Текст книги "Свет"

Автор книги: Женя Дрегович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

– Ты быстро учишься, – заметила Евгения, когда они выпили свою третью порцию.

– Ага… когда хорошие учителя. Кстати, ты так и не показала мне полицейский переворот… ой, то есть разворот, – Яна ощутила, что ее язык стал слегка заплетаться, но не придала этому никакого значения.

– Покажу, – пообещала Евгения.

Они немного помолчали, слушая музыку дождя.

– Ты на самом деле была готова оставить меня одну на берегу в компании медведя? -вдруг спросила Евгения. – И еще потом, на повороте дороги?

– Я надеялась, что ты последуешь за мной, – пожала плечами девушка.

– А если бы я не согласилась? Ты бы ушла одна?

Яна бросила на босса испытывающий взгляд. Несмотря на зеленоватую пелену, которая начинала накрывать окружающее пространство, девушке показалось, что ее ответ очень важен для Евгении.

– Нет, – призналась она. – Я блефовала.

Ольховская, как ей показалось, облегченно вздохнула.

– Хотя…

– Да? – Евгения снова напряглась.

– Я бы вернулась и попыталась увести тебя силой.

– Просто поразительно…

– Что именно? – с подозрением спросила Яна.

– Я считала тебя трусишкой… Ну, после того как мы быстро ехали на машине и… навещали Таисию. А сегодня узнала тебя совсем с другой стороны.

Яна поколебалась, не зная, то ли считать эту фразу похвалой, то ли упреком своему малодушию, проявленному в прошлой поездке.

– Ты уже знаешь, – сказала, наконец, она, – что в автомобильной аварии погибла вся моя семья. Поэтому, наверное, я так повела себя, после того как мы оченьбыстро ехали на машине… не знаю.

– Яна, прости, я полная идиотка, – Евгения красноречиво хлопнула себя кулаком по лбу. – А ты можешь рассказать мне, как именно все случилось? Эта авария?

Яна опустила голову и скрестила руки на груди. Что ж, рано или поздно этот разговор все равно должен был состояться. И может, даже неплохо, что сейчас. Когда под рукой такой надежный анестетик, как абсент.

– Да, расскажу… Тем более, как мне кажется, это и есть та моя правда, о которой говорила Таисия. Которую тебе нужно обо мне узнать, – сказала Яна, стараясь сдержать начинающуюся дрожь в пальцах. – Только сделай, пожалуйста, еще абсента.

Евгения беспрекословно повиновалась. Яна взяла теплый стакан в руку, но не торопилась пить из него. Она забилась в самый угол дивана, оперлась о стену и подтянула колени к подбородку. Евгения села на некотором отдалении, тоже облокотившись, и смотрела на девушку мягким внимательным взглядом. Свой стакан она так и оставила на столе.

– У меня были самые прекрасные, самые замечательные родители на свете. И самый лучший в мире младший брат, – Яна печально улыбнулась. – Может быть, если бы они не были такими идеальными, то… это было бы проще пережить… Хотя… что я говорю.

Она покачала головой.

– Родители безумно любили друг друга, будто и не прошло почти двадцати лет с даты их свадьбы. И это видели и понимали все, даже Костик, хотя ему было всего шесть лет, когда… – Яна торопливо отхлебнула из своего стакана. – А еще они очень любили нас. Родители вместе учились в академии художеств, но мама так и не начала работать, потому что родилась я, а потом они вместе решили, будет лучше, если она займется домом… Мой отец… он прекрасно разбирался не только в живописи, но и музыке, и в фотографии, и в литературе. Папа долгое время работал в музее, а когда прожить на зарплату музейного сотрудника стало невозможно, то вместе с товарищем открыл свое дело. Мама была очень против. Ей казалось, что это ничего, что мы ходим в стертых ботинках, главное, чтобы отец продолжал заниматься любимым делом. Но папа…он сделал по-своему.

Девушка вздохнула и сделала еще небольшой глоток, прежде чем продолжить.

