Текст книги "Долгий сон"
Автор книги: А-Викинг
Жанр:
Эротика и секс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 37 страниц)
– Не буду… – мрачно засопела носом. – Плакаться не буду… а то опять скажете про пепел и гнется-ломается… мне деда всегда говорил – гнуться только телом можно, да и то под розгами, а тут…
– Эх, мне бы твоего деда, за стол, да под чарочку! Нутром чую – правильный человек! Уж мы бы с ним спелись да не спились!
Посопела тихонько… задумчиво… из-под ресниц глазами блеснула и в тон, как тогда, с «дядей-племянницей»:
– Эх, мне бы дедову школу, да здесь…
Вот тогда и защелкали переключалки, камеры и телефонки, в ожидании, пока ключик в руке окажется. Вот тогда и пошли по коридору, никого не боясь и ничего не таясь. Вот тогда и пропустила сквозь пальцы широкий ремень, сдернутый из кобуры:
– Как дедовский…
Только раз он спросил:
– Без обид? Без попятного? – И тут же ладони вперед себя выставил: – Ох и глазищами мы сверкаем, барышня! Понял, все понял… прости!
Вот тогда… Нет, уже конечно не «тогда», уже в другой раз… или в третий? Или в какой из «разов»? – принесла выклянченный у подружки фотик, отчаянно краснея, протянула… И хотя получила «за бесстыжесть» лишних тридцать оглушительных, звонких, сладких и одуряющих болью ударов, но потом бережно спрятала пленку. На память!
x x x
В.Д. наклонился к селектору:
– Дана? Будь так добра, изобрази явление Христа народу и гуашь захвати. И пару листов ватмана.
…Вслед за трубкой ватмана в кабинете появилась Данка. Шлепнула бумагу на стол.
– А гуашь где?
– А зачем?
– Стенгазету делать будем. «За передовую порку!». Или «Розги – народу!». Или еще какую? Нет идей?
Данка настороженно засопела.
– Так и нету идей? Напрасно. Тексты надо готовить, а иллюстративный ряд уже есть. Очень даже неплохой. Мне понравилось, – и по столу скользнула черная папка.
– Чего воздвигся, как памятник? – это уже к Геннадию, действительно без стука и внезапно возникшему у дверей.
– Командир, она не виновата.
– Это когда было? – В.Д. даже не обернулся, обкуривая приоткрытое окно кабинета.
– Да уже с месяц…
– Вы что, оба у меня кадровые дебилоиды? Ну ладно, девка п… думает, а ты-то чем?
Тот молча пожал плечами: а мне думать не велено. Я солдат.
– Слушай, ты, солдат х..в! – (Насторожился. Давненько он не слыхал от командира такой интонации… ох давно!) – Как они оказались на ее столе?
– Оба-на… – Гена перестал корчить тупого вояку. – Стоп, командир. Насчет стола вранье. Фотки печатались только вчера, у моего другана, там все тихо, глянь дату на обороте… Я сам отнес ей. Она при мне положила в стол, в нижний ящик. Гадом буду!
– А как они оказались у Бергалина? И что это за знак браслета на руке? В шпионов играете?
– У Бергалина??
– У Альбертика?? – Почти хором…
– Эта шестерка за мной все время охотится…
– Командир, она права, этот сученок…
– Изыйди, Гена… Как друга прошу: молча, тихо и незаметно испарись отсюда… на хрен!!!!
Повернулся к Данке:
– К теме фотоискусства вернемся позже. Я пока еще ничего не услышал про браслет. Внятные пояснения будут?
– Не будут. Он не виноват. Я сама просила, мне это надо, он хороший и надежный, он…
– Я без тебя знаю, кто он и какой он. Он меня на горбу шесть километров по скалам пер, пока я ему в затылок кровью блевал. Я не спрашиваю зачем это тебе или ему. Я спрашиваю, почему этот бл… сучонок лезет к тебе в стол и ни ты, ни он этому не мешают!
