Текст книги "Меж двух огней (СИ)"

Автор книги: _Prince of Darkness_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

…Люсиль сидела на кухне и мычала под нос ту самую колыбельную, леденящую кровь при первых её нотах. Но на сей раз Шарлотта не стала поддаваться на эту уловку и предпочла на мгновение стать глухой, до тех пор, пока не оборвет поющую своим появлением.

Шарлотта осторожно заглянула на кухню, словно боясь потревожить золовку, увлеченно смотревшую на тлеющие в камине угли. Люсиль, как всегда, прямо держала осанку и вела себя горделиво даже в полном одиночестве.

–Почему ты не решаешься войти? – вдруг тихо произносит её голос, хотя обладательница его по-прежнему смотрит на камин и сидит спиной к невестке, которая и в самом деле не могла решиться нарушить одиночество леди Шарп.

–Прости… – вздохнула Шарлотта, беря себя в руки и продолжая делать вид, что все в порядке. -Я никак не могу понять, приятно ли тебе мое общество.

–Общество… – с усмешкой повторила Люсиль, вскидывая черные брови. -Моим обществом всегда был лишь Томас.

Наступила неловкая тишина между золовкой и невесткой, в которой первая ожидала и высматривала реакцию на лице второй. Шарлотта же снова обнаружила себя в тупике, выстроенном из замысловатых фраз леди Шарп, и не знала, что отвечать. Наконец Люсиль вывела её из этого положения:

–Как вы провели время в городе?

–Прогулка пошла нам на пользу. Мы забыли о тревогах, которые охватывают нас в стенах этого дома. Очень жаль, что ты отказалась поехать с нами, – Шарлотта робко позволила себе настроиться на обычный разговор, какой бывает между сестрами или близкими подругами.

–Тревоги скоро пройдут, дорогая, нужно лишь немного потерпеть. Я заметила, что Томас очень сильно изменился с тобой. Думаю, что он даже счастлив… – последнюю фразу Люсиль произнесла как-будто с болью, что была где-то глубоко в душе и вот сейчас отразилась в словах, давая себе волю. Шарлотта не могла упустить из виду такой явный и довольно странный признак этого признания.

–Наверное, тебе виднее, так ли это на самом деле или нет. Ведь ты видела и знала, каким он был до знакомства со мной, ты была с ним рядом всю жизнь.

–Да, ты права. Только я была с ним рядом по-настоящему. Он больше никого не любил. А вот сейчас он любит тебя и очень боится тебя потерять. Правда… меня он боится потерять ещё больше, – Люсиль теперь не смотрела в глаза невестки, а устремила взгляд на потухший камин. Шарлотта же пока не видела сути в словах золовки и на этот раз не стала тупо слушать её странные речи.

–Но почему он должен терять кого-то из нас? – Этим вопросом она сумела обратить на себя внимание Люсиль. Зеленые глаза леди Шарп отражали боль, она была почти незаметна под слоем равнодушия, однако её мелькающая тень изредка предательски выдавала себя.

–Потеря неизбежна, Шарлотта. Мы всю жизнь с ним кого-то теряли. Сначала отца, а потом мать…

–Да, Томас рассказывал мне…

–Он помнит не все, – вдруг оборвала Люсиль, а после наклонилась ближе к невестке и почти прошептала: -Правда гораздо страшнее, чем в его детской памяти.

Уже стояла глубокая ночь, когда Алан МакМайкл изучал дополнительную медицинскую литературу в старой библиотеке. Глаза его уже слипались, а на ум ничего не шло, все прочитанные им главы оказались пущены по ветру, который не оставил в его памяти не единого следа. Все мысли были загружены только Шарлоттой, чье лицо у него до сих пор стояло перед глазами. Он чувствовал ещё на её свадьбе, что не все гладко в жизни этого странного баронета, и теперь это поняла и сама Шарлотта. Однако она его любит, любит все так же сильно, как и в последний раз, когда Алан видел её, и даже больше, только вот что-то подсказывало ему, что девушка не так счастлива замужем за Шарпом, а о причинах этого можно было только гадать.

