Текст книги "Семь Замков Морского Царя (Романы, рассказы)"

Автор книги: Жан Рэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)

Господин Кадиша будет убит завтра
(Monsieur Cadichat sera tué demain)

Когда Арван проходил коммунальным сквером Четырех Дубов, он заметил Деода Мьетта, сидевшего на скамье и увлеченно наблюдавшего за стайкой дерущихся воробьев. Он рассмеялся:

– Драка воробьев вряд ли может заинтересовать репортера, даже будущего!

Юноша поприветствовал Арвана и ответил:

– Я наблюдаю не за воробьями, а за лавкой Самюэля Кадиша, где продаются картины и предметы антиквариата.

Арван удивленно посмотрел на юношу: лавка, о которой шла речь, находилась на противоположной стороне сквера, и Деода сидел к ней спиной. Об этом он не преминул заметить Деода.

Деода покачал головой и показал газетчику свою шляпу, которой он только что обмахивался.

– Я пристроил внутри своей шляпы зеркальце, – объяснил он.

Заинтересованный необычным приемом, Арван присмотрелся к шляпе и увидел, что в зеркальце хорошо видна лавка Кадиша со всеми деталями.

– Очередное дело? – улыбнулся он.

Деода печально пожал своими тощими плечами.

– Это было бы возможно, мсье Арван, если бы я умел писать. Но это занятие не для меня – у меня ничего не получается и, возможно, никогда не получится…

– Дайте мне материал, если он того заслуживает, – ответил начальник отдела информации газеты «Сиз Ер», – а с остальным мы как-нибудь разберемся.

– Ах, – ответил Деода Мьетт, – видите ли, я сейчас немного тренируюсь, чтобы не утратить полностью способность к разумным логическим рассуждениям. Но ничего сенсационного у меня нет… Должен сказать, что у меня вообще ничего нет… – И добавил, подумав: – Ничего нет пока…

– Вы странное существо, – сказал Арван, – и мне хотелось бы знать, к чему сейчас прилагаются ваши ментальные усилия.

Деода серьезно кивнул, не отрывая взгляда от небольшого зеркальца.

– Вы знакомы с господином Кадиша? – спросил он.

– Вы имеете в виду антиквара, живущего в доме напротив, то есть в том, к которому вы сейчас повернулись спиной? Да, немного знаком… Но я не могу особенно радоваться этому знакомству, так как он недавно всучил мне поддельного Коро, и обставил дело так, что я даже не смог вернуть деньги.

Юноша довольно улыбнулся.

– Да, господин Кадиша умеет ловко проворачивать свои делишки, – согласился он. – И делает это одинаково ловко, чем бы он не занимался. Думаю, он никогда не изменится, разве что я…

Он оборвал фразу и задумался.

– Скажите, Мьетт, почему вы всегда говорите загадками? – спросил юношу Арван. – И что вам нужно от такой старой хитрой обезьяны, как Самюэль Кадиша?

– Что мне нужно от него? Абсолютно ничего, мсье Арван. Я просто наблюдаю за его лавчонкой, чтобы понять, справедливо ли то, что я о нем думаю, и завершится ли история именно таким образом, как я представляю.

– И в чем смысл вашей новой теоремы, наш великий математик Деода?

– Мсье Кадиша будет убит завтра, – спокойно ответил Деода.

– Слушай, парень, перестань издеваться надо мной! – рявкнул ошарашенный шеф отдела информации.

Деода энергично замотал головой.

– Издевательства над кем-нибудь – это не моя сильная сторона, мсье Арван. Обычно это люди издеваются надо мной, а не я над ними. Но в том, что касается мсье Кадиша, я уверен, что не ошибаюсь.

Арван хотел обрезать наглеца, и даже открыл рот, но ничего не успел сказать, так как юноша пробормотал с упреком:

– Мне будет не хватать вас, мсье Арван, когда мне придется взяться за грамматику; это совсем не то, чем мне нравится заниматься!

Он отвернулся и побрел, сгорбившись, в сторону, маленький и тощий в своем жалком желтом плаще.

