Текст книги "Кастро Алвес"

Автор книги: Жоржи Амаду

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

бессмертных творениях. Тирадентес с веревкой мученика, Андрада с земным шаром в

руке, Педро Иво на своем черном коне. И над ними изумительно прекрасная, самая лю-

бимая из возлюбленных поэта – Свобода. Все они проносятся в фантастическом,

сказочном галопе, поют написанные им песни, гимны восстания и люб-зи. Они

устремляются к будущему, и нет таких оков, которых им не разорвать... Вся эта

гигантская толпа движется под звучный гул его стихов. И впереди всех шествует

Свобода.

И тогда, моя негритянка, Кастро Алвес еще раз берет руку Смерти, приглашает ее

любезным жестом и уходит вслед за всеми.

ПРИМЕЧАНИЯ АВТОРА

Стр. 17.—Во многих поэмах Кастро Алвеса из сборника «Водопад Пауло-Афонсо»,

где в замечательных стихах описана страстная любовь Марии и Лукаса, места действия

навеяны, видимо, обстановкой, в которой протекал роман Порсип. Как знать, не

использовал ли поэт слышанные им в детстве истории о его тетке и Леолино для

описания любви мукамы и негра, любви, протекавшей в борьбе против всего, что их

окружало? Во всяком случае, иные сцены явно напоминают эпизоды несчастной любви

Порсии. Исследователь, который сопоставит историю Порсии и стихи Кастро Алвеса,

несомненно, это установит. Я же пишу не критическое исследование и поэтому огра-

ничусь лишь тем, что приведу некоторые из подобных стихов:

К ее жилищу я вернулся, Чтоб вновь любимую найти... Позвал, прислушался... Все

тихо, Лишь где-то пели журити

Счастливый, думал на пороге: Она обрадуется мне! Быть может, милая уснула И я

приснился ей во сне?..

Но почему в ее жилище Царит такая тишина? И почему на голос друга Не

откликается она?

Тоской внезапной сжалось сердце.

Дом пуст и тих – ее здесь нет.

– Мария! – крикнул громко. – Где ты? —

Но все молчало мне в ответ.

1 Журити – бразильские лесные голуби. (Прим. перев.)

124

124

Вот здесь висит ее распятье; Увядший перед ним цветок. Вот здесь она творца

молила. Чтоб сократил разлуки срок.

Перед какой загадкой страшной Стою я в этой тишине? Где для нее искать решенья

И правду кто подскажет мне?

Ушла! И ждать меня не стала! Ушла, нарушив уговор! Меня печали безысходной

Навек обрекши с этих пор.

О нет, прости! Как усомниться В любви твоей я только мог? И чьей рукой

злодейской сорван Сертана дикого цветок?

Тебя похитили отсюда, Как похищает волк овец. Иначе ты б меня дождалась —

Ведь нерушим союз сердец!

– Отмщенья! – я воззвал. – Отмщенья! Клянусь тебе твоим крестом, Перед

которым ты молилась, И этим полевым цветком,

Что мне оставила залогом: Врага постигнет злая месть За то, что предал поруганью

Марии девственную честь!

В моей руке довольно силы, Со мной мой верный друг кинжал; Удар же мой хоть

чуть неточным Еще ни разу не бывал.

За кровь расплата будет кровью, И скоро час ее пробьет. Враг не найдет нигде

спасенья, Сам бог злодея не спасет.

Стр. 18. – Об участии деда Кастро Алвеса в борьбе за независимость Шавиер

Маркес пишет: «В июне 1822 года он окапался среди бразильцев, которые в поселке

Кашоэйре после трех дней ожесточенной перестрелки вынудили к сдаче капитана и

команду португальской шхуны, начавшей обстрел поселка. Затем он направился с

вооруженным отрядом в Назаре,

125

7тобы защитить ею жителей и ускорить провозглашение дона Педро императором.

