Текст книги "Хроники тонущей Бригантины. Остров (СИ)"
Автор книги: Зоя Старых
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)
– Ян.
Доктор отряхивал руки, Ян вытирал свои об штаны.
– Еще немного, и случился бы взрыв.
Вот с этим Ян готов был согласиться. Еще немного, и он бы тут устроил, так что потом бы кровь со стенок отмывали.
– Тебе легче? – Сорьонен все еще тряс руками, наверное, обжег.
– Вроде да, – признал Ян и поскорее схватился за дверь, пока еще чего-нибудь столь же умного не натворил.
– Я завтра зайду, – услышал Дворжак уже из коридора. Даже не удивился и быстро зашагал прочь. Думать он мог только о том, где бы вымыть руки, да еще – где бы завалиться. Потому что он проснется и этого всего не будет.
39
– Что такое?
– Спи.
Мартин, который и так спал, перевернулся на другой бок и погрузился в то лежание с закрытыми глазами, что у него называлось сном. Доктор, и что ему только понадобилось среди ночи, прошел в комнату и, судя по звукам, вылил на себя всю воду из ведра. А потом заходил кругами, наверное, что-то хотел найти. Остановился у стола, зашуршали бумаги, звякнула неудачно передвинутая тарелка.
– Кари, что ты потерял? – поинтересовался Мартин и в этот раз проснулся окончательно.
Он лежал лицом к стене в позе потревоженного зародыша, а доктор и правда был у стола. Свет тот не зажигал, но вполне хватало и лунного, проникавшего через окно. Мартину подумалось, что ночка-то зловещая, и не будь это старый и добрый, как вековечный песнопевец Вяйнамейнен, Кари Сорьонен, впору было бы схватиться за распятье. Только где его возьмешь.
– Ложись спать, Франс, я на секунду зашел, – повторил доктор.
– Обязательно, – заверил его Мартин. – Только ты тогда греметь прекращай. Лучше я тебе сам скажу, где клад зарыт.
Сорьонен сдавленно фыркнул, или это у него был страдальческий стон.
– Франс, а где виски?
Мартин перекатился на другой бок, чтобы получше рассмотреть доктора, который хочет выпить среди ночи. Да и вообще доктора, который хочет выпить. Сорьонен ведь не пил, правда не пил, вообще. И идея подбить его на полстаканчика хорошего виски была в большей степени озорством.
– А я как раз собирался предложить, – порадовался Мартин, подозрительно поглядывая на Сорьонена.
Доктор пожал плечами.
– Так ты уже знаешь, – тусклым голосом сказал он. – Тогда вылезай, только оденься. У вас в семье приняты были поминки?
– Поминки?
– Поминки, – Сорьонен уже и без его помощи разыскал бутылку, она стояла, даже не спрятанная, а просто немного заваленная, прямо на подоконнике. – Когда я учился на Востоке, в Санкт-Петербурге, часто такое видел. Умирает человек, а все его родные собираются и пьют до потери сознания.
– Ну, что-то подобное везде есть, – не очень уверенно заметил Мартин. – А у нас сейчас будут поминки?
– Да.
Мартину сделалось холодно и жутковато. Кого Сорьонен собирался поминать, он в толк взять не мог. Спросонья разум какой-то размякший, не способен связать даже простейших вещей. Но что поделаешь, поминки, значит поминки. Неплохое занятие для часа, когда если проснешься, уже не сможешь уснуть до утра, особенно при такой-то луне.
Пришлось выбраться из-под одеяла и натянуть кое-какую одежду. Сорьонен висел над столом и воевал с виски, который все никак не желал открываться. Руки у доктора подрагивали, бутылка тоже. Промучившись еще с минуту, Кари обреченно вздохнул и отправился к специалисту, который в тот момент сидел на кровати и застегивал рубашку.
– Сразу видно, никакой практики, – покровительственным тоном проговорил Мартин и отобрал у доктора бутылку.
Стакан был один, после непродолжительных поисков он обнаружился, задвинутый под кровать. Мартин оставил его себе, а Сорьонена хотел отправить за колбой, но вдруг раздумал и встал хозяйничать сам. Ради такого случая, пожалуй, стоило.
– Мне жаль, но закуску я съел на ужин, – извинился он.
Колбу пришлось ополаскивать, Мартин провозился долго, и уже сам себе начал напоминать не по делу копошащуюся кухарку. А в это время на плите сбежало молоко, и вообще, все блюда подгорели. Кстати, горелым и правда пахло, причем почему-то именно от Сорьонена.
