Текст книги "Ромашка-3"

Автор книги: А Зю

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

– И завтра с утра всем офисом мы выезжаем за город на семинар.

Удивленно хлопаю глазами:

– Какой еще семинар? Вообще-то, я рассчитывала отдохнуть. Тем более перед встречей с Кортини.

Козлов, изображая занятое начальство, углубляется в изучение своих бумажек и бурчит:

– Ну, вот там и отдохнешь. Там прекрасный гостиничный комплекс, бассейн, лес кругом, свежий воздух – дыши, не хочу.

Черт, как все неожиданно. Тяжело вздохнув, деланно улыбаюсь:

– Ладно.

Одним толчком поднимаюсь из кресла и делаю хорошую мину при плохой игре:

– Семинар, так семинар… В принципе вы правы – надо же повышать квалификацию.

Сунув руки в карманы и оставив последнее слово за собой, не торопясь двигаюсь к выходу.

7 -2

Ромаша

Когда выхожу из подъезда офиса, мысль о медосмотре окончательно портит настроение. Остановившись в раздумьях, как поступить, с тяжким вздохом изрекаю:

– Черт! Ну, какого лысого я должен идти к этому долбанному врачу?

Я ж этих докторов с детства боюсь! Подготовить меня к такому стрессу может только Дорохина и я, достав телефон из сумки, набираю ее номер. Вот только она не откликается.

– Светочка, ну, возьми трубочку-у-у-у….

Еще эти волосы в лицо постоянно лезут, и я раздраженно отбрасываю рукой их назад. Наконец гудки в телефоне заканчиваются, и я тороплюсь высказаться:

– Свет! Света, ты должна спасти мне жизнь.

– Слушай, я последнее время только этим и занимаюсь. Что там у тебя опять случилось?

Я вышагиваю перед подъездом, туда – сюда и моя нервозность только нарастает:

– Мне все, мне кранты!

– Маш, не пугай меня, скажи конкретно. Что случилось?

– Я должна пройти медкомиссию.

– Э-э-э… Ну… Почему? У тебя что-то болит?

– Какой, к черту, болит. На работе сказали, что сегодня всем коллективом и обязательно.

– Я уж думала, ядерная война случилась. Ну и что? Подумаешь, медкомиссия, это ж простая формальность. Пройдешь медосмотр и все.

– Ага! Мало того, что я просто обожаю людей в белых халатах, так я еще ни хрена не знаю, чего у меня там внутри!

– Внутренности у тебя внутри. Сердце, легкие, желудок. Вот насчет мозгов не уверена. Хорошо, что я должна сделать?

Вздыхаю. Лучше всего – пройти медкомиссию за меня.

– Ну, я не знаю, ну, придумай что-нибудь, а?

– Маш, ты раздула вообще проблему на ровном месте. Эти медосмотры, вообще, простая формальность!

– Свет!

– И не кричи, у меня перепонка не пластмассовая!

– Извини, я больше не буду… Свет, ты не могла б приехать, а?

– Да какой приехать! Я же тебе говорила – у меня расписано все по минутам.

Я стою возле арки на улицу и смиренно вздыхаю:

– Ладно, Свет, ты извини, конечно, еще раз, но имей в виду, если ты через полчаса не приедешь, можешь придумывать мне тост на панихиду. Кстати приглашаю вас с Петровичем!

Захлопываю мобильник и иду через арку к машине… Дорохина, все-таки, через пять минут перезванивает. С одним вопросом – куда ехать? Вот за это я ее и люблю, несмотря на все ее вопли и домострой над бедной Машей Филатовой...

***

Через сорок минут я уже торкуюсь взад–вперед неподалеку от входа в клинику и нервно ругаю Светку за ее задержку. Ну вот, где она шляется? Я тут сдохну скоро от инфаркта… На минуту отвлекаюсь на вопли девицы, ругающейся с медсестрой на ступенях этого заведения. До моего мозга пробиваются лишь обрывки их поединка:

– Девушка, вы можете до утра мне по ушам ездить, я вам русским языком объясняю – мне нужно поговорить с вашим главврачом…

– Потише, пожалуйста. Я вам тоже русским языком объясняю – Алексей Иванович сейчас очень занят…

И так по кругу... Из-за их воплей колотун внутри меня постепенно превращается в настоящий психоз. Наконец, слышу за спиной знакомый топот и оборачиваюсь. Дорохина отдувается, как лошадь на скачках.

– Фу-у-у!

– Е-мое, Свет! Где ты ходишь?

– Я не хожу, а езжу. Пробки, между прочим.

