Текст книги "Долгий сон"

Автор книги: А-Викинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 37 страниц)

Михаил не договорил мне, что он хотел сказать… Вместо этого он в очередной раз пробежал глазами по бумаге, которую принес церковный староста.

– Думал, в толк наука им пойдет… Не тут-то было! У Катерины за месяц уже пятое опоздание, а у Софьи третье, если не изменяет память… А ведь сколько раз им говорил, сколько раз я их предупреждал! Даже как перед Агафьей стыдно – батюшка, божьей волей поставленный, а порядку должного навести не может!

– Катерина… Катерина… – стал я почесывать затылок. – Кстати мы с ней сегодня из города ехали, а уж как резво она к церкви бросилась, когда мы на подъезде застряли – это просто надо было видеть!

– Спать меньше надо – тогда и бегать не придется, – философски заметил Михаил…

Больше мы к этой теме не возвращались, а дальнейшая наша беседа была прервана появлением в трапезной «свежих сил» в лице Игорька.

И все пошло по новому кругу… Ностальгия по прошлому на этот раз обошлась без «горячительных напитков». Если не рассматривать в качестве такового чай, потом был ужин, а после него настоящая русская баня! Александр постарался действительно на славу и мы без особых сожалений расстались с нашей «дорожной пылью»…

Наступившее утро радовало обилием солнечного света… Игорь еще спал, причем так крепко и сладко, что мне просто было жалко его будить… Я и не стал этого делать, осторожно натягивая на себя мирские одежды и бесшумно покидая нашу спальню… При выходе взглянул на часы. Они показывали пять утра… Не мудрено, что Игорь еще спал, не понятно было, что меня в такую рань вздернуло… Но я тут же хлопнул себя по лбу – мне следовало сделать поправку на то, в каком часовом поясе мы находимся… Это ведь в Москве пять утра, а здесь восемь, если не девять…

Краткая экскурсия по хоромам Михаила не выявила присутствие хозяина… Михаил наверняка был уже на службе… Хотя нет… Кажется вчера он сказал нам, что сегодня он целый день в нашем распоряжении… Тогда где он?

Не найдя его в доме, я вышел во двор, но и там его не было… Опьяненный чистотой сибирского воздуха я решил совершить «променаж» в сторону «божьего храма» в надежде, что обнаружу там Михаила… До церкви оставалось идти меньше ста метров, когда я заметил около нее знакомую девичью фигуру… Ошибиться я не мог, это была Катерина. Это точно было она. Вот только на этот раз на ней не было платка. Это меня несколько удивило: насколько я помню, появляться без платка в подобных заведениях было не позволительно.

Да и службы сегодня не было… Что же она тогда вертелась около церкви? То ли к месту, то ли нет, вдруг всплыла в памяти поговорка «Распустила девка волосы – быть попе в полосу!»

Я все-таки пошел к церкви, прекрасно зная, что Михаила в ней не обнаружу. Однако, не доходя до нее, я вдруг резко свернул налево и зашагал по узкой тропке к небольшому, но аккуратному домику, который, судя по вчерашним разговорам, принадлежал Агафье…

К моменту моего появления у порога ее дома, возле него прохаживалась какая-то русоволосая девушка, настроение которой было далеко не веселым… Увидав меня, она засмущалась и постаралась скрыться за углом дома. Но я оказался попроворнее:

– Извините, а сестра Агафья дома? – осторожно спросил я, подходя к девушке.

Она слегка вздрогнула, и не поворачиваясь ко мне, что-то пролепетала.

Мне пришлось повторить вопрос.

– Да, матушка Агафья дома… – наконец услышал я членораздельную речь от незнакомки, которая на этот раз все-таки осмелилась слегка повернуться ко мне. – Но они сейчас заняты…

– А батюшка Михаил? Батюшка Михаил случайно не здесь?

– Нет, батюшки сегодня здесь не было.

Девушка вновь повернулась ко мне спиною и поспешила реализовать свой первоначальный замысел. Догонять и задавать вопросы я на этот раз не стал, а, сделав вид, что услышанное мною пролетело мимо моих ушей, с наглой рожей постучал в приоткрытую дверь… Мне не ответили.