– Дела быстро пошли в гору, и скоро мы переехали в новую большую квартиру, я стала ходить в гимназию, а папа задаривал нас подарками, которые привозил из частых поездок за границу. Мы тоже ездили, когда он мог взять нас с собой. Деньги не испортили его, и, несмотря на то, что у него оставалось меньше времени на семью, мы всегда чувствовали, как он заботится о нас.

Яна допила стакан, положила его на стол и тут же взяла стакан Евгении. Та не возражала, сочувственно глядя на побледневшую девушку.

– Тот полуспортивный седан отец купил, после того как они с мамой посмотрели какой-то из фильмов о Джеймсе Бонде, и мама восхитилась автомобилем, которым Бонд управлял. Отец всегда обожал делать сюрпризы… Тогда это воспринималось просто и естественно, а сейчас я даже не понимаю, как он умудрялся находить время на это. По одной случайно брошенной фразе, даже взгляду он сразу понимал наши желания и потом выполнял их, как добрый волшебник. Это, кстати, было единственным пунктом, из-за которого родители спорили: мама считала, что он избалует нас.

Девушка помолчала, затем продолжила свой рассказ глухим невыразительным голосом:

– Отец очень любил русский север, его необычную архитектуру, монастыри… Мы собирались поехать в Новгород всей семьей. Но в последний момент я простудилась. Не так серьезно, чтобы со мной надо было оставаться, но в поездку меня решили не брать. Я не возражала. К тому времени я поступила на первый курс университета, и меня захватила студенческая жизнь, новые друзья… Звонок раздался поздно ночью, когда все мои гости уже разошлись. Долго не могла понять, что мне пытаются сообщить… наверное, не хотела осознавать это… что… осталась совсем одна. Потом мне объяснили: случилась какая-то неполадка с рулевым управлением, машина слетела в кювет, перевернулась и почти сразу загорелась. Они не смогли выйти… наверное, были без сознания от удара.

Яна выпила стакан до дна мелкими глотками, как будто это была вода. Зеленая теплая вода с карамельно-мятным послевкусием. Евгения потянулась было к девушке, очевидно, желая утешить ее, но это оказалось затруднительно из-за выбранной той позы со скрещенными ногами и руками, держащими опустошенный стакан.

– А бабушки, дедушки, дяди, тети? – спросила Евгения.

– У нас никого не было… то есть у родителей не было ни братьев, ни сестер, а их родители к тому времени, к счастью, уже умерли. И я тоже долгое время жалела, что не умерла.

– Но почему? Как так можно? Тем более что у тебя была учеба, свои жизненные интересы… Это должно было помочь, разве нет?

Яна криво усмехнулась и с сожалением посмотрела на пустой стакан, прежде чем ответить.

– За учебу надо было платить. А через месяц после похорон, которых я, кстати, совсем не помню, начались звонки… Определенные люди прямым текстом заявляли, что отец занимал у них большие деньги на развитие бизнеса и не успел вернуть. Квартиру пришлось продать, чтобы отдать им эти долги… До сих пор жалею, что не сумела ее сохранить. Хоть мне и тяжело было остаться там одной, но все же в этом доме была настоящая любовь. И настоящее счастье.

– И что же ты потом стала делать? – босс бессознательно вцепилась обеими руками в обивку дивана и с болезненным выражением лица смотрела на девушку.

– Перевелась на заочное отделение, начала работать… Мне помогли, – уклончиво ответила Яна, проведя ладонью по внезапно увлажнившимся векам.

Евгения горько вздохнула.

– Я понимаю тебя, поверь… И… мне очень жаль. Что это произошло в твоей жизни и что тебе пришлось все сейчас вспомнить.

– Ничего… Я все равно никогда не забывала об этом.

– Они тебе снятся? – неожиданно спросила Евгения.

