Текст книги "История, которой нет (СИ)"

Автор книги: _Sucsesseful_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Тряхнув головой, зажмурился напоследок, прогоняя посторонние мысли, и направился вслед за ним.

Родители уже сидели за столом и тихо о чём-то разговаривали друг с другом. Мы с Алексом чуть ли не под ручку зашли в комнату и синхронно извинились за своё отсутствие – правила поведения никто не отменял, в конце концов. Мама Яра мягко улыбнулась, приглашая нас за стол.

– Яруся, дорогой, расскажи нам, где ты всё это время пропадал? – спросила она.

– Да, и объясни, почему ты не пользовался своей картой, – вклинился в разговор отец.

Я завис. Не пользовался? А откуда тогда деньги?

– Можно я расскажу, Яр? – тихо спросил Саша, накрыв мою ладонь, лежащую на столе, своей. Под столом он сдавил кончики моих пальцев пяткой, предлагая молча послушать его вариант и добавить что-нибудь своё при возможности, чтобы это не выглядело излишне театрально.

Я заторможено кивнул, на секунду заглянув в глаза Николаю Александровичу.

– Мы с Ярославом познакомились год назад, когда я переехал сюда. Мы учимся в одной группе в университете. Так вот, сначала он был совершенно невыносимым, но потом я разглядел в нём… что-то большее… последние полгода мы жили вместе, Яр много работал, хотел стать независимым от вас, простите, если он заставил вас беспокоиться.

– И кем же ты работал? Без образования-то, – хмыкнул Донской, насмешливо ухмыляясь.

Саша уже открыл рот, чтобы ответить и на этот вопрос, но я оказался быстрее. Этот мужик меня злит.

– Наркотики распространял.

========== Глава 5: “Беда не приходит одна. Она берёт с собой корешей.” ==========

Над столом повисла тишина, прервавшаяся благодаря мне – ну не мог я просто не подавиться под пристальными взглядами трёх пар глаз.

– Да ладно вам, я же пошутил! – откашливаясь, оправдывался я.

Судя по странно дрожащим губам, Лариса Михайловна собиралась плакать. Николай Александрович хмурился недовольно.

– Я работал на полставки, помогал Алексею Ланнову, слышали о таком? На дому акты составлял, документацию проверял.

– И что же заставило тебя появиться? – скепсисом в голосе папули можно было заставлять преступников сознаваться в содеянном.

– Если ты не знаешь, он умер несколько дней назад, – тихо ответил я, опустив голову и стараясь изобразить гримасу боли на лице.

Ну не мог я самого себя оплакивать, а Яра мне совсем жалко не было! Ну, умер и умер. Сам дожил до такого. Наркотики – это зло. Так говорят своим детям все родители. А пробовать или нет – это уже дело самих детей. Яр сделал свой выбор. От жизни отказался. Я вообще не при чём.

Да, я хочу жить. Да, мне нужна эта жизнь. А ему, видимо, жить не хотелось.

– Вы были друзьями? – спокойно поинтересовался мужчина, делая акцент на последнем слове.

– Да, были, – ответил я, но Саша добавил через секунду:

– Они были любовниками.

Едва удержавшись от недовольного возгласа, пнул его под столом, благо, расстояние между ним и отцом позволяло не беспокоиться за сохранность конечностей родителя.

– Вот как, – протянул Николай Александрович медленно. – Я соболезную. А вы, молодой человек, – обратился он к Алексу. – Вы кем приходитесь Ярославу, в таком случае?

– Я его друг, – широко улыбнулся парень. – Правда, просто друг. И мне девочки нравятся.

– Ты латентный гей, Саша, – нравоучительно подъебнул блондина я с видом знатока. Когда я про друга сказал, он мне ногу отдавил, а ему типа можно, да? – Мирка тебе это докажет.

Фролов сверкнул синими глазами недовольно, а я хищно сощурился.

Любовники мы, да? Хуй тогда ты, а не натурал. Я тебя, блядь, не просто геем сделаю, а пассивом! А Мирка… Мирка мне ещё спасибо скажет.

Дальнейшие события катастрофы за собой не повлекли – мы говорили на совершенно нейтральные темы, я пообещал семье больше не пропадать, дал нынешний номер телефона, клялся, что всё сдам сам и, возможно, переведусь на пятый курс. Лариса Михайловна заплакала и обнимала меня минут пять, шепча, что любит больше всего в этой жизни.

