Текст книги "Хроники тонущей Бригантины. Остров (СИ)"
Автор книги: Зоя Старых
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
20
Успокоиться и потерпеть – это тоже способ контролировать ситуацию. Мартин всегда именно так и думал, даже когда в этой самой аудитории Ян в первый раз несильно ударил его и, прижав своим весом, распластал на столе. Тогда он опрокинул чернильницу, пятна потом обнаруживались в самых необычных местах. Некоторые еще и не отмывались, потому что на самом деле были синяками.
Аудитория именно та. На втором этаже, третья от лестниц. Большая, даже слишком, в такой могли уместиться студенты со всей академии и еще осталось бы место для их родителей. Студентов не было, свет не горел, и Мартин мог рассмотреть от силы три-четыре яруса пустых, неряшливо составленных парт.
Была глубокая ночь, над чуть присмиревшим морем, облепленная полупрозрачными облаками, плавала небольшая, сырная луна. Ее слабые отсветы рисовали квадраты со скругленными уголками на замусоренном полу аудитории.
Кричать было бесполезно.
Кричали по всему зданию, от боли, страха и отчаяния, то есть его крик не будет ничем отличаться. Тифозные часто орут, очень уж страшные приходят галлюцинации. Что поделаешь. Он сам же сегодня прошел мимо одного такого, не удосужившись заглянуть на шум. Так и теперь никто не заглянет к нему, да и кто сунется на второй этаж, закрытый и безнадежно изуродованный.
Мартин проснулся в этой аудитории десять минут назад, если верить оглушительно громко тикавшим часам над доской. Они были такими большими, что даже в полутьме видны стрелки – часовая на двух, минутная на двадцати пяти.
Восемь минут назад поднялся, семь минут назад окончательно убедился в том, что дверь заперта снаружи. Пять минут назад вернулся на трибуну, но сел не за свой стол, а под него, привалившись спиной к боковой стенке. Глупая, бесполезная попытка спрятаться.
Второй этаж, над ним – еще один, пустой. Даже в медкабинете никого нет, потому что Яска тоже где-то кричал боли, а Кари Сорьонен спал в своей башне.
Мартин стал смотреть в окно. Выпрыгивать из него не стоило – с этой стороны учебный корпус стоял почти у обрыва, конечно, огороженного каменным с коваными вставками забором. Забор покосился, но стоял. Самоубийца рисковал умереть не от удара об землю, а жуткой смертью посаженного на кол.
Ругать себя за неосмотрительность Мартин не стал. И за то, что не остался с доктором – тоже. Даже так, запертым в пустой аудитории, словно недоеденная пауком муха, прилипшая к паутине, было правильнее. Это он, по крайней мере, заслужил.
Мартин чувствовал себя неплохо. Неудивительно, ведь в самый разгар приступа он получил-таки таблетку. Только странно – с собой он лекарств не брал, рассчитывал вернуться до того, как понадобятся. Значит, нашлась пилюля у Яна. Мог быть он настолько предусмотрительным?
И что значило его поведение? Мартина мало интересовало, как на самом деле к нему относится Дворжак, но знать это было все-таки необходимо. Только так можно избежать хоть части опасности. А лучше избежать вообще всей, но для этого следует выбраться из заточения и вернуться в единственное безопасное место. Тем более что больше идти все равно некуда.
– Ой, мамочка, да как же это? – взвыл кто-то на четвертом, да так громко, что размякший портрет Аристотеля жалостливо пошатнулся, словно сочувствуя. А крики даже слишком слышно. От этого страшно, потому что собственный вопль будет куда тише, воздуха много вокруг, но в легкие он попадает так, словно забыл в них дорогу.
Мартин поднялся.
Зачем Ян оставил его здесь?
А зачем паук оставляет муху в паутине?
Чтобы вернуться и съесть.
Мысль эта, яркая и образная, стоила не только обдумывания, но и немедленного действия. Потому что разжалобил один раз – еще не значит, что заставил окончательно простить. Мартин оглядел аудиторию еще раз. Парты, раскисшие бумаги, покосившиеся портреты, прикрепленные к стенам канделябры… Ничего годного вместо осадного орудия. Разве что этот стул, вроде бы крепкий, но дверь вызывала все-таки больше уважения.
