Текст книги "Кастро Алвес"

Автор книги: Жоржи Амаду

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

крупная религиозная и расовая революция негров Бразилии привела к тому, что город,

наконец, понял, что у него огромное цветное население, наконец увидел, что негры

тоже люди, способные восставать и бороться. В Баие тоже чувствовалась

революционная атмосфера, но она исходила от бедных слоев населения, тогда как

студенты да и вся интеллигенция были от нее очень далеки.

Кастро Алвес шокировал город благопристойных семейств, когда, прибыв в 1867

году в Баию, привез с собой Эужению Камару и открыто поселился с ней в гостинице.

В это время в литературе провинции господствовал старый знаменитый Муниз

Баррето. Посредственный поэт, автор едких и броских импровизаций *, благодаря

которым он заслужил прозвище «бразильского Бокажа» 'Муниз Баррето боялся

конкуренции любого другого поэта, который мог бы своим ярким светом затмить

85

тусклый свет его' звезды. Не было уже в Баие Жункейры Фрейре2 – он умер более

десяти лег назад, – а ведь только он был способен освежать литературную атмосферу

этого города. Поэты Баии того времени не были даже романтиками, они не поднялись

до высот Байрона и Алвареса де Азеведо. И, следовательно, были еще дальше от

поэзии Кастро Алвеса, который преодолел байроновский романтизм. Очень много имен

насчитывала интеллигенция Баии в 1867 году. Очень мало

1 Мануэ л Мария Барбоза дю Бокаж (1765– 1805) – португальский поэт,

специализировавшийся на эпиграммах, резкой, грубой сатире.

2Луис Жозе Жункейра Фрейре (1832—1855) – бразильский поэт. Уйдя в

монастырь, он стал поэтом-субъекги-вистом. Из сомнений и отчаяния рождается его

эгоцентристская поэзия. Им написаны «Вдохновение монастыря», «Поэтические

противоречия», «Элементы национальной риторики». Он был членом Бразильской

академии словесности.

86

имен поэтов Баии того времени сохранилось для будущего. Эти поэты жили вне

реальной жизни; и сегодня, подруга, мы их зовем «академиками». Их поэзия была

немощна и не могла обновить современное общество ни в духовном, ни в социальном

плане.

Дремлет интеллектуальная Баия, и поэзия в ней – как плохо

акклиматизировавшийся оранжерейный цветок. Имена поэтов – словно медальоны с

ложным блеском. Эти люди не слышат возмущенных криков народа, стонов негров в

этом краю, где самое большое число темнокожих во всей Бразилии; они не чувствуют

глубокой тайны, которая окутывает Баию и ее склоны, тайну, которая исходит от ма-

кумб, от коричневого цвета людей, от скопления их разномастных лачуг. Они не

чувствуют и сертана – там, позади, – его буйной и суровой природы, со-

блазнительной для всякого подлинного поэта, сертана, полного историй, легенд и

суеверий. В творчестве этих поэтов мы не найдем никаких характерных для Баии черт;

их поэзия бесцельна, бесцветна и не оригинальна. Цвет земли сертана, запах, идущий

из каа-тинг севера, лунные ночи с гитарой и серенадами – все, что характерно для

поэзии Кастро Алвеса, – они, эти убогие существа, не чувствуют. Их интересует

только: богата ли рифма, хорошо ли сложены стихи? Никогда до их ушей не доходил

шум борьбы за независимость и отзвуки революций. Они жили, восхищаясь своим

идолом Мунизом Баррето, посмеивались над его импровизациями, восторгались его

порнографическими стишками. Обновляющий ветер, который веял над Сан-Пауло и

ревел ураганом в Ресифе, еще не дошел до Баии, Баии врачей-риториков и весьма

посредственных поэтов. Город нуждался, чтобы кто-то прибывший извне разбудил его,

обновил его литературу, повел интеллигенцию на баррикады. И вот появился Кастро

Алвес, подруга, и влил новую кровь в жилы своего города. Он когда-то уехал отсюда

