Текст книги "Обретение стаи (СИ)"

Автор книги: Жорж Колюмбов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

– И особенно если этого требует начальник отдела, да, Дмитрий Сергеевич? – весело подхватила Петровна.

Тот слегка смутился. Торик взглянул на него. Улыбчивое лицо с проницательными глазами, острый нос и шапка неопределенно-пегих волос, переходивших в пышные бакенбарды, а затем и бороду. Все вместе оставляло ощущение доброго волшебника, мудрое лицо которого обрамлено пушистой рамкой.

– Мы не то чтобы требуем обязательно рисовать алгоритмы на бумаге. Но это очень желательно, особенно поначалу, чтобы старшие товарищи (взгляд в сторону Петровны) могли вовремя вмешаться и поправить, пока мы не наломали дров в непривычной системе. Разумно?

Возражений у Торика не нашлось. Ладно, схемы так схемы. Была бы работа интересная.

Когда начальник отошел от стола, Петровна прикрыла рот рукой, понизила голос и сказала:

– Правда, он похож на Гэндальфа?

– На кого?

– Ты не читал Толкиена, «Властелин колец»? Там один волшебник – по описанию в точности как наш Дмитрий Сергеевич!

– Нет, я… – промямлил Торик и решил, что однажды непременно раздобудет и прочитает эту книгу.

* * *

Сама работа оказалась специфичной – на самом краешке между программированием и чистой физикой. Здесь тоже применялись формулы и алгоритмы, но, чтобы построить их правильно, приходилось представлять себе траектории потоков электронов, не забывая об ограничениях цифровых интерфейсов.

Затейливые эстафеты единичек и ноликов носились в недрах промышленных установок, больше всего напоминавших батискафы. Внутри, в глубоком вакууме, при строго поддерживаемых температурах, творилась Технология. А ошибки в программах, если такие случались, приводили не просто к странным цифрам или графикам на экране, и даже не к зависанию компьютеров. Одна из ошибок стоила жизни двум инженерам-испытателям. Другая чуть не превратила всю установку в лужу раскаленного металла. Обе они случились еще до прихода Торика, но все о них помнили и извлекли жестокий урок.

Ошибок в этих программах быть не должно. Поэтому они обвешивались веерными тестами, эмуляторами оборудования, генераторами случайных воздействий и прочими заклинаниями тестировщиков. Работать приходилось в тесном взаимодействии с «железячниками» – специалистами по аппаратной части. Одним из них оказался Вася Ишутин – тот широченной души парень, что оставил тогда на столе у Петровны печатную плату.

* * *

Как обычно, Торик не сразу научился различать снующих вокруг людей. Петровну он легко находил по необычной внешности, к тому же она была не только начальницей, но и первым человеком из этого маленького мира, с кем он познакомился.

А потом он заметил еще и Иру Лошадкину. Высокая, с пышной темной шевелюрой, она была настолько активна, что могла заполнить собой любое пространство. Она быстро двигалась, много говорила, часто смеялась и казалась вечной девчонкой, случайно угодившей на собрание скучных взрослых.

Рядом были и другие девушки. Яркая и улыбчивая толстушка Элла, дама, приятная во всех отношениях, хотя в глазах ее порой чудилось что-то недоброе. Чуть подальше сидела Нина, программистка, удивительно похожая на Жанну Самари с картины Ренуара. Иногда проходила мрачноватая брюнетка Тришкина – у нее в программах вечно находились странности, хотя университет девушка окончила с красным дипломом.

Но чаще всего Торик общался с Ольгой Сомовой: именно она раньше вела его участок работы. Ольга тоже была чуть старше него, но настолько не походила на Лошадкину, словно они были антиподами. Миниатюрная Ольга одевалась изящно, говорила неторопливо и взвешенно и при этом прекрасно знала себе цену. Она единственная комментировала свои программы очень тщательно, честно готовила полную документацию, чтобы другие смогли быстро в ней разобраться.

Хотя чудинки у нее тоже были. Свои программы она называла с изрядной долей иронии. Например, одну из внутренних программ назвала «КПСС» – контроллер поиска свободных соединений. Другая называлась «СССР» – система синхронизации и согласования реакций. Петровна хваталась за голову, посмеивалась и лишь надеялась, что эти шуточки не выйдут отделу боком. Ольга спокойно кивала, переделывала название, заменяя его на безобидным, а в следующий раз снова изобретала двусмысленные имена.

Плюс было в ней что-то еще – непонятное и загадочное, недосказанное. Торик подумал, что у этой девушки есть свой секрет, но ошибся.

У нее было много секретов.

* * *

Разумеется, в отделе работали не только девушки. Электроникой и периферийным оборудованием занимался Герман. Длинные почти белые волосы, почти невидимые брови и даже ресницы. Когда он на тебя смотрит, остается впечатление от встречи не то с ребенком-переростком, не то с инопланетянином.

Герман прекрасно управлялся с интерфейсами. Говорил с ними, порой даже что-нибудь напевал, и тогда Торик вспоминал одного из героев Стругацких, который бубнил: «Тут у нас сигнальчик, модулированный пилообразненько». Петровна гордилась, что именно у нее в секторе работает лучший в конторе специалист этого профиля.

Были у него и свои причуды. Из спичечных коробков Гера наделал себе миниатюрных – с ладонь – этажерочек, где хранил тщательно отсортированные радиодетали – резисторы, конденсаторы, микросхемы. Это Торика не удивило: у них с отцом были примерно такие же. Удивительным было другое – у Германа к каждому отделению была еще приделана крохотная ручечка, сделанная из половинки канцелярской скрепки! Это сколько же времени он потратил, чтобы любовно соединить все это?

Торик никогда не мог понять увлеченности людей, месяцами собирающих из крошечных деталек модель парусника или здания. То ли дело писать программы – невидимые, неслышимые, порой капризные, но работающие с поразительной быстротой и в точном соответствии с заложенной в них логикой. Недоглядел, недодумал – получи ошибку или сбой.

Совсем как у тех японцев, что месяцами складывали в строго определенном порядке костяшки домино, чтобы при запуске все фигуры выпадали именно так, как задумано. На ходу ничего не поправишь – как сделал, так и работает. Буквально все надо продумывать еще на берегу.

Пока Торику здесь все нравилось. Может, он наконец оказался на своем месте?

* * *

С другими секторами Торик почти не пересекался, но их руководителей тоже постепенно научился узнавать.

Кирилл Филимонов, которого все звали Филином, лощеный, в неизменных затемненных очках, иногда приносил компьютерные игрушки и увлеченно рубился в них, пока его не успевали отловить подчиненные. Хотя о делах тоже не забывал. А порой тяжко вздыхал, садился с кем-нибудь из своих за стол и методично разбирал текст программы, выплевывая ехидные замечания.

Эдик Жаров не говорил, а вещал, не спрашивал, а требовал отчета, не интересовался, а ставил перед необходимостью объяснять. Торик радовался, что по работе они не общались.

Еще был кандидат наук Сверчков, математик и физик, который легко и запросто, на листочке, брал любые интегралы, и наивно полагал, что за его математической мыслью способен угнаться каждый. Внешне он походил на типичного поэта-неудачника, как их изображали в кино. Однако вся серьезная математика проектов отдела держалась именно на нем. Петровна говаривала, что если кто и двинет наши разработки в высокую науку, то только он, Игорь Соломонович.

Отдел развивался и набирал обороты. Проекты успешно сдавались, тут же появлялись новые. Торик приспособился сносно рисовать блок-схемы. Петровна ревниво следила за его усилиями, иногда поправляла, порой удивлялась ходу его мысли и одобрительно кивала.

Временами они приглашали на свои летучки Ольгу. Та вела себя отрешенно. На технические вопросы отвечала, но сама редко проявляла инициативу: почти не спрашивала, не предлагала своих решений, будто мысли ее витали где-то далеко.

* * *

Январь 1990, Город, 24 года

Январским вечером, когда Петровна уже ушла, а Торик обсуждал странности программы с Ольгой, он решился с ней поговорить.

– Тебе вообще нравится программировать?

– Конечно, это же моя работа, а что, пишу плохой код?

– Нет-нет, пишешь замечательно. Просто… мне иногда кажется, что ты где-то очень далеко.

– Ах, вон ты о чем. Значит, все-таки заметил. Ты внимательный. Я расскажу. Видишь ли, любой человек – это не только его профессия, согласен? Он больше, у него есть другие интересы. Он способен думать не только о работе. И еще он может чувствовать. А программы – не могут. Согласен?

– Ну да. Как-то в Универе мы поспорили с философом о способностях машин…

– Ты домой собираешься? Может, пойдем, и заодно по дороге поговорим?

Так они стали ходить с работы вместе. Единственное, о чем просила Ольга – не афишировать их отношения на работе. Общие темы находились легко. Или это она говорила с ним о том, что ему близко? Все так же неспешно, взвешивая слова.

Настал вечер, когда она позвала его в гости. Хотя перед этим сказала странную вещь.

– Тебе нравится со мной?

– Да, очень. А тебе?

– С тобой интересно. Просто я хочу рассказать тебе одну теорию.

– Давай.

– У каждого человека есть душа. А у души есть лапки. Когда люди вместе, их лапки тянутся друг к другу, хватаются, держатся и постепенно прирастают. А если потом люди расстаются, то их лапки отрываются, и души долго болят…

– Но я…

– Я знаю, ты еще об этом не думал. Но так всегда бывает. Отрывать лапки очень, очень больно. Поэтому я стараюсь их не выращивать, даже если очень хочется. Понимаешь, о чем я? Отношения у нас могут быть любые, но давай прямо сейчас условимся, что однажды они закончатся. Возможно, сразу. Возможно, скоро. Но пока будут – пусть будут, да?

Что тут ответишь? Ольга явно знала, что делала, чего никогда нельзя было сказать о Торике. Хаотичное движение души толкало его к новым поворотам, совсем как робота Карела. Какая команда встретится на следующем поле?

Пока пара поднималась по лестнице ветхого общежития, одна из комнат которого служила Ольге домом, Торик успел подумать, что, видимо, и это был не последний из ее сюрпризов. Так и вышло.

– Сейчас познакомитесь и будем ужинать, – сказала Ольга перед дверью.

Торик хотел переспросить, но дверь уже открылась.

– Мама, мама пришла! – прозвучал чистый детский голос.

– Оль, как ты долго сегодня. Я пойду? – Из комнаты тенью выскользнула женщина в пестром халате.

– Конечно, спасибо, Наташ. Придешь в понедельник, как обычно?

– Приду.

Торик глядел на мальчика в клетчатой рубашке и серых рейтузах. В комнате было тепло, на полу там и сям островками рассыпались игрушки. Торик с удивлением увидел желто-малиновый пластиковый конструктор, точно такой же, как был у него в детстве. Ольга проследила его взгляд и сказала:

– Это мой, с детства остался, а теперь Вадик в него играет.

– Привет! – сказал Торик и протянул мальчику руку. Тот с серьезным видом руку пожал и сказал:

– Я – Вадик, а ты кто?

– А я – дядя Толя.

– Дядя Толя, смотри, какой у меня медведь. Я без медведЯ никуда! – протянул он с неожиданным ударением на «я».

– Это да, – подключилась Ольга. – Он и ест с ним, и спит с ним. Неразлучные друзья – никуда без медведЯ.

– Твой? – тихонько переспросил Торик, хотя ответ был очевиден.

– Ну а чей? Пообщайтесь пока. Хотя… Пойдем, поможешь чай поставить. Пойдем! – Она сделала большие глаза.

В крохотном соседнем закутке, исполнявшем роль кухни, она придвинулась к нему поближе и сказала на ухо:

– Ничего? Ты не в шоке?

– Сколько ему?

– Четыре весной исполнилось. Ты как вообще с детьми – ладишь?

– Хм… Не знаю, не пробовал.

– Вот и попробуешь. Вадик хорошо людей чувствует. Дурных сразу отвергает. Это своего рода тест, и ты его прошел. Думаю, у вас все наладится. Ладно, иди к нему, посиди, я хоть макароны, что ли, поставлю.

Снова подержать знакомый конструктор оказалось так приятно! Вадику было интересно поиграть с новым человеком. Он увлеченно собирал одну поделку за другой и потом занимался с ними. Последней стала нелепая машина с огромными колесами, которых почему-то было пять. Щемящую ностальгию по детству прервала Ольга, вошедшая в комнату с нарядной тарелкой тонких макарон, посыпанных чем-то пестрым.

– Шпагетти, шпагетти! – закричал Вадик, тут же забросив игру.

– С-спагетти, – спокойно поправила Ольга, – говори правильно. Это не шпаги, это…

– Спагетти! Макароны из Наталии!

– Из Италии! Садитесь, мальчики. Давайте, поедим.

После ужина Вадик явно стал спокойней. Пару раз, как кот, подставил голову, чтобы мама его погладила, а потом стал гнездиться на коврике, сонно поглядывая на нового знакомого. Ольга привычно переодела сына и уложила в кроватку.

Торик с Ольгой еще посидели на диване и тихонько поговорили. Прощаясь, она впервые обняла его и поцеловала куда-то в ухо.

* * *

С тех пор жизнь Торика разделилась на две половинки: днем они с Ольгой были коллегами, а вечером шли к ней. Вадик к нему попривык, да и Торик тоже приноровился к новым условиям.

Потом настал вечер, когда Ольга сама предложила ему остаться. Поначалу он страшно переполошился. Но она подсела к нему поближе, взяла за руку и очень просто сказала:

– Волнуешься? Боишься?

Он судорожно кивнул в ответ.

– Понимаю. Ты помнишь, что мы говорили про лапки моей души? Это не навсегда. Вот сейчас есть. А потом обязательно пройдет. Да?

Он снова кивнул. Потом замотал головой, попытался что-то сказать, но она перебила:

– Я тебе знаешь что скажу? Ты боишься совсем не того. Мы сейчас ляжем на диван и будем вести себя очень тихо, да? Чтобы не разбудить Вадика. А все остальное не имеет значения. Вообще ничего. Понимаешь?

– А вдруг…

– Если случайно получится недостаточно тихо, ты просто громко покашляй, спокойно вставай и иди в туалет. А я пока уложу Вадика. Хорошо? Но мы постараемся, да?

У них все получилось замечательно. Она была чуть старше, но гораздо опытней, и это сказывалось. Она точно знала, чего хочет и что нужно делать. А он охотно шел навстречу ее просьбам, выражаемым не словами, а движениями.

Утром они поехали на работу вместе, но когда вышли из троллейбуса, она сказала: «Ты иди, а я чуть позже приду, хорошо?»

На работе никто так ничего и не заметил. Лишь проницательная Петровна удивленно посмотрела на Ольгу и сказала:

– Ты чего это вся сияешь? Задумала новую серию экспериментов или прочитала дельную статью?

– Посмотрим, – неопределенно ответила Ольга.

Глава 5. Находки и потери

Все вечера Торик проводил у Ольги. Общение шло легко, и даже Вадик не слишком мешал. Торик с удивлением отметил, что и правда неплохо ладит с этим любознательным человечком. Но и это у Ольги оказалось не последним секретом.

Как-то вечером, когда Вадик уснул, она достала колоду карт. Торик замахал руками:

– Я не играю в карты. Меня пытались научить, но…

– Это не те карты, посмотри. Это Таро.

Он пригляделся: карты такие, да не такие. Тоже бумажные, того же размера, но изображения совсем другие. Странные мистические фигуры, словно иллюстрации к старинной книге, даже цифры стилизованы под старину.

– У тебя есть Вопрос? – спросила Ольга, тасуя колоду.

– Какой вопрос?

– Что-то важное для тебя, что ты хочешь узнать. Есть?

– Хочешь погадать? Давай узнаем, почему моя программа не работает.

– Это не совсем гадание. Ты хочешь узнать причину неудачи твоего предприятия?

– Можно и так сформулировать. Там тройной цикл…

– Не рассказывай. Сейчас это неважно. Настройся на Вопрос. Представь себе: ты сидишь за компом и отлаживаешь программу. В чем – причина – неудачи. Думай только об этом. Готов?

– Готов, я…

– Не разговаривай. Думай об этом и снимай карту. Не смотри! Давай ее сюда. Еще думай и снимай.

– Ой!

– Что?

– Теплая! Вот эта карта – теплая.

– Дай. Теплая? Ты уверен? Кладем рядом. Снимай еще одну, не отвлекайся.

– Эта.

– Почему?

– Не знаю, сама потянулась.

– Очень хорошо. Дальше.

Вытянули шесть карт, потом Ольга долго тасовала колоду, а Торик мысленно задавал мирозданию свой Вопрос, после чего выбрали еще четыре карты.

Ольга достала маленькую книжечку и, сверяясь с ней, медленно читала фрагменты текста. Превращение рациональной программистки в средневековую гадалку ошеломляло. Голос ее изменился, стал вкрадчивым и слегка шелестящим, будто она говорила, а кто-то невидимый, сидя рядом, шептал те же слова вместе с ней.

– Итак, прошлое. Тут у нас деловой человек, блондин, злая женщина, рядом – изменник? Нет, перевернутая же – напускное спокойствие. Теперь настоящее.

– Что там?

– Опять блондин, но рядом беспокойство. А вот и проблема: доброе известие, но ему мешают, погоди, кто мешает-то? Ты помнишь, какая карта была горячей?

– Вроде эта?

– Проведи над ней рукой, она и сейчас теплая?

– Да! Как ты это делаешь?

– Это не я делаю, – вздохнула Ольга. – Это ты так чувствуешь. Вот эта карта – причина неудачи и это… Перемена положения? Странно. Она очень редко выпадает, тем более перевернутой.

– И что все это…

– Погоди. Вот влияние на будущее. Поселянка, это обычно Петровна. Колесо счастья и неудача. Тут понятно: если ничего не исправить, все обернется к худшему, и Петровна будет очень недовольна. Такое я и без карт скажу.

– Так в чем причина-то?

– Блондинов в нашем окружении всего два. Скорее всего, это Герман.

– Герман и три карты? – не удержался от ехидства Торик, но Ольга была поглощена гаданием.

– Герман и беспокойство под видом спокойствия… Это на него похоже. Герман что-то перепутал и не заметил, а теперь это тебе мешает. И это связано с горячей картой, а она означает перемену положения… Слушай! Я поняла. Он инвертирует сигнал. А ты принимаешь его как прямой и пытаешься с ним работать. Понятно, что у тебя цикл чтения захлебывается. Все сходится!

– Оль, ты серьезно?! Мы отлаживаем мою программу, которую ты в глаза не видела, с помощью гадания на картах Таро? Ты сама веришь этому?

– Я? Нет, я ничему не верю. Но подсознание – заметь, именно твое – само выбрало правильный ответ. Горячая карта была одна?

– Горячая – одна, а еще вот эта – теплая.

– А ты почему об этом не сказал? Ну-ка, что это у нас? Да, опять указание на блондина. Как ни верти, получается, Герман при монтаже что-то перепутал. Причина в этом! Но я знаешь что скажу?

– Ну-ка?

– У тебя явные способности к гаданию. Больше того: я – просто исполнитель. Я освоила технологию, но ни разу, слышишь, ни разу не чувствовала тепла от карт, только читала об этом. А у тебя к этому явное чутье. Так что… При всем твоем скептицизме, подумай, не попробовать ли тебе это дело.

– Да, но программа…

– Уточни завтра у Германа насчет полярности сигнала. А вдруг?..

* * *

Апрель 1990, Город, 24 года

Проверить удалось далеко не сразу. Сдавали другой проект, все суетились, носились, задавали друг другу вопросы без ответов. Их разработкой заинтересовались индусы, а это уже и международный престиж, и совсем другое финансирование! Теперь нужно было срочно собирать второй комплект установки, снова все проверять, отлаживать, только еще быстрее.

Петровна дала строгое указание не отвлекать Германа никакими задачами, кроме совершенно неотложных. Да это и физически было вряд ли возможно: обычно меланхоличный, Герман преобразился. Он носился от установки к установке, выл свои заклинания, лез в стойку что-то подпаять, смотрел сразу на два осциллографа и тихо шипел, когда дела шли не так, как ожидалось.

Но всему приходит конец. Установку собрали, отладили, задокументировали и отправили вместе с Ишутиным в Индию. Все выдохнули. Петровна задорно приподняла бровь и провозгласила:

– Ну что? Большой успех советской науки!

– Будем надеяться, – осторожно ответил ей Гэндальф. – Посмотрим, какие будут отзывы.

Горячка подготовки спала, все вернулись к своим проектам. И тут Торик вспомнил о своем вопросе и отловил Германа.

– Гера, а помнишь, мы настраивали вот этот модуль?

– Мм… смутно. Я там добавил одно интересное схемное решение на выходе порта.

Торик замер. Неужели? Не может быть.

– А сигнал там стандартный? – уточнил он.

– Нет, пришлось повторитель ставить, родной выход не тянул нагрузку. А что, есть сомнения?

– Я не могу программно найти сигнал. А если по этому порту инвертирую, то вроде работает. Но не всегда.

– Так не бывает. Это ваши программы могут работать «не всегда», а железяка, она или работает, или нет! Ладно, оставляй блок, я его погоняю, может, что и найдем.

Ближе к вечеру Торик с Ольгой сидели за столом и обсуждали новую программу. И тут подошел Герман, смущенно теребя воротник. Ольга оборвала разговор на полуслове и, рассеянно глядя в стол, вся обратилась в слух.

– Я это… – начал было Герман и замолчал.

– Забыл впаять инвертор? – помог ему Торик.

– Забыл, что уже впаял инвертор. Видимо, очень усталый был.

– И что?

– И… впаял еще один. Машинально, видимо.

– И теперь сигнал на выходе инвертированный, как я и предполагал?

– Ага. Но это еще не все. У него есть управляющая шина. Ее обычно заземляют, чтобы все железно работало. Но я же говорю, усталый был… Я ее посадил не на землю, а куда-то на соседнюю ногу – на один из выходов.

– И в итоге?

– В итоге он как раз инвертировал, но «не всегда». Только при особом сочетании сигналов. Извини. Я все поправил. Теперь работает как надо.

Торик с Ольгой оторопело переглянулись. Ее глаза стали совершенно круглыми. Когда Герман ушел, она прошептала:

– Нет, я много чего на свете видела… Бывало, расклад Таро попадал в точку, но чтобы до такой степени!

– Ладно, только Петровне не говори – не поверит.

– Чему там Петровна не поверит? – раздался знакомый голос прямо над ухом.

– Мы нашли одну позорную плавающую ошибку, – как всегда размеренно, сказала Ольга. – Уже исправили.

– Ну, исправили – и молодцы. – Видимо, Петровна решила не лезть в дебри. – Кстати, есть хорошие новости. Завтра Дмитрий Сергеевич официально объявит на собрании. Пока скажу так: вот этим проектом, которым вы занимаетесь, заинтересовались французы. Они сделали аналогичную установку, но там о такой стабильности результатов, как у нас, только мечтают. Программы и железо – хорошо, но без математической модели Сверчкова мы бы недалеко ушли.

– Зато без программной поддержки никто бы не узнал о его модели, – парировала Ольга.

– Это верно, наша сила – в гармоничном соединении наших сильных сторон.

Иногда в такие моменты Торик отстраненно удивлялся: откуда в Петровне берется такая отточенность мыслей и формулировок? Это точно не от возраста. Может, у некоторых людей просто голова иначе устроена?

* * *

В череде бурных, но похожих друг на друга дней, промелькнуло одно маленькое событие. На этот раз Элла попросила Торика помочь ей отнести десяток томов документации в другой отдел. Дело несложное, но отдел располагался с другой стороны здания, куда Торик обычно не ходил. В целом в конторе посещение других отделов не приветствовалось, если в этом нет «производственной необходимости»: излишнее любопытство не поощрялось.

Торик увидел ее случайно, проходя мимо раскрытой двери. Ошибиться было трудно: за столом в незнакомой комнате сидела именно она, Зоя! Он нервно огляделся, потом заглянул в комнату, поймал удивленный взгляд Зои и легонько мотнул головой, приглашая ее выйти в коридор.

– Привет! Ты здесь работаешь?

– Нет, я же еще учусь. Мы тут на практике, привет! Вот уж не ожидала!

– Я тоже. Надо же, как бывает.

Скрывшаяся было за углом Элла вернулась и теперь шла к ним, вопросительно поглядывая на незнакомую девушку. Зоя тоже глянула на нее.

– Наверное, надо идти? Жалко…

– Да, жалко. Но нельзя. Пока!

На обратном пути Элла пыталась о чем-то поговорить, но Торик реагировал вяло. Зоя здесь, совсем рядом. Кто бы мог подумать! Интересная девушка. Может, еще получится увидеться?

– Знакомую встретил? – Элла, разумеется, хотела знать все и сразу.

– Консультировал ее, когда диплом писала, – зачем-то соврал Торик.

Не хотелось ему раскрывать душу перед случайным человеком.

* * *

Ноябрь 1990 года, Город, 25 лет

Ноябрьским днем в компьютерной комнате возникло оживление. Филин принес новую игрушку под названием The Dark Heart of Uukrul – «Темное сердце лорда Уукрула». Установил на компьютер, запустил… И тут его срочно вызвали разбираться с проблемами по текущему проекту.

Тут же из ниоткуда материализовалась Лошадкина, села за компьютер и попыталась поиграть. Посмотрела заставку, выбрала героев, вошла в лабиринт и… все. Потому что дальше пошли длинные предложения на английском, с которыми совершенно непонятно что делать. Случайно заглянувшая Элла тоже не особо помогла. Позвали отличницу Тришкину. Она легко перевела первое предложение, но игра ее совершенно не интересовала.

В общем, решающей мышкой в этой новой сказке про репку оказался Торик. Не все слова были знакомы, но общий смысл он улавливал, научился переключаться в режим карты и двигаться по лабиринту. Девушки сидели рядом и тихонько требовали комментировать каждое действие. Подошел посмотреть и Герман.

Сверхзадачей игры было поймать и уничтожить загадочного Уукрула. И каждый раз, когда это не удавалось, появлялась дразнящая надпись: «Лорд Уукрул рассмеялся, взмахнул руками в воздухе и… исчез!»

Через пару-тройку недель упорных и продолжительных боев многие наизусть выучили названия «санктуариев» и магазинов, Торик даже называл в их честь модули своих программ. А Герман, азартно стучавший клавишами, чтобы победить гигантского огненного червя, и наконец сумевший выиграть бой, сказал слова, надолго ставшие в отделе крылатыми:

– Четыре тысячи кредитов! Да таких червяков на руках носить надо! Дайте мне еще одного, и я отыграю свой фамильный меч!

* * *

Январь 1991 года, Город, 25 лет

Отшумели новогодние праздники. Этим утром Ольга спала беспокойно, ворочалась, судорожно вздыхала и вздрагивала всем телом. Торик пригладил ей волосы, надеясь успокоить, но она мгновенно проснулась, глянула на него с ужасом, села на диване и тихо выдохнула:

– Фуф, приснится же такое!

– Кошмар?

– Да нет. Я такие сны зову вещими.

– Расскажешь?

– Потом. Давай вставать, сейчас Вадик проснется.

За завтраком толком поговорить не получилось. Почти все время отняло преодоление всяческих «не хочу» и «такая каша вчера была!» Но в троллейбусе оказалось не так много народу, а потом сиденье освободилось, и они, счастливые, уселись вместе.

– Ну, кто тебе спать не дает? Рассказывай.

– Ой, там столько всего было, я уже плохо помню. Но самая концовка так и стоит перед глазами. Не знаю как, но мы очутились где-то в горах.

– Всем отделом?

Она удивленно посмотрела на него.

– Ты почему сказал про отдел?

– Просто пошутил. Мы же каждый день там варимся!

– Нет, какие-то плохо знакомые люди. Суровые, бородатые, как ты, но… недобрые. – Она поежилась. – Мы от чего-то спасались, от какой-то напасти.

– Ого! А от чего?

– Не знаю. Может, пожар лесной, может, какие-нибудь дикари или бандиты. Суть не в этом. Из отдела там были Жаров и почему-то Эллочка наша.

– Странное сочетание.

– Мы этим отрядом поднимаемся в горы все выше, выше. Я бегу вверх, и мне уже дыхания не хватает.

– Да, ты задыхалась сегодня. Я почему и проснулся.

– И тут я поскальзываюсь и падаю вниз!

– Ох!

– Да, душа в пятки, и думала, что уже все, но рукой уцепилась за выступ скалы. Пытаюсь подтянуться, ухватиться другой рукой, она соскальзывает. И тут смотрю – Жаров сверху наклоняется.

– Он тебя спас?

– Я тоже думала, что спасет, протягиваю руку, хочу ухватиться.

– И срываешься?

– Нет. Он смотрит мне прямо в глаза и хладнокровно наступает на руку… А рядом Элла. И последнее, что я вижу, падая в пропасть, – ее довольный оскал.

Он слегка притянул Ольгу к себе и незаметно поцеловал в висок. Пару минут они ехали молча. Потом Торик сказал:

– Почему вещий-то? Может, обычный кошмар?

– А ты разве не различаешь их? Вещие сны – другие. Они как фломастером помечены. Их с обычными не спутаешь.

– Я как-то не задумывался. А может, никогда не видел вещих снов. И о чем он, как ты думаешь? Что должно случиться?

– Предательство. Император. Участь.

– Ты что, мысленно раскладываешь Таро?

– Нет, просто думаю, ищу ответ на твой вопрос.

– Оль, ты такая…

– Странная?

– Скажем, необычная девушка.

– Время покажет…

– Не знаю только когда, – машинально добавил Торик.

– Ты о чем?

– Это строчка из Deep Purple: «Time will show, when I don’t know».

– Интересно. А песня как называется?

– Sail Away.

– Это что?

– «Уплывай».

– Я подумаю.

– Нет, это песня так называется – «Уплывай».

– Я поняла. И все-таки подумаю. Судьба дает нам знаки. И случайными они не бывают. Кстати, мы выходим! Чуть не проехали, вот заболтались! Давай, поспеши. Я чуть попозже приду, как всегда.

* * *

Март 1991, Город, 25 лет

Приятную рабочую суету разбавляли праздники. Девочки разных лет поздравили мальчиков, через пару недель мальчики каждой подарили по цветку и искренне порадовались двум большим вкусным тортам. Их принесли дамы, искушенные в домашнем хозяйстве. Как оказалось, в отделе были и такие. И снова: проекты, алгоритмы, совещания, расписания…

А потом: бац! Прискакала Лошадкина.

– Ты все в своих программах сидишь? Вообще ничего не знаешь?

– Ир, ты о чем? Новая тема, что ли?

– Да нет, не новая – весь отдел говорит: Сомова увольняется.

– Ольга?! Да ладно!

– Не ладно, а уже заявление написала, сейчас отрабатывает. Конфетку хочешь?

* * *

– Оль, это правда?

Прямой взгляд таких знакомых глаз, смотревших теперь холодно и отстраненно.

– Правда.

– А я? А как же…

Отчаянно не хватало нужных слов.

– Ты помнишь про лапки? Я тебя просила их не отращивать. Не получилось?

– Да ладно тебе. Ну, будешь работать в другом месте. Хотя могла бы и сказать. Но мы можем…

– Не можем. Давай не будем усложнять, да? Все хорошо было?

– Да, но я думал…

– А ты не думай. Знаешь, как говорят? Расстанемся, пока хорошие. А еще – всему свое время.

– Это же просто слова.

– А в мире только это и есть: мы и наши слова. Не грусти, встретишь еще свою судьбу…

– Я тебя обидел чем-то?

– Нет. Просто время пришло. Или ушло. Как посмотреть.

– Не понимаю.

– И не нужно. Ладно, мне пора.

В последний рабочий день Петровна организовала Ольге проводы. Цветы, тортик и много добрых слов. Глаза у Ольги были на мокром месте, но она не плакала. За год Торик так ни разу и не видел ее слез.

* * *

«Кончилась любовь, как день зимой. Все стало серым – ни темно, ни светло…» – когда-то пел Торик в школьном ансамбле. Так теперь и вышло. Дни стали казаться одинаковыми. Работа по-прежнему была интересной, а программы каждый день преподносили сюрпризы, но из жизни исчезло что-то важное. Или кто-то.

Зато успокоились родители: сын перестал пропадать днями и ночами неизвестно где. Больше всего мама переживала, что его окрутит какая-нибудь разбитная разведенка с ребенком. Ирония судьбы. Торик никогда так не называл Ольгу даже мысленно, настолько далека была она от этого штампа. Но мама, узнай она все обстоятельства их знакомства, сказала бы о ситуации именно так.