Текст книги "Свет"

Автор книги: Женя Дрегович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

Глава 28. В кальянной.

Они молча вернулись в дом. По дороге Яна пыталась наложить то, что она только что услышала, на изученную ею за несколько последних месяцев личность босса, но пока не могла это сделать: картинки упорно не хотели совмещаться в ее сознании, как это иногда бывает у людей с астигматизмом. Пока ей казалось, что Евгения рассказывает о совершенно другом человеке, возможно, и близком ей, но абсолютно незнакомом Яне. И еще эта фраза о первом удачном проекте родителей… Бесспорно, Евгения любила свою сестру, ее лицо даже светлело, когда она о ней говорила, но все же каково это – чувствовать себя всегда на втором или даже на третьем – после работы и сестры – месте в сердце родителей? Оказаться настолько всеми брошенной и впасть в такое отчаяние, чтобы начать прогуливать школу и заводить опасные знакомства, чтобы только привлечь к себе их внимание?

Яна почувствовала, что злится на родителей Евгении, которых она даже не знала. Трудно жить рядом с ангелом, не имея пары крыльев, ведь ты всегда проиграешь в сравнении, даже если лучше пробежишь стометровку или получишь в школе высокий балл. Да и на Светлану она уже за что-то сердилась: то ли потому, что из-за нее Евгении приходилось обрывать крылья стрекозам, то ли из-за того, что Яна почувствовала после рассказа, как важны для ее босса в человеке внутренняя доброта и тепло, и ощутила, как далека она от описанного идеала. «Ей нравится, как я работаю, и этого вполне достаточно… в том числе, как выяснилось, и для того, чтобы узнать подробности ее тяжелого детства», – девушка решила остановиться пока на этой мысли.

Кальянная оказалась на минус третьем этаже, как и библиотека. Это была средних размеров комната с низкими диванами и подушками, оформленная в голубых и синих тонах. В глубокой нише, расположенной в одной из стен, стояло несколько кальянов; Евгения выбрала средний по высоте и поставила его на невысокий столик у дивана. Светильники располагались снизу, что делало освещение приглушенным, а комнату – очень уютной.

– Я не смогу часто затягиваться, а ты? Это я к тому, что может, нам одного на двоих хватит? Иначе уголь может погаснуть.

– Конечно, думаю, нам и одного будет за глаза. Как, впрочем, и одной насадки.

Яна удобно устроилась на одном из диванов, а босс откуда-то достала древесный уголь, табак, щипцы, быстро раскурила кальян и присела рядом.

– Здесь уютно, мне нравится, – сказала Яна, выпуская струйку сладковатого яблочного дыма.

– Не была в этой комнате месяца три.

– Может быть, тогда мне стоит приходить к тебе в гости почаще?

– Может быть.

Евгения улыбнулась, но от Яны не укрылось, что она нервничает.

– Ты долго была в этой закрытой школе? – спросила девушка.

– Два года. В целом, там было неплохо, появились и друзья, и новые интересы, например, экстремальное вождение… И очень помогали частые приезды Светланы. Она всегда старалась знакомиться с моими друзьями и потом очень точно говорила мне, кому из них можно доверять, а кому не стоит. Но никогда не навязывала своего мнения. А потом я уехала учиться в Гренобль. Наука меня не привлекала, и родители согласились, что бизнес-школа – это то место, где сможет учиться каждый человек средних способностей.

Евгения сильно затянулась, так, что в сине-прозрачной колбе громко забулькала жидкость, потом продолжила.

– Я сдала последний экзамен и позвонила домой, чтобы сказать, когда приеду в Париж: родители к тому времени стали жить и работать под Парижем. Но отец отвечал так странно, что мне сразу стало понятно: что-то случилось. При этом он отмалчивался на все мои уточняющие вопросы. Я звонила матери, Светлане, но они не отвечали. Я прибыла в дом родителей в состоянии, близком к панике, и обнаружила, что дома никого нет. У меня не было ключей, телефоны молчали, а соседи мне сказали, что не видели родителей уже два дня, и я ждала почти до вечера их возвращения, не решаясь отойти от порога и медленно сходя с ума. И они, наконец, появились – такими расстроенными, какими я их раньше никогда не видела, а по лицу отца было видно, что он плакал.