– Нет… никогда, – Яна автоматически ответила правду. – Но есть… другое. Однажды я зашла в бывшую комнату брата, которого просто обожала, ведь Костик был потрясающе добрым, и веселым, и… В общем, я зашла в его комнату, когда искала какие-то недостающие документы для продажи квартиры и подумала, что они могут быть там. И тут на его маленьком столике, где он обычно рисовал или лепил из пластилина, увидела овечку. Ты знаешь, дети часто делают в садике разные смешные штуки из еловых шишек или соленого теста. А Костик еще ходил в школу искусств… Так вот, я увидела эту овечку и не сразу поняла, из чего она была сделана. Я взяла ее в руки и поразилась, какая она легкая. Это оказалась скорлупа куриного яйца, подкрашенная, с приклеенными ногами, на которых были нарисованы копытца, с приклеенными же шерстинками… Но внутри она была абсолютно пустой.

Яна тяжело вздохнула, и Евгения тоже. Им обеим непросто давался этот разговор.

– Сначала, после похорон, я долго не могла осознать, что же во мне изменилось. Вернее, изменилось во всем мире. Все стало не так. И только взяв в руку эту овечку, я поняла.

– Что поняла? – спросила Евгения, потому что девушка вдруг замолчала.

– Пустота… Она была вокруг и в то же время у меня вот здесь, – девушка приложила свободную ладонь к грудной клетке. – Лишь тогда я нашла слово тому, что чувствовала все это время. Я ощутила себя невесомой пустой оболочкой… Потом ничего не помню… Очнулась на полу, когда был уже вечер, а овечка… от нее остались только маленькие кусочки скорлупы в моих сжатых пальцах. С тех пор она снится мне.

– Овечка? – переспросила Евгения.

– Пустота, – ответила Яна, рассеянно глядя в окно.

Сейчас, когда она закончила свой рассказ, нервное напряжение, мобилизовавшее ее, не дававшее поддаться алкогольному туману, постепенно отходило, и освободившиеся позиции торопился занять выпитый ею абсент. Девушка чувствовала, что с каждой секундой становится все пьянее, но была совершенно не против этого.

– Я тоже теряла близких людей, и поверь, понимаю, каково тебе, – сказала тем временем Евгения.

– Да, твой муж, я слышала, – безразлично отозвалась Яна, переводя взгляд от окна куда-то в угол.

– И не только он, – произнесла Евгения. – Я расскажу тебе… о себе, о своей семье, свою правду.

– Сейчас? – Яна с трудом сфокусировала взгляд на сидящей рядом с ней темноволосой девушке.

– Нет, в другой раз… На сегодня хватит трагедий.

Евгения грустно улыбнулась и осторожно провела ладонью по лицу помощника, стирая последнюю невысохшую слезу с ее щеки. Что-то здесь было не так, и Яна понимала это даже сквозь уплотнявшуюся вокруг нее зеленоватую мглу.

– Ты улыбаешься? – осознала внезапно она. – Да еще после всех ужасов, которые я тебе рассказала?

– Извини… Просто… некоторые люди улыбаются, когда им очень грустно.

– А я всегда знала, что ты ненормальная, – язык Яны, похоже, объявил сегодня о своем суверенитете, но в нынешнем состоянии это ее мало беспокоило. – Значит, ты не смеешься, когда рассказывают анекдоты, но улыбаешься от печальных историй…

Евгения продолжала улыбаться, хотя ее глаза блестели от еле сдерживаемых слез, и Яна подумала, что такой своего босса она еще ни разу не видела. И, наверное, нескоро снова увидит. Возможно, вообще никогда.

– Твой анекдот про мужика с ножом в спине был ужасен, и мы обе знаем об этом, – сказала Евгения.

– Да, – неожиданно быстро согласилась Яна, снова погрустнев.

– Ну не надо, – попросила Евгения, пытаясь поймать ее взгляд, но девушка опять отвернулась.

Тогда она аккуратно взяла Яну за подбородок, заставив ее поднять лицо и посмотреть ей в глаза, а потом очень мягко сказала:

– Мы могли бы еще очень долго работать бок о бок, но так и не узнать друг друга. Не жалей о проигранном пари. Этот день… он того стоил. И… я сейчас окончательно решила, что предложу тебе… предложу тебе…

– Да? Что? – с просыпающимся интересом спросила Яна.

– Давай потом… когда будешь в состоянии адекватно рассмотреть мое предложение, – усмехнулась Евгения.

– Хорошо… и, кстати, знаешь, если в следующий раз захочешь узнать меня получше, то вместо таких испытаний, какие мы перенесли днем, просто пригласи меня на рюмку-другую абсента.

– Я запомню, – пообещала Евгения. – Ты слышишь дождь?

– Кажется, нет…

– И я нет.

Евгения подошла к окну и распахнула обе рамы. В комнату ворвался ветер, и Яна тут же почувствовала себя бодрее. Она подошла к окошку и встала сбоку от девушки.

– Какая ночь! – воскликнула Яна, вдыхая свежий послегрозовой воздух.

– Тише, а то Андрея Болконского внизу разбудишь, – Евгения попыталась оттащить пьяного помощника от окна, но девушка обеими руками уцепилась за подоконник.

– Не надо меня тянуть, мне жарко, – пыталась вывернуться она.

– Немедленно отойди от окна, пока не вывалилась, – шипела Евгения.

«Ну почему все всегда указывают, что мне делать? – мысленно возмутилась Яна. – Почему она и на отдыхе распоряжается, как в своем кабинете?»

Внезапно девушка перестала сопротивляться, и тянувшая ее за талию Евгения чуть не упала навзничь. Потом Яна быстро обернулась и, не давая опомниться, обхватила ее обеими руками за бедра и крепко прижала к себе резким, почти грубым движением. Но увидев – так непривычно близко – это усталое прекрасное лицо и растерянность в зеленых глазах, тут же почувствовала, что ее злость мгновенно сгорела, оставив от себя лишь горстку пепла, из которой в тот же миг вырос цветок сумасшедшей нежности.

– Ты такая красивая, – бездумно прошептала Яна, перемещая свои руки на талию Евгении, а потом на ее плечи, волосы и в завершение этого небольшого путешествия осторожно проводя кончиками больших пальцев по ее скулам.

Девушка во время этого исследования продолжала сохранять полную неподвижность, только шире распахивая глаза, и Яна все пристальнее вглядывалась в эту колдовскую зелень, не замечая слез, вновь повисших на кончиках ее собственных ресниц.

– Твои глаза… они как абсент, – прошептала Яна в миллиметре от губ Евгении и прикрыла веки, не в силах больше выносить этот гипнотизирующий взгляд.

«Почему она ничего не делает? О, черт, почему не ударит меня, не оттолкнет, не переведет все в шутку? Почему она так прекрасна? Почему я так хочу, но так боюсь коснуться этих губ, словно раньше никого не целовала?…» Поток «почему», казавшийся девушке неисчерпаемым, иссяк, едва она почувствовала короткое нерешительное прикосновение чужих губ к собственным полуоткрытым губам. Яна судорожно вздохнула и снова зачарованно посмотрела в расширенные зрачки изумрудных глаз. Их выражение было невозможно прочитать: чертовщинку сменяла нежность, а ее – сомнение, но потом в них возникало что-то и вовсе необъяснимое, то, что задевало в Яне чувства невероятной глубины и от чего ей безотчетно хотелось плакать.

Евгения провела костяшками пальцев по щеке дрожащей девушки, и вновь поцеловала ее – все еще нежно, бережно, но затем все более настойчиво, требуя ответа. Абсентовое послевкусие на их языках сводило Яну с ума, но все же она оторвалась от дивных сладковато-горьких губ и первой сделала шаг к постели, потянув за собой зеленоглазую девушку. Та поддалась, но, когда они упали на разостланные простыни и продолжили увлеченно целоваться, при всем сумасшествии момента, вещи снова обрели привычные места: обеим сразу стало понятно, что Евгения, наконец, вернула себе привычную инициативу, и Яне оставалось лишь следовать за нею… и за своими собственными безумными желаниями.