подростком, и в его ушах звучали тогда крики мятежной толпы. В Ресифе он стал

мужчиной, и поэзия его проникла туда, куда она никогда не проника

86

ла прежде в Бразилии. Его стихи зазвучали на площадях, на митингах, они дошли

до сензал и до тюрем. Из Ресифе в города юга – Баию, Рио-де-Жанейро, Сан-Пауло —

летела воодушевляющая, радостная весть о том, что поэзия должна служить народу,

стать его грозным оружием. В пропагандистском путешествии, которое с этой поры

длится всю его недолгую жизнь, Баия была первой остановкой, первой крепостью,

которую ему предстояло завоевать. И город, как женщина, простирает к нему руки,

Баия проявляет к своему сыну нежность возлюбленной, она устилает его дорогу

цветами.

86

Но началось пребывание Кастро Алвеса на родине со скандала. Приехав с

Эуженией в город, где живет его семья – солидная и состоятельная, поэт не скрывает

возлюбленную, напротив, он выставляет ее напоказ. Они занимают в гостинице

комнаты, как супруги. В городе шушукаются – по углам сплетничают кумушки,

раздраженно обсуждают поведение поэта последователи Муниза Баррето, ведь литера-

турная гегемония их кумира под угрозой. Но еще больший скандал вызвало то, что

поэт отвез свою возлюбленную на Боа-Виста, где прежде жила его семья, а сейчас

пустовал дом. В дополнение ко всем фамильным привидениям он поселил там свою

беспокойную грацию.

Вскоре вокруг Кастро Алвеса стали группироваться молодые поэты города, хотя

гораздо больше, чем литераторы, им восхищался народ. Поэт Мело Мораис Фильо

который изучал тогда медицину на знаменитом факультете, сделался его закадычным

другом. И Эужения тоже заполняла ему жизнь не одной лишь любовью. Она требовала,

чтобы по вечерам он приводил в свой огромный дом друзей распугивать привидения.

Приходило много молодых людей, они декламировали, спорили об искусстве, поли-

тике, о театре. Эужения воодушевляла собрания сво

1 Алёшандре Жозе до Мело Мораис Фильо (1844—1919)—бразильский поэт и

этнолог.

87

им присутствием, принимала участие в спорах; поэт, подруга, ее многому научил.

Они начинают создавать труппу, которая поставила бы «Гонзагу» и в которой первой

актрисой была бы Эужения. Поэт и чиновник Элизиарио Лапа Пинто должен был

играть роль первого любовника. Впоследствии он и сыграл Гонзагу, и неплохо, хотя

внешность его не совсем подходила для этой роли.

Поэт передал свою пьесу на рассмотрение Драматической консерватории. Чтение

пьесы проходило при переполненной аудитории и вызвало всеобщий интерес. Жюри

дало ей весьма высокую оценку. Впрочем, один из членов жюри остался при особом

мнении и сделал ряд замечаний. Кастро Алвесу это было неприятно; он почувствовал,

что старая, апатичная литература города старается повредить ему, хочет помешать его

влиянию. Но как они могут помешать ему, подруга, если в день Второго июля,

крупнейшего баиянского праздника, он с неописуемым воодушевлением, с сердцем,

полным любви к Эужении, встает в ложе театра, чтобы декламировать свои стихи? Это

его первый публичный успех в Баие. Никогда театр Сан-Жоан, привыкший к сла-

деньким речитативам Муниза Баррето, не слыхал подобного голоса, голоса, что

провозглашал сейчас неведомые еще народу Баии идеи, голоса, который не только

воспевал, но и призывал:

Час великих эпопей, Илиад н Одиссей. Схороненное в веках Оживет в людских

сердцах. Полубог, титан, герой Снова ринутся на бой.

