио потянулся к электромету, но Крес бросился к нему и схватил его сразу несколькими пастями! Оба покатились по полу, злобно шипя и извивая щупальцами. Крес поднял Ио над головой и бросил его о стену. Опять полетели щепки.
Обалдеть, вот так страсти! Не каждый день выпадает возможность наблюдать драку инопланетян.
Створчатая дверь открылась, и в проеме появился Диодор во все том же дурацком костюмчике. Подняв электромет, он замер в нерешительности, и я, насколько позволяли наручники, указала пальцем на Креса, после чего крикнула:
– Стреляй в этого!
Выстрел был метким, и спустя мгновение чудище лежало на полу, судорожно подергивая щупальцами. Диодор подошел чуть ближе и выстрелил еще раз, видимо, боясь, что оно оклемается, потом еще раз.
– Ну, вот, – одобрила я, – а то ненасилие, ненасилие…
А Ио подошел к Диодору и, накрыв его руку щупальцем, заметил:
– Хватит! А то вы его так до кондрашки доведете. Надо бы оттащить его к антиграву.
35 – Выгодное предложение (Ио)
И если даже среди звезд есть восемьдесят тысяч миров, населенных чудовищами, что с того? Нам ничего не надо от них.
© «Левая рука тьмы» Урсула Ле Гуин
Крес в форме большого черного осьминога с глазами почти по всему телу и широкой пастью висел в невесомости над антигравом, нелепо перебирая конечностями. А я стоял напротив в облике синеволосого Макса, того самого, которого Крес сожрал. Я нашего хакера, правда, недавно повторно восстановил из своих воспоминаний. А вот Патрика нам, похоже, больше не увидеть.
Раньше я думал, что чувства делают нас слабее, но малыш Ао помог мне понять, что это не так. Почти столетие я сидел на своей половине космолета колонистов: боялся Креса, боялся как бы он не просочился в один из «моих» отсеков, боялся вступить с ним в поединок. И только когда понял, что малышу угрожает опасность, я бросился навстречу страху и атаковал Креса. Что может быть сильнее человека, который делает что-то ради того, кого любит?
– Просто отдай мне моего малыша, и это прекратится. – Я в очередной раз направил на «черного осьминога» электромет и выстрелил.
– Я уже говорил тебе, Ио, – ответил Крес, после того как оклемался, а, должен заметить, сделал он это очень быстро, – что я меняю твоего малыша разве что на свободу. Ты отпускаешь меня, а я восстанавливаю мальца из своих клеток и отпускаю его. Ты же знаешь, метаморфы высшего уровня такое умеют.
И как он только умудрялся имитировать человеческую речь? Впрочем, делают же это как-то попугаи и некоторые другие птицы, хотя и не обладают человеческой анатомией.
– Так я тебе и поверил, урод, – скривился я и в очередной раз пальнул по нему из электромета. Признаться, мне уже начинало это надоедать. Казалось, он вообще не чувствует боли и его моя беспомощность только забавляет. Вполне возможно, ведь метаморфы высшего уровня умеют еще и не такое.
– Для тебя это единственный способ вернуть отпрыска, – заметил он. – Подумай, ведь ты ничего не теряешь. Или думаешь, я буду тебе мстить? Брось, Ио, мне нет до тебя дела. Я и стрелять по тебе из электромета не стал бы, если бы ты тогда не стремился так рьяно меня раскрыть.
– Ты будешь жрать людей…
– Тебе до них какое дело?
Какое мне до них дело? Мне бы не хотелось, чтобы их жрало какое-то чудовище. Тем более то, которое убило моего родителя и детеныша. Но вместо ответа на его вопрос я задал свой:
– Поэтому ты и сломал систему гравитации и защиту от астероидов? Чтобы высадиться на этой планете и жрать людей?
– Конечно, Ио. Ведь мне до бессмертия не так уж долго осталось, – мерзко ухмыльнулся он широкой зубастой пастью. – На других планетах людишек, может, и побольше, но у них там высокие технологии: импланты, видеонаблюдение, оружие… Вся эта ерунда так раздражает. А тут благодать и никакой конкуренции. Я бы спокойно достиг бессмертия, а тогда уже починил бы космолет и полетел покорять другие миры.
– Но как ты умудрился? С Патриком понятно, просочиться через водопровод тебе раз плюнуть, а поломка корабля и Макс?
Крес насмешливо ухмыльнулся, ощерив иглозубую пасть:
– Ио, Ио, а ты и правда сосунок. Неужели ты даже не знаешь о метастазах? Метаморфы высшего порядка могут отделять от себя куски плоти, метаморфировать их в любое мелкое существо и управлять им дистанционно.