Тяжелый, мореный под красное дерево стул Мартин все-таки приволок к выходу, но сразу атаковать не стал. Успешно будет или нет, но громко – точно. Мартин прижал ухо к двери. Стало слышно шум моря, какой бывает, когда прислушиваешься к твердым предметам, крики и стоны, которые, очевидно, просачивались через лестницы, стали отчетливей. На секунду еще показалось, что кто-то быстро и уверенно шагает по коридору. Потом понял – это сердце, разумеется, в ушах. На всякий случай подождал еще немного. Часы методично дергались, не давая забыть о времени.
Мартин поднял стул, примерился. На несколько ударов его хватит, главное не раскашляться и не уронить на себя же.
– За свободу!
Получилось не просто громко. Оглушительно. Кажется, даже искры полетели от металлической ручки, что-то погнулось, что-то хрустнуло, Мартину ощутимо врезало по рукам. Еще разок!
Стул разломился, у Мартина осталось странное одноногое орудие с гардой из спинки. Он замахнулся снова.
21
О том, что входить в комнату больного не стоило, Ян подумал уже задним числом, когда увидел, что Яска скорчился в кровати, вроде бы и не орал, но выглядел прескверно. Волосы его совершенно промокли от пота, а глаза почему-то совсем выцвели, и радужки не разглядеть на покрасневших белках.
Вот оно как, странно и по-настоящему. Врач – излечи себя сам. Если получился. Судя по виду Яски – это вряд ли.
Правильнее всего было бы уйти поскорее. И руки помыть. Они зачесались почти ощутимо.
– У тебя тоже тиф что ли? – уточнил Ян.
– Сам видишь, – на удивление внятно проговорил Яска. – Так что лучше не подходи.
– А то что?
Ответа не последовало, но Ян невольно сделал шаг назад. Кто знает, не взбредет ли насквозь заразному Яске в голову кинуться на него.
– Ладно, не буду, если не хочешь, – сказал Дворжак. – Я по делу пришел.
И вообще-то хотел задать много вопросов. Найти докторского приспешника в таком виде в его планы не входило. Хорошо еще, Яска кое-как мог разговаривать, а не выл день и ночь напролет.
– Дай воды, раз пришел, – велели из кровати.
– Где?
Впрочем, он и так видел. Кувшин стоял на подоконнике, рядом с ним – стакан, несколько заляпанных непонятно чем тетрадей, книги по ботанике. Такое впечатление, что Яска невольно пытался воспроизвести в своем жилище обстановку родного медкабинета.
Ян налил воды, подошел к больному и поставил стакан на пол. Передавать из рук в руки брезговал. Хотя, окажись на этом месте Мартин…
– Яска, ты мне должен сказать, – начал Ян.
Виртанен жадно глотал питье, хотя не похоже, чтоб оно хоть как-то облегчало его страдания. Наконец, поставил стакан, растер стекавшую по подбородку воду по всему лицу, пытаясь охладиться. Покончив с этим, он выжидательно посмотрел на Яна.
Того мороз подрал по коже. Он уже видел этот взгляд, пустой, усталый и спокойный много раз. И нисколько не мешало обнаружить эту схожесть то, что глаза у Яски были воспаленные и будто бы рыбьи, а у Мартина – всегда темные, словно потухшие угли. Но с углями проще – подуй на них, кочергой повороши – и сверкнет искорка пламени, а там и до целого костра недалеко. Но Мартин был другим с самого начала. В его глазах не было жизни, не было огня, не было даже малейшего проявления хоть чего-нибудь. Ян согласился бы и на ненависть.
– Знаешь, – тихим голосом проговорил Яска. – Вот до чего хорошо было, пока ты не свихнулся на своем Мартине.
– Откуда ты знаешь? Мы же не разговаривали тогда, – Ян сначала сказал, а потом подумал, что мелет чушь.