Замер… Остановил свою риторику и вдруг, едва не свалив Данку, вылетел из кабинета. Она поняла чуть позже и почти догнала, ну совсем почти. Под заполошный визг забившихся по углам экономисток шеф оттаскивал Гену от рыдающей кучи дерьма под столом: перемазанный чем-то красным, натянув на голову остатки пиджака, там скулил Альберт. Уже от дверей, почти выпнутый шефом, Гена внятно и спокойно произнес:
– Я его все равно кастрирую, командир…
– Бергалин, в медпункт. Ты – ко мне в кабинет. Ты – на свое рабочее место. Вам всем (обвел взглядом экономическую шушеру) – молчать как мыши. Официальную версию событий я вам сообщу дополнительно, тогда и поговорите. И если у кого вдруг появится СВОЯ версия, не советую…
А Данка не спешила «на свое рабочее место», так и стоя в дверях с прижатыми к губам ладонями. Проходя мимо, В.Д. одним касанием состегнул с ее руки черный браслет. Так же молча передал Гене, а тот встретился глазами с Данкой. Распахнутыми, ждущими, уже тонущими в знакомой черноте глазами.
– Я верну его вам, барышня.
Она кивнула, не отводя глаз. Вернет. Сегодня…
Ноябрь 2006 г.
Мишка-иерей
В соавторстве с Serge de K
Этот рассказ сделан на документальной основе рассказа, написанного нашим общим другом, которого вы знаете под ником Serge de K. Каждый сделал свой кусочек работы, о которой, как всегда, судить читателям.
Заранее приношу извинения моему соавтору, что не везде удалось выдержать его изначальный стиль.
Данка удобно устроилась в широком кресле, обхватив руками коленки и тихо сопела в широкий фужер, на донышке которого лениво пузырились остатки шампанского. Плеснув себе и Сереге коньяк, Владимир Дмитриевич покосился на Данку и вскользь заметил:
– Шампанское не греют в ладонях, пьют ледяным… Это коньяк греют, учил ведь!
Данка надулась, быстро показала язык (про себя, ну почти-почти что незаметно!), но на помощь тут же пришел Серега:
– Ну, мы не пижоны, мы и негретый коньячок можем!
– Можем! – охотно кивнул Самый Любимый В Мире Шеф.
Тихо прозвенели над столиком бокалы, сыграв искрами очередное «за встречу». Данка не допила до конца, растягивая вкуснявые пузырьки, а Серега тут же пошутил:
– Во как тихонечко пьет! Сразу заметно воспитание!
– Это не мое, – усмехнулся Дмитриевич, а Данка на этот раз весело и охотно показала язык (Бе-бе-бе! Три раза!), причем обоим. Нашлись тут, воспитатели тематические…
А насчет выпить, не говоря уж «лишнего», тут точно, еще до Дмитрича воспитали. Эк дедуля тогда на зад выплеснул остатки брусничника! Аж зашипело, наверное – по горящим розговым рубцам настоечкой градусиков за полста! Даже сейчас передернулась, а тогда дуркой взвыла, засучила ногами на широком полотне лавки, а дед еще и растер пригоршней, чтоб получше проняло:
– Ума нет, через зад загоним! Да еще и протрем пару разочков, чтобы дым пошел!
Отвизжалась от растертой настоечки, торопливо замямлила что-то типа «не буду-не буду-не надо», взахлеб сквозь распухшие губы, да не успела убедить-доказать-упросить деда: снова коротко вжикнул тугой краснотал на тугом и голом. Снова короткий взвизг и нос, трущийся о заплаканную лавку: третья дюжина хороших розог это тебе не третий глоточек брусничника, втихаря за занавеской!
– Да ладно тебе краснеть! – подмигнул Серега, словно прочитав на Данкиной мордашке эти воспоминания. – Я сам знаю, как по церковной науке девчонок учат! Безо всякой такой темы – голосят, аж повыше колокола песни поют!
Владимир Дмитриевич недоверчиво прищурился:
– Сереж, кто это тебя на правеж допустил? Я полгода пыжился, прежде чем вообще в Данкины края попасть, а уж таинства старые…
– Не, это не староверские края, – тут же поправился Сергей. – Да и не говорил я про староверские обряды. Понимаешь, был у меня друг…
x x x
Последний раз я видел Михаила почти век назад… Ну конечно не век, а лет восемь точно, но ведь это было действительно еще в прошлом веке. Встречи выпускников нашего института он обычно игнорировал: еще во время учебы показал себя слишком «деловым», а после того, как Россия погрузилась в рыночные отношения, настолько глубоко ушел в «пучину рынка», что почти и не появлялся на «поверхности». Правда, в тот раз он все-таки сделал исключение, явив свой образ выходящим из навороченной иномарки в малиновым пиджаке и в сопровождении бритоголовой братвы, державших в своих накаченных «железом» руках два ящика, в одном из которых была водка, а в другом шампанское.