– Все Свет, не могу больше, я отсюда ухожу!

– Как уходишь? Ты что, уже сдала анализы? Стой!

– Нет, и не собираюсь.

– Так, в чем дело? Я, между прочим, две встречи отменила и на два красных проехала! А ты говоришь: «Пошли».

– Я серьезно. Я врачей люблю, как Джордано Бруно инквизицию.

– Так Филатова, во-первых, успокойся, на нас уже люди смотрят.

Срываюсь на крик:

– Да мне плевать!

И вообще я не Филатова!

– Во-вторых, тебя не на операционный стол зовут, а просто на осмотр. Ну, посмотрят, что такого? Между прочим, для твоей пользы.

Девица на ступенях клиники опять начинает верещать, отвлекая нас.

– Мне эту чушь написал Протасов, поэтому разговаривать я буду только с Протасовым!

Мы оглядываемся на нее, но потом я опять поворачиваюсь к Светке – мне сейчас нужнее ее помощь и психологическая поддержка. Но мой луч света в темном царстве продолжает глазеть в сторону.

– А ты не знаешь, чего это с той?

– Да мне по барабану, что это с той! Мне важно, что сейчас со мной случится.

Дорохина поворачивается ко мне:

– Так, Маш, это уже не смешно! Пятилетние дети лучше ведут себя у стоматолога, чем ты сейчас здесь.

– Хватит меня отчитывать!

– Ты же взрослый человек, ну! Вспомни сколько тебе лет.

Стою и пыхтю – сказать в ответ мне нечего, а идти к врачу страшно.

– Пойдем и выйдем, минутное дело.

– Знаю я ваши «зайдем и выйдем».

– Да не бойся ты, взрослый же человек.

Сзади к нам подходит медсестра.

– Добрый день.

Мы оборачиваемся, и она спрашивает у Светланы:

– Вы Мария Филатова?

– Нет, я ее подруга.

Она кивает в мою сторону и врачиха приветливо улыбается:

– Извините, главврач просил вас встретить. Прошу за мной.

Она идет, не оглядываясь, к корпусу и мы с Дорохиной тащимся вслед. Я делаю страшное лицо и шиплю, вытаращив глаза:

– Свет!

Еще есть возможность удрать! Но Дорохина неумолима:

– Все будет отлично.

Иду обреченно ко входу и пытаюсь хоть что-то выторговать:

– Только никаких иголок!

– Давай, давай! Ускоряем шаг.

***

Перед кабинетом медсестра отдает Светке мою пустую карточку и оставляет нас стоять в очереди на кровь. Я мысленно представляю, как толстая злобная тетка со всей дури вгоняет здоровенную иглу мне в вену, и начинаю трястись душой и телом, руками и ногами, даже зубы выбивают громкую дробь, пугая близстоящих теток.

–А-а-а…

Дорохина шипит:

– Слушай, прекрати этот детский сад.

Я еле шепчу, почти теряя сознание:

– Свет, я не могу.

– Соберись, это пятиминутное дело. Чик и все!

Мимо нас в кабинет идет миленькая медсестричка. Пялюсь на нее, как завороженный.

– Здравствуйте, что вы здесь стоите? Проходите.

Она открывает дверь и заходит внутрь. Светка тоже здоровается:

– Здрасьте…

А потом оборачивается ко мне и командует:

– Пошли!

Я торможу.

– Свет... По-моему, я ее знаю.

– Вот и отлично, вперед!

Заходим вместе в кабинет, и Светлана прикрывает за нами дверь, отсекая путь к отступлению. Но мои мысли сейчас заняты другим – я с этой медсестричкой точно общался, и даже довольно тесно! Сунув руки в карманы, глазею на нее и пытаюсь вспомнить имя. Светка толкает в бок:

– Садись.

Но меня уже понесло:

– Извините, а вы случайно не знакомы с Романом Серебровым?

Та поднимает голову от своих склянок и шприцов:

– С кем?

– Ну, Рома Серебров.

– Извините, первый раз слышу. Садитесь, пожалуйста.

Врет! Я сажусь на стул напротив нее и кладу на стол направление.

– Удивительно вот, как так память на ровном месте пропадает… Вас же, по-моему, Валя зовут?

Медсестра поднимает на меня глаза.

– Меня зовут Варя.

– Варя

Поворачиваюсь к Дорохиной:

– Точно, Варя!

Когда разворачиваюсь обратно у сестрички сосредоточенный вид и шприц в руках. Паника снова обрушивается сметающей лавиной.