Оказавшись дома, я сел за учебники, с мыслями о том, что любят они своего сына. Человека, которого я вытеснил из этого тела.

Не меня.

А кто, собственно говоря, любит меня сейчас?

Голос в голове хранил мрачное молчание.

…К концу недели я вымотался морально и физически и был абсолютно истощен. Самое странное – обращение по имени или фамилии теперь невероятно бесило, а в голове билась пойманной птицей только одна мысль: “Я Лёха Ланнов, Лёха!”. Но об этом никто, кроме меня самого и ещё троих людей, не знал.

Фролову было стыдно на подобное жаловаться, Дине – бестолково, Коломенскому – стрёмно, знаете ли. А апатия всё накатывала.

В субботу утром, когда я уже обувался в коридоре, стало лень идти на пары, и я позвонил Алексу, чтобы он предупредил старосту. Алина Эйнулаева, предводительница четвёртого курса, с огромной радостью согласилась помочь “новому Ярику”.

И вот я, здоровый двадцатитрёхлетний парень, сидел на кровати при полном параде, в кроссовках, и думал о том, что скоро просто сдохну.

Раньше моя жизнь не была такой бесцветной и рутинной.

Утро в школьные времена начиналось с подъебов Лерыча и шуток родителей за столом, день никогда не проходил без нонсенсов, мы с Антоном вообще редко щадили чужие нервные системы, о нас и в университете легенды слагали, благо, что не посмертно.

Вечера в те недолгие несколько лет обучения в универе проходили в тёплой, уютной обстановке, мы с Тохой каждый вечер закачивали и смотрели новые фильмы. Под ужастики ржали, как ненормальные, под мелодрамы сопели в четыре дырочки…

Антон.

Как он вообще там? Так же херово, как мне? Да что там, ему, наверное, в сотню раз хуже…

Внезапная мысль пронзила мой мозг. Я всё равно не пошёл на пары! Может быть тогда навестить Тошу? Ну точно! Так и сделаем!

…В десять часов утра я уже стоял около подъезда своего – теперь уже, конечно, Тохиного – дома и нервно теребил шарик пирсинга в брови.

Дурацкая привычка – сначала делать, а потом думать, не считаете?

Нахера я вообще сюда приехал? Ну позвоню я в дверь, мне откроет, если очень повезёт, Антон. Если не очень повезёт – Анна Владимировна, его мама, и тогда мне придётся придумывать кучу отговорок, и снова врать, как попало. Скорее всего, женщина меня к сыну не пустит, скажет, что он болен, и ему вредно общаться с людьми. Вот, как всё логично! Ну и какого чёрта я здесь?…

В тот самый момент, когда я собрался уходить, подъездная дверь запищала противно, открываясь, и из темноты на улицу шагнула ныне вспоминаемая мною госпожа Глубоковских.

Светловолосая и голубоглазая, в свои сорок лет тётя Аня пользовалась большим спросом у мужчин. После смерти мужа, отца Антона, она так и не вышла замуж снова, предпочтя браку одинокую жизнь в трехкомнатной квартире в центре города. Хитрая баба. Они с моей мамой друг друга стоят.

Анна Владимировна небрежным жестом запахнула кораллового цвета пальто и поправила на плече сумку, а после шагнула вперёд и…

Ну, знаете, это был шанс один на миллион.

Женщина неправильно поставила ногу, как-то странно подвернула её, и лежать ей чинно на асфальте, если бы не я. Крайне целомудренно перехватив её за талию и не позволив блондинке упасть, я попытался изобразить на лице шок. Что-то вроде: “Да как же я так умудрился, ума не приложу, вот я гребанный супер-пупер-мен!”.

– Анна Владимировна?! – воскликнул я преувеличенно удивлённо. Женщина хлопала ресницами, пока я возвращал её в привычное положение. Кажется, тётя Аня и сама не успела понять, что произошло, но была мне всё же благодарна.

– Простите, не припоминаю… – пробормотала она, щурясь забавно.

– Ярослав, я хороший знакомый Антона, мы учимся в одном университете, только я на год младше, но собираюсь переводиться на пятый курс, а ваш сын мне помогает… – я поморщился скорбно и добавил тише, зная, как мать Тохи относилась ко мне: – Соболезную вам. Алексей был хорошим парнем.