Мартин передал ему еще мокрую колбу, сел рядом и разлил виски. Все это время его не покидало ощущение нереальности происходящего, и не последнюю роль играл в этом свет, вернее, его рыжеватое, но совсем не уютное подобие.
– Кари, а что у тебя сгорело?
Доктор проглотил виски, даже не согрев. Точно, никакой практики. Поморщился, обтер губы, и тут Мартин наконец-то заметил, что руки у того перебинтованы поперек ладоней.
– Медкарты и частично я сам, – равнодушно отозвался Кари. – Свечу опрокинул.
– А я ведь сегодня там прибирался, – расстроился Мартин.
– Правда?
Так он еще и не заметил. Мартин наполнил опустевшие сосуды.
– Конечно, правда. Но, видимо, не стоило.
Сорьонен не ответил, и его все еще колотило.
– Даже не знаю, что тебе сказать, – через некоторое время вздохнул Мартин.
Вот поэтому он любил пить в одиночестве. Когда рядом сидит кто-то и так держится за колбу с виски, словно это спасательный круг, нужно что-то говорить. А говорить нечего. И молчать тоже неловко, потому что слова явно нужны, вот только попробуй пойми, какие именно. Странно это было, работать преподавателем-словесником и не находить нужных слов.
А может быть, и не нужно ничего говорить. Такой Сорьонен до жути напоминал его самого, потому что разговаривал, более ли менее адекватно проделывал простейшие жесты – протянуть колбу, кивнуть, выпить – но его, Мартина, не замечал. Вот это состояние, когда умудряешься быть один даже если кто-то искренне пытается помешать, Мартин знал превосходно.
Оказывается, со стороны это выглядело жутко. Понятно теперь, почему Ян так бесился. Мартин и сам немного не в своей тарелке себя чувствовал и уже совсем не радовался такому собутыльнику.
Некоторые, когда выпивают, становятся счастливее и болтливее. Мартин к этой категории не относился, Сорьонен, как выяснилось, тоже. Оба они с небольшими оговорками могли причислить себя к другому типу – тем, кто выпив, мрачнеет и замыкается. Таким, вообще-то, лучше пить в одиночестве. Но у них же поминки.
Мартин проглотил старательно разогретый виски. Поминки. Чьи все-таки?
– Кари, а кто умер?
– Яска днем повесился, – сообщил Сорьонен.
Спокойно так сказал, профессионально. Мартина словно колодезной водой окатили, только-только подступивший хмель разом слетел. Ну да, можно было и догадаться. Панику ведь еще когда подняли, а он все время просидел в лазарете и еще удивлялся, чего это не идут пациенты. А с какой стати они пойдут, если доктора там нет.
– Как повесился?
– А как вешаются, Франс? Тебе правда интересно знать?
– Не хочешь, не рассказывай, – и зачем было спрашивать. Ведь не для того он пил, чтобы еще разок пережить такие ощущения. Мартин примирительно поднял руки, и ту, что держала стакан, и свободную.
– Поганый денек выдался, – сказал доктор. – Порой я свою работу ненавижу, в такие вот дни.
Мартин запаниковал. Кажется, Кари все-таки решил разговаривать. Хуже того, сейчас, в шоковом состоянии, вполне мог наболтать и того, чего Мартину слышать вовсе не следовало. Это было грубейшее нарушение порядка, потому что в ответ он сам наверняка сообщил бы не меньше. А ведь им потом дальше вместе работать, и стоит выдать одну тайну, остальные последуют за ней.
– Пей лучше, – он наполнил докторскую колбу до краев.
Виски в бутылке кончился, поэтому себе Мартин наливать уже не стал и только надеялся, что такой дозы хватит, чтобы усыпить одного до кончиков волос сумасшедшего доктора.
Тот покорно проглотил, все и сразу. Даже морщиться не стал, а Мартину пришли на ум страшилки о том, что студенты медицинских академий на спор забираются ночами в лаборатории и много что там выпивают. Тоже на спор. Может быть, это была правда.
– Это же не твоя вина, – рискнул сказать Мартин и забрал у доктора опустевшую колбу.
– Как раз моя, – возразил Сорьонен. – Когда умирает пациент, это в основном вина врача. Даже если он просто приехать не успел.
– Ну, если тебе так больше нравится думать, пускай будет твоя.
