Текст книги "Ромашка-3"
Автор книги: А Зю
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
– Мария?
– Павловна. Да, можно просто, Маша.
– Мария Павловна, мы обсудили вашу проблему и готовы вам помочь.
Мы? Откуда они узнали? Шлепаю губами, проглатывая комок в горле. Неужели этот Куньяма действительно все видит и все знает? Таинственная обстановка и темнота вызывают внутреннее беспокойство, губы от напряжения едва раскрываются:
– Куньяма, разве не вы?
Мужик тихо произносит:
– Что вы, я ее ассистент, Куньяма сейчас готовиться к ритуалу.
Он кивает куда-то за спину, в темноту. Ее? Но автоответчик точно сказал «господин»! Странно. Но то, что Куньяма женщина меня, почему-то, успокаивает – раз Саббах смогла, то и Куньяма, наверно, сможет.
– Так… А… Она женщина?
Ассистент задумчиво тянет:
– В общем-то, да. Она зулуска, родом из Южной Африки. Отец у нее потомственный колдун.
Ошалело таращусь на стены. Настоящая зулуска! Отец – африканский колдун! Я готова сейчас молиться даже на африканских зулусов, лишь бы помогло. Мужик в простыне, потупившись тянет:
– Мария, я хочу, чтобы вы поняли меня правильно. Клиентов у нас хоть отбавляй. И в данном случае уже мы выбираем и кому помогать, и кому нет.
Мой мозг уже в ауте. Если они сразу все поняли про меня и выбрали, то…. Что? Потеряла мысль.
– А что, таких, как я, много?
Мужчина прикрывает глаза:
– Случаи бывают разные, тем не менее, мы выполняем не более трех ритуалов в день. Каждый сеанс отнимает очень много сил и энергии.
Мелко киваю и киваю. Я сейчас соображать не могу, на все согласна, лишь бы быстрей!
– Я понимаю.
– И еще хочу вас предупредить. Если вы относитесь к этому скептически, то лучше сразу встать и уйти!
Он опять прикрывает глаза в задумчивости. Блин, какой скепсис, то руки не те, то вообще, вместо бабы мужик внутри.
– Нет, что вы…
Даже дергаю плечом:
– После того, что со мной случилось – мне не до скепсиса.
– Замечательно. И последнее. Помогать людям это предназначение Куньяны, но, тем не менее, кушать хочется всем.
Слушаю таинственного мужчину, открыв рот, но переход темы на бытовой и финансовый уровень заставляет его захлопнуть.
– А…Да.
Отвернувшись в сторону, лезу в сумку за кошельком:
– Да, конечно.
– Сколько не жалко.
Саббах, помнится, потребовала десять тысяч, наверно Куньяна стоит столько же? Извлекаю пачку тысячерублевок, отсчитываю десять штук и кидаю их на пол перед этажеркой. Смотрю на ассистента – хватит? Но тот сидит без движения, опустив глаза. Блин, это называется, сколько не жалко.
– Так.
Снова лезу в кошелек и выуживаю еще одну бумажку, на этот раз пятитысячную. Секунду помедлив, кладу сверху. Мужик, словно очнувшись, встает с колен и растворяется в темноте. Спустя несколько секунд начинает играть музыка, и я нервно бросаю взгляды по темным углам, ожидая, откуда прилетит долгожданное таинство. Неожиданно за спиной опять раздается мужской голос:
– Встаньте.
Оглядываясь на вернувшегося ассистента, поднимаюсь.
– Закройте глаза.
Убрав с лица волосы, приглаживаю их и покорно закрываю глаза. Следует новая команда:
– Расслабьтесь.
Нервно выдыхаю:
– Фу-у-ух.
– Сейчас выйдет Куньяма.
Откуда-то сбоку раздаются шлепки босых ног по полу и женское пение на тарабарском языке. Наверно на зулусском. Набор странных диких звуков, где чаще всего повторяется «Я!». Стою, замерев и не открывая глаз, стою прямо и безвольно опустив руки.
– Я–ка-то-ма-бу! Я-ка-та-ма-бу!
Пение перемещается на другую от меня сторону. Чувствую движение воздуха от чьих-то энергичных взмахов конечностей перед моим носом, слышу причитания и повизгивания то в одно ухо, то в другое. Осторожно приоткрываю глаза – вокруг меня скачет темнокожая девка, позвякивая навешанным на тело металлом. В ухо опять сопит голос ассистента:
– Расслабьтесь.