Передав нам свои «дары» и отхлебнув прямо из горлышка треть одной из бутылок он распрощался с нами, «земными холопами», сказав, что через час у него вылет из Шереметьево… Он даже, кажется, назвал нам какую-то страну, но какую мы так и не поняли.
С тех пор Михаила никто не видел, хотя слухов было много: одни говорили, что он «свалил за бугор», другие говорили, что погиб в какой-то бандитской разборке. Была еще одна версия, точнее не версия, а скорее слухи, над которыми мы все без исключения смеялись. Просто кто-то сказал, что Мишка стал «попиком» и живет в какой-то сибирской глубинке. Мишка – попик! Это же надо было такое придумать! Я просто пытался представить Мишку без его «прикидов», цепей, печаток, да к тому же трезвого и в рясе служителя культа… При этом на моем лице неизбежно появлялась улыбка…
Какая у Сергея появлялась улыбка, пояснять было не надо: ее заметил и Дмитриевич, и Данка. Тоже заулыбались, а шеф, наливая еще по чуть-чуть, глубокомысленно кивнул головой – да, сейчас в Сибири и миллионеры в господа ударились… понимаю…
– Для краткости опущу, как я все-таки решил найти Мишку через его родителей. Сначала найти, а потом разговорить их оказалось очень даже непросто, но… Но Ивану Владимировичу, Мишкиному отцу, пришлось в конце концов поведать нам не очень то веселую историю. Полностью пересказывать не стану, тут надо еще по такой вот усидеть, – Серега кивнул на пузатый «бочоночек» «Хеннеси».
– Усидим! – деловито пообещал Самый Любимый В Мире Шеф, но Серега понятливо махнул рукой.
– Не, не об этом сейчас речь.
x x x
Данка слушала в половину уха: эпоху малиновых пиджаков если и застала, то по разговорам. Не то чтобы по малолетству, не такие уж древние времена, просто в их края малиновые пиджаки если и добирались, то только стаей джипов и упакованные в дорогущий камуфляж, изображая из себя крутых охотников и дрища от вида живого таежного мишки прямо в этот камуфляж… Ну да леший с ними, просто дед вспомнился как раз к месту, и снова резануло память слово «усидеть». Кто там к нему погостевать приехал, сейчас уж и не упомнишь – просто был оооочень редкий случай, когда дед сразу сошелся с приезжим, что называется душа в душу.
Раскраснелись, распоясались (буквально и дословно, не тарелками же кидаться, просто жарко в натопленном доме!), а под настроение вдруг и Данка решила тайком от деда настойки пригубить. Уж больно сладко пел про эту настоечку гость – гречишная медовуха в одной «флаконе», брусничная в другом, клюковка в третьем – ну почти что как в каком ресторане! В ресторанах пока не была, а полстакана брусничной себе отлила. Не, дед не убыль во «флаконе» заметил – куда там, второй уж на столе, просто повело ее сразу, с непривычки. Едва успел гостя в первый банный пар спровадить, как уже во всхлипах Данка в дальней горнице дедову руку ждала: приговор был в пять слов, но отнекиваться и смысла не было. С дедом понекайся, втрое больше отлежишь! Сарафан сама стянула, трусишки поначалу к коленкам сдернула, но дедова пятерня и вовсе их напрочь сбросила:
– Майку не сымай, некогда тут телешом заголяться. Кладись ровней!
– О-о-ой, де-еда! – длинно простонала, длинней той розги, что прописала первый грешок на заднице.
– А ну, не пищать! – суровый голос сверху, вслед за вторым грешком, рядышком полоса к полосе. – Мало учена?
Учена была немало – и старательно прикусила еще по-детски пухлые губы, вцепилась в лавку, коротким вздрогом тела гася горящие полоски розог. Семь, девять… О-о-о!!! – Ужасть как пробрала десятая, снова окрик, и снова розга…
x x x
Словно очнулась, куснула шоколадку, вслушалась в разговор:
– Мишка действительно собирался «свалить за бугор». Судя по всему, количество наворованного не позволяло ему дальше мирно уживаться в пределах России. До отъезда оставалось каких-то пара недель, когда он вместе с семьей решил устроить прощальный выезд на природу, – говорил Серега.