Мартин почти смирился уже с тем, что ему придется выслушать. Вот только жаль было, что иллюзия непогрешимого, очень надежного доктора таяла с каждой секундой. Впрочем, рано или поздно это должно было случиться, а он вообще зря за нее цеплялся. Слабые или стараются жить сами, или становятся еще слабее.
И тут его осенило. Средство было безотказное, действовало даже на взбешенного Яна. Мартин задержал дыхание, и, убедившись, что Сорьонен смотрит в пространство и мимо него, принялся кашлять. Для пущей достоверности он прижал руки к груди. Получалось реалистично, и через секунду к собственным рукам добавились чужие, пахнущие карболкой и дымом.
– И ты туда же, – проворчал Сорьонен. – Где пилюли?
Мартин затряс головой, хотя одновременно и кашлять, и жестом давать понять, что лекарство он уже принял и больше не нужно, было затруднительно. Кашлять получалось лучше, и мысль, что он зря играется с огнем, пришла запоздало. Как доктор к только что умершему пациенту.
Дальше притворяться становилось опасно, и Мартин просто замер, оценивая успех своей авантюры. Наверное, это можно было назвать успехом. Незнакомый человек исчез, и держал его уже вполне привычный доктор, кстати, без халата, в такой же, как у него рубашке.
– И к чему была эта попытка манипулировать, Франс?
А вот теперь придется говорить ему. Мартин понял, что метод действовал правильно только на просто устроенных психопатов вроде Яна, а для таких как он сам, да и Сорьонен тоже, не годился совершенно. И надо придумывать какое-то объяснение простому желанию успокоить, пока не сказано лишнего.
– Неужели ты думаешь, что я стал бы рассказывать всякие ужасы из прошлого, – неожиданно желчно осведомился доктор. – Полагаю, тебе и собственных хватает. Чего один Дворжак стоит.
Мартин дернулся. Закралось у него подозрение, что пожар Кари устроил не сам. Да и сейчас стало заметно, с такого расстояния, что челюсть у того украшена чем-то, донельзя напоминающим нарождающийся синяк. Представить себе передравшихся доктора и Яна Мартин если и мог, то с трудом. Это было нелепо, и вообще, из-за чего бы им…
– Но в чем-то он прав, – Сорьонен сделал правдоподобную попытку усмехнуться. – Меня тоже, скажем так, не все в тебе устраивает. Некоторые черты твоего характера меня, как врача, просто из себя выводят.
Мартин удивленно приподнял бровь. Вот этот человек сейчас чуть ли не к себе его прижимал и затеял медицинскую лекцию, да еще с элементами оскорблений. Хотя если вспомнить, что у них поминки до потери сознания, это можно было и стерпеть. Вот только немного отодвинуться, а то мысли какие-то неправильные в голову лезут.
– Какие это?
– Ты в своем теле, как в гостинице, – пожаловался Сорьонен. – Крыша течет, в подвале мыши завелись, а тебе все равно, так, будто ты через два дня выедешь. Это нормально, по твоему?
– Такая уж гостиница, – нехотя согласился Мартин. – Я бы съехал, будь другая поблизости.
– Вот-вот. И я уже не знаю, как тебя еще заставить понять – другой гостиницы не будет, – Сорьонен, наконец, сообразил, что делает, и отпустил мартиновы плечи.
– Через силу не получится.
– Это уж точно, – доктор отполз к стене и там принял позу вселенской скорби. Мартину было неуютно, холодно и совсем не стыдно. – Ты скажи, может, я просто не понимаю чего?
Мартин торопливо поднялся.
– Я схожу к де ля Росе, – предложил он. – Может быть, у него еще есть.
Доктор пожал плечами, видимо, принял условия игры. Мартин, уже спустившись во двор, осознал, что ему предстоит будить ни в чем не повинного, спросонья дружелюбного, как медведь, де ля Росу и поморщился. На что не пойдешь ради друга. Или ради себя, что честнее.
40
Де ля Роса не спал.
Когда в дверь его комнаты на четвертом этаже общежития естественного постучали, он сразу же отозвался:
– Да заходи, чего стучишь, – и вернулся к прерванному занятию.
Последние часа полтора Марио де ля Роса потратил на то, чтобы привести в порядок свои вещи. Их было немного, ровно столько, сколько нужно, а может быть, даже немного поменьше. В избитом чемодане уже лежали две рубашки, одни, самые приличные из двух пар, брюки и завернутая в исподнее бутылка. Оставалось упаковать еще кое-какие бумаги, забрать с умывальника мыло, и сборы будут окончены.
