Текст книги "Древнее сокровище (СИ)"

Автор книги: Зинаида Порох

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

21

Арония, отхлёбывая чай, внимательно слушала рассказ домового о посещении им Старинушки в дальней избушке.

– Ентот Старинушка живёт шибко давно, – говорил Михалап. – Его знавали не токмо мой дед Харей да бабка Апраксия, но и их отцы, а може ищо и ихи деды.

– Да что ты всё его Старинушкой зовёшь? – удивилась Арония. – У него же есть имя, как его зовут?

– А никто и не знает – как его по имени то звать, а сам он не признаётся. То ли забыл, то ли говорить не хочет. Так и зовут все – Старинушка, – ответствовал домовой.

– Так, может, ему и верить нельзя? – недоумевала Арония. – Мало ли что этот ваш Старинушка на рассказывает! Может у него старческий маразм давно развился до хронических размеров, раз уж и имя своё не помнит.

– Нет, тута ты не сумлевайся, Аронеюшка. Это лишь его дурачества. А в нашем домовом народе он издавна самый почитаемый и мудрый домовик. Только уж на покое давно и не хочет никого видать. Сколько ж ему ещё веков эти домы с их домовиками на себе тащить? Говорит – народ измельчал, к домовым почтения нету, мир кудысь не тудысь катится, а он такого не терпит. Только не дают ему отдыхнуть от забот. Всё бегут да совета спрошают. Вот и ушёл Старинушка к Лесовику. Да его – всё одно, и там нашли и теперь все идут в ту избушку – к нему за советом. И за разрешением разонорядных споров да неурядиц. А кто ж ишо так ладно посоветует-то? Старинушка наш Устав Домовый до последней буковки знат. У него ентот, как его – муразьм, только насчёт свово прозвания, да и то – из вредности одной. А с остальным порядок. Ты ему верь, Аронеюшка. Я ить, по сравнению с ним – дитё неразумное.

– И часто ты у него бываешь? – полюбопытствовала Арония.

– Дык вот лет восемь назад и был – как Белоглазы хату Акимову продать надумали. Спрашивал у него, чо мне теперя, сиротинушке, делать? Уйти отселева вовсе или дале хату Акимову беречь? Он ответствовал справедливо. Мол – хата твоя с добрым хозяином была – честным служилым, за родину пострадавшим, жаль её бросать. Так што оставаться б мне в ней надоть. И никому житья не давать до той поры, пока сызнова не сыщутся добрые хозява. Об их и заботиться. А не найдутся, так уж тогда и Акимовой хате вовсе конец. Нечего всякой шушере там располагаться. Я всё по его слову и сделал. Пока вы со стар… с Полинкой здеся не заявились, всем прихожалым чих-пых давал. А о вас забочусь вот! – кусанул он от сырника и запил чаем.

– Ага. Помню я, как ты о нас заботился. Чуть бабулю вовсе не ушатал – полами качающимися.

– Дык а чо ей сдеялось? Крепкая ишо ста… Полинка. Я ж её на то и спроверял! Шоб здоровше была! – вывернулся Михалап.

– Ну, допустим, моя бабуля кремень оказалась. На своё счастье. И что проверку прошла без урона, радует, – усмехнулась девушка, отхлёбывая чай. – Считай, за это я тебе и дала трёпку, Михалап.

Тот только ухо потеребил – до сих пор ещё зудело, наверное. Ведьмы они такие – надолго науку внушают.

– Ладно, проехали! Ну так что там присоветовал тебе Старинушка в этот раз? – перешла к делу Арония.

– Дык поначалу ничо и не присоветовал. А сперва мы с ним совет держали, – солидно проговорил домовой.

Важничал, наверное, реабилитируя своё ухо, к которому от некоторых не было оказано должного уважения – как положено домовикам, о чём так сожалел Старинушка.

– О чём совет ваш был? – вздохнула девушка.