По возвращении, в августе, он остановился в Санто-Амаре-до-Кату на острове

Итапарике и поднял там восстание в поддержку движения за независимость. Когда ры-

ночные торговцы Баии, в большинстве своем португальцы, подали жалобу

правительственной хунте провинции на вождей «освободительной революции»,

обвиняя их в «гнусных» преступлениях, то одним из первых они назвали Жозе

Антонио да Силва Кастро, которого вместе с братом причислили к «закоренелым

преступникам». В октябре, уже будучи майором, он сформировал батальон егерей-

добровольцев и обратился к временному правительственному советнику с просьбой

привести его батальон к присяге. По договоренности с полковником Франсиско Марией

Содрэ Перейрой он задумал создать патриотический легион из войск трех видов

оружия и добился поддержки правительства. С прибытием Лабатута для принятия

командования независимыми силами майор Кастро отправился со своим батальоном в

Пиражу, чтобы присоединиться к войскам нового правительства. Там его воинственная

энергия развернулась в самых широких масштабах. Преемник Лабатута, полковник

Жозе Жоаким де Лима э Силва, реорганизуя армию, назначил его командовать

батальоном «попугайчиков» – так они назывались по значку, который носили на

мундирах. Во главе своих семисот солдат майор Кастро 3 июня 1832 года в

окрестностях столицы участвовал в сражении против войск генерала Мадейры. Приказ

полковника Лимы э Силвы, изданный после этого боя, свидетельствует о том, что все

передовые посты противника в Круз-до-Косме были захвачены 3-м батальоном под

командованием Жозе Антонио да Силва Кастро, причем у противника остались в

живых только двое солдат, которые были взяты в плен, тогда как потери

«попугайчиков» выразились лишь в одном убитом и четырех легкораненых».

По поводу суда над солдатами Шавиер Маркес сообщает: «Военная комиссия,

назначенная для суда над обвиняемыми, приговорила четверых к смертной казни. Они

125

были расстреляны в Кампо-да-Полвора. Некоторые офицеры и солдаты разбежались, а

оставшиеся были отправлены в глушь Мато-Гроссо».

Стр. 19. – Дона Ана Виегас... Мне вспомнилось: однажды Пиньейро Виегас сказал,

что он тоже испанец и происходит из семьи Кастро Алвеса. Не родственник ли в самом

деле Кастро Алвесу великий баиянский поэт и сатирик, имевший с ним столько точек

соприкосновения? Как бы там ни было, он был последним духовным потомком поэта,

ступавшим по улицам Баии. Наши современные стихотворцы могут считать себя

наследниками всех крупных поэтов Бразилии. Но только Пиньейро Виегас да еще

Доривал Каимми, этот прославленный сочинитель народной музыки, поэт негров-

рыбаков и богини вод Иеманжи, певец тайн Баии, обладают той же народной силой,

что отличала автора «Баркаролы любви». Этот композитор самб и песен и Пиньейро

Виегас – поистине потомки Кастро Алвеса.

126

В поэзии Кастро Алвеса замечается известное пристрастие к испанским именам, к

некоторым повторениям испанских мотивов. Он не забыл своего происхождения, и это

мне кажется существенным в его поэзии.

Курралиньо – ныне город Кастро Алвес. Жилберто Амадо считает, что «если бы

Амазонка запела, ее бы следовало назвать «Кастро Алвес»

Стр. 24. – Как мне сообщил Арлиндо Силвейра, адвокат из Сержипе, Медрадо с

того времени, как началась эта борьба, никогда уже больше не возвращались на свои

фазенды. Они превратились в своего рода цыган и на богато украшенных конях, с

серебряными стременами объезжали поселки сертана Баии. Они потеряли, как мне

сказал этот адвокат, все характерные черты фазендейро, и их трудно было отличить от

цыган-воров, которые группами бродят по сертанам северо-востока.

Стр. 26. – В своем исследовании о Кастро Алвесе, отличающемся туманностью,

Марио де Андраде временами все же делает удачные открытия. Одно из них таково:

«Кастро Алвес был у нас первым пропагандистом развода». Это приводит нас к уста-

новлению связи творчества поэта с судьбой Порсии и Леолино, обреченных на тайную

и трагическую любовь из-за «вечных уз», ибо Леолино был женат и, таким образом, не

мог соединиться с любимой женщиной в законном браке. Это утверждение лите-

ратуроведа и поэта – одно из метких наблюдений критика, в целом плохо

относящегося к поэту (я бы даже сказал, что модернистский поэт Марио де Андраде

доходит на этих страницах до ненависти по отношению к социальному поэту Кастро

Алвесу), – заставляет нас думать, что семейная трагедия, происшедшая в первые годы

жизни поэта, видимо, значительно повлияла на его отношение к жизни, на его

мировоззрение. Так или иначе, история Порсии и Леолино должна была иметь зна-

чение для Кастро Алвеса, как живой пример гнета предрассудков, которые душат

свободу человека в его самом естественном праве – праве на любовь.