Удвоив степень своей наглости, я перешагнул через порог. В сенях ни кого не было, а моя наглость толкала меня дальше… Я постучал в следующую дверь, вспомнив все-таки о приличии. Но и на это раз ответа я так и не дождался. Эта дверь была так же не заперта… Меня просто удивляла простота местных жителей – входи в дом и бери, что хочешь…

Стоило мне осторожно приоткрыть дверь из сеней, как я до моего слуха донесли подтверждения того, что поговорка по попу и полосу пришлась к месту. В отличие от нас, «высокоцивилизованных», местные жители явно не имели привычки шутить.

Я всего лишь приоткрыл дверь… Переступить через порог, а уж тем более сделать пару шагов за него, я просто не имел морального права.

Но мне и этого было вполне достаточно. Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы по звукам, доносящимся откуда-то из глубины дома, определить, что сейчас в нем происходит.

– Лександр… Ты, чо ж ее жалкуешь, а? Ты, Лександр, добрый… Это хорошо… Вот только твоя доброта сейчас не к месту. Учи девку, как положено, а не гладь!

Кому принадлежал этот «педагогический монолог», догадаться было не сложно…

Ясно кому – Агафье… Голос смолк, а вместо него на этот раз мой слух резал «иной голос». Более резкий и не менее строгий… Я даже догадывался кому (точнее чему) он принадлежал.

Параллельно со звучанием этого «голоса» до моего слуха донеслись страдальческие возгласы… Известно, чьи… Староста, видимо, внял советам представительницы старшего поколения и начал действовать более решительно: невидимая мне девушка застонала еще громче, длиннее. Отрывистые и короткие звуки розог, стегающих тело, продолжались длинными, полными боли ответными стонами девушки…

x x x

Данка задумчиво пожала плечами, бросив короткий взгляд на Владимира Дмитриевича. Тот не стал ее подначивать по поводу того, что самый упрямый в мире Дайчонок конечно же лежал бы молча и геройски вел себя под самыми болючими в мире розгами. Да и в мыслях такого у Данки не было: тут так вот просто не скажешь, каково было там девушке под розгами. Это смотря какие розги, смотря как стегать и смотря кто стегает… Хотела что-то спросить, но Сергей уже говорил дальше:

– Я осторожно прикрыл дверь и выйдя из сеней, вновь оказался на пороге дома. Возвращение оказалось неожиданным для незнакомки, которая некоторое время тому назад не изъявила особого желания пообщаться с моей персоной… Я застал ее стоящей у самого крыльца. На этот раз она не поспешила покинуть мое «общество»…

Да, естественно я спугнул ее своим появлением, но видимо не настолько, чтобы во всю прыть исчезнуть с моего поля зрения… На это раз она хоть и изрядно покраснела, но тем не менее не отвернулась… Более того, мне показалось, что она даже решила заговорить со мною… Нет, мне это не показалось…

– Батюшка Михаил вас спрашивали! – пропел весьма приятный голосок.

– Меня? Когда? – удивился я, роясь в карманах в поисках пачки с сигаретами.

Дурная привычка, но ведь надо было каким-то образом переварить нахлынувшие на меня волнения…

– Да минут уж пять как прошло, может больше будет… – ответила мне незнакомка, заплетая косу. – Ведь вы Сергей? Да?..

Я кивнул головой в знак полного согласия.

– А ты… А вы, – на ходу поправил я себя, – Софья…

Она также ответила мне кивком головы…

– Что, влетело вам сегодня от батюшки? – поинтересовался я.

– Так то по благословению… А когда по благословению наказывают, так это значит для нашей пользы, – неожиданно для меня ответила девушка.

– Надо же! И где же подобным истинам учат? В православном училище, что ли? – поинтересовался я.

– И в училище, и дома… Папа мой приходской совет церкви Великомученика Георгия возглавляет, – пояснила мне девушка. – Я уже лет пять на Вербное в церковь розги ношу святить.

