Текст книги "Ромашка-3"
Автор книги: А Зю
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
– Сейчас поймешь. Я отвечаю за те слова, которые я сейчас произнесу.
Он смотрит в упор на меня, и я не отвожу взгляд, демонстративно складывая руки на груди.
– Наша горячо любимая…
Он оглядывается на Сергея и добавляет:
– … А некоторыми обожаемая…
Это меня на долю секунды отвлекает... Так уж и обожаемая... Хотя, может быть, это он вчера подыгрывал моему второму «я» перед родителями и изображал «жениха»?
Потом Стужев медленно обходит вокруг меня:
– … Мария Федотова...
Он опять замолкает, делая театральную паузу, и все вокруг замирают в напряжении:
– Вовсе не тот человек, за которого она себя так талантливо выдает!
Нечто подобное я ожидала и изображаю удивление, остальные тоже переглядываются, а кто-то скептически ухмыляется. Это немного успокаивает – наскоком Сашку рыбку не поймать. Будем держаться обычной линии.
– Слушай Стужев, по-моему, это переходит уже всяческие границы.
Саня восхищенно смотрит на меня, покручивая пальцами в воздухе:
– Боже, какая игра! Негодующе вздернуты брови!
Качаю сокрушенно головой:
– Дурдом!
Стужев вдруг делает страшную гримасу, кривя рот и повышая голос:
– Ты лучше расскажи всем, как ты уложила в постель директора…
Он смотрит в свои бумажки скрепленные большой скрепкой.
– …Рязанской строительной компании!
Такого поворота я не ожидала. Убийства, грабежи… Куда ни шло… Но в постель? Походу у нашего доморощенного детектива крыша вконец поехала. Лишь недоуменно хмыкаю:
– Чего-о-о-о?
– Ничего!
Стужев кидает свои листки Федотову, тот снимает с них скрепки, и народ дружно придвигается поближе в предвкушении грязных сплетен.
– Там черным по белому написано про все твои подвиги!
Он тянет руку к бумагам и тыкает в них пальцем.
– И про Самару, и про Иркутск.
Какой-то шизофренический бред – я с растерянной улыбкой прикрываю глаза рукой. Хотя физиономия Петровичу к смеху не располагает – у него в руках фотография с милиционерами и темноволосой женщиной, лица которой правда не видно. Зато хорошо видны наручники на руках.
Стужев продолжает орать:
– Слушай, может ты сбросишь свою блузочку? Там же наверняка живого места от татуировок нет, да?
Вот, дерьмо! Что он говорит-то? Зачем нести всю эту фигню на публике? И причем тут исчезновение Сереброва? Или его я тоже замочила? Сашок тянет свои похотливые ручонки ко мне, и я смотрю на них, застыв и не реагируя, как кролик на парочку удавов. Слава богу, Сергей кидается наперерез и хватает Стужева за грудки:
– А ну-ка, извинился!
Блин, Пригожин, если выживу, я тебя за это поцелую. Вот, кто единственный достойный мужчина в этом гадюшнике. Стужев хрипит:
– Перед кем?
– Перед ней, извинился!
Он яростно трясет Александра и тот испуганно кричит:
– А ты сам почитай, что там написано! Перед кем извиняться?
В уши рвутся визги Стаси Болотной и Мягковой. Мне становится легче дышать – со мной Сергей, дай бог, прорвемся! Он тоже повышает голос и готов подраться со Стужевым:
– Я тебе сейчас почитаю!
Вцепившись в руку Пригожина, пытаюсь его сдержать и оттащить:
– Сергей, не трогай его!
Не хватало, чтобы и его укатали в асфальт из-за меня. Федотов рявкает:
– А ну, прекратить!
Стася все равно подтявкает:
– Фото говорят сами за себя.
Да ничего они не говорят. Отчаянно кричу:
– Но это не я!
Все стараются что-то сказать, перекричать друг друга, превращая спор в безумную какофонию слов. Не поймешь, кто чего и говорит:
– Да, прямо, не ты… Но очень похожа… Мало ли похожих людей… Марий Филатовых немало…
Но ведь похожа, да…
Пытаюсь перекричать гвалт:
– Николай Петрович, кому вы верите?!
Змея Болотная визжит, поднимая указательный палец вверх:
– Он верит своим глазам! А факты девушка вещь упрямая!