И народ идет за ним. Охотно присутствует на его вечерах, которые после чтения

стихов переходят в митинги. Баиянская публика привыкает к тому, что этот бледный

молодой человек, одетый в черное, с большими черными глазами и нервными руками,

появляется в ложе и бросает в публику пламенные слова. Но третьего августа в том же

театре деклами

87

рует уже не ок. На этот раз он делит свой трнумф

с любимой. Эужения читает его поэму «Книга и Америка», и поэма сразу же в

глазах всех жителей Баии делает Кастро Алвеса гением. Студенты восторженно

приветствуют его. Эта поэма, полная неожиданных образов, поэма о прогрессе, о

новейших идеях века, восхваляющая книгу и культуру, громящая обскурантизм,

очаровала всех, ибо она открыла новый мир. Поэт провидит в ней, подруга, великие

87

судьбы Америки. Кастро Алвес указывает и путь к тому – путь культуры, свободы. Но

это не путь искусства для искусства, что избрала Греция периода упадка:

Твой путь приводит не в Элладу С великолепьем мраморных колонн. И мертвым

божествам совсем.не надо Еще один воздвигнуть пантеон.

И не путь императорского Рима в прошлом и настоящем:

Твой путь, обычай давний нарушая, Не приведет тебя в жестокий Рим. Народы

покоренные терзая, Кичится он могуществом своим.

И не путь феодальной Германии вчера и сегодня:

И пусть твой путь прошел бы стороною, Германии бы землю миновал. Там в замках

за зубчатою стеною Еще царит свирепый феодал.

Нет, говорит поэт, идти в будущее – значит идти к свободе. Значит идти с книгой,

как с оружием, ведь «книга – это смелый воин». В некоторых из этих стихов,

обращенных к молодежи всей земли, он, говоря о задаче юношей, как бы говорит о

самом себе, о своей миссии:

Раскройте пред народом храмы знанья И мысль освободите от оков! Все ближе

революции дыханье, И все слышнее звук ее шагов.

88

Ведь его назначение в жизни – это прокладывать путь народным массам.

Весь этот год он открывает дороги, прокладывает новые пути. Он завоевывает

Баию, теперь вокруг него уже много талантливых молодых людей. Тридцать первого

октября он снова перед народом. На этот раз он читает возвышенную поэму, красно-

речивую, без риторической напыщенности, поэму отличного стиля без демагогии. Он

читает эту поэму в Португальской читальне в пользу семей солдат, погибших на войне.

Впервые Кастро Алвес говорит о себе и о своей поэзии с гордым сознанием собст-

венной ценности; и это отнюдь не выглядит тщеславным:

В моих стихах пою героев славу, Хотя я сам ничтожен, слаб и мал. Так Анды в

красоте их величавой Долины житель, верно б, воспевал.

Таким он был на самом деле, подруга. Он принес в свою поэзию величие природы и

чувств. Он видел далеко – он видел Анды, высочайшие вершины, и далекие мечты. Он

видел будущее, моя негритянка.

Он никогда ни для кого не просил милостыни в своих стихах, он требовал воздать

должное детям тех, кто отправился умирать «на просторах пампы в мрачном краю».

Его слова никогда не забудутся. Баия стала другой после того, как он прошел по ее

улицам. В этом году он обновил поэзию своего родного края, он перенес свой город в

будущее своего века. В 1867 году, подруга, он – это цивилизация и прогресс, поэзия и

революция, расхаживающие по чернокаменным улицам города Баия, города Всех

Святых и поэта Кастро Алвеса.

* * *

В июне труппа успешно дебютировала. И хотя она была составлена частью из

любителей, все же живости и таланта Эужении Камары оказалось доста-

88

точно, чтобы обеспечить труппе успех. А седьмого сентября, в день национального

праздника Бразилии ', состоялась премьера «Гонзаги». Присутствовали, помимо

президента провинции, многие выдающиеся деятели Баии, литераторы и студенты,

представители народных масс. На сцене Эужения – очаровательная Марилия,

произносящая любовные монологи с абсолютной естественностью. Да и чем была эта

драма в ее лирической части, как не историей самой Эужении и Кастро Алвеса? Эти

слова, которые она сейчас повторяла на сцене, – сколько раз они обменивались ими в

домике на окраине Ресифе или Боа-Висте в Баие? Но не только гимн любви – по

знаменитому театру Сан-Жоан разносились слова об освобождении от рабства. После

88

первого акта публика потребовала, чтобы автор вышел на сцену. Зрители хотели

своими аплодисментами показать ему, как хорошо они прочувствовали и поняли все,

чему он их учит. И так в конце каждого акта он должен был выходить на авансцену и

получать аплодисменты*. Наконец, по окончании представления, местные молодые

поэты устроили в его честь банкет. Кастро Алвес был увенчан лавровым венком с

надписью на ленте: «Гению». Читались стихотворения, посвященные герою вечера. Его

успех был не столько успехом Эужении, сколько успехом его идей – идей

освобождения рабов, республики, свободы. А на улице поэта ожидала толпа; теперь

очередь была за народом. И народ поднимает его на плечи, проходит с ним по улицам

Баии, несет его до дому. Народ начинает ему платить своей солидарностью, подруга.