– А по-другому что, никак нельзя? Подобным способом только в старину наказывали, а сейчас уже двадцатый век на закате.

– Это кто же сказал, что только в старину? Меня и дома наказывают, если я заслуживаю. Плохого в этом нет. Уж лучше пусть посекут, чем на поклоны поставят. Меня в училище сестра Серафима пару раз на поклоны меня ставила. И всякий раз меньше двухсот не назначала. Так у меня от этих поклонов потом по неделе спина болела.

– А после розог меньше болит? – удивился я. – Наверняка после сегодняшней «науки» и не сядешь нормально…

– Я-то сяду… А Катерина уж точно пешком домой побежит… – произнесла девушка, кивая в сторону леса. – Ой, да что это я тут с вами… Вас же батюшка Михаил ищет… Вы идите, идите…

«Проводы» меня, видимо, были связаны с тем, что вот-вот на пороге должна была показаться Катерина и Софья не очень желала, чтобы я стал причиной для смущений.

Я зачем-то снова посмотрел на свои часы… Надо же – ровно сутки как мы приехали в Красновершинск. Всего лишь сутки, а уже сколько впечатлений и сюрпризов! Многое еще было впереди… Впереди еще была рыбалка на Телецком озере, песни под гитару у ночного костра, охота на уток… Впереди еще было целых три дня наполненных незабываемыми впечатлениями от этих воистину сказочных мест… Но вот только почему-то память чаще возвращала меня к эпизоду, связанному с наказанием… Нет, не к самому наказанию – тем более, что я ведь ничего толком и не видел. Просто слышал и догадался. Поражало другое – та спокойная уверенность Софьи, что все правильно, что все так и надо…

x x x

Сергей еще раз пригубил коньяк, потом повернулся к Данке:

– Слушай, неужели в ваших краях та же, с детства привитая уверенность?

Данка снова, в который раз за вечер, пожала плечами.

– Наверное, да. Только край тут ни при чем. И церковь тоже.

– А что?

– Ну… не знаю. Может, просто понимание. Правда? – посмотрела на Владимира Дмитриевича, словно ища поддержки.

Тот коротко кивнул и невольно покосился в угол комнаты. Там, не очень видное от стола, ждало своего часа ведерко. Невзрачное пластиковое ведерко, в котором густым букетом старательно мокли вербовые розги.

Потом еще раз переглянулась с Самым Любимым В Мире Шефом и почти не покраснев (ну, почти-почти!) сказала:

– А можно не только слушать. Можно и смотреть.

Февраль 2007 г.

Дело №…

– Наталья! – Отчим позвал ее в комнату, где, судя по голосам и звону рюмок, высокий суд уже дошел до нужной стадии.

Поправив перед зеркалом прическу и поясок на платье (она должна быть изящной, красивой и изысканной!), девушка открыла дверь и вышла в большой зал. Ее приветствовали сдержанными возгласами или просто кивками, и только дядя Сережа – приветственно приподнял свой бокал. Она склонила голову, лишь на мгновение успев ответить ему теплым взглядом.

– Господа присяжные заседатели! – откашлявшись, начал отчим. – Обвиняемая предстала перед нами, и мы можем приступить к рассмотрению дела номер… – он пошуршал блокнотом – …номер девятнадцать дробь два! Господа, прошу вас задавать вопросы.

– Назовите себя, возраст и род занятий, – Ксения Львовна была деловита, и строга, подчеркнуто сухо глядя на нее сквозь старомодные очки.

– Наталья, двадцать один год, студентка.

– У вас есть отводы к составу суда?

– Есть.

Заседатели удивленно переглянулись. Такой поворот событий был необычен и выбивался из привычного уже сценария. Хотя…

Хотя право заявить такой отвод Наталья имела, и это признавали все.

– Назовите человека и причину.

– Наш дачный сосед Владимир. Причина – мне просто стыдно.

– Отвод отклоняется вследствие незначительности указанной причины.

Володька старательно подавил вздох облегчения, доедая Наташку глазами.

– Кто из присутствующих должен взять на себя неблагодарную и трудную роль вашего защитника?