– Это точно, – еще понятливее кивнул Дмитрич. – Типа с родными березками и осинками попрощаться.
– Вот-вот! В результате ему пришлось прощаться с женой. На каких-то пару минут опередила его с посадкой в «джип»… Жизнь ему спасла дочурка Маша, которая в последний момент решила взять с собой в лес любимую Барби. Когда кукла была найдена и дочь с Мишкой вышли из дома, раздался оглушительный взрыв…
Что было дальше?.. Михаил очнулся уже в «Склифе». Руки и ноги чудом были на месте. Врач говорил о том, что он просто появился на этот свет в рубашке. Еще в меньшей степени пострадала его дочь, которая лежала в соседней палате, прижимая к груди куклу и постоянно спрашивая о маме. Если кто и мог ответить на этот вопрос, то только бригада судебно-медицинской экспертизы, которая по фрагментам собирала то, что еще час назад называлось человеческим телом.
– Знакомо, – коротко кивнул Владимир Дмитриевич, а Данка глазами показала Сереге – «про фрагменты» не надо. Шеф свое отвоевал, и куски собирать тоже приходилось…
– Ну, в общем, тряхануло Михаила здорово. По душе, в частности: отправив дочь к своим родителям, он куда то исчез… Нет, конечно же он звонил домой, давай понять, что жив-здоров и что теперь он «начинает новую жизнь». Год или полтора – редкие письма, какой-то Красновершинск, что на карте едва найдешь, обещания скоро приехать и забрать дочь. И он действительно вернулся…
Но это раз он даже находил возможность улыбаться, а любимой фразой стала «На все воля Господа…». На главный вопрос он все-таки ответил, но это произошло в самый последний момент перед отъездом.
– Боюсь ошибиться, погоди, – Серега порылся в карманах, выудил неровно сложенный обрывок конверта: – Ага, вот… Настоятель Церкви Петра и Павла, глава Приходского Совета иерей Михаил!
– Точно, не наш, – качнула головой Данка, а Самый Любимый В Мире Шеф пояснил Сергею:
– У староверов нет иерейских званий.
На этом богословский спор тут же затих, придавленный порцией коньяка и еще парой глотков пузырчатого шампанского.
– Ну, за знакомство! За встречу!
– И что, нашли своего Михаила?
– Нашли…
Желающих посмотреть в «светлые очи батюшки Михаила» поначалу было вроде немало, вот только когда узнали на какие чертовы кулички придется ехать, ряды желающих заметно поредели – в результате «за туманом» согласились ехать только двое: я да Игорешка, который всегда был легок на подъем, и у которого, к тому же, в тех краях оказались какие-то родственники.
Если путь до Абакана особых неудобств не доставил и причин жаловаться на услуги «Аэрофлота» у нас не было, то после Абакана… Это была уже отдельная «песня»! Последний отрезок пути, отделяющий нас от Красновершинска, мы должны были преодолеть в «джипе ульяновского производства», т.к. у рейсового автобуса после прошедших дождей не было особого настроения выезжать из уютного гаража. Впрочем, не было особого настроения брать попутчиков и у хозяина «уазика» Володи, но после того как Игорь продемонстрировал водителю «чудодейственный эликсир» он не только согласился подбросить нас, но и вернуть обратно.
Хотя и удивился:
– А чо там делать? Медвежий угол, он и есть медвежий угол… Акромя заводика, на котором кедровое масло делают да церкви и смотреть там нечего, – пояснил шофер.
– А нам как раз в церковь то и надо.
– Ага, так я и поверил… – после небольшой паузы изрек он. – Да у вас там в Москве церквей этих побольше, чем во всем нашем крае…
– Может и побольше, но в этой мы как раз и не были, – продолжил беседу Игорь.