По поводу этого влияния на поэзию Кастро Алвеса Аман-да Нассименто в своем

труде «Негр и Бразилия» (1940) пишет: «Жоаким Набуко и Кастро Алвес, два великих

борца за освобождение негров от рабства, во многом обязаны происхождением своего

гения и его пламенем влиянию окружавших их в детстве нянек негритянок».

Стр. 27. – Афранио Пейшото относительно няни мулатки Леополдины (в книге

«Кастро Алвес, поэт и поэма», Лиссабон, 1922) пишет: «...Здесь прошли самые нежные

годы детства поэта, убаюкиваемого своей кормилицей, мулаткой Леополдиной, которая

рассказывала ему грубые и фантастические истории сертана – первое очарование для

пылкого воображения ее приемного сына; сын Леополдины – Грегорио —

впоследствии прислуживал Кастро Алвесу». И Шавиер Маркес говорит: «...Поэт

провел почти все свое детство, окруженный матерински

126

126

ми заботами и ласками отца и оставаясь на попечении служанки майора Силвы

Кастро – мулатки Леополдины, которая была его кормилицей. Она, говорили

родственники, хорошо воспитала мальчика, и он питал к ней привязанность и нежную

дружбу. Она возбудила воображение ребенка фантастическими историями, легендами и

описаниями сцен рабства».

Стр. 32. – Кстати, о призраках... Я был учеником-интерном в Ипиранга-колледже в

Баие, в доме, где умер Кастро Алвес. Зала, в которой скончался поэт, была в то время

классной комнатой, и среди учеников ходила молва, что Кастро Алвес нередко

появляется там по ночам. Ученики помоложе не спускались в класс ночью, боясь

встретиться с поэтом. Вспоминаю, как однажды я с двумя приятелями решил провести

ночь без сна в ожидании появления Кастро Алвеса. Мы выскользнули из спальни,

спустились в залу, где умер поэт, и замерли там, дрожа от холода и страха. Я не могу

утверждать, появился поэт или нет, так как меня охватил сон и я проснулся, только

когда классный надзиратель, встававший раньше учеников, обнаружил меня спящим за

партой и решил отменить мне воскресный отпуск.

Любопытно, что биографы Кастро Алвеса пренебрегают некоторыми важными

фактами и значительными в его жизни личностями, в особенности в период его

детства. Относительно младшего лейтенанта Жоана Жозе Алвеса я сумел найти све-

дения тольчо у Педро Калмона. Остальные же не имели понятия об этом интересном

человеке, который не мог не оказать влияния на поэта.

Стр. 33.– Эдисон Карнейро пишет («Кастро Алвес», Рио-де-Жанейро, 1937): «Этот

старый театр, один из самых древних в Бразилии, был открыт 13 мая 1812 года, причем

пожар разрушил его в ночь на 6 июня 1923 года, меньше чем за месяц до столетия

независимости Баии (2 июля 1923 года)». И я отмечаю, что этот театр был ареной

некоторых важнейших фактов из политической и артистической жизни Бразилии.

Стр. 36. – Отец Кастро Алвеса был довольно видной личностью в Баие Его

биография, как известного врача, была опубликована Антонио Пасифико Перейрой в

«Медицинской газете Баии» (1897).

Стр. 39. – Об этих стихах Кастро Алвеса написал Эуклидес да Кунья («Кастро

Алвес и его время»): «Теперь часто вспоминают самые живые, вернее сказать, самые

гонгорские1 или кондорские2, стихи, звучащие с такой силой, что они навсегда

127

запечатлеваются в народном сознании. Так, в 1867 году в Ресифе, когда конная

полиция разгоняла собрание республиканцев, поэт выступил против полицейских,

декламируя резкие стихи, которые начинались так:

Принадлежит народу площадь. Как кондору – небес простор.