Женщина тряхнула головой и кивнула небрежно.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Анна Владимировна, немного разобравшись с мыслями.

– Я очень хочу навестить Антона, понимаете? Мне сказали, что он на сильных успокоительных…

– Ох, ну… – тётя задумалась. – Пойдём, – кивнула она нерешительно. – Ты ведь?…

– Да, у меня нет никаких планов на день, – перебил я её, предвосхищая вопрос.

– Отлично, мне нужно срочно отъехать по делам, а Антоша должен скоро проснуться, действие препарата закончится. Он будет волноваться, если не обнаружит никого рядом. Мальчика нужно будет накормить, разговором отвлечь… Ты ведь справишься с этим, думаю, не брезгливый? И вот ещё что – ни в коем случае не упоминай в разговоре Лёшу. Антон очень остро реагирует на это. У него начинается сильная истерика, и остановить её довольно проблематично…

Анна Владимировна рассказывала ещё что-то, но я слушал в пол уха, думая, что сейчас, прямо здесь, истерика случится у меня. Тоха… Почему?

Неужели я был настолько дорог ему? Хотя, о чём это я? Если бы я был на его месте, вообще убился бы.

В квартире всё было по-прежнему, я, кажется, даже разглядел в темноте кладовой свою кожаную куртку, а в коридоре всё так же витал слабый запах Тохиных духов. Если я всю жизнь любил древесные ароматы, то другу нравились водные, свежие, бодрящие. Они словно символизировали его – такого же энергичного и вечно неунывающего.

– Ну, располагайся. Посиди там на диване, телевизор посмотри, пока он не проснется, – раздала указания Анна Владимировна и ушла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Я скинул кроссовки в коридоре и прошёл в свою комнату, где, очевидно, и лежал Антон. Конечно, эту деталь женщина рассказывать не посчитала нужным. В принципе, выбор друга мне не понятен – света в моей норе почти нет из-за странного расположения домов в округе (в комнате темновато даже в солнечные дни, что говорить о пасмурной погоде) да и обстановка… мрачновата слегка. Занавески тёмно-зеленые, каркас кровати из тёмного дерева; шкаф, стол, палас, обивка дивана – тоже. В общем, обилием ярких красок моя спальня не радует. Впрочем, мне в такой обстановке уютнее и морально спокойнее.

Но для больного?…

Я аккуратно прошёл к кровати и сел на край, боясь потревожить сон Антона. Даже в плену Морфея друг выглядел беспокойным и недовольным – меж бровей залегла морщинка, делающая его старше. Лицо было бледным, что придавало от природы смуглому Тохе зелёный оттенок. Невольно сравнив друга с инопланетянами, хмыкнул.

Парень во сне скривился, словно от боли, и распахнул глаза, открывая рот, сначала не издавая ни звука, а потом начиная хрипеть. Кажется, Антон задыхался, и я соскочил с места, не зная, куда себя деть.

Что делать?!

– Во… дхы, – прохрипел Тоха, хватаясь руками за горло.

Увидев на тумбочке возле кровати стакан и схватив его, передал парню. Естественно, он не смог взять бокал, потому что руки тряслись и не слушались, и я сам умудрился влить в него жидкость. На адреналине, наверное. Потому что спустя несколько минут, когда Антон уже был совершенно спокоен, а я сидел на полу возле кровати, меня прошибла резкая слабость во всём теле.

– Донской? – спросил Тоха тихо, страдальчески морщась.

Я кивнул, вздыхая.

– А я ведь молился… Просил, чтобы он забрал кого-то вроде тебя вместо него. Бога просил…

– Я же говорил, что Бога нет, – устало привалившись к каркасу кровати, проговорил медленно. – Впрочем, твоё желание он выполнил. Частично.

Друг вскинул голову и с вызовом посмотрел мне в глаза.

– Ненавижу! – припечатал он ядовито.

– Ты уточняй, кого, пожалуйста, иначе я запутаюсь, – отмахнулся я легко. – Ярика или Лёху? Просто если Донского, вопрос не ко мне… А он сам тебе уже не ответит.

– Ты меня с ума сведешь, – покачал головой парень, улыбнувшись криво. – Сначала звонишь, говоришь, что ты мой лучший, но уже умерший друг, а теперь вот… Может это ты слегка тронулся умом, а, Яр? Потому что я абсолютно здоров, но меня бесит до белого каления то, что ты всё ещё жив, а Лёша умер! – в конце Тоха сорвался на крик, сжимая пальцами одеяло.