Девушка? Удивленно смотрю на стоящую вплотную Станиславу. Все-таки, она решила пойти в атаку и присоединить свое ядовитое жало к основному кусающему. Сергей потихоньку сникает, теперь у нападающих снова перевес и оборону сдерживать труднее. Заготовки врага я узнала, самое время отступить, узнать, что там у Светки и собраться с силами. Обвожу взглядом сгрудившийся вокруг народ:
– Так, понятно.
Глаза горят, все жаждут крови. У Стужева в глазах торжество. Логика ни в какие ворота не лезет. Неужели он сам верит своим сказкам? Все его доказательства полное фуфло – любая милиция, появившись здесь и проверив паспорта, настучат этому упырю и его приспешнице по башке, а потом, развернувшись, уйдет, матерясь последними словами....
– Мне сейчас что, оправдываться перед всеми, да?
Сашок самодовольно лыбится:
– А не надо оправдываться и так все ясно.
На столе валяются гадкие фотки, поддержки ждать неоткуда – Федотов сидит, понурив голову, закрылся сцепленными между собой руками. Пора перегруппироваться.
– Так, ладно.
Обхожу стоящую Стасю и направляюсь к двери.
– Это ты куда?
Оглядываюсь – та стоит у стола с фотографиями в руках и с желанием крикнуть «Фас!». Пожимаю плечами:
– Мне надо позвонить.
– Кому? Адвокату или своим сообщникам?
Чего уж мелочиться:
– Киллеру!
И иду на выход.
***
Выбравшись в холл, пытаюсь снова и снова дозвониться до Дорохиной. Мне бы передышку и хоть одну малюсенькую надежду. Топчусь возле закрытых дверей, обхватив себя рукой за талию, а другую, с трубой, прижав к уху. Опять длинные гудки… Я уже на пределе и, кажется, вот-вот сорвусь и разревусь. Из-за двери слышится мучительный крик Пригожина:
– Да, я ей, верю!
И тишина...
– Свет, ну возьми трубу!
Неожиданно рядом раздается голос Федотова:
– Маша!
Испуганно оглядываюсь. Пора?
– Сейчас!
– Сейчас было десять минут назад. Пошли, пошли, пошли…
Да какие десять, какие десять? И двух не прошло.
Он приобнимает меня, придерживая за локти, и разворачивает в сторону зала заседаний:
– Пошли.
Безвольно и безропотно поддаюсь – кажется, уже никаких сил нет для борьбы и придумать ничего не могу. Чувствую, как он настойчиво подталкивает меня сзади, потом открывает дверь и заставляет войти внутрь. Здесь уже все готово к экзекуции – Стужев сидит в председательском кресле, злобно улыбаясь, рядышком сияет злорадная Болотная… Иду к столу и усаживаюсь на свое обычное место. Кладу ногу на ногу, уперев локти в подлокотники и сцепив пальцы у груди – стараюсь продемонстрировать спокойствие и уверенность. Стужев поднимается, делает шаг к мою сторону и жестом сеятеля указывает на стол с фотографиями и распечатками:
– Ну, что, Гермиона, давай рассказывай.
Поднимаю на него глаза:
– Что тебе рассказывать?
– Не мне, ты всем расскажи, как ты докатилась до такой жизни.
Упрямо смотрю перед собой и чеканю:
– Еще раз повторяю – никакого отношения к тому, что там написано я не имею…
Оглядываюсь к окну, куда уже ушел Сашок и где он перешептывается со Стасей.
– И с таким же успехом я могла бы найти уголовника с фамилией Стужев или воровку на доверии Болотную!
Та вдруг бледнеет:
– Что-о-о? Выбирай слова, ты!
А чего выбирать то. Уж если ты так тесно спелась со Стужевым, то наверняка у самой рыльце в пушку по самое некуда. Сашок ее успокаивает:
–Тихо, тихо, тихо... Профессионально переводить стрелки – это часть ее работы.
Устало качаю головой и закрываю глаза, прикрыв лицо рукой. Как же меня достала вся эта ситуация… Чувствую над собой мерзкое дыхание:
– Cлышь, ты, родная, мы не в пионерском лагере и мы тебя не с тюбиком пасты после отбоя застукали.
Капец, Стужев давит и давит. Но реальных аргументов и доказательств ему взять неоткуда. Это понятно и ему, и мне… Только другие этого не понимают и молчат – Федотов, Пригожин, Мягкова с Пузыревым. А больше мне и опереться здесь не на кого… Поднимаю глаза к потолку и надув щеки и сделав губы трубочкой тяжко вздыхаю:
– Фу-у-ух!
– Так! Чего мы церемонимся? Я звоню в органы – пусть она там лапшу вешает.
Дверь в зал неожиданно распахивается и к нам буквально врывается Дорохина. Она идет и идет, пока не упирается в Петровича:
– Добрый день.
Тот удивленно хлопает глазами:
– Света? Ты как тут?
Но Дорохина оглядывается в сторону двери:
– Елена Владимировна! Заходите, пожалуйста.
В проеме появляется незнакомая женщина. С надеждой смотрю на Светика – она что-то припасла и у меня есть надежда выкарабкаться. Болотная, вот что за человек, подает возмущенный голос:
– Так, я не поняла. Это кто, такие?
Федотов представляет:
– Это Светлана Дорохина, подруга Маши.
– Сообщница значит, да?
Светка, умница. Даже не реагирует.
– Извините, что помешала, но думаю, всем будет полезно познакомиться с матерью Марии Филатовой.
Дама тем временем подходит вплотную к Свете и здоровается с присутствующими:
– Добрый день.
Она это делает с таким достоинством, что я сразу соглашаюсь – Дорохина права, эта тетенька не из нашего круга. Поднимаюсь из кресла, и с надеждой смотрит на женщину. Петрович тянется к фотографиям на столе:
– А какой Марии Филатовой? Дело в том, что сейчас их так много.
Он протягивает бумажки и фотографии, принесенные Стужевым, Елене Владимировне. Та косится на них, а потом прямо и открыто смотрит на Федотова:
– Марии Германовны Филатовой.
Петрович оглядывается на меня, а я, облегченно вздохнув, в предвкушении победы переминаюсь с ноги на ногу. Чувствую, как оживаю, как приливают назад силы, как снова блестят глаза – кажется, все утрясется. Дама даже не смотрит обвиняющие бумажки, лишь приоткрывает стопку и сразу захлопывает.
– Честно говоря, мне все это очень неприятно вспоминать.
Мы все смотрим на нее, кто с надеждой, кто с недовольством и подозрением. Петрович, сцепив пальцы у живота, ждет новых подтверждений моей невиновности, а Стужев наоборот, уперев руки в бока, выбирает момент для контрудара. Федотов снова оглядывается на меня. Елена Владимировна с горечью продолжает:
– Я до сих пор не могу поверить, что это мог сделать мой ребенок.
Валя просовывает голову из-за чужих плеч и даже просовывает в щель между стоящими руку, чтобы ткнуть в бумаги:
– Как ваш ребенок? А как же фотографии?
– А я не знаю, откуда у вас эти фотографии, но на них изображен другой человек.
Замечаю, как Стужев, поджав губы, отводит глаза. Кто бы сомневался – его, крысеныша, рук дело. Сергей тоже это просекает:
– Я понял.
Сашок агрессивно тянет:
– Что ты понял?
– А знаешь Стужев, фотошоп это не твой конек.
Скривившись, Саня огрызается:
– Какой, фотошоп?!
Петрович, поджав губы цыкает на спорщиков:
– Тихо, тихо, тихо, тихо… Перед вами мать Марии Германовны Филатовой, которая доказала, что все это сделала ее дочь, а не наша Маша.
Стужев цепляется за эти слова, как за соломинку. Не сдается и даже пытается усмехнуться:
– Cтоп, стоп, стоп… Ничего это не доказывает.
Светка тут же вмешивается:
– Ну, как не доказывает. У нее паспорт есть.
– Ну и что? Я таких паспортов, знаешь, сколько могу нарисовать? Вот где ее дочь? Куда она подевалась? Вот, главное доказательство!
Стужев крутит головой, пытаясь победно взглянуть на окружающих, но в его словах столько нелогичности и откровенного бреда, что не заметить этого просто невозможно. Жалкие потуги зацепиться хоть за что-то. Елена Владимировна лишь усмехается, покачивая головой. Болотная, чувствуя, что победа уплывает, превращаясь в мираж, поддерживает своего вожака, буквально гаркая в ухо:
– Да! Кстати!
Тру вдруг зачесавшийся нос. Это к выпивке. Точно, напьюсь сегодня. Дама спокойно парирует все инсинуации проигравшей парочки:
– Молодой человек, если вы хотите знать, где в настоящий момент находится моя дочь, пожалуйста, поезжайте в мэрию и спросите об этом ее отца. Правда я сомневаюсь, что он захочет на эту тему с вами разговаривать.
Стужев стоит, насупив брови и пытаясь понять, в чем тут каверза, но чувство самосохранения и мозги у него работают быстро, так что я по глазам вижу нарастающую в нем панику и желание быстрей выйти из игры:
– В какую еще мэрию?
Светлана разъясняет всем непонятливым:
– А… Дело в том, что Герман Витальевич Филатов супруг Елены Владимировны.
Побледневший Стужев стоит, сунув руки в карманы и открыв рот. До него видимо только доходит, во что он мог вляпаться со своим подлогом и вызовом милиции. Стася, полуприсев, трусливо прячется за спину Мягковой. Федотов хлопает в ладошки у груди:
– Боже мой, конечно, а я то, думаю, ну что ж такое знакомое… Я знаком с вашим мужем, очень достойный человек.
Дама успокаивающе поднимает руку:
– Я вас прошу. Нам очень дорого обошлось похоронить прошлое нашей дочери.
Вижу, как Федотов понимающе опускает голову вниз, зато глаза Стужева испуганно бегают из стороны в сторону – уже предчувствует разбор полетов и хорошую выволочку. Елена Владимировна добавляет:
– И не надо все опять вытаскивать наружу, мы настрадались, не хватало еще, чтобы страдали другие.
Петрович трясет отрицательно головой:
– Это все… Это все чистая случайность!
Он даже стучит кулаком по спинке кресла:
– Отсюда – никуда, нет, не уйдет!
– Я могу быть уверена на слово?
Федотов и все мы, вокруг, усердно киваем, готовые дать стопроцентные гарантии.
– Или мне все же позвонить?
Петрович, преданно глядя ей в лицо, отнекивается:
– Не надо звонить. Я даю слово, как …
Он оглядывается на всех наших:
– Как директор предприятия!
И прикрыв глаза, твердо кивает. Дама вздыхает:
– Ну, что ж, хорошо. Светочка, проводите меня, пожалуйста.
– Да.
– А то боюсь сама я, не выберусь из ваших лабиринтов.
Черт, а я-то еще не поблагодарила. Уйдет и такой возможности не представится никогда. Срываюсь с места:
– Елена Владимировна!
– До свидания… Что?
Пробираюсь мимо Федотова, поближе.
– Спасибо вам, большое.
Та отворачивается в сторону, потом смотрит на меня.
– Знаете что, девушка, я как-то жила без вашего спасибо и дальше проживу… До свидания, господа!
Не очень понятно, за что она на меня взъелась, ну да бог с ней – главное я успела сказать то, что сказала, а принять или не принять, это ее дело. Дорохина открывает дверь, пропуская Елену Владимировну на выход, и они уходят. Петрович кричит вслед:
– До свидания, спасибо вам большое!
Стою, сцепив руки на животе, и смотрю вслед ушедшим. Вот, почему она мне нагрубила? Федотов продолжает кричать вдогонку:
– Супругу привет передавайте!
Разворачиваюсь на 180 градусов и ищу глазами Стужева – ехидные фразы уже готовы сорваться с языка. Но Петрович начинает шипеть раньше, энергично взмахивая руками:
– Ну что марксисты – ленинисты, бросили бомбу в царя, а?
А потом довольно смеется. А мне не терпится сорваться с места, догнать Светика и расцеловать – такой камень с души свалился. Конечно, мы с ней это событие вечером хорошо отметили. Не до безобразия конечно, но последнее, что помню, кроме того, что лезла к Светке лобызаться – это желание срочно ехать на Рублевку благодарить Елену Владимировну или к Пригожину, с той же целью – поблагодарить, а может даже и расцеловать. Потом Светка ушла спать... И провал.
5-1. Среда
Ромаша
Я сплю или не сплю? Пожалуй, второе – в темноте чудятся отблески фонарей, пробивающиеся сквозь неплотно задернутые штор ы . Поворочавшись, замечаю вспыхнувшую полоску света под дверью – кажется, Дорохина никак не угомонится… Наверно, встала воды попить. Со вздохом поднимаюсь с постели и, не зажигая свет, выхожу из спальни. Ноги сами несут меня вперед, господи, где я и что со мной? И почему на мне серый пиджак, брюки, белая блузка? Я что так и лег спать? Ничего не помню… Останавливаюсь возле разложенной диван – кровати… Вот, он, спит красавчик, и в ус не дует. А где эта, выдра, Ксюша? В Испанию отправил? Присаживаюсь на подлокотник и кручу в руках невесть откуда взявшуюся свернутую газету. Серега спит на боку, спиной ко мне и потом разворачивается лицом. Вот, тюфяк, нужно же что-то делать, действовать, а не дрыхнуть. Не выдержав, с размаху шлеп а ю газетой Пригожина по голове. Это тебе за Федотову! Серега просыпается, вяло садится на кровати и ошалело смотрит на меня:
– Маша?
Наклонив голову вбок, он трет переносицу, наверно думает, что я привидение. Хрен, тебе!
– Да, Маша! А ты кого ждал? Ксюшу?
– Что ты здесь делаешь? Я проспал на работу?
Это ты что здесь делаешь? Наклоняюсь к нему и буквально шиплю в ухо:
– Ты проспал работу, Пригожин!
Он ошарашено смотрит на меня и, чувствую, никак не проснется. Ну, что ж, сейчас разбужу:
– Тебя уволили!
Выпрямившись, отворачиваюсь.
– Как уволили? За что, уволили?
Он, то хмурится, то таращит глаза. Мне хочется сказать что-то ободряющее, что еще не все потеряно, но губы сами складываются в презрительную гримасу.
– А кому ты на фиг нужен, неудачник? Серебров – вот, мужчина от бога. Кому надо, что б ты у него под ногами болтался?
Я снова шлепаю по его голове газетой.
– На, почитай!
Он берет ее у меня из рук и начинает разворачивать:
– Это что?
– Объявления. «Ищу работу» … Можешь идти флаеры раздавать, там тебя с руками оторвут.
Поднимаюсь с подлокотника и возвращаюсь к своей спальне. На пороге останавливаюсь:
– Спокойной ночи, лузер.
Захожу в темноту, мне вдруг становится трудно дышать и я испуганно таращу глаза…
А потом сажусь в кровати и судорожно пытаюсь вздохнуть. Светает. Осматриваю себя – на мне Машкина ночнушка, никаких тебе пиджаков, блузок и брюк. Это все был сон! Прикладываю ладони к разгоряченному лицу:
– Фу-у-ух
Бессильно роняю руки поверх одеяла. Действительно, ношусь с Пригожиным, как с писаной торбой. Уже по ночам снится.
– Черт! С этим надо что-то делать.
Потом валюсь спиной на подушки. Стоп! А почему я здесь, а не в гостиной? И где родители? Или это тоже был сон? Их приезд, появление Сергея, дурацкая помолвка? Наверно, так и есть!
Обрадовавшись, отправляюсь в ванную умываться и чистить зубы. Активно поработав зубной щеткой во рту, полощу рот из стаканчика, а потом, склонившись над раковиной, выплевываю воду. Как пели Татушки – простые движенья… На автомате. Вся жизнь проходит то на автомате, то на пулемете. Теперь вот мужской автомат сменился на женский, а лосьон после бритья на тушь для ресниц. Поднимаю голову и полусонными глазами таращусь на свое полуголое, непричесанное отражение в зеркале. Крас-с-сотка…
В зеркальном отражении виднеется спальня, кровать, прикрытая покрывалом и… Пригожин! Я аж шалею от неожиданности – он стоит в дверном проеме, привалившись к притолоке, совершенно голый по пояс, с замотанным полотенцем низом! Стоит, сложив руки на груди и прикрыв глаза, а я не могу отвести от него своего взгляда. Этого не может быть! Откуда?
Его же в спальне не было! Или помолвка это не сон и мы…, а родители в гостиной дожидаются дочурку после брачной ночи? Какой ужас!… Сергей открывает широко глаза и улыбается во весь рот. Я сплю или уже пора в дурку?
Открыв рот, резко оборачиваюсь, но сзади никого нет, никакого Пригожина, а два полотенца, белое и сиреневое, то, что было только что на Сереге, мирно висят на вешалке у двери, рядом с душевой кабиной. Снова оборачиваюсь к зеркалу – пусто, показалось. Так и стою, таращась и хлопая губами. Что со мной? Я его так хочу? В смысле туловище хочет?… С шумом выдыхаю воздух из груди, и укоризненно смотрю на себя в зеркало – докатилась Филатова, наяву уже грезишь запрыгнуть к мужику в постель, а мне расхлебывай…
***
В квартире тихо, Светки нет дома, а на кухонном столе белеет придавленный сахарницей листок. Тяну бумажку к себе – интересно, что там мне Дорохина своими каракулями нацарапала. Читаю вслух: «Извини, что не разбудила, ушла очень рано, срочно вызвали на работу. На всякий случай напоминаю – родители улетели в Крым, в офисе проблему разрулили. О подробностях перезвони».
Значит, все-таки, родители мне не приснились, как и все остальное, что они мне тут устроили. Но о какой проблеме на работе, Светка тут пишет? Что еще случилось? Набираю на мобильнике знакомый номер.
– Да, Маш.
– Свет, привет. А ты где?
– На другом конце провода.
– Знакомый ответ. А конкретнее? Что там вчера случилось?
– То есть, ты у нас сегодня Маша-Рома?
– Давай, давай, рассказывай.
– В общих чертах, Стужев объявил тебя, точнее Машу мошенницей, даже какую-то подборку документов подготовил с фотографиями и фотошопом.
– В смысле документов?
– Раздобыл где-то милицейское дело некоей Марии Германовны Филатовой по кличке Гермиона и навесил все это хозяйство на тебя.
– Вот, урод!
– Скорее пакостник. Думал, под шумок тебя уволят, а там доказывай, что ты не верблюд. Вряд ли привлечение настоящих органов правопорядка было в его интересах.
Меня так и распирает от возмущения:
– Придушила бы гаденыша!
– Маш, ты там поосторожней.
– Ладно, разберусь, спасибо, Свет.
Связь обрывается, и я скриплю зубами:
– Блин, капец, а.
***
Когда такси привозит меня к офису, на часах уже десять. К брюкам я выбрал ярко-красную блузку, вполне прилично и, как мне кажется, достаточно ярко накрасился, волосы в хвост собирать не стал – решил дать им отдохнуть. Ну и еще сегодня у меня есть особая изюминка, вернее сразу две. Пока Светки нет, нашел в ее бижутерии подходящие по цвету бусы, и тоже их нацепил – на работу, типа как на праздник. Одни ярко-красные под цвет блузки, они длинные из мелких деталей и в два ряда, а другие – крупные темные, в один ряд. В общем, нарядился, как сорока, но уж больно захотелось самому попробовать, как это подруга говорит – создать образ. Мне кажется, получилось неплохо, лично я остался доволен.
Когда иду через площадь к зданию офиса, успеваю заглянуть в зеркальце стоящей у тротуара машины и поправить чуть растрепавшиеся волосы. Слышу чей-то топот и поднимаю глаза. Блин! Вот он мой враг! Передо мной маячит Стужев со злобным выражением на лице. Перегородил дорогу и очевидно, просто так не отстанет.
– Что выкрутилась, красавица? Да?
Обхожу его и пытаюсь идти дальше.
– Красавица – это я. Да!
Сашок двумя руками хватает меня за локоть, заставляя так резко остановиться, что я чуть не теряю равновесия. И резко дергает назад, гаденыш.
– Я все равно докопаюсь! Была никем, и стала всем? Я все равно разберусь, что вы там с Серебровым замутили!
Резко вырываю руку из его цепких клешней:
– Слушай, Стужев. Я иду на работу, что ты хочешь?
Но он меня не слышит, продолжая допытываться:
– Пролезть в дамки – это твой креатив?
Опускаю глаза вниз и усмехаюсь:
– Слушай, насколько я помню, меня назначили инвесторы, и они были мной очень довольны.
Пытаюсь, все-таки, уйти, но эта гнида опять дергает меня за локоть обратно.
– Ах ты тварь! Решила меня клоуном перед всем офисом сделать, да?
А ты как хотел? Понимаю, что надо бы сдержаться и уйти без скандала, но накопившаяся обида, требует выхода:
– А ты меня мошенницей?
– Курица.
Во мне уже бурлит кровь и эмоции готовы выплеснуться. Резким движением сбрасываю вцепившуюся в меня руку Александра:
– А ты, я так полагаю, петушок? На палочке.
Еле сдерживаясь, разворачиваюсь и иду в сторону офиса, оставляя Стужева стоять. В спину раздается глумливое:
– Слышь, ты, овца!
Это ты мне? Козел паршивый! Останавливаюсь и медленно оборачиваюсь в сторону противника. Сашок пышет злобой:
– Будь ты мужиком, я бы тебе все зубы повыбивал бы!
Все! Мой котел перегрелся и сейчас взорвется. Зубы он бы мне выбил. Да я тебя с одного удара вырублю! Зря, что ли два года в секцию ходил? Рома тебя бил, бьет и будет бить. Всегда! Я уже не могу терпеть, злость хлещет через край, и я кидаюсь навстречу своему врагу:
– Чего ты сказал?
– Я сказал, что твое счастье, что ты баба! Иначе я бы тебе…
Оглядываюсь на здание офиса, ставлю ногу, как учил тренер и с разворота бью кулаком Стужева в челюсть. Хук правой! Понятно, что он не ожидал, но в боксе не так важна сила мускулов, хотя конечно и она тоже, но главное концентрация и резкость. Смотрю, как гаденыш, не удержавшись, падает на газон и жалобно скулит:
– Уй!
Вот, то-то же.
– А ну, повтори ублюдок, кто здесь баба!
Сашок поднимается, согнувшись, смотрит на покарябанные ладошки и жалобным голосом вопит:
– Нет, вы видели, а? Вы все видели, она меня первая ударила!
Он торопится ко мне и с такой силой толкает в грудь, что моя сумка отлетает далеко на газон, а мне самому приходится, балансируя, сделать несколько шагов назад, пытаясь удержаться на ногах. Блин, если бы не каблуки, хрен бы у него такое получилось. А он самодовольно орет:
– Что, тварь?!
Вот, подлый упырь! Драться, вздумал?
– Ах ты, крыса!
Я тоже умею с разбега. Если руки слабы и коротки, у Маши есть и другие возможности для ведения боевых действий. С ходу бью Санька между ног.
– Ай!
Он сгибается, но следующий удар коленом в челюсть, заставляет покатиться по траве. Смотрю, как он пытается встать, держась за лицо. Я лежачих не бью, а потому ору этой скулящей тушке.
– Давай, давай, давай!
Я тебя не только из «Ресайнса» выпру, я тебя по земле размажу. Это еще бабушка надвое сказала, кто из нас баба! Слышу рядом голос охранника:
– Э-э-э, народ, может, хватит, а? Там, уже, ментов вызвали!
Но я уже вошел в раж… Всякая скотина толкать и оскорблять меня будет!
Указываю рукой в сторону газона и продолжаю орать на поверженного противника:
– Сумку на родину, быстро!
Провокация, конечно, но успех воодушевляет меня. Стужев бросается ко мне, и мы цепляемся в ближней вязкой борьбе. Хотя гнев и придает мне сил, но развернуться для удара негде, а руки у Санька конечно сильнее и крепче. Хорошо, что мне удается захватить его голову – Александр кряхтит, толкается, пытаясь вырваться, но это не так-то просто. Я шиплю на него, сцепив руки изо всех сил:
– Я тебя придушу!
Неожиданно кто-то вмешивается в нашу борьбу, и я чувствую, как мужские руки меня оттаскивают. И хотя продолжаю размахивать руками в сторону Стужева, но при виде милицейской формы, приходиться умерить пыл. Тем более, что Сашок с красной соплей под носом, уже притих и явно не собирается оказывать сопротивления. Пару раз еще дергаюсь, но меня держат крепко. Прошу:
– Отпусти!
– Да не рыпайся, ты.
Нас ведут к машине. Милиционер, по-прежнему, крепко удерживает мои руки сзади, не давая отклониться от курса, а вот Сашка заломили, как прожженного преступника – ему приходиться идти скрючившись. И это радует!
***
В отделении нас передают дежурному, и тот ведет нас к себе в кабинет. Распахнув дверь, дает команду:
– Так, заходим!
Вхожу в дверь первым и тут же получаю тычок в спину. Возмущенно оборачиваюсь, что за обращение с дамой? Блин, это Стужев – растрепанный, с разбитым носом, он шипит:
– Ну что, довольна?
За мной сдача не заржавеет – развернувшись, пытаюсь толкнуть в ответ. Но он, гад, защищается, так что наша борьба превращается в беспорядочное махание руками. Места мало, а руки у него длиннее, так что мне приходиться отступать в угол. Вижу, как дежурный хватает Александра сзади за пиджак и оттаскивает, усаживая на стул:
– Стоп, стоп, стоп! Хватит, я сказал… А ну, сели все!
Сажусь на стул чуть поодаль от этого обмылка. Дежурный не торопясь обходит свой стол, одергивает форму и усаживается напротив нас.
– Давайте, только быстро. Что произошло?
Стужев тут же вскакивает:
– Товарищ лейтенант. Я, Стужев Александр Антонович, начальник отдела фирмы «Ресайнс».
Я тоже встаю.