Видите, как здесь революционер принес в жертву лирика. Такие стихи сочинил бы

любой импровизатор-сертанежо. Между тем, хотя их и нет в книгах поэта, эти стихи

все же существовали».

Стр. 44. – О влиянии поэзии Эдисон Карнейро пишет: «Я думаю, что Поэзия

(именно с большой буквы) непременно присутствует во всех человеческих

неосознанных действиях, сколь банальными они ни показались бы. Она самая суть

жизни. Она связующее звено между людьми, которые с ее помощью чувствуют себя

равными. Но, будучи неразрывно связана с их экономическими условиями, поэзия в

нынешнем обществе отражает антагонизм между буржуазией и пролетариатом,

отражает и предсмертные хрипы класса, который продолжает господствовать только по

инерции, и первые признаки нового, непокорного поднимающегося класса. Поэзия в

классовом обществе не может не быть классовой, то есть боевым оружием и орудием

пропаганды...»

127

Стр. 47. – Эдисон Карнейро в одной из своих книг по афри-канологии

(«Негритянские религии», Рио-де-Жанейро, 1936) говорит, что Энженьо Вельо (самый

древний и самый известный из негритянских храмов Бразилии) существовал под

землей, причем входили в него через дупло дерева – так было в эпоху рабства, когда

религиозные церемонии баиянских негров усиленно преследовались.

Стр. 49. – Касаясь поэм, которые Кастро Алвес написал для Леонидии Фраги,

Афранио Пейшото отмечал: «К числу самых красивых стихов Кастро Алвеса,

несомненно, относятся «Гость» и «Духи». Оба эти произведения написаны в Кур-

ралиньо в 1870 году. Я интуитивно чувствую, что они вдохновлены одним и тем же

лицом, «Духи» содержат загадочное посвящение – «Л». В переписке поэта есть

письмо к сестре, в котором он просит послать Л. «Парижскую жизнь». О ком идет

речь? Я убежден, что Л. – это Леонидия Фрага, красивая девушка, умная и нежная,

которую поэт знал еще ребенком, увидел снова в 1865 году, когда у него был с нею

невинный флирт и от которой он отказался в 1870 году, когда вернулся со смертью в

душе». И в примечаниях к Полному собранию сочинений Кастро Алвеса (Рио-де-

Жанейро, 193.8) тот же Афранио Пейшото, который знает все, что относится к жизни

поэта, писал: «Ее влиянию (Леонидии Фраги) обязаны «Духи», «Гость» и сонет

«Мариэта» из «Ангелов полуночи».

128

Стр. 49. – Относительно природы в поэзии Кастро Алвеса Агрипнно Гриеко (в

«Живых и мертвых», Рио-де-Жанейро, 1931) пишет: «Хотя он и не злоупотребляет

местными выражениями, Кастро Алвес – поэт, обладающий, больше чем кто-либо,

местным колоритом, он самый бразильский из всех поэтов. Он никогда не писал

простой бездушной кистью. И если можно так сказать, любовно интерпретировал нашу

природу. У нашего поэта деревья строго классифицированы, это мангенры,

ипежекитибабы, их легко узнать. Как никто, он умел передать свойственную нашим

сельским краям прозрачность воздуха и дрожание света. Астры услаждали его, как

вино из золотистого винограда, а девственные леса приносили ему своего рода зеленое

опьянение, причем шум их, видимо, был подлинной материнской песней над его

колыбелью. Само безмолвие сертана казалось ему музыкальным. Когда он проезжал по

полю, все представлялось ему темами для творчества, пластическим материалом для

его умелых рук. Без Кастро Алвеса-пантеиста мы не ощутили бы так остро красоты

Бразилии; луч ше сказать, мы еще и поныне видим эти красоты его глазами»

Стр. 51. – «Гость».

Стихи принадлежали Теофило Браге1 и, в сущности, были красивым и правдивым

эпиграфом не только к поэме, но и ко всей любви Кастро и Леонидии. В них

говорилось:

Я плачу горько потому, что знаю: Ко мне не возвратишься больше ты; Как не

вернется ветер, что, играя, Беспечной ласкою дарил цветы.