– Ты веришь в совпадения, Тох? – я встал в полный рост и теперь смотрел на друга сверху вниз.

– Ну, сам говоришь, что ты Лёха, а он знал, верю я или нет… – в парне проснулась Ехидна обыкновенная, подвида “слушаю, но не слышу”.

– Ты не веришь в гороскопы, но веришь в символичность снов и самые распространенные в народе приметы. И ты как минимум раза сто четыре мне сказал, что в совпадения не веришь. Так вот, смотри, скептик.

Я прошёл к своему письменному столу и, вытащив верхний ящик, поставил его на край кровати. Вытащив все тетрадки, огляделся по сторонам, ища взглядом органайзер.

– Где моя банка для всякой херни? Опять утащил её к себе? – прищурился я зло. Конечно, я должен был кинуться другу в ноги и на коленях молить о прощении, но не случилось мне за всю жизнь обзавестись такой огромной совестью. Злость бурлила внутри, словно я по-прежнему находился в своём теле, а Тоха не был болен. – Сколько раз просил тебя не тянуть к ней свои загребущие ручонки! Купи свою хрень и пожалуйста – хоть в унитаз смой. Но мою не тронь!

Времени идти куда-либо не было, поэтому я взял со стола ножницы и вскрыл дно ими.

Там лежали спрятанные мною давным-давно Тохины дневники. Три тетради полетели на колени брюнету.

Парень смотрел на них, как на ядовитых змей.

– Зелёный – это детство. Тебе двенадцать и ты настолько безнадёжно влюблён в кого-то, что только и можешь, что писать стихи и пытаться убиться об стену, – погрузился я в рассказ. – Синий – юношество. Его ты вёл до пятнадцати лет, и там тоже всё довольно скучно, если честно. Написано как-то слишком по-книжному вычурно, но тоскливо. Депрессивные начала – как основа. Красный – до девятнадцати. Это последний. Заканчивается он двадцать… – я напряг память. –… Двадцать восьмого декабря. В тот день ты потерял свою драгоценную девственность и дневники выбросил. Нет, ты думал, что выбросил, – я ехидно улыбнулся и захихикал злобно. – А я подобрал. В следующий раз – жги.

Антон не верил. Ни капли, ни секунды. Но попросил глухо:

– Ещё. Ещё что-нибудь расскажи.

Я плюхнулся на кровать напротив парня и улыбнулся хитро:

– Конечно же, Тошенька, солнышко моё ненаглядное! Вспомним молодость, придурковатый ты неуч! – мысленно потер лапки.

Я смогу его убедить, определённо.

…– А ты ему ответил: “Я незнакомым дяденькам двери не открываю с детства, меня мама хорошо выдрессировала”, – уже задыхаясь от смеха, закончил я. – Вот ты придурок конечно, Тох! Сначала закрыл его в лаборантской, а потом ещё и выёживаться начал!

Друг допивал приготовленный ему суп – на кой чёрт я налил его в чашку, это вообще отдельный разговор – и улыбался тоже, боясь подавиться.

– Я растерялся! – возразил он, сделав ещё глоток бульона. – И вообще, это ты был виноват – давай исправим оценки, давай исправим…

– Когда шаги услышал в коридоре, прятаться надо было, а не стоять столбом посреди класса с журналом в руках!

– Умный какой! Ты-то конечно смылся, а меня эти события шокировали!… – парень запнулся, услышав скрип открывающейся двери. – Мама пришла, – одними губами пояснил он и сделал страшные глаза.

Я рассмеялся. Неужели он думал, что я через окно к нему залез? Ромео, блядь. Нет, ничего не имею против, но пятый этаж…

– Тошенька, я пришла! – голос тёти Ани был непривычно напряженным.

Я поднялся с кровати и вышел в коридор.

– Анна Владимировна, добрый вечер, – улыбнулся широко. – А мы как раз поужинали, собирались погулять пойти…

Женщина сразу же обернулась, шокировано глядя на меня. О, этот фирменный семейный взгляд Глубоковских из серии: “Ты долбоёбушек или да?” – всю жизнь мечтал научиться смотреть так же, но не вышло.

Антон вышел вслед за мной, и теперь мы стояли рядом, плечом к плечу.