– Я добровольно отказываюсь от защитника, надеясь на справедливость и мудрость уважаемых господ.

Дядя Сережа незаметно показал большой палец, а заседатели дружно и одобрительно закивали головами.

– Вам известно, в чем вы обвиняетесь?

– Да, известно. Я совершила три проступка. Пропуск занятий по гимнастике, пропуск семинарского занятия по культурологии и невежливое обращение с уважаемым отчимом.

– Вам известно, что столь серьезные проступки подлежат серьезному наказанию?

– Известно.

– Возможность просить о снисхождении вам будет предоставлена в последнем слове. Борис Сергеевич, будьте добры, представьте комиссии свои выводы по первому проступку.

Борис Сергеевич поправил очки, столь же вычурные и старомодные, как у Ксении Львовны, и доложил комиссии:

– Наталья пропустила стандартное тренировочное занятие по гимнастике продолжительностью три часа, на котором должно быть доведено до совершенства упражнение номер семь. В ответ на мое первое и весьма корректное замечание было сказано, что в домашних условиях она сделает это самостоятельно, причем куда лучше и быстрее, чем в нашем тренажерном зале и под моим руководством. Тем самым, как я считаю, было проявлено еще и неуважение ко мне, как к тренеру, поскольку без моего руководства столь сложный комплекс постичь нельзя.

– Обвиняемая, назовите причину пропуска занятий и отказа от наблюдения тренера.

– Я не могла идти на занятия в купальнике.

– Почему?

– На бедрах были свежие следы от наказания.

– Кем и как вы были наказаны?

– По решению отчима за день до занятия – сорок ударов ротанговой розгой по ляжкам спереди и сзади.

– То есть вы решили скрыть от тренера и подруг по секции факт полученного и заслуженного наказания?

– Да.

– А чем был мотивирован отказ от личного руководства Бориса Сергеевича?

– Это не было неуважением. Я постаралась разучить все сама.

– Понятно. Аргумент не принимается… или? – Ксения Львовна сделала паузу, заметив поднятую руку дяди Сережи. Выслушав его, неохотно кивнула головой, скривившись от неизбежной справедливости:

– Уважаемые заседатели, прошу вас отметить в бюллетенях вид наказания по первому пункту первого проступка. Степень наказания за неуважение к тренеру мы определим только после того, как обвиняемая покажет нам, как она самостоятельно смогла разучить указанный комплекс.

– Факт наказания, – упрямо поправил дядя Сережа, – по второму пункту первого проступка – не степень, а факт…

Борис Сергеевич недовольно засопел, но беглое голосование решило вопрос в пользу мнения дяди Сережи. Затем комиссия зашуршала бумажками, которые посыпались в вазу темного стекла.

– Второй проступок – отсутствие на семинарском занятии по культурологии… Назовите причину.

– В этот день я была наказана двухчасовым сидением на кобыле.

– То есть время занятия вы провели в комнате для наказаний?

– Да.

– Вы считаете это уважительной причиной?

Наташа молча пожала плечами. Дядя Сережа предостерегающе покачал головой, но Ксения Львовна уже возмущенно вскинулась очками:

– Отвечайте на поставленный вопрос!

– Да, я считаю это уважительной причиной.

– Уважаемая комиссия, прошу комментировать.

Отчим хмуро заметил:

– Она в тот момент была наказана, и я не мог допустить неповиновения.

– Но ведь можно было перенести время наказания, – откашлявшись и отчаянно краснея, наконец подал голос сосед Володя.

– Я тоже просила отсидеть после возвращения с учебы… – сказала Наташа, и опять недовольно покачал головой дядя Сережа, словно предсказав реплику Ксении Львовны:

– Я просила комментариев присяжных, а не ваших! Извольте стоять молча!

– У меня была запланирована важная встреча, и я не мог ждать ее возращения из института. Поэтому принял решение посадить на кобылу немедленно – тем более, что проступок был идентичный, пропуск занятий. Так продолжаться больше не могло.