Закрываю лицо ладонями – капец, кажется от всей этой вони, воплей и темноты мне плохеет. Может ну ее, эту Куньяму? От этой здравой мысли меня отвлекает легкий толчок в бок:
– Держите.
Опускаю руки и оглядываюсь. Мужик тут же сует мне в руки чашу с темной жидкостью. Опять чай?
– Не задавайте лишних вопросов!
Куньяма продолжает скакать, махая руками:
– Я –ка-то-ма-бу! Я-ка-та-ма-бу!
– Хлебните три раза и не глотайте, держите во рту.
Его палец назидательно маячит перед моими глазами. Послушно отхлебываю, но меня сразу начинает реально тошнить! Когда же закончится обряд? Мужественно держу во рту горькую отвратительную жижу… 10 секунд… 15 секунд… Сколько еще? Почему ничего не происходит?
– Держите во рту!
Мне уже невмоготу и я машу рукой перед ртом, и губами изо всех сил сдерживая рвотный рефлекс. Не в силах больше терпеть, невольно делаю глотательное движение, проглатывая мерзкую гадость, и потом закрываю ладонями лицо. Над ухом продолжаются вопли Куньямы:
– И капусту-бу! И капусту-бу!
Никак не могу отдышаться, а ассистент уже сует мне в руки курительную трубку:
– Курите!
И зажигалкой пытается разжечь ее. Дым такой же вонючий и противный, как предыдущая жижа и я мычу от отвращения:
– М-м-м
– Курите, курите!
Едкий дым разъедает легкие и я, все сильней и сильней, кашляю. Из горла вырывается какой-то придушенный сип:
– Извините, но я не могу.
– Потерпите, потерпите, потерпите.
Из последних сил держусь и сосу трубку. Мужик толдычит и толдычит в ухо:
– Курите, курите… С вами все в порядке.
Какой в порядке, у меня уже глаза лезут из орбит! Кашель заставляет придушенно лаять:
– Еще немножко и я вырублюсь!
– Сейчас принесу хипериус, вы его проглотите и мы перейдем к завершающей стадии!
Сам ты хипериус. Я тут сдохну через пять минут и без всякого глотания. Продолжаю кашлять, стуча рукой себя в грудь. Мне уже не до скачущей Куньямы, которая продолжает орать, как резанная:
– Я могуто-бу! Я могуто– бу!
– А хипериус это что?
– Это африканская слепая лягушка. Очень сильное средство!
Смотрю на него дикими ошалевшими глазами. Мне глотать лягушку? Да еще слепую? Даже ради Романа не буду! Поднимаю протестующе руку вверх:
– Так, стоп!
Потом взмахиваю сразу двумя:
– Стоп! Все, я так больше не могу.
Ассистент обиженно тянет:
– Что, значит, не могу? Мы же с вами договорились!
Я его уже не слушаю – прочь, на воздух! Опустившись вниз, рыскаю в полутьме по полу в поисках сумки. Вот, она! Поднявшись, придушенно оправдываюсь:
– Кхэ… Извините, но меня сейчас вырвет. Ой, мамочки, где у вас тут дверь?!
И опрометью кидаюсь к выходу.
***
Когда приезжаю в офис, рабочее утро уже в разгаре. Выхожу из лифта, и тут же подскакивает Настя с пачкой бумаг:
– Здравствуйте Мария Павловна.
– Доброе утро.
На ходу она сует мне в руки всю кипу:
– А это ваша почта.
– Ого, спасибо Насть.
Обгоняю ее и иду к кабинету.
– Да нет, это вам спасибо.
Удивленно оглядываюсь:
– А мне то, за что?
– За все. А за вчерашнее особенно!
За вчерашнее? А я ведь так и не расспросила Дорохину о вчерашнем дне! Остановившись, оглядываюсь по сторонам и вижу улыбающиеся лица.
– Да, неожиданно… Доброе утро всем!
Смущенно поправляю волосы, и тут сбоку раздается голос Мягковой:
– Ух, ты! Я и не знала, что вас уже выпустили.
Откуда? Застываю с открытым ртом. На помощь приходит подошедший Пригожин, укоризненно качая головой:
– Ва-а-аль.
Оглядываюсь на него, а потом вновь поворачиваюсь к Мягковой и Толику Пузыреву, толкущемуся рядом с ней:
– Ну-у-у… Извини. Ты думала, я уже по этапу пошла?