– О вас, о людях! Такие дела у нас да со столь уважаемым домовиком с наскоку не делаются! – значительным тоном пояснил Михалап. – Я его сперва ввёл в курса, обсказал ему всё про вас, своих новых жиличек. Он вас одобрил и сказывал, что вы – не шелупонь какая.

* * *

Арина хмыкнула.

– А шелупонь это кто? – спросила она. – Ну и словечко!

Подходящще словечко! – заявил домовой и пояснил: А каково им ищщо прозвание-то дать? Хучь внукам Белоглазам, што про своё казачество забыли да родовое гнездо отдали за полгроша? Пропойцам всяким, што последнего умишка из-за рюмки лишаются? Тем, кто в дому грязи разводит? Все оне – без царя в голове и без совести в душе! Вы – добрые хозяевà, – солидно заметил Михалап. – У хате завсегда порядок, род свой почитаете. А Полинка вон и вовсе с хороводницами ходит по собраньям да сходкам – с плясками. Людей радует, а инши бабёнки токо и знают на лежанках отдыхать, да смириалы глядеть. Честь ей и хвала за это – затейница! Хучь и подношенная ужо, но бодрая и к людям с душой. Опять же ж, ты – хучь и молода ищщо, а башибузуков ужо споймать подмогла, людей вовсе чужих от смертушки выручила. Я ж слухал всё, когда ты разговоры вела со ста…, с Полинкой. И пластунство теперь вот знашь – древнючую драку воспряла сызнова! А ить её тебе твой батько передал, от граней вышедший – не кажному таковой почёт оказывают. Да и тебе это на пользу ведь! Шелупони оно б токо во вред пошло: грабить да убивать спочали б, деньгу неправедну зашибать. С краденного. Тьфу! – смачно плюнул он, предварительно хорошенько прожевав и проглотив кусок булочки.

Арония даже загордилась немного – сам Старинушка её одобрил! И бабулю-танцорку – тоже. А она ведь считала её бальную студию блажью. Но Старинушка всё правильно рассудил – действительно мудрый домовой.

– Енто Ратобор – вот он самая што ни на есть шелупонь и есть. Ну, об ём дело впереди, – продолжил домовой, прихлебнув ещё глоточек чая.

– Так поскорее уже давай! – не выдержала Арония. – Про Ратобора!

– Погодь, не торопи! – важно поднял тот мохнатую руку. – Мы со Старинушкой два самовара чая выпили – с плюшками, пока всё это дело обмусолили. А я вот за одну кружку должон успеть тебе усё докласть, – кивнул он на свою пустую чашку. – Эт те не бирюльки катать!

– Сейчас добавлю! – спохватилась Арония и долила ему заварки – из заварника, и кипятка – из электрочайника, стоявших на тумбочке. Сахару он сам сыпанул – ложек шесть.

– Так вот – попросил я у его помощи, – одобрительно поглядывая и хлебнув из чашки, продолжил Михалап. – Мол, чо тебе, Старинушка, вопче звестно про Ратобора? Ты живал ить в то время. Хочу енто вызнать, чтоб моей молодой жиличке – ведьме Аронии, с им конфуза не было. А то сватает.

– Я не ведьма я – ведающая, – поправила его девушка.

– Для меня то едино яйцо, только сбоку! – отмахнулся домовой. – Така ведающая, што ухо ей не подставляй! – припомнил он. – Так вот, и говорю я Старинушке, мол, чьих Ратобор кровей да чем кормится? Хотя я и сам дотоле слыхал, что башибузук он знатный. С краденного живёт, совесть у его щербата. Но что моё слово? Олово! А у Старинушки – золото. Мало ль – вдруг я чо напутал? Моя ж память похужей, чем его. И тут Старинушка такое мне понарассказал, что я ужо и не знаю, как быть… – почесал домовой всё ещё пыльную и стоящую дыбом после драки шевелюру. – И как мы с тобой, Аронеюшка, с ентого дерь… с неприятностей живыми-то выберемся? – загорюнился он. – Жаль таку жиличку ентому чорту беспонтовому отдавать!