– Антон, – дрожащий голос матери друга предвещал слёзы.

Тошан вбил в гроб ещё один гвоздь, улыбнувшись.

– Да, мам, мы пойдем погуляем, я давно на улице не был…

Анна Владимировна подлетела к сыну, и тот в ту же секунду был заключен в крепкие объятия.

– Как хорошо, Господи, как же хорошо, – шептала женщина, стискивая зеленовато-бледного Антона в своих руках.

– Мам, ну, ты чего? Всё. Всё хорошо, всё уже хорошо. Отпусти, пожалуйста, я пойду оденусь, скоро уже стемнеет, не успеем…

Освободив Тоху, который тут же заперся у себя, чтобы хотя бы переодеться спокойно, тётя Аня обняла меня, прошептав:

– Спасибо тебе.

…– Так значит, номера ты не увидел… – проговорил я напряженно, глядя на то, как солнце медленно исчезает за крышами многоэтажек, окрашивая небо в оранжево-розовый цвет.

Мы часто гуляли на этой площадке в детстве. Качели, песочница, скамейки, все дела… Сейчас мы с Тохой выросли, но что-то привело сюда снова. Что, интересно? Явно не песочница, которая на песочницу похожа только в общих чертах. И не лавочки, исписанные всякой хернёй.

– Их не было, Лёх, я уже говорил это дядьВите. Иномарка чёрного цвета, нетюнингованная, и номера закрыты какой-то хернёй. Я тачку описал, там на заднем бампере царапина была сильная. Ну, вот, теперь её ищут, но, сам понимаешь, это как капля в море… Да и сейчас это смысла не имеет, ты же живой…

Антон чинно сидел рядом, закинув одну руку мне на плечо. Мы всегда так сидели, когда разговаривали о чём-то важном.

– Тох, ты чего? – подозрительно сощурился я. – Меня похоронили, я уже труп. А перед тобой сидит совершенно другой человек, Ярослав Донской по документам. У меня теперь другая семья, другие друзья, и всё, что меня связывает с прошлой жизнью – прошлой, заметь – это ты. И я искренне надеюсь, что ты не додумаешься говорить кому-то о том, что я… я… я не Лёха больше. Зови меня Яром, пожалуйста.

Друг больно сжал руку, лежащую на моём плече.

– Я сделаю всё, что скажешь… Яр, – серьёзно заявил парень. – Только не оставляй меня больше, пожалуйста. Я без тебя не смогу… – он сдался, скривившись, и уперся лбом в моё плечо.

– Тох, – позвал я тихо, не глядя на него. – А я ведь к тебе пришёл. Не к родителям, не к сестре, а к тебе. Я без тебя тоже… не могу долго. Нет у меня “долго и счастливо” без тебя, Тох.

– Лёха, – прошептал он, улыбнувшись.

– Мих, смотри, педики! – гаркнул кто-то прямо за спиной. Я резко развернулся, улыбаясь хищно.

– Тох, смотри, быдло! – “по секрету” сообщил другу, как экскурсовод туристу.

– Да ты охуел! – взревел здоровенный по своим габаритам слоняра со сломанным носом.

– Ну пиздец, – присвистнул Антон, вскакивая с лавочки и вставая в стойку.

– И не говори, – заржал я.

Он в последнее время посещает меня слишком часто. Там мы скоро друзьями станем.

========== Глава 6: “Чуть что – сразу я виноват!” ==========

– Ладно, мальчики, разбирайтесь тут, я пошла! – входная дверь за Анной Владимировной захлопнулась с соответственным грохотом – она и двери своего “Мерса” так закрывает. Почему в прошлый раз ушла тихо, интересно?

– Ты – гребанный псих! – вынес Тоха совершенно неутешительный вердикт, обрабатывая царапины от щебёнки на моём лице. – Я тебе говорил – прыгай, а не лети, крылатый ты долбоворобушек! Расхреначил бы себе всю мордаху об эту насыпь…

– Ты как курица-наседка, Тох, блин! – не выдержал я, убирая руку друга от своего лица. – Всё же нормально закончилось!

– Конечно, нормально. Они покрутили пальцем у виска, помогли тебе встать и проводили нас до автобусной остановки. Нахрен ты вообще эту кучу-малу там устроил? Они же почти сразу извинились!