– Варенька! Скажите, пожалуйста, Варенька. А у вас иголочки потоньше не найдется, нет?

– Что значит, потоньше? Для этой процедуры все иглы стандартные.

Она делает жест в сторону моей руки.

– Давайте!

Я ее тут же отдергиваю, а потом отмахиваюсь сразу двумя:

– Подождите, подождите!

Господи, чтобы такое придумать? Смотрю на Дорохину, но, кажется, все бесполезно, она не на моей стороне:

– В чем дело?

Я опять поворачиваюсь лицом к Варе и пытаюсь умаслить ее.

– Подождите, я очень волнуюсь.

– Девушка, у меня там, в коридоре, людям сидеть негде! Давайте побыстрее, а?

Начинаю придираться и тянуть время:

– Что значит, побыстрее?

Светка пытается прийти мне на помощь:

– Слушайте, ну просто она очень боится крови.

Медсестра решительно берет мою руку и тянет к себе:

– Давайте вашу руку.

Она кладет ее на подушечку.

– Не переживайте, никакой крови не будет.

Я смотрю на шприц, как кролик в пасть удава. Знаю я эти уловки, меня не разведешь:

– Что, значит, не будет крови?

Она, тем временем, перевязывает мою руку выше локтя жгутом.

– А то и значит. Отвернетесь, а я все сама сделаю.

– Отвернетесь... Вам легко сказать – отвернетесь.

Светка не выдерживает моего нытья:

– Маша!

Я переключаюсь на нее:

– Что, Маша?

– Не позорься и меня не позорь!

– Свет, я тебе еще раз говорю, что ты за человек, сколько раз тебе объяснять! Что мне проще с парашютом прыгнуть, чем дурацкие процедуры проходить!

Слышу голос Вари и оборачиваюсь на него:

– Вот и все!

Она сгибает мою руку в локте:

– Прижмите ватку, пожалуйста.

Не понял.

– Как, все?

– Так, все.

Она демонстрирует две пробирки, наполненные моей кровью. Уши вдруг наполняются звоном, а в глазах начинает темнеть. Все куда-то плывет…, плывет… А потом острый запах нашатыря от ватки под носом возвращает к реальности.

***

После терапевта и лора, следующего, кого мне предписано пройти, это человек с жутким названием «гинеколог». Поворачиваюсь на скрип двери кабинета, откуда появляется посетительница в сопровождении немолодого седоусого доктора, в синем халате и такой же шапочке. Он ее напутствует:

– Давайте.

Девушка идет мимо ожидающих приема и доктор, сняв очки, окидывает взглядом наши ряды:

– Так, дальше, заходим.

Оставив дверь открытой, он скрывается в кабинете. Ноги вмиг немеют, и я неуверенно оглядываюсь на теток. Может сначала они? Усатый снова выглядывает и торопит:

– Ну, смелее, смелее.

Вздохнув, встаю и нетвердой походкой, на негнущихся ногах, вся трясясь и вцепившись в сумку пальцами, захожу в кабинет. Врач проходит за стол, приглашая сесть, и я, прислонив сумку к спинке кресла, присаживаюсь бочком, напротив дядьки, нервно теребя пальцами край платья. Нацепив очки, врач начинает заполнять мою карточку, расспрашивая параллельно о беспокоящих симптомах.

– Скажите мне, Мария…

Подсказываю, нервно кивая:

– Павловна.

Дядька соглашается:

– Павловна… Когда у вас закончился последний цикл?

Мы смотрим друг на друга. Он ожидающе, а я судорожно пытаясь понять о чем он… Про месячные? Пытаюсь подсчитать дни и сбиваюсь. Врач склоняется над своими бумажками, готовый записывать, но я лишь трясу отрицательно головой, совершенно неадекватный в данную минуту:

– Я не помню.

Он недоуменно поднимает голову:

– Как это?

Весь красный, тут же взрываюсь, удивленно пожимая плечами:

– Так это! Я что это должна записывать что ли?

Видя удивленный взгляд врача, теряюсь – может у них и баб и правда полагается такое записывать? Да какая разница, пусть строчит, чего хочет. Отвожу глаза:

– Может неделю, может полторы назад.

А может и все две. Осторожно кошусь на седоусого. Тот задает следующий вопрос:

– Таблетки какие-нибудь принимаете?

Когда? Если только цитрамон, но он, наверно, имеет в виду что-то другое. Доктор начинает что-то строчить в карточке, и я бормочу, напряженно выпрямившись и уставившись прямо перед собой:

– Нет.

– Перенесенные операции?

Испуганно оглядываюсь:

– Чего?