– Да не тяни ты, Михалап! Не отдадимся! – поторопила его Арония. – Что тебе Старинушка понарассказал?

– Шо ты подгоняшь меня? Не запрягла ишо! – рассердился домовой. – Слухай сюда!

Родом ентот Ратобор, не хухры-мухры – родовитый ён, из древнючих тмутараканских князей Игловичей. Токмо в той княжьей семье Ратобор был высевком, пустой половой. Из трёх братьев два – родительска опора, а он – одни беды. Неслух сызмала, гулеван и вор. Подросши, стал с дурной компанией водиться, голытьбой да разными беглыми, разбоем живущими. А опосля и вовсе в ученики к одному ведьмаку Смугляку подался. Арапу, чи как его. И выучился у него золото абы с чего делать, да клады по оврагам искать. Старинушка гуторит, что Ратобор завсегда хотел богатеть на дурняка. Ведь князья-родители его долю наследну у него отняли – неслух он, да и род опозорил.

– А что, клады искать можно научиться? – удивилась Арония. – Он говорил мне про то, да я думала – врёт.

– Не токмо можно, а ентому нужно учиться, Аронеюшка! Дело-то непростое, опасное, хоть и денежное! – всплеснул Домовой руками, чуть не разлив чай. – Клады ить мало что найти, их надоть ищо и правильно взять. Да так, чтоб вовсе не помереть.

– С чего помереть? – не поверила Арония.

– Со страхований.

– А ты умеешь… их взять? Ты ж давно живёшь, небось!

– Смеёшься? Як бы ж я умел клады брать, стал бы я от всякой шелупони царские рублевики собирать? – отмахнулся Михалап. И почесал макушку: – Тут рази что с гномами дружбу завесть – у них ентого добра хватает. Кажэн Клан гномий на самоцветах и горшочках с золотом сидит. Но они ж такие злыдни, шо… Рази ж поделятся, хучь и по дружбе? Ну, ладно, Аронеюшка, об ентом мы опосля як-нэбудь погуторим. Ежели так уж тебе столь антиресны такие ужасти, – хитро покосился он на неё.

– Да, да – потом! Сейчас давай про Ратобора!

До гномов ли тут с их горшочками! Хотя, похоже, Михалап и в этом неплохо понимал.

Тот кусанул сразу полбулки, запил чаем, и продолжил:

– Так вот! Выучился этот неслухмяный княжич Иглович, всё ж, у Смугляка этим кладовым премудростям. Хучь, сказывают, что тот арап был шибко злой – бил учеников так, што разбёглись они от него. Один Ратобор всё стерпел – шибко, знать, забогатеть хотел. Наследство-то его – тю-тю! А опосля, как на волю вылетел и кладовую науку до тонкостев изучил, погано от него стало Хранителям кладов. Многих он разогнал, а то и под корень извёл. Да и людям за золото немало кровей пущал, сказывают. Зато и при царе, и поныне он – почтенный бизнем… бизмесме… В обчем – купец ажно первой гильдии! Знатно на чужих капиталах разжирел, в тузах теперя ходит, кареты железны сменяет, самолётну машину и ту споймал и летает на ёй!

– Выходит – не врал он мне, – задумчиво проговорила Арония. – А я-то ему зачем? – вздохнула она. – Меня на остров затащил, бабулю мою выкрал, а раньше, у Фаины – Евдокию с Силантием похитил, а потом и вовсе на меня их натравил. А ведь обещал, что оборотни меня не тронут! И ещё любимой в записках обзывает! Клептоман несчастный!

– Хто? Клеп… наман? Чи як? – прищурился домовой на новое словцо. – Как ето?

– Так зовут тех, кто на руку слаб и при этом мозги напрочь отключаются, – как могла, пояснила ему Арония. – Чего этому клептоману от меня надо?