– Что же случилось? Что-то со Светланой? – спросила Яна, потому что Евгения неожиданно надолго замолчала, полностью погрузившись в процесс курения.

– Да, – неохотно отозвалась она и положила кальянную трубку на стол. – Эта проклятая болезнь… Она поздно диагностируется и очень быстро развивается, особенно у молодых. Светлана умирала от острой лейкемии в самой красивой и дорогой клинике Парижа. И наш отец плакал, потому что наука, которой все они посвятили жизнь, была не в силах ей помочь.

Евгения закрыла лицо руками. Яна подождала какое-то время, но, поскольку ничего не изменилось, осторожно придвинулась ближе и, лишь секунду посомневавшись, обняла ее. Евгения переместила руки на плечи помощника и уткнулась в ее плечо. Яна, высвободив одну руку, успокаивающе гладила девушку по длинным волосам, и они достаточно долго оставались в таком положении, пока Евгения, наконец, осторожно не отстранилась.

– Прошло больше пяти лет, но есть боль, которая не утихает… Ты знаешь, о чем я говорю, – смущенно сказала она.

– Да, – тут же отозвалась Яна.

– Мы были всегда очень близки с сестрой, и это оказалось невыносимо – приходить к ней в клинику и осознавать, что она все понимает. И еще видеть, как из мира так рано, так несправедливо рано уходит прекрасный человек… и к тому же единственный, который тебя любил.

Босс помолчала, и, хотя на ее глазах по-прежнему не было видно слез, они заблестели странным зеленоватым огнем. Евгения продолжала свой грустный рассказ:

– К счастью, она мучилась совсем недолго. До последней минуты она старалась укрепить наши с родителями отношения, сгладить углы, как и всегда до этого. И мы все очень старались, не столько для себя, сколько для нее, лишь бы показать ей, что хорошо ладим. Но едва мы вернулись с кладбища, мать посмотрела на меня и сказала вслух то, что я читала на ее лице каждый день в последние два месяца: «Почему не ты?»

Яна смотрела на кривую усмешку Евгении и потрясенно качала головой. Она не знала, как отреагировать на это. «Как я вообще могла жалеть себя?» – промелькнуло у нее в голове.

– Отец неожиданно меня защитил, – более спокойным тоном продолжала Евгения. – Он сказал, что это большое счастье, что у них есть я. И что он любит меня и поможет с выбором жизненного пути. Мне очень нравилось учиться в бизнес-школе, и, поразмыслив, я пожелала получить степень MBA. Отец без разговоров оплатил обучение в Фонтенбло. Там я окончательно определилась с тем, что буду делать дальше. Мне казалось преступным продолжить прожигать жизнь, как прежде, и на встречу с отцом, получив через год обучения степень, я пришла с хорошо подготовленным бизнес-планом. Сначала он очень удивился, когда я сказала, что хочу вернуться в Россию. Но почти сразу понял, что это не каприз, а твердое намерение, и выделил деньги, которые мне требовались на первое время. Родители стали к тому времени очень обеспеченными, кроме того, отец, чтобы проверить математические гипотезы, которые очень любил сочинять, хотя сам и не был профессиональным математиком, иногда поигрывал на бирже – очень удачно.

Перед отъездом в Россию мы вместе с отцом сходили на могилу к Светлане. Прошло уже больше года. И нам… знаю, это глупо, но нам обоим словно хотелось показать ей, что мы общаемся, что мы по-прежнему семья. Там, на могиле сестры, я пообещала, что буду делать все, что в моих силах, чтобы сделать этот мир лучше… Я не могла сделать переворот в науке, но зато, как любой человек, я могла просто посмотреть по сторонам и протянуть руку помощи тем, кто в ней особенно нуждался… Потом я приехала в Москву и почти сразу начало происходить это.

– Что « это»? – переспросила очень внимательно слушавшая Яна.