– Напоследок, ага? – де ля Роса сидел спиной к двери и поворачиваться к гостю не стал. Он и так прекрасно знал, кого принесли черти в столь поздний час. Или уже ранний? Вот в учебных лагерях еще немного и побудка, по холодку да росе на пробежку, построение на плацу… Нет, куда все эти гуманитарные науки, кому они теперь нужны?
– Прошу прощения, – был ответ.
Де ля Роса поморщился. Оказывается, пришел вовсе не Ян, а почему-то этот, странный, которого еще оживлять пришлось. И про злодеяния которого из ночи в ночь приходилось слушать.
– Добрый вечер, мистер Мартин, – учтиво поздоровался де ля Роса и уставился на визитера с неподдельным интересом.
– И вам того же, сеньоре де ля Роса, – Мартин улыбался виновато, и выглядело это так, словно он замышляет какую-нибудь подлость. Примерно такую, скажем, как подвыпившие отроки любили придумывать. Марио их почти и не слушал, другое дело, верить в такие рассказы или нет. Он не верил, но мерзкий осадок уже выпал.
– Случилось что-то? – спросил де ля Роса вежливо.
Преподаватель пожал плечами.
– Все время у нас что-нибудь случается, – заметил он. – Не остров, а сплошная трагедия.
Де ля Роса удивленно выгнул бровь. Да литератор был пьян, не то, чтобы совсем пьян, не шатался, не пытался песни орать, но хмель вокруг него светился почти как нимб у святого с фрески.
– Вот это верно, – согласился физрук и на всякий случай сморгнул.
Никакого нимба у Франса Мартина не было, зато докторский халат свисал с плеч что твоя занавеска.
– Вы уезжаете? – Мартин приметил на ровно застеленной кровати раззявленный, как звериная пасть чемодан.
– Завтра карантин снимут, – подтвердил де ля Роса. – Вот как снимут, сразу и поеду. Хватит уже, наработался.
– Завидую я вам.
– Завидуйте, завидуйте, – закивал физрук. – Только таким как вы туда нельзя, куда я поеду. Не живут там такие.
Преподаватель, похоже, искал, на что бы сесть. Де ля Роса не спешил предлагать стул, потому что на стуле он как раз приготовил на завтра одежду и убирать ее не собирался. Да и вообще, не хотелось ему, чтобы этот лунатик у него засел.
– В армию, – догадался Мартин. – Что ж, рад за вас. А я, собственно, с просьбой…
Де ля Роса не удержался и громко хмыкнул.
– Это с какой же?
Преподаватель классической литературы даже вида не сделал, что смущается. Напротив, в его взгляде де ля Роса увидел что-то родное-родное, так понимающе и заговорщицки мог смотреть только алкоголик со стажем на алкоголика со стажем. Или алкоголик, которому нечего пить на алкоголика, у которого есть заначка. Марио де ля Роса усмехнулся еще раз, дескать, понимаю, браток, твою беду, да самому надо.
– Нет ли у вас немного спиртного? – вот она просьба и озвучена.
Де ля Роса уже почти развел руками, но тут Мартин добавил.
– Не думайте, это не для меня.
– А какая разница? – вырвалось у физрука. – Я разве отказывал?
И понял, что не откажет. Потому что для себя такие как этот Мартин и пальцем не пошевелят. Это он из пьяных речей Дворжака понял превосходно. Значит, выпивка требовалась не преподавателю классической литературы, а кому-то еще.
Мартин пожал плечами. Де ля Роса вздохнул и запустил руку в чемодан, пошарил там, нарушив идеальный порядок, и добыл початую, но плотно закрытую бутылку бренди.
– Последняя, – с гордостью сказал он.
– Я заплачу.
– Прекратите, – не нужно тут никому платить.
Что досталось бесплатно, бесплатно же и будет отдано. Интересно только, кому понадобилось.
– А кого поить? – уточнил де ля Роса. – Не слишком крепкое будет?
– Нет, не думаю, – тон был такой, что ясно – дело секретное. Вот только конспиратор из этого Франса Мартина был никакой, по крайней мере, в поддатом виде. Если расхаживать везде в докторском халате, то круг собутыльников резко сужается. Подумав так, де ля Роса не стал переспрашивать и с готовностью протянул бутылку просителю.