– Метастазы могут окукливаться?
– Нет, они слишком маленькие. В конечном итоге мы либо поглощаем свои метастазы, либо они теряют с нами связь и умирают.
– Ну а Макс?
– Один из моих метастазов проник внутрь того дурацкого робота и маленько подкорректировал его там, так что робот больше не мешал мне охотиться. У вас там, кстати, по всему космолету теперь сюрпризики, – злорадно расплылся он в мерзкой иглозубой улыбке.
Я опять пальнул по нему из электромета. Я, конечно, понимал, что это ничего не изменит, и малыша он мне не отдаст, так хоть душу отвел. Как же мне хотелось, чтобы никто никогда больше не терял близких!
– Вот что, у тебя есть выбор: ты либо стабилизируешься в любой выбранной тобой форме, либо сдохнешь тут с голоду.
– А что, электромассажа больше не будет? – в очередной раз насмешливо ощерился он, но тут же посерьезнел и проникновенно добавил: – Послушай старого метаморфа, малыш. Люди никогда тебя не примут. Даже если ты стабилизируешься в облике человека, ты навсегда останешься для них чужим.
Я молча вышел из грузового отсека. Что толку с ним препираться? Диодор говорил, что другого человека изменить невозможно, можно только помочь измениться тому, кто действительно этого желает. Забавно, он считает людьми всех, кто смертен и разумен.
– Ах, вот ты где, – обрадовался Евгений, увидев меня. – Капитан хотел тебя видеть, он в центре управления.
– Хорошо, – ответил я и направился к Кариму. У людей так принято: есть главный и те, кто подчиняется. Благодаря этому группа отдельных особей может действовать как один организм. Необычно, конечно, но интересно, у метаморфов ничего подобного нет, за исключением отношений между родителем и детенышем. Если же детеныш вырос, тогда уже каждый сам за себя… В большом страшном мире…
Когда я вошел в центр управления, Карим жестом пригласил меня сесть в кресло и начал:
– Как ты, возможно, знаешь, на протяжении всей нашей научно-исследовательской операции обо всем происходящем я отправлял подробные отчеты высшему военному руководству Содружества Семи Планет. И вот недавно я получил ответ, в котором руководство выразило намерение принять тебя на службу, если ты изъявишь такое желание.
– Какого рода служба? – удивился я, усаживаясь поудобнее.
– Начнем с того, что у тебя будет все необходимое: еды столько, сколько пожелаешь, так что ты сможешь метаморфировать так часто, как это будет необходимо. Ты ведь хочешь достичь бессмертия?
Я задумчиво молчал, и он продолжил:
– В биомассе любого вида и качества недостатка не будет. Если же тебя интересуют разумные формы жизни, то правительство согласно скармливать тебе приговоренных к смерти, военнопленных или даже распечатывать для тебя копии людей с таким набором воспоминаний, который ты сам сочтешь нужным.
– Так что я должен буду делать?
– В первую очередь следует помнить, что весь этот проект строжайше засекречен. То есть тебя доставят на закрытую военную базу для наблюдения и изучения.
– Я стану подопытным кроликом?
– Ты последний метаморф, если не считать Креса, но с ним, по понятным причинам, сотрудничать никто не станет. А мы, люди, не любим становиться причиной исчезновения редких форм жизни, особенно разумных…
– Меня собираются использовать в военных целях? – перебил я.
– Да, – кивнул Карим. – Как ты, возможно, знаешь, между Содружеством Семи Планет и Союзом Межзвездных Государств давно существует некоторое напряжение.
Из воспоминаний людей я кое-что знал об этом «напряжении»: обыкновенная грызня за ресурсы и сферы влияния, время от времени переходящая из хронической фазы в острую.
– Я вас понял, – сухо ответил я и собрался уходить.
– Ты не спеши, Ио, – быстро добавил капитан. – Времени, чтобы подумать, более чем достаточно. На Землю-12 уже вылетел новый колонизационный космический корабль с группой космолетов поменьше. Благодаря новейшим гиперпространственным двигателям, они будут здесь всего через год.
То есть у меня есть год на размышления. Забавно.
Сдается мне, что кое-кто из высшего руководства знал о метаморфах еще до того, как сюда высадились первые колонисты. Иначе зачем им сразу после высадки строить бункеры? Они с самого начала не исключали такого поворота событий и тщательно к нему готовились. Думали, может, сумеют использовать метаморфов в военных целях, а если нет – взорвут все к чертям.