Стр. 54. – Шавиер Маркес пишет о методах Абилио Сезара Боргеса: «Осуждаемый

одними, полностью поддерживаемый другими, Абилио Боргес был предтечей

нынешней системы среднего образования...»

А Элой Понтес в своей превосходной биографии Раула Помпейи так отзывается об

Абилио Боргесе: «Абилио Сезар Боргес был просветителем, влюбленным в свою

профессию, умевшим заполучить в ученики своего колледжа всех выдающихся

юношей. У него был инстинкт учителя, наставника. В общем он преобразовал у нас

методы обучения».

Несмотря на возможные преувеличения, на мой взгляд, лучшим из материалов об

Абилио Боргесе является его портрет, написанный Помпейей: «Абилио Боргес

прославился как выдающийся педагог. Он рассылал пропагандистские бюллетени по

128

провинциям, часто выступал с докладами, писал книги и статьи по вопросам

образования, всячески пропагандируя в них свой метод воспитания, и буквально

наводнил ими местные школы».

Стр. 55. – Шавиер Маркес говорит, что должны существовать другие стихи,

паписанные раньше этих, но не указывает

■Жоаким Теофило Фернандес Брага – португальский поэт (1843—1924). (Прим.

пёрев.)

129

какие. Эти – самые ранние из тех, что включены Афранио Пейшото в Полное

собрание сочинений Кастро Алвеса. Вот эти невинные и неуверенные стихи:

И в незабвенный день его рожденья,

По бесконечной благости своей.

Нам ангела послало провиденье, —

Чтоб он хранил и защищал детей.

Вся поэма представляет собой откровенное восхваление

наставника.

Гораздо интереснее его «Поэзия», написанная, когда ему

шел

четырнадцатый год. В этом стихотворении он говорит об Андах, о ветре и урагане и

воспевает свободу, противопоставляя ее рабству.

Вот строфы из этой «Поэзии»:

Пусть индеец, африканец. Даже пусть и сам испанец Не свободны от оков; Цепи

рабства не сковали, И сковать-то их едва ли Для Бразилии сынов.

Мститель грозный, разъяренный, Вражьей кровью обагренный, Совершает правый

суд. Перед этим ураганом Устоять ли злым тиранам? Перед ним они бегут. Разве

сможет враг надменный Нас свободы драгоценной Хоть на день один лишить? И

последний стих:

Будем век ее хранить!

Эунапио Дейро отмечает, что Кастро Алвес в то время плохо знал португальский

язык. Сейчас можно сказать, что он не владел им в совершенстве всю свою жизнь.

Стр. 58. – Прокопио из храма Матату – жрец, «отец святого», который

подвергался в Баие наибольшим религиозным преследованиям.

Стр. 61. – Омер Монт Алегре в своей биографии Тобиаса Баррето, говоря о

Тобиасе, прибывшем в Ресифе, отмечает притягательность города для будущего поэта и

философа: «Борьба за свободу (в Ресифе) не имеет конца; мятежный дух будет жить

здесь всегда; сегодня уснувший, подземный; завтра бурлящий, страшный; сталь

стремится к движению; меч не может оставаться в бездействии. В конце концов Тобиас

тоже хочет испытать силу этого порыва и просит:

Приникнуть дай и мне, Ресифе,

К твоей груди, что львов вскормила...

15 Жоржи Амаду

129

И это желание Тобиаса припасть к груди Ресифе, чтобы укрепить в себе любовь к

свободе, повторено бесконечным множеством писателей, которые в то время и

впоследствии избирали Ресифе как отправную точку для своей общественно-

политической деятельности».

Стр. 62. – Касаясь революционного восстания Педрозо, Жилберто Фрейра пишет:

«Судя по популярности, которую Педрозо завоевал среди цветных в поселениях беглых

рабов, видно, что в Ресифе начала XIX века наряду с жителями особняков имелась

масса черных, уже обладавших революционным потенциалом».

129

Стр. 63. – И поныне среди наиболее видных представителей пернамбукской

интеллигенции или писателей, связанных своим творчеством с Пернамбуко, играет

большую роль литература, имеющая социальную функцию. Достаточно упомянуть

имена Жилберто Фрейры, Жозе Линса до Pero и Сисеро Диаса с его живописью, столь

близкой и понятной народу.