– А-а, вот то-то ж и оно – чего ему надоть? – кивнул домовой. – В жисть бы сам не догадался, да и тебе б не подсказал! Ежели б не Старинушка! Он ить про всё знат! – хлопнул он по пыльной коленке. – Да и Лесовик – тожеть кое-что!

– Лесовик? А он-то причём? И откуда твой Старинушка про всё знает? Сидючи в своей лесной избушке.

– Так ить Старинушка раньше в чинах был. И всё от домовых знал – они ж ему скоко веков – как Главе Домовиков, усё до тонкостев за своё житьё-бытьё докладали – кто постояльцы, да как себя держут, да какой им укорот дать, а нет – помочь чем? И тот, што во дворце Игловичей жил – такожь докладал ему. И совета спрошали. А Лесовик енто другое – ентот важный свидетель, – значительно проговорил он это культурное словцо.

– Чего свидетель?

– Того, чего с видел! Об етом я тебе опосля скажу, – отмахнулся Михалап, откусывая булку. – Не торопи! Сперва я за мать твою, Арину, сказывать буду.

Арония напряглась, не ожидая от этого «сказывания» ничего хорошего. Даже чай ей стал горчить и она его отставила.

– Арина ить до Ратобора всякими гаданиями да приворотами промышляла. Сильнющая ведьма была – народ толпами к ней пёр! Во дворцах нраморных живала, с коломнами. Как его… Вот – весталка она была! – хлопнув себя по лбу, вспомнил он. – А лет двести тому как, стакнулась она с Ратобором и бросила свои гаданья. Тожеть клады стала с им искать, да Хранителей изводить. Мабуть, это дело ей подоходней показалось. А может веселья и приключениев схотела поболе? Арина ж непосидящей завсегда была, говорят, куролесила меж гаданиев, пиры закатывала – с музыкой да плясками. Арфистка! – презрительно махнул он рукой. – Так ить и люди к ней сбирались… так себе люди. Она хоть с ними и ругалась порой, а ведь другие к ней не шли. Ну вот, разбойник Ратобор ей в друзья и набился. Ентот по ндраву ей пришёлся, хучь они и не супружничали. Она с другими гулеванила, – покосился на Аронию домовой. – Уж не обессудь! Так Старинушка сказывал, а ему доверять можно. Ну вот. Он говорил – кажын клад енто чьи-сь горькие слёзы да кровя рекой. Редко какой нажит честными трудами, чаще – разбоем. А если и честными, то опосля весь кровью обмазывается – свойствие у кладов такое. Манит он плохих людей да нечисть. И ведь ко всем кладам погань находится: то Хранитель припал – греется о кровя, то заговоры злые стоят на них незримо, от коих дажеть энти Хранители бегут. Но чаще, всё ж, они, Хранители, схороны ценны всяки сторожат. Клад простому люду ни за что ить не взять, ежели ентого Хранителя и заговор не убрать. А може то и хорошо – к беде ведь его найти и к ишо большим кровям. Да и кто его возьмёт – ежели без особого уменья, то на месте смертью и помрёт, аль окочурится вскорости. То ль от Хранителя злого, то ль от заговора, аль от морока да лихоманки – всё одно. А клад сызнова в землю уйдёт, аль пойдёт кроваву жатву брать!

– Ты, наверное, о кладах много интересных историй знаешь? О чём-то вы ж тут под плюшки беседуете? – невесело сказала девушка, отвлекая себя от возникших перед её мысленным взором картин прошлого – её мать с Ратобором умели любые клады брать. Но картинки были…

– Знаю я таки сторьи, – прищурился тот. – Но, опять же, Аронеюшка – сначала они все антересные, а потом завсегда ить грустные, – вздохнул он. – Да ты мать Арину воспомяни – вот и вся сторья…

Арония почувствовав набежавшую слезу – но что толку теперь горевать? – и потребовала:

– Давай, Михалап, что там дальше? Рассказывай!