Яска фыркнул, подтверждая, что упомянутое Яном положение дел его вполне устраивало.
– Наш уговор в силе, – добавил он, пока Ян подбирал то ли слова, то ли объяснения. – Но я сейчас мало что могу.
– Не везет, – посочувствовал Ян. – Ну, он хоть тебя лечит, радуйся.
– Зато у тебя вид, будто с похорон, – оскалился Виртанен.
Оказывается, это было заметно даже полуослепшему, полуоглохшему от жара и боли Яске. Ян нахмурился, пытаясь поскорее убрать с лица задумчивое выражение, появиться на людях с которым было равносильно прогулке без штанов на большой перемене.
– Да поздно, – Яска не иначе как пользовался дарованной болезнью неприкосновенностью. Ян подумал о дворовых шавках, тех, что выглядывают из подворотни и облаивают, но только если уверены, что объект их домогательств не слезет с лошади и не поддаст под мягкий, уязвимый живот сапогом. Когда была возможность, Ян предпочитал убеждать собак в обратном. С людьми тоже работало.
Он рванулся к подоконнику, подхватил кувшин и выплеснул Виртанену в лицо. Тот даже глаз закрыть не успел. Вода стекала по волосам и покрасневшим щекам, капала на и без того серую подушку. Яска, наконец, принялся шумно отфыркиваться.
– Уронил, извини, – покаялся Дворжак. – Так вот, я хотел спросить. Надеюсь, ответы у тебя есть, потому что в коридоре я видел отличное ведро с помоями.
Яска кивнул. Все правильно. Редкая шавка станет лаять после того, как перекувыркнулась несколько раз от удара начищенного сапога.
– Первое. Где в медкабинете лежат пилюли, которые вы даете Мистеру Мартину?
– В картотеке. Второй сверху, третий слева. Там есть еще бромовые, но ты с ними не перепутаешь – воняют до небес.
– Хороший ответ, засчитано. Переходим ко второму вопросу. Насколько опасны приступы?
Яска пожал плечами, хотя поза смазала весь эффект.
– Он может от этого умереть?
Виртанен выглядел так, словно никак не желал расстаться со значительной суммой денег, а Ян представал вроде бы как разбойником, убеждающим его это сделать.
– Может, – наконец, сдался Яска. – Еще как может.
– Но лекарство помогает?
– Помогает.
Ян всегда чувствовал, когда ему врали. А вот разоблачал обманщика далеко не всегда, потому что порой требовалось показать, что поддался на ложь. По всей видимости, Яска забыл сказать, что лекарство помогает временно. Ладно, это устраивало. Оставался еще один вопрос, но успеет ли он его задать, Дворжак сомневался. По коридору кто-то шел, быстро, громко и явно в их направлении. То есть человек свободно разгуливал во время всеобщего комендантского часа.
– Ты прислушиваешься к голосам в своей голове? – спросил Яска.
– А если и так, – время поджимало, или вопрос, или наказание. – Они говорят, что я должен выяснить у тебя еще кое-что. Что задумал твой драгоценный доктор?
– Не понимаю.
– Что ему надо от Мартина?
Лицо Яски отражало куда большую степень страданий, чем порождала болезнь.
– Так он мне и рассказал. Наверное, научный интерес, – Виртанен зло улыбнулся. – Вот тут я тебе, Ян, ничем не помогу.
Это и так видно было, что не поможет. Яска не лгал, и Ян прекрасно разглядел, как полыхнули жизнью глаза больного, когда речь зашла о докторе. С этим придется разбираться самому, и поскорее. Жаль, нет времени как-нибудь проучить докторского поклонника, но это всегда можно будет сделать позже.
Дворжак скомкано пожелал Яске мучительного выздоровления и вышел, спокойно, а не с видом только что ограбившего лавку жулика. В коридоре никого не оказалось, но соседняя дверь была приоткрыта. Ян осторожно заглянул, увидел кусочек комнаты и чью-то облаченную в белый халат спину.
Чью-то?
Очень захотелось ударить по стенке, да посильнее. И плевать, что потом будут кровоточить разбитые об лепнину костяшки.