– Я говорю, вас оперировали по женской части?

Этого еще не хватало. Пытаюсь понять, о чем он и как это, наверно, выглядит и меня передергивает:

– А… Нет, спасибо, бог миловал.

– На осмотре, когда последний раз были?

Он выжидающе смотрит на меня, а я не знаю, как ответить. Неуверенно блею:

– А я... С работы, в общем, пришла, я сдавала кровь, другие анализы… М-м-м... Меня с работы направили.

Врач снимает очки:

– Я имею в виду на осмотре у гинеколога.

Капец, вот дура. Смутившись, краснею еще сильней и, смущенно ухмыляясь, виновато и заученно повторяю заветную фразу. Ну, нечего мне больше сказать!

– Я не помню.

Врач тоже смеется и это мне не нравится. Снова напряженно замираю.

– Девушка, а с вами все в порядке?

Лучшая оборона – это нападение и я агрессивно огрызаюсь, бросая взгляд исподлобья:

– Естественно, а что?

– Да нет, нет, ничего.

Врач смотрит куда-то в сторону, мне за спину, а потом тыкает туда рукой:

– Ну, присаживайтесь.

И снова утыкается в свои бумажки. Оглядываюсь… И замираю от ужаса. У меня даже голос садится и отпадает челюсть.

– Сюда?!

Я догадываюсь, что это за агрегат… Гинекологическое кресло!

Врач хмыкает:

– Да нет, на кушетку за ширму.

Так и сижу с открытым ртом, ловя воздух губами и косясь на жуткое сооружение. Ни за что не дамся!

– А-а-а...

Не поднимая глаз, врач добавляет:

– Я посмотрю вашу грудь.

Я еще не пришел в себя от предыдущей угрозы, а тут следующая – какой-то вислоусый старый козел, собирается пялиться и тискать меня за ширмой. Ну, с этой проблемой справлюсь легко и не таких быков отправляли в стойло. Перевожу на этого престарелого извращенца возмущенный взгляд:

– Чего ты посмотришь?

Вижу, как мужик напрягается и тухнет:

– Грудь. А что?

Что…, что… Фыркаю:

– Ха… Слушай дядя, а ты вообще долго думал? Грудь он посмотрит.

С презрительной усмешкой отворачиваюсь. Что за сборище извращенцев в наших больницах? Я же яcно сказал – было дело, болел бок! Но это было перед этими самыми днями. Бросаю на вислоухого презрительный взгляд и решительно заявляю:

– У меня там все нормально.

Напряжение в глазах доктора почему-то не исчезает.

– Послушайте Мария… Гхм... Павловна, вообще-то я женский врач. И меня, честно говоря, несколько удивляет ваша линия поведения.

Его уверенность меня сбивает. Я же ни черта не знаю, чего они там, у баб, смотрят и в каких случаях. Смущенно таращусь в потолок, потом соглашаюсь и киваю:

– Извините, доктор.

Но на всякий случай, делаю еще одну попытку – сдвинув брови вверх и наморщив лоб, склоняюсь над столом, придвигаясь к седоусому дядьке поближе:

– Я все понимаю, но у меня, ничего не болит.

Врач, почувствовав перелом в нашем разговоре, настаивает:

– Ничего вы не понимаете! Если бы вы понимали, вы бы знали, что женский организм – это сложный организм и все в нем взаимосвязано.

Как лицо заинтересованное, слушаю его не перебивая. Дядька вдруг ставит вопрос ребром, выбивая из-под меня остатки уверенности:

– Вы маммограмму, когда последний раз делали?

Я даже выговорить такое слово не могу, не то, что сделать. Растерянно повторяю:

– Что?

– Я говорю, вам когда-нибудь делали маммограмму?

Если бы еще знать, что это такое. Пытаюсь придать себе задумчивый вид, типа вспоминаю, даже глаза прикрываю от усердия:

– Э-э-э…

В ухо лезет новое слово, не менее загадочное:

– А гормональный анализ?

Не так быстро, а то запутаюсь. Склонив на бок голову, чешу пальцем висок...

– Хэ…

– Понятно. Мог бы и не спрашивать.

Он снова склоняется над своими бумагами, и я испуганно интересуюсь:

– А что вы там пишите?

Тот продолжает строчить, но отвечает:

– Знаете, девушка… Я не знаю с какой планеты вы к нам прилетели, но если вы хотите помощи специалиста, вам придется вот это все пройти.

Он поднимает вверх пару талончиков-направлений и машет ими прямо у меня перед носом. Ладно, согласен, только чтобы без этого жуткого кресла и без уколов.