Валя смущенно краснеет, и мы все смеемся. Толик острит:
– Слушай, Маш, а мы и не знали, что ты мастер спорта по тайскому боксу.
Походу весь офис в курсе неких вчерашних событий и смакует подробности. Только я ни сном, ни духом. Вновь бросаю взгляд на Пригожина, и тот пытается спасти меня от детальных расспросов.
– То-о-олик, много работы.
Но путь нам уже перекрывает Болотная.
– Маш.
– Да? Что?
– Знаешь, у нас с тобой бывают разногласия по некоторым вопросам, но за то, что ты врезала Стужеву, вот за это тебе низкий поклон и большое человеческое спасибо!
Ого, я еще прославилась и как драчунья! Этого мне только не хватало. Обилие почитателей в таком деликатном для имиджа Санька вопросе, начинает смущать.
– Н-н-н… Даже не знаю, что сказать.
– А не надо ничего говорить.
Болотная начинает аплодировать, и окружающие подхватывают. Улыбаюсь и слегка раскланиваюсь – походу, сегодня я звезда.
6-2
Маша
Кажется, вчерашние страсти спускаются на тормозах, постепенно забываясь. Хорошо это или плохо? Проглотил Стужев горькую пилюлю или готовит контрудар? Ломать голову бесполезно, и я с головой погружаюсь в текучку дел. Собираясь на работу, выбрала сегодня к брюкам серую блузку с треугольным вырезом спереди – она мне нравится, несмотря на дурацкий бант сбоку – такая мягкая, немаркая, хорошо сидит. Подернув рукава вверх, к локтям, и пригладив волосы назад, чтобы не мешали, активно выстукиваю по клавишам ноутбука, выправляя кривой абзац из текста пояснительной записки рекламного проспекта. В общем-то нормально написано, но именно этот кусок режет глаз и все портит. В приоткрытую дверь неожиданно просовывается голова Федотова, он явно испуган и ошалело тараща глаза, вдруг зовет:
– Рома…
Потом опомнившись, заходит в кабинет и прикрывает дверь:
– Маша.
Оторвав глаза от дисплея недоуменно смотрю на шефа – что-то с ним неладно, раз пришел сюда искать Ромку.
– Николай Петрович, вы чего?
Федотов придушенно шепчет:
– Он здесь!
Шеф, по-прежнему с дикими и невменяемыми глазами, идет ко мне, и я уточняю:
– Кто он?
– Кортини!
Ну, вот и ожидаемое начальство. Я тоже вскакиваю, невольно принижая голос:
– Кортини?
– Да.
Федотов останавливается возле меня и его мечущийся взгляд и трясущиеся руки пугают меня больше, чем известие о прибытии главного инвестора. Шеф жалобно смотрит на меня:
– У меня какое-то хреновое предчувствие.
– Почему?
– Не знаю…
В глазах страх и почти истерика:
– Чего он приперся?
– Ну, вы же сами говорили, что ему надо ознакомиться с деталями нашей презентации.
Федотов протискивается мимо меня к креслу и плюхается в него, откинувшись на спинку и положив руки на поручни:
– Угу… И для этого собирает всех руководителей отделов?
Это уже серьезно. Присаживаюсь на край стола, пытаясь сообразить, что из такого сборища может последовать. Удивленно таращу глаза:
– А он руководителей всех отделов приглашает?
Начальник смотрит на часы:
– Да, через семь минут.
И закатывает глаза к потолку.
– Ох, что-то будет.
А меня, почему, никто не предупредил? Или я уже и на начальника отдела не тяну? Похоже, действительно грядет Страшный суд. Но сдаваться раньше времени и поднимать руки вверх не хочу:
– Так, стоп! Николай Петрович, успокойтесь. Я уверена, что все будет пучком.
Федотов почти шепчет:
– А я нет, не уверен.
– А я уверена.
– Почему?
Потому. Не придумала еще. Весь вид начальника говорит о внутреннем напряжении и что там, в глубине, у него все ходит ходуном от испуга и ожидания. Так ведь и окочуриться недолго.
– Николай Петрович, так все успокойтесь, давайте! Истерика прошла, дыхание выровнялось. Сейчас мы пойдем на собрание и узнаем, что пять тысяч восемьсот пятьдесят нервных клеток были убиты абсолютно невинно.
Шеф стоит оперевшись руками на мой стол, и я вижу, какие усилия он прилагает, чтобы взять себя в руки.
– Три тысячи шестьсот пятьдесят!
– Почему?
Он все-таки немножко успокаивается и приобняв меня, слегка прижимается щекой к щеке:
– Потому что Рома так говорил – три тысячи шестьсот пятьдесят.
– Ну, мы же сейчас реально на сотню больше положили.
А то и на пару тысяч. Напоминание о Романе заставляет Федотова вздохнуть и, слегка похлопав по плечу, уткнуться лбом мне в лоб.
***
Через пять минут мы уже в зале заседаний – я, сложив руки на груди, иду в угол вблизи окна, здесь свободное место, рядом со Стужевым, а Федотов проходит к председательскому креслу, но не садится. Собрались уже практически все – Козлов, топчется у окна, рядом со мной Стася, Ксюша приютилась около отца. Дальше Валентина с неизменной красной папкой, прижатой к животу, около нее Пузырев и Пригожин. В назначенное время в дверях зала появляется Кортини и решительно идет в голову стола:
– Чтобы не тратить вашего драгоценного времени сразу к делу.
Козлов услужливо отодвигает кресло, Виталио кивает и садится:
– Спасибо… Ну, что же, тщательно изучив финансовые показатели «Ресайнса» за последние три недели…
Инвестор замолкает, возбуждая волны тревоги в народе, а потом продолжает:
– Мы пришли к выводам, что эти показатели выглядят очень плачевно.
Он замолкает, и все недоуменно переглядываются, а Пригожин, откашлявшись, подает голос, выражая общее мнение:
– Вообще-то у нас прибыль выросла в полтора раза.
Кортини и не спорит, и даже кивает:
– Да.
Сергей тоже кивает, ожидая ответа.
– А расходная часть в три! Почему вы это не учитываете? Вернее не учитывало ваше руководство.
Козлов встревает, чуть наклонившись из-за спины главного инвестора:
– Позвольте?
– Да.
– Посему мы долго думали, в чем же причина, почему столь слабая отдача от так хорошо финансируемого проекта. Взять, к примеру, планируемую командировку в Испанию. Это уже не командировка, а целое свадебное путешествие!
Похоже, Пригожинская командировка накрылась медным тазом! Наблюдаю, как Виталио, повернувшись в пол оборота и положив локоть на поручень кресла, со сладкой улыбкой слушает разглагольствования Козлова. Стужев, тот наоборот сидит безучастно, особо и не вникая. Неожиданно Кортини перебивает Петра Константиновича и вновь берет инициативу на себя:
– Совершенно верно и пришли к выводу, что наблюдается некий раздрай между подразделениями.
Он даже пытается руками изобразить этот раздрай. Не могу удержаться:
– А по-русски?
– Я слышал, даже имел место мордобой?
Он гипнотизирует Стужева и тот тут же тушуется, явно не желая развивать воспоминания, а Козлов отведя глазки в сторону, начинает пощипывать бровь. Наверняка сейчас ломают голову – настучала я Серхио или нет о причинах этого мордобоя. Кортини продолжает:
– Господа, мы не на корриде, мы здесь бабки зарабатываем, между прочим... И все без исключения… Петр Константинович, пригласите.
Козлов идет к дверям и Виталио встает из-за стола. Затаив дыхание ждем, кого еще хотят вывалить на наши и так зашуганые головы. И еще, интересно, на какую должность и в качестве кого? Петр Константинович выглядывает наружу:
– Прошу вас.
Тяну шею увидеть кто там. Козлов отступает, пропуская внутрь миловидную высокую женщину с гладко зачесанными назад волосами, ярким макияжем и папкой в руках. Мягкова негромко приборматывает:
– Господи, а это еще кто?
Женщина идет навстречу Кортини, они встречаются на полпути и Виталио пропускает ее в голову стола:
– Прошу.
С любопытством разглядываю прибывшую гостью. Так и стою с открытым ртом, а потом, опомнившись, закрываю его.
– Познакомьтесь – Марина Оскаровна Градова. Кризис – менеджер с мировым именем. Крупнейший специалист в своей области. Нда…Она вылечила не одну тонущую фирму. Работать будет с вами индивидуально.
Мировое имя нам ни о чем не говорит и Валя настороженно интересуется:
– Ну и поработает она с нами, а дальше что?
– А дальше, как в джунглях – сильнейшие выживают, а слабейшим соответственно…, хэ… Кирдык.
Стужев поправляя галстук, угодливо хихикает, а Градова, соответственно фамилии, обводит холодным взглядом присутствующих:
– Ну, я бы не стала так драматизировать.
Она делает паузу:
– Всем, здравствуйте!
Федотов вытаскивает откуда-то из карманов мобильник и отворачивается, прикладывая телефон к уху:
– Ну, ладно, через час здесь будет мой юрист.
– Прекрасно. И пусть хоть весь Гаагский трибунал захватит.
Санек Стужев прыскает, а мне, все-таки, интересно, почему Виталио, так уверен в себе. Он действительно добавляет фразу, которая нам, смертным, ни о чем не говорит, зато у Федотова тут же опускаются руки:
– Да, кстати, Николай Петрович, вы меня удивляете. Что гласит двенадцатый пункт нашего договора?
Федотов смотрит исподлобья, крутит головой, бросая взгляды по сторонам, мнется и неуверенно топчется на месте. Кортини, словно вцепившийся бульдог, не отпускает свою жертву:
– М-м-м?
Шеф беспомощно крутит головой и протестует:
– Это моя фирма.
Кортини невозмутим:
– Что ж вы так волнуетесь? Никто ее у вас не забирает.
Сунув руки в карманы, он не торопясь подходит к несчастной семейке Федотовых.
– Ваша доля остается, проценты капают.
***
На этой жизнеутверждающей ноте, совещание заканчивается, и мы отправляемся по рабочим местам. В чем состоит «индивидуальная работа» проясняется буквально через час, когда Марина Оскаровна останавливает меня в коридоре и предлагает пройти в кабинет и побеседовать. Она так решительно заходит внутрь и направляется за мой стол, что остается лишь вздохнуть и покорно отодвинуть посетительское кресло от стены и устроиться в нем, слегка развернувшись к Градовой боком и положив нога на ногу. Грозный кризис-менеджер не торопясь раскрывает перед собой красную папку, извлекает оттуда ручку и листок с набором вопросов, с пустыми просветами для ответов. Значит, будет что-то вроде теста? Мне боятся нечего, дальше фронта не пошлют, а танки и так уже избороздили вдоль и поперек. И еще я знаю, что надо держаться уверенно и спокойно, не паниковать.
Марина Оскаровна начинает свои вопросы – сначала о моем появлении в фирме, о планах и амбициях. Похоже, у нее свои источники информации, а не только сплетни наших кумушек – еще неделю назад я бы сбивалась и не знала, что ответить, но сейчас говорю, даже не особо задумываясь, словно всю жизнь была проект – директором... А карьерных планов у меня нет – вернется Рома, и я стремительно скачусь обратно на свой прежний уровень. Я его замещаю временно.
– Скажите, с чем вы предпочитаете ходить на работу – с сумкой или с рюкзачком?
Ни с каким рюкзачком на работу не хожу, брови сами чуть вздергиваются вверх, и я вздыхаю, не глядя на интервьюера – мне не хочется давать простых ответов, из которых она будет делать однозначные выводы:
– С чем удобней с тем и хожу, плюс чтобы сочеталось с гардеробом.
Градова тут же начинает что-то строчить, заполняя пустой квадратик.
– А по гардеробу к чему склоняетесь – к костюмам или свободный стиль?
Чувствую, что она изучающе смотрит на меня, и я задумываюсь. Вообще-то костюмы раньше были привычнее, но Светка меня перевоспитала.
– По-разному, все зависит от того рюкзак у меня или сумка.
Получилось не очень логично и внятно – непонятно что на что влияет – гардероб на сумку или наоборот.
– Ясно. А у вас, когда-нибудь, был секс на рабочем месте?
Резкий переход сбивает, и я теряюсь – может, ослышалась? Недоуменно смотрю на Марину:
– Простите, что?
– Интимные отношения.
Лишь хмыкаю – у Сереброва позывов потискаться в кабинете в рабочее время никогда не возникало, а других служебных романов у меня не случалось. Хотя сплетен о наших с Ромкой отношениях никто не отменял. Уверенно качаю головой:
– Нет, не было.
Быстрый вопрос не менее провокационен:
– А вам хотелось бы?
Снова хмыкаю – какой смысл обсуждать фантазии, даже если они вдруг и приходили во сне или здесь наяву в кабинете. И вообще это ничье собачье дело, даже самого высокого начальства. Сцепив пальцы у живота, твердо смотрю на собеседницу:
– Марина Оскаровна, мне очень бы хотелось, чтобы по телевизору показывали больше комедий, только это вряд ли имеет какое-либо отношение к моим служебным обязанностям.
Градова, тем временем, вылезает из-за стола и отходит к окну, поворачиваясь ко мне спиной:
– Вас легко обидеть.
Ну, это как сказать... Выпятив вперед губу, мотаю отрицательно головой, с кривой усмешкой на губах:
– Не знаю. Все зависит от человека. А на некоторых людей я принципиально не обижаюсь.
Марина встает позади кресла, в котором сидела и, положив локти на спинку, наваливается на нее:
– А вы любите подшучивать над коллегами?
Новый резкий поворот в разговоре. Или у нее такая тактика? Что тут сказать… Все мы в разговорах бывает шутим и подтруниваем, но она наверно имеет в виду нечто специальное? Типа облить кофе и подложить на стул кнопку? Отвожу взгляд и отрицательно дергаю головой:
– Не имею такой привычки.
– А над вами?
В смысле? Подшучивать над собой? Недоуменно смотрю на Градову.
– Что, надо мной?
– Вы, становились объектами насмешек?
Марина обходит кресло и теперь, оперевшись руками на стол, нависает надо мной. Наверно до нее дошли слухи про мокрую ведьму… Хотя вряд ли… Задумываюсь – можно ли считать насмешками издевательства Стужева? Что бы до Марины Оскаровны не долетело, в данном случае лучше быть условно – честной, изворотливой, уйти от ответа. Снова выпятив нижнюю губу, утвердительно киваю:
– Да, конечно. Помню в детском саду, у меня на попе колготки порвались, вся группа ржала!
Это конечно экспромт. Не помню, были у меня вообще колготки или нет в детском саду. На какой-то детской фотографии вроде были под платьицем. Бросаю взгляд в сторону кризис-менеджера и отворачиваюсь – понимай, как хочешь. Марина, выпрямившись, со скептической усмешкой косится на меня:
– Мария Павловна, вы напрасно иронизируете.
А потом снова усаживается в кресло:
– Все, чем мы здесь занимаемся очень важно. От вас требуется просто расслабиться и искренне отвечать на мои вопросы.
Мне, видимо, лучше оправдать свою нервозность и я чуть качаю головой:
– Извините, но на работе расслабляться я не умею.
– Похвально.
Она снова заглядывает в свой опросник:
– А что вы предпочитаете, чай или кофе?
– Чай.
Какой-то у нас напряженный разговор получается. Я же хотела быть спокойной и уверенной? Самое время скрасить сухой тест шуткой. И заодно проверить, что за человек сама-то Марина Оскаровна – высокомерная начальница или обычная тетка, может и умная, но не зацикленная на этом. Чуть склонив голову на бок, бросаю любопытный взгляд на Марину:
– И знаете, какой мой любимый сорт?
– Какой?
Усмехаюсь:
– Виски.
Она в ответ тоже усмехается и следующие пятнадцать минут мы разговариваем уже не так деревянно – о фирме, о тонкостях процесса, о людях. Расстаемся вполне довольные друг другом, по крайней мере, мне так показалось. Кого она теперь пойдет мучить, не знаю.
***
Сижу у себя в кабинете, копошусь в сумке в поисках мобильника. В открытую дверь заходит Стужев и я, оставив сумку в покое, выжидающе смотрю на него. Сашок дружелюбно интересуется:
– Ну, как у нас дела?
Не верю я его мирному настрою. Как всегда, жду подвоха и потому отхожу к окну, за кресло.
– Ты это о чем?
Стужев выпячивает губу:
– Да так, вообще... Работаем?
Просто так ничего не бывает. Федотова они с Козловым ловко запугали, теперь что, под меня копать явился? С него станется – напоет всяких гадостей Градовой про меня, и ведь не отмажешься. Суетливо перекладывать бумажки с распечатками. Вот, чего ему здесь приспичило? Сашок берет мой ежедневник со стола, и я вызывающе вздергиваю голову:
– Работаем, а что?
– Да… Да, так, ничего.
Он хватает чистый листок бумаги со стола:
– Ой, а что это такое?
И, насупив брови, делает вид, что читает:
– «Директору фирмы «Ресайнс» Федотову Н.П… Заявление»
Его глаза удивленно округляются:
– «Прошу уволить меня по собственному желанию с должности проект-директора».
Опять все тоже, ничего не меняется. Тяну руку и вырываю у него бумажку:
– Чего ты несешь!
Стужев улыбается крокодильей улыбкой:
– Извини, показалось.
Терпеливо поднимаю глаза к потолку:
– Фу-у-ух.
Насвистывая, Саня направляется на выход, а я, сложив руки на груди, смотрю ему вслед – неужели он так уверен в результатах проверки? Марина мне показалась вполне вменяемой теткой. Или Стужев берет меня на пушку?
– Так, спокойно Маша, здоровых людей гораздо больше.
***
Когда после работы приезжаю домой и поднимаюсь на свой этаж, уже от лифта слышу на площадке голос Федотова и еще чей-то знакомо женский. Тороплюсь скорей подойти – там, на пороге квартиры, пьяненький Федотов что-то вещает Градовой, со сморщенным лицом взирающей на директора фирмы. Врываюсь в их разговор:
– Николай Петрович!
Федотов утыкается лбом мне в плечо:
– О-о-о…
Смотрю на Градову:
– Марина Оскаровна... А... И вы здесь тоже… Сейчас!
Виновато улыбаясь, тянусь прикрыть входную дверь и завести всех внутрь. Даже не представляю, что сказать Градовой в оправдание шефа и его состояния. Пытаюсь хоть немного взбодрить Федотова, заставить его вести себя адекватней.
– Николай Петрович!
– Да?
– Вы к Свете? А ее нет дома.
Благодушно повиснув у меня на плече, мы вместе с ним движемся к комнате Дорохиной. Не забывая поддерживать страдальца, оглядываюсь назад, на Градову:
– Вы просто не обращайте на него внимания.
В любом случае нужно объясниться и я приглашаю:
– Марина Оскаровна, проходите в гостиную и присаживайтесь.
Когда возвращаюсь к ней, Градова бросает на меня осторожный взгляд:
– Мария, я могу вам задать один вопрос?
– Да, конечно.
– А почему вы с ним нянчитесь?
Почему, почему… Во-первых, мы раненых не бросаем, даже если они тяжелораненые. А сейчас у нас не компания, а какой-то Мамаев курган получается. Ну, а во-вторых, я помогаю Светлане, она же моя подруга и я хочу, чтобы у нее все сложилось. Градова ждет ответа, и я неуверенно бормочу, пытаясь сформулировать внятный ответ:
– Ну, почему нянчусь… Я…
Причины таковы, что толком и не озвучишь, и я кошусь на гостью:
– …Просто поддерживаю в трудную минуту человека, которого уважаю.
На столе вовремя начинает наяривать оставленный телефон и я, вцепившись одной рукой в диван, другой тянусь за ним:
– Извините.
Открыв крышку мобилы, пытаюсь рассмотреть, кто там такой настойчивый. Дорохина! Вздохнув, прикладываю телефон к уху:
– Да!
– Алло Маш, Я что-то до Петровича никак не дозвонюсь. Как у вас дела?
– Относительно.
– Ты не можешь говорить, да?
– Ну, да.
– У нас там дома кто-то еще, да?
– Ты права, конечно.
– Ну, хорошо, я сейчас приеду.
– Это будет лучше всего.
– Хорошо.
Захлопнув крышку мобильника, кладу его на стол. Киваю в сторону Светкиной комнаты:
– Понимаете, Марина Оскаровна, я хочу, чтоб вы знали – то, что вы сейчас видите, это не совсем тот Федотов, который раскрутил «Ресайнс».
– Я догадалась.
– Просто на него все навалилось, одно на другое.
– А что именно?
– Ну, развод, да и раздел имущества. И все эти проблемы в компании. Знаете, не каждый выдержит.
Горестно наморщив лоб, качаю головой. Градова мягко соглашается:
– Трудно не согласится…. Мария.
Без Павловна? Но это звучит не панибратски, а как то по-дружески и я, вскинув голову, вопросительно смотрю на Марину. Она подтверждает мою мысль:
– А давай перейдем на ты?
Сцепив пальцы внизу, у живота, опускаю глаза и пытаюсь понять хорошо это или не очень. Наверно, все-таки, хорошо.
– Да я не против.
Градова вдруг поднимается, подхватывая сумку:
– Слушай, а может, сходим, поужинаем, м-м-м? Там и поболтаем.