Юридическое учебное заведение было осноаано в Ресифе вскоре после того, как

город стал театром двух революций на протяжении десяти лет. Экономические

социальные условия Пернамбуко, крупнейшего очага сахарной цивилизации, были

таковы, что наряду с могущественной сельской аристократией тут имелись круги,

проявлявшие живые народно-демократические тенденции. Это приводило к тому, что

учившаяся там молодежь становилась скорее радикальной. На нее оказывала влияние

сложная социальная действительность, которая здесь сильнее разделяла людей и

строже дифференцировала их, чем, например, в Сан-Пауло.

Элой Понтес приводит высказывание одного студента факультета в Ресифе: «Вы

там на юге – поэты. Мы же здесь – философы!»

Стр. 70. – Мне кажется, что если бы вместо Ресифе Кастро Алвес отправился в

университет Сан-Пауло, возможно, его поэзия не приобрела бы того социального

характера, который обессмертил ее. Если бы поэт ограничился песнями любви, мы бы

имели в нем лишь соперника Алвареса де Азеведо. В Сан-Пауло проявилась бы только

часть его темперамента, тогда как в Ресифе он раскрылся полностью. Шавиер Маркес

отмечает влияние на Кастро Алвеса Виктора Гюго. Рядом с французским поэтом я

поставлю город Ресифе с атмосферой, ноторая царила на факультете, они ответственны

за направление, которое приняла поэзия Кастро Алвеса. То была скорее атмосфера

политическая, чем литературная.

Стр. 72.– Призывы идут и из современных сензал. И по сей день их подхватывают

голоса многих литераторов. Нынешнее положение негров требует нового Кастро

Алвеса. Писатель Кло-вис Аморим, крестьянин из Реконкаво Баияно, так отзывается о

положении негров: «Работник – это батрак, испольщик, кото-

130

рый орудует серпом, болеет, пьет кашаеу и даже умеет петь, И песня его грустна:

В брюхе пусто, горек труд, Я спины не разгибаю. И невольно вспомнишь тут Про

тринадцатое мая

Действительно, печальна эта песня:

Злой надсмотрщик мне грози1, Словно пес, рыча и лая:

– Позабудь ты, паразит, Про тринадцатое мая

И Кловис Аморим продолжает: «Школа негритенка – работа на плантации. Там он

все познает, все начинает понимать.

– Негритенок, шевелись И работай веселее, Чтобы плети не прошлись По твоей

спине и шее!

День прошел, сгустился мрак... Отдохнуть бы до рассвета.

– Нет, шалишь, лентяй батрак! Поработай при луне ты1

На плантации учатся погонять быков в упряжке, вырубать кустарник, боронить

землю, возделывать сахарный тростник, резать солому в сараях. И тут негритенок

находит свою школу, а в ней хозяина, сахарный завод, рабство».

Стр. 73. – Эти стихи были еще довольно слабыми, но одно они дают возможность

заметить: тяготение к театру, которое уже начало проявляться у Кастро Алвеса и

постепенно становилось все сильнее. Существует также сонет поэта, посвященный

артистке Аделаиде до Амарал, который должен относиться к'периоду до разрыва с

Тобиасом, то есть к 1863—1865 годам. Эти стихи гораздо лучше тех, что он посвятил

Фуртадо Коэльо.

130

Стр. 77. – Афранио Пейшото говорит об этих экзаменах: «Именно поэтому ему

был поставлен зачет только по римскому и естественному праву, хотя говорят, что он

мог блестяще выдержать испытания. Дело было в том, что поэма «Век», прочтенная на

празднике факультета, была воспринята как оскорбление религии и политики,

поскольку в ней звучало возмущение против господствующих консервативных и

авторитарных идей и содержались либеральные и освободительные призывы к

молодежи».

Стр. 83. – Большая часть «Рабов» была написана в этом году. Педро Калмон

отмечает: «За один только июнь 1865 года он создал шесть поэм, взбудораживших весь

город».

Это Кастро Алвес написал:

1 13 мая 1888 гола в Бразилии был издан «Золотой закон»: об отмене рабства.

(Прим. перев.)

15* 131

«Взгляните: пара обрученных!» —

Про них так люди говорят.