Подавив в себе это желание, Ян пошел прочь. Пускай Сорьонен что-то и слышал, зато он не в медкабинете, а значит, можно будет беспрепятственно добраться до лекарств. Временно помогают.
– Ну, это мы еще посмотрим.
22
– Так, Мистер Дворжак, и что вы тут делаете?
Ян остановился. Прямо перед ним на лестницу выскочил де ля Роса. Физрук обмотал поверх извечного своего затасканного сюртука какую-то тряпку, должную обозначать право нарушать комендантский час. Или, что более вероятно, отлавливать нарушителей. И надо ж было наткнуться на де ля Росу именно когда счет идет в лучшем случае на минуты, ведь с четвертого этажа общежития «естественников», где совершал свой обход доктор Сорьонен, убраться так и не удалось.
– Сеньоре де ля Роса!
Ян осторожно глянул через плечо. Доктор не появлялся.
– Полагаю, вам известно, что такое «комендантский час»?
Де ля Роса упер руки в бока, импровизированная повязка сместилась, когда под рукавом перекатились толстые мускулы. Ян напомнил себе, что отталкивать равномерно массивного физрука с дороги – идея сразу неудачная, да и потом тоже. Положим, удастся, но сеньоре де ля Роса вряд ли потеряет сознание даже в том случае, если на него обрушится с неба среднестатистическая скала. То есть он немедленно вскочит, и мало того, что поднимет жуткую тревогу, так еще и напомнит почти любимому ученику, кто в этом мире самый главный, сильный, а кому следует немедленно заткнуться и смотреть в пол.
Что Дворжак и сделал заранее, хотя нисколько не испугался даже вполне вероятной схватки, тем более, что подобное уже бывало. Зачинщиком первой драки был Ян, только-только поступивший в академию. Кажется, профессоре де ля Роса рискнул в некрасивых выражениях отозваться о его манере фехтования при всем курсе и даже нескольких старших, в тот момент упражнявшихся в конкуре неподалеку. Голос у физрука всегда был громким, а потому со стороны манежа донеслось одобрительное ржание, источником которого были вовсе не лошади. Ян тогда сделался краснее своих волос, но стерпел обиду, а уже поздно ночью подстерег преподавателя у конюшен, в коих тот порой выпивал с конюхом. Де ля Роса тут же все понял, забросил на загородку левады свой пиджак, если и не этот, то как две капли воды похожий на нынешний, закатал рукава застиранной рубашки и поманил – «давай, щенок».
Никаких рапир – только кулачный бой. Яну даже удалось один раз достать учителя. Кулак мазнул того по ребрам, и тут же онемел – де ля Роса как будто был сделан из монолитного куска камня. После этого зверствовать физрук не стал, но единственным ударом отправил зарвавшегося студента в нокаут с последующим визитом к Сорьонену. С тех между физруком и спортивной гордостью Академии установилось взаимопонимание, а драки продолжались еще почти год.
Только не время возрождать традиции.
Яну нужно было попасть в учебный корпус, пробраться в медкабинет и раздобыть лекарство, потому что единственную пилюлю, валявшуюся в кармане еще со времен заговора с Яской, он уже потратил.
– Ладно, – вдруг сказал де ля Роса. – Пойдем.
– Куда пойдем? – брякнул Ян, слегка ошарашенный таким развитием событий.
Может быть, и к Стивенсону. Де ля Роса правил в основном придерживался, так что вполне мог сдать его старшему в смене. И рассказывай потом, что так сильно подружился с этим Виртаненом, что примчался его навестить, невзирая на свирепствующий тиф.
– Во двор.
Следовало раньше сообразить – физрук пьян, причем пьян сильно. Ян приготовился к любым неожиданностям, а заодно стал приглядываться, как тот двигается. Может быть, хмель поселил в могучем теле неловкость, и тогда можно столкнуть с лестницы, освобождая дорогу.
За спиной послышался звук закрывающейся двери и шаги. Дворжак уже почти видел, как Сорьонен идет в их сторону. Но тут заскрипела другая дверь, и Ян мысленно назвал себя дураком – не мог доктор не зайти к своему подпевале!