– Да ладно, заливать будете! Церковь решили посмотреть! Вы наверное старательскую артель ищите, так она в этом сезоне на другое место съехала. Ни хрена они у нас не нашли, акромя медвежьего дерьма… А может, вам в леспромхоз? Тогда вы припоздали – ихняя машина уже ушла…
x x x
Данка снова уткнулась носом в неправильно (и нахально!) согреваемый бокал шампанского – ну, тут Серега не удивил. По нашим дорогам и вправду только на «уазике», а медвежьих углов, говорят, и под Москвой еще навалом. В хорошем лесу на сто шагов отойди – вот тебе и угол. Из пушки пали – фиг кто услышит. Это, однако, если лес настоящий, а не парк причесанный…
Вон, дед в дальней горнице ей вторую дюжину сыпет, уже никак молчком не продержаться, а гостевой-заезжий даже на дворе ничо не слышит! Уже легче, а то стыдуха ведь какая – девке уже целых четырнадцать, а голым задом на скамье елозит, словно маленькая. Хотя как и есть маленькая – вот непутевка, расстроила деда, сейчас он и тебе расстройства добавит! Но все одно, старалась давить визги, мычать побольше – так вроде и легче терпеть, а звону меньше. Стыдуха-а-а! – Вслух, что ли? точно, вслух простонала – вон деда отвечает, новый прут от рассола отряхивая:
– Стыдуха не в розгах, а пьянке непрошеной! Ишь ты, стыдно ей! А стакан прятать не стыдно было? Вон сколько набулькала! – и плеск настойки на зад…
Не, это уже было, вспомнила, а вот чего дальше? Ну, понятно, чего дальше – три дюжины есть как есть, даже маечка от пота мокрая, так на скамье отдергалась, отвилялась. Не, вру, мокрая была уже потом, не в тот раз… А в какой? Когда это он еще не совсем телешом растягивал? Вот блин, напоили своим шампанским, последние мысли и те в кучку не собрать…
– Ты случайно местного батюшку не знаешь?
– Нет, я в городские церкви не хожу.
– Все. Этой больше не наливать! – засмеялся Владимир Дмитриевич, а Данка покраснела, когда поняла, что встряла с непрошеным ответом в Серегин рассказ.
– Михаила, что ли? – зачесал затылок шофер Володя. – Как не знать, конечно знаю. У нас его все знают. Я у него первое время даже шоферил…
– Да же так? – удивился Игорь
– Ага, пока он меня того… Ну, не сошлись мы с ним… Выпил я как то раз, ну так чуть-чуть, жена даже не учуяла… А батюшка Михаил вот… Приспичило же ему ехать… – Володя замолчал. – Одним словом, попер он меня… Да, я если честно и не в обиде… Правильный он мужик. Без строгости с нами никак! Да и вообще – надо же! К нам москвичи разве что в «столыпинских вагонах» приезжают. А этот сам, по своей воле! Все в толк не возьму: чего ж ему в столице то не сиделось?
– Не ты один это в толк не возьмешь, – согласился я, глядя в оконное стекло на размытые дождем пейзажи.
Мы уже выезжали из городка, когда Владимир вдруг резко дал по тормозам. Навстречу нам двигалась фигурка, явно принадлежавшая представительнице прекрасного пола.
– Ну, вот – явление Христа народу, – улыбнулся Володя. – Катерина собственной персоной…
Подошедшая к машине девушка, видимо уже знала свое законное место в этом «кадиллаке», которое этот раз облюбовал себе Игорь, явно смутилась, узрев в салоне незнакомых дяденек.
– Садись, садись, Катерина, чай не волки – не съедят, – пошутил Володя.
Девушка, подойдя к задней дверке, с заметным смущением и не торопясь, открыла ее.
– Ты что ж это опять проспала? Служба с минуты на минуты начнется. Леспромхозовские уже наверное как с час проехали…
– Опоздала, – чуть слышно ответила девушка, поправляя на голове платок и с нескрываемой робостью присаживаясь по соседству со мной.
– А это кстати тебе, Катерина, попутчики будут… Из самой Москвы к нам пожаловали. Вот, хотят с батюшкой Михаилом повстречаться, – пояснил наше присутствие водитель. – Ты уж их до места доведи, а то они в нашей тайге еще и заблукают…
– Провожу, – в той же интонации откликнулась на просьбу «таежная Олеся», найдя в себе смелость все-таки «стрельнуть» в мою сторону взглядом своих милых васильковых глазок.
