Текст книги "Смерть консулу! Люцифер"

Автор книги: Жорж Онэ

Соавторы: Карл Вильгельм Френцель
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 42 страниц)

VII

Ганноверский павильон является одним из красивейших зданий в стиле XVIII века. Построенный маршалом Ришелье по окончании войны с Германией, этот павильон получил в народе название Ганноверского, которое было дано ему в насмешку. Подозревали, что герцог построил его на деньги, награбленные им во время войны в Ганновере. Несмотря на то, что дворец Ришелье был разрушен по постановлению конвента, круглый павильон уцелел и с тех пор стал сдаваться устроителям общественных балов. После термидора в этом Ганноверском павильоне собиралось всё парижское общество, которое слишком долго было лишено всяких развлечений. Там устраивались так называемые балы жертв. Дети лиц, погибших на эшафоте или просто убитых, являлись на бал с изображением тех ран, от которых скончались их родители. У высокой дамы, родители которой были гильотинированы, вокруг шеи виднелась узкая красная полоска. Франт, отец которого был убит в Вандее пулей или штыком, изображал на своей одежде кровавое отверстие, пробитое свинцом или сталью. Многие являлись в жилетах из человеческой кожи, которая сохраняла ещё следы полученных ран. Это был жестокий способ возбудить реакцию и вызвать мщение, который привёл в конце концов к страшной бойне у церкви Св. Рока. Но во время консульства, после нескольких лет затишья, парижское общество думало уже только о развлечениях без всяких задних мыслей и об удовольствиях без всяких принуждений.

Балы в Ганноверском павильоне особенно привлекали буржуазию, которая отдыхала здесь после стольких превратностей судьбы. «Невероятные» соперничали здесь в щегольстве и галантности с офицерами победоносной армии. Молодые люди не брезговали ухаживать здесь изо всех сил.

Около десяти часов вечера супруги Лербур вошли в галерею нижнего этажа. Великолепное платье Эмилии из индийской кисеи было подхвачено выше талии шёлковым синим поясом. На её обнажённой шее красовалось ожерелье из камей, прелестная головка была причёсана наподобие гречанки. Её появление произвело сенсацию в толпе, через которую ей нужно было пройти. Её муж, в голубом камзоле и белом жилете, с довольным видом шёл сзади неё.

Танцевали очень оживлённо. Эмилия сразу заметила группу женщин, среди которых были и её знакомые. Она направилась к ним и стала искать два места, которые ей сейчас же были уступлены двумя франтами. В этой группе царила мадам Летурнер, муж которой соперничал с Бьеннэ, золотых дел мастером, поставлявшим вещи первому консулу. Тут же находились гражданки Лемеллье, жена крупного интендантского поставщика, и Бенсаррид, муж которой служил главным казначеем армии. Множество молодых людей увивалось вокруг гражданки Жюно, отличавшейся столько же красивым лицом и белокурыми волосами, сколько острым и насмешливым умом. Появилась наконец и креолка мадам Гамелэн, которую вёл под руку блестящий Монтрон. На одно мгновение во время перерыва в танцах мелькнуло развевающееся платье и беломраморные плечи m-me Тальен, окружённой тучей поклонников.

Но толпа танцующих снова хлынула в зал, и «богородица термидора» скрылась из глаз, увлекая за собой своих кавалеров.

Едва Эмилия успела сесть, как Лербур вскричал:

– А, вот и гражданин Леклер!..

Блестя молодостью, Сан-Режан с улыбкой двигался к Эмилии, чтобы поздороваться с нею. Вместе с ним шёл какой-то господин довольно заурядной наружности, но одетый очень богато, который обращался с ним довольно фамильярно.

– Представь меня, Леклер, твоим друзьям, – сказал он угрюмо.

Сан-Режан, пожав руку Эмилии и Лербуру, дал пройти вперёд своему спутнику.

– Гражданин Лимоэлан... мой земляк... я его встретил здесь в зале, где совсем не ожидал его найти, ибо он охотнее занимается игрой, чем танцами.