Евгения нервными движениями поправила волосы, прежде чем ответить:

– То, о чем я тебе весь вечер пытаюсь рассказать… Когда я начала изучать предложения о продаже предприятий… Нет, не так… Сначала, когда мы были с отцом на могиле… После этой моей клятвы… я заметила нечто странное. Словно белое облачко на секунду поднялось над надгробным камнем. Мне показалось, это лучи света так упали. Хотя еще сразу подумала, что, может быть, это знак, что сестра меня услышала.

Яна шумно перевела дыхание. Она не считала себя особо впечатлительной, но Евгения рассказывала так, что девушка поневоле начинала ощущать глубокое волнение, вызывавшее легкий стук зубов и дрожь в кончиках пальцев.

– Так вот, когда я очутилась в Москве и столкнулась с незнакомым мне миром, потому что Россия и Европа – это ведь разные миры, то на моей дороге стало появляться очень много людей… В частности, была одна очень важная встреча… И… знаю, это прозвучит очень странно, но после этой встречи при знакомстве с каждым новым человеком я стала различать что-то вроде облачка за его спиной. Иногда оно было белое, почти серебристое… а иногда темно-серое, почти черное. Я перепугалась, сходила к офтальмологу – все оказалось в порядке… Потом перечитала кучу литературы про ауру человека, но это тоже все было не то. Я всегда четко видела только один из этих двух цветов. И всегда – лишь при первой встрече с человеком, никогда потом. Ты пока не считаешь меня сумасшедшей?

Евгения повернулась к помощнику, но та молчала, не сразу поняв, чего именно та от нее хочет. История с потерей сестры, с перезагрузкой жизненных ценностей, с клятвой на могиле, с этими таинственными облаками так захватила ее, что она почти перестала осознавать, что босс рассказывает ей историю своей жизни, да и еще, кажется, ждет ответа на какой-то вопрос…

– О, да, конечно, – спохватилась, наконец, Яна.

– Что «конечно»? – босс смотрела на нее озадаченно, с тревогой.

– Ой… Я хотела сказать, что начинаю привыкать к разным сверхъестественным явлениям вокруг тебя. И… как же ты объяснила себе это?

Евгения вздохнула и, казалось, немного успокоилась, словно реплика Яны помогла побороть ей внутреннее сомнение и облегчить дальнейший рассказ.

– Мне объяснила сама жизнь. Люди с бело-серебристым свечением меня не кидали, в отличие от людей с темно-серым. Я вспомнила, как сестра всегда безошибочно определяла суть людей по первому взгляду на них, и подумала, что она тоже обладала чем-то таким… каким-то даром, частичка которого передалась потом мне… Но я не могу, как моя сестра или как Таисия, увидеть это для другого человека… Только в отношении себя. Хотя дар оказался очень полезным… В том числе чтобы никогда не ошибаться: ни с выбором партнеров по бизнесу, ни с персоналом.

– И много у тебя партнеров с серебристыми крыльями за спиной? – поинтересовалась ошарашенная Яна.

– Меньше половины… Но так я хотя бы знаю, с кем мне держать ухо востро. А вот за персонал я полностью спокойна. Ни одного человека с черной «аурой» или как это еще можно назвать, в «Свете» нет.

– Подожди…

Яна наморщила лоб, собирая в точку стремительно несущиеся мысли.

– «Свет» – это ведь не просто потому, что первым кирпичиком в твоей империи стал завод светотехники? – сформулировала, наконец, она первое соображение.

– Конечно, нет… «Свет» – это в честь Светланы. И для нее. Я пытаюсь зарабатывать честно, хотя в нашей стране это сделать, как ты знаешь, непросто. Но я никогда не забываю, для чего и для кого это на самом деле делаю…

«Для человека, который давно мертв», – мысленно закончила ее фразу Яна.

– Да, я могла бы, например, сидеть, ничего не делать и раздать все, что имею, бедным. Я много думала обо всем этом за тот год, пока училась в Фонтенбло. Мои сокурсники, зацикленные на карьере, наверное, умерли бы со смеха, узнав о моих мыслях… Благотворительность на Западе поощряется, да, и гораздо больше, чем у нас, но она не является самоцелью бизнеса, как в моем случае.

– А твой лозунг, значит, «получать, чтобы отдавать»?

– Да, – энергично кивнула Евгения. – Но знаешь, вот парадокс, при этом, когда отдаешь, ты еще и много получаешь. Как правило, совершенно из другого источника и от других людей… Но это работает, факт. Так вот, в Фонтенбло я окончательно поняла, что было бы преступно, имея способности, зарывать их в землю. И, значит, не приносить людям того добра, на которое я способна. Да, я могла бы раздать, повторюсь, все беднякам и пойти… ну, не знаю, работать в больницу или сиделкой в дом престарелых. Но если я могу сделать больше? Гораздо больше? Значит я и должна делать больше, потому что кому многое дано, с того больше и спросится… Извини за эту почти Нагорную проповедь… Мне невероятно важно, чтобы ты поняла меня до конца.

– Поверь, я понимаю, – медленно произнесла Яна. – Кстати, ты знаешь, как тебя называют в городе?

– Конечно, знаю, – довольно улыбнулась девушка, – Блаженной. И на самом деле это лучший комплимент, какой они только могли мне сделать.

Яна смогла лишь кивнуть, но потом затаившаяся мысль снова возникла в ее сознании, и она осторожно произнесла:

– Ты так внимательно рассматривала меня при нашей первой встрече… Мне казалось, твой взгляд прожигает меня насквозь и заглядывает за спину…

– Так я и правда заглядывала тебе за спину, как и всем другим соискателям, – спокойно призналась Евгения.

– И получается, если бы ты увидела, что моя аура… что мое облако черное, то тогда не приняла бы меня на работу?

– Да. Не приняла бы ни в коем случае. Несмотря на положительный результат проверки службы безопасности и кучу рекомендаций. Такое уже не раз случалось.

Девушка откинулась на спинку дивана, не отрывая взгляд от Евгении. Если допустить невозможное и принять историю босса – историю, которая разрушала привычную Яне картину мира – за истину, то в нее все равно никак не хотел укладываться этот последний кусочек. А если все это неправда… тут мысль девушки споткнулась. История казалась абсолютной чертовщиной, но в одном она была уверена точно: Евгения стопроцентно верила в истинность всего, что она ей рассказала. И значит, по крайней мере, с ее точки зрения, все было правдой, той правдой,о которой, как она говорила, почти никто больше не знает.

Евгения тоже неотрывно смотрела в ее глаза и ничего не произносила. И это, наверное, было правильно. Сказано за этот вечер было и так немало.

Подумав хорошенько, помощник все же спросила:

– И теперь ты… довольна тем, что тебе удалось построить? Я имею в виду, ты ощущаешь, что тебе удалось заменить Светлану?

– Это трудный вопрос. – Евгения резким движением откинула назад темные волосы и печально улыбнулась. – Думаю, я не вполне заменила ее моему отцу, хотя он очень рад всему, что я делаю, и гордится мной. И совершенно точно не заменила ее моей матери.

– Постой, – Яна внимательно смотрела в изменившееся лицо босса. – Ты что, так и не виделась с матерью после тех ее слов?

– Ни разу, – тихо призналась Евгения.

Яна растерянно оглянулась в поисках кого-нибудь, кто посоветовал бы, что сейчас надо сделать, однако ее внутренний сторож ушел уже очень далеко, а других советчиков у нее не было. Но эмоции, которые вызвал в ней рассказ Евгении, как и весь этот вечер, даже больше, как все последние дни, в которые мучительно ломалась ее клетка, много лет не дававшая ей толком даже дышать, – все это не позволяло ей продолжить спокойно видеть затравленный взгляд, который Евгения перевела на давно потухший кальян.

– Иди ко мне, – неожиданно сказала помощник.

Евгения посмотрела на нее непонимающе. Они сидели по-прежнему рядом: между ними было всего сантиметров двадцать. Яна протянула руку и, коротко коснувшись ее плеча, повторила приглашение:

– Иди ко мне, сейчас.

Темноволосая девушка заглянула в ее глаза и, наконец, придвинулась, одновременно обхватывая руками ее спину и доверчиво прижимаясь щекой к ее щеке. Яна сначала просто гладила ее волосы, потом плечи – очень легко, едва касаясь, а потом, почувствовав, что Евгения вполне расслабилась в ее руках, осторожно заправила темную шелковистую прядь за ухо и прошептала, почти касаясь его губами: «Ты делаешь даже больше, чем можешь… Я верю всему, что ты мне рассказала, потому что знаю, что это правда… И вовсе не считаю тебя сумасшедшей…» Евгения немного отклонилась и посмотрела Яне в глаза. В ее лице светился невысказанный вопрос, но, похоже, она сразу увидела ответ на него в глазах помощника, потому что легонько улыбнулась, а потом тихо сказала: «А я верю, что ты веришь мне».

Яна продолжала смотреть в эту манящую зелень, испытывая противоречивые чувства. Чтобы не думать об этом, она сделала первое, что показалось ей правильным: слегка коснулась губами губ девушки. Евгения прикрыла глаза и немного откинулась назад, найдя опору в спинке дивана, и Яна, получив это молчаливое согласие, по-прежнему стараясь не думать, что именно она делает, продолжила целовать ее очень легкими нежными поцелуями: в губы, щеки, висок, в маленькое красивое ухо, за которое оставалась заправлена смоляная прядь, в затрепетавшие под ее губами веки… Одной рукой она опиралась о диван, чтобы совсем не завалиться на Евгению, а другой водила по ее волосам, скулам, подбородку, легонько касалась шеи, перемещалась на плечи… Яна не смогла бы определить, сколько это длилось, но постепенно ее поцелуи замедлились, и, прежде чем окончательно отстраниться, она снова поцеловала Евгению в губы – пожалуй, чуть сильнее, чем до этого. Девушка не сразу открыла глаза, а когда это произошло, то улыбнулась.

– У тебя великий дар утешения, – сказала она.

Яна опустила взгляд, чувствуя, как демоны сомнения впускают когти в ее и без того напуганное сердечко.

– Нет-нет, посмотри на меня, – потребовала Евгения, и помощник неохотно повиновалась.

– Мне было очень приятно. Ты… Тепло и ласка – то, что нужно любому человеку, пока он живой. Особенно если у него на душе так, как было у меня сейчас. Не смущайся. И – спасибо.

Она встала с дивана, и Яна тоже поднялась за ней. Слова были не нужны. Почти физически помощник ощутила нить доверия, которая протянулась сейчас между их сердцами. Она снова отогнала мысли, кружившие неподалеку мрачными ястребами: о хозяине, задании, обо всех этих играх… И постаралась думать только о девушке, которая стояла сейчас рядом и ласково смотрела на нее.

– Яна, пусть все останется в этой комнате… Я имею в виду, наш разговор и остальное. Но я не хочу это забывать. И не хочу, чтобы ты забывала.

– А я и не забуду, – пообещала помощник охрипшим голосом.

Они поднялись в лифте на минус второй этаж, где оказалось три двери.

– Твоя спальня, – сказала Евгения, подведя девушку к двери посередине.

– А где твоя? – Яна покраснела раньше, чем договорила.

Евгения чуть улыбнулась и показала на дверь справа. Яна задержалась перед дверью, подумав, что не прочь оставить кое-что и в холле, что-то наподобие того, что они оставили сейчас в стенах кальянной.

– Спокойной ночи, – прошептала Евгения где-то очень близко с ее ухом, а потом эти губы так же неожиданно оказались на губах девушки. Яна инстинктивно притянула ее к себе, возвращая поцелуй. Но прежде, чем он превратился в по-настоящему страстный, Евгения отклонилась от нее.

– Спокойной ночи, – только и оставалось сказать помощнику вслед уходившей в свою спальню девушке.

Глава 29. День рожденья.

Приемная с самого утра была заставлена букетами цветов. Принаряженная Эля выглядела очень счастливой, да, наверное, так оно и было на самом деле, подумала Яна, заметив веселый блеск ее глаз. Панин пока не показывался, но, судя по полученной от него с утра пораньше смс с содержанием «Ты класс! Спасибо, все супер!», операция «Роза на стекле» прошла удачно.

Была пятница, и день рождения второго секретаря практически превратил ее в нерабочую. Хор сотрудников под управлением Липатова исполнил заздравную песнь, переделанную почему-то из «В лесу родилась елочка», а Влад, Алекс и еще один парень из службы безопасности совершили некий акробатический этюд, итогом которого стало вручение смеющейся девушке очередного букета роз.

Помощник подарила Эле туалетную воду, купленную вчера на бегу в аэропорте. Ей нравилось видеть секретаря такой непривычно милой, и она некоторое время с задумчивой улыбкой думала о них с Паниным. Было очевидно, что их отношения вступали в какую-то новую фазу, и девушка гадала, кто из них уволится из «Света» после свадьбы. Ольховская не позволяла работать в своей компании даже дальним родственникам, не говоря уже о супругах, и очень неодобрительно относилась к служебным романам.

«А может быть, – подумала Яна, – в этом случае она сделает исключение. Она должна стать лояльнее к подчиненным, принимая во внимание собственные вчерашние поцелуи со своим помощником». И девушка покраснела при этом воспоминании. Ночь в лесу оставалась для нее чем-то нереальным, покрытым непроницаемым слоем абсентового тумана, тем, о чем она никак не могла вспомнить и во что до конца не верила, несмотря на красноречивые свидетельства на собственном теле. Они с Евгенией никогда не возвращались к той теме, и продолжали спокойно общаться, как прежде, вплоть до вчерашнего вечера.

А вот вчера все было по-другому. Тот последний поцелуй, который Евгения подарила ей на ночь, был не просто нежным. Она словно спрашивала у девушки, хочет ли та чего-то больше. Но, получив ответ, просто ушла. И Яна боялась спросить у себя, что бы случилось дальше, если бы она не выпустила так легко Евгению из своих объятий. Или пошла бы за ней в спальню. Девушка обхватила руками голову, осознавая, что они обе вчера хотели одного и того же. И это было очень странно и неправильно.

Ее настигали вопросы, от которых она убежала вечером, и все они были очень неудобными, сложными и кололи ее без того измученную сомнениями душу. «Кто такая Таисия? Что за облака двух цветов? Правда ли, что Евгения их видит? Как получилось, что она не увидела черного облака за моей спиной? И Таисия тоже, ведь она подтвердила то, что видела Евгения, и лишь сказала ей о какой-то возможной угрозе? Как вышло, что босс столько лет не разговаривала с собственной, очевидно, уже очень немолодой матерью? Почему никто из них не сделал попытки к примирению? Или все-таки делал, только неудачно? Почему Евгения вышла замуж за бандита? И как она пережила потерю мужа? Что она чувствует ко мне? И как мне теперь относиться к ней?»

В приемной было по-прежнему шумно, и девушка вышла к коллегам. Было даже неплохо, что в приемной творилось такое безумие: им Яна легко могла оправдать сегодняшнюю неспособность работать.

К своей радости, она заметила в комнате Панина: парень держался скромно в сторонке. Белоснежная хлопковая футболка Сергея, судя по неуклюжим «стрелочкам» на рукавах, была тщательно отутюжена, прическа – непривычно аккуратной для пятничного дня, и даже очки не могли скрыть нежности, с которой он смотрел на хрупкую именинницу. А Эля, удивительно женственная в струящемся шифоновом сарафане на длинных бретельках, подчеркнуто старалась отводить взор от его счастливого влюбленного лица. «Куда только делись все ее иголки? – подумала Яна. – Если бы я только сейчас познакомилась с этой милой скромной девушкой, мне и в голову бы не пришло охарактеризовать ее «стервой».

В углу приемной организовался стихийный безалкогольный фуршет: Липатов разливал коллегам апельсиновый сок, по обыкновению напевая что-то себе под нос картавым баритоном, Юля со смехом пыталась выменять у одетого в новый клетчато-канареечный пиджак Карпова два бутерброда с корейкой на маленькую банку варенья, но тот не соглашался, а Петрусь жевал сладкий пирожок и вяло отмахивался от настырного Васильева, требующего моментально уйти с праздника, чтобы завизировать какой-то срочный договор.

Помощник обвела «световцев» мягким теплым взглядом. Ей было отчего-то приятно думать, что среди них нет ни одного человека, который бы мог причинить Евгении зло. Хотя… кем тогда была сама Яна?

Открылась дверь кабинета Ольховской, и все ненадолго притихли, но, заметив, что генеральный директор настроена вполне благосклонно, снова загалдели. Яна одновременно с боссом подошла к фуршетному столику, чтобы взять настойчиво предлагаемый Липатовым сок. За завтраком и по дороге на работу девушки в основном молчали, но это было комфортное молчание, в котором они понимали друг друга без слов. И сейчас, когда девушка заметила взгляд Евгении, то безошибочно его расшифровала, и ответила ей тоже лишь взглядом. «Ты в порядке?» – спросили зеленые глаза. «Да, все хорошо», – солгали карие.

– Элечка, но это же непременно надо запечатлеть! Я такое раньше видел только в Амстердаме, на цветочном рынке! – восклицал Липатов, уже переместившийся к административной стойке.

– Конечно, не каждый день исполняется двадцать пять лет, – со вздохом успел заметил Петрусь, прежде чем позволил утащить себя за рукав яростно шипящему Васильеву.

– А у меня нет фотоаппарата, я как-то не подумала, – растерялась Эля.

– Вот, возьми мой телефон, тут неплохая камера, – тут же подсуетился Панин. – Можно тебя на минутку? – спросил он у Яны.

– Да, конечно, – девушка оглянулась на Евгению, но та уже о чем-то беседовала с Карповым, и помощник позволила Сергею увести себя из приемной.

Выражение лица парня радикально изменилось, когда он закрыл за собой дверь в ее кабинете. Сначала оно стало мечтательным, потом – откровенно блаженным.

– Как все прошло? – полюбопытствовала Яна.

– Ты не представляешь! Перед рассветом на этих стропах на высоте… Это было так здорово! Тебе обязательно надо будет попробовать! Адреналин такой, что… да никакие гонки не сравнятся!

– Нет уж, спасибо, – вежливо отказалась девушка, с интересом рассматривая его радостно-возбужденное лицо.

«И потом, у Евгении в спальне все равно нет окон», – подумала она, на что тут же получила строгий окрик вернувшегося внутреннего контролера: «Да ты что, совсем рехнулась? Откуда такие мысли?»

Панин вдохновенно продолжил рассказывать:

– Самое трудное было надежно прилепить цветок скотчем к стеклу! Я и так, и сяк, а там ветрище! – тут его руки замелькали с такой скоростью, что Яна на секунду закрыла глаза, борясь с внезапным головокружением. – Но потом все получилось!

– Здорово. Ты такой молодец, – похвалила Яна.

– Скажи, а как ты, – тут парень немного засмущался и, сняв очки, начал протирать их о подол футболки, – ну, как ты отреагировала, когда тебе сделали такой подарок? Что сказала этому человеку?

– Ничего, – безразлично пожала девушка плечами. – Он же разбился.

Рука, протиравшая стекла, замерла, голубые глаза потрясенно уставились на погрустневшее лицо помощника.

– Что? Правда, что ли? – беспомощно пролепетал Панин, еще больше округляя глаза.

Девушка выдержала долгую паузу, потом выдохнула: «Нет», – и рассмеялась, увидев, как на лице парня одновременно отобразились облегчение и досада.

– Конечно, я очень обрадовалась и поблагодарила его. И мы начали встречаться… Но в моей жизни вскоре произошли некоторые изменения, мне пришлось переехать из Питера в Москву, я перевелась на заочное, и больше никогда не видела этого своего однокурсника, – объяснила она.

Яна впервые за много лет задумалась, где теперь мог быть славный Андрюша Макаров, который так красиво за ней ухаживал.

– А-а, понятно, – сказал парень, возвращая очки на нос. – А Эля, кстати, отреагировала потрясающе…

– В смысле? Ты что, как человек-паук, завис в воздухе и наблюдал, как она обнаружит цветок? – удивилась девушка.

– Ну, как тебе сказать, – Сергей опустил глаза. – Я никак не мог понять, как она ко мне относится, и поэтому одолжил у Алекса на время пару профессиональных приспособлений для наблюдения.

– Э-э, батенька, да вы… да-а, ну ничего себе, – Яна рассматривала Панина, как будто увидела его впервые, и качала головой.

Тот слегка покраснел.

– И что же она сделала? – не сумела сдержать любопытства девушка.

– Ах! Она сначала долго смотрела… Потом провела рукой по стеклу – еще с той, внутренней стороны. А потом открыла окно, осторожно, очень осторожно отклеила скотч, прочитала записку и…

Сергей растроганно улыбнулся, его глаза заблестели.

– И что? – спросила Яна.

– И поцеловала ее! Она правда это сделала! – торжествующе сказал он.

– О-о, – только и смогла сказать девушка.

– Я так счастлив, – признался парень.

Они секунду помолчали, а потом Панин подбежал и судорожно обнял растерявшуюся девушку. «Какой же ты все-таки милый и добрый», – подумала Яна, чуть скривившись от боли в ребрах.

– Извините. Я только хотела поинтересоваться, что за странное последнее смс отправлено с твоего телефона. Но… теперь мне и ответ не нужен.

При первом же звуке голоса Яна и Сергей резко отпрянули друг от друга и посмотрели на дверь. Эля стояла на пороге, зажав в руке мобильник Панина с такой силой, что ее тонкая кисть побелела. Короткие вздыбленные волосы девушки снова превратились в колючки, а испепеляющий взгляд живо напомнил Яне ее первые дни работы в «Свете». Но если что-то и могло быть хуже этого, то оно стояло непосредственно за Элей, в приемной, у распахнутой настежь двери. Немая сцена включала в себя зажмурившегося Липатова, прижавшую, словно в испуге, ладонь к губам Юлю и удивленно распахнувшую глаза Евгению.

«О, нет, и какого черта я заставила хозяйственника отрегулировать петли… Если бы дверь по-прежнему скрипела… Что они все теперь подумают?» – Яна смотрела на коллег уже с отчаянием, а в голове появилась фраза из пошлого анекдота «бывают в жизни ситуации, которые невозможно объяснить».

– Все не так, как кажется, – проблеял Панин.

– Да, я понимаю. Ведь на самом деле все куда лучше. «Ты класс, спасибо, все супер», – не заглядывая в телефон, по памяти воспроизвела секретарь утреннее смс, из ее уст и правда прозвучавшее очень двусмысленно.

– А ведь я уже нашла другую работу. Но ты опять… Снова не устоял перед блондинкой, да? – продолжила она.

На длиннющих ресницах девушки повисли слезы, и Сергей бросился к ней, одновременно произнося:

– Я тоже нашел другую работу, и это правда не то, что ты думаешь!

Эля холодно отвернулась, и из-за ее спины неожиданно вышла Юля.

– Ты – дрянь, – громко произнесла она, обращаясь к Яне. – И я еще прощения просила… А ты уже тогда… Вадим ушел, Сергей пришел, как поезд, да?

Яна устало посмотрела на разгневанную рыжую фурию, понимая, что говорить что-либо в свое оправдание бесполезно. У нее даже не было сил порадоваться, что сейчас в руках первого секретаря нет тяжелого весла, а самый увесистый предмет обстановки – дырокол – надежно запрятан в нижний ящик стола.

Юля развернулась и покинула кабинет, а Эля обошла застывшего перед ней Сергея и, близко придвинувшись к помощнику, сказала:

– Как ты могла? Я же считала тебя своей подругой! А ты просто грязная… грязная…