7 -3

Ромаша

Увы, сдавать кровь из вены все же приходится. Экспресс-анализ на эти самые гормоны, будь они неладны. Можно конечно и не экспресс, и бесплатно, но приезжать сюда еще раз, сидеть в очередях и слушать бесконечные истории о беременностях, родах и женских болячках нет никакого желания. В кабинете стараюсь не смотреть в сторону манипуляций медсестры с ее иглами и мензурками. Отвернувшись, пытаюсь представить рядом Дорохину и завести с ней скандальный спор, как в первом кабинете… И все равно, когда жгут ослабевает и чувствую, как из руки выдергивают жало, ненароком бросаю туда взгляд… А потом приходится отсиживаться в коридоре пятнадцать минут, унимая слабость в частях тела и кружение перед глазами.

***

Иду на другой этаж, в кабинет рентгеновской маммографии. По крайней мере, слово «рентген» мне знакомо и я успокаиваюсь – резать и колоть больше не будут. Высидев небольшую очередь, стучу в дверь и захожу в кабинет. Девица в голубом халате и синей шапочке стоит спиной с большим журналом в руках и что-то активно в нем пишет. На стук она чуть оглядывается:

– Да?

– Здрасьте.

Та кивает:

– Здрасьте.

Толкнув дверь закрываться самой, делаю шаг к медсестре или кто она там и протягиваю талончик. Забрав бумажку из моих рук, она смотрит в нее, а потом кладет в свой талмуд, продолжая свою скоропись:

– Так... Мария... Павловна.

Ну вот, сейчас начнут меня пытать и измываться. Обреченно вздохнув, поднимаю глаза вверх:

– Да, я.

– Что ж, проходите, за ширму к аппарату.

Сестра оглядывается, тыкая шариковой ручкой мне за спину, и решительно добавляет:

– Раздевайтесь!

Еще кто бы сказал, до какой степени раздеваться-то? Да и вообще, рентген, он же и так все просветит. Неуверенно переспрашиваю:

– А это обязательно?

Девка, ехидно хмыкает:

– Вы, что, в первый раз, что ли?

Мне не хочется перед ней позориться, и я принимаю самоуверенную позу:

– Ха… Прям!

И демонстративно дергаю пояс на платье. В любом случае его бы все равно пришлось снимать. Замечаю недоуменный взгляд медсестры, и это меня нервирует. Что я опять не так делаю?

– А что мы так и будем смотреть? Может, отвернемся или как?

У той, на мое естественное требование, почему-то брови лезут на лоб:

– Это вы мне?

Вот странная особа... Если нравится пялиться на женские прелести – сиди дома в интернете и пялься!

– А что здесь еще кто-то есть?

Сестра демонстративно отворачивается:

– Пожалуйста.

Отправляюсь за ширму раздеваться. Там штука с раструбом и подозрительной подставкой. И что теперь? Сестра заходит следом и начинает менять высоту устройства:

– Снимайте бюстгальтер и размещайте грудь на платформе.

– В смысле?

– Сначала сделаем снимок одной грудной железы, потом второй.

Капец, я в шоке, измываются, как хотят. Приходится снимать и лифчик. А уж когда девка надавливает сверху пластиной, расплющивая мою… Гхм…, железу, как сдувшийся мяч под стеклом, довольно неприятно, между прочим, остается лишь беззвучно выматериться и прикрыть глаза.

***

После завершения экзекуции, сестра опять хватается за свой журнал и ждет пока я одену лифчик и влезу в платье. Потом мы выбираемся из-за ширмы и возвращаемся к ее столу.

– Ну, вот и все.

Да, уже, слава богу. Тяжко вздыхаю, ворча:

– Офигеть! Кто ж так придумал над бабами-то издеваться?

Девица оглядывается:

– Что? Что вы говорите?

Судорожно дергаясь, пытаюсь рукой попасть в рукав курточки.

– Фу-у-ух… Это я не вам.

– А кому же?

И снова утыкается в свой журнал. Кому, кому…

– Господу богу!

Одевшись, тороплюсь уйти:

– До свидания!

– До свидания.

Ну, все, хватит, бегом из кабинета.

***

Снова мой путь в кабинет к седоусому. Отдаю ему карточку и с облегчением плюхаюсь в ближайшее кресло, нога на ногу, расслабленно положив руки на поручни. Врач бегло проглядев принесенные листки не садится к столу, а начинает натягивать на руки резиновые медицинские перчатки. Его действия вмиг возвращают меня к только что прошедшим издевательствам и пугают. Я-то был уверен, что все уже позади.