«Мы славословим двух влюбленных!» —

Так хоры птиц про них звенят.

Стр. 86. – Говоря о стихах, которые Варела Фагундес написал в этой поездке,

Эдгар Кавальсйро замечает: «Он восхищается всеми ее красотами (Баии), но против

того, что «следы ног рабов» марают «столь благородную землю». На него произвел

большое впечатление невольничий рынок, который отнюдь не является свидетельством

спокойной и счастливой жизни народа».

Стр. 87. – Помимо Стихов Варелы, поэма, которая называется «Перелетные

птицы», имеет и другой эпиграф – из Томаса Рибейро: «Птицы, это весна! К розе! К

розе!»

Говорят, что Эса де Кейрос1, прочтя в эгой поэме две следующие строки:

Гам в селве солнце на закате Разводит вечера костры, —

пришел в восторг и заявил: «Здесь, в этих двух строках, – вся поэзия тропиков». А

другой португальский писатель, Антонио Нобре, назвал Кастро Алвеса первым

бразильским поэтом.

Стр. 90. – Поэт Эдисон Карнейро задает вопрос: «Не был ли Кастро Алвес знаком

с Карлом Марксом?» Этот же вопрос возник и у Силвио Ромеро, который

квалифицировал поэзию Кастро Алвеса как социалистическую.

Стр. 91.—Эваристо де Мораис пишет об эпохе, когда поэт начал свою

аболиционистскую кампанию: «Это было в 1865 или, по другой версии, в 1863 году,

когда работорговля еше фактически не закончилась; когда в Валонго еще происходили

публичные аукционы, на которых товаром для продажи были человеческие существа

всех возрастов, выставляемые в полуобнаженном виде для осмотра покупателями;

когда закон – обратите на это внимание! – закон разрешал разъединение ребенка и

матери-невольницы, чтобы эта последняя, будучи продана или сдана в аренду, могла

дать чужому ребенку то, чего не хватало ее собственному, – молоко ее груди; когда

правосудие – заметьте снова! – санкционировало наем молодых невольниц для явной

проституции, причем суды объявили, что это логическое следствие права

собственности на этих рабынь; когда коллективное сознание не восставало против

юридического положения невольников, которые считались просто животными и

заносились в ту же инвентарную опись, что и быки, лошади и свиньи; когда

репрессивный закон установил для рабов наказание розгами без ограничения; когда

практиковалось клеймение каленым железом «человеческого скота», которым были

населены фа

131

132

зенды и энженьо; когда политический престиж и социальное влияние почти всегда

зависели от масштабов пашни и сензалы, соответствуя большему или меньшему числу

невольников, которыми владеет хозяин; когда, наконец, все обладатели светской и

духовной власти – от императора до судей и полицейских, от епископов и

религиозных конгрегации до приходских священников в деревнях – были

рабовладельцами».

Стр. 96. – Пиньейро Виегас пишет: «Я думаю, что счастлив только тот, кто может

сказать: «Я родился свободным и умру свободным!» Трусы всегда рабы. Мятежник,

сам по себе, исключительно свободен».

Стр. 97. – Бесконечная дистанция отделяет Кастро Алвеса от посредственных

стихоплетов «искусства для искусства» и «внутренней действительности» нашего

времени. Наша благоразумная критика широко использует такой аргумент: обществен-

ная деятельность художника уродует его, истощает источники «чистой лирики», той

абстрактной лирики, которая является опорой плохих поэтов. Выдвигается и другой

аргумент, весьма излюбленный некоторыми поэтами– что поэзия—это только «во-

ображение». Творчество Кастро Алвеса самым уничтожающим образом опровергает

эту концепцию. Никто из тех, кто утверждает эти глупости, никогда не был и не будет

способен написать страницы нежной лирики, которыми певец «Рабов» обогатил бра-

зильскую литературу. Эти страницы и сегодня нельзя читать без волнения. Нельзя

поэтому говорить, что общественная деятельность поэта повредила его поэзии.

