Текст книги "Обретение стаи (СИ)"

Автор книги: Жорж Колюмбов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

* Морис Тайлерворт жил в Англии, и как начал в школе играть на бас-гитаре, так и играл до сих пор. В этом смысле история его музыки оказалась альтернативной истории Торика. Но жизнь омрачал тот факт, что его заставляли работать присяжным почти три месяца каждый год. Пропускать бесконечные уголовные подробности сквозь себя было для него невыносимо, и отчасти он спасался перепиской.

* Антонио Вендутти с самой подошвы итальянского сапога рассказывал много интересного из жизни на побережье моря. Он собирался открыть у себя в городке компьютерный магазинчик и делился планами. Торик рассуждал о том, как, должно быть, сложно найти свою нишу в длиннющем ряду похожих предложений, сделанных другими. Антонио дал неожиданно мудрый ответ: «Рынок сбыта – это пирог. Он очень большой, его хватит на всех. И ты всегда найдешь себе место под солнцем. Главное, чтобы кому-то хотелось съесть твой кусочек пирога!»

* Но самым активным и экстравагантным пенпальцем был Джеймс Куайет. Он оказался ровесником Торика, мужчиной и айтишником – но на этом их сходство заканчивалось, и начинались различия. Настоящий североамериканский индеец, он исколесил не только все Штаты, но и множество других стран. Успел поработать в самых разных компаниях, прекрасно умел общаться с людьми очень разного уровня. Рассказывал массу любопытных сведений о мире и о своей жизни, да и сам многим интересовался. И даже пытался собирать свою музыку из кусочков. Словом, друзья всегда находили, о чем поговорить.

А потом внезапно Джеймс решил приехать в гости.

* * *

Сначала Торик не поверил: может, это просто оборот речи или шутка? Мыслимое ли дело, чтобы человек из Штатов ехал неизвестно к кому в далекую и недружелюбную Россию? Наверняка, это жутко дорого, надо оформлять кучу бумаг, отвечать на неудобные вопросы – и ради чего?

Однако Джеймс был настроен решительно: «Я все равно собирался посмотреть Москву, Кремль и Красную площадь. К тому же, пока я по работе летал по всему миру, я заработал очень много бонусных миль, так что мой перелет получится почти бесплатным. Не переживай!»

Ничего себе «Не переживай!» К Торику – лично к нему, а не в «Гнездо» – ни разу в жизни не приезжали даже люди из другого города, тем более иностранцы! Вика тоже волновалась, но по-своему. Засела за новые рецепты, капитально прибралась в квартире, даже маму позвала помочь. Торик махал руками:

– Ничего не нужно! Жить он будет в гостинице. Джеймс вообще привык к самым скромным условиям – он спал в лесу прямо на земле, даже без палатки!

– Ну уж нет! – возражала Вика, – В гости-то он все равно к нам придет! Я не хочу опозориться на весь мир!

Это очень в духе русского характера – непременно не ударить в грязь лицом перед человеком, которого видишь всего раз в жизни.

* * *

Ясным апрельским днем они встретились в Москве, неподалеку от пятизвездочной гостиницы «Метрополь», невероятно дорогой, но единственной, номер в которой Джеймсу удалось забронировать еще из дома. Если уж о ком и говорить «встречал с распростертыми объятиями», так это о нем – высокий и плотный, Джеймс, в своем терракотовом плаще, раскинул руки, словно был готов обнять весь мир, и вот так, в театральной позе, встретил Торика.

От души нагулялись по Москве. Джеймс удивлялся оформлению станций метро (в Нью-Йорке все куда скромнее), фальшивому лоску золота на фонтанах ВДНХ. Вот причудливая инсталляция в перекошенном музее Маяковского показалась ему знакомой: «на Бродвее много подобного – горы разноцветного мусора, но все художественно организовано», – отметил он. Хотя главный аттракцион дня ждал его впереди.

«Local train», как он называл электричку, с жесткими деревянными сиденьями несколько часов вез их в Город. Поначалу народа набилось столько, что пришлось стоять, но чем дальше от Москвы, тем просторней становилось в вагоне. Они сидели и болтали обо всем на свете – два перекати-поля из разных миров. К ним подсаживались люди, задавали извечные вопросы, не особо слушая ответы – не каждый день встретишь живого иностранца.