– Э! Э! Э!

Как только доктор поворачивает в мою сторону голову, я киваю на его руки:

– Что вы делаете?

– Как что? Ну, я же должен вас посмотреть.

Он продолжает поправлять натянутую перчатку. Что значит посмотреть? Сиди и смотри, сколько влезет, без всяких перчаток.

– В смысле?

Я вспоминаю о гинекологическом кресле, оглядываюсь, смотрю вниз, и тут до меня доходит – вот, дура, расположилась с удобствами. Резко сдергиваю руку с одного «поручня», потом с другого, отстраняясь от них, по-заячьи прижимая руки к груди. Растерянно блею:

– Здесь?

– Да, а где же еще?

Нет, нет и нет! Паника волной поднимается вверх. Надо срочно взять себя в руки. Мужик я или не мужик?! Набираю побольше воздуха, и решительно протестую:

– Так, стоп.

Сцепив пальцы в замок, хватаюсь за коленку, всем своим видом демонстрируя круговую оборону и готовность сдохнуть, но не уступить. Если надо я и укусить могу! Седоусый пытается возмущаться:

– Что значит стоп, вы понимаете, что это обычная процедура?

Не понимаю и понимать не хочу. Я вовсе не собираюсь удовлетворять ничье похотливое любопытство!

– Слушай, ты что, больной, что ли, а? Раскатал губу. Я не дам тебе себя лапать, понял?

Вижу, что понял, извращенец, сразу стух:

– Девушка, я…

– Так, снимай эту фигню… Быстро!

Мужик молчит, и я повышаю голос, который истерично дрожит от охватившей меня паники:

– Ты что оглох? Снимай эту фигню, я сказала!

– Все, все, все…Снимаю, вы видите, снимаю…

Он торопливо стаскивает перчатку и поднимает голую руку с зажатой пальцами резиной вверх:

– Все, снял!

Мой взгляд мечется по кабинету и я, не в силах остановиться, продолжаю вопить:

– Все! Убери ее к чертовой бабушке!

– Все, убираю.

Доктор наклоняется бросить перчатку в мусорное ведро.

– Убираю, успокойтесь, ради бога, все в порядке.

Дышу как после стометровки, изо всех сил пытаясь унять дрожь. И это получается – чувствую, как паника отступает. Дядька боязливо спрашивает:

– Может воды вам дать?!

Хмуро кошусь исподлобья. Наверно решит, что я чокнутая. Отказываюсь, срывающимся голосом:

– Спасибо, не надо!

Седоусый заботливо качает головой:

– Я так понимаю, что вы еще….

Он на секунду замолкает, глядя сочувственно на меня:

– …Невинны?

Тупо гляжу на его усы, пытаясь сообразить, в каких грехах еще он пытается меня уличить. Непонимающе переспрашиваю:

– Чего-о?

Смотрим, друг на друга и доктор действительно начинает мучительно подыскивать слова:

– Я имею в виду, что…

Вдруг до меня доходит... Мы что и это обсуждать должны? Может еще с подробностями? Смущаясь и заикаясь, пытаюсь сменить тему:

– C-с-с… Слушайте, вы… Э-э-э… Все, мне пора!

Пытаюсь соскочить с кресла, переходя на ор:

– У меня ничего не болит!

Врач придерживает меня за плечо, не давая встать.

– Сейчас вы пойдете. Но результаты анализов, надеюсь, вам не безразличны?

Результаты анализов? Он так грозно говорит, что я опять пугаюсь:

– А что там?

Врач делает шаг к столу и берет заполненные от руки листки.

– Ну, с маммограммой все в порядке.

Прикрыв глаза, вздыхаю с облегчением:

– Фу-у-у-ух, слава богу.

Склонив голову, с опаской жду, что еще скажет этот женский эскулап.

– А вот гормональный анализ….

Голос врача меняет тональность, и я бросаю на него настороженный взгляд:

– Что, гормональный анализ?

Он неуверенно смотрит на меня, наверно боясь вызвать новую вспышку агрессии. И это правильно!

– Даже не знаю, как вам это получше объяснить…

Пытаюсь проглотить комок в горле. Что?

– По всему выходит, что у вас никогда…

Потом поправляется:

– Может быть очень давно…

Что там у меня еще не так с этим туловом? Судорожно еще раз глотаю. Как он там сказал? «Не нужно ли вам операций по женской части?». Об этом я тоже наслушался в очереди. Врач решительно заканчивает:

– Не было интимной близости.

Всего-то? От сердца отлегает… Да и фиг с ней с этой близостью. Когда мы с Машкой последний раз кувыркались? Месяц назад или больше? Хотя поворот опять на скользкую тему, заставляет все же покраснеть. Непонимающе мотаю головой с кривой ухмылкой:

– И что?

Дядька явно старается быть аккуратным:

– В вашем возрасте, мягко говоря, это не очень хорошо.

Причем тут возраст? Это я должен решать нужно это или нет! По крайней мере, пока в этом теле. Тоже мне, сводник нашелся! Сдвинув вместе брови, протестую:

– Слушай, это мое личное дело!

– Послушайте девушка, я вот сейчас с вами разговариваю не как с женщиной.

– А как с кем?

С мужчиной что ли?

– Как с пациенткой! И поверьте, для вашего же собственного блага.

Растерянно смотрю на него – как с пациенткой? Не понимаю.

– Длительное воздержание для любой женщины не очень хорошо сказывается на ее здоровье.

Слушаю его, но глаза отвожу в сторону – сам знаю, на мужиках воздержание точно плохо сказывается.

– Ваш, извините, организм уже давно созрел.

В смысле? Созрел для чего? Чтобы кто-то сожрал? Такое плодово – овощное сравнение, вызывает у меня бурный протест и желание цепляться к словам:

– Так, хватит!

Надвигаюсь в его сторону:

– Ну, что… Я что, арбуз, что ли… Созрел.

– Вы, похоже, просто не понимаете.

Чего тут понимать-то? Но его призывы Роману Сереброву лечь под другого мужика, который будет срывать созревший плод – не по адресу. И Машке крутить с мужиками шашни, тоже не дам! Это, пожалуйста, без меня! Потом, когда выйду из комы. Любовь прошла, завяли помидоры. Не хочу больше выслушивать чьи-то эротические фантазии, протестующе отмахиваюсь и, непрерывно тараторя, сползаю с кресла:

– Я все, я все понимаю, доктор… Но мне пора, извините.

Тыркаюсь и кручусь в поисках сумки, хватаю ее со стула и, протиснувшись между врачом и его жутким креслом, тороплюсь к выходу. В дверях меня останавливает громкий оклик седоусого, и я оглядываюсь:

– Мария Павловна!

С испугу встаю смирно, руки по швам и смотрю на него.

– Я вас прошу, все-таки, заглянуть ко мне, где-то через полгода.

Разнервничавшись и сопя, переспрашиваю:

– Через сколько?

Он повторяет:

– Через шесть месяцев.

Промолчав, закрываю глаза и отворачиваюсь. Надеюсь, к тому времени никакой Маши №2 уже не будет, только Роман. Эскулап добавляет:

– И как врач, я вам настоятельно рекомендую.

Он делает паузу, качая головой:

– Начать.

Что-то я не понял. Или потерял мысль.

– Начать, что?

– Жить.

С мужиками кувыркаться, что ли? Спасибо, обойдусь без таких рекомендаций. Прищурив глаз, язвительно качаю головой:

– Благодарю.

И выскакиваю из кабинета.

***

Отсидевшись немного в коридоре, топаю, под Светкиным конвоем, в кабинет с надписью «Главный врач Протасов А.И.». На прием никто не сидит, приходится стучаться и заползать внутрь. После приглашающего жеста мужика в халате, присаживаюсь боком к столу и стараюсь не смотреть в его сторону. Врач молчит, изображая кипучую деятельность, выдерживая и вымачивая посетителя. И я молчу, хотя пять минут тупого сидения меня уже вздрючило. Выстукиваю пальцами по столу барабанную дробь. Наконец, крючкотвор отрывается от своих бумаг:

– Ну что, Мария Павловна, приступим. Начнем с серии тестов, и я думаю, много времени это не займет.

Кошу глаз в его сторону. Нервная дрожь не отпускает:

– Простите Алексей…. Э-э-э?

– Иваныч!

– Алексей Иваныч, вы могли бы раздеться?

– То есть?

– Ну, в смысле снять с себя халат. Меня, иногда, слегка раздражает белый цвет.

Протасов услужливо вскакивает и начинает стягивать с себя халат:

– Хорошо, хорошо, нет проблем! Раздражает – нет проблем.

Вешает халат на стул, оставаясь в рубашке.

– Так, вот, лучше?

– Да, спасибо, на порядок.

Теперь хоть смогу спокойно глядеть на него и разговаривать.

– Начнем мы с теста Рошаха. Это поможет мне, так сказать, выявить глубинные аспекты вашей личности.