Этот триумф повторяется на представлении «Гонзаги», на бенефисе Эужении.

Потом актриса покидает труппу, чтобы перейти в другой театр – «Жина-зио Бонфим»,

который был спешно создан для нее специально. И вот наступают последние дни их

пребывания в Баие. Кастро Алвес чувствует, что он не

1 7 сентября 1822 года была провозглашена независимость Бразилии от

Португалии.

10 Жоржи Амаду

89

должен больше заставлять любимую приносить ему в жертву свою карьеру, он

понимает, что надо везти ее на юг, где есть хорошие труппы, которые могут

предоставить актрисе лучшие возможности. К тому же и он ведь должен продолжать

свою проповедь. Баия уже завоевана, теперь его ждут Рио-де-Жанейро и Сан-Пауло.

Сердца пробуди, же. о голос титана. От Анд прозвучи и до вод океана!

Его уделом, подруга, было пробуждать души. Во чреве судна он отправляется со

своей любимой на завоевание юга. Он ожидает, что его драма и стихи и в Рио-де-

Жанейро и в Сан-Пауло будут иметь такой же успех, как в Ресифе и Баие.

Эужения тоже едет с уверенностью в успехе – ведь на юге театральная жизнь

сильнее развита и публика принимает артистов лучше, чем на севере. К тому же

тамошние театры ей знакомы; она там играла, получала аплодисменты, похвальные

рецензии и поэмы, в которых воспевались ее внешность и талант. Еще большего она

ожидала от посещения этих городов теперь, когда едет вместе с Кастро Ал-весом.

Действительно, газеты Рио-де-Жанейро уже печатали поэмы Кастро Алвеса, слава

его стихов и созданная им поэтическая школа уже не были новостью

10*

89

для интеллигенции Рио. А в Сан-Пауло Фагундес Варела взялся за распространение

его аболиционистских произведений, декламируя друзьям изумительные стихи

баиянского поэта, который увлек за собою город Ресифе. Именно Фагундес привез в

89

Сан-Пауло весть о том, что в романтизме возник новый могучий голос, который служит

новым идеям. И Сан-Пауло с нетерпением ожидал поэта, чтобы вместе с ним окунуться

в атмосферу социальной и политической борьбы.

В Рио-де-Жанейро, подруга, в то время пользовались известностью два больших

писателя. Один – это Жозе де Аленкар 1, другой – Машадо де Ассис2. Жозе де

Аленкар завоевал наибольшую славу как прозаик и поэт, возглавивший целую

поэтическую школу. Ее представители писали поэмы редкой звучности и рассказывали

в них истории из жизни туземцев. Если огромным было значение Жозе де Аленкар для

бразильского романа, то не меньшим был и его личный престиж. В глазах публики он

был крупнейшей интеллектуальной фигурой Бразилии. Романист, драматург,

журналист, он восхищал и избранное общество и простой народ. Его слово

воспринималось как закон. Этот человек, занявший выдающееся место в истории

бразильской литературы, относился ко всему новому и талантливому с пониманием и

восхищением. Он был достаточно могуч, чтобы не опасаться соперников.

'Жозе Мартиниано де Аленкар (1829—1877) – один из крупнейших писателей

Бразилии, романист и драматург, основоположник «индианистской» литературы. Был

членом Бразильской академии словесности. Занимался также политической

деятельностью – был депутатом национального конгресса, министром юстиции. Его

перу принадлежат: роман «Ирасема», пьесы «Гуарани», «Гаушо», «Сертанежо» и др.

