Текст книги "Семь Замков Морского Царя (Романы, рассказы)"

Автор книги: Жан Рэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)

ДЖЕК-ПОЛУНОЧНИК
(Jack-de-Minuit)
Роман

Предисловие

Я считал, что мои исследования закончены, что в искрящемся талантом, огромном по объему творчестве Жана Рэя не осталось белых пятен. Я был уверен, что за исключением отдельных среднего качества новелл Джона Фландерса или Джона Сейлора великое черное солнце Жана Рэя никогда больше не выбросит обнаруженные в архивах протуберанцы, способные поразить и восхитить нас.

Конечно, жизненный опыт должен был сделать меня мудрее. Ведь мне уже случалось встречаться с неожиданными подарками волшебника из Гента! Прежде всего, это был, конечно, Гарри Диксон! «Гарри Диксон – ведь это я!» – когда-то бросил мне Жан Рэй, сверкнув тигриным взглядом. Я вспоминаю, с каким восторгом и трепетом когда-то погружался в чудо узнавания Гарри Диксона, чьи приключения были описаны человеком, позднее ставшим моим другом.

Потом без какого-либо предупреждения появились черные истории про гольф. Миниатюрные шедевры фантастики и черного юмора, достойные пера О'Генри или Джона Кольера. Наконец – по крайней мере мы тогда так считали – на закате жизни Жана Рэя вспыхнул зеленый луч Святого Иуды-ночного.

Потом Жан Рэй скончался, и мы решили, что Неожиданность (с прописного Н) умерла вместе с ним. Конечно, то тут, то там обнаруживали какой-нибудь рассказик, затерявшийся на страницах французской или голландской малотиражной газетенки; конечно, то и дело вспоминали про Жана Рэя либреттиста, критика или поэта, что, разумеется, ничего не добавляло к его славе. Но ничего серьезного давно не встречалось, если не считать черновика «На границе мрака», романа, являющегося прообразом «Мальпертюи» и «Великого Ночного», который я обнаружил в старых, давно заброшенных Жаном Рэем тетрадях. Добавлю, что «На границе мрака» до сих пор не изданы.

И вот появился этот Джек-полуночник, через двадцать пять с лишним лет после смерти Жана Рэя всплывший на поверхность подобно неоднократно описанным писателем останкам кораблекрушения. Сначала я не поверил. Я сразу подумал про апокриф, про перевод с нидерландского какого-нибудь давно известного произведения. Но вскоре, после того, как я увидел в печати в «Бьен пюблик»[28]28
  «Общественное благо» – периодическое издание, специализирующееся на новостях в разных сферах общественной жизни, в том числе, и в литературе.


[Закрыть] опубликованные отрывки и познакомился с ними, мне пришлось признать очевидное. Ошибки быть не могло: это действительно оказался Жан Рэй. С указанием дат.

Все началось с открытия, сделанного Андре Вербрюггеном, фанатиком Жана Рэя, любителем копаться в рукописях и давно всеми позабытых черновиках. Своего рода археологом творчества Жана Рэя. Именно он наткнулся на Джека-полуночника во время очередных раскопок. Затем рукопись прошла через руки Альберта Ван Хагеланда, потом попала к мадам Мориссе де Леенер, литературному агенту Жана Рэя. Она передала бумаги известному бельгийскому издателю Клоду Лефранку, который и опубликовал роман.

При первом же прочтении выявилась связь между Джеком-полуночником и Гарри Диксоном. Практически Джек-полуночник – это Гарри Диксон, только без Гарри Диксона. Такая же запутанная интрига, насыщенная множеством вопросов, в том числе остающихся без ответа, множество развилок и тупиков сюжета. Те же самые странные здания, те же герои с сомнительным прошлым. Действие романа происходит в Лондоне, и роман насыщен фогом[29]29
  Фог – густой туман, мгла. Термин обычно используется для названия знаменитых лондонских туманов, насыщенных угольным дымом. В зависимости от состава дымовых частиц, фог мог быть синим, темно-серым, желтым или коричневым.


[Закрыть], то есть лондонским туманом (в прямом и переносном смысле). В конце все чудесным образом объясняется одним махом, хотя и не становится, честно говоря, таким уж понятным.