– Знаешь, когда меня называют педиком, мой мозг начинает работать отдельно от тела, – покачал головой я, наливая себе холодной воды из-под крана и делая несколько жадных глотков.

– Так ты гомофоб, оказывается… – протянул Антон, глумливо улыбаясь одними уголками губ. – Не знал, не знал…

– Я тоже не знал, что мои друзья тесно общаются с геями, а один вообще сам является одним из них, – блондин вздрогнул, с ужасом глядя на меня. – Да-да, у меня была такая же реакция, когда я про Диню узнал. Это пиздец вообще!

– Мирка? Ты серьёзно? – со скепсисом спросил парень, выгнув бровь. Как-то он подозрительно быстро успокоился…

– Нет, шутки тут шучу, я же клоун! – бурчал глухо, доставая из морозилки кусок говядины и прикладывая холодное к щеке.

– С таким выражением лица ты мало похож на клоуна, – улыбнулся друг.

Чёрт, как мне, оказывается, не хватало его улыбки!

– А с таким? – я состроил совершенно невероятно глупую мину.

– С таким ты похож на самого себя, – заржал Антон, слегка запрокинув голову.

Кадык истерично дернулся, мурашки пробежали по его шее и словно передались мне воздушно-капельным путём. Я вздрогнул, отгоняя странное чувство беспокойства.

Телефон в кармане завибрировал – и как я умудрился его не потерять?

– Внимательно слушаю, говорите громче, у меня контузия.

– Яр, что опять случилось? – раздался на том конце обеспокоенный голос Сашки. – Куда ты влип?

– Во-первых, не опять, а снова! – исправил я одногруппника, важно подняв указательный палец вверх. – А во-вторых, никуда я не влип. Мы с Антоном просто покуролесили…

– Стоп, стоп… Антон – это тот самый Антон? Твой лучший друг?

– Ага. Это ты не в курсе, а я вообще-то ради него универ пропустил.

– Супер, я всё понял, мне уже стоит ревновать? – я завис. – Ну, на нет и суда нет. Я чего звоню, на самом деле: Коломенский всем сказал, что ты на пятый курс переводишься. Это правда?

– Я собирался, но он сказал… Ну, если он уже договорился, то конечно… Блин, Саш, это же здорово! Я закончу универ вовремя! Ура!

– Точно. Ну, не буду мешать, развлекайтесь, мальчики, – снова этот блядский голос. Бесит, сука.

– Да мы-то развлеклись уже, а как у тебя с Миркой дела обстоят? – проворковал в трубку я.

– Я тебя найду, – мрачно подвёл черту нашему разговору Фролов. – Найду и закопаю, ты, будущая жертва домашнего насилия.

В трубке послышались гудки, а я истерически рассмеялся.

…– Тох, ты меня этим не напугаешь, – предупредил я друга заранее, заметив дрогнувшую словно от ветра занавеску.

Конечно, в комнате сквозняка не водилось, зато водился Антон – и какой!

У нас была… традиция. Да, пусть это будет называться традицией. Вечер начинался с просмотра ужастика. Желательно малобюджетного, над которым можно поржать. Тот, кто первый вздрогнет/взвизгнет/заорет (нужное подчеркнуть) уступает второму право выбора фильма. Иногда я специально поддавался Тоше, потому что его вкус в кинематографе был безупречным. Сколько фильмов Тарковского я посмотрел под его патронатом… И ведь не пожалел ни разу!

В этот раз я был намерен выиграть. Всё же это первый наш спор в моей так называемой “новой жизни”. И вот сейчас Антон стоит за занавеской и думает, что, выскочив оттуда, испугает меня. Замечательно.

– Яр, ты сейчас прожжешь в занавеске дыру взглядом, – раздался насмешливый голос Тохи с дивана, и я почти неощутимо вздрогнул. – Садись уже, я хочу жрать. Только еда может спасти мою душу после десяти минут этого убожества кинематографии. Считаю, что с кровью они перебарщивают, да? – я взглянул на экран и скривился.

– Ему только мочку уха отрезали, а крови, как будто ногу, – желудок друга выразил свой протест в продолжительном бурлении. В почти кромешной темноте моей комнаты, спасибо фантазии и паранойе, звук превратился в подвывание.

– Кушай, Тошенька, не плачь, не утонет в крови… Сука, где рифма?