2 Жоаким Мария Машадо де Ассис (1839– 1908) – бразильский прозаик, поэт и

драматург. Считается бесспорно крупнейшим романистом Бразилии. Его произведения

отличаются чистотой стиля, они проникнуты горьким юмором. Он был первым

президентом Бразильской академии словесности. Его наиболее популярный роман

«Дон Касмурро» переведен на русский язык.

90

Когда по дороге в Сан-Пауло Кастро Алвес заехал в Рио-де-Жанейро, он

рассчитывал, подруга, поставить там «Гонзагу» и завоевать народ Рио-де-Жанейро для

новой поэзии, которую привез из Ресифе и Баии. Его принимает в Тижуке 1 Жозе де

Аленкар. Романист из Сеары встречает его весьма приветливо *. Отныне его дом

открыт для кондорского поэта, и тот чувствует себя здесь, как у себя. Все, что было в

Аленкаре поэтического, все, что было в нем от высокой поэзии, – все поддалось

очарованию стихов и драмы Кастро Алвеса, которая так же напоена поэзией, как и

романы сеаренца о туземцах. Это была встреча двух самых значительных школ

бразильской литературы, поэзии негра и поэзии индейца. Сделав индейца основным

действующим лицом своих произведений, Аленкар добивался восстановления его в

своих правах. Кастро Алвес же хотел больше чем восстановления прав – он добивался

освобождения негра, выведя его в своих стихах на арену национально-

освободительной борьбы. Герои двух рас, подруга, два литератора должны были найти

взаимопонимание и полюбить друг друга.

Кастро Алвес прочитал Аленкару свою драму и некоторые поэмы *. Аленкар жил

на высотах Ти-жуки, откуда открывался грандиозный пейзаж, что помогало

прочувствовать эти стихи, в которых отражались природа севера, страдания людей,

надежда на лучшие дни. Аленкар был растроган, почувствовав, что перед ним

незаурядный талант. И, сообразно своей живой натуре, он решил немедленно опуб-

ликовать произведения поэта, познакомить с ними публику. Аленкар отправляет Кастро

Алвеса к Ма-шадо де Ассис, который тоже может повлиять на судьбу писателя. Он дает

ему письмо к Машадо *, которое несколько дней спустя будет опубликовано и прикует

к поэту внимание всего Рио-де-Жанейро.

В день карнавала, когда народ поет и танцует на улицах, Машадо приходит к Кастро

Алвесу в гости

90

1 Тижука в то время была предместьем Рио-де-Жанейро; ныне это один из районов

города.

91

ницу, где поэт и Эужения прячут свою любовь. Машадо выслушивает драму, стихи.

И даже этот сдержанный человек с недоверчивым и тяжелым характером соблазняется

новой поэзией с севера. Без избытка чувств, свойственного Аленкару, без его стре-

мительности, романист из Рио-де-Жанейро разбирает творчество Кастро Алвеса в

своем письме к Аленкару. Он не удерживается временами и от менторского тона, но все

же Кастро Алвес завоевал восхищение даже этого человека, столь далекого от

основных тем его поэзии, – это один из крупных успехов молодого поэта. Ответное

письмо Машадо де Ассис Аленкару было также опубликовано *. И пресса Рио-де-

Жанейро широко открыла свои страницы для поэта. Литературные круги приняли его в

свою среду, ведь он был рекомендован двумя самыми уважаемыми представителями

признанной литературы. Повсюду приветствовали его талант, декламировали его

стихи, печатали их в газетах. Ему подражали *, поэзия его стала господствующей.

Эмилио Залуар, поэт, который уже посвящал стихи Эужении Кама-ре, теперь устроил

банкет в честь Кастро Алвеса. На нем присутствовали самые известные литераторы.

Поэта поселил у себя Луис Корнелио дос Сантос, его друг по Ресифе, учившийся

там с ним на одном курсе. Однако его подлинным очагом в Рио-де-Жанейро была

гостиница, где жила Эужения. Там он проводил свои вечера. Днем же почти все время

он бывал в редакции газеты «Диарио до Рио-де-Жанейро», где читал «Гонзагу»

многочисленной аудитории. Хотя драма пользуется большим успехом у литераторов,

Фуртадо Коэльо отказывается поставить ее на сцене. Возможно, подруга, что

выдающийся актер так и не простил поэту, что тот забрал у него первую актрису,

которая была к тому же матерью его дочери. И теперь он воспользовался

возможностью отомстить. Кастро Алвес решает уехать отсюда в Сан-Пауло.