Наоборот. Его большая, глубокая и непревзойденная лиричность исходит из его

гуманизма, из его близкой и тесной связи с жизнью людей и идеями эпохи: мышление

не только не сделало поэта бесплодным, наоборот, оно оплодотворило его и расширило

резонанс его поэзии, – его мировоззрение и поныне волнует нас. Если бы Кастро

Алвес уединился в своей башне из слоновой кости, его наследием, возможно, были бы

красивые стихи, но не большая поэзия. «Поэту нужно быть человеком действия». —

считал ОН.

Деянье с мыслью – две сестры родные, Их связь навек закреплена. И если мысль

– простор морской стихии, Деянье – в море том волна.

Стр. 108 – Педро Калмон пишет о смерти отца Кастро Алвеса: «Он стал жертвой

бери-бери (авитаминоз, болезнь обмена веществ; проявляется множественным

воспалением нервов. – Прим. перев.) – болезни, которая появилась недавно. Доктор

Алвес как бы интуитивно предчувствовал, что она его убьет, и привлек к этой болезни

внимание коллег, поставив вопрос об ее изучении на факультете».

О трех еврейках, дочерях Исаака Амазалака, Афранио Пейшото пишет: «Их было

три сестры (Сими, Эстер и Мари), и они отличались такой красотой, что хотя и были

некрещеными, однако сравнение с тремя грациями напрашива

132

лось у каждого, кто с восхищением любовался ими». Это была наследственная

красота:, мать их была так прекрасна, что народ останавливался, встречая ее на улицах

Баии.

Стр. 109.—Агрипино Гриеко, один из современных писателей, который много

занимался Кастро Алвесом и многое сделал для пропаганды творчества поэта, написал,

о «Еврейке»: «Он, как никто, сумел здесь рассказать о еврейке, и вся сентиментальная

и даже романтическая библия сосредоточена в нескольких его стихотворениях.

«Еврейка», его Песнь песней, заключает все, что можно поэтически сказать о

Палестине, доказывая тем самым, что эта книга о евреях является лучшим из

источников поэзии и еще не устарела: в «Еврейке» есть лилии долины, ветки мирты,

132

оливковые деревья, склонившиеся к Иордану, источники и стада, среди которых

купаются Суэаны, поток Седрон и арфа Давида; там, в этой дивной музыке, есть все».

Еще одна любопытная' деталь относительно «Еврейки». Тобиас Баррето

рассказывает, что ему довелось услышать в глухой провинции эту поэму Кастро

Алвеса, распеваемую в церкви под аккомпанемент органа как религиозный псалом,

посвященный деве Марии.

Стр. ПО. – Я уже правил гранки этой книги (это было в 1941 году. – Прим.

перев.), когда увидел в рио-де-жанейрской «Диарио да Нойте» телеграмму,

помещенную под заголовками: «Затруднения одной баиянки, пожелавшей выйти замуж

в Германии, – все испортила капля еврейской крови».

«Салвадор (Баил). Сенсацию вызвал опубликованный здесь репортаж о деле одной

девушки, которая, собираясь выйти в Германии замуж, послала в Баию письмо, в

котором запросила в местном архиве справку о генеалогическом дереве ее семьи с

целью доказать свое арийское происхождение.

Марго Мейншель – таково ее имя – сообщила в письме, что у нее имеются

данные по материнской линии, но недостает сведений по отцовской линии.

Были наведены справки, и одна вечерняя газета объявила, что бабушку Марго звали

Эстер Амаэалак, она была одним из увлечений Кастро Алвеса и имела еврейское

происхождение. Эстер упомянута в книге писателя Жоржи Амаду «Кастро Алвес».

Газета ссылается на примечания Афранио Пейшото к Полному собранию

сочинений баиянского поэта, документируя этим свое утверждение.

Эстер была упомянута как «белый цветок лиры Давида».

В заключение газета говорит, что Марго, возможно, разочаруется, узнав о своем

еврейском происхождении, так как это, вероятно, помешает ее браку с арийием».

Действительно, как я отметил ранее, Эстер Амазалак вышла замуж за немца, а в

наше время ее внучка не может выйти замуж из-за того, что ее бабушка оказалась

еврейкой.

Внучка одной из муз Кастро Алвеса подверглась нацистским преследованиям (что

еще больше связывает поэта с современ

133

ными событиями). Это приводит нас к мысли, что голос Кастро Алвеса, если бы