– Это хорошо, мистер Дворжак, что мы с вами встретились, – заявил де ля Роса и махнул рукой, прося поторопиться. Ян бросил последний взгляд в коридор и нырнул на лестницы.
Он решил, что сеньоре де ля Росе вздумалось подраться, а в условиях эпидемии сделать это было затруднительно. И будь у него побольше времени, Ян бы с удовольствием помог преподавателю.
Было интересно подтвердить свои ощущения. Сам он стал сильнее, а вот де ля Роса явно старел и спивался, и боялись его только жалкие первогодки, не знавшие, каким он в действительности был, и каким теперь сделался.
– Давайте скорее, Мистер Дворжак, дело отлагательств не терпит!
Ян пока раздумал прорываться боем. Может быть, Сорьонен еще провозится со своим обходом, а добежать до учебного корпуса недолго, в случае чего, успеет, наверное, и де ля Росу носом в грязь свалить, и украсть пилюли.
Они побежали, пропуская по нескольку ступенек. Пустые лестницы отзывались гулом.
На улице не шел дождь, но лужа у самого входа в академию оставалась внушительной. Ян ее обходил, когда направлялся проведать Яску, а вот де ля Роса врезался прямо в мутную воду, отражение луны в ней сломалось. Поднял целое облако брызг, не заметил этого и поскакал дальше. Ян кое-как перепрыгнул, поскользнулся на краю, вспахал коленями липкую грязь и порвал штанину об притаившуюся брусчатку.
Физрук уже мчался дальше, Ян – за ним. Они обогнули здание, свернули к конюшням, обежали леваду. У Яна немного закололо в боку, что было удивительно.
– Выпал, видимо, – изрядно задыхаясь, выкрикнул де ля Роса.
Яну показалось, что они бегут к учебному корпусу. Выпал. Видимо. Кто мог оттуда выпасть? Дворжак едва не запнулся, хотя под ногами было сравнительно ровное, мелководное болотце, оставшееся после ликвидации авгиевых конюшен.
– Кто выпал? – закричал он куда громче, чем следовало. Услышали, наверное, и в обоих общежитиях, и даже на материке.
– Да недомерок один… Я за доктором шел, но лучше мы с тобой сразу в медкабинет понесем!
В медкабинет носят живых, но пострадавших. И сильно. Потому что с недомерком де ля Роса превосходно справился бы и в одиночку.
Оказывается, бежать быстрее – вполне реально. Ян почти ничего не видел, переживая первый раз в жизни нечто похожее на смертельный ужас. Уверенность была почти стопроцентной, и пусть Мартин всегда посмеивался над ним за полное отсутствие воображения…
Мартина, который, очнувшись запертым в пустой аудитории, попытался выбраться через окно и сорвался, Ян увидел очень явственно.
– Стоять, кому сказал!
Де ля Роса тоже был взвинчен, иначе не забыл бы про вежливость, которой учился со старанием истинного простолюдина. Ян послушался команды мгновенно.
– Куда на него-то… – приговаривал де ля Роса. Ян понял, что едва не наскочил с разбегу на человека, который выпал. Видимо.
Теперь физрук расхаживал вокруг тела, примериваясь, как бы перехватить поудобнее.
– За ноги бери, только аккуратно, – бывший сержант учебной части действовал всегда быстро и по инструкции. Даже если он уже давно преподаватель.
Ян понял, что боится посмотреть вниз. Такое простое движение, но, кажется, сейчас вытошнит тем, что съел еще вчера в обед.
– Чего замер-то? – рявкнул де ля Роса.
Дворжак исполнял, прежде чем в очередной раз испугался, уронил взгляд себе под ноги.
Это был не Мартин. И вообще, рассмотреть его в темноте, пусть ночь и лунная, да еще с такого расстояния… Нет воображения, да?
– Чертовы окна не сюда выходят, – пробормотал Ян.
Физрук, слава богу, не услышал.