Минуты и часы тянулись, а Алан все размышлял, то противоречил сам себе, то убеждал себя, что у Шарпов временные трудности с домом, которые в скором времени ещё не прекратятся, и поэтому особо не порадуешься. А после этого убеждения на ум приходили тысячи отрицаний и все начинало путаться в голове. В конце концов Алан решил как-то отвлечься от этой темы.

Библиотека была сегодня полностью в его распоряжении и он решил поискать что-то о достоянии графства Камберленда, узнать побольше об этом холодном местечке на севере Англии. Мужчина отыскал в ящике множество старых газет и вырезок из них, сообщающих о важных событиях. Целая кипа старой бумаги, пожелтевшей от старости рассказывала лишь о местных судебных разбирательствах, о постройках, о выдающихся личностях, прославившихся добрыми делами или преступлениями. И вот ему под руку подвернулась одна из последних в стопке газета, что была свернута вчетверо. В измятой и пожелтевшей бумаге он рассмотрел оглавление, что было выделено огромными буквами и звучало так: “Страшное убийство в Аллердейл Холле”.

Одно только упоминание этого поместья в ту же секунду напомнило ему о Шарлотте. Алан принялся читать статью, из которой выяснилось, что леди Шарп была зверски убита в своей ванне. Убийца, которого, кстати, не нашли, проломил ей голову топором, расколов череп на две части. Кроме этого ещё больше ужасал тот факт, что в доме при этом находились только двое маленьких детей…

Правда могла бы быть настолько чудовищной, что это даже не укладывалось в голове, и Алан тут же отвел её от себя, ибо такое просто было невозможно. Он смотрел на изображение старой женщины с топором в голове, лежащей в кровавой ванне, смотрел на двух сирот, которые в итоге попали в детский пансионат, и с ужасом понимал, что Шарлотте вряд ли об этом известно.

========== Нелегкий выбор. ==========

Эта ночь была мучительной, Шарлотте с огромным трудом удалось пережить её. Она с нетерпением ожидала утра, она молила его скорее взять власть над ночной тьмой и осчастливить мученицу своим светом. Она молила каждый раз, когда распахивала глаза в пробуждении от страшного сна и едва ли не со слезами в глазах бросала взгляд на окно, сквозь которое безжалостно её приветствовала все та же бесконечная ночь. Шарлотта устало опускалась на подушки и вновь прикрывала глаза, за ничтожно маленькие секунды она засыпала, и в мире снов её встречали те страшные окровавленные жители Аллердейл Холла. Среди них была Люсиль, среди них был он… Томас был так далеко, она не могла подойти к нему – путь между ними словно был непреодолимой пропастью с кишащими в ней духами прошлого. Она зовет его, надрывая собственный голос, а он лишь безразлично покидает её.

Этот кошмар длился так же долго, как и эта ночь. Шарлотта металась из стороны в сторону, и только когда первые отблески утра появились в непроглядном тучном небе, она сомкнула усталые глаза и в спокойствие заснула. Дурные мысли и кошмарные сны, словно вампиры, испугавшиеся дневного света, отступили и растворились в темных уголках сознания, покорно дожидаясь ночного часа, когда вновь можно будет напасть на свою пленницу и уничтожить её изнутри.

…Шарлотта разомкнула глаза, когда дневной свет основательно занял комнату, врываясь через окно. Белокурая девушка медленно повернула голову на другую половину кровати – мужа рядом она не увидела. Подушка его была холодной, что говорило о его давнем пробуждении. Шарлотта с грустью посмотрела на узорчатую простыню, проведя по ней ладонью, а после чуть приподнялась на подушках. Голова была словно ватной, в ушах слышался шум, а глаза по-прежнему слипались, как в самые поздние ночные часы. Однако утро упрямо напоминало о себе, и Шарлотта должна была отдать ему должное и в благодарность за его наступление обязана была бодрствовать, отвлекаясь от страшных снов.