Перейдем к датам. Если верить отрывкам, что появились в «Бьен пюблик», «Джек-полуночник» был написан в Барселоне и Гибралтаре в 1922 году, но был опубликован только в 1932 году. Если первая дата правильна, то что делал Жан Рэй в 1922 году в Барселоне и в Гибралтаре? Гибралтар находится вблизи от Марокко, а в романе идет речь об оружии, проданном мятежникам Абд-эль-Крима. Начало восстания последнего приходится на 1921 год, так что даты совпадают. Или Тигр-Джек уже тогда начал создавать свою легенду? А эта легенда, если погрузиться в пробелы в его биографии и сопоставить с фактами, считающимися вымышленными, постепенно теряет свою мифологичность. Лично я всегда верил в легенду – разумеется, допуская возможность отдельных преувеличений – и продолжаю верить в нее. Мне не нравится, когда пытаются разрушить мои мечты.

Первый отрывок из романа, появившийся в «Бьен пюблик» 20 мая 1932 года, позволяет устранить последнюю неопределенность. Жан Рэй упоминает в нем Гарри Диксона. Но первое приключение «американского Шерлока Холмса», признанное принадлежащим Жану Рэю как переводчику, или же полностью переписанное им (это «Отшельник с болота Дьявола»), датируется 1933 годом. Следовательно, за год до появления этого «Отшельника» Жан Рэй уже имел дело с Гарри Диксоном. От этого заключения остается сделать один шаг к выводу о его работе над Гарри Диксоном. Почему не согласиться с мнением, что это он создал этот персонаж и придумал ему имя, как, впрочем, он неоднократно сам говорил мне? Гордость, с которой он всегда упоминал Гарри Диксона, как свое дитя, позволяет верить этому. Никто никогда не гордится чужими детьми.

«Гарри Диксон – ведь это я!» – сказал мне Жан Рэй. Флобер тоже говорил: «Мадам Бовари – это я!» И никто никогда не сомневался, что Флобер был автором, создавшим мадам Бовари.

У меня остается вопрос о названии этого романа. Джек – это уменьшительное от Джона. А Джон – это Жан. Но почему Жан Рэй захотел дать свое имя этому пугалу?

Анри Верн.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава I
Ночь в Адене

Роуланд Харлисон готовился к смерти.

У него не оставалось ни малейшей надежды; тонкая, но прочная как стальная проволока веревка связывала его, словно саксонское филе.

Два араба, минуту назад склонившиеся над ним – он все еще ощущал их тошнотворное дыхание, насыщенное запахом чеснока и прогорклого растительного масла – отошли в сторону, продолжая то и дело окидывать его злобными взглядами, откровенно говорившими о дальнейшей судьбе пленника.

Один из них перебирал неопытной, не привыкшей к бумажкам рукой банкноты, плотно заполнявшие бумажник пленника; второй проверял остроту кинжала на ногте большого пальца руки. Это занятие сопровождалось тонким, еле слышным металлическим поскрипыванием.

– Я… я-я… – произнес первый араб, закончив считать. Его сообщник вернулся к неподвижному Харлисону и принялся неторопливо нащупывать кончиком кинжала положение его сердца под шелковой рубашкой.

Харлисон извлек из глубин своей памяти слова второго помощника капитана, дававшего последние советы пассажирам, спускавшимся на землю.

«Не заходите в туземные кварталы, джентльмены. Времена сейчас неспокойные, и вряд ли вам стоит рассчитывать на достаточно эфемерную защиту полиции. Не забудьте, что в пять часов должен состояться концерт в Сейлор-хаузе, и доклад полковника Пинча об Афганистане».

Он не последовал добрым советам, в особенности, тем, в которых шла речь о докладе; теперь ему придется расплатиться за свое легкомыслие, хотя цена оказалась неожиданно высокой.

Он не закрывал глаза, продолжая смотреть на окружавшую его мерзкую обстановку, отнюдь не украшавшую последние минуты его пребывания на этом свете.

Он находился в заднем помещении убогой еврейской лавчонки в одном из подозрительных кварталов Адена; его окружали стены, заклеенные рваными обоями, по которым стекала жидкая грязь; по потолку лениво шествовала процессия огромных клопов, выписывая на буром фоне нечто вроде буквы «зет».

Лампа, заправленная соевым маслом, казалась тусклой желтой звездочкой в окружающем полумраке. В комнате царила полная тишина, нарушаемая только нежным музыкальным звучанием стального клинка и почти неслышным комариным звоном. Взгляд пленника пробежал по жалкой обстановке и остановился на небольшом квадратном окне.

Роуланд уже обратил внимание на это окно с деревянной крестовиной после того, как на него набросились на улице, схватили и швырнули на пол в грязной лавочке, но тогда оно было окрашено чернилами темной ночи. Сейчас рама обрамляла бледную желтую физиономию, темные глаза которой рассматривали его с неопределенным выражением.

Может быть, это была жестокая радость соучастника преступления?

Харлисон ничего не мог сказать с уверенностью; иногда ему казалось, что он читает на этом лице нечто похожее на невероятную тупость.

Его мысли работали с необычной скоростью, словно они спешили появиться на свет до того, как их навсегда поглотит пустота.

«Китаец», – подумал он, и сильнейшая горечь пронизала все его существо.

Но, разумеется, надежда на спасение не могла посетить его, если считать, что спасителем мог оказаться Чинк.

Находившийся рядом с ним араб хихикнул.

– Ту-лутт! Утт!

Острие кинжала легонько кольнуло его.

Роуланд почувствовал холодную боль и закрыл глаза.

– Я… я… – очень тихо произнес второй араб.

«Хлоп!»

Глухой, но удивительно четкий звук.

Харлисон застыл в ожидании смертельного удара кинжала.

«Хлоп!»

Странный звук повторился, после чего все стихло.

Тишина тянулась очень долго, и Харлисон продолжал лежать с закрытыми глазами в ожидании страшного конца, гораздо более ужасного, чем все случившееся до этого в его достаточно бурной жизни.

Неожиданно у него возникло банальное состояние – ему неудержимо захотелось чихнуть, потому что комнату заполнил отвратительный едкий запах, раздражавший его нос. Благодаря этому запаху он вернулся в реальность и открыл глаза.

Он увидел нечто как минимум в высшей степени необычное.

Араб, собиравшийся заколоть его, по-прежнему находился рядом с ним, он почти касался его, но у него в руке не было кинжала, лежавшего теперь на полу; он продолжал сидеть на корточках, и поза его выглядела неловкой и очень странной. Второй, немного наклонившись, опирался с меланхоличным видом на стену. Он начал странный жест, но почему-то не закончил его; странно застывшая рука, в которой он сжимал открытый бумажник, была нелепо вытянута вперед. Объяснение необычным позам арабов Роуланд тут же прочитал на их лицах: лица у них были залиты красным, и красное спускалось к подбородку и терялось в длинных черных бородах.

– Они мертвы! – заикаясь, пробормотал Роуланд. – Господи, да они же мертвы!

Его взгляд скользнул к окну; оно было приоткрыто, и длинный ствол плоского револьвера с глушителем медленно отодвигался в тень, оставляя после себя тонкую струйку дыма, поднимавшегося к потолку.

Прошло несколько минут, прежде чем Харлисон смог выдавить из себя хотя бы одно слово. Впрочем, это было единственное соответствующее ситуации слово:

– Спасибо!

– Не за что! – ответил ему писклявый голос.

Через несколько мгновений одна из полос обоев приподнялась, и в комнату проник китаец в европейском костюме.

– Благодарю вас, мсье! – повторил Харлисон. – Без вашего удачного дублета я сейчас был бы таким же мертвецом, как оба этих смуглых типа.

Китаец ничего не ответил. Он продолжал внимательно изучать Харлисона пронзительным взглядом узких черных глаз.

– Как вас зовут? – поинтересовался он наконец.

– Роуланд Бенжамен Харлисон, инженер австралийской торговой компании «Мидас» в Брисбене.

– Эта компания обанкротилась, – пожал плечами китаец.

– Именно поэтому я и возвращаюсь в Англию.

– Возвращаетесь? Значит, вы не австралиец?

– Не совсем. Я родился в Дурхеме, небольшом унылом английском городке, из которого уехал в Австралию в возрасте пятнадцати лет, чтобы разделить судьбу с единственным оставшимся у меня родственником, чудаковатым двоюродным братом, решившим сколотить состояние на австралийских золотых россыпях. Впрочем, он вскоре скончался бедным, как вошь.

– А вы? Вам удалось разбогатеть?

Харлисон рассмеялся.

– Все мое богатство должно было перейти в руки этого только что скончавшегося араба. Триста фунтов в английских банкнотах. У меня есть еще чековая книжка на сто фунтов, переведенных в Мидленд-банк в Лондоне. Надеюсь также, что в кармане моих брюк можно нагрести пригоршню шиллингов и полукрон.

– Неплохо, – кивнул китаец.

– Кстати, сэр, этот способ беседовать вам, вероятно не кажется неудобным, тогда как мне…

– Вы правы.

С быстротой, поразившей инженера, китаец развязал пленника, и тот смог подняться на ноги, хотя и с большим трудом.

– Проделайте несколько гимнастических упражнений, – посоветовал китаец. – Несколько приседаний, затем выбрасывание рук сначала вбок, затем вверх. Медленно повращайте запястьями.

– Замечательно! – воскликнул Роуланд, наслаждаясь возможностью двигаться после того, как потерял надежду остаться в живых.

– В этой бутылке виски. Она еще не открывалась, и, поскольку у меня нет штопора, можете отбить горлышко.

Харлисон подчинился, не раздумывая; острый край бутылки немного порезал ему губу, но он все равно сделал несколько больших глотков.

– Вот уже не думал, что еще раз удастся попробовать этот виски. – признался он. – Отличный напиток, это же настоящее «Белое и черное». А вы не хотите отхлебнуть?

– Нет.

В резко прозвучавшем отказе явно послышалось нетерпение. Роуланд мгновенно посерьезнел.

– Я обязан вам жизнью, – сказал он. – Хотелось бы знать имя человека, благодарность которому я сохраню до конца своих дней.

– Меня зовут Ванг.

– Вот как! – пробормотал несколько разочарованный инженер, и его спаситель понял реакцию собеседника, так как для многих европейцев имя Ванг было едва ли не синонимом слова «китаец».

– Я – Ванг, – сухо повторил он.

– Еще раз благодарю вас, господин Ванг. Не знаю, чем я смогу отплатить вам ваше вмешательство в мою судьбу, вашу помощь… Да, конечно, это не очень подходящее слово… Но в австралийских пустынях, где мне пришлось провести столько времени, существует своего рода соглашение между спасенным от смерти человеком и его спасителем. Жизнь спасенного фактически становится принадлежащей спасителю. Думаю, что аналогичная ситуация реальна и в нашем случае.

– Именно так я ее и понимаю, – негромко проговорил китаец.

Ролуланд с несколько озадаченным видом посмотрел на китайца, потом поклонился.

– Хорошо, – сказал он.

– А теперь уходите, господин Харлисон. «Джервис Бей»[30]30
  Территория на юго-восточном побережье Австралии, где находится военно-морская база и столичный торговый порт.


[Закрыть] заканчивает набивать свои трюмы углем, и он явно собирается отчалить до восхода солнца. Кстати, полагаю, что вам не стоит рассказывать симпатичным пассажиркам о вашем приключении.

Харлисон покраснел. До сих пор во время его плавания флирт был одним из весьма существенных компонентов…

Высокий симпатичный молодой человек, едва переваливший за тридцать лет, с ранних лет лишенный женской заботы и нежности, как он мог не откликнуться на улыбки привлекательных блондинок и брюнеток с пышными прическами, в соблазнительных легких нарядах, когда звучало медленное танго корабельного оркестра?

Сначала ему показалось, что замечание жителя Небесной империи было несправедливым, и он бросил на него недовольный, едва ли не сердитый взгляд. Это презрительное замечание глубоко затронуло его чувства, так как он ревностно хранил в своем сердце образ Бетти Элмсфильд, очаровательной пассажирки «Джервис Бей».

Но он тут же подумал, что не будь вмешательства Ванга в его судьбу, и он никогда бы не увидел изящную блондинку Бетти кроме как в еще не до конца оформившихся мечтах, которые неизбежно должна была прервать близкая смерть, и он молча поклонился.

– Полагаю, что это приказ… – сказал он.

Китаец молча посмотрел на него.

– …И я могу полагать, что получу от вас и другие приказания, – закончил Роуланд.

– Вы весьма проницательны, господин Роуланд Харлисон.

– Моя жизнь принадлежит вам…

– Вы это уже говорили. Но, не хотите ли вы поменять место для нашего разговора? – улыбнулся китаец, бросив беглый взгляд на лежавшие рядом тела.

Роуланд явно смутился.

– Я хотел бы… Впрочем… Поймите меня правильно, господин Ванг… Я хочу сказать… Я считаю долгом чести…

– О, разумеется! Я ожидал от вас подобной фразы, – небрежно бросил Ванг. – Вы сейчас можете уйти, но не забывайте…

– Никогда!

Роуланд протянул китайцу руку.

Но китаец, глубоко поклонившись, кажется, не заметил ее. Потом он прошел в сопровождении Роуланда через пустые помещения лавки, населенные неясными тенями, и они вышли на темную улочку.

Инженер проделал несколько шагов по скользкой мостовой, заваленной отбросами; воздух, насыщенный запахом мускуса, показался ему приятнее морского бриза с открытого моря. Он глубоко вдохнул его, едва не застонав от удовольствия.

Со стены перед ним свисала реклама фирмы «Хэмтли & Палмерс».

– Именно в тот момент, когда я посмотрел на соблазнительные бисквиты, выпавшие из коробки, эти северо-африканские бандиты набросили на меня лассо, словно на дикого мустанга, – воскликнул он, весело рассмеявшись.

Но эти слова услышала только пестрая реклама, осыпавшаяся кирпичная стенка и скупо освещенные окна; обернувшись, он увидел, что Ванг исчез.

Когда Харлисон поднялся по трапу на борт, «Джервис Бей» загружал последние корзины кардиффского угля.

Матросы поспешно смывали угольную крошку с палубы мощными струями воды, выбрасываемой из брандспойтов.

Вода подхватывала мусор и шпигаты с шипением и бормотаньем переполненных водосточных труб сбрасывали грязную воду в море.

Ночь была трудной; волны горячего воздуха вырывались из недр корабля. Юноша не стал закрываться в душной парилке каюты, и остался на палубе. Он облокотился на планширь правого борта и задумался.

Скупо освещенные улицы Адена были охвачены дремотой; в порту, задыхаясь, грохотали моторы кранов и лебедок погрузчиков; тощий серп полумесяца срезал, словно колосья, звезды над отвратительной лысой горой, ограничивающей азиатское побережье.

«Подумать только, что в этом кошмарном месте мне едва не пришлось уснуть вечным сном, – содрогнулся Харлисон. – Смерть в Адене можно было бы посчитать за две…»

На несколько секунд перед его внутренним взором возник образ китайца.

– Странный человечек, – пробормотал он. – Интересно, потребует ли он что-нибудь от меня в будущем? В каждом китайце скрывается какая-то тайна…

Вызывающее тревогу желтое лицо сменилось прекрасным обликом Бетти Элмсфильд.

Интересно, как она восприняла бы его неожиданное исчезновение?

Никто не остается добровольно на аденской набережной, если только этого не потребовала английская полиция.

– Господи, что я, собственно, представляю в ее глазах? – меланхолично пробормотал Роуланд. – Временный компаньон для развлечений, обеспечивший легкую болтовню и танцульки во время перехода через Индийский океан, который иначе показался бы ей слишком пустынным… При том, что я танцую танго и бостон ненамного лучше, чем дрессированный кенгуру…

Не сомневаюсь, что она забыла бы меня уже на Мальте, где на судно поднимаются офицеры Ее Величества, собирающиеся провести отпуск на родине. Оказавшись в Лондоне она в лучшем случае вспомнила бы обо мне, как о джентльмене с фамилией на «сон», то ли Джонсоне, то ли Вильсоне…

О дуралее, сошедшем на какой-то промежуточной остановке, не известно, на какой именно…

Ладно, что-то я загрустил… Хорошо, что благодаря храброму малышу Вангу этого не случилось…

На набережной мелькнул свет слабого фонаря и приблизился к судну. Харлисон разглядел защищенный от ветра и дождя фонарь, высоко поднятый в темной руке. Потом он увидел хрупкие контуры небольшой кареты, запряженной парой лошадей.

– Эй, на судне! Эй, на «Сюрвис Бей»!

– Это здесь, – заорал в ответ матрос, – если, конечно, тебе нужен «Джервис Бей», мускатная рожа!

– Это мемсаиб, начальник! – крикнул на средиземноморском жаргоне высокий тощий парень, подъехавший к трапу.

– Как раз время для чая в светском обществе! – пробурчал матрос. – Твоей принцессе случайно не нужна моя фотография?

– Я хочу увидеть судового комиссара, – прозвучал мелодичный голос. Из легкой кареты выпрыгнуло невысокое гибкое существо.

– Он спит, и его будильник зазвонит не раньше, чем в восемь часов!

– Нет, он не спит! – прогремел суровый голос. – Не лезь не в свое дело, соленая ты треска! Чем могу быть вам полезен, мадам?

Судовой комиссар «Джервис Бея», явно не наслаждавшийся сном в жаркую аденскую ночь, спустился со спардека.

– Меня прислала к вам компания «Бингли и сыновья». Я стюардесса, которой не придется продолжать маршрут на «Императрице», так как я должна буду вернуться в Европу с вами.

– Ладно, – пробурчал офицер. – Вы появились вовремя. Еще немного, и мы ушли бы без вас, мисс Нэнси Уорд! Вас ведь именно так зовут? Бингли прислал мне ваши документы, они в порядке.

– Все так. К сожалению, сэр Дугторби потребовал, чтобы я вернулась в связи с болезнью его дочери.

– Да, разумеется, сэр Дугторби! – почтительно произнес комиссар. – Поднимайтесь на судно, мисс, и будьте осторожны. Этот трап предназначен для кули, он узкий и скользкий.

Некоторое время борт и набережная продолжали перекликаться, пока стюардесса выгружала свой багаж из кареты и рассчитывалась с носильщиком.

– Будьте осторожны! – повторил офицер, когда молодая женщина стала подниматься по грязному и скользкому трапу.

В этот момент произошел несчастный случай, нелепый и жуткий.

Женщина поскользнулась, сделала неверный шаг и с криком упала в пустоту.

Для тех, кто падает в щель между стеной набережной и бортом судна, гибель практически предрешена: случаи спасения при этом происшествии неизвестны. Судовой комиссар дико заорал, но внезапно возникшая тень быстро скользнула по свисавшему сверху канату и мгновенно исчезла в мрачном промежутке.

Раздался громкий всплеск, после которого сразу же послышался крик мужчины:

– Я выловил даму! Пожалуйста, помогите нам подняться наверх!

Сначала два, затем четыре матроса ухватились за канат и принялись медленно вытаскивать его.

– А, это вы, мистер Харлисон! – воскликнул офицер, когда спасатели схватили висевших на канате людей и перетащили их на палубу. – Вы совершили нечто невероятное!

– Мне кажется, у дамы закружилась голова! – заметил один из матросов.

– Отнесите ее в салон офицеров и вызовите к ней старшую стюардессу, миссис Хиншлифф, – приказал комиссар.

Роуланд с сожалением рассматривал свой белый фланелевый костюм, выглядевший так, словно его решили почистить гуталином.

– Идите переоденьтесь, Харлисон, – засмеялся комиссар. – А потом поднимитесь ко мне, вам надо продезинфицировать горло после купания в здешней водичке! У меня найдется виски и лед. Отчаянный вы, однако, парень! Вам удалось вернуться оттуда, откуда никто никогда не возвращается!

– Еще бы! – весело откликнулся Роуланд, подумав при этом об арабах и Ванге.

Он повернулся к лежавшей без сознания женщине, освещенной ацетиленовым фонарем.

Один из матросов поднял ее легко, как перышко, и Роуланд увидел смуглое лицо в обрамлении тяжелых прядей черных волос; глаза скрывались в тени густых темных ресниц.

Комиссар заметил его взгляд и засмеялся.

– Красивая девушка, Харлисон! В этой ситуации хотел бы я оказаться на вашем месте и, конечно, быть таким же симпатичным парнем, как вы!

Роуланд покраснел, словно школьник.

– Так мы идем пробовать ваш виски, комиссар? – пробормотал он, словно оправдываясь.

Когда на востоке появилась широкая полоса, расцвеченная оранжевым и пурпурным, и выглянувшее из-за горизонта солнце залило огнем неподвижно свисающий с верхушки мачты «Юнион Джек»[31]31
  Флаг Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии.


[Закрыть], Харлисон и комиссар заканчивали третью бутылку виски.

– Послушайте, Харлисон, – ухмыльнулся комиссар, – у меня сейчас появилась забавная мысль… Я подумал, что мисс Бетси умрет до Марселя…

– Вы что, сошли с ума?

– … Она умрет от зависти, чертов Харлисон, всего лишь от зависти, а это страшная болезнь.

* * *

Но вот за кормой осталась Мальта, а красавица Бетти все еще чувствовала себя, как летучая рыбка, и постоянно доводила до отчаяния бедного Харлисона своими насмешками.

Этим вечером светящиеся зеленым фосфором волны Тирренского моря с плеском разбивались о борт парохода, когда Харлисон, еще более несчастный, чем обычно, попытался найти забвение на носу «Джервиса».

Острый форштевень судна разрезал волны с легким звуком распарываемого шелка.

– Что за кокетка! – простонал он. – Ведь она сказала мне…

Он попытался привлечь в свидетели парочку ночных дельфинов, оставлявших за собой огненный след на коротких волнах.

– Она сказала, что только безумец может принять всерьез легкий флирт на корабле, пересекающем несколько океанов…

– Господин Харлисон! – произнес кто-то в ночном сумраке, и женская ручка опустилась на его руку.

– Ах, Бетти!..

– Я не Бетти, – прозвучал ответ с ноткой печали.

В свете появившейся из-за облака луны он увидел смуглое лицо, обрамленное волной черных волос под кокетливой шапочкой стюардессы.

– Мисс Уорд!

– Да, это всего лишь Нэнси Уорд, стюардесса, – ответил ему нежный голосок. – Мы не имеем права обращаться к пассажирам, мистер, если нас не попросили, но никакие правила не запрещают мне поблагодарить вас.

И она протянула ему руку.

Харлисон в этот момент переживал тяжелый период в жизни мужчины, когда ему кажется, что сердце разбито навсегда. Поэтому женская рука показалась ему якорем спасения.

– О, мисс Уорд…

Гласа Роуланда странно блеснули, и Нэнси увидела, что они наполнились слезами.

– Мисс Элмсфильд заставляет вас страдать, – пробормотала она, забыв о том, что собиралась поблагодарить Харлисона.

Он не ответил, продолжая сильно сжимать небольшую прохладную руку.

– Я понимаю, – сказал он наконец, – что веду себя, словно большой ребенок.

Он был рад, что темнота позволила ему скрыть написанное на его лице отчаяние.

– Да, вы действительно ребенок, причем очень большой, – согласилась она.

Неожиданно она нежным, но очень решительным движением притянула к себе юношу и поцеловала его в лоб. Потом четким, словно военным движением повернулась и, не оборачиваясь, исчезла.

Взволнованный Харлисон направился к своей каюте. Когда он взялся за ручку, кто-то дернул его за рукав.

Обернувшись, он увидел стоявшую рядом Бетти Элмсфильд, смотревшую на него с ироничным презрением.

– Мистер Харлисон, – сказала она, отчетливо произнося слова. – В моей стране только слуги и носильщики позволяют целовать себя служанкам.

«Почему только я не остался навсегда в буше!» – подумал рассвирепевший Роуланд, бросившись через пару минут, не раздеваясь, на свою постель.

Под подушкой оказался листок бумаги. Харлисон развернул его и поднес к лампе.

«Вы должны остановиться в Лондоне на Найтрайдер-стрит, в доме номер 1826. Ванг».

К записке был привязан с помощью латунной проволочки плоский стальной ключ знаменитой фирмы «Ял».