Однако ему еще остается самое главное – вступить и здесь в общение с народом.

Он имел в Рио успех среди интеллигенции, в прессе, у артистов. Те-

91

перь следовало донести свое искусство до простого народа.

И вот, прежде чем уехать, подруга, – в день, когда город отмечает празднествами и

уличными шествиями победу при Умайте ', – он появляется на балконе редакции

«Диарио до Рио-де-Жанейро», очень бледный и очень красивый, и декламирует для

толпы, которая проходит по улицам. И народ Рио-де-Жанейро приветствует его такими

же горячими аплодисментами, как в Баие и Ресифе. Этот народ привык к поэзии

Казимиро де Абреу, который в красивых строфах оплакивал любовь, и сейчас голос,

который принесся с севера, звучит для него, как горн, как барабанный бой, этот

замечательный мужественный голос:

От вольных кондоров я жду ответа, Свободный ветер пусть ответит мне: За что и

кем ведется битва эта И чьи знамена реют в вышине?

Идут на битву строем легионы: То на тирана двинулся народ. Форты штурмует он и

бастионы, – Уже насилья зыблется оплот.

И вот кровавый деспот уступает: Его сломил народ своим мечом. Так пусть теперь

свобода воссияет, Как солнце в этом небе голубом!

Летящий с севера кондор попадает, подруга, в объятья народа. Такова его судьба,

здесь, там, и дальше, на севере и на юге, вчера, сегодня и завтра.

1 Сражение у прохода Умаита на реке Парагвай произошло между бразильскими и

парагвайскими войсками 19 февраля 1868 года. Бразильская эскадра, поддержанная

наземными войсками, одержала победу, форсировав проход Умаита и нанеся

парагвайцам большой урон.

91

Куда бы ни был я судьбой заброшен. Тебя, Сан-Пауло, мне не забыть...

Солнце, встречая поэта, освещает улицы Сан-Пауло, моя негритянка. По этим

улицам ступали великие люди, под сводами его факультета права звучали самые

выдающиеся голоса Бразилии. Три таких имени, подруга, ты можешь прочесть на

мемориальных досках, которые студенты укрепили впоследствии на стенах этого дома

знания: Алварес де Азеведо, Фагундес Варела и Кастро Алвес. Вокруг этих имен

объединились многие другие, и из Сан-Пауло по всей Бразилии разносились песни

любви и свободы, самые нежные и самые сильные.

При Алваресе де Азеведо Сан-Пауло переживал период романтики, эпоху

галлюцинаций. Его гений создал особую атмосферу в этом городе, где безраздельно

господствовала романтическая литература. Появившийся позднее Фагундес Варела

укрепил эту славу города – студенты в тавернах, студенты, ведущие женщин по

улицам, чтобы уединиться с ними

92

�

на кладбищах, – таковы типичные картины того времени. Самоубийство в

двадцать лет после осознания мира красоты – такова примерно была формула жизни,

которую поэты создали для Сан-Пауло. Зимний холод города зовет к теплу в тавернах.

Байрон зовет к безрассудству, к самым невероятным безумствам. Окружающий мир

перестает существовать. Студенты и поэты, которые верховодят ими, живут в далекой

от реальности обстановке. У факультета – фантасмагорический вид, это храм новой

религии: байронизма. В мертвые вечера тишину нарушает серенада. Дамам,

прячущимся за жалюзи, читают романтические стихи, молящие о любви. И ночью не

прекращаются жалобы на неблагодарность возлюбленной. Студентов ждут таверны;

дома терпимости страшны, как демонические строфы Байрона. И в тавернах и в домах

терпимости поэты ищут смерть – последнюю и самую желанную из возлюбленных.