Антон засмеялся мягким грудным смехом, и по моему телу в очередной раз пробежался табун мурашек.

Я присел рядом с другом, но положил между нами вазочку с чипсами, чтобы не прикасаться к нему ненароком – почему-то касания вызывали у меня реакцию совершенно неадекватную. Я плыл от близости Тохи, и то, что друг этого в упор не замечал, ситуацию лишь усугубляло.

Что-то было определённо не так.

Что-то происходило со мной. Не сегодня. Всю последнюю неделю.

Меня ломало без Антона под боком, а теперь, когда он так близко, меня ломает тоже, потому что я хочу ещё ближе – хотя куда уж тут.

Почему-то мне казалось, что руку на плечо Тоше положить нельзя. Он же, чисто теоретически, может воспринять это как-то неправильно, верно? Может.

Но не воспримет. Он же мой друг.

Так говорил мозг.

Сердце вопило, как оглашенное, что мне лучше идти домой. В смысле, в квартиру Яра. А здесь, у Антона, небезопасно.

Для кого не безопасно-то?

Увлеченный мыслями, я не заметил, как Тоха примостил голову у меня на коленях, а чипсы поставил на пол. Теперь друг мог жрать и даже дразнить меня. Но, блядь, как буду есть я сам?

– Тоох? – зачем-то перешёл на шепот я.

– Чего? – отвлекся от снеков друг, чуть повернув голову в мою сторону.

– А мне чипсы? – так и хотелось добавить: “Ведь я же лучше собаки”. Какого чёрта, так и не понял.

Парень подхватил тремя пальцами несколько чипсин и отправил мне в рот. Я отчётливо почувствовал, как вздрогнул на моих коленях Антон, когда его пальцы на долю секунды коснулись моих губ.

– Ненавижу сметану и лук, – поморщился я. Тоха молчал. – Хотя грибы тоже не очень, если честно. Вот краб – это, конечно…

Друг по-прежнему хранил тишину со своей стороны, и внимательно смотрел фильм. Я склонил голову ближе к его лицу, чтобы как обычно дунуть в глаза, дабы он проморгался и обратил на меня внимание, но Антон оказался быстрее – быстро, но аккуратно положив руки мне на шею, он притянул меня к своему лицу и поцеловал.

Я застыл, даже не поняв толком, что произошло и не пытаясь вырваться. Тоха проводил языком по моим губам и кромке зубов, пальцами массировал кожу на затылке, а я…

Я плыл. От странного, но такого чертовски приятного тянущего ощущения в груди…

А потом меня осенило.

Это ж Тошан, мой лучший друг. Не девушка, согласившаяся “поехать ко мне” и вообще, если честно, не девушка. Мой, сука, друг. Друг-не-гей. И я, блядь, тоже не гей ни разу! Так какого?!…

Разорвав контакт, я отпихнул парня в другой угол дивана, а сам вскочил на ноги, бешено глядя на Антона, который как-то странно сжался, опустив голову.

– Это что было?! – заорал, совершенно забыв, что время уже подходило к полуночи, а посему добросердечная соседка-маразматичка могла бы вызвать наряд полиции.

– Я тебя напугал? – глухо спросил Тоха, не поднимая головы.

– Конечно! Напугал, блядь! Я… я… чуть не… – “возбудился”. Твою ж мать.

– Ага, значит, фильм сегодня выбираю я. “Она”, смотрел? – брюнет, не долго думая, полез к видику, прихватив с собой флэшку со стола.

Я схватил его за руку и, подняв на ноги, хорошенько встряхнул.

– Что. За. Хуйня, – произнёс, чеканя каждое слово.

Антон отвел взгляд, сжав губы в тонкую линию.

Да, где-то я это уже видел… Они с Фроловым случайно не братья, м? Хотя нет, глупо, я б знал.

– Антон! – позвал настойчиво, сжимая пальцы на предплечье.

– Что ты хочешь от меня услышать?! – заорал он вдруг, с вызовом глядя мне в глаза. – Да наебал я тебя, блядь! На-е-бал! Отъебись от меня, я фильм включу, – Тоша вырвал руку, с силой дернув конечностью, и сел около видика на корточки.

– Свет включи, нихуя не видно, – буркнул он тихо, морщась и нажимая какие-то кнопки на пульте.

Выключателем я, конечно, щелкнул. Но обратно не вернулся. Просто вышел в коридор, оделся, обулся – и ушёл.