Только вот вчерашнее плохое состояние пожаловало вместе с долгожданным утром, и Шарлотта ощутила тошноту, которая слишком быстро превратилась в рвотный спазм. Первая мысль после этого неприятного утреннего происшествия – отравление. Его Шарлотта вполне допускала, учитывая, что в лютом холоде и гнилых условиях этого дома продукты могли быстро потерять свою пригодность. Стало легче, и миссис Шарп быстро забыла эту неприятность, почти не обратив на это особого внимания.

Внезапно мысли её вернулись к вчерашнему разговору с Люсиль. Снова эта надоевшая загадка и совершенно ничего нового. Кажется, что золовка с каждым разом все подбрасывала дров в камин, а как только огонь разгорался, она тут же успокаивала его, слегка плеснув водой. Она заставляла свою невестку посидеть в клетке, которая оказывается гораздо хуже тюремной камеры, которая заставляет метаться не только тело из угла в угол, но и сознание. Нет ничего хуже, чем недосказанная тайна, которая, как Шарлотта уже успела понять, если раскроется, то не принесет с собой ничего хорошего.

Помимо всего этого её поджидали надежно спрятанные письма, адресованные Изабель Локвуд, которые она забрала из шахт, но прочитать пока так и не решилась. Она все откладывала это занятие, как будто боялась, заглянув в них, узнать что-то из рамок вон выходящее. И вот сейчас она снова пытается отвлечься от мысли о чужих письмах, заставляет себя сперва найти более важные, по её мнению вещи, вещи на данный момент и отправляется приводить себя в порядок.

Утро было бы совсем одиноким, если бы не шумный песик Люсиль, который неугомонно бегал по пятам за новой хозяйкой дома и время от времени гонял свой мячик, наполняя при этом гнилые холодные комнаты звуками жизни.

Люсиль не было ни в гостиной, где она обычно по утрам любила проводить время сидя за роялем, ни в кухне, где в казанке от дикого холода засыхала вчерашняя каша. От запаха пищи Шарлотту воротило, а состояние скованной холодной каши и вовсе отбило всякий аппетит. Поэтому девушка обошлась чаем, который заварила сама. Не было желания оставаться на кухне – холод ненавистно терзал её тело, защищенное лишь домашним одеянием, подол которого стелился по полу и был влажным от сырости. Шарлотта поднялась обратно в спальню в сопровождении своего милого папильона-спутника. Чай и уютная комната словно вернули её к жизни, однако вслед за этим вновь вернулись мысли о тех злосчастных письмах. Время было подходящее: рядом никого и никто не мог помешать. Однако первое письмо, которое Шарлотта взяла в руки, было от поверенного из Бостона. Она открыла его в спешке, заранее зная, что прочтет в нем.

Буквы, выведены на редкость красивым мужским почерком, складывались в вполне знакомые и ожидаемые слова. Они гласили о том, что все имущество Мунн может в одночасье перейти к Томасу Шарпу по желанию законной владелицы, от которой требуется лишь подпись. Не задумываясь не на секунду, Шарлотта с огромной радостью оттого, что наконец-то может быть полезной мужу, и в то же время несколько печально от воспоминаний далекого прошлого, поставила свою подпись, которая элегантно смотрелась в своей графе.

Для миссис Шарп это действительно было радостной новостью за последние дни. Это значит, что уже совсем скоро Аллердейл Холл можно будет буквально вытащить из омута, в который он медленно проваливается. Ей не терпелось сообщить Томасу о том, что вскоре их жизнь наладится и можно будет наконец подумать о создании полноценной семьи, чего оба они очень хотели.

В это время Томас Шарп в очередной раз запустил свою машину, и сегодня его надежды оказались не напрасными. Они наконец перестали быть иллюзиями и воплотились теперь во что-то реальное и удачное. Последняя деталь была именно той необходимой для полной ходовой работы необычного механизма Томаса.

–Ферди, по-моему все идет отлично! – крикнул молодой баронет своему помощнику.