Пьянчуга настойчиво звал в гости (пойдем, выйдем, я тут живу, завсегда нальем гостям!), бабулька пыталась угостить припасенной курицей (спазыба – отнекивался Джеймс), пара гопников поорала что-то насчет «разворовали и пропили», но их быстренько угомонили. В общем, аттракцион удался, Джеймс устал и успокоился только когда они наконец доехали до Города, вошли в гостиницу, и на вопрос:

– Can you speak English? (вы говорите по-английски?)

он получил от удивленной девушки за стойкой ответ:

– Офкош! (искаженное «конечно»).

* * *

Дома бледная Вика спросила только:

– Привез его? Есть будешь?

– Офкош, – машинально ответил Торик.

Голова гудела: впервые в жизни он целый день беспрерывно разговаривал по-английски.

* * *

Чего только они не обсудили! Джеймс старался говорить помедленней, но иногда увлекался и возвращался к привычному темпу. Часть фраз Торик просто пропускал – так он хоть чуть-чуть успевал отдохнуть.

У индейцев есть традиция – переводить их имена на язык той страны, где они жили – США или Канады. Имя Джеймс соответствовало библейскому Яков, один из его смыслов – «идущий по пятам». А слово Куайет по-английски означает «тихий». Вместе имя Джеймс Куайет приводило к фразе «тихо идущий по пятам» или «следопыт», что довольно близко передавало истинное имя Джеймса на языке индейцев Хопи.

– Ты замечал, что когда куда-то далеко уедешь, а тем более улетишь, некоторое время чувствуешь себя странно? – спросил Джеймс.

– Летать мне пока не приходилось, но на поезде много ездил. Да, сначала странно, потом все возвращается в норму.

– И когда приезжаешь из поездки домой, происходит то же самое. Ты никогда не думал, почему так происходит?

– Хм… А есть ответ?

– У индейцев Хопи на все есть ответ, вопрос лишь, правильный ли он. Видишь ли, у каждого человека есть душа…

«…а у души есть лапки…» – Торика вдруг остро кольнуло воспоминание об Ольге, но вслух он ничего не сказал, только кивнул.

– …и у этой души есть некоторые ограничения. Считается, что тело человека может двигаться с какой угодно скоростью – например, в ракете. Но душа – штука более архаичная, она не может перемещаться быстрее, чем ворон летит.

– Ворон ведь машину не догонит?

– Да, он развивает скорость до тридцати километров в час. Не догонит даже поезд, не то что самолет.

– Вот почему так странно на новом месте! Тело там, а души еще нет?

– Так говорят старейшины. Но я не знаю, правда это или нет.

В гостинице Джеймсу сказали, что не смогут принять к оплате его доллары, нужны рубли. Поэтому Торик повел его в торговый центр, где располагался пункт обмена валюты. Не тут-то было. Под надписью «EXCHANGE» висел листок с русским текстом.

– Что там написано? – спросил Джеймс. Торик перевел:

– Временно не работаем. Нет наличных рублей для обмена.

Карие глаза Джеймса расширились от удивления:

– Ноу рублз?!

Что тут скажешь? Причуды местной экономики. Пришлось менять по грабительскому курсу у привокзальных барыг.

Особое впечатление на Джеймса произвела поездка в переполненном троллейбусе. Торик преподнес это как еще один аттракцион:

– Здесь ты можешь почувствовать себя максимально близко к людям.

– Порой даже слишком близко, – пожаловался Джеймс, но когда вышли поделился: – Знаешь, а в этом что-то есть! Колыхаться общей волной! Чувствовать себя частью единого большого племени. Растворяться во множестве подобных тебе…

Торик подумал, как малы шансы даже в сотне троллейбусов подряд встретить людей, по-настоящему близких тебе душой, но возражать не стал.