…– Чуть что случилось – я виноват, – удивлённо рассуждал я сам для себя, изредка пиная мелкие камушки, что попадались мне под ноги. – А он ведёт себя, как недоебанная истеричка – и это нормально! Тоха вообще в последнее время какой-то… не Тоха!

Логика конечно у меня такая… логичная. Кто из нас баба, интересно? Я рассуждаю, как ебанутая сучка, и ещё на друга бочку катить пытаюсь. Охуенно.

– Но, если подумать, при чём тут я? Я вообще просто фильм посмотреть хотел и чипсов поесть, а он целоваться полез. А зачем он полез? Чтобы напугать? Точно нет.

Антон иногда придурок, конечно, но до даунизма у нас не доходило пока. Да и нормально всё было, ничего, как говорится, беды не предвещало. Разговаривали, кино смотрели… Ничего необычного. А он – целоваться.

– Да как так вообще?!

– Эй, парень, закурить есть? – раздался свист из темноты арки, и оттуда вывалились трое упившихся до мюмзиков мужиков – все, как один, бритоголовые, в спортивной одежде.

– Не курю, – проговорил торопливо, ускоряя шаг. В драку с пьяными мужчинами лезть – себя не уважать. И жизнь не любить.

– Парень… Парень, блядь!

Когда-нибудь я поплачусь за свой язык, не подключенный к мозгу, но…

– Я не блядь, дядя, я приличный мальчик, – пропищал тонко, переходя на бег.

Позади раздался топот трёх пар ног и маты вперемешку с хрипами – к бегу “дяди” приспособлены не были, определённо.

Через минут пять всё вокруг стихло почти подозрительно, и я без задней мысли поплелся на остановку.

Подвоха следовало ожидать. Ну какой уебан будет ходить по городу пешком в двенадцать часов вечера? Правильно, никакой, за редким исключением. Собственно поэтому автобусы в городе и ходят до десяти часов вечера. Тащиться на другой конец города пешком было не только лень, а, вспоминая недавний инцидент, ещё и откровенно страшно. Поэтому, слегка посоветовавшись со всеми органами мышления – пятая точка орала дико, что приключений на сегодня уже достаточно – я решил вызвать такси. Но телефон отказался делать и это, высветив на экране имя Тохи. Колебался я секунды две, не больше – и принял звонок.

– Тох?… – начал я, но друг меня перебил:

– Вот что ты за долбоеб, а?! Куда ты попёрся, полуночник хренов?! Верни своё тело туда, где стояло! Чтобы через десять минут был, понял? Иначе я звоню дядьВите, будем искать тебя всем отделом. А потом дружно отпинаем, – не дожидаясь ответа, друг отключился.

А на моём лице расцвела улыбка. Ну вот же он – мой Тоха!

========== Глава 7: “И мед не тот, и пчелы неправильные…” ==========

Забыть “неудачную шутку” Антона оказалось делом затруднительным. Лично для меня.

Нет, ну блядь – просто поцеловал (наебал, простите, это же такие одинаковые по сути своей вещи!) и забыл. А я неделю ходил туда-сюда-обратно, накручивая себя и напряженно думая о том, что раньше меня совершенно не интересовало.

Сам Тоха был спокойнее удава, и ему наши случайные прикосновения не приносили никакого дискомфорта. В отличие от меня. Меня, который почти неощутимо вздрагивал, как идиот, от малейшего касания.

И ведь это началось именно после гребанного поцелуя! Вот зачем? Ну? Заче-ем?!

На самом деле, реакция на Антона была самой меньшей из всех зол, меня окружавших.

Первой, и самой уебищной, был университет. Были те, кто обрадовался возвращению Глубоковских в родные пенаты альма-матер, но не обошлось и без недовольных. Тех, которые начали называть Антона педиком.

“А что, если он с пидором общается – сам пидор!”

Логика, конечно, но…

Они меня пидором называли?!

Да я, блядь, ушатаю их всех когда-нибудь! Когда мышечную массу наращу… Ну, годика так через два… дцать.

Тоха на это вообще не реагировал никак. Почти. Он, чтоб его черти задрали, демонстративно брал меня за руку и вёл куда-то. На это время мой мозг отключался, поэтому осознавал я всё, только когда друг начинал трясти меня за плечи и звать Диню на помощь.