Если один город Сан-Пауло, буржуазный и спокойный, засыпает, когда колокол

прозвонит девять часов, другой Сан-Пауло, сатанинский и юный, впрочем

постаревший от литературных разочарований, с хохотом и драками беснуется на

улицах *. Но вот внезапно наступает тишина, подруга, и над всей этой грязью, над всем

этим пороком поднимается голос. Он декламирует:

Когда, влекомый неизвестной далью, Впервые край родной я покидал, В твоих

глазах, исполненных печалью, Я жемчуг слез, подруга, увидал.

Этот голос смывает грязь с улиц, очищает души, увязшие в болоте.

А порой слышится другой голос, подруга, он поет для бедняжки, молоденькой

девушки, которую нужда заставила торговать своим телом.

О девочка! Цветком благоуханным Тебя создал небесный садовод. Зачем судьбы

решеньем злым и странным Ты жить обречена на дне болот?

92

Таковы, моя негритянка, все эти студенты с сердч цами, полными печали,

которую они почерпну

93

ли у Байрона, с головою, полной блестящих образов.

Это романтическое поколение, которое почти не соприкасалось с

действительностью и которое жило в мире грез, – это поколение превратило

факультет права в Сан-Пауло на известный период в самую знаменитую в стране

башню из слоновой кости. Башню поразительной красоты, но не от мира сего! С ее

высоты поэты не видели повседневной, зачастую трагической жизни. И опьяненный

созерцанием своих поэтов, усыпленный их голосами самоубийц, Сан-Пауло почти не

слышал того, другого голоса, который, возможно, был тише, но уже указывал новые

пути, – голоса Педро Луиса *. Этот поэт хотел, чтобы в его поэзии звучали мотивы не

бесплодные и бесполезные для счастья людей. Но его голос не был достаточно

мощным, чтобы заглушить благозвучную симфонию романтических голосов Алвареса

и Фа-гундеса. И Сан-Пауло не проснулся, он продолжал убаюкивать себя

проникнутыми отчаянием стихами, и они были трагической колыбельной песнью для

этого сонного гиганта. В его огромном сердце было много места для самых высоких

чувств, его могучие руки обладали силой, способной разорвать и самые крепкие цепи

рабства. Но нужно было, чтобы его разбудил чей-то голос, подсказал ему, что в мире

много страдания и что миссия Сан-Пауло – принести людям радость.

Кастро Алвес поет в Сан-Пауло свою пробуждающую песню. И гимн его, в котором

говорится о пробивающемся рассвете, о заре свободы, о надежде на будущее,

преображает Сан-Пауло. Его присутствие и его деятельность вызывают в большом

городе юга интерес к социальным и политическим проблемам. После Кастро Алвеса

факультеты права в Ресифе и Сан-Пауло уже ничем не отличаются друг от друга. В них

одинаково свободно дышится, в них воздух пропитан идеями, в них студенты

смешиваются с толпой и лучшие представители студенчества способствуют развитию

наиболее благородных социальных движений. В Кастро Алвесе Сан-Пауло най

93

дет человека, стремящегося к разрешению самых насущных политических проблем,

уходящего от грез, которые приводят только к господству исступленного воображения.

В тепле симпатии, которой окружит его Сан-Пауло, Кастро Алвес напишет лучшие из

своих аболиционистских и республиканских стихов. Если в мире возможно подлинное

взаимопонимание, то таким примером были Кастро Алвес и Сан-Пауло.

Этот город, подруга, ему не пришлось завоевывать. Поэт не прошел неизвестным

по его улицам, неведомый для всех, как это было два года тому назад в Ресифе. Он не

встретил, как это было в Баие, недоброжелательства со стороны окопавшейся группы

интеллигенции. В Сан-Пауло он нашел только ласку и восхищение, встретил людей,

стремящихся поскорее услышать его слова, ожидающих поэта, чтобы последовать за

ним, жаждущих найти в его стихах те слова, которые никогда не уйдут из их сердца,

слова любви к народу и к свободе.

В Сан-Пауло он приехал прославившимся; ему было еще только двадцать лет, но

его уже считали гением. Еще до его прибытия здесь слышали о восторженной реакции

толпы в Ресифе, об аплодисментах народа в Баие, о его литературном успехе в Рио-де-

Жанейро. Было уже известно, что этот юноша затрагивает в горячих стихах проблемы,

которые в то время многие даже не представляли себе возможным обсуждать.