– Я здесь случайно... Но я чрезвычайно рад, что пришёл сюда, так как имел удовольствие познакомиться с вами. – Отвесив поклон Эмилии, он повернулся к её мужу. – У меня здесь назначено свидание с этим плутом Фену, правительственным комиссаром, который сумел так ловко ограбить Неаполитанское королевство после его завоевания. У него со мной счёты... И сам чёрт его не заставит свести их со мною...

– Деньги легче брать, чем отдавать, – смеясь заметил Лербур.

Оркестр заиграл какой-то танец. Сан-Режан предложил руку Эмилии, и они присоединились к танцующим.

– Чёрт возьми, гражданин, – сказал Лимоэлан, – тут такая толпа. Пойдёмте лучше в буфет. Там не так жарко и можно освежиться на свободе.

Эмилия и Сан-Режан, танцуя, оказались на другом конце зала. На пороге длинной галереи, превращённой в зимний сад, они остановились. Там разбросанными группами сидели франты со своими дамами, которые, удалившись от шума празднества, могли спокойно предаваться здесь кокетству. Сюда уединялись и парочки, под ветви экзотических деревьев, в прохладную атмосферу растений, в глубину беседок из кустов, которые скрывали их от любопытных взглядов.

Сан-Режан и его дама медленно вошли в сад и, не давая себе труда оглядеться, направились к маленькой круглой беседке около мраморного бассейна, в который стекала вода, струившаяся из пасти дельфина.

Их отделяла от других непроницаемая зелёная стена.

Увидя, что они совершенно одни, они сели. Сан-Режан взял Эмилию за руку, которую она не отнимала, и поднёс её к губам. Лицо молодой женщины было грустно. Она спросила, как бы подчиняясь овладевшей ею мысли:

– Это правда, что вы завтра едете?

– Да, так нужно. Мои дела требуют этого.

– Ваши дела? У вас действительно есть какие-нибудь дела?

– Конечно. Необходимо следить за ними внимательно. Но я уеду не надолго.

– На сколько?

– На неделю.

Улыбка снова появилась на губах мадам Лербур.

– И вы опять приедете и поселитесь в Париже?

– Да.

– И мы будем видаться в «Bonnet Bleu»?

– Непременно. Я ведь должен отчитаться перед вашим мужем относительно поручений, которые он мне дал.

Она с неудовольствием покачала головой.

– Не смейте обращаться со мной, как с глупенькой, которая не понимает того, что видит. Неужели вы надеетесь убедить меня, что вы действительно торговец шёлком и бархатом? Вы кавалер де Сан-Режан...

– Нет, я Виктор Леклер, друг г-на Лербура. Ваш муж не допустил бы к своему столу Сан-Режана. Ему оказал услугу странствующий торговец, который и в будущем может быть ему полезен. Он никогда не узнает, что Виктор Леклер...

– Но ведь я-то знаю Сан-Режана и вовсе не уверена в его намерениях после того, как он переоделся буржуа. Это наводит на мысль о политике. Ради Бога дайте мне слово, что вы не будете рисковать жизнью в какой-нибудь политической авантюре.

– Какая вы странная! – сказал Сан-Режан, глядя на неё с такою нежностью, что она невольно опустила глаза. – Я надел другую личину, конечно, только для того, чтобы проникнуть к вам. Вы одна заставили меня это сделать.

– А это странное вмешательство мадам Бонапарт в тот вечер, когда она отпустила меня и мужа, а вас оставила, чтобы представить первому консулу... Это не было условлено заранее?

– Не могу отрицать, что у меня есть связи с правительством и что Бонапарт иногда входит со мной в сношения. Но это должно только успокоить вас. Если я являюсь доверенным лицом первого консула... то мне нечего бояться. Наоборот!

– Всё это очень неясно для меня. Простая женщина, как я, едва ли может всё это понять. И если вы меня обманываете...

– Могу ли я вас обманывать, Эмилия! Что же вы думаете обо мне? Когда я говорю, что люблю вас, то каждое слово идёт прямо от сердца...

– Когда вы это говорите, я считаю вас чистосердечным... Ни ваш голос, ни ваш взгляд не могут лгать. Но не то было минуту тому назад. Тут уже заметна хитрость, уклончивость, которая меня испугала.