Понятие «Москва», как я заметил, вызывало у местных аборигенов ассоциацию с какой-то дальней галактикой, а всех, кто в ней жил, они воспринимали как таинственных гуманоидов.
x x x
Всхлипывая, приводила себя в порядок. Проще говоря, натягивала сарафан на расчерченное полосами тело. Ткнулась носом поближе к мутноватому зеркалу на комоде, деловито поправила непокорные пряди волос, еще раз вытерла глаза, потянулась к расческе и охнула – вроде «присохший» к ягодицам брусничник снова дал о себе знать иглами градусов внутри припухших полосок. Вот дал деда… Это же надо, заместо рассола зад настойкой полить! Щеки, правда, горели жарче бедер: посередке третьей дюжины четко грохнула дверь: в дом из бани зашел покуривший на дворе гость. Дед все равно достегал оставшееся – и мертво глотая стоны, девчонка с ужасом думала о том, как слышит он сейчас резкие стежки розог, представляет ее растянутое на скамье голое тело, мечущееся под прутьями и… Ооой, стыдуха-то! Молчи, дурочка! Может, не поймет! может с чем спутает! Ой, деда, потише секи-и-и!!!
– Ничего, не помучишься, не научишься, – приговаривал дед, прочерчивая три последних.
Знакомая присказка, да я бы еще три дюжины отлежала, но потом! Когда тот уйдет! О-о-ой…
Дед кинул обратно в ведро еще не трепаную розгу, пришлепнул мокрый от настойки тугой зад:
– Одевайся. И к нам выходи. Усидишь?
Одними губами упрямо ответила:
– Усижу!
Из вредности усижу. Не мог потом посечь… неймется ему.
Дед усмехнулся точно так как она – одними глазами. Потрепал, уже по голове, и вышел, колыхнув занавеской.
– …А Катерина у нас тоже учится, – между делом вставил Володя.
– Интересно, где это?
– В православном училище, на певческом факультете, – не поворачиваясь ко мне, ответила девушка. – Да уж доучиваюсь, год остался.
– А к батюшке Михаилу какое отношение имеете?
– Так они у нашего батюшки, можно сказать, как на практику призваны, – ответил за девушку Володя. – Вот лето отпоют и снова за учебу…
На горизонте уже показались постройки Красновершинска, когда, выражаясь языком нашего шофера, мы «хорошо сели». Володя хотел, конечно же, выразится иначе, но присутствие дамы в нашем окружение сделала его речь более деликатной. Тем не менее, он все-таки сказал все, что хотел, но это было позже, когда наша попутчица выскочила из салона «джипа» и поспешила покинуть наше общество. Торопилась, однако – хотя явно и окончательно опоздала на службу. Уж здесь Володя и высказался, да так красноречиво и образно, что я очень пожалел, что у меня под рукой не оказалась ручки и блокнота, да бы записать эту «золотую россыпь»…
– Куда ее понесло? – сочувственно произнес Игорь, наблюдая за тем, с какой резвостью отдаляется от нас Катерина.
– Как куда? Известно, куда… Служба уже как минут пятнадцать началась… А батюшка Михаил знаете как дисциплину чтит!
С божьей помощью и чьей-то матерью машину из грязюки мы все-таки освободили и последние полкилометра, отделявшие нас от Красновершинска, доехали без приключений.
Поблагодарив Володю за оказанную услугу и обменявшись с ним крепкими рукопожатиями, мы отправились отмерять метры последнего «этапа».
– Ну, слава богу, добрались, – ускорил шаг Игорь, пройдя поворот и заметив вожделенную цель нашего путешествия.
В эти минуты он мне очень напоминал странника измученного жаждой и зноем, узревшего на горизонте бескрайней пустыни долгожданный оазис.
Впрочем, можно было и не спешить – в церквушке шла служба и нарушать ее своим вторжением было не с руки. Прождали около часа, и только открывшиеся двери и появление в проеме выходящих прихожан стало сигналом для дальнейших действий. Игорек так резво кинулся к входу, что чуть было не сшиб в своем порыве «ровесницу октябрьской революции».
– Ой, да куда ж ты так, милок, спешишь, служба чай окончилась! Опоздал ты, милок, опоздал… – добродушно известила его старушка в черном платке…
– А нам бы, мамаша, с батюшкой Михаилом увидеться
– С батюшкой Михаилом? А почему бы и не увидеться… Вот только недосуг ему щас… Он хоть и божий человек, но и ему передых нужон… В трапезной он щас… Отзавтракает, тогда и примет вас.