Да, силу любят все, и все к ней стремятся. Сила – это возможности, власть, безопасность и контроль. Кто же от этого всего откажется? Но вот чем больше силы, тем больше ответственности – тем большей мудростью и нравственностью должен обладать человек. Иначе все может обернуться Катастрофой. Степень трагичности любой глобальной катастрофы прямо пропорциональна силе и обратно пропорциональна мудрости и нравственности тех, кто ее спровоцировал.
Покинув центр управления, я направился в свою комнату. Да, люди были настолько любезны, что выделили мне целую комнату. Благодаря человеческим воспоминаниям все здесь казалось привычным и я чувствовал себя более чем комфортно.
Когда еще бороздил космос в той капсуле со сломанным гибернационным механизмом, тщательно заботился о том, чтобы сохранить воспоминания Алекса. Больно уж он меня заинтересовал, не хотелось терять. Почти всей памятью животных пожертвовал, потом в ход пошли некоторые знания людей. А теперь, находясь в уединении, я иногда метаморфировал в Алекса и пытался понять, каково это, быть человеком.
Порой я беседовал с Диодором, особенно об этой его Изначальной Дхарме и Медных Скрижалях:
– Вы говорили, чтобы преодолеть страх, надо отказаться от причинения вреда. Но человеческий иммунитет уничтожает микроорганизмы тысячами, то же самое делают люди, принимая лекарства. Это разве не нарушение принципа ненасилия?
– Видишь ли, – начал он, задумчиво почесывая бороду, – любую идею можно извратить до абсурда. На Старой Земле была такая школа, адепты которой прикрепляли себе марлю на лицо, чтобы случайно не вдохнуть насекомое, и мели землю перед собой, чтобы нечаянно не наступить на букашку. Но что слишком, то не здорово. Во всем нужна мера и здравомыслие. Человек, нечаянно убивающий букашку, не создает себе плохой кармы, потому что в его намерениях не было стремления причинить вред. По сути, принцип ненасилия предполагает отсутствие враждебности и тотальную доброжелательность ко всем живым существам. Если есть доброжелательность, тогда принцип ненасилия исполняется естественным образом, без сомнений и усилий.
Откашлявшись, он немного помедлил и продолжил:
– Иногда нам приходится защищаться, иногда – защищать близких, бывают ситуации, когда приходится выбирать из двух зол меньшее. В примере с лекарствами мы защищаем себя. К тому же, чем менее сознательно существо, тем менее ценна его жизнь и тем меньше плохой кармы мы себе создаем, убивая его.
– Что такое карма?
– Каждый твой поступок создает своего рода отпечаток в твоем бессознательном, или, другими словами, впечатление. Все это складывается и в определенное время начинает действовать, заставляя тебя испытывать определенные чувства, наводя на мысли или толкая на действия. Тебя может вдруг потянуть куда-то, ты можешь даже не вполне понимать, почему и зачем, но на уровне бессознательного прекрасно знаешь, что движешься, например, к своей погибели, хотя и не осознаешь этого. Так и работает то, что называют кармой.
Я много размышлял об этом принципе ненасилия. Диодор также говорил, что интеллектуального понимания мало. Чтобы действительно глубоко что-то понять, нужна практика. То есть тренировка ума, поэтому он учил меня медитировать:
– Держи спину прямо, – вещал Диодор, когда мы с ним и Анной сидели на ковриках для медитации. – Теперь сконцентрируйся на ощущениях в теле.
– Да что на них концентрироваться? – возразил я. – Я и так на них постоянно сконцентрирован. Вон, могу так сконцентрироваться, что если захочу, чтобы из моей руки вырос цветок, то он вырастет.
И в доказательство своих слов я вырастил целую розу из раскрытой ладони. После чего сорвал ее и протянул Анне. Мне просто хотелось что-то ей подарить. От неожиданности она смутилась, но розу приняла.
Анна выглядела очень бледной. Последние несколько дней она все больше времени проводила наедине в своей комнате, а когда я пытался поговорить об этом, либо меняла тему, либо прекращала разговор под предлогом занятости или еще какой-то ерунды. Но я же знал, что с ней происходит: она медленно умирает. Из-за Алекса. Из-за меня.
Неожиданно я понял кое-что важное: я могу контролировать эту розу, хотя она больше не прикреплена к моему телу. Я чувствовал прикосновения изящных рук Анны к ее стеблю и теплое дыхание на лепестках. Неужели я научился пускать метастазы?
Надо же, получается, бессмертие и правда не за горами, ну, или условное бессмертие. Я и не надеялся достичь столь высокого уровня так быстро. Усилием воли я сделал розу не красной, а белой и сам поразился.
– Как ты это делаешь? – удивилась Анна.
– Дай мне руку, – попросил я и, не дожидаясь, сам взял ее ладонь. После чего усилием воли сформировал из эпителия своей кожи тысячи органических нанороботов и направил их в кровоток Анны. Полчища маленьких воинов направились прямиком к сердцу, где атаковали вирус возбудитель эндокардита, которым Анна, похоже, заразила себя повторно.
– Что ты делаешь? – улыбнулась она, ничего не понимая.
– Я думаю, Диодор прав и не существует ничего вечного. Природа всех явлений – непостоянство. Но я бы не хотел видеть, как ты угасаешь.
Анна мгновенно посерьезнела и выдернула свою руку из моей. Полчищ моей микроскопической армии было достаточно, чтобы победить вирус, но я знал: она заразит себя опять, как только узнает, что вирус исчез. Возможно, на этот раз чем-то похуже возбудителя эндокардита.
Как-то я спросил Диодора:
– Так почему ты считаешь бессмертие чем-то плохим?
– Разве я когда-нибудь такое говорил? – поднял брови он. – Нет, просто стремление к бессмертию – это страх смерти и проявление невежества. Эго вечно цепляется за свои иллюзии и пытается избежать их разрушения. Но это невозможно, любая иллюзия рано или поздно будет уничтожена, ведь у чего есть начало, есть и конец. Какой смысл цепляться за иллюзии? Не лучше ли просто наблюдать за их возникновением и исчезновением?
Примерно так и проходили мои дни на космолете «Магеллан 345». Все постоянно были чем-то заняты: ремонтом корабля, помощью аборигенам или изучением местной флоры и фауны. Я иногда им помогал, удивляясь необычному чувству общности и полезности. Как бы там ни было, это намного приятнее, чем вечная погоня за бессмертием и бегство от смерти. А в мире, наполненном метаморфами, смерть может поджидать за каждым кустом.
Иногда я приходил к Кресу, наблюдал, как он уменьшается день за днем, но так и не собирается стабилизироваться. Он уже сто раз мог бы стать человеком, и мы бы его выпустили. Но он все надеялся, что случится чудо: он каким-то образом сбежит из антиграва и достигнет своего дурацкого бессмертия. Ведь ему до него уже совсем немного осталось!
Мне, возможно, тоже. Иногда я думал над предложением Карима. Сделай он мне его ранее, я бы сразу согласился, но теперь мне этого не хотелось. Люди, конечно, не метаморфы, они общаются и сотрудничают, объединяются в целые содружества, но все равно грызутся ради обретения Силы. Просто по-своему.
Наблюдая за Кресом, я как-то спросил Диодора:
– Вы же помогли мне столько понять, разве вы не можете проделать то же самое с Кресом?
– Я сделал все, что мог, – отвечал тот. – Увы, я не всесилен. Никто из нас не может изменить другого человека, если тот сам не желает меняться.
– Разве не каждая собака обладает природой Будды? – вспомнил я его слова.
– Конечно, каждая, – кивнул Диодор. – Но никто не знает, сколько еще жизней нужно каждой собаке, чтобы проявить свою природу Будды.
День за днем Крес все уменьшался, ведь для метаморфоз необходима энергия, а откуда ее брать, если жрачки больше нет? Остается только жрать свои клетки. Сильнейшие жрут слабейших. И так с каждым разом клеток становится все меньше, пока не остается одна единственная, самая сильная, которая умирает с голоду.
Это и произошло с Кресом. Он так и не понял, насколько порочен такой путь. Что ж, похоже, для обретения понимания ему нужно больше времени, еще несколько жизней, например.
Однако мне не очень нравилась теория реинкарнации, о которой много говорил Диодор. Порой я не понимал, что пугало меня больше: концепция множественных жизней или абсолютная и окончательная смерть. В смерти хоть есть покой, а если жизнь идет за жизнью, то неужели придется вот так вот «кувыркаться» вечно? Впрочем, я старался об этом не думать.
Учитывая предложение Карима, я бы мог продолжать грызню и, возможно, все-таки достиг бы бессмертия. Но теперь мне не хотелось. Сейчас люди опасаются плодить новых метаморфов, слишком уж мы неизученные и опасные. Но, исследовав меня в достаточной мере, люди наверняка попытаются создать других метаморфов, чтобы взять их к себе на службу. К чему бы это привело? Я помню, что творилось на моей планете до Катастрофы. Уж лучше не надо. Какой смысл грызться ради власти, не лучше ли стать человеком?