– Прошу вас, не мучьте себя понапрасну, Эмилия... Не старайтесь допытаться до того, что составляет тайну моей жизни. Между нами должен быть только вопрос о любви. Ничто не может отвратить моего сердца от вас. Довольствуйтесь тем наилучшим, что я могу вам отдать, и уделите мне за это хоть немного сочувствия.

Глаза Эмилии были полны слёз.

– Неблагодарный! Разве вы не замечаете, что я и так слишком слаба с вами. Вашими союзниками в борьбе со мной служат воспоминания молодости. Когда я вас увидела, мне показалось, что я опять в моей родной Бретани с моими родителями, среди друзей, которых я потеряла. Вы привязали меня к себе цепью моих собственных мыслей... Если я теперь слушаю ваши слова, то не думайте, что я пуста и легкомысленна. До сего времени я была равнодушна к ухаживаниям и ни за что на свете не согласилась бы, чтобы на моего мужа пала какая-нибудь тень. Но судьба толкнула вас мне навстречу, и во мне поднялось доселе незнакомое чувство – приятное и мучительное одновременно. Что теперь со мной будет? Порою мне кажется, что я уже не принадлежу себе самой и отдана вам. Прошу вас, сжальтесь надо мной, не заставляйте меня страдать...

– Великий Боже! – воскликнул Сан-Режан. – Не бойтесь меня. Каждое биение моего сердца принадлежит вам.

– Я уверена, что вы не заставите меня страдать нарочно. Я уверена в вас. Но события, в которых вы замешаны, удручают меня. Вот чего я боюсь.

– Нет, вы знаете только Виктора Леклера. Если Сан-Режан будет в чём-либо замешан, он не скомпрометирует и не впутает вас.

– Но за вас я боюсь больше, чем за себя.

Сан-Режан наклонился к ней. Сидя под платаном, ветки которого склонялись почти до земли, они были укрыты от посторонних глаз. Музыка из залы доносилась, как отдалённая мелодия. Сан-Режан тихо привлёк к себе Эмилию, и они обменялись поцелуем.

Молодая женщина первая пришла в себя и вырвалась из объятий Сан-Режана.

– Мы с ума сошли! Нужно вернуться в зал. Наше отсутствие, может быть, уже замечено...

Они поднялись. На другом конце зимнего сада раздался громкий смех. То были молодые офицеры, окружавшие m-me Гамелэн, которая слушала их, играя своим веером, в центре которого было приделано зеркальце. Сан-Режан и его спутница тихо прошли под руку мимо них и, выйдя в зал, смешались с толпою танцующих.

Лербур сидел и разговаривал со своими знакомыми.

Увидя жену, он улыбнулся и спросил весело:

– Хорошо танцевали?

– Мы только прошлись по залам, – отвечала Эмилия.

Сан-Режан поклонился ей и отошёл в сторону. Он смотрел на неё в опьянении от её красоты и изящества. Какая разница между мрачными, кровавыми мыслями, которые носились в его уме, и мечтой о любви, которая только что зародилась! Как будто для того, чтобы ещё более подчеркнуть эту разницу, к нему подошёл тот самый человек, которого он представил под именем Лимоэлана. Была минута, когда он оказался между своей прелестной возлюбленной и этим подозрительным знакомцем. Поражённый этим контрастом, он провёл рукой по лбу. Но решимость его не поколебалась и, поклонившись ещё раз Эмилии, он взял Лимоэлана под руку и отошёл с ним в сторону.

В буфете почти никого не было. Они уселись за круглым столиком с мраморной доской и спросили себе мороженого. Продавщица за конторкой была совершенно поглощена разговорами с маленьким старичком, тем самым, к которому Германсия и Зоя из «Bonnet Bleu» относились с таким вниманием. Он, по-видимому, не заметил появления новых посетителей. Он повернулся к ним спиной и продолжал любезничать с кассиршей.

– Я отправил сегодня вечером Жоржа, – тихо сказал Лимоэлан, наклонившись к самому уху Сан-Режана. – Мы с Пико проводили его до Монружа. Там уже ждала его смена лошадей. Через четыре дня он будет уже в Ванне. Здесь он оставил только меня и Карбона для исполнения твоих приказаний. Ты нам скажешь, что ты будешь делать...