–Все верно, хозяин, – отозвался тот, но его хриплый голос был заглушен громким шумом комбайна.

Томас спрыгнул с подъема на землю, чтобы со стороны взглянуть на свое творение, над которым он так долго, тщательно, и усиленно работал, чтобы довести до ума. Наступление холодов его уже не пугало, по крайней мере сейчас от волнения и переполняющей радости он ощущал жар, словно стоял под лучами палящего солнца.

С замирающей улыбкой мужчина любовался слаженной работой машины и совсем не заметил, как на снегу буквально по его следам ползло нечто похожее на кровь. Оно медленно, но верно расползалось, однако так и оставалось незамеченным или вновь заметенным снегом, но в итоге все равно пробиравшемся сквозь. Точно так же Томас не заметил, как приблизилась Люсиль. Она встала рядом, и брат в радости своей крепко обнял сестру за плечи.

–Люсиль, она работает! Без остановки уже целый час. Теперь наши дела пойдут в гору, – говорил Шарп, с блеском радости в глазах глядя на недовольную девушку, которая с кислой миной обняла брата, а мыслями словно была далеко. -Мы добились успеха, Люсиль. Хочется скорее обрадовать Шарлотту. Даже не вериться, что мы это сделали, – облегченно говорил баронет, будто не замечая некого упрека в глазах сестры.

–Я очень рада, – холодно наконец отозвалась девушка, – но меня гораздо больше волнует то, что бумаги твоя жена ещё не подписала, а ведь ты говорил, что её поверенный их уже прислал.

–Снова ты об этом… – Томас отвел сестру в сторону, чтобы их разговор не услышал Ферди или кто-то ещё из бригады рабочих.

–Я забочусь о нашем благополучии, Томас. Ты должен поторопить её с подписью. – Это скорее была не просьба, а приказ. Женский тон, порой бывающий нежным, звучал словно сталь. Шарп молчал, решаясь раз и навсегда открыто высказать свою точку зрению по этому поводу, которая полностью противоречила мнению Люсиль.

–Я не буду делать этого. Скажу тебе больше: мне надоело зависеть от кого-то, мне надоела та жизнь, которая была у нас с тобой. Я хочу добиться всего сам, и у меня начинает получаться. Я хочу обеспечить будущее своей семьи.

–Семьи! – колко повторила Люсиль. -А обо мне ты подумал?

–Все мы – семья. И теперь у нас все получится, дай мне ещё время.

–Я уже устала выжидать время. Это может продолжаться бесконечно. Зачем тянуть? Ведь её денег нам хватит, чтобы мы наконец смогли покончить со всем этим и на всю жизнь остались обеспеченными.

–А что потом? Ты в очередном своем припадке убьешь мою жену?

Волна гнева обрушилась на Люсиль и четко просияла в зеленых глазах. Слова мигом растерялись, а вот эмоции необходимо было выплеснуть, что и сделала девушка, угостив брата обжигающей пощечиной.

–Не смей со мной так разговаривать!

Понурив голову, чувствуя за собой явную вину, Томас не решился поднять глаза на старшую сестру. Её пощечина ранила его так же больно, как её ранили его намеки. Им обоим было тяжело с самого детства, но Томас знал, что гораздо тяжелее было именно Люсиль, принимающей на себя все удары и наказания, защищающей его от грязи внешнего и внутреннего миров. До этой поры никого дороже Люсиль у Томаса не было, и только к ней он испытывал любовь, благодарность, только за неё нес ответственность и только её защищал, несмотря на все те страшные деяния, совершенные ею. Но теперь в его жизни появилась Шарлотта – девушка, которая заняла точно такое же положение в его сердце, как и сестра. Выбирать между ними для него есть невозможное, с обеих сторон он сталкивается с надеждой, любовью, лаской, долгом, надвое делит свое сердце, за неимением второго такого органа, чтобы можно было раз и навсегда положить конец этой душевной борьбе. Сейчас он виновато опустил голову, не смея взглянуть в лицо сестры и знал, как в прогнивающем доме по нему скучает и за него тревожится его жена.

–Если не сделаешь то, что я велю, то Шарлотта очень быстро узнает о том, кто убил её отца, поверь, я расскажу об этом в самых ярких красках, – добавила Люсиль, словно не слова это были, а смертельный удар в самое сердце.

–Нет, ты не можешь… – процедил Томас, вызывающе глядя на сестру. -Если бы я этого не сделал…

–Я знаю. И я благодарна тебе. Так что не заставляй превращать мою благодарность в оружие, Томас. – Она безжалостно прогибала брата под себя и так же безжалостно сейчас развернулась и пошла прочь, ставя его перед нелегким выбором.

Шарлотта в это время по-прежнему находилась в одиночестве, и мысли о письмах не оставляли её. Наконец она решилась больше не тянуть с этим. Предварительно закрыв дверь в спальню, а перед этим убедившись, что рядом нет Люсиль, она смогла открыть свой тайник в виде личного чемодана, где все ещё лежали её личные вещи, для которых она пока не нашла применения – это были мелкие украшения и нижнее белье, а на самом дне, под всеми этими безделушками, хранились три заветных конверта с прописным именем Изабель Локвуд.

От них все ещё пахло сыростью и глиной. Похоже, что они пролежали в шахте долгое время вместе с остальными вещами, которые по непонятной причине выкинули туда, как ненужный отход.

Шарлотта уселась за письменный столик и при дневном свете, бьющем сквозь окно, ставни которого уже опутали вросшие сорняки, принялась открывать первый конверт. В нем она обнаружила аккуратно сложенный документ о переводе крупной суммы денег на имя сэра Томаса Шарпа. Сумма была выручена за продажу земли в Вашингтоне. Какие-то бесконечные цифры занимали строки, от которых в голове все смешалось, а после в этот круговорот добавилось странное волнение. Шарлотта отложила данный документ и дрожащей рукой потянулась к следующему письму. Оно обещало лучше прояснить ситуацию и раскрыть личность по имени Изабель Локвуд.

Итак, второе письмо было адресовано девушке от её матери, и это было ясно с самых первых строк “Дорогая дочка”. Шарлотта принялась читать далее, почерк был трудно разборчив, буквы плясали, и иногда она с трудом могла понять написанное слово. Однако суть была ясна, как день. Шарлотта, прочитав письмо, откинулась на спинку кресла и задумчиво уставилась в пустоту: ни единой мысли не возникало в голове. Тогда она решила повторно пробежать по нему глазами, пытаясь уловить то, что возможно стремительно ускользало от неё прочь.

“Дорогая дочка.

Ты совсем забыла о нас с тех пор, как вышла замуж за того британского джентльмена. Он увез тебя в чужую страну и, кажется, ты отстранилась не только внешне, но и внутренне. Мы очень скучаем по тебе и ждем от тебя хоть строчку вот уже три месяца. Ты не ответила нам ни на одно письмо, поэтому я беспокоюсь: уж не случилось ли с тобой что-то худое.

Очень надеюсь, что с тобой все в порядке и ты счастлива в замужестве с этим странным человеком, который так привлек тебя и отнял у нас. Однако я чувствую себя все хуже с каждым днем и не знаю, от тревоги ли это или возраст берет свое, а может быть все вместе давит на меня так, что сейчас еле могу держать в руках перо и выводить корявые буквы, ибо силы в руках почти нет.

Не знаю, сколько ещё мне Господь отвел лет на этом свете, но очень надеюсь, что ты приедешь со своим добрым мужем и навестишь меня. Мое единственное желание напоследок – увидеть тебя, моя Изабель, или, если приехать не сможешь, то хотя бы строчку напиши, дай знать, что жива ты и здорова. От речи твоей, пусть и изложенной на бумаге, мне станет легче.

С любовью. Мама.”

От самой первой буквы и до самой последней Шарлотта внимательно прошлась взглядом. Ей стало не по себе от теплых слов больной матери, которая ждет возвращения своей дочери. Но куда хуже было осознать, что дочь этой женщины, по всей видимости, бывшая жена Томаса Шарпа. Об этом легко было догадаться, судя по датам на конверте, и ошибки быть просто не могло. Эта девушка или женщина до Шарлотты носила фамилию Шарп и жила в этом доме, но куда же делась теперь? Что с ней произошло? Куда она ушла, оставив при этом здесь все свои вещи, не прочитав ни одного письма от родных? И самое главное – почему Томас никогда не рассказывал о ней?

Этих вопросов можно было развить до трехзначного числа, и ни на один ответа не находилось. Было невообразимо сложно уложить все эти новые открытия в своей голове, ещё сложнее было собрать из всех этих кусочков целую картину и понять, что все же произошло в Аллердейл Холле в 1897 году.

Шарлотта понадеялась, что в третьем письме она найдет ответы хотя бы на часть из тех вопросов, что выстроились в уме в огромный, длинный список. Однако надежды оказались пустыми. Третье письмо лишь усугубило ситуацию и добавило к накопившемся вопросам ещё и жуткую атмосферу. Оно было написано Мэри – сестрой Изабель. Строчки на бумаги отражали скорбь и слезы, оповещая о том, что их матушка скончалась, так и не дождавшись визита или хотя бы ответа дочери. Мэри описывает, что всякую обиду затмевает глубокая печаль, и поэтому сложно выразить в письме, насколько она злиться на сестру за такое равнодушие. Письмо заканчивается мольбой о визите, и Шарлотта понимает, что и это не было услышано и даже прочитано, так как печать на конверте не взломана, соответственно и письмо до сего момента никто не брал в руки. Все это начинает запутывать бедную девушку ещё больше и она не может понять, что чувствует: страх или злобу.

Спустя немного времени размышлений Шарлотта отбрасывает бессмысленные обиды и осуждения в адрес Изабель Локвуд, так как причин, по которым она не смогла прибыть к своим родным, не знала, но что-то подсказывало ей, что причины те были настолько существенными, что их легко можно было счесть за оправдание. С другой стороны что могло помешать дочери приехать и проводить мать в последний путь? Может эти письма спрятали от неё и она просто не знала? Но почему же не писала сама? И вообще, кто так жестоко мог поступить с ней?

–Это немыслимо… – наконец произнесла Шарлотта, резко поднимаясь с кресла. Девушка решила оставить поиски ответов, которые в данный момент просто неоткуда было взять, и твердо решила, что разговорит супруга сегодня вечером.

В это время сам Томас все размышлял над словами сестры и все больше убеждался, что этот бесконечный цикл кошмаров пора заканчивать. Он отчасти понимал, какие могут быть последствия, когда Шарлотта подпишет документы и её состояние будет принадлежать ему. Страшные воспоминания заняли свои прежние места в сознании, перед глазами возникали чудовищные картины с оттенками крови. Каждая мелочь рвалась в память и назойливо маячила в воображении.

“Нет! Нет! Только не вспоминать! Никогда! – заставлял Томас себя.” Но все его моления оставались неуслышанными собственным рассудком, памятью и совестью. У него словно помутнело в глазах, и тогда в стремлении сбежать и скрыться от внутренних голосов, среди которых существовали и те, что уже никогда не заговорят в этом мире, Томас схватил рукой горстку ледяного, рассыпного снега и умылся им словно родниковой водой. Уставившись в пустоту, оставив на щеках белые снежинки, которые немедленно начали таять и превращаться в слезы, баронет заставил воспоминания отступить, а совесть замолчать. Только позже он случайно взглянул на свои пальцы и увидел на них кровь, вернее что-то напоминающее кровь. Она сочилась из-под снега, она хлынула потоком в том месте, откуда он зачерпнул его рукой. Будто бы оторван был кусок живой плоти… Вся эта картина показалась Томасу такой двусмысленной, и если бы не здравый смысл и закаленная душа, привыкшая к боли, он бы давно сошел с ума…

Он знает, что он совершил однажды… И только тогда он по-настоящему почувствовал себя монстром. Отец Шарлотты был на волоске, и Томас без удовольствия, но из надобности был вынужден оборвать его. Он запачкал свои руки в тот день, и кровь с них он не отмоет никогда… И пусть его намерением было лишь спасти свою сестру, оправданий он не мог отыскать для себя. И вот теперь шанс все исправить появился, и жизнь любимой жены Томас сбережет.

Он решился. Он должен, обязан все рассказать ей, как бы не было это сложно. И хотя Томас понимал, что после подробностей его прошлого вряд ли мечтательное будущее рядом с Шарлоттой когда-нибудь станет реальностью, он не видел другого выхода из ситуации… Подумав так, он в ту же секунду осекся: а как же Люсиль? неужели он не сохранит её тайну, как клялся сделать это? Все началось сначала: мысль за мыслью, решение за решением, но толком ничего…

Серое небо постепенно начинало темнеть, а тучи все неустанно набегали из холодных краев, неся с собой новые метели. Ближе к ночи ветер стал усиливаться – об этом возвещали громыхающие ставни в комнате, которые были плотно закрыты, но настолько непрочны, что ветер мог легко при более мощном своем порыве просто снести их. На чердаке слышался шум и грохот, казалось, что стены выли от дикого холода, дом скрипел и скрежетал. Шарлотта боялась, что сейчас он просто начнет разваливаться, хороня под своими обломками все свои тайны и их тела. Но минуты за минутами бежали по пятам – и все оставалось как прежде: ветер смеялся, а дом сотрясался.

За окном возвысилась непроглядная ночь, превращая голые деревья в призрачные тени, что маячили на белом снегу. Вокруг не было ни одного огонька, ни фонарика, который пролил бы свет в душу безжалостной ночи, бескрайние заснеженные поля напоминали собою замерзший океан, который на самом горизонте сливался с небом и превращался с ним в одно целое, неразделимое, вечное. Въездные ворота, подобно каменным стражам, прочно стояли в разгулявшейся снежной пурге и, казалось, с огромным усилием держали на своих твердых плечах вывеску “Аллердейл Холл”, которая дребезжала при неоднократных порывах ветра.

Шарлотта с содроганием смотрела в окно, а после загородила его шторами, лишь бы не видеть этот ужас и не представлять бедолаг, которые могли оказаться без крова в такую бурю. Укутавшись потеплее в свой халат, она уселась перед камином на кресло и бездумно уставилась на огонь, который, как ей казалось, уже не грел её. Холод этого места настолько вжился в её крови, что даже жар пламени не помогал избавиться от него. А вместе с тем печальные мысли налетели, подобно летучим мышам, вырвавшимся из своего убежища на ночную охоту.

В глазах девушки плясал огонь, волосы принимали золотистый оттенок, а на щеке застыла блестящая слезинка, которую она поспешила стереть, когда Томас зашел в комнату. Он без слов приблизился к жене и подарил свой мягкий поцелуй, только вот ласка эта показалась Шарлотте чуждой, настолько ледяной, что от неё пробежали мурашки. Он обманывает её или она заблуждается в своем недоверии? Кто он? Разрушительное чувство, когда тебе кажется, что ты совсем не знаешь любимого человека и боишься предположить, что он скрывает в своей душе на самом деле.

Томас был взволнован, но уже хотел было начать разговор, как вдруг услышал ненавязчивый вопрос жены, заданный приятным, слегка застенчивым тоном:

–Я могу у тебя кое-что спросить?

–Конечно, – отозвался Томас.

–Кто такая Изабель Локвуд? – Задав вопрос, Шарлотта внимательно посмотрела на лицо супруга, пытаясь понять его реакцию. Кроме растерянности она не увидела ничего, потому как попала своим вопросом точно в цель, не зная этого.

–Откуда тебе известно это имя? – сперва решил выяснить Томас.

–Я случайно оказалась там, куда ты запретил мне ходить. Там я нашла эти письма, – Шарлотта вынула три конверта из-под диванной подушки. На лице баронета было написано, что эти письма для него – не открытие. Он знал об их существовании, но никогда не вскрывал их и не заглядывал внутрь, поэтому сейчас его сердце замерло в волнительном предвкушении оттого, что Шарлотта могла узнать то страшное прошлое, от которого Томас хотел её уберечь. Стараясь унять дрожь и никак не выказать своего нездорового волнения, мужчина взял письма и прочел их одно за другим.

–Думаю, ты уже успела понять, что эта девушка была моей женой. Она была американкой. Мы познакомились с ней, когда вместе с Люсиль приезжали в Вашингтон.

–Почему ты никогда не рассказывал мне о ней?

–Я не считал это нужным. Прошлое есть прошлое. Или это бы что-то изменило тогда? – осторожно задал вопрос Томас.

–Нет, не изменило бы, – ответила Шарлотта без колебаний. -Но почему все так? Почему она не отвечала на письма своих родных и даже не читала их? Я отыскала их запечатанными.

С ответом на этот вопрос было гораздо труднее определиться, если углубиться в прошлое и вспомнить, что письма от Изабель к родным Люсиль никогда не отправляла, хотя девушка просила её об этом не раз, а письма из Америки надежно были спрятаны от их получательницы.

–Я не знаю… Изабель никогда не делилась со мной своими проблемами. После того, как мы переехали в Аллердейл Холл, она из открытой и веселой девушки превратилась в загнанное, замкнутое существо. Мы часто ссорились с ней, и со временем наши чувства угасали… Мы перестали понимать друг друга, стали чужими. – Томас говорил эти слова, в коих находил действительный смысл, а в голове держал всю правдивую историю Изабель Локвуд: по прибытию в Аллердейл Холл с бедной девушкой начали происходить странные вещи, она словно постепенно сходила с ума, боялась собственной тени и собственного голоса, она постоянно говорила о каких-то шорохах, о тенях, которые жили в стенах этого дома; она много раз писала своим родным, пока была в состоянии держать в руках перо, много раз собирала свои вещи в надежде сбежать, но она была не в состоянии сделать это. Перед тем, как прекратить её мучения, Люсиль заставила её подписать документы на передачу земли, а после этого повесила бедную девушку в библиотеке.

–Где она сейчас? – вновь с осторожностью спросила Шарлотта, будто боялась задеть этим вопросом какие-то давно уснувшие в горе струны души Томаса.

–Умерла, – только и смог ответить он, – покончила с собой. -Было тяжело в воспоминаниях пережить все это и не сметь открывать рта, чтобы озвучить, что творится в памяти. Нет… Он не может сказать правду. Решиться оказалось гораздо легче, чем сделать…

Шарлотта побледнела от такого трагичного конца короткой и странной истории, даже не подозревая, что это была лишь одна из них. Вторую Томас держал в голове и хотел было начать её, как вдруг девушка нарушила повисшую тишину:

–Прости меня. Прости, что пришлось напомнить об этом. Я даже не предугадывала такой драматический конец, – девушка подсела к мужу и прижалась щекой к его плечу. Догадывалась ли она о том, что он приготовил для неё продолжение, и поэтому остановила его? Или, быть может, за своей кротостью, жалостью и боязнью лишний раз ранить любимого, она даже не заметила его желания продолжить? Как бы там не было, у каждого из них был сейчас свой страх: она – боялась и не хотела даже думать о том, что прошлое супруга может таить в себе бесчестные и безнравственные поступки, а он – боялся даже намеком выдать, что это действительно так.

–Томас, у меня для тебя есть новость, – с этими словами Шарлотта поднялась с места и бесшумными шагами прошла к столику. К Томасу она вернулась уже с свернутой бумагой в руках и легкой улыбкой на губах.

–Что это? – муж поднял на неё удивленные глаза.

–Это то, что поможет нам всем.