Фагундес Варела декламировал на одной из своих последних ночных оргий в Сан-

Пауло стихи поэта, в которых было требование освобождения рабов и воспевалась

любовь. Письма Ален-кара и Машадо де Ассис о поэзии и драматургии Кастро Алвеса

тоже нашли отклик среди студентов. Поэта ожидали, зная уже, кто он, какова его цен-

93

ность, его значение. И все же, подруга, сколь высоко ни было мнение, которое

создалось о нем в Сан-Пауло, ему пришлось удивить город, настолько большой силы

достигли тогда его поэмы. Более того, в Сап-Пауло ему предстояло вырасти, стать еще

выше. На этой новой трибуне его голос получит резо-

94

нанс, которого до того ему получать не доводилось. Ибо в Сан-Пауло, подруга, он

переживет свои самые большие дни радости и горя. В Сан-Пауло его ждут самые

крупные триумфы, но здесь его ожидает и горе – уход Эужении, любви всей его

жизни, здесь начало его агонии. В Сан-Пауло жизнь откроется ему во всей полноте, в

величии радости и в величии горя. Юноша, который совсем недавно прибыл в Ресифе,

чтобы уехать оттуда двадцатилетним мужчиной, теперь проживет за один год в Сан-

Пауло целую жизнь, полную самых драматических мгновений. Он увидит у своих ног в

Сан-Пауло юных прекрасных женщин, которые будут искать его любви. Но он увидит

также, как его возлюбленная уйдет от него, чтобы избрать другие пути. Народный

вождь, он увидит за собою в Сан-Пауло волнующуюся, победоносную толпу. Но он

увидит также, подруга, что его жизнь уже подходит к концу, что его легкие поражены

«в кипении страстей», и поймет, что его так громко звучащий голос скоро умолкнет.

Сан-Пауло – это его величайший триумф, но это и его агония.

Сан-Пауло сумел полюбить его, понять и приласкать и стал величайшим периодом

его славы. И Сан-Пауло превратился в самого деликатного из друзей, когда его

любимец пал, пораженный недугом. Сан-Пауло был нежен, ласков и добр. И когда

Кастро Алвес уехал в другие края, лишившись любви и потеряв здоровье, он унес в

сердце тоску по любимому городу:

Сан-Пауло, навеки сохраню я Твой образ милый в памяти моей. Забыть возможно

ль сладость поцелуя, Любовь твоих прекрасных дочерой?

Этот столь волнующий период в Сан-Пауло, подруга, самое значительное время в

жизни поэта. Потому что в Сан-Пауло, моя негритянка, он написал для всех нас

«Голоса Африки» и «Негритянский корабль».

...Изменят звезды, угасая, Изменят волны, опадая. Изменит радость юных дней.

Одни лишь только прочны узы: Те, что меня связали с Музой -С подругой верною

моей!..

Женщины, моя подруга, буквально затормошили французов-парикмахеров, у

которых были заведения в Сан-Пауло, они замучили портных – всем хотелось иметь

новые красивые платья, невиданные прически. В этот вечер «Юридический архив»,

журнал факультета права, принимал в зале «Конкордия» поэта Кастро Алвеса.

Поговаривали, что этот баиян-ский юноша удивительно красив, что у него роман-

94

тический и одновременно спортивный облик, что он поэт и охотник, любитель скакать

на самых резвых лошадях, любит женщин со страстью Дон-Жуана. Разве не потеряла

голову, увлекшись им, Эужения Камара, самая знаменитая актриса страны? Разве не

жили они жизнью, скандальной в глазах общест

95

ва? Разве всепоглощающей чувственностью не были наполнены его стихи?

Женщины Ресифе и Баии стремились в его объятья и готовы были припасть к его

устам, едва увидев поэта, едва только он говорил им первые слова. Ему было всего

двадцать лет, он был пылок, как юноша, и утончен, как уже много познавший в жизни

человек.

Его романтическая, богемная и в то же время революционная фигура привлекала

женщин, пленяла их. Он то читал стихи об освобождении рабов, бросая зажигательные