– Теперь пока нет. Нам нужно исчезнуть и скрыться с глаз. Полиция гоняется за нами по пятам. Лаверньер, который пытался пробраться в наш секретный комитет при помощи Косте, изобличён Валори. Это агент Фуше, который, впрочем, точит зубы на полицию первого консула и на чиновников Дюбуа... Под личиною Лаверньера удалось открыть Ферюссака, того самого, который занимался шпионством на юге, выслеживая членов общества Еху. Если бы хорошенько порыться, то вместо Ферюссака оказался бы какой-нибудь другой агент полиции... Нужно остерегаться всех и никогда не посылать друг другу писем даже под условными кличками.

– Ты говоришь великолепно, – сказал Лимоэлан. – Нужно остерегаться не одной полиции, но и любовных увлечений. Женщины, изволите ли видеть, бывают не менее опасны, чем сыщики!.. И ты хорошо сделаешь, если воспользуешься моим советом.

– На что ты намекаешь?

– Очень просто. Берегись прелестной гражданки, около которой я тебя сейчас видел...

– Это бретонка, из знатной семьи. Она неспособна на измену.

– Вот как губят себя люди! Недоверие – это первая статья в кодексе заговорщиков. В особенности следует беречься женщин. Первая же женщина и погубила первого человека. По злобе или так, но женщины были причиной того, что падали головы всех вождей партии, которые поддавались на их соблазны. Послушай, друг мой, отойди от этой красивой женщины, или же откажись от политики и живи исключительно для любви.

– Ну, успокой свои страхи! Впрочем, завтра я уезжаю из Парижа и мне будет, значит, не до любви. У меня есть поручения от принцев для роялистских комитетов юга. Кроме того, я хочу попутешествовать по провинции. Никому другому, кроме тебя, неизвестно, зачем я отправляюсь. Лербур уверен, что я еду за шелками и бархатом, и поручил мне сделать для него закупки в Лионе. Впрочем, во время моего пребывания в Лионе даже самый искусный сыщик не заметит за мной ничего подозрительного: я буду встречаться только с фабрикантами. Ну, а теперь идём отсюда. Мне нужно ещё повидаться с Карбоном у меня в гостинице.

С этими словами он встал. Лимоэлан постучал о стол серебряной монетой и потребовал счёт.

– Я пойду с тобой до гостиницы «Красный Лев».

– Как хочешь. Я только прощусь с мадам Лербур и затем я к твоим услугам.

Они прошли через зал для танцев и приблизились к группе, где царила Эмилия. За нею ухаживал красавец полковник Дорсен, один из наиболее блестящих офицеров армии, но лицо молодой женщины было озабочено. Возвращение Сан-Режана прогнало это выражение. Молодой человек издали смотрел на ту, которую он так любил. Увидев настойчивое ухаживание военных, он только улыбнулся. Она надула губки, как бы говоря: «Видите, какой назойливости вы предоставляете меня». Насмешливым взглядом он указал ей на её мужа, сидевшего рядом с нею. Мадам Лербур только слегка пожала своими белыми плечами. В её взгляде выражалось пренебрежение: простак! разве он может что-нибудь заметить?

Сан-Режан решился подойти. Дорсен смерил с ног до головы выскочку, который осмеливался мешать ему, но встретил в ответ такой твёрдый и смелый взгляд, что невольно поубавил своей развязности.

– Желаю вам весело провести вечер, гражданин Лербур, – сказал Сан-Режан. – А с вами, гражданка, я на некоторое время прощусь, – прибавил он, наклоняясь к Эмилии. – Как только вернусь, сейчас же постараюсь побывать у вас. Мне нужно будет дать отчёт вашему мужу относительно ? ?.

– Как приедете в Лион, сейчас же напишите мне и сообщите ваш адрес, – сказал Лербур. – Может быть, мне понадобится навести там кое-какие справки, а, может быть, и дать вам ещё какое-нибудь поручение.

– Конечно, конечно.

Он пожал руку мужу и поцеловал ручку жены, с манерами настоящего аристократа и, поклонившись ещё раз, вышел из зала.

– Эти приказчики – удивительный народ! – начал Дорсен ядовито. – Они напускают на себя такой вид, который напоминает о прежнем режиме!