– Для доктора нашего не жалко, – удовлетворенно сказал он. – Ему сейчас самое то!
Неужто его гость удивился. Чему тут удивляться, де ля Роса не понимал. Не понимал, и все. Он бы и сам, если б пришлось своего ученика из петли вытаскивать, а потом еще причину смерти выяснять жуткими способами… Марио поморщился. Нет, будь он на месте Сорьонена, сам резать мертвого студента ни за что бы не стал. Пропади она пропадом такая наука. Повесился, в ад пойдет, куда уж еще-то мучить и покойничка, и себя.
– Вот и я так думаю, – согласился Мартин и принял угощение. – Я прямо не знаю, как вас благодарить.
– Никак не надо, – отмахнулся де ля Роса. – Посмотрите, чтоб все выпил. Это ж надо а… самому мертвого разрезать… полночи там сидел, в покойницкой. Не знали, как выгнать.
И чуть погодя, почти с радостью наблюдая, как наконец-то, виновато-вежливая физиономия гостя зеленеет и корчится в гримасе осознания, добавил:
– Ненормальные эти врачи, вот уж точно.
– Кто знает.
А вот он-то, похоже, и не знал. Выходит, не так уж Ян и приукрашивал, слепец-попрошайка и то более зрячим будет. Хорошо еще, додумался прийти попросить выпивки для доктора, уже достижение. Де ля Роса вспомнил, с каким остервенением Сорьонен ВОТ ЭТО оживлял и даже скривился.
– Ладно, передавайте ему от меня соболезнования, – добавил физрук поспешно, пока идея поучить Мартина жизни не завладела им полностью.
– Обязательно.
Де ля Роса все же хотел еще немножко проучить Мартина, но сжалился над доктором. Того надо было поить, тут литератор совершенно правильно решил. Вот пусть и отправляется с миром.
– Прощайте, мистер Мартин.
– Прощайте, сеньоре де ля Роса, удачи вам, – отозвался Мартин уже от двери.
Де ля Роса откашлялся и снова принялся собирать чемодан. Странный был все-таки этот Мартин, страннее некуда. Мало того, что больной, так еще и слепой в придачу. Но не его это, де ля Росы головная боль. Пусть Дворжак сам разбирается, если еще не надоело. А он, Марио де ля Роса, поедет на войну, туда, где нормальным мужчинам самое место.
41
Для Мартина утро началось около одиннадцати, когда спать в неудобной позе, то ли сидя, то ли лежа стало совсем неудобно. Он встряхнулся, тяжелым взглядом обвел комнату. На кровати, сбросив одеяло на пол, расположился доктор. Мартину же постелью послужил рабочий стол, правда как он на него забрался, память умалчивала. Бутылка, пожертвованная вчера де ля Росой на нужды медицины, стояла пустая приблизительно посередине комнаты. Из окна до неприличия ярко светило солнце и доносился шум, такой, будто не двор академии там был, а базарная площадь в воскресенье.
Все правильно, ведь должны были снять карантин. Не трудно догадаться, что большинство обитателей академии последует примеру де ля Росы, только сбежит не на войну, а просто, чтобы сбежать. Он бы и сам так сделал, если бы было куда.
Мартин осторожно слез со стола. Хотелось пить, но не то, чтобы сильно. Вчера он не так уж много выпил и все следил, чтобы большую часть алкоголя употребил именно доктор. Сорьонен старательно пил, больше не делая попыток ни в чем Мартина убеждать, что тоже было неплохо. Не нравились Мартину эти разговоры про пренебрежение своим телом, потому что задевали за живое, и очень хотелось поспорить. Наверное, Кари просто не мог понять, как на самом деле иногда становится страшно, и какой горькой бывает зависть. Мартину часто казалось, что он скоро умрет. Такие мысли тут же старательно прогонялись, он приказывал себе успокоиться. Иногда это помогало.
Мартин отправился умываться. Вода в ведре не замерзла, но была все равно слишком холодной.
Доктор не храпел, хотя было бы простительно, учитывая, сколько крепчайшего алкоголя было в него влито. Мартин некоторое время постоял, задумчиво разглядывая длинное, в нелепой позе развалившееся тело. Вчера, кажется, у него были мысли, на что способно это тело, но если он сам, как очень метко выразился доктор, был в своем как в гостинице, то самоконтроль Сорьонена заслуживал увековечивания в бронзе. Когда Мартин, то ли из любопытства, то ли из запоздалого сочувствия, попробовал притянуть уже порядком захмелевшего Кари к себе, тот совсем по трезвому поинтересовался:
– Что, Франс, тактильный голод мучает?