– Так вот, – понимающе глянув на неё, продолжил тот. – Старинушка сказывал, быдто Ратобор с Ариной умели любой заговор снять и самого лютого Хранителя известь. Много богатств они насбирали – не счесть, в золоте и брильянтах купалися. Ну и в крови тож, к-хы, к-хы, – закряхтел он невесело. – Уж из песни слов не выкинешь – такова она есть. А чо им оставалося? Сторья звестна – на ихи клады завсегда иные охотники находились и забрать их норовили. А, чтоб уберечь своё золото и самоцветы, Ратобор с Ариной стали их вдругорядь закапывать. Токо уж со своими Хранителями и сильнющими заговорами. Так чтоб всякому их не под силу было сковырнуть. Это щас Ратобор своё золото в железны ящики прячет, а тогда прикапывал.

– Да и сейчас не всё в ящиках, – вздохнула Арония, вспомнив рассказ мага на Мальдивах.

И уже примерно понимая, почему он её в долю зовёт – Арина, её мать, была удалая соратница пройдохи и разбойника. Так – то мать. Она другая…

– Они ж клады вместе прикапывали – он знает, как их взять. Я-то тут причём? – недоумевала она.

– Вот тут-то и закавыка, – кивнул домовой. – Ты ить Аринина наследница по закону. И, похожеть, те клады, какие Ратобор вместе с Ариной прятал, он теперя без неё взять не может. Аль не имеет права, мабуть! У них, разбойников, тожеть свой Устав имеется. То ль не стало её, так ён нарехтается взять всё, да не могёт почему-сь. Мабуть и на сей раз он из Московии сюды за тем же припёрси. Лесовик каже – в наш лес Ратобор недавно за кладом ходил, да всё бестолку. И енто место в лесу помнит, где клад они окаянный зарылии здеся, лет сто семьдесят как, цельный сундук добра в землю сунули и Хранителя над им поставили. А Хранитель тот особый – это Калина, бывший Аринин воздыхатель.

– Как – воздыхатель? Ты ж говорил, что все Хранители – нечисть. И они… незримые.

– Так это он колысь был зримый! А ныне – покойник! Вот и стал незримый! Да ещщо и самоубивец – руки на себя наложил. Из-за неё, из-за матери твоей Арины, – вздохнул домовой. – Поманила она его да бросила, сказывал Старинушка. Хотя Калина этот знатный конюх был – наипервейший у царя. В почётной должности состоял.

– За что она его так? – опечалилась девушка.

– Твоя мамка всегда бедовая была, – развёл руками Михалап. – И Старинушка, и Лесовик так говорят. Вот и Ратобор тоже к ней женихался, да бестолку. Ну, с им-то непонятки – не берёг ить он её в схватках, аль сама она на рожон лезла. Може, и правда, зазнобушкой его была, а може токо вид делал, шо любит – штоб с ей клады верней взять. И выгода тут. Ить – коль жена, с ей и доход не требуется делить. Как усё это было, про то уж никому незвестно. Замуж ни за кого не шла, абы б головы кружить. А ведь Калина был немалый человек. Дорогих кòней и богатющщую упряжь в яхонтах ему доверяли, в царских застольях сиживал, дело своё до тонкостев знал – достойный человек был. И богачество имел. Он Арине и подарки дорогие дарил, и мониста да перстни на руку надевал. Та всё брала – привыкла к подарункам-то, да только смеялась она над ним. Не всерьёз всё. Вот он и… того. От любви смертушку и принял, удавившись. А неприкаянные самоубивцы ить – которые по свету болтаются и за границы не уходят, стыдно потому што за содеянное – самолучшие Хранители для кладов и есть. Да и сам он, говорят, добровольно Аринино золото взялся оберегать – всё к ей поближе чтоб. Видать и взаправду шибко любил её. А за што? – удивлённо мигнул он глазами-фонариками. – В общем, Лесовик видал, как они с энтим кладом всё в его лесу обустроили. И заговоры, и Хранителя воздвигли – всё по наилучшим правилам. Никто его теперя не возьмёт, кроме хозяев.