– Что прикажете делать, полковник, – добродушно сказал Лербур. – Теперь всё пошло навыворот. Маленькие люди имеют вид больших сеньоров, а люди наиболее значительные кажутся ничтожеством. Надо к этому привыкать.

– Мы покажем всем им их место! – вскричал полковник, встряхивая своими завитыми, как у женщин, локонами. – Блеском своих побед армия затмит всё и займёт первое место. Видите ли, гражданин Лербур, первый консул это, конечно, хорошо, но этого ещё недостаточно. Нам нужно пожизненного консула, а то и императора.

– Тише, тише, полковник! – боязливо зашептал Лербур. – Что, если бы нас услыхали!

– Кто осмелится нам противиться? Якобинец Моро или роялист Пишегрю! Нас в армии, по крайней мере, тридцать тысяч таких, как я, и все мы готовы прокричать громко то же, что я вам только что сказал. Брюмер показал, что мы больше не позволим водить себя за нос разным адвокатам. Чёрт бы взял всех этих идеологов! Нам больше незачем ломать голову: у нас есть Бонапарт!

Он ловко повернулся на каблуках и наклонился к Эмилии.

– Не соблаговолите ли пройти со мною тур контрданса?

– Благодарю вас, полковник, но я устала, и мы сейчас уезжаем.

– Ещё бы! Франт-то уже уехал! – проворчал сквозь зубы полковник. – Ей теперь тут нечего делать, а муж и не подозревает.

Он поклонился мадам Лербур и присоединился к другой группе.

Сан-Режан и Лимоэлан шли вместе по улице Порт-Масон. Дойдя до улицы Св. Августина, они углубились в извилистые переулки Бютт де Мулэн. Вдруг Сан-Режан, беспрестанно оглядывавшийся, на минуту остановился и сказал своему спутнику:

– За нами следят. Сделай вид, что ты этого не замечаешь, и пойдём скорее.

Они оба были молоды и проворны. Сделав сотню быстрых шагов, они скрылись из глаз преследователей и, повернув на улицу Св. Анны, исчезли в тени больших ворот. Через несколько секунд сзади послышались осторожные шаги, и какой-то человек, не замечая их, быстро прошёл мимо и исчез в сумраке.

– Не худо, по-моему, принять некоторые предосторожности, – сказал Лимоэлан. – Ты поступишь благоразумнее, если не покажешься больше в гостинице «Красный Лев». За нами гонится полиция. Но какая?

– Конечно, полиция этого проклятого Фуше. Он ведёт тайные сношения не только с нашими друзьями, но даже и с принцами. Он так хорошо умеет притворяться изменником, что каждый воображает, что он готов изменить в его пользу. На самом же деле этот каналья работает только для самого себя. Будет удивительно, если его когда-нибудь не расстреляют или же он не погибнет, получив двенадцать пуль в живот. Первый консул ненавидит его...

– Это ренегат, цареубийца, самый гнусный из всех людей...

– Отвратительная личность. Но за него все.

– Его даже любят.

– Не всё коту масленица.

Они дошли до дворца Тюильри.

– Запомни это место, – сказал Сан-Режан своему спутнику. – Когда Бонапарт выезжает из дворца, он всегда пересекает эту площадь. Решительному человеку очень легко, скрывшись за угол улицы Роган, выстрелить в карету первого консула в упор, и если б у него пистолет был заряжен хорошей щепоткой пуль, например... Что ты об этом скажешь?

– Мысль недурна!

– Мы ещё поговорим об этом, когда я возвращусь из предстоящего путешествия, друг мой. С этого дня не худо будет, если ты иной раз пройдёшь по этой площади. Надо измерить расстояние, изучить окрестности. Следует также присмотреться к близлежащим лавкам и навести справки насчёт их хозяев. Надо всё предвидеть и всё рассчитать, когда рискуешь жизнью, стремясь уничтожить столь опасного врага...

– Ладно, – отвечал Лимоэлан, бросив на него твёрдый взгляд. – Ты можешь вполне положиться на меня. А теперь расстанемся. Тебе незачем давать больше мне какие-либо указания.

Они пожали друг другу руки. Сан-Режан пошёл по направлению к Пале-Роялю, а Лимоэлан исчез в темноте узких переулков.

Едва успели они разойтись, как в темноте показалась из-за угла тень, которая подвигалась вперёд с большой осторожностью. То был старый франт, мелькавший на балу в Ганноверском павильоне, и ухаживавший за Германсией и Зоей в магазине «Bonnet Bleu». Теперь свет фонаря осветил его фигуру. Он смотрел вслед удалявшемуся Сан-Режану и бормотал про себя:

– О чём они говорили, оглядывая эту площадь? Ах, если б я мог их слышать!

И он снова пустился в дорогу, держась от Сан-Режана шагов на сто. Следить за ним было легко, молодой человек не скрывался и шёл прямо к себе на улицу Сухого Дерева.

Было уже около двух часов ночи, когда он добрался до гостиницы «Красный Лев». В доме царили мрак и безмолвие. Сан-Режан вошёл в будку сторожа, который спал с сжатыми кулаками. На половину потухшая лампа стояла на столе. Не будя его, Сан-Режан взял свой ключ, свечу и поднялся к себе.

Сыщик, вполне уверенный в том, что теперь он легко может захватить его завтра утром, пошёл дальше по улице Сухого Дерева и, достигнув площади Дофина, вошёл в дом, принадлежавший некоему Браконно. Поднявшись по лестнице, он открыл дверь, вошёл в свою комнату, где производились переодевания, и, сняв свой костюм, сел верхом на стул, снял парик, вытер лицо и предстал в своём настоящем виде. Затем он прошёл в столовую, порылся в буфете, отыскал там кусок телятины, хлеб и бутылку вина. Усевшись спокойно за стол, он принялся ужинать, словно истый буржуа, вернувшийся из театра.

Он ел очень медленно и, казалось, был погружен в глубокие думы. Затем, насытившись, он закурил трубку и уселся в кресло. Выкурив трубку, он сказал:

– Ну, на сегодня довольно.

И вскоре отправился в спальню и лёг спать.

При первых проблесках дня гражданин Браконно уже проснулся. Он имел способность просыпаться тогда, когда хотел. Он вскочил с постели и открыл ставни. Свежий утренний ветерок пахнул в его худое смуглое лицо с коротко остриженными волосами. Это была его настоящая физиономия, которую знали лишь очень немногие. Затем он прошёл в свой кабинет и через четверть часа вышел оттуда в образе краснощёкого буржуа, которого мы уже видели у министра полиции. Он прошёл через столовую и прихожую и через отверстие, незаметно проделанное во входной двери, осмотрел лестницу, желая удостовериться, не караулит ли его кто-нибудь на лестнице.

Всё было тихо и пустынно. Он вышел и быстрыми шагами направился к гостинице «Красный Лев». Войдя в контору, он спросил с сильным провансальским акцентом:

– Гражданин Леклер дома?

– Гражданин Леклер не живёт здесь, – отвечал хозяин гостиницы.

– С которых же пор?

– Со вчерашнего дня.

– Переехал?

– Нет, совсем уехал из Парижа.

– Куда?

– В Лион по своим делам.

– А когда он вернётся?

– Он этого не говорил. Но, вероятно, не скоро, так как он расплатился совсем и забрал все свои вещи.

– В таком случае, где же мне его найти?

– Пишите ему сюда. Мы перешлём ему письмо в Лион.

– А, значит, у вас есть его адрес?

– Да, только он просил нас не сообщать его никому, скрываясь от кредиторов.

– А, плутяга!

– Что прикажете делать, гражданин. Человек он молодой, любитель всяких удовольствий, ну, вот и тратит больше, чем у него в кошельке. Приходится прибегать к займам.

– Скверная привычка!

– Конечно, но адреса своего он нас просил не сообщать.

– Хорошо, в таком случае, я ему напишу. До свидания, гражданин.

Он отправился дальше. Он был сбит с толку. Быстрота, с которою Сан-Режан скрылся от его преследования, являлась в его глазах доказательством того, что преследуемый принимал тоже меры предосторожности и держался настороже. Очевидно, Валори предупредил его, чтобы он не очень доверял ему. Но если роялисты знали Лаверньера, то Браконно был им неизвестен. В своём новом виде агент Фуше не боялся, что его узнают. Он шёл по улицам, думая о своей неудаче и возлагая, как истый полицейский, все надежды на счастливый случай.

Словно увлекаемый каким-то тайным инстинктом, он очутился перед транспортной конторой, носившей название Большой конторы. Нагруженный дилижанс уже готовился тронуться в путь. Багаж был уже уложен, а пассажиры, столпившись около распорядителя, раздававшего номера мест, прощались с родственниками и друзьями, пришедшими их проводить.

– Гражданин Леклер! – громко выкрикнул распорядитель.

Так как ответа не было, он крикнул опять:

– Гражданин Леклер здесь?

– Он уже сидит, – отвечал голос из глубины дилижанса.

– Хорошо, – проворчал распорядитель. – Но садиться раньше переклички нельзя. Места могут выбирать те, кто записался раньше.

– Но никто не жалуется! – отвечал тот же голос.

Распорядитель, обратившись к кондуктору, принялся пересчитывать вещи, сданные в багаж. Вдруг он почувствовал, что кто-то дёрнул его за рукав. Обернувшись, он увидел перед собою краснощёкого человека.

– Что вам угодно, гражданин?

– Место наверху, если можно.

– Куда вы едете?

– В Шалон.

– Есть место рядом с кучером.

– Запишите его за мной.

– На чьё имя?

– На имя Эвариста Немулэна, торговца винами, живущего в доме 17 по улице Сан-Виктор.

– Влезайте. Багажа с вами нет?

– Багаж будет отправлен после.

Полицейский быстро вспрыгнул наверх, успев бросить взгляд внутрь кареты и заметив Сан-Режана, который сидел в углу у входной двери. Благословляя судьбу, которая навела его на потерянный было след, он схватил рог и, притворяясь будто не умеет с ним обращаться, издал звук, которым обыкновенно даётся знать о том, что дилижанс отправляется.

– Вот чудак-то! – заливаясь смехом, сказал кучер.

Приставив рог к губам, он, словно эхо, ответил Эваристу Немулэну. Тяжёлый экипаж зашевелился и, гремя гайками, тронулся по мостовой.

Сан-Режан, сидевший рядом с пожилой дамой и напротив пехотного офицера, не узнал в только что прибывшем пассажире агента, приставленного к нему Фуше.

Погрузившись в дремоту, он видел перед собой Эмилию. Ему было грустно, что приходится уезжать в то время, когда он был бы счастлив остаться возле той, которую он так любил. Сначала он сблизился с нею с заднею мыслью, с целями чисто политическими. Но теперь их заменила искренняя, всё возраставшая страсть. Теперь он уже не был только политическим заговорщиком, который пользовался домашним очагом Лербуров для того, чтобы удобнее было скрывать свои интриги. Теперь это был влюблённый, для которого счастье – быть около любимой женщины.

Она покорила его благодаря своей красоте и властному голосу их общего происхождения. Как и он, она происходила из знатной семьи. Она разделяла его идеи и стремления. Революционный режим, исправленный вмешательством Бонапарта и державшийся благодаря общей усталости, казался ей в сравнении с монархией чем-то недостаточным. Она не могла забыть жестокостей Карье в Нанте: массовых расстрелов, потоплений. В её памяти звучали ещё воинственные крики шуанов Стоффе и де ла Рошжаклэна, страшным потоком наводнивших площадь Буффе. Она помнила, при каких жестоких обстоятельствах она согласилась выйти замуж за Лербура. И, разделяя чувства своего земляка, которого послала ей судьба, она стала разделять и его любовь. Она не могла скрыть этого от него. И в этот ранний час, направляясь по дороге в Лион в дилижансе, влекомом пятью лошадьми, он знал, что Эмилия в своей комнате на улице Сент-Оноре думает о нём.

До самого Вильнева Сан-Режан ехал в каком-то забытье. Там по длинному и крутому берегу дилижанс стал двигаться медленнее. Кучер слез с козел. Эварист Немулэн последовал его примеру. Пассажиры, сидевшие внутри дилижанса, выразили желание поразмять ноги. Воспользовавшись тем, что лошади остановились, чтобы немного передохнуть, Сан-Режан и офицер вышли из дилижанса на пыльную дорогу.

Стояла чудная погода. По ясному небу, словно стадо барашков, бежали облака. Идти по траве было очень приятно. Путники тронулись. К ним присоединился и мнимый торговец винами.

– Нужно будет позавтракать на этом холме, – начал он. – У меня ещё маковой росинки во рту не было, а это нездорово глотать натощак утренний воздух. Я думаю, вы не отказались бы проглотить чашку кофе с тартинками, пока будут перепрягать лошадей, а?

– В вашем распоряжении будет четверть часа.

– Если хорошенько распорядиться, этого будет довольно!

– А к обеду мы будем в Мелоне, надеюсь?

И с заискивающим видом он посмотрел на Сан-Режана, который продолжал держаться с ним холодно.

– Но прежде, чем попасть в Мелон, – начал опять мнимый виноторговец, – нужно ещё проехать Льерсент, где недели две тому назад ограбили почту из Лиона.

– Не бойтесь ничего! – сказал офицер. – Если негодяи, ограбившие почту, только осмелятся показаться, то им будет с кем иметь дело. Мои пистолеты со мной.

– Ой, ой! Надеюсь, они не заряжены? – вскричал Немулэн, притворись испуганным. – Нет ничего опаснее для соседей и ничего безвреднее для грабителей, чем эти пистолеты!

– Что, вы сомневаетесь в моей храбрости? – вскричал офицер.

– Вовсе нет! Боже, меня сохрани! Но когда стреляют из пистолетов, пули летят, куда им вздумается... И чаще всего в сторону, а не вперёд... Впрочем, если господам грабителям вздумается напасть на дилижанс в Сенарском лесу, то нам придётся только улыбаться им.

– Нужно защищаться не на живот, а на смерть.

– Кондуктор! – вскричал Немулэн. – Отберите сию минуту оружие у этого господина. Он нас всех погубит! Защищаться! Неужели вы говорите это серьёзно? Судите сами, господа!

Говоря так, он обратился прямо к Сан-Режану, так что тому не было никакой возможности уклониться от ответа.

– Я полагаю, что господин офицер говорил, как полагается храброму человеку. Во всяком случае, я разделяю высказанное им мнение, – отвечал Сан-Режан.

– Вы хотите, кажется, сказать, что я не принадлежу к храбрым людям? – возразил мнимый виноторговец, поднимаясь на кончики носков.

– Я ничего не желаю этим сказать, сударь, – равнодушно отвечал Сан-Режан. – Вы спрашиваете меня, а я отвечаю. Бросим этот разговор! Он меня не интересует.

– Позвольте узнать, с кем я имею дело?

– Это не секрет. Кондуктор может вам сообщить это. Моё имя внесено в список пассажиров. Впрочем, я могу вам сообщить его сам: Виктор Леклер, торговец шёлковыми товарами и бархатом.

– А, как это кстати! – воскликнул Немулэн, на лице которого выразилось полное удовольствие! – Мы с вами, так сказать, соратники! А я торговец вином. Вот вам моя рука, пожмите её, гражданин, и пусть воцарится согласие между нами! Я несколько суетлив, но у меня доброе сердце.

С этими словами он протянул Сан-Режану свою широкую руку, в которую тот с отвращением вложил свои пальцы.

– Вот так! Теперь пора садиться в дилижанс. Лошади уже отдохнули. Ну, кучер, отпусти вожжи и поскачем!

И он изобразил звук рожка кондуктора. Во время перемены лошадей в Вильневе он чрезвычайно ухаживал за дамами и предложил угостить их бриошами. Хотя он казался несколько навязчивым, но тем не менее все с ним перезнакомились. Он всё уговаривал Сан-Режана пересесть к нему и занять место возле кучера.

– Оттуда великолепный вид, вот увидите.

Но молодой человек, вежливо извиняясь, отклонил его предложение под тем предлогом, что во время переезда ему надо будет пересмотреть свою записную книжку с поручениями и что, таким образом, до самого Монторо он будет занят.

В Мелоне во время ужина чересчур сангвинический темперамент торговца вином сделал его всеобщим посмешищем. Когда наступила ночь, пассажиры предложили Немулэну потесниться и уделить ему местечко внутри омнибуса, чтобы он мог укрыться в нём от ночного холода. Тот охотно принял предложение и втиснулся между старой дамой и Сан-Режаном, благо оба они были худощавы.