Глава 23. Друзья.

Кажется, где-то хлопнула дверь. Но это было или очень далеко, или вообще только почудилось, поэтому лодочка сна, чуть покачиваясь, продолжила нести Яну дальше вдоль освещенных солнцем изумрудных берегов. Раздавшийся скрип и звук шагов еще больше закачал эту лодочку, и девушка неосознанно улыбнулась, балансируя на приятной грани сна и пробуждения. Но через какое-то время шаги послышались совсем близко, дверь медленно, с противным, разрывающим в клочья остатки утреннего сна, скрипом, распахнулась, и Яна открыла глаза, чуть приподнимая голову с подушки. Она тут же снова их закрыла, потом открыла, потрясла головой, но это не помогло изменить увиденное: через порог спальни, немного нелепо, ползком, перелезал огромный медведь с низко опущенной мордой.

Взвизгнув, Яна мгновенно выхватила из-под головы подушку и запустила ею в нежданного гостя. Послышалось странное рычание, но, после секундной задержки, неуклюжее наступление продолжилось. Девушка, не в силах оторвать взгляда от опущенной головы с приглаженными ушами, не глядя потянулась к столику и судорожно сжала первый попавший в руку твердый предмет. «Бутылка… жаль, что пустая», – успела подумать Яна, с максимальным усилием посылая ее в морду вновь зарычавшего зверя.

Ее действие привело к неожиданному эффекту: рычание перешло в тонкое поскуливание, затем медведь очень отчетливо сказал «Ай!» и завалился на бок, при этом теряя шкуру.

– Какого дьявола ты вытворяешь?! – воскликнула Яна, заметив, к своему негодованию, под свалявшейся шкурой знакомый полосатый свитер и рыжие вихры.

– А ты что вытворяешь? У меня эта шишка теперь месяц не заживет, – Панин держался за голову, все еще лежа на боку и болезненно закатывая глаза.

– Так тебе и надо! После встречи с настоящим медведем… после грозы и всех этих ужасов… еще и ты… – девушка осуждающе качала головой, не испытывая ни капли сочувствия к шутнику. – Я думала, ты мне друг, но, видимо, ошибалась, – сухо закончила она.

Сергей поднял голову и испуганно посмотрел на нее.

– Ян, не сердись, я думал, вы сразу поймете, что медведь ненастоящий… Смотри, да у него прямо на морде огромные стежки красными нитками, видишь?

Девушка чуть вздрогнула, услышав близко – почти у своего уха – голос Евгении.

– Сереж, а ты где этого мишку взял?

Она спросила это ласково, но хорошо знавший ее Панин отчего-то совсем сник и еле слышно ответил:

– В соседней спальне… у камина.

– А теперь представь, у скольких пар был романтик на этой медвежьей шкуре… хм… у камина.

Сергей пару секунд потрясенно смотрел на нее, а потом с омерзением отбросил подальше от себя шкуру и неуверенно привстал с пола на коленках, вытирая ладони о джинсы.

– Нет-нет, будь добр, верни ее на место, – приказала Яна, заметив, что Панин, так и не поднимаясь с коленок, озирается в поисках пути к отступлению, и потом с нескрываемым злорадством наблюдала за его унылой физиономией, когда Сергей, не поднимая глаз, выходил вместе со шкурой из комнаты.

– Как ты?

Услышав вопрос, девушка впервые за утро повернулась к Евгении. Та пристально рассматривала трещину на потолке, заложив одну руку за голову. Яна прислушалась к себе и неуверенно ответила:

– А знаешь, хорошо. Голова, как ни странно, не болит. И вообще ничего не болит… Только… кажется, я плоховато помню вчерашний вечер… например, как разделась и легла спать. – Яна помолчала, пытаясь сосредоточиться, но изрядный кусок вечера словно был стерт из памяти огромным зеленым ластиком. – Надеюсь, я не буянила? И не орала матросских песен?