Еще в электричке они обсудили кулинарные предпочтения Джеймса. Очень сложные – он любил все причудливое и странное, но, когда смекнул, к чему ведет Торик, сказал, что в путешествиях непременно пробует местную кухню. В России он надеется отведать «блЫни», «пэл-мэны» и особенно «икэ-ра», о которых читал. Впрочем, «осетжина энд икэ-ра» он заказал себе в московском ресторане. А теперь Вика приготовила настоящие сибирские «пэл-мэны» и напекла «блыни» двух видов – тонкие и толстые: кто знает, какие гостю больше понравятся. Джеймс уминал все за обе щеки и трещал без умолку. Торику на еду времени не хватало. Мало того, что надо понимать речь, теперь приходилось переводить хотя бы часть для Вики и передавать Джеймсу ее ответы.

Но всему приходит конец. Провожая Джеймса до гостиницы, Торик больше молчал. Он устал за эти дни, переволновался, получил массу впечатлений и новых идей. Его впечатления раздваивались: хотелось смеяться и плакать, надеяться и терять навсегда. И Джеймс внутренним чутьем понял это:

– I know what is it. (Я знаю, что это такое)

Потом грустно улыбнулся и старательно сказал почти по-русски:

– Интеллиххентсия!

Именно так. Сложная натура Торика реагировала на внешний раздражитель очень нелинейно. Он так и не решился рассказать Джеймсу о приборе. До последнего оттягивал решение, а потом просто не хватило ни времени, ни сил. Сказал он совсем другое:

– Тебе наверно кажутся убогими наши дома, наши люди. Все временное, неустроенное, но мы так живем. Когда-нибудь мы встанем на ноги и будем жить лучше. Постарайся увидеть не текущий момент, а наше будущее.

Джеймс очень удивился и выразил бурный протест:

– Да ты что! Зачем ты так говоришь? Я тебе завидую! Жить в самой гуще перемен! Родиться в одной стране, а жить в другой! Не по книгам, а по жизни увидеть настоящую смену эпохи, революции, победу демократии – такое бывает раз в жизни! И я радуюсь, что тоже прикоснулся к этому в твоей стране. Я обязательно расскажу об этой поездке на ближайшем пау-вау – на большом собрании всего племени.

С собой Джеймс увез драгоценный подарок под непроизносимым названием «тхулски приянык».

* * *

Когда волнения и страсти улеглись, пришло время делать выводы. Торик во всей полноте осознал, насколько плох у него разговорный английский, и решил осенью обязательно походить на приличные платные курсы.

А Вика впервые в жизни посмотрела на живого иностранца и задумала большой план: расстараться по максимуму, но найти в интернете жениха! С местными толком не получалось – слишком много бродило вокруг девушек посимпатичней и поярче, а тут у нее был свой шанс: говорят, иностранцев радует перспектива получить русскую жену. Ну а с языком она как-нибудь потом разберется.

В мае 2000 года президентом страны стал Путин. Наверное, тоже скоро сменится, подумали все. За последние пятнадцать лет правители постоянно менялись, к этому все уже привыкли. Разве бывает иначе?

Глава 30. Двойной обмен

Август 2000 года, Город, 35 лет

…Через час бурных обсуждений Вика поинтересовалась:

– Вы не устали? Предлагаю попить чайку.

– Пожалуй, поддержу, – отозвалась Инга. – Я, конечно, воробей стреляный в дискуссиях, но у вас тут градус физики зашкаливает, а мы все никак не подберемся к сути. Пойдем, дружочек, я тебе помогу.

Зоя посмотрела на них с удивлением: «устали», «градус физики»? Они только и успели, что немного рассказать об истории Мнемоскана, которую все и так знали. Проводя исследования, она легко увлекалась и могла заниматься много часов без перерыва.

Судя по всему, Торик тоже относился к этому типу. Насчет Стручка судить было сложнее – он человек семейный и вряд ли может засиживаться за чем угодно. Она украдкой взглянула на него – глаза горят, щеки слегка раскраснелись – ему пока интересно. С ним ситуация нетипичная – сам погружаться не может, но охотно отслеживает их успехи, развитие проекта, всерьез обдумывает, дает советы. У него настоящий системный подход, и это очень полезно для дела.

Про Ингу она пока мало что могла сказать – они же только сегодня познакомились. Дама приятная и харизматичная, но… пока непонятно, для чего Торик решил посвятить ее в проект. Ладно… чай, так чай.

* * *

– Вика, а скажи мне, дружочек, как называется это чудо? – Инга приподнялась на стуле, изящно вытянув узкую ладонь в сторону опустевшей тарелки. – Я, хоть и на диетах сижу, но не отказалась бы еще парочку таких откушать. Можно это устроить?

– Ой, конечно! Сейчас принесу. Это фирменный рецепт моей подруги, называется творожные рогалики. Кстати, они совсем не калорийные.

– Прелесть, просто прелесть! Прямо душа разворачивается!

– Ты знаешь, – пробормотал Стручок, словно не замечавший всей этой светской суеты, – у меня мысль одна почти дозрела, но никак не могу ухватить ее.

– «Надежда экспоненциально убывает»? – не смог удержаться от сарказма Торик. Друзья недоуменно взглянули на него. Пришлось пояснить: – это мы в Универе стишками баловались. Тематическими.

– Математическими? – прыснула Зоя. – А у вас там случайно не было поэмы про тензорное поле?

– Ох… – вздохнула Инга, все меньше понимая разговор.

И Торик решил срочно сменить тему:

– Инга, а где, по-вашему, у человека находится душа?

– Ну как? Она ведь все время при нас, разве нет?

– «При нас» – в смысле, внутри нас или снаружи?

– Мне кажется, ей это безразлично… Она нематериальна и может перемещаться.

– А для чего она нам вообще? Думаем мы точно не с помощью души, этим занимается мозг. Дышать, биться сердцу и делать многое другое нам помогает вегетативная система. А душа для чего нужна?

– Чтобы болела, когда мы неправильно поступаем? – сказала Вика и смутилась.

– «Когда» или «если»? – спросил вдруг Стручок, в котором проснулся программист. – Получается, мы с этой душой вроде как советуемся?

– Конечно! Спрашиваем у нее совета в трудных ситуациях. Не зря же говорят «сердце подскажет», «загляни себе в душу»… – Вика удивлялась, что приходится объяснять такие очевидные вещи.

– «Спрашиваем», «отвечает» – это ведь термины обмена информацией, – заметил Стручок.

– Олежек, это же просто фигуры речи! – улыбнулась Инга.

– А если нет? – вдруг на полном серьезе заметил Торик. – Задавать вопросы у человека способен только мозг.

– Кому задавать? – уточнила Зоя.

– Раньше я считал, что только сам себе, мозгу. Или другому человеку – напрямую или через средства связи.

– А теперь внезапно поверил, что еще бывает неведомая сущность под названием «душа»? – скептически осведомился Стручок.

– Слушайте! – У Торика внезапно по спине пробежал холодок предчувствия. Пересохло горло, голос подсел, но он откашлялся и продолжил. – А давайте пойдем от противного?

– В чем конкретно состоит базовая гипотеза? – тут же подключилась Зоя. Глаза ее сверкнули.

– Предположим, мозг человека ведет обмен информацией с чем-то неизвестным, что мы условно назовем «душа».

– И как будем проверять гипотезу?

– Предположим, что мы этому верим. Попробуем добавлять уже известные нам факты, пока не уткнемся в противоречия.

– А если так и не уткнетесь? – уточнила Вика.

– Тогда условно будем считать гипотезу правдоподобной, – тут же ответила Зоя. – До первого опровержения.

– Как интересно! Только можно я пересяду на диван? – спросила Инга.

– Я тоже! – присоединилась Вика.

– И я, – откликнулась Зоя. – Давайте попробуем.

* * *

Мужчины остались за столом – так было удобней рассуждать. Стручок машинально вертел в руке чайную ложку.

– Итак, у нас есть мозг, и есть душа, пока не важно, что это такое физически, и где она. Они обмениваются информацией, – начал Торик.

– При работе прибора? – уточнил Стручок.

– Пока нет. Просто по жизни. Без всяких расширений… сознания. Я постараюсь опираться на здравый смысл с точки зрения эволюции.

– Ога, – кивнула Зоя.

– Предположим, что воспоминания хранятся именно в этой «душе», а не в мозге.

– Мм… Предположение спорное, – сразу откликнулась Инга, – но допустим. Подсознание причудливо. Любит устраивать сюрпризы. Выдает всякую чушь. Но иногда все же наталкивает на интересные мысли. Продолжайте, мальчики.

– Тогда мозг обменивается информацией двумя путями. Первое – оперативно, например, когда мы не спим и хотим вспомнить какой-то момент из своей жизни. Он вполне может отправить душе запрос, она возвращает ему сжатый конспект случившегося. Воспоминания – скорее, факты, сюжеты, а не фильмы. Этот процесс хорошо управляется сознательными усилиями. И здесь в природе все продумано и налажено: древнему человеку для выживания было важно помнить, где в прошлый раз поймали мамонта, а где нас чуть не съели волки или злые соседи.

Все улыбнулись, представив себе эти ситуации. А Торик продолжал:

– Второе – неконтролируемый обмен при доступе во сне. Здесь эволюция не требовала никакой точности, а просто озаботилась обездвижить спящего человека, чтобы он не ходил во сне и не махал руками. Оставила лишь необходимый минимум движений: повернуться на другой бок, прокашляться, если надо.

– В этом механизме бывают сбои, – подключился Стручок. – Лунатики встают и ходят во сне. Как в машине – мозг выжимает ручной тормоз, чтобы обездвижить тело, но диски сточились, поэтому хоть тормоз и зафиксирован, машина все равно съезжает с горки. А спящий человек поднимается и лезет на крышу, причем его сознание так и не просыпается.

– И что же получается у нас? – уточнила Инга. – Прибор делает из нас лунатиков?

– Нет, прибор дает некий гибридный метод доступа. У нас остается тот механизм доступа, что бывает во сне: тело отключается, мы обездвижены, мы спим. Но есть и отличия.

– Давай считать. – Зоя загнула большой палец. – Первое?

– Мы попадаем в конкретную, заданную точку своей жизни, в нужный элемент своей души, который помнит информацию об этой точке.

– Так и есть, – улыбнулась Зоя. – Мне дважды выпадала лошадка. Второе?

– Внутри своего сна мы не спим. Мы осознаем реальность, по которой сейчас перемещаемся. Поэтому погружения получаются такими яркими!

– Подождите, я что-то не поняла, – изящно помотала рукой Инга, – вот это место про «спим, но не спим».

– Он хочет сказать, что формально организм спит, – пояснил Стручок. – Тело не движется, ровно дышит. Но мозг в это время как бы бодрствует. Мы осознаем себя и воспринимаем информацию как наяву.

– Именно так! – продолжил Торик. – Мы заставляем мозг общаться с душой на самой высокой скорости передачи данных. Поэтому кроме картинок получаем практически все записанные ощущения: звук, температуру, шероховатость, запахи, положение в пространстве. Почти все, кроме вкуса. Обычный сон мы редко помним. Здесь же мы отлично помним все детали, словно только что реально там побывали.

– И как ты это объясняешь? – поинтересовался Стручок.

– Похоже, мы наткнулись на противоположный способ обмена. В норме мозг по ночам сбрасывает информацию из ОЗУ мозга в душу, и дальше она там хранится. А мы научились переключать направление. И теперь записанная в душу информация снова попадает в наше ОЗУ. Поэтому впечатления очень свежие, мы все помним так, будто испытали все полчаса назад.

Он обвел взглядом собравшихся, словно давая возможность собраться с мыслями и почувствовать важность момента, а потом улыбнулся и нарочито беспечно спросил:

– Ну что, рассказывайте, где я неправ?

Все потрясенно молчали, стараясь переварить услышанное.

Стручок, все еще задумчиво помахивая в воздухе чайной ложкой, крякнул и сказал:

– А знаешь… Звучит на редкость убедительно. Я не вижу явных дыр в рассуждениях. Зоя, что скажешь?

– Получается, – Зоя посмотрела на Торика, – что моя гиперповерхность в программе – это проекция пространства души?

– Слушайте, а красиво все складывается! – воскликнула Инга. – От взаимодействия души с мозгом открываются доступ к воспоминаниям, там же наполнение снов, интуиция. Мозг там хранит воспоминания, но сам по себе не может их доставать и рассматривать.

– Ну да. А душа может путешествовать где угодно. В том числе извлекать воспоминания, точнее, помогать человеку попадать в них.

– У меня осталась одна лукавая непонятка. – Инга посмотрела на Торика. – Ты сказал две взаимоисключающие вещи, дружочек. С одной стороны, душа у тебя, вроде как, летает где-то недалеко от тела. А с другой – она нематериальна. Еще раз: не материальна, то есть вне материи. Вне нашей реальности. В каком-то другом измерении, недоступном нашим органам чуйств, скажем. И как с этим быть? Давай уже выберем что-то одно?

– Чисто физически, – начал Торик, – душу никто и никогда не видел, несмотря на многократные попытки ее как-то обнаружить, взвесить, просветить рентгеном и т. д. В этом смысле она нематериальна. Индейцы верили, что…

– Ой, да ладно, с индейцами все понятно, – отмахнулся Стручок. – Солнце вращается вокруг земли, а главный из богов – Инчу-Чун.

– Не скажи. Именно общение с настоящим индейцем привело меня к мысли, что душа – это нечто отдельное от нас. Она находится не внутри нашего тела, а снаружи. Более того, скорость ее перемещения ограничена, поэтому…

– Стоп-стоп-стоп! – захлопал в ладоши Стручок. – Мне кажется, зря мы лезем в эти дебри. Главное – в другом! Если все обстоит так, как сказал Торик, то где бы душа ни находилась, мы научились к ней обращаться и получать запрашиваемые данные. У нас прямо какой-то сервер получается: вводишь адрес – а в ответ получаешь запрошенный файл?

Зоя улыбнулась: ей нравилась его прагматичность. Она помахала рукой, привлекая внимание:

– Допустим, все так и происходит. Вопрос: какую именно часть данных от этого обмена прибор ловит, а я анализирую?

Торик со Стручком переглянулись.

– Приемная часть у нас – практически, энцефаллограф, – медленно начал Торик. – Мы фиксируем только информацию, излучаемую мозгом.

– Но что это – запросы или ответы? – уточнил Стручок.

– Теоретически, мы фиксируем реакцию мозга на ответы, получаемые от души, – размышлял вслух Торик.

– Если эта реакция есть, – веско поднял ложку Стручок.

– Она должна быть, – вдруг сказала Зоя. – Я хорошо вижу различия в сигналах в зависимости от того, погружение идет или это обычный сон. При погружении активность сигналов гораздо больше, плюс задействованы другие полосы частот.

Вика, до сих пор молча переводившая взгляд с одного собеседника на другого, прокашлялась и неуверенно начала:

– Я, наверное, не все поняла…

– Ну, это совершенно нормально. – Инга ободряюще похлопала ее по плечу. – Я с трудом понимаю даже треть того, о чем они говорят. А в чем сам вопрос-то?

– Нам на биологии рассказывали про опыты какого-то профессора. Он подключал электрический ток к определенным участкам мозга, а в ответ на это у человека возникали разные ощущения, иногда приходили воспоминания.

– А, ты про электростимуляцию мозга? – подключился Стручок и тут же повернулся к Торику, направив на него указательный палец. – Хороший вопрос, кстати! Прямое воздействие: сигнал – ответ, и никакой души не нужно, воспоминания хранятся прямо в сером веществе. Что скажешь?

Торик задумался, но потом лицо его просияло:

– Может быть, и так. Но рассмотри другую цепочку: мы подаем импульс на участок мозга, как бы просим его вспомнить что-то. Он поступает как обычно: надо вспомнить? Хорошо, отправляем запрос душе и получаем ответ. Мозгу все равно – сам человек захотел этого или его заставил внешний импульс.

– Ишь ты, вывернулся! – хихикнула Зоя. – Но формально ты прав, все может быть и так. И пока мы не опровергли твою теорию.

– А вот! – Торик сложил руки на груди, как Наполеон, и принял гордый вид.

Слегка покрасневшая от смущения Вика спросила у Зои:

– И еще мне вот что интересно. Если вся эта цепочка: прибор – мозг – душа – мозг – прибор – это математическая функция, то она же, как любая функция, должна иметь свою область определения и область значений?

Все стряхнули оцепенение и заулыбались. Но Зоя заметила:

– Знаешь, а в этом что-то есть. Надо посмотреть. Я исключила из своей модели часть мнимых решений, которые в нее не вписывались. Возможно, в них все-таки был некий физический смысл?

– Как мнимые корни уравнения, – добавил Торик.

– Или комплексная реакция электрической цепи, – вставил Стручок.

– Ой, а вот сейчас я чуйствую, мы бродим где-то на тонкой грани между правдой и ложью, ребяты, – недоверчиво помахала указательным пальцем Инга.

Вика поморщилась и замотала головой:

– Я даже не в этом смысле, в более простом. Если есть функция, то будут и границы ее применимости, так?

– Ну-ка, ну-ка, – подхватил Торик. – Это будет зона, в которой существует это пространство души. Интересно, а что там, на самой границе?

– И, кстати, что за ней? – Стручок наконец-то положил ложку. – Что, если попытаться туда попасть? Как это будет? Системная ошибка? Или…

– Или симметричный ответ Мироздания, если нам не положено это знать. – Торик сделал зверское лицо. – Помнишь у Стругацких…

– …«За миллиард лет до конца света»? Помню! Печатали с тобой и по ночам читали.

– Да? – рассеянно пробормотала Зоя. – А я ее просто в магазине купила, сильная книга. Так вы думаете, будет как у Стругацких?..

– Вряд ли. Я просто мрачно пошутил, – пояснил Торик. – Но к границам нам с тобой надо будет отправиться. У тебя уже достаточно данных, чтобы делать обратный пересчет? Зная точку на поверхности души, получать параметры входа, чтобы попадать именно туда?

– По твоим погружениям, возможно, достаточно. А по моим… – Зоя вздохнула. – У меня их пока слишком мало. Я попробую рассчитать несколько точек вблизи границ. Посмотрим, куда мы попадем.

Инга с чувством вздохнула и заговорила:

– Ох, смотрю я на вас, ребяты, и, честно сказать, шалею. Вы прямо вот так, запросто, по-деловому, говорите о проникновении в мир души? Как будто это обычная вещь, вроде «куда в комнате шкаф поставим»! Вы хоть понимаете, что до вас по этой дороге еще никто не ходил? Ну, может, какие-нибудь буддийские монахи продвинутые. – Она снова вздохнула. – И я тут сижу с вами и слушаю. Нет, я так не могу.

Она встала и продолжила:

– Я хочу сказать вот что: позвольте вами вос-хиш-чать-ся! Вы молодцы. И я очень надеюсь, что там, на границе, вас не постреляют какие-нибудь пограничники, и вы вернетесь и нам расскажете, что там у них творится в неземных пределах.

– Да, я тоже совсем не этого ожидал, – кивнул Стручок. – Но, знаешь, эта идея по поводу обмена информацией с… э… душой звучит довольно правдоподобно и убедительно.

– И даже я тут случайно мимо проходила, – улыбнулась Вика.

– Как это «мимо»? – ободрил ее Торик. – Если бы не Семен, всего этого не было бы.

– Ну, скажешь тоже! Где Семик, а где я! Но я очень рада, что вы меня тоже пустили в свой круг. Жаль только, что у меня самой не получается с этими погружениями. Вы так интересно рассказываете.

– Я тоже рада, что здесь оказалась. – Зоя встала. – Но сегодня уже поздно. Пожалуй, мне пора домой.

– Зоя, а ты где живешь? – спросила Инга. – Может, вместе домой отправимся, если нам по пути?

– Она сейчас будет не слишком общительной, – покачал головой Торик. – Насколько я понимаю, Зоя начинает мысленно прикидывать формулы обратных преобразований.

– Не формулы, а алгоритм! – не удержалась Зоя и улыбнулась. – А ты меня хорошо изучил, я смотрю! Всем пока!

– Да успеешь ты еще в свои формулы наиграться, – примирительно сказала Инга, уже выходя за дверь. – Я просто хотела спросить…

Дверь за ними закрылась.

– Похоже, она умеет разговорить человека! Интересная тетка, – заметил Стручок.

– Она много чего может, – кивнул Торик. – Насчет формул – не знаю, но насчет людей – она профессионал, каких мало.

Стручок на секунду замер, потом улыбнулся и похлопал Торика по плечу:

– А неплохая команда у нас тут в итоге собралась!

Торик и сам уже понял: он не ошибся, приведя Ингу в их компанию. Он с удивлением почувствовал легкое покалывание, почти как от электричества, и осознал: вся стая в сборе, теперь дела пойдут!

Глава 31. Границы пространства

Сентябрь 2000 года, Город, 35 лет

– И, как всегда, никто ничего не знал! Даже не подозревал! Работнички! Специалисты! – Шефиня выходила из себя редко, но уж если бушевала, то всерьез.

– Вы понимаете, это просто цепь трагических совпадений, – оправдывался Матвей. – Обычно заменой архивов занимается Витя, но в этот раз он болел. А Митя процедуру формально выполнил, но не ожидал, что две архивации могут запуститься навстречу друг другу.

– Да что вы мне сказки рассказываете?! Мити, Вити! Понабрали кого попало, а работать некому!

– Ну, я бы сказал, что инспектрисы тоже не всегда работают идеально, вот недавно…

Шефиня побагровела, но тут же справилась с собой. Но это было ошибкой – напоминать начальнице о ее собственных промахах! Показное шумное негодование «для пользы дела» мгновенно перешло в самую опасную стадию – холодную.

– А знаете что? – Из под ее очков сверкнула безжалостная сталь. – Вы слишком хорошо жить стали, Матвей Александрович. Расслабились и подчиненных своих распустили. В ближайшее время ожидайте в отделе кадровых перемен. Да и сами побудьте пока… на испытательном сроке.

* * *

Передвижки и пересадки не заставили себя ждать. Аделаида и Света вместе со своим странным начальником Русланом пропали, хотя, по слухам, остались где-то в Конторе. Диму уволили по несоответствию занимаемой должности. А Матвея, Виктора и Торика переместили в другую комнату, побольше, где сидел кудрявый смуглый парень с забавным именем Вася Михай.

В отличие от аристократического Матвея, Вася держался со всеми запросто, носа не задирал и был очень компанейским. Неудивительно, что около него постоянно кто-нибудь да крутился. Казалось, Вася не только знает каждого в Конторе, но и давно нашел общий язык, посвящен в фамильные тайны и личные проблемы каждого, а также обладает потрясающим умением раскрепостить практически любого собеседника.

Дверь в их комнату открывалась без скрипа. Вошел Слава, нескладный деревенский паренек, недавно принятый учеником инспектора в соседний отдел.

– Курить будем? – спросил он неизвестно у кого.

– Мне пока некогда, – отмахнулся Вася. – Я весь в отчетах.

– Пошли, что ли, – нехотя поднялся Матвей, – только у меня сегодня нет.

– Эх, что бы вы делали без Вячеслав Сергеича! – нашелся Слава.

Все рассмеялись: молодой и глупый, зато самомнение точно на высоте.

Они вышли, встретили кого-то из клиентов в коридоре, громко поздоровались и даже оттуда донеслось: «Вячеслав Сергеич в этой Конторе – самый главный человек».

– Далеко пойдет! – улыбнулся Вася.

* * *

Зоя теперь часто приезжала к ним в гости. Вика настолько привыкла к этому, что составляла меню на троих и удивлялась, если Зоя не пришла.

Они планомерно заполняли карту пространства души. Наметили контуры областей, где погружений не бывает никогда. Некоторые сочетания параметров просто не позволяли погружаться ни в какие моменты. Засыпание происходило, но путник ничего не видел, лишь спал в темноте и тишине.

Вместе работалось легко. Все-таки у них было много общего: оба – изгои, помешанные на своей науке. У Зои – наука более строгая, академическая. У Торика больше опирается на неясные предчувствия, ожидания и интуицию, причем всему этому Судьба старательно и регулярно придавала нужное направление.