– Если все как следует взвесить, – проворчал он, – то он не должен вести себя, как в прошлый раз, только потому, что раскрытие убийства на улице Круа-де-Пьер оказалось потрясающим успехом!

* * *

В восемь часов вечера, когда Арван просматривал толстую пачку бумаг, которыми репортеры завалили его стол в послеобеденное время, зазвонил телефон.

Деода сообщил шефу своим высоким голоском:

– Помимо всего прочего, я думаю, мсье Арван, что дом господина Кадиша будет сожжен сегодня ночью.

– Идите к черту! – заорал выведенный из себя журналист.

– Именно туда я и отправляюсь, – ответил студент, – поскольку я возвращаюсь домой, где мне придется заняться заданием по стилистике. Только представьте, что мне дал профессор в качестве темы для работы: «Установите параллели между Карлом Великим и Наполеоном». Я до сих пор не вижу никаких параллелей между ними, а вот одно различие мне удалось установить: Карл Великий был с бородой, тогда как Наполеон гладко выбривал подбородок.

– Ах, мой малыш Деода! – нежно проворковал шеф. – Я никогда не перестану жалеть, что по телефону кое-кому нельзя дать хорошего пинка ногой. А ведь вы были бы первым кандидатом для подобного мероприятия…

На этом их увлекательный разговор закончился.

* * *

На следующий день Арван быстро позабыл за повседневными заботами про предсказание Деода, а вот послезавтра ему стало не по себе, когда он прочитал краткое сообщение из полиции: «Антикварный магазин господина Самюэля Кадиша, расположенный у сквера Четырех Дубов, был полностью уничтожен пожаром этой ночью. Владелец магазина оказался жертвой трагедии, и его сильно обгоревший труп был обнаружен среди развалин. Начато расследование».

Арван кинулся клифту, спустился вниз со скоростью падающего камня, вскочил в машину и на бешеной скорости помчался к скверу Четырех Дубов.

От дома господина Кадиша осталась только груда дымящихся развалин, которые пожарные продолжали заливать водой. Цепочка полицейских держала на расстоянии от места происшествия группу любопытных.

Деода Мьетт сидел на той же скамье, что и прошлый раз, хотя и повернувшись лицом к сгоревшему зданию, и курил дешевую папиросу с безмятежным выражением на лице.

Арван схватил его за руку и поволок к машине.

– Подождите, мсье Арван, – запротестовал студент, – мне нужно идти в коллеж, я довольно удачно поработал над стилем и рассчитываю сейчас получить хвалебный отзыв.

– Еще одно слово, Мьетт, и я сделаю котлету из вашей физиономии, – рявкнул журналист. – Сейчас я привезу вас в свой кабинет, и вы все расскажете мне…

– Да, конечно, я понимаю вас! – вскричал Деода. – Мои рассуждения понравились вам, но в них не было ничего сложного… Осторожнее! Вы задавите этого парня, а он задолжал мне двадцать франков!

Арван успел увидеть отскочившего в последний момент из-под колес студента, погрозившего ему кулаком.

– Его зовут Плише, – объяснил Деода. – Он медик, и всегда занимает деньги у всех друзей и знакомых. Он должен мне, как я уже говорил, двадцать франков, и я понятия не имею, когда он их мне отдаст… Я веду очень скромный образ жизни, и покупаю себе только одну пачку сигарет два раза в месяц.

Арван вздохнул. Он все хуже и хуже понимал этого странного мальчишку!

Когда они прибыли в редакцию газеты, Арван поволок пленника в свой кабинет, расталкивая по пути сотрудников и посетителей.

– Садитесь в это мягкое кресло, – приказал он, – в нем вам будет достаточно удобно. А сейчас я налью вам стаканчик портвейна.

– Боже мой, – перепугался Мьетт, – не делайте этого, мсье Арван, я никогда не пробовал спиртное! У меня даже от кружки пива начинает кружиться голова!

– Тогда рассказывайте! – коротко потребовал журналист.

– Сначала выясните у директора коллежа Сен-Грегуар, отпустит ли он меня на весь день, – потребовал студент.

Просьба была немедленно передана по телефону и тут же был получен положительный ответ.