– Нет, – Евгения загадочно усмехнулась и стала выбираться из постели.

Девушка, сильно озадаченная своей алкогольной амнезией, машинально наблюдала за тем, как ее босс расчесывает растрепанные волосы, как выбирает из груды сваленных в угол вещей свою одежду, и чувствовала, что могла забыть что-то важное.

Евгения, тем временем, оделась, подобрала с пола брошенную бутылку и подошла, чтобы поставить ее на стол.

– Что это? – спросила Яна, когда поверхности стола и бутылки почти соприкоснулись.

– Где? – Евгения повернулась к ней, замерев с бутылкой в руках.

– Поставь и повернись, – сказала помощник, приподнимаясь в кровати. – Вот здесь.

Евгения, наконец, рассталась с бутылкой и странно вздохнула, когда пальцы девушки коснулись ее кожи чуть ниже ключицы. Она подошла к зеркалу, потом, ни слова не говоря, снова вернулась к груде одежды и начала что-то сосредоточенно в ней искать. Яна с возрастающим недоумением наблюдала, как она стягивает в себя свитер и меняет его на водолазку, а потом снова возвращается в угол комнаты и продолжает копаться в куче вещей.

– Держи. Тебе должно подойти.

Девушка растерянно смотрела на синюю мужскую рубашку, которую протягивала ей Евгения, и ничего не понимала.

– Она, конечно, красивее вчерашней клетчатой, но, может, оставим хозяину пару чистых вещей? – робко возразила Яна.

– У клетчатой нет двух верхних пуговиц. Или трех. Поэтому придется еще немного злоупотребить гостеприимством. Не волнуйся, я оплачу хозяину весь ущерб.

Яна хлопала ресницами, но Евгения, видимо, не была намерена ничего пояснять.

– Подожди… У меня там что, тоже… м-м… красные пятна?

Евгения молчала, отведя взгляд в сторону, поэтому девушка выпрыгнула из постели и подбежала к зеркалу.

– Ничего себе, – выдохнула она. – А что случилось? Комары? И почему мы не закрыли окно? Зачем мы его вообще открыли?

– Одевайся. Я пойду вниз, – сказала Евгения и вышла из комнаты.

Яна снова присела на диван и зажмурилась, прижав пальцы к вискам. Но все ее попытки восстановить события вчерашнего вечера вызвали только колыхание зеленого тумана, в котором девушка рассмотрела еще чьи-то сияющие глаза и услышала, как кто-то несколько раз подряд назвал ее имя.

Когда она спустилась по скрипящей винтовой лестнице на первый этаж, за круглым столом уже расположились Карпов, Евгения, Панин и еще какой-то неизвестный, заросший бородой тип в болотных сапогах. Алекс застрял у холодильника, видимо, силой мысли пытаясь материализовать в нем что-то более существенное, кроме печенья и яблок.

Яна быстро умылась и успела разделить скудный завтрак с коллегами. Мужик в болотных сапогах к тому времени уже вышел на улицу. Им оказался не хозяин дома, как подумала сначала девушка, а вчерашний спасатель дядя Федя, кроме лодки, обладающий к тому же поистине бесценным для лесных дорог уазиком-«буханкой» – на нем они с Паниным и приехали из деревни за отбившимися «световцами».

– Ну что, будем собираться? – предложил голодный Алекс.

– Еще пять минут, – пробормотал Карпов, допивая чай и с сожалением посматривая на стоящую рядом пустую банку из-под варенья.

Панин промолчал, опасливо косясь на девушек. Здоровенная шишка уже проступала на его лбу, и он то и дело касался ее, безуспешно пытаясь прикрыть короткими волосами.

Евгения поднялась из-за стола, и помощник поспешила ее догнать. Яне было не по себе от подозрения, что она могла наговорить накануне лишнего и к тому же напрочь забыть об этом. Они вышли на крыльцо. Дядя Федя возился в машине, расположенной за забором, похоже, чистил и готовил салон для своих пассажиров. На травинках, окаймлявших дорожку, еще блестела роса, а воздух источал неповторимую утреннюю свежесть и аромат хвои. Яна с наслаждением сделала несколько глубоких вдохов, украдкой посматривая на своего босса. Все-таки Евгения казалась ей сегодня немного странной, непривычно тихой. Вот и сейчас она помалкивала, рассматривая красиво уложенную поленницу.

– Я точно вчера не буянила? Может, ругалась как сапожник? – осторожно спросила Яна. – Обычно я не пью в таких количествах, поэтому даже не представляю, как это могло повлиять на меня.

Евгения отрицательно покачала головой, все с той же загадочной усмешкой.

– Тогда скажи, что я сделала, что ты и смотреть на меня не хочешь? – напрямую спросила ее помощник.

– Я смотрю, – возразила Евгения и действительно пару секунд смотрела ей в глаза.

Яна почти задохнулась от необычности своего ощущения после этого взгляда. В нем скользила неосознаваемая ею до сих пор глубина, и промелькнуло что-то еще, пока не очень понятное, но взволновавшее ее.

– Так ты вообще ничего не помнишь? – поинтересовалась Евгения, снова отворачиваясь.

– Помню, что пили абсент… Я рассказала тебе о своем… о… «правде». Да, кстати, а ты мне – нет! Или я забыла? – спохватилась девушка.

– Пока нет, но расскажу, – кивнула Евгения. – Помнишь что-нибудь еще?

– Последнее, что я помню – ты мне хотела предложить… не помню, что именно, или ты не сказала, – нахмурясь, старательно вспоминала Яна и удивленно посмотрела на Евгению, услышав ее короткий смешок.

– Ну… в общем, да, – сказала та, усмехаясь.

– Так что ты мне хотела предложить?

– Я думаю, нам стоит отложить этот разговор… еще на какое-то время. После того, что у нас было этой ночью, ты можешь неправильно воспринять мое предложение.

Яна смотрела на усмехающуюся Евгению, и удивление в ее глазах на короткое время сменилось осознанием, а оно – еще большим удивлением.

– А что у нас было? Подожди… Это что, я тебя… ну, так, что следы? – она почувствовала что краснеет. – Ах вот почему губы так болят… Но постой, тогда получается, что это ты меня… – девушка замолчала, еще не в силах поверить, что ее догадка верна и, самое главное, что она ничегошеньки не помнит о случившемся.

– Ага, – весело ответила Евгения.

– Но я же абсолютно ничего не помню… – с досадой сказала Яна. – Ну, и как я? О, лучше не отвечай… Вот черт…

Евгения уже открыто смеялась над окончательно смутившимся помощником. «Эту женщину забавляют очень странные вещи… Знай я об этом раньше, анекдоты как способ ее рассмешить отпали бы еще в полуфинале», – подумала девушка, продолжая испытывать досаду и на Евгению, которая все еще слегка улыбалась, и на себя.

– Ян, только не надо делать из всего трагедию. Был длинный изматывающий день… Мы выпили, расчувствовались… наверное, обе чувствовали себя одиноко, – Евгения больше не смеялась и, видимо, тщательно подбирала слова, внимательно глядя на помощника. – Это ведь не помешает нам быть друзьями?

– Конечно, – не раздумывая, ответила Яна.

И лишь сказав это, она осознала, что нечаянно добилась поставленной Егором задачи, что Ольховская, то ли из-за ее пьяных откровений, то ли из-за этой ночи или предшествующему ей дню, на самом деле считает ее своим другом. «Мы стали ближе, и неважно, каким способом. Главное, что теперь она доверяет мне», – подумала девушка и, наконец, тоже улыбнулась.