Подействовало так, словно Сорьонен окатил его из своего знаменитого арктического ведра для умывания. Мартин чуть не отскочил, успел придумать подходящие извинения, но сказать их не смог.
– Он быстро проходит, – добавил Кари с явным пониманием в голосе.
Мартин вынужден был согласиться, он и сам так думал. Только вот сочувствие и любопытство пришлось выражать в вербальной форме, нелепыми и, наверное, нужными доктору фразами. А блажь, по иному ее назвать не получалось, до сих пор не прошла, как и тактильный голод.
Мартин подобрал одеяло и забросил на спящего доктора, постоял немного рядом, прислушиваясь к себе. Быстро проходит? Да поскорей бы, это уж точно.
На улице шумели все сильнее. Добыв из кармана часы, Мартин едва не подпрыгнул. Доктор проспал свой обход, ну и пусть, ему полезно отдохнуть, но хоть кто-то в лазарете должен быть. Вряд ли преподаватель классической литературы был удачной заменой, только вот иных просто не существовало. Мартин побыстрее привел в порядок одежду и отбыл к месту нынешней своей работы.
По дороге в лазарет он успел встретить с десяток студентов, занятых одним и тем же. Они бегали с чемоданами, очевидно, в спешном порядке собирая одолженные приятелям вещи. Академия пустела, и кто знает, будет ли у него теперь вообще работа. Мартин напомнил себе при случае поговорить об этом со Стивенсоном.
В лазарете пахло гарью и чем-то еще неприятным, а знаменитые Гималаи из медкарт на столе превратились скорее в погребальный курган. Весь пол вокруг был усыпан пеплом и обрывками потемневшей с краев бумаги. Умывальник нашелся в углу, ведро каталось чуть поодаль. Похоже, у Сорьонена тут случился не пожар, а целый взрыв.
Обгоревший комок, в котором уже в процессе уборки был опознан докторский халат, валялся рядом со столом. Мартин поднял его, расправил и тут же обратил внимание на странную деталь. Да, выглядел халат приблизительно как и любая тряпка, которой пытались что-то тушить, но причем тут разорванный воротник? А вчера у Сорьонена был синяк, который очень трудно получить, нечаянно врезавшись, скажем, в дверной косяк. Мартин даже усмехнулся, решив, что они с доктором поменялись местами – раньше это была доля Кари, размышлять над происхождением его синяков.
Значит, Ян тут все-таки вчера побывал.
Мартин еще раз огляделся, а только потом понял – ищет пятна крови. Их не было.
Что понадобилось Дворжаку среди ночи в лазарете? Не за Яску же тот пришел мстить?
– Простите?
Мартин так и стоял спиной к двери, погруженный в созерцание халата. Почему-то ему хотелось взять что-нибудь тяжелое и уронить на Дворжака сверху. Это оказалось очень неприятно – три недели думать, что тебя оставили в покое, успеть к этому привыкнуть, наслаждаться безопасностью, а потом узнать, что это только ты сам так думал. Как же опасно было расслабляться…
– Доктор Сорьонен – это вы?
Женщин на острове не было ни одной, значит, кто-то из родителей приехал забрать ребенка. Мартин медленно развернулся, попутно спихивая свою обгорелую добычу в только что сформированную кучу мусора.
На пороге лазарета стояла светловолосая женщина лет тридцати пяти, в простом дорожном платье и белом переднике, что выдавало в ней не то служанку, не то и вовсе сестру милосердия. Видеть женщину было приятно, Мартин вежливо поклонился и уже раскрыл рот для галантного объяснения, что у них маленько беспорядок, и что доктор Сорьонен всю ночь был занят с трудным пациентом, а теперь лежит ну просто-таки без чувств, но тут гостья, весело подобрав юбки, решительно прошествовала через бедлам к столу и протянула руку.
– Меня зовут Джейн Д" Аквино, приятно познакомиться!
Мартин наклонился, чтобы поцеловать протянутую кисть, но Джейн Д" Аквино ловко схватила его собственную руку и энергично затрясла.
– Мистер Стивенсон сказал мне, что вас можно найти тут, доктор, – сообщила она и улыбнулась.
Мартин с непривычки сощурился и, скорее всего, умудрился даже покраснеть. Гостья была не иначе как американкой, он теперь это ясно понял – по выговору, да и по манерам. Дамы из конфедератов себя так не вели, даже служанки, и те были чопорнее.
– Надеюсь, я вас не слишком отвлеку.
– Нет, что вы… – Мартин невольно попятился, уже оставив всякие попытки быстренько припрятать от внезапной гостьи погром. – Вы приехали за кем-то из студентов?
– О, – Джейн уже удивленно рассматривала картотеку Сорьонена, водя пальцем по наклеенным на каждый ящик бумажкам с названиями. По крайней мере, Мартин, опираясь на свое знание латыни, полагал странные слова названиями. – Никогда не встречала такой системы, очень рационально!
– Спасибо, миссис Д" Аквино.
– Мисс, – невозмутимо поправила она. – Зовите меня, пожалуйста, Джейн, а то как-то неудобно… все-таки, теперь нам вместе работать, лучше будет, если мы с самого начала будем нормально ладить. Простите, мистер Стивенсон не сказал мне, как зовут вас.
Мартин, наконец, овладел собой. Джейн говорила быстро, и казалось, к каждому слову присовокупляла кусочек своей энергии. В итоге Мартина попросту оглушило, ослепило и снесло, как водопадом. Требовалось некоторое время, чтобы вернулся дар речи.
– Меня зовут Франс Мартин, Джейн, – медленно, тоном, каким преподаватель усмиряет балующихся студентов, объявил Мартин.
– Франс?
Прежде, чем водопад активности снова его накрыл, Мартин успел добавить.
– Я ассистент доктора Сорьонена. А его вы можете звать Кари, когда он вернется.
Джейн, повертев головой, безошибочно нашла самое чистое место в лазарете и поставила туда принесенный с собой чемоданчик. Мартин заметил на нем эмблему – красный крест на белом фоне.
Красный крест. Надо же. Он не раз слышал про этих героических женщин, спасавших раненых на поле боя, забиравшихся в самые очаги эпидемий… У них тут, на острове Бригантина, скорее всего второе. Правда, из-за карантина сестры милосердия изрядно припоздали. Задать вопрос о цели визита Мартин не успел.
– Джейн? – из двери торчал старший в смене Стивенсон. Выглядел он загнанным и изрядно вспотевшим, очевидно, Красный Крест свалился первым делом именно на его блестящую лысину. – Все в порядке?
– Конечно, Андреас! – отозвалась гостья. – У вас тут все легко найти!
Мартин попытался припомнить хоть одного человека, который по доброй воле называл этого мухомора Стивенсона по имени, и не смог. Воистину, в Красном Кресте служили героические женщины.
– А что у вас тут? – Джейн уже магическим образом переместилась к столу и с интересом разглядывала гору горелой бумаги.
– Пожар, – неловко проговорил Мартин.
Ему нестерпимо хотелось сбежать, оставив Кари самостоятельно разбираться с чересчур шумной дамой, от которой и вовсе следовало куда-нибудь спрятаться. Сорьонен, между прочим, был на нее очень похож, вот только его энергичность не так раздражала. Впрочем, намерение пока было неосуществимо, ведь Кари спал, и вспомнив, какие усилия пришлось приложить, чтобы этого добиться, Мартин решил доктора не будить. Потерпит немного, и не таких терпел.
– Ваш остров просто идеален, Франс, – заметила Джейн. – Сюда война никогда не доберется. Постройки, конечно, в плохом состоянии, но знали бы вы, в каких руинах порой приходится размещать раненых…
– Раненых? Война? – Мартин уже понял – чтобы успеть вклиниться между вдохновенными речами этой женщины, нужно было говорить сразу главное.
– Война, – подтвердила она и нахмурилась.
Решительное выражение лица далеко не всем шло. Мартин вдруг понял, что Джейн Д" Аквино оно идет. Зрелая, громкая женщина из раздражающей становилась похожей на защищающую детенышей волчицу. Не хотелось бы ему оказаться в таком случае охотником, никакое ружье не спасет. И все-таки раздражение неумолимо отступало, Мартин успокоился и принялся за уборку, попутно слушая эмоциональный, на повышенных тонах рассказ про войну, которая уже месяц как сотрясала Восток.
– Значит, академия будет переоборудована под госпиталь? – уточнил он, не дожидаясь паузы.
– Именно так, спасибо вашему руководству, – подтвердила Джейн.