– Замечательно! – воскликнул Деода. – Я так люблю долгие прогулки на машине… А ваша так хорошо ведет себя на дороге… Мы едем?

– Как едем? Куда?

– Но… – Мьетт посмотрел на Арвана с хитрым видом. – Это должен быть сюрприз; кроме того, я хотел немного развлечься… Сколько вам нужно времени на дорогу до Старого порта?

– Примерно два часа, если немного поторопиться.

– Мы едем туда, мсье Арван… Ах, как это будет замечательно! Кроме того, в итоге может получиться статья для вашей газеты!

Арван, одновременно рассерженный и заинтригованный, подчинился.

Через десять минут они уже мчались по широкому асфальтированному шоссе, с каждым мгновением приближаясь к морскому порту.

Деода молчал всю дорогу, с детским любопытством рассматривая пейзаж, убегающий назад за стеклами автомобиля.

Однажды он потер руки и пробормотал:

– Плише должен сильно удивиться; я готов поспорить, что он не получит ни гроша, а ему, этому любителю транжирить, очень нужны деньги.

– Какое отношение имеет Плише ко всему происходящему? – поинтересовался Арван.

– О, весьма, весьма существенное, – ухмыльнулся Деода.

Некоторое время они ехали молча. Потом Деода спросил:

– Мсье Арван, ведь вы хорошо разбираетесь в живописи, не так ли?

– Да, неплохо. Тем не менее, как вам известно, меня однажды здорово провели, – ответил журналист.

– Я ничего не понимаю в живописи; впрочем, я никогда и не видел настоящих картин – с меня достаточно было репродукций в журналах… Вы знаете картину Рембрандта, которая называется «Урок анатомии»?

– Да, знаю, – сухо ответил журналист.

– Это что-то ужасное! Но на труп я могу смотреть спокойно… Значит, вы знаете эту картину. Вы никогда не замечали, что труп, над которым проделывают опыты прозекторы, чем-то напоминает погибшего мсье Кадиша?

– Что вы несете? – воскликнул Арван, совершенно сбитый с толку неожиданным поворотом их разговора. – Вообще-то, если подумать, сходство есть. Это изможденное костлявое лицо…

– Вот именно! – подтвердил Деода.

– Деода, друг мой, – проворчал шеф отдела информации, – перестаньте нести неизвестно что и непонятно для чего, если не хотите, чтобы я вас придушил до нашего приезда в Старый порт!

– Ладно, ладно, – фыркнул студент, – с вами, мсье Арван, невозможно говорить ни о чем серьезном без того, чтобы вы не рассердились.

Может быть, вы хотите, чтобы я проспрягал какой-нибудь глагол? Но я не уверен, что не наделаю при этом ошибок…

После поворота дороги показались первые строения порта, и он замолчал.

Потом снова заговорил, словно с самим собой:

– Почему люди с длинным лицом носят длинную бородку? А те, у кого физиономия напоминает голландский сыр, носят бороду узкую и короткую?

– Вот и Старый порт, – сказал Арван, давно потерявший надежду понять хоть что-нибудь.

– Узнайте, какой пароход уходит в ближайшее время в Голландию! – потребовал юноша.

Арван после непродолжительных расспросов выяснил, что через час в Голландию уходит пароход «Гельдерланд». Деода, похоже, был вполне удовлетворен этими сведениями и попросил подъехать на набережную.

На «Гельдерланд», пассажирско-грузовое судно, продолжали подниматься пассажиры; продолжалась и погрузка в трюмы тюков с товарами, которые кран подхватывал из грузовика, стоявшего на набережной.

– Остался час, – пробормотал Мьетт. – И прошу вас учесть, мсье Арван, что это будет мужчина с длинной бородкой… А вот и он!

Пожилой мужчина в длинном сюртуке медленно приближался к пароходу, держа в руках билет и небольшую матерчатую сумку.

– Идем, скорее! – воскликнул студент. – Сейчас мы с вами повеселимся, да еще как!

И он устремился к недовольно посмотревшему на него старику.

– Газета «Сиз Ер»! – объявил Деода, остановившись перед стариком. – Нет, мы не из полиции, но, если понадобится, мы вызовем ее.