Как то это все неожиданно. Из официоза и сразу чуть ли не в подруги. Или у нее такой стиль, такой метод? Не понимаю такого неожиданного расположения к себе и все же поднимаюсь. Соглашаться или нет? Переминаюсь с ноги на ногу и неуверенно смотрю на Градову:
– Э-э-э…Со мной?
– Ну, да, а что тут удивительного?
В любом случае не хочу усиливать негативное впечатление от Федотова. Может действительно, если просто поболтать, получится полезней?
6-3
Маша
Ночной город залит огнями. Мы едем в такси, и Марина, время от времени, подсказывает, где поворачивать и куда направлять машину. Расплатившись на стоянке, проходим в странный ресторан, где сидят за столиками, ходят по залу и танцуют исключительно тетки! Просто удивительно! Полумрак и красная подсветка создают интимную обстановку. На стенах подсвеченные картины. Мы продвигаемся по залу, среди толпы и Марина интересуется:
– Ну, как тебе здесь?
Даже не знаю. С одной стороны я в восторге от необычности, но с другой, специфичность заведения бросается в глаза и напрягает. Интересно, почему она привела меня именно сюда? Пытаюсь усмехнуться:
– Так, ничего… Хэ.
Осматриваемся, крутя головами по сторонам. За столиками девушки что-то обсуждают и пьют вино из бокалов, кто-то курит, кто-то перешептывается. Целый цветник… Всегда было любопытно, что они делают и чем занимаются в подобных заведениях… Марина кивает в сторону свободного столика у стены:
– Присядем?
Продолжая восхищенно глазеть по сторонам, соглашаюсь:
– Да, присядем.
Идем туда, под картину с двумя балеринами, слившимися в кружении. Тоже намек? Садимся на диванчик и я, сняв сумку с плеча, укладываю ее рядом. Марина располагается в пол оборота ко мне, положив локоть на столик, и улыбается, любуясь моим восторгом.
– Что выпьем? Вина?
Чуть веду плечом:
– Можно вина.
Мы улыбаемся друг другу, а потом Градова оглядывается в поисках официантки и призывно поднимает руку. Нет, все-таки местечко специфическое, с любопытством продолжаю глазеть на девушек, некоторые из которых чуть ли не в обнимку друг с другом, на певицу на сцене, смахивающую на переодетого мужика. Женский народ радуется жизни и им совершенно наплевать, что про них думают.
***
Спустя полчаса мир вокруг становится еще уютней и прекрасней. Мы с Мариной уже выпили вина и ваза с фруктами, стоящая перед нами, частично лишилась винограда и мандаринов. Мне спокойно и свободно и, не заметив, когда и как, я уже подобрала под себя ногу, усевшись прямо на нее, и сижу, расслаблено откинувшись на спинку диванчика. Марина, положив руку рядом с моим плечом, расположилась в пол оборота и цедит красное из бокала. Наблюдаю за танцующими девушками в зале и усмехаюсь:
– Интересно – это сейчас дамы приглашали кавалеров или наоборот?
Беру с тарелки красную виноградину и отправляю в рот. Марина хмыкает:
– Хорошая шутка… А тебе кто больше нравится – дамы или кавалеры?
Вопрос с подтекстом, особенно в таком специфическом месте. Лучше всего уйти от ответа. Несколько раз задумчиво веду головой из стороны в сторону, а потом загоняю виноградину за щеку:
– А ты знаешь, мне больше нравится с маской, да в Красное море.
Тороплюсь поднять наполовину наполненный бокал и замять тему:
– Давай, выпьем?
– Давай.
Мило улыбаясь друг другу, чокаемся. Если все держать под контролем, то, в общем-то, Марина нормальная тетка, умная и уравновешенная, без закидонов. В зале раздаются громкие звуки танго, и я замираю, не донеся бокал до губ. Танго? Это же прошлый век. Удивленно усмехаюсь, пожимая плечами:
– Это что за раритет?!
Отпиваю вина и смотрю на Градову. Та чуть вздергивает брови:
– Вообще-то это танго.
– Да я слышу, что не ламбада. Только где они его откопали?
Удивленно кручу головой, разглядывая топчущиеся парочки – как-то они не очень рвутся в круг. Марина любопытствует:
– А что ты имеешь против этого танца?
Вовсе нет, начинаю отнекиваться:
– Да нет, я ничего, нет, я не против.
Снова бросаю взгляд на пустой танцпол и усмехаюсь:
– Нет. Только кто это будет танцевать?
Градова, вздохнув, поднимается со своего места:
