Текст книги "Ромашка-3"
Автор книги: А Зю
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)
– Тише.
***
После обеда и вина, после приема обезболивающих, а может от всех потрясений и бессонной ночи меня, кажется, совсем сморило. Глаза сами закрываются, и поддерживать их в бодрствующем состоянии все труднее. Располагаюсь горизонтально вдоль дивана и покорно уплываю среди цветных пятен и невнятных звуков, пока меня не возвращает в реальность странный хрип над ухом. Открываю глаза и смотрю на Сергея, который сидит тихо рядом, в кресле, и читает журнал. До меня доходит, что это может быть за хрип. Если, конечно, он мне не приснился.
– Я что, храпела?
Пригожин смотрит на меня и спешит успокоить:
– Не, не, не, не храпела. Просто сопела и все.
Значит и правда храпела.
– Черт. Это все потому, что я лежу на спине. Не поможешь больной девушке перевернуться на бочок?
– Да, конечно.
Он вскакивает со своего места и начинает суетиться вокруг меня, приноравливаясь с какой стороны получше взяться.
– Так.
Его мобильник на столе вдруг оживает перезвоном и Сергей, схватив его, торопливо говорит невидимому собеседнику… или может собеседнице:
– Секунду!
Отложив включенный телефон в сторону, он пытается одну руку просунуть мне под голову и поддержать, а другую подсовывает под спину:
– Так давай, давай, давай.
Начинаем процесс, но уже через мгновение понимаю, что идея была не из лучших.
– О-о-ой!
– Аккуратненько.
– Подожди…
– Вот, так вот... Давай, я тебя вот так вот, положу.
– Ой, не-е-е, не … Так больно.
Опять пытаюсь развернуться на спину:
– Ай… Обратно, обратно…
– А-а-а…
Одни междометия.
– О-о-ой… Вот, вот так, вот так…
– Нормально?
– А-а-ах… Да, вот …У-а-а-а… Да, да, да… Вот так!
Уложив меня назад на спину, Пригожин, согнувшись, перемещается к столу и, прижав мобильник к уху, плюхается в кресло. У меня мелькает мстительная мысль, что тот, кто сейчас у него на проводе, наслушавшись моих охов, ахов и стонов, наших вскриков по поводу туда – не туда решит, что мы тут не хило развлекаемся.
– Да, я слушаю… Ну, как где, я у Маши… Она спит…
Так она тебе и поверила… Чай не глухая.
– Ксюш, человек практически нормально пошевелиться не может... Ну, как почему, потому что у нее специальный бандаж… Все, извини меня, пожалуйста, я не могу сейчас разговаривать… Как только придет ее подруга я тебе перезвоню, все! Пока!
Походу, их знакомство крепнет, и Федотовская дочка положила на Серегу серьезный глаз. Сложив руки на колени, он оглядывает гостиную и предлагает:
– Слушай, может это, телевизор включим? Или нет, давай какой-нибудь фильм посмотрим, комедию?
Ну, все лучше, чем храпеть.
– Только не комедию, мне смеяться больно. Давай лучше «Робокоп», тогда... Хотя бы в тему.
Вижу, как Сергей хмыкает и качает головой.
– Диски в тумбе, под телевизором, посмотри там что-нибудь.
***
И мы смотрим телевизор. Пригожин помогает мне сесть поудобней, вернее сказать полулечь на подушках, повернув голову к экрану. Сам устраивается рядышком и запускает DVD– проигрыватель. На экране не экшн конечно, но и не мелодрама.... За окном темно, в комнате полумрак... Но следить за действием не получается – мне все время кажется, что Пригожин косится в мою сторону и я все жду чего-то…. Не знаю чего… И вдруг его пальцы касаются моей руки и я отдергиваю ее… Случайно у него получилось или нет? Кошу глаз в его сторону и не пойму – Сергей смотрит напряженно в экран и никак не реагирует. А… Плевать на все и всех! Не хочется задумываться о своих действиях. В конце концов, в этом теле я женщина и если меня тянет к этому мужчине, то ничего противоестественного в этом я не вижу! Решительно возвращаю свою руку назад и вкладываю ее в его руку. Сцепившись пальцами, смотрим друг на друга… Я пытаюсь улыбнуться и морщусь от боли, пытаясь приподняться и подвинуться поближе, прильнуть и он помогает мне. Благодарно обхватываю его руку своей, прижимаюсь и мне так уютно… Сергей накрывает своей ладонью мои пальцы, и они вновь сплетаются.
***
За окном темнеет. Фильм кончился, а мы продолжаем сидеть рядом. Вернее, это Сергей сидит и держит, поглаживая, мою руку в своей, а я полулежу на подушках, вытянув ноги на боковой модуль, и балдею, загоняя угрызения совести подальше в подсознание. Раздается звяканье ключей и иллюзию разрушает встревоженный голос Дорохиной:
– Маша… Маш!
Кошу глаза в сторону полок отделяющих нас от прихожей – там, за ними, действительно маячит Светка. Она торопливо идет к нам, в гостиную.
– Машунь, господи, что с тобой случилось?
– Да без слез не расскажешь.
Пригожин вскакивает, подтягивая брюки, и отступает за диван, а Светка, осматривая бандаж, скрывающий мое плечо и шею, горестно качает головой:
– О-о-ой.
Замечаю, что за спиной Дорохиной маячит Ксения Федотова, ну как же без нее.
– Пришли проведать?.. Приятно, ничего не скажу.
Та лезет в сумку и извлекает оттуда папку – типа по делу пришла.
– Мария, я тебе тут два договора принесла, надо их срочно подписать.
Ню-ню… Понимающе прикрываю глаза .и поджимаю губы. Дорохина проявляет заботу, и суетливо кидается в спальню:
–Я сейчас плед принесу!
Пытаюсь остановить – если бы мне был нужен плед, то Сергей уже бы давно его притащил. Тяну вслед руку:
– Да не…
Все равно не услышит, безнадежно машу рукой. Ксения смотрит на Пригожина в розовой маечке:
– Сергей, переоденься, я тебя подброшу.
И растерянно отворачивается. Сергей ощупывает на себе маечку:
– А... М-м-м…Сейчас.
А потом оглядывается на меня:
– Извини.
Они отходят к кухне и там шепчутся. Мне их особо не видно, но я пытаюсь прислушиваться. Голос Федотовой становится раздраженным:
– Понятно.
– Угу.
Пригожин делает шаг назад в гостиную, а Ксюшины каблуки стучат к выходу, там она тормозит, и я слышу шипение сквозь полки:
– Чтоб ты сдохла!
И вам, того же. Чувствую себя неуютно в сложившейся ситуации. Но то, что Сергей не ушел с Ксенией, остался со мной – безумно приятно. Когда дверь хлопает, Пригожин присаживается на подлокотник дивана, спиной ко мне. Наверно переживает из-за неприятностей с Федотовой.
– Сергей, ты прости меня.
Тот, не поворачиваясь, отвечает:
– Да нет, Маш, это ты прости меня.
– Да я честное слово не хотела, чтобы из-за меня какие-то проблемы были.
Повернувшись в пол оборота, Сергей решительно пресекает все попытки моего самоуничижения и раскаяния:
– Да нет никаких проблем, все нормально, поверь, честно.
Продолжаю крутить в руках оставленные Федотовой договора. И что мне теперь с ними делать? К нам из спальни спешит Дорохина, таща мое одеяло с кровати.
– Ну вот, плед
Что-то долго она его искала. Пригожин снова вскакивает со своего места, и Светка укрывает мне ноги. Ничего не остается, как ее поблагодарить:
– Спасибо.
Дорохина с чувством выполненного долга усаживается на придиванный модуль на место Пригожина:
– Фу-у-ух.
Она осматривается по сторонам, а потом удивленно тычет пальцем в стоящего Сергея:
– О! Это же моя майка.
Пригожин невнятно мычит и смущенно складывает руки на груди, загораживаясь от ее осуждающего взгляда. Потом чешет нос:
– А…
Светлана оглядывается на меня за разъяснениями, но я лишь поднимаю виновато вверх брови:
– Ну…
Светка вдруг опять оживает и смотрит на меня:
– Ты наверно есть хочешь, да?
– Нет, еда в меня уже не влезет… А вот переодеться, не мешало бы. Вы меня хотя бы поднимите, а до ванной я как-нибудь сама доползу.
***
И мои мучения начинаются по новому кругу. Добраться до спальни, до ванной тут у меня сразу два помощника, готовых подхватить под белы рученьки – и Сергей, и Светлана. В общем, никаких проблем. А вот переодеться в пижаму, смыть макияж, доковылять до туалета и там так развернуться, чтобы ни свалиться, ни сесть мимо унитаза – тут, конечно, только Светочка моя спасительница. Пригожина мы не допускаем лицезреть такие ужасы, и отправляем в аптеку за мазями и микстурами.
Переодевание оказывается процессом более сложным, чем я думал – чтобы вытащить меня из кофточки, пришлось снимать бандаж, потом пытать, поднимая и выворачивая руки, а потом опять пристегивать корсет уже на голую шею, пряча под пижамную куртку. С такими мучительными одеваниями-переодеваниями, пожалуй, я нескоро смогу появиться в офисе. Это ж постоянная травматика, никакого заживления не будет.
Наконец, обновленная, перемещаюсь в спальню, на свою кровать. Сергей снова допускают до тела и он помогает уложить меня на подушки. По крайней мере, сейчас мне комфортней и свободней. Пригожин выкладывает купленные пузырьки и коробочки на тумбочку и присуседивается на краешке постели, привалившись к спинке кровати. Дорохина, оставив включенным бра, тихо удаляется, оставив нас ворковать. Только уже поздно и Сереге надо идти. Он смотрит на меня:
– Ну, что я побежал?
– Да, иди.
Он берет мою руку в свою. Так бережно и нежно…
– Только пообещай себя беречь.
– Да чего тут обещать, я и так лежу как полено.
– Э-э-э…ничего, скоро поправишься.
Он оглядывается на кучу оставленных склянок:
– Все вот это принимай, слышишь?
Крутить головой не решаюсь – и так за последний час ею слишком часто шевелил и теперь она ноет и отзывается болевыми импульсами.
– Слышу, слышу… У меня же проблемы с шеей, а не с ушами.
Пригожин вздыхает, и я добавляю:
– Спасибо тебе за все.
– Да не за что.
– Да, нет, есть за что.
– Да не за что, мне было приятно, поверь.
Верю. Мне тоже была приятна его забота. Пригожин снова вздыхает и повторяет:
– Ну, пока?
Он снова смотрит на меня.
– Пока.
Ни мне, ни ему не хочется расставаться. Он смотрит и молчит, а потом тянется губами и, придерживая за голову, целует в висок. Усмехнувшись, похлопываю Серегу по руке:
– Ну, все, все, все… Хватит прощаться с телом.
– Вот чему у тебя можно поучиться, так это чувству юмора.
– Ну, учись, пока я жива.
– Я учусь.
Он все смотрит на меня и не уходит.
– Ты позвони мне завтра.
– Позвоню, конечно. Ты сейчас домой?
Я замираю, ожидая ответа. Как же мне не хочется услышать «Я к Ксюше, она же ждет».
– Ну, да, а куда еще… Домой, конечно.
Улыбнувшись, вздыхаю:
– Ну, дочке привет
– Спасибо, передам.
Он бросает взгляд вниз, на себя.
– Надо майку Свете вернуть.
Мне хочется похулиганить, и я ухмыляюсь:
– Оставь себе, все равно уже растянул.
– Да?
– Ну, типа того.
Сергей опять с сожалением произносит:
– Ну, ладно, пока.
Я же вижу, как ему не хочется уходить. Чуть повернув голову, смотрю на него и зачем-то говорю:
– Может, все-таки, останешься?
В конце концов, в гостиной есть диван. Пригожин мнется, и я вижу, как он с трудом проглатывет комок в горле:
– Остаться, ну…
Я быстро иду на попятный:
– Шутка.
Сам не знаю, зачем сказал остаться. Может быть, захотелось проверить. Тем более, что «остаться» ничем не грозит обоюдному целомудрию. Шумно втянув носом воздух, повторяю с улыбкой:
– Шутка! Ладно, давай.
Пригожин продолжает мучиться, сидит и не может решить, как поступить. Хлопаю его по плечу:
– Иди, иди, иди.
Так будет лучше. Сергей, наконец, встает и идет на выход:
– Пока.
Устало закрываю глаза – какой странный день, однако. И снова мое собственное поведение с Сергеем меня удивляет. Может быть, это просто реакция на стресс и искреннюю заботу обо мне? Ну, не отталкивать же протянутую руку помощи в тяжелой ситуации...
2-1 Воскресенье.
Маша
Тусклый бледный свет за окном режет глаза и отдается в висках болью. Сесть нет никаких ни сил, ни желания. Что со мной? Последнее, что помню, как меня тащат в спальню и швыряют в сторону кровати – удар и темнота… Нет, что-то еще было… Голос Ромки во мне и полная заторможенность что-то делать самостоятельно, будто не я, а кто-то другой за меня начинает действовать, двигать руками, ногами, разговаривать. Собрав волю в кулак, ощупываю себя и сразу натыкаюсь на твердую поверхность некоего сооружения вокруг шеи и плеча. Что за странная упаковка? Провожу рукой по лицу, смывая остатки сна и, тяжко вздохнув, пытаюсь сесть. Медленно, шаг за шагом, переползаю в гостиную, поближе к Светлане. Она спешит навстречу:
– Куда ты сама?! С надрывом связки! Давай, помогу!
Она устраивает меня на диване и даже укрывает ноги одеялом. Уже скоро десять и Дорохина предлагает позавтракать. Я не отказываюсь, и через несколько минут Светлана возвращается с кухни, прихватив тарелку с нарезанными бутербродами и высокую чашку с чаем. Походу дела, пытаюсь выяснить, что со мной:
– Свет, а надрыв этой связки, это не очень опасно, а?
– Что, боишься, за тобой придется всю жизнь утку выносить?
– Свет, ну я же серьезно.
– Нет неопасно. А вот с Пригожиным миловаться весь вечер с бандажом на шее, очень может быть и с последствиями.
Испуганно таращу на нее глаза:
– С какими?
– Меня тут не было, свечку не держала. У меня и телефон был выключен.
– Типун тебе на язык!
В отместку, хмуро развожу руками:
– Телефон выключен… А если бы я тут кони двинула? Прикинь – ты приходишь, а здесь уже все, панихида!
Дорохина отмахивается от нарисованного кошмара:
– Да типун тебе на язык, ну…
И начинает мямлить, не глядя в мою сторону:
– Ну, как то надо было отдохнуть…, расслабиться.
Никогда не отключала, а тут отключила. Понимающе смотрю на нее – ясно от кого отдохнуть и расслабится – от меня. А тогда по-другому вопила, в объятиях своего Ильи – «Маша! Маша!». Светлана, когда ей нечего сказать в свою защиту, всегда поступает одинаково – переходит в наступление – тут же повышает голос:
– Или я не имею права?!
Прищурившись, ехидничаю:
– С Петровичем, да?
– Ну, Маш!
Значит, угадала. Парочка действительно друг в друге души не чает.
– Все, проехали. Давай свои бутерброды…
На столе начинает трезвонить ее мобильник, и Светка, кивнув, встает:
– Ешь.
Она хватает трубку и идет с ней на кухню ворковать со своим Ромео:
– Алло... Спасибо, хорошо…А у тебя?…Что-нибудь, случилось?… Так быстро, ну… Честно говоря, я тоже… А ты уверен, что не преувеличиваешь?
Перекосившись и сморщившись, тянусь за бутербродом в тарелке, но он слишком далеко и я лишь хлопаю ладонью по поверхности стола. До меня доносится очередная порция счастливого придыхания:
– Ты знаешь, у меня тоже такое ощущение, будто я знаю тебя сто лет… Ну, я это заметила… Надеюсь…
Демонстративно закатываю глаза к потолку: ах, любовь, любовь… Кто бы мог подумать – Дорохина и Федотов! Делаю новую попытку добраться до тарелки, но теряю равновесие и с грохотом сыплюсь на пол:
– Ой!
Не так уж все и печально, и больно. Зато отсюда легче добраться до бутерброда. Когда Дорохина заканчивает болтать и приходит в гостиную, ничего не слыша и не видя из-за своей эротической эйфории, я уже доедаю, сидя на полу, последний кусочек колбасы с сыром. Наткнувшись на раскинувшийся полевой стан, Дорохина возвращается от фантазий к реальности:
– О, господи! Ты что здесь делаешь?
– Не поверишь, я здесь живу.
Светка виновато усмехается, а я тяну к себе чашку с чаем и делаю большой глоток. В общем, первая половина дня проходит весело – я, как полагается больной, капризничаю, Дорохина, как полагается доброй сестре милосердия, кидается выполнять все мои пожелания.
***
Когда подруга уходит на свидание, появляется время поваляться на диване и поразмышлять о дальнейших планах. Особенно про Ромку и его бывшую. Что-то во всей этой семейной истории не сходится. Есть неясности, и они меня напрягают. Пытаюсь разложить известную мне информацию по полочкам.
Похоже, отправка Миланы в психушку не так однозначна, как представил в своем докладе Михалыч. Ну, например, почему женщина так самоуверенна? Почему в больнице безропотно ей отдали Ромку на домашнее содержание? У нее же нет на это прав или как? Если ее определили недееспособной через суд с психиатрической комиссией, то и обратно возвратиться в мир она может исключительно через суд. Опять же развод – тут такие варианты: либо они по-прежнему женаты, но расстались и живут порознь, что выглядит сомнительным, либо развелись по решению суда и той же психиатрической комиссии, после помещения в психушку, либо развелись еще до покушения на Ольгу Ивановну и почему-то продолжали жить гражданским браком. И еще есть один вариант, который вообще все запутывает – никакого покушения с психозом на самом деле не было. Она спряталась в лечебницу добровольно. Такая театральная постановка, о которой Серебров был в курсе...
Устраиваюсь с ноутбуком на придиванном модуле в гостиной и, склонившись к монитору, пытаюсь вытащить из интернета хоть какие-то ответы. Вглядываясь в строчки текста и прокручивая ссылки. То, что в них обнаруживается, лишь укрепляет меня в мысли, что с разводом не все так просто.
«Для начала следует инициировать судебный процесс о признании супруга недееспособным вследствие расстройства его психики. Исковое заявление придется подавать либо по месту жительства больного, либо по месту нахождения психиатрического заведения – если больной помещен туда для лечения. Готовясь к судебному разбирательству, судом назначается проведение судебно-психиатрической экспертизы. На основании экспертного заключения, составленного данной комиссией, суд решает вопрос о признании супруга недееспособным. Только имея на руках решение суда можно отправляться далее – в ЗАГС и писать заявление о разводе. В этом случае невзирая ни на какие условия (возражения второй стороны или наличие несовершеннолетних детей) брак будет расторгнут сотрудниками ЗАГСа».
То есть, если Роман действительно хотел развестись, он должен был через суд признать Лану недееспсобной? Так почему она так нахально ведет себя? Непонятно. И вообще – суд, психиатрические комиссии, признание недееспособности – это все не для Ромки, тут нужно твердо и долго гнуть свою линию, а не шашкой махать. Сомневаюсь, что он стал бы разводиться при таких сложностях. И если они все же разведены, значит, это произошло до психоза его благоверной.
И мы вновь возвращаемся к криминальной теме – если погром в квартире и записки с угрозами устроила Милана, вскрыв замок, то очень может быть, что подобное умение случалось с ней и раньше. Конечно, с женой уголовницей у Романа несходство характеров, кто бы спорил –вот и причина и для развода, и для пряток от правоохранительных органов.
***
Трезвон во входную дверь заставляет застонать и открыть глаза. Что такое? Заснула, что ли?
– Свет, ну ключ же есть, а?
Никакого сочувствия к страдающему человеку. Звонит и звонит.
– Ой, капец!
Приходится вставать и идти открывать. Видимо от лежания в неправильной позе, напряжение в шее переползло в голову и теперь она болит даже сильнее травмированного плеча. Тащусь через гостиную, сжав виски двумя руками, и ною:
– Капец, а-а-а... Да иду, я иду… Ох, давно мне так хреново не было… С-с-с…
Распахиваю, не глядя, дверь. Да что ж такое-то! Мягкова!
– Можно?
Как же хочется сказать «Нельзя!».
– Заходи.
Отступаю в сторону, морщась и держась за висок. Валентина, все-таки, заходит и прикрывает за собой дверь.
– Валь, только не говори, что ты по работе.
Мягкова с серьезным видом рушит мои последние надежды на спокойную жизнь:
– В какой-то степени!
Сжимаю несчастную мою голову обеими руками и в отчаянии буквально воплю:
– Ой, Валь!
И иду в гостиную.
– Давай в другой день, меня нет! Я на больничном.
Слышу, как она семенит позади меня и продолжает долдонить:
– Маш, я все понимаю, но дело в том, что я вчера случайно, в офисе, подслушала разговор Стужева с Болотной.
Плюхаюсь в кресло, и откидываюсь назад, закрыв глаза и запрокинув голову. Опять контра, что-то замышляет. Помереть и то не дадут спокойно.
– И что?
Мягкова усаживается напротив меня.
– И, по-моему, они хотят тебя серьезно подставить!
Наконец, до меня доходит, что речь идет о каких-то новых каверзах, и я сажусь прямо, держась за висок и шею:
– В смысле?
– Причем подставить, еще мягко сказано.
Мягко, твердо… Какой-то кисель. Не крутить головой:
– Валь, что-то я не очень понимаю.
– Ну, я услышала, как Саня разговаривал со Стасей.
– Я поняла, что Болек и Лелек... Что конкретно они говорили?
Щурю глаза, отгоняя боль, и пытаюсь разобраться с уровнем угрозы. Мягкова, чуть помедлив, выдает:
– Они говорили про какие-то бумаги.
Блин, так и буду из нее вытягивать в час по чайной ложке?
– Какие бумаги?
– Ну, я не все расслышала. Там было очень шумно.
Тихий ужас! Где там? И хоть бы два слова конкретики. От перенапряжения в мозгах впору получить короткое замыкание. Закрываю лицо руками и сгибаюсь со стоном пополам:
– О-о-ой!
Волосы спадают вперед, полностью скрывая лицо и руки. Вот так бы сидела и сидела.
– Мария Павловна, вы так не переживайте, их еще можно остановить.
Господи, какую же ахинею она несет… Кого остановить и за что? За бумагу в шумном месте? Со всхлипом выпрямляюсь, убирая волосы с лица:
– Да я не об этом, Валь. Мне хреново, понимаешь, видишь, я травмированная.
– Мария Павловна…
– Валь хватит выкать, а?
– Извини, я хотела тебя предупредить. Я звонила, ты трубку не берешь.
– Да, да, спасибо. Спасибо тебе Валюш.
Опираясь руками на подлокотники, с усилием отрываю седалище от кресла, обхожу стол и осторожно ползу к выходу – надеюсь, Мягкова поймет намек.
– Фу-у-у…
– Может, тебе помощь нужна?
– Не, Сейчас Светка придет, подруга.
Привалившись плечом к полкам, отделяющим гостиную от прихожей, стою спиной к Мягковой и жду, когда же она, наконец, свалит.
– Ну, я тогда пойду?
Тру висок.
– Да, да, конечно… Там, в офисе, все нормально?
– Да, все хорошо, не беспокойтесь.
– Угу…
Сжимаю голову руками, и у меня вырывается протяжный стон и вопль отчаяния:
– М-м-м-о-о-о-а-а-а…
Отсчитываю секунды до момента, когда хлопнет дверь, но вместо этого Валин голос раздается совсем рядом:
– Слушай, может у тебя сотрясение мозга?
– Ага… Наверно… Я сейчас себе чай зеленый заварю и полечусь
Мягкова интенсивно кивает, а потом заводит по новому кругу:
– Ну, я пойду?
Когда ж ты, наконец, уберешься?
– Да… Спасибо тебе Валь.
Чтобы уж наверняка, провожаю до самой двери. Мягкова снова тормозит:
– Я пойду?
Черт!
– Давай.
Открываю входную дверь, выпуская посетительницу.
– До свидания.
Уже в дверях Мягкова снова оборачивается и блеет:
– А, Мария Павловна…
Господи, я ее сейчас убью! Уперев одну руку в бок, другой тру висок и уже начинаю заводиться:
– Что?
– Вы у нас недавно в начальницах, но… Дело в том, что эти двое могут вам сильно напакостить.
А то я не знаю. Прислушиваюсь к себе, к пульсации в голове. Походу после Вали опять придется пить обезболевающие таблетки.
– Ой, я в курсе, спасибо Валь.
– Выздоравливайте, до свидания.
– Пока.
Тяну дверь на себя, пока гостья опять не начала свою волынку и, наконец, захлопываю у Мягковой перед носом. Какого хрена приперлась, так я и не поняла. Информации – ноль целых, шиш десятых. Наконец-то тишина. Уперев руки в бока, иду к кухне не переставая охать и охать...
– О-о-ох… А-а-а…
А потом и дальше – в спальню, валяться с мокрой тряпкой на лбу и пытаться разгадывать тайные замыслы злобных недругов.
***
К вечеру мне легчает, но не сильно. В дверь звонят, и я ползу в прихожую, посмотреть, кого это принесло. Вижу на экране домофона лицо Пригожина и, всплеснув руками, невольно делаю шаг назад:
– Блин!
Все ведь определилось – мы только друзья, и вот, снова-здорово. Сергей продолжает звонить и звонить. Делать нечего, приходится открывать – повернув ключ в замке, распахиваю дверь. Пригожин смущенно здоровается:
– Привет. Ты уже ходишь?
Со вздохом разворачиваюсь к нему спиной и плетусь назад на кухню, патетически взмахивая руками:
– Это не я, это мое привидение! Слушай, неужели, хотя бы на несколько дней нельзя оставить человека в покое, а?
Приваливаюсь спиной к стене возле кухонной стойки. Мне не видно из-за угла, что он там делает в прихожей. Слышу, как Сергей заходит внутрь квартиры, как закрывает дверь. Слышу приближающиеся шаги.
– М-м-м… Извини, Маш.
Он чем-то шелестит.
– Это, тебе!
Разворачиваюсь, словно робот, и почти окунаюсь носом в огромный букет цветов. Господи, только не это! Смотрю на букет и в голове только одна мысль – ну, почему, почему все несчастья именно на меня? Добить меня пришел? Все, Серега, успокойся, я уже растаяла и оценила твою заботу…. Со стоном откидываю голову назад, упираясь затылком в стену, а затем с нытьем и рычанием перекатываюсь, чтобы стукнуться о стену лбом:
– М-м-м…
Бью от бессилия кулаком о стену и могу сейчас только одно – хныкать и пускать сопли. Слышу, над ухом, растерянный голос Пригожина:
– Ты чего?
Мне себя ужасно жалко и я только хнычу, уткнувшись в стену.
– Да что случилось?
Да ничего не случилось. Мне тошно… Тошно… Физически и морально. У меня на шее и плече бандаж и это приносит массу дискомфорта, а мой любимый и единственный мужчина, оказался совсем не таким, как я себе воображала… Хотя, с другой стороны – именно он спас меня от Ильи и взял в минуту слабости все в свои руки! Поворачиваюсь к Сергею с несчастным видом и встречаю полный вопросов взгляд:
– Может, я чем-то обидел или…
– Мне плохо!
И очень хочется, чтобы кто-нибудь пожалел, взял на себя хоть часть безумного груза. Сама не знаю почему, делаю шаг к Пригожину и утыкаюсь носом ему в грудь. Слишком интимно, но ничего не могу с собой поделать. Чувствую, как он гладит меня по плечу свободной рукой, слышу его растерянный голос:
– Маш, ну… Ты чего, как маленькая… Ну, сейчас плохо, потом будет хорошо. Не всегда же будет плохо. Ну, что ты?
Твои бы слова, Серега, да богу в уши…и ужас в том, что никто не в силах мне ни помочь, ни успокоить… Все, надо взять себя в руки! Отстраняюсь:
– Слушай, не надо со мной разговаривать, как с маленькой девочкой, ладно?
Сунув руки в карманы, отхожу подальше в сторону. Кажется, он действительно не знает, как себя со мной вести.
– Ладно, извини, у меня это непроизвольно просто.
Стою, опершись седалищем на кухонный стол, спиной к Сергею, и ужасно недовольная своей слабостью. Раскиселилась как сопля. Не хочется признаваться себе, но последние дни здорово подорвали мою самоуверенность относительно Ромки и его антипода Пригожина. Сколько не говори «люблю-люблю», сомнений, что я хорошо знаю Сереброва, становится все больше и больше, как и недоверия… Пригожин , тем временем, продолжает гундеть в спину:
– Может тебе еще лекарства какие-нибудь привезти? Или еще что-нибудь?
– Спасибо, не надо.
Все, хватит, пора взять себя в руки. И я их складываю на груди, разворачиваясь лицом к Сергею:
– Чего ты хотел?
– Проведать.
У него такой беззащитный вид с этим его букетом, что я отворачиваюсь снова.
– Ну, проведал… Чего дальше?
Несмотря на мою резкость, его голос остается мягким:
– Маш. Скажи мне, вот, почему ты такая агрессивная?
Почему, почему… Чего искать логику в женских поступках?!
– Ну, я же приехал по-человечески. Вчера, мне показалось…
– Тебе показалось!
Мой взбрык угасает… Да понимаю я все Сереж, но что я могу поделать, если меня, то псих колотит, то слеза колбасит!
– Извини, не обращай внимания.
Поднимаю глаза к потолку и так и стою, уперев руки в бока.
– Нет, если чего-то нужно, ты скажи, не стесняйся. Я сейчас метнусь и назад, это, как говориться не проблема.
Его слова вызывают у меня вымученную улыбку:
– Сергей, спасибо, все, что мне нужно, у меня уже есть.
Неожиданно это вызывает у Пригожина волну позитива:
– Ну, ты улыбаешься, значит уже хорошо!
– Улыбки, Сергей, они ведь бывают разные.
– Угу.
Ну, раз пришел в гости, будем проявлять гостеприимство:
– Выпьешь, что-нибудь?
Пригожин отрицательно качает головой:
– Нет, средь бела дня.
Ага, раскатал губу. Нет, я, конечно, могу и налить, но в свете бандажа на шее, думаю, банкет на дому нам ни к чему. Смотрю на гостя ожидающе:
– Да я про чай, кофе там…
– А, кофе с удовольствием, спасибо.
Никаких проблем. Киваю в сторону плиты:
– Вот чайник, вот кофе, делай сам… А я, болею! Давай! Ты ж пришел навещать? Навещай!
– А, ну да, сейчас.
Он идет к плите, а я взгромождаясь на табуретке возле кухонного стола, пристраивая ноги на ее перекладине. Сергей расхаживает по кухне и при этом пытается вести беседу:
– Хорошо, знаешь только…
Он снимает банку с полки и заглядывает внутрь.
– Для начала хотел обсудить один рабочий момент.
Не возражаю и вяло поддерживаю.
– Рабочий, давай обсудим.
Сергей кладет букет, который все еще держит в руках, на стол и чуть притрагивается к нему рукой:
– Для начала, это все-таки тебе!
И отступает на шаг назад.
Опять! Его ухаживания как болото – тянет и тянет вниз. И уже ног не выдрать! Откидываю голову назад и рычу от бессилия.
***
Приходится тащиться в гостиную на поиски вазы и ставить в нее букет. Пока Серега наливает в чайник воду, интересуюсь:
– Так что там за рабочий момент?
– Ну…
Оставив чайник кипятиться, отправляемся в гостиную. Я с ногами забираюсь в кресло, а Серега усаживается на диван. Как раз напротив открытого ноутбука.
– Пишешь статью?
– Да, нет, это так для себя.
Сергей с любопытством косится на монитор:
– Ты интересуешься психиатрией?
– Ну, да.
– Ты такая разносторонняя личность…