– Да кого вы слушаете – эта крыса с сегодняшнего дня уволена!
Смотрим друг на друга с Сашком с одним желанием – закопать и забыть. Стужев огрызается:
– Ты сегодня рот закроешь или нет?
Ни за что! Кажется, у дежурного терпение тоже подходит к концу:
– Хватит, я сказал! Cели.
Он хлопает ладонью по столу, и мы послушно усаживаемся на прежние места.
– Из-за чего драка?
Я тут же тыкаю в Александра пальцем, а он кивает в мою сторону, так что получается разноголосица.
– Это он…
– Она…
Замолкаем тоже вместе.
– Понятно. Документы ваши.
Стужев тут же откликается и поднимается с места:
– Пожалуйста, товарищ лейтенант, пожалуйста. Вот мой пропуск в офис.
Он отдает свой пропуск дежурному и тот начинает вертеть его в руках. Глядя на Санька, я тоже поднимаюсь с места.
– И что мне ваш пропуск?
– Как что? Это документ, там фотография.
Фигня! Я тут же срываюсь, хочу перебить и переорать Стужева, нависаю над столом дежурного и, размахивая руками, пытаюсь переубедить его на свою сторону:
– Он в компании больше не работает!
Стужев тоже повышает голос:
– Еще как работает!
Сотрудник милиции смотрит на меня:
– А ваши документы.
Только сейчас до меня доходит, в какой я заднице. Пытаюсь выкрутиться:
– А мои документы были в сумочке. А этот говнюк…
Сашок взвивается:
– Что ты сказала?
– То, что слышал!
Дежурный вскакивает со своего места:
– Заткнулись оба!
Потом опять переключается на меня.
– Значит, у вас документов нет?
– Я вам объясняю!
Сумка она ж для того и нужна, чтобы все в ней носить!
– Понятно.
Голос дежурного наводит уныние. Зато, смотрю, Стужев аж дымится от самодовольства и смотрит на меня гоголем. Ухмыляется, гад.
– Сысоев! Сысоев!
В дверном проеме тут же появляется еще один сотрудник, младше по званию.
– Давай, в обезьянник.
Тот тут же берет Сашка за локоть, вызывая бурную ответную реакцию:
– Как? Подождите! Как, это в обезьянник?
Дежурный кидает cтужевский пропуск на стол:
– Как, как… А вот так, дядя! Если решил драться, то хотя бы паспорт в кармане носи... Давай, забирай!
И мы выходим, сначала Стужев, потом я, а замыкает наше шествие Сысоев. Стужев гундосит и в коридоре:
– Ну, блин, вообще.
Я по пути молчу. Меня сейчас волнует другой вопрос – удовлетворится милиция моим пропуском, если он найдется в сумке или тоже потребует паспорт. Меня передают другому сотруднику, и мы с Сашком расходимся как в море корабли. Надолго ли? Около решетки останавливаемся. Это и есть обезьянник? Тут уже сидят на скамейках три клиентки, которые при нашем появлении поворачивают к нам свои головы. Милиционер впускает меня внутрь, сразу запирая решетку, и я прохожу в дальний конец помещения, к свободной лавке. Вот это приключение. Ха, первый раз в жизни в обезьяннике и сразу в женском. Ну, что, проявим дружелюбие?
– Гхм, привет девочки!
Только одна откликается.
– Ага, и утром на два привета… Слушай, а чего уже среди бела дня гребут?
– В смысле?
– В смысле – ты, где, работаешь?
– Я? В фирме «Ресайнс».
Говорливая оглядывается на своих товарок:
– Ничего себе. Чего у них там, корпоратив с утра пораньше? Или просто так девок вызвали?
Чего-то я не врубаюсь. О чем она?
– Простите, я… Не очень понимаю
– Вот тормозит, а? Слушай, ты чего, ты по жизни, чем занимаешься?
Только сейчас до меня начинает доходить, о чем она. Судя по всему, контингент здесь не отличается разнообразием, и меня причислили к «своим». Однако... Это ж надо, в проститутки записали. Походу надо что-то менять в своем поведении.
– Я здесь, потому что подралась.
Девчонка загорается интересом и быстренько пересаживается ко мне:
– То есть как, подралась?
– Ну, так, подралась и все.
– Слушай, подожди, не понимаю. Почему тебя взяли, а ее нет?
– Да кого, ее?! Я с мужиком зацепилась!
Она оглядывается на подруг.
– Нет, вы видали, а? Слушай, а этот, что за упырь?