– Нашли все-таки, ироды! – вдруг услыхали мы за своими спинами знакомый голос. – Ну вот, разве от таких иродов можно схоронится! Не на этом, так на том свете обязательно найдут, да еще выпить предложат!
– Да вот, батюшка Михаил, исповедоваться к Вам пришли, – затянул «песню» Игорь.
– И в грехах своих земных покаяться, – подхватил ее я.
На этих словах мы заключили батюшку Михаила в дружественные объятия, чем вызвали большое удивление на лице старушки.
– А вот и сестра Агафья, – вырываясь из нашего плена, произнес Михаил. – Прошу любить и жаловать. Сейчас такой нам чаек сварганит, которого вы на «большой земле» и не пили не разу. Что там эти там Индии с Цейлонами!
Михаил оказался прав. Сестра Агафья заварила такой чай, что после первой же кружки от дорожной усталости ничего и не осталось. Когда-то я не плохо разбирался в травах, но сейчас определить содержание этого чудодейственного букета я просто не мог…
– А как батюшка насчет иного чайка? – намекнул Игорь, протягивая руку к своей дорожной сумке.
По лицу отца Михаила можно было легко догадаться, что это он сказал зря.
– Только не здесь. И если честно, то я как то… – Михаил замолчал и после паузы продолжил: – Да и вот еще что давайте не говорить сейчас о работе и о политике… Об этом говорить не принято…
И мы снова пили чай…
Утомленный дорогой и отсутствием привычного горячительного, Игорь вскоре был поручен заботам сестры Агафьи, а меня Мишка повел на экскурсию по своим владениям.
– Ты, Сергей, случайно верующим не стал? – осторожно взял меня за локоть Михаил.
– Да как сказать… Верующий, не верующий… Я просто часто вспоминаю слова нашего замечательного академика Амбарцумяна. Когда его спросили, верит ли он в то, что бог есть…
– И что же он ответил?
– А ответил он очень кратко – «Я не знаю»… И это сказал в те времена самый главный наш академик… Вот и я не знаю: есть боженька или нет… А ты вот лучше ответь мне: эти иконы для «царских ворот» тебе случайно не отец Валерий рисовал?
Что, собственно, было в этом вопросе коварного, я так и не понял, но Михаил чуть было не подпрыгнул от удивления, несмотря на свой сан.
– Отец Валерий… – после приличной паузы озвучил ответ Михаил, – из Чемеровецкого монастыря…
Если бы я еще бы сказал Михаилу номер сотового этого моего знакомого богомаза, то…
– Да, манера письма, выдает… Судя по ликам, их рисовал приверженец византийской школы, а наши православные архиепископы почему то недолюбливают византийские профили…
Пару минут «батюшка» пытался ответить мне, но… Это был полный нокаут…
А ведь это было лишь начало нашего «делового диалога». Еще через полчаса батюшка Михаил узнал, что с «червленым золотом» для куполов его надули и что это вовсе не «червленое золото», а продукт одного из конверсионных заводов под Челябинском. Правда, я его тут же успокоил, заявив, что «надули» его правильно, ибо этот металл куда надежнее и долговечнее какого либо драгоценного металла – как никак космические технологии. А вот, с колоколами его не «надули» и это очень правильно он поступил, связавшись с воронежскими ребятами.
Когда у Михаила с трудом встала на место отвисшая челюсть, я просто сообщил ему, что пару лет имел непосредственное отношение к строительству культовых сооружений, вот кругозор свой и расширил…
x x x
Даже из вредности, из принципа и наследственного от деда упрямства усидеть оказалось нелегко. Свежие рубцы на заду еще наверное наливались и набухали, едва прикрытые тонкой тканью сарафанчика – Данка поневоле сидела у стола чинно, едва не сложив еще и руки на коленях. Хотелось все время одернуть подол – не потому, что открывал коленки, а потому что натягивать на сеченое тело трусики было еще больней и трудней, чем идти в комнату без них под подолом.
Гость с дедом опрокинули еще по паре стопок и засобирались снова в баню: приезжему уж очень по душе пришлись дедовы веники. По душе ему пришлась и Данка:
– А ты молодец, красавица!