А тут – всего лишь первокурсник. Ян пригляделся, и припомнил, что тот самый, который своего имени называть не захотел. Он еще ударил его, а Мартин стоял за углом и думал, что его не видно.
Ян неслышно выругался, чтобы окончательно успокоиться, а потом наклонился и покорно схватил мальчишку за ноги. Де ля Роса крякнул, подняли-понесли.
– А он ведь уже холодный, – вдруг заявил физрук и остановился. Обмякшие ноги уперлись Яну в бедра, в перепачканные грязью форменные брюки.
– Точно? – переспросил Ян.
Мысль, что он тащит мертвеца, даже не вызвала отвращения. Мертвец, но чужой. Пусть будет, мало, что ли их выносили. Но он-то не выносил. Тело нехотя изобразило нечто похожее на брезгливость. Ян не поверил.
– Умер, Мистер Дворжак, пока я за вами ходил, он и умер…
Помолчали.
Понесли дальше, но уже не в медкабинет.
23
Третий этаж был темным. Около четырех утра, луну заволокло облаками, с моря наполз туман. Ян шел почти на ощупь, в то же время, вполне довольный тем, что впереди нет источника света. Это значит, что в медкабинете по-прежнему никого нет, несмотря даже на то, сколько времени Ян потерял.
До опустелых кухонь, теперь переделанных под покойницкую, он зачем-то помогал де ля Росе нести мертвого уже мальчишку. Потом физрук его отослал, но пришлось бежать отмываться в общежитие – брезгливость и запоздалый шок сделали свое дело. А раньше Ян себя брезгливым не считал.
Де ля Роса пообещал не говорить, что видел его нарушающим комендантский час. И то достижение.
Дверь в медкабинет никто не замыкал, никогда. Наверное, это была такая академическая традиция, потому что студенты умудрялись калечиться в любое время суток. Говорят, прежний доктор, который был еще до Сорьонена, тоже не запирал дверей. Теперь Ян с удовольствием этим воспользовался.
Чувство было такое, будто собирается воровать. Но он ведь не ворует! Просто зайдет и потихоньку возьмет. Пусть это будет маленькая врачебная тайна. Второй сверху, третий слева. Найти б еще картотеку, не запнувшись обо что-нибудь в этих завалах! С кушеткой Ян разминулся, кое-как миновал и шкафчик, полный острых инструментов, а вот с тазом вышла небольшая накладка.
Когда Ян в последний раз заходил в медкабинет, в самом его центре, то есть по логике вещей на том месте, где обычно ходят, а не ставят что-нибудь столь дурацкое, не стоял здоровенный железный таз, наполовину заполненный холодной водой с кусочками известки.
Получив немилосердный пинок, таз отозвался набатом, и хором тоненьких голосков ему подпели пробирки. Ян пошарил ушибленной ногой в темноте, прощупывая возможные очертания проклятого таза. Помянул недобрым словом безумных докторов, которые даже окна в своем кабинете завалили так, что не то, что лунный – солнечный свет с трудом проникает.
Ян снова ощутил себя застигнутым на месте преступления вором.
И тут же напомнил себе, что этаж пустует, и вряд ли кто-то в четыре часа ночи ринется смотреть, что это там грохнуло в медкабинете.
Таз удалось миновать, больше ни разу не запнувшись. Ян широко расставил руки, вынужденный оглаживать всякий встреченный предмет, чтобы выяснить доподлинно где он кончается, а где начинается. Делать этого, вообще говоря, не стоило – о том, что за пакость порой изучали в своем логове Кари Сорьонен и его безумный ассистент, по академии ходили красочные легенды. Дворжак даже не сомневался, что может запросто вляпаться рукой в пробирку с бубонной чумой или собрать на палец неведомую зубастую тварь, одну из тех, про которых Виртанен может говорить до тех пор, пока собеседнику не станет дурно.
Нащупал край стола, чуть отошедшее сукно, баррикады медкарт – вот это уже знакомый ландшафт. Значит, если отступить чуть назад, да не свалить при этом непонятный аппарат из десятка пробирок и трубок, даже в темноте зловеще мерцающий, можно упереться как раз в искомый шкафчик-картотеку.
– Второй сверху, третий слева, – повторил Ян вслух.
Картотека, в конце концов, оказалась прямо под руками. Дворжак опустился перед ней на колени, как перед идолом, стал нащупывать заветный ящик. Зацепил за железную, тоненькую ручку в форме морской раковины, выдвинул и отшатнулся.
– Точно не перепутаешь, – ответил он пришедшим на ум словам Яски.
Воняло мерзко, куда хуже, чем даже могло пахнуть в покойницкой, куда его де ля Роса не пустил. Бром, уж до небес так до небес! Значит, и те пилюли тоже должны быть где-то рядом. Ян приподнялся, навис над ящичком, по одному вынимая бутылки с бромистым натром, и составляя их на пол рядом с собой так, чтобы не дай бог не разлились. Их, к слову, оказалось всего-то три. Что такое три бутылки на целую академию?
И тут стал свет.
Ян как ослеп, не успев зажмуриться, потому что керосинка вспыхнула совсем рядом. Он тер глаза, пытаясь вернуть на миг утраченное зрение и медленно, очень медленно клял себя за то, что не послушался предчувствий. Вот теперь точно вор, и пойманный, как и виделось, на самом месте преступления. Да еще с чем!
– Бессонница мучает?
Идиот – не то еще слово. Более точное есть в чешском, Ян его выговорил, а потом только повернулся к доктору, который из своих катакомб выскочил, что черт из коробочки. Хитрость пасовала перед усталостью, и Дворжак не мог ничего лучше придумать, как согласиться. Хотя шансов теперь уже меньше, чем ничего.
– Угу, – выдавил он и принялся неловко пихать бутылочки на место.
Только как это сделаешь, если не можешь отвести взгляда от лица, перекошенного то ли подозрительностью, то ли странными отсветами лампы. Сорьонен казался жутким, и Ян вдруг понял, что по-настоящему боится.
– Тогда позволь дать тебе совет, – доктор поднялся из-за стола, на котором, скорее всего, спал, пока не пришел Ян и не пнул железный таз. – Хороший сон бывает у тех, кто на ночь не творит ничего противоестественного.
На последнем слове акцента не было. Доктор вообще говорил очень равномерно, со странным этим финским выговором, вроде и не коверкая слова, но как-то их выхолаживая. Ян сжал челюсти, тряхнул головой, прогоняя иллюзию. Бояться Сорьонена – это уже чересчур. Он бы еще повара испугался, раз неймется.
Доктор над ним теперь нависал, как виселица, чуть сгорбленный, глаз не видно – очки отражают только свет лампы; в мятом белом халате, доходящем едва до колен. Ян тоже встал, и понял – да они с Сорьоненом одного роста. Если дойдет до драки, Дворжак, наверное, окажется и покрепче. Если дойдет. До драки.
Драться с доктором, еще не легче. Ян усмехнулся и сразу почувствовал себя лучше.
Сорьонен тоже усмехнулся и доверительно заглянул ему в глаза сверкающими круглыми линзами очков.
– А если не помогает, могу порекомендовать побольше времени проводить на свежем воздухе, – добавил он. – Организм, Ян, должен сам бороться с недомоганием, нечего полагаться на одну только медицину. Она бывает совсем бессильна, и не нужно этого усугублять.
Яну вдруг показалось, что говорят совсем не о нем.
– Доктор, – сказал Дворжак. – А на кого ж это вы тут засаду устроили?
Очки одобрительно подпрыгнули, к ним потянулась рука и водворила на прежнее место.
– У меня, Ян, один враг – болезни человеческого тела.
Почему-то не верилось. Болезни, да, разумеется, но теперь уж точно образовался еще один.
– На них и охочусь, – Сорьонен громко зевнул. – Бромистый натр-то возьми. Знаешь, как принимать?
И ведь придется брать эту дрянь, с рецептом и подробными рекомендациями. Потому что до мартиновых пилюль под исполненным жутковатой заботы взором докторских очков не добраться.
Дворжак сделал шаг, не в таз, но очень рядом.
– Все забываю убрать, – повинился Сорьонен.
Больше всего на свете Яну хотелось сейчас наплевать на все и броситься на доктора с кулаками. Расхлестать эти проклятущие очки и так уж врезать, чтобы кровищи было по всему кабинету, халат этот белый чтобы пятнами весь, ребра переломать… а потом забрать лекарство и уйти, ведь и так времени потеряно слишком много. Не было ли у Мартина нового приступа?
– Ян? – доктор позвал его так, словно речь шла всего лишь о мелкой формальности.
Ян решил, что подойдет, и если к тому моменту гнев не остынет – приведет свое намерение в жизнь.
– Послушай, Ян, – повторил Сорьонен. – Если ты еще будешь Яске угрожать, мне ничего не стоит сделать так, чтобы тебя выслали обратно в Чехию к твоему отцу, пусть он и не хочет тебя видеть. Кстати, там сейчас неспокойно.
Звучало это как лекция, но Яна словно водой холодной обдали.
Не зря он боялся доктора. Доктор про него все знал. Знал, что именно в Чехию ему лучше не возвращаться, а если и вернется – окажется посреди Праги, с нищими побираться.
– Угрожать? – переспросил Ян, а потом ему внезапно полегчало. Про Мартина Сорьонен ничего не сказал, может быть, не вся еще надежда потеряна. – Это вы про ведро что ли?
– Да, про него самое. Твои методы допроса меня не устраивают. Тем более что Яска бы тебе все равно не ответил.
Да, он все слышал. От начала и до конца. Яну сделалось до дури весело, и вдруг он поверил, что Сорьонен все расскажет ему сам. А потом можно будет все-таки сломать доктору ребра и разбить очки, главное, не забыть про очки.
– Сядь, не нравится мне, когда ты как слепой тут прыгаешь.
Ян добрался до кушетки. Сорьонен был прав – в таких-то завалах что с лампой, что в темноте…
– Знаешь, – доктор потер подбородок. – Есть такое правило, Ян. Врачи не должны быть честны со своими пациентами. Глупо, наверное, но это так. Сперва не веришь, а потом уже ясно – а по другому-то и нельзя. Правда, в конечном счете, последнее, что человек хочет услышать.
– И кого вы обманываете? – уточнил Ян, держась из последних сил, чтобы не унесло его в ладный поток окольных рассуждений. Спасался, сжимая до боли кулаки.
– Обман – только средство, такое же необходимое, как бромистый натр. Похожее на него, если быть точнее.
– Воняет?
– Еще как, – подтвердил Сорьонен. – Но помогает.
Ян фыркнул. К чему клонит доктор? Неужели, они все-таки говорят о Мартине, вот так образно и оттого непонятно. Или он специально, чтобы Яна сбить с толку, выбирает выражения позаковыристей? Да какая разница!
Дворжак решил, что теперь они будут играть по его правилам. Он вскочил с кушетки, в два прыжка преодолел пространство до стола, на уголке которого скорежилась долговязая фигура доктора.
– Дурак ты, Ян, – с сожалением заметил Сорьонен. – Никого ты так не спасешь.
Ян застыл с уже поднятым для удара кулаком. Опять навязчивая иллюзия. Конечно, Сорьонен прекрасно знал, о чем они говорят. Но Ян его опередил, и Мартин теперь у него. Осталось взять лекарства и увезти Мартина с проклятого острова, а там уж действовать по обстановке. И не важно, что по этому поводу думает доктор. Никто его не будет спрашивать.
– А бром тебе бы не помешал, – уже совсем спокойным тоном произнес Сорьонен.
Ян не выдержал. Только понял это уже когда быстро, почти бегом мчался по коридору на второй этаж. Как торговец, нутром почувствовавший, что лавку обокрали, и теперь бегущий проверить свое имущество.
– Будет что нужно, заходи, – понесся ему вслед голос доктора. – Не бойся, не отравлю.
Когда шаги Яна стихли, Кари Сорьонен погасил лампу, снял очки и долго тер глаза. Руки подрагивали. Все-таки, врачи – страшно нервные люди.