Ксения Львовна еще раз поправила очки:

– То есть предыдущий проступок автоматически потянул за собой совершение второго? И первоначальная вина не была компенсирована должным образом? Прошу голосовать простым поднятием рук: признать ли по второму факту вину обвиняемой.

– Четверо считают вас виновной, двое – нет. Итак, вы признаны виновной и по второму пункту. Прошу назначить обвиняемой наказание.

Шуршание бумажек, движение по кругу вазы темного стекла.

– Третий проступок. В чем проявилось неуважение, Олег Сергеевич?

– Я не хотел бы комментировать. Тем не менее, прошу уважаемых коллег принять во внимание сам факт, что неуважение было. И весьма серьезное.

– Не могу ставить под сомнение слово моего друга и коллеги, – впервые взял слово Дмитрий Николаевич, театрально огладив пышную седую бороду. – Однако отказ от комментария делает невозможным наше дальнейшее суждение…

– Ну, пусть скажет, чего там… – снова черт дернул Наташу за язык.

Дядя Сережа в сердцах даже махнул рукой – ну что за девка, опять нарвалась! Она мысленно ответила ему: «А чего он! Придумал тоже – драить сапожки голыми губками… да еще руками не трогать, только бедрами работать… Ну, я высказала, что думаю…»

Отчим повторно отказался комментировать, но ситуацию это уже мало могло изменить: третье предупреждение за неуважение к присяжным и процессу слушания дела, которое выразилось «в пререканиях и замечаниях».

Гордясь собой и своими искусством ведения дела, Ксения Львовна подытожила:

– Третий проступок по первичной заявке с обсуждения снят, однако номер третий остается за неуважение к процессу. Господа, прошу в третий раз определить наказание обвиняемой.

– Обвиняемая, вы можете пока удалиться в свою комнату. Вас вызовут для оглашения приговора.

О чем они там шумели и звенели рюмками, Наташа не прислушивалась. И без того понятно, что проступки достаточно весомые, она не сомневалась в необходимости наказания и переживала только за то, чтобы к наказанию не привлекли посторонних. И так Володька вон сидит, глазами кушает.

– Наталья!

Она вновь проверилась перед зеркалом, хотя знала, что через минуту вся эта укладка волос и тщательно приглаженного наряда полетит ко всем чертям. Вернулась и послушно встала в центр большой комнаты.

– Обвиняемая, вы признаны виновной по всем названным пунктам. Вы будете просить о снисхождении?

– Нет.

– Причина?

– Осознание мною тяжести моих проступков.

– Мы полагаем, что осознание будет еще более полным после наказания.

– Да.

– Все виды наказания, которые вам определены в результате тайного голосования господ присяжных, предполагают полное и безусловное обнажение всего тела. Вы будете обжаловать это решение?

– Нет. Я должна быть наказана голой.

– Будьте добры снять платье.

Наталья быстро выполнила распоряжение, оставшись в скромном лифчике и тонких трусиках.

– Вы будете просить о наказании один на один?

– Нет. Я заслужила публичное наказание.

– Снимите лифчик и предъявите членам комиссии груди.

Щелкнув замочком и аккуратно убрав в сторонку лифчик, девушка по очереди подошла к каждому из шести присяжных и позволила потрогать красивые полушария грудей с крупными сосками.

– Ни у кого нет отводов или возражений по наказанию грудей и сосков обвиняемой?

– Нет. Груди выглядят крепкими и, на мой взгляд, вполне способны перенести назначенное наказание, – ответил Боис Сергеевич.

– Красивые груди, – смутился сосед Володька. Еще бы, его первый раз позвали вот так вот, в полной мере судить и наказывать Наташку, до этого он только пару раз мельком видел ее при порке на лавке в сарае, и когда она полола сорняки голышом.

– Хорошие, развитые груди, однако соски показывают возбуждение обвиняемой, – покачал бородой Дмитрий Николаевич.

– Вы правы. Наказание грудей будет увеличено на десять процентов по всем пунктам. Еще какие-либо замечания у членов суда есть? Если нет, прошу обвиняемую обнажиться полностью.