Данка удивленно моргнула – с чего это вдруг молодец?
– Вон, я по пруту слышал, как крепко дед стегает, а ты молчком! Уважаю!
Данку едва не смело стыдом с табуретки – понял ведь! Ох, стыдуха! Залилась краской так, что даже сквозь сарафан видно было. Наверное… А тот усмехнулся в почти такие, как у деда, усы:
– Нашла чего краснеть! Я своих дочек в свое время не меньше твоего отполосовал. Зато людьми стали. Частенько ты ее, Евграфыч?
Дед задумчиво пожал плечами:
– Да не так уж чтобы. Девка вроде путевая растет, особо часто и не приходится на заду прописывать. Так что ли, послушная ты наша внученька?
– Н-не знаю… – выдавила Данка, краснея еще жарче.
Спектр ее красноты перешел в инфракрасный диапазон, когда гость деловито заметил:
– Вон, скоро внучке будет десять, тоже начну. Без строгой руки оно никак.
– Никак! – согласным эхом откликнулся дед. – Я уж просто сегодня не стал пробирать до жилочек, а то бы… Ого!
Про «ого» Данка уже знала не понаслышке, хотя… Хотя иной раз так стонала, что в ушах откликалось. Это понаслышке или как? А чего они перемигиваются? А-а, на табуретке привстала… Больно же…
А вот усижу! Села плотно, ровно, демонстративно потянулась к хлебнице. Нашли невидаль, три дюжины розог… Мы и не такое можем…
x x x
– Это они могут! – Данка прислушалась снова.
Владимир Дмитриевич с Сергеем обсуждали помощника и звонаря отца Михаила – какого-то Александра. Бывший «омоновец» из новосибирского отряда… Три года назад поехал в командировку в Чечню… Планировал на месяц, а командировка у него затянулась почти на год… Засада, контузия, плен… Сколько таких парней мы там потеряли… За год два побега, оба неудачные… Два смертных приговора, а сколько попыток перетянуть в мусульманство… Я был в тех краях с международной миссией Красного Креста…
Данка снова едва не встряла с комментарием о том, что ее Самый Любимый В Мире Шеф тоже там был, но немножко с другой миссией. У него в альбоме даже десяток фоток есть, и там так страшно горят танки… и рука на земле, Ой, да на фиг это все…
– Когда я его увидел, то это была груда костей, обтянутая кожей… О его освобождении они не хотели со мной говорить… Они вообще смотрели на меня как… Но тут появился их полевой командир – наш бывший однокурсник Кемал, с которым мы когда-то не одно ведро шмурдюка выпили в студенческие годы.
– Да ты что? Вот как бывает! – снова потянулся за коньяком шеф.
– Да… – задумчиво сказал Сергей и продолжил:
– Так и забрал его Михаил из Чечни. Вот и уверовал с того момента Александр. Точнее, веру он свою и не терял, берег все эти месяцы в плену. В конце концов, так и пристал к Михаилу, стал ему ближайшим помощником, старостой прихода.
В вечер встречи этот Александр принес Михаилу какую-то бумагу.
– Надо же, вроде бы хорошая девка, а опять проблему для себя создала.
– Ты это о чем? – спросил его я.
– Да так… Это тут наши проблемы, местного характера… Взял, понимаешь, тут молодежь из православного училища на лето, чтобы в хоре нашем попели… Вроде бы девушки набожные и прилежные, а дисциплина все одно хромает… Раз опоздали, другой раз опоздали… Ну первый раз, как водится, простил, даже во второй раз пришлось…
Да тут местные бабульки на меня косо смотреть стали… А уж чего я только не услышал от сестры Агафьи! Я первое время, признаюсь честно, сам ее побаивался… Уж сколько она уму-разуму учила в первое время! Сказать что я ей благодарен – все равно, что ничего не сказать… Вы с Игорем тут люди посторонние, как бы из другого мира, поэтому если что воспринимайте все нормально и постарайтесь не удивляться… Я сам первое время удивлялся, воспринимал многое, как нечто патриархальное, вымершее… А потом свыкся… И не только свыкся, а даже вижу по многом вполне «разумное зерно»… Поэтому постарайтесь с Игорем не задавать вопросов, ответы на которые…