– Так, а Лесовик? Он же может? – спросила Арония. – Место знает, заговоры слышал. С Калиной… Ну так он же знает, что Арины уж нет.

– А на кой он ему, Лесовику, ентот клад – каменья да смарагды? В лесу-то? В бирюлики под сосной играть кровяными камушками? Лесовик не из тех. Та и не даются лесовикам клады – не положено, – отмахнулся домовой. – Рази что гномам – тем их легко взять, они подземные жители, да боятся. Берут лишь ничейные, задавненые совсем. К тому ж, забыл Лесовик уж те заговорённые слова! Когда оно было? Лет под двести ужо!

– А Калина к Ратобору разве не ревновал? – спросила Арония.

Вспомнив ехидные слова того: «Она всем мужикам вокруг головы кружила – чтобы позлить меня!»

– Так знал, мабуть, что Калина ей не люб. Аль ему всё равно было – я ж сказывал: тут денежный антирес! Это уж опосля Арина к твому отцу сердцем прикипела. Да и к Полине тож. Потому как – Старинушка сказывал, что она, как за него замуж пошла, так все свои пакости да ведьмины дела вовсе забросила. Ну и выходит тем, что ушла, закрыла Ратобору доступ к их совместному добру. Без неё он ить взять энти ихи клады не мог, говорят. И шибко обиделся, что Арина его в финансах-то – побоку. Но не пошёл к ей на поклон – гордый ентот Иглович ить. Да у него, видать, и своих заначек хватало. Вон чо – каких лабазов да лавок после неё пооткрывал! Не бедствовал, в обчем. А сейчас, видать – как тебя увидал, вспомнил про енто добро. Пути к ему ищет! Потому и в лес на днях приходил – проверить, може и без тебя обойдётся. Эт, похожеть, было опосля того, как он твоих Силантиев… клепно…мановал. Ну, а дальше ты всё и сама знашь. Прёт на рожон – абы б тебя замуж сманить.

– И зачем – замуж? Он же меня только на днях увидел. Не знает совсем! – с недоумением протянула девушка. – Или Ратобор думает, что я ему мамины клады из земли достану? И Хранителей на них укрощу? Так я этого я не умею! Ты ж сам говорил – кладоискательству учиться надо.

– Надоть! А як же ж! Но, смекаю так, что Ратобор тебя всему и сам обучит, Аронея. Коль ты согласье своё на брачевание с ним дашь. Да и тут ведь не твоё уменье главное, – почесал кудлатую макушку домовой. – Лесовик сказывал: заговоры Ратобор и сам обойтить может, теперя ужоон знат – как. Ушлый! Но одно дельце у него не вышло – Калина упёрси! И без Арины ему этот клад вовсе не отдаёт! Сказывал ему, мол – токо с ей ко мне приходи! А как – с ей-то, ежели она уж на том свете-то? Може, Ратобор и решил, что Калина ейной дочкè, то есть – тебе, тот богатющщый клад и отдаст?

– Как это – отдаст? Я же не Арина, которую Калина так любил! – воскликнула девушка.

– Дык, мабуть, ты на неё шибко похожа? – почесал пыльную макушку Михалап. – А если и нет, то Ратобор, небось, полагает, что уж Арининой дочкé Калина не откажет. Так быват – раз уж полюбил кого, то и чадо его признает.

В обчем, такова вот сторья, што рассказали мне Старинушка и Лесовик в дальнем лесу. Как считашь, зря я к им сбегал? Не ближний свет ведь – от домика к домику, от избушки к избушке, – гордо отряхнул он свой стёганный наряд, бывший когда-то фуфайкой.

– Да уж не зря, Михалапушко! – согласилась поникшая Арония. – И что мне теперь делать? Как быть?