Наташа без промедления спустила трусики, мельком поймав одобрительный взгляд дяди Сережи. На этот раз члены комиссии столь же внимательно и придирчиво ощупывали, мяли ее зад и промежность. Краснея и потея, первый раз запустил пальцы между ног и сосед Володька, поразившись, какими податливо-горячими были ее половые губки. На бритом лобке Натальи коротко топорщилась едва отросшая щетинка, но в вину это ей не поставили, поскольку отчим справедливо предупредил комиссию – девушка не выбрила лобок по его распоряжению. (О том, что распоряжение было «в целях более качественной чистки обуви», он решил умолчать).

Перед началом наказания ей предстояло проделать эту процедуру: кто-то из комиссии, по жребию, удалит оставшиеся волоски сухой и тупой бритвой. Внимательно были проверены не только бедра, ягодицы и промежность – опытные челны комиссии осмотрели также запястья и лодыжки Натальи – потому что это был весьма важный вопрос фиксации тела наказанной.

Там же, посреди общей комнаты, ей пришлось дважды, в быстром и затем в замедленном темпе, провести ту самую серию упражнений по гимнастике, которую она пропустила на тренировке. Вышколенное, тренированное и закаленное наказаниями тело девушки с такой грацией извивалось и изгибалось на полу, что дрогнуло даже закаленное сердце Бориса Сергеевича – и когда Наталья в очередной раз, в замедленном темпе, перешла из стойки на руках в шпагат, а затем буквально вывернулась наружу, высоко и открыто вскинув волнительно обнаженные бедра, он ворчливо снял обвинение «по пункту два…»

Перед тем, как отвести обвиняемую, точнее уже приговоренную, в зал для наказаний, комиссия продолжила легкий ужин, совмещенный со жребием – кому готовить девушку к исполнению приговора. Как и следовало ожидать по закону подлости, это оказался вовсе не дядя Сережа, одно присутствие которого так заметно волновало Наташу. Жребий подготовить ее лобок к порке, то есть попросту побрить начисто, выпал, как она и боялась, соседу Володьке. Тот едва дождался, пока Наталья выйдет из душа и сухо вытрется. После этого она легла на спину, широко раскинув ноги и приподняв навстречу лоно. К счастью, поза девушки не позволяла видеть ее прикушенные губы – настолько неумело орудовал Володька действительно тупой бритвой. К концу бритья промежность девушки была красной от сильного раздражения, и с общего разрешения Ксения Львовна побрызгала на влагалище спреем. Наталья выгнулась еще сильнее и глухо застонала – боль от спрея была длинно-огненной и сухой.

И вот, наконец, все проходят в хорошо знакомую Наталье и почти всем присутствующим комнату наказаний. Кто-то усаживается, кто-то стоит у стенки, а девушка занимает место посреди гостей, стоя на коленях и закинув руки за голову. Это вычитанная то ли отчимом, то ли Борисом Сергеевичем в книжках «Поза послушания и ожидания приговора».

– Обвиняемая, напоминаю, что вы признаны виновной по трем пунктам. Согласованное мнение комиссии, за вычетом самого легкого и самого сурового наказания, выглядит следующим образом:

По первому пункту – сто ударов мокрыми ремнями, распятой на косом кресте, двумя исполнителями одновременно. Исполнители – Борис Сергеевич и Дмитрий Николевич, согласно выпавшего жребия.

По второму пункту – наказание розгами в виде повторяющегося движения ползком «сквозь строй» господ заседателей – общим числом в 40 ударов каждым исполнителем.

По третьему пункту – наказание легкой многохвостой плетью грудей в 20 ударов и промежности в 30 ударов, жребий выпал Ксении Львовне.

И последнее: недельный жребий владения вами выпал… – Ксения Львовна сделала театральную паузу, развернула бумажку и с откровенным вздохом сожаления огласила: Сергею Ипатьевичу.

…Пока ее руки привязывали к кресту и готовили к порке ремни, дядя Сережа под видом укладки рассыпавшихся волос шепнул на ухо:

– Мы выиграли дело, зайка. Вся неделя – наша!

2005 г.