Он доброжелательно улыбается, я тоже пытаюсь съюморить и разрядить обстановку.

– Ха, у меня там Марианская впадина.

– Ну, постараемся до нее донырнуть. Мда… Вот у меня здесь папочка и в ней 10 карточек, на них рисунки. Я буду показывать, а вы будете говорить, что видите.

– И это все?

– Все.

– Давайте.

Самойлов извлекает из папки и подсовывает мне первый рисунок.

– Пожалуйста, посмотрите. Что вы видите?

Хрен знает чего. На бумажке нечто красное, напоминающее тюльпан, окруженное красными и голубыми пятнами.

– Это, какие-то пятна краски.

– Мария Павловна, вы меня буквально поняли.

– Что, значит, буквально?

– Ну, меня интересуют ассоциации, которые вызывает у вас этот рисунок. Понимаете?

– А-а-а.

– Вот вы смотрите на эти пятна краски, как вы говорите, и что вы видите?

Да ничего не вижу. Но надо же чего-то отвечать.

– Яблоко.

– Хорошо.

– Ну да, яблоко. А что там груша, да?

– Нет, нет, нет. Я же сказал, меня интересуют ваши личные ассоциации.

Да нет у меня никаких ассоциаций с его кляксами. А этот хитрюга начинает что-то строчить в бумагах. Мне это не нравится.

– Я что, что-то не так сказала?

– Мария Павловна, это тест. Здесь не может быть правильных или неправильных ответов…

Ну, может быть, ему видней.

– Вот, а теперь вот это.

Подсовывает мне второй листок. Чего там только нет – пятна, пятна, пятна… красные, желтые, голубые... кляксы, размывы и даже нечто похожее на позвоночник с легкими. Капец! Ну, после таких тестов можно любого в дурку укатать, сто процентов. Ляпаю от балды:

– Вот это?... Лошадь.

– Лошадь?

Стараюсь говорить уверенным тоном:

– Ну, да, лошадь, вот грива, вот морда.

Самойлов забирает у меня листок и пытается там что-то разглядеть. Интересно, что сам то он там видит? Кровавых мальчиков? Тем временем, он шлепает своими противными губищами и кивает:

– Забавно.

– Что, забавно?

Опять начинает что-то строчить в своем блокноте.

– Ничего, ничего, все хорошо.

– Слушайте, вы там чего меня в Кащенко оформляете?

– А вы что, хотите?

– Нет, я шучу!

– Отлично, а я просто записываю информацию.

Вот, хитрюга. Посмотреть бы одним глазком его писанину.

Протасов сует мне под нос очередную картинку.

– Хорошо… Вот это, пожалуйста. Что вы на этом рисунке видите?

Издевается, что ли? Там сплошная чернота и клубы дыма. Ночной кошмар психа из его больнички. Мне все это уже надоедает.

– Ничего.

– То есть, как это ничего?

– Вот так ничего. Я смотрю на эту мазню и ничего не вижу. В голове пустота.

– Интересно.

– Что, интересно?

– Яблоко, лошадь и пустота.

– Ну да, прямо как у Пелевина.

– Ну, да.

А потом улыбается мне крокодильей улыбкой... Гад!

7-4

Ромаша

И такая хрень продолжается еще с полчаса, пока мы возимся и возимся с остальными картинками. Наконец, не выдерживаю:

– Алексей Иванович, вы говорили, что это не займет много времени!

– Ну, честно говоря, я не ожидал, что мы так долго провозимся с первым тестом.

– Это что значит, что я ненормальная?

–Это значит, что мы долго провозились с первым тестом, больше ничего.

– Спасибо доктор, вы меня успокоили.

– Мария Павловна, я вам сейчас загадаю загадку. Вы должны на нее сразу ответить, без раздумий.

– Да.

– Там ничего сложного, просто сконцентрируйтесь и все. Готовы?

– Давайте!

– Ночной сторож умер днем. Будут ему платить пенсию?

Во мне поднимается дикая волна раздражения. Столько времени убить на хрен знает чего. Смотрю на него исподлобья.

– Мария Павловна, я попросил отвечать сразу.

– Алексей Иванович, у нас здесь что, детский утренник?

– Почему утренник?

У него что, цель вывести меня из себя? Так ему это удалось! Я срываюсь на крик и ор:

– Вы бы у меня еще спросили «Два кольца, два конца, посередине гвоздик», что это?!

– Ножницы… Я жду ответа.

– Ну, если сторож Герой Советского Союза, то будут, а если нет, то начнут с родных удерживать.