– Что вам нужно от меня? – пробормотал старик с сильным германским акцентом.

– Если вы не пойдете добровольно с нами, мне придется удалить вашу фальшивую бороду! – сообщил Мьетт. – Идем, на нас уже смотрят…

Пораженный Арван увидел, что старик кивнул головой, подошел к машине и без какого-либо протеста забрался в нее.

– Мсье Арван! – воскликнул Мьетт, – А теперь посмотрите внимательно на этого человека, только представьте его без бороды!

– О, небо! – воскликнул журналист. – Ведь это господин Кадиша!

* * *

Машина остановилась в безлюдном месте на дороге, и Де-ода Мьетт принялся рассказывать, тогда как господин Кадиша слушал, печально кивая головой.

– Плише был должен мне двадцать франков, – рассказывал Мьетт, – и я мог сколько угодно настаивать на возврате долга, он не отдавал мне деньги. Однажды я пошел к нему на кафедру; он в этот день занимался анатомией в прозекторской, но меня это не испугало. Открыв дверь в препараторскую, я услышал, как кто-то сказал:

– Я дам вам три тысячи франков, мсье Плише, три тысячи, вы услышали меня?

– Что вы собираетесь делать с этим… – проворчал мой приятель.

– Я антиквар, мсье, но я в то же время друг многих художников, своего рода меценат. Один из моих друзей мог бы стать новым Рембрандтом, будь у него достаточно денег. Я хочу дать ему эти деньги. Он мечтает о сюжетах… скажем, довольно зловещих, похожих, к примеру, на «Урок анатомии» великого мастера, моего соотечественника.

– Как, вы голландец?

– Да, это так. Моя сестра до сих пор живет в Голландии… Ах, я только и мечтаю закончить свои дни на этой благословенной земле… Но я пришел к вам не для того, чтобы рассказывать о своих чувствах, я пришел по делу. Вы помните этого бедолагу, что несколько дней назад скончался в больнице? Его звали Бутен… У него не было семьи, я знаю это, потому что когда-то я помогал ему… Мой друг-художник часто говорил, когда встречал Бутена, что бедняга как две капли воды походит на одно лицо с картины Рембрандта. Когда я спросил, на кого именно, он ответил, что это труп с картины «Урок анатомии». И он добавил, что, если когда-нибудь Бутен умрет, и его тело никто не востребует, после чего он попадет в зал для вскрытия, он очень хотел бы написать его. Теперь вы понимаете, сказал я господину Плише, почему я готов заплатить такие большие деньги за жалкие останки? Он буркнул мне в ответ, что, если об этой сделке узнают, его выгонят из Медицинского училища.

Вас никто не разоблачит; вы подпишете документы на похороны, положите немного песка в ящик, что послужит гробом для Бугена, и на этом для вас все закончится, Плише ответил мне, что он должен подумать.

Тогда я сказал, что думать уже поздно и передал ему пятьсот франков в качестве задатка. Остальное я пообещал ему передать через два дня, когда я смогу убедиться, что речь идет о нужном мне теле, а не каком-нибудь другом бедолаге.

– Хорошо, я согласен, – негромко ответил Плише.

* * *

– Я вернулся домой, – продолжал Мьетт, – и принялся листать иллюстрированные журналы, пока не наткнулся на гравюру, воспроизводившую легендарную картину Рембрандта. Я внимательно изучил бледное изможденное лицо трупа, послужившего объектом для экспериментов анатомов и внезапно понял, что он невероятно похож на господина Кадиша!

Я задумался, и через некоторое время мне показалось, что я нашел разгадку.

В свободное от занятий время мне удалось узнать, что господин Кадиша застраховал свою жизнь на огромную сумму в пользу своей сестры, жившей в Голландии, и что его магазин был застрахован от пожара, тоже на значительную сумму.

Я ежедневно посещал моего приятеля Плише в Медицинском училище, где он постоянно работал прозектором… Однажды я не увидел тела усопшего господина Бутена, и я сказал себе: «Господин Кадиша будет убит завтра!» Чуть позднее я добавил к своему предсказанию: «Его дом сгорит».

Логика этих рассуждений очевидна, не так ли? Тело господина Бутена исчезло днем; его увез господин Кадиша. Ему нужно было действовать очень быстро, так как у него дома тело не могло сохраняться так же долго, как в анатомическом театре.

Далее, мой приятель Плише должен был получить деньги через день после доставки зловещего груза. Что из этого следовало?

Что Кадиша должен был поспешить с использованием тела и сделать это на следующий же день, чтобы не платить Плише оставшуюся сумму в две с половиной тысячи франков. Гарпагоны[81]81
  Гарпагон – тип скупца в комедия Мольера «Скупой». Имя сделалось нарицательным для скряги.


[Закрыть] его класса используют любую возможность сэкономить.

Если бы Плише рассуждал примерно так же, как я, он бы догадался, каким образом с ним расплатится господин Кадиша. Но он не догадался.

Что произошло затем?

Кадиша сжег свою лавку, постаравшись, чтобы в Бутене, так похожем на него, опознали его самого. И он отправился в Голландию самым дешевым путем, так как экономия у него в крови; впрочем, я не думаю, что у него было много денег, почему он и выбрал пароход смешанного пассажирско-грузового типа. Ему нужно было поменять облик, и, как все преступники-новички, он прежде всего подумал про накладную бороду. Из-за своего удлиненного лица он остановился на длинной узкой бородке.

Вот и все.

Теперь, мсье Арван, вы можете отпустить этого придурка; я хочу стать журналистом, а не полицейским. Предупредите страховую компанию, чтобы Кадиша не ограбил ее, это вы можете сделать наиболее удобным для вас образом. Я думаю, что господин Кадиша и так достаточно наказан потерей своей лавки и всего антиквариата, что в ней находился.

Теперь мы можем вернуться домой, где вы напишете статью о деле Кадиша, если, конечно, вам захочется сделать это. Потом, если у вас останется немного свободного времени, я хотел бы прочитать вам свою работу по стилистике… Знаете, ту самую, где я сравниваю Карла Великого и Наполеона.

ИЗ СБОРНИКА «ЧЕРНЫЕ И ФАНТАСТИЧЕСКИЕ ИСТОРИИ»

Семь Замков Морского Царя
(Les Sept Châteaux du roi de la mer)

В небольшом голландском баре стоял невероятный шум. Два завсегдатая, выслушав по очереди сначала буйные порывы ветра снаружи, а потом дурацкий шум кабаре, положили на стол свои длинные трубки и показали своим молчаливым уходом, что они предпочитают свирепые выходки северной погоды человеческой глупости.

Группа выпивох, толпившаяся возле стойки, с восторгом напивалась за счет джентльмена в светлом костюме из бедфордского репса.

– Значит, вы уверены, что с этим снадобьем можно не бояться морской болезни?

Мужчина, которого можно было принять здесь за главное лицо, завладел бутылкой, которой размахивал джентльмен в костюме из репса.

– «Средство от морской болезни», – прочитал он. – Гм, это же просто замечательно!

– Этот состав особенно хорошо действует, – добавил механик в промасленной куртке, – если его развести в виски, в пропорции две капли на литр. Поэтому, милорд, вам нужно запастись нужным количеством виски «Белое и черное».

– Нет, здесь требуется ирландское виски! Это тоже прекрасный напиток! – проворчал кто-то из присутствующих. – Может быть, ящик этого виски найдется у нашего бравого кабатчика, которого зовут Уайтбруд?

– Мы можем начать с пробы, – ответил милорд. – Налейте всем присутствующим, мистер Уайтбруд!

– Включая сушеную треску, сидящую в углу!

Сушеной треской назвали бледного молодого человека, сидевшего в полусухопутной (или полуморской?) части зала и боровшегося с сильным опьянением.

– Отличная у вас идея, сэр, выбрать судно компании «Кастль-Лайн», – сказал механик. – Всегда приятно иметь на борту такого пассажира, как вы.

– Вот как? – сказал польщенный джентльмен.

– Конечно, им можно морочить голову, как кто захочет… Ай-ай-ай… Прошу прощения, патрон! Я уже порядком накачался, и начинаю молоть чушь… Вообще-то я не имел в виду вас, ведь вы – настоящий джентльмен…

– Мэлоун, мне придется вам разбить кое-что, – сказал офицер. – О джентльмене мы все будем заботиться…

– И, потом, на торговом судне меньше страдаешь от морской болезни, не так ли? – предположил мужчина в светлом костюме.

– Что? Это же может начаться в любом случае!

– На пароходе заболеваешь только потому, что видишь, как от морской болезни страдают другие пассажиры. Получается своего рода внушение примером.

– Моего учителя звали Хорнби, – воскликнул механик, – и даже он не смог бы сказать лучше: болезнь благодаря внушению примером!

– Да уж, отлично сказано! Но только не забывайте про виски…

– Налей всем, Уайтбруд! – заорал какой-то младший лейтенант, офицер коммерческого флота. – И не забудь «человека в углу»!

Жесткая рука кабатчика, казалось, оперирует над стойкой волшебным сосудом, из которого во все стороны выплескивались иризирующие на свету напитки Франции и Голландии.

Лейтенант принялся перечислять известные ему напитки, включая спиртное с майонезом, и бормотать о сиянии пьяных роз, коктейле из огня и свежих сливок.

– Налей всем, хозяин! – с трудом промямлил джентльмен, уже согнувшийся под напором урагана виски.

Лейтенант явно почувствовал симпатию к «человеку в углу», и они принялись поочередно провозглашать все более и более шумные тосты.

– Кто это? – поинтересовался офицер.

Бармен пожал плечами.

– Я впервые вижу его. Он мне дорого обойдется из-за израсходованной бумаги и чернил, так как ничего не делает, и только пишет, и начал писать он задолго до того, как вы пришли сюда с милордом.

– А сейчас он сделал заказ на всех, так что какая-то польза от него все же есть, – ухмыльнулся офицер.

Издалека донеслось странное мычание, словно жаловалось какое-то морское животное.

– Это «Грейсток» зовет нас, – воскликнул офицер. – Пора кончать шутки!

– Заказ для всех! – проревел джентльмен.

– Минутку! – попросил младший лейтенант. – «Человек в углу» хочет показать мне нечто забавное.

– Да, сейчас покажу, – сказал юноша. – Но мне нужны двадцать два стакана, иначе он не попадет в клетку.

– Милорд, – торжественно заявил механик, – «Кастль-Лайн» означает «Линия замков». Вы понимаете? Вы окажетесь в замке, настоящем морском замке!

Внезапно «человек в углу» посмотрел на говорившего и холодно сообщил:

– Их всего семь!

– Что там бормочет наша сушеная треска? – завопил механик. – Семь? Господи, да их же на самом деле шестнадцать, а он говорит – семь!

– Семь! – повторил молодой человек со странной твердостью.

Механик побледнел.

– И это мне говорит он, дырявая бумажная клизма! Мне, который проплавал больше двух десятков лет на судах компании «Кастль-Лайн»!

Сейчас сосчитаю: «Грейсток-кастль», «Пемброк», «Тюрленд», «Малкольм»…

– Не занимайтесь ерундой, оставьте свой список, – оборвал его молодой человек. – Есть только семь Замков Морского Царя!

– Ах, да, – сказал механик. – Конечно, он пьян, иначе не говорил бы подобные глупости.

В этот момент из рук Уайтбруда выпала только что откупоренная им для последней порции виски бутылка.

* * *

– Ууу… ууу… ууу… ууу… – проревела сирена.

– Четыре сигнала, пьяные барбосы! Ну-ка, живо сматывайте удочки! – взорвался офицер.

– Еще четыре стаканчика, – заскулил младший лейтенант. – Ведь я выпил только восемнадцать, а мне нужно выпить двадцать два, до того, как сумасшедшая птица Сандвичевых островов не окажется в клетке…

Офицер поднял его за шиворот, словно куклу, набитую опилками, и швырнул к дверям.

– Еще один нализавшийся! – ухмыльнулся механик.

– Четыре стаканчика… И сумасшедшая птица с Сандвичевых островов… – донеслось сквозь ветер через распахнутую дверь.

Бар опустел, если не считать молодого человека, на которого внезапно навалился сон.

Стоя перед ним, бледный Уайтбруд с безумным огоньком в глазах уставился на рисунок, сделанный пьянчужкой мелом на столе.

Это была грубо нарисованная толстыми меловыми линиями пустая клетка, перед которой разгуливала карикатурно изображенная птица, топорщившая пушистые перья.

– Я, кажется, не сплю, – пробормотал бармен. – И я сейчас нахожусь в своем баре, который называется «Веселый маяк». В зале горит свет, и передо мной храпит пьяный парень, нарисовавший безумную птицу с Сандвичевых островов и сказавший при этом, что нужно выпить двадцать два стаканчика… Да, именно двадцать два; потом он заговорил про семь Замков Морского Царя… Да приидет Господь нам на помощь!

* * *

Что затем сделал Уайтбруд?

Он едва успел прикрутить газ до размера ночника и запереть входную дверь на пару оборотов ключа.

«Веселый маяк» опустел, и выдвижной ящик кассы был небрежно оставлен открытым, словно коробка с вязаньем старой дамы.

Уютные голландские гульдены, фунты стерлингов с тонкими надписями, замасленные доллары, переливающиеся всеми красками марки, французские франки, словно напечатанные на шуршащем шелке, жесткие бельгийские франки, датские кроны, пропахшие тюленями, множество бумажек, слегка шуршащих и так неосторожно брошенные в момент болезненной тупости.

Потому что в углу зала оставался чужак, бедолага, у которого выпитое успокоило жажду, но пробудило опьянение.

Шуршание денег сейчас напоминало легкий шорох листвы, ожидающей начало грозы.

Может быть, эти звуки создавала рука, блуждающая в темноте, преступная жадная рука, протянутая к кассе?

Нет, это было загадочное полуночное существо, маленькое существо из мрака, заставляющее тикать свои часы в старой древесине стойки.

Чужак внутри, положивший голову на стол, и частично закрывший своими волосами странный рисунок, сделанный мелом; бармен, сражающийся снаружи с ветром, налетевшим с открытого моря и несущим мрачную угрозу судам, укрывшимся во внутренней гавани.

Сейчас бармен пересекает один из самых необычных кварталов порта, в котором перемешаны доки и улицы.

Узкий переулок неожиданно заканчивается пирсом, возле которого дремлет ржавое судно с трубой, изъеденной солью; два иллюминатора светятся желтым. Пирс ведет пешехода и неожиданно загоняет его в дверь-ловушку какой-то лавочки со стойкой бара, в которой еще раздаются запоздалые голоса.

Он очутился в тупике во мраке, более темном, чем тучи, похитители звезд; в глубине его угадывается вода, почти неподвижная, и только иногда медленно поднимающая и опускающая торчащие из темноты корабельные носы.

– Эй, Арктик! – кричит бармен.

Ветер приносит громкий скрежет жалующихся сухих шкивов и болезненный стон согнувшихся рей.

– Эй, Арктик! Эй, Бьорн! – снова кричит бармен.

На этот раз ему отвечает хлопнувшая на юте дверь; из помещения вырывается свет, красный и злобный, словно хищное животное, и выхватывает из темноты мачту, косые снасти и низко опущенную рею.

Уайтбруд немного отшатывается; свет помог ему разглядеть, что тупик был огрызком улицы, и что только один шаг отделял его от щели между стенкой пирса и бортом судна.

Из рубки слышен голос:

– Это ты, Уайтбруд?

Рука, возникшая в красном свете, помогает бармену перешагнуть через кучу хлама, оставляющего синяки у него на ногах.

Он очутился в скудно освещенной каюте; на него молча смотрят четверо больших светлоголовых мужчин.

– Надеюсь, ты пришел к нам не из-за пустяков, Уайтбруд, да ты и не стал бы беспокоить нас из-за пустяков.

Бармен поднимает руку почти торжественным жестом и говорит:

– В «Веселом маяке» сейчас находится молодой человек, который ведет разговоры о безумной птице с Сандвичевых островов и о семи Замках Морского Царя.

Мужчины, кажется, превратились в статуи; в каюте воцаряется мертвая тишина. Слышны только спутанное тиканье нескольких часов и астматическое дыхание Уайтбруда.

Потом Бьорн, самый высокий из четырех моряков с чистым строгим лицом священника соединяет руки.

– Господи, неужели это правда?

– Это бедный парень, и он очень пьяный, – говорит бармен.

Бьорн недоуменно разводит руками.

– Может быть, – продолжает бармен, – это всего лишь пьянчуга, случайно услышавший…

По лицу Бьорна пробегает судорога, и оно становится жестким.

– Случайно услышавший то, что ему не стоило слышать. Тем хуже для него в этом случае.

– Тем хуже, – дружно повторяют остальные.

Добродушное лицо Уайтбруда выглядит немного растерянным, но он торопливо произносит:

– Я согласен с вами.

Бьорн накидывает тяжелую шубу северного моряка.

– Идем, Уайтбруд.

Они идут навстречу ветру, гоняющему уличный мусор, идут к «Веселому маяку».

* * *

Бьорн посмотрел на спящего с тревожным вниманием, оставившем глубокие морщины на его лице.

– Ради Бога, хоть бы он скорее проснулся! – пробормотал он.

Словно откликнувшись на его просьбу, юноша глубоко вздохнул и поднял голову, тяжелую он кошмарных снов.

– Пить!.. – пробормотал он.

Уайтбруд протянул ему стакан газировки, в котором плавали кружки только что нарезанного лимона.

Юноша жадно выпил воду и с удовольствием принялся жевать сочную дольку лимона.

Его взгляд, сначала расплывчатый и блуждавший, старательно обходя при этом острые углы, постепенно сконцентрировался и остановился на частично стертом рисунке мелом на поверхности стола.

Он поднял руку, чтобы стереть рукавом остатки рисунка, но его остановил Бьорн.

– Простите, – резко произнес он. – Но мы пришли сюда ради него. Как вы говорили? Эта птица…

– Я ничего не говорил, – проворчал юноша.

– Да, сейчас вы ничего не говорили, но совсем недавно вы использовали свой хорошо подвешенный язык, чтобы говорить об очень странных вещах…

– Я говорил о странном? – пробормотал автор рисунка мелом.

– Да, об очень странном.

– Ну и что? Я же нализался, как свинья… Конечно, я мог нести всякую чепуху… Но я сейчас ничего не помню…

– Хорошо, в этом случае вам и не нужно ничего говорить, – подчеркнуто добродушно заявил Бьорн.

Потом он наклонился к молодому человеку и доверительно поинтересовался:

– Вы сейчас оттуда?

– Откуда я? Что вы имеете в виду?

– Лиуварден?[82]82
  Лиуварден – город в Нидерландах, известный своей тюрьмой.


[Закрыть]

Юноша потупился.

– Откуда вы узнали? – смущенно пробормотал он.

– А ваша физиономия? Вы забываете, что тюрьма надежно метит лицо арестанта белой краской. Своего рода фирменный знак, который исчезает после жизни на свежем воздухе и благодаря хорошему питанию, – сказал Бьорн, засмеявшись.

Незнакомец закрыл глаза, и по его бледной, жутко бледной щеке скатилась слеза.

– Простите, – сказал Бьорн, – я не хотел причинить вам боль. Видите ли, тюрьма не означает в жизни человека ничего особенного, это ведь не диплом об окончании университета… Что с вами?

Глаза у юноши странно расширились, его сотрясала крупная дрожь.

– Прости меня, Господи, – воскликнул Бьорн. – Этот мальчуган умирает от голода!

– Да, я не отказался бы немного перекусить, – слабым голосом проговорил юноша.

То, что последовало за этим, можно назвать поэмой, гимном, триумфальным маршем, мгновенно организованным Уайтбрудом.

Неожиданно выяснилось, что буфет таверны для голландских моряков скрывает в себе фантастическое богатство съедобного.

Это настоящий лабиринт блюд и разновидностей съестного, в котором можно заблудиться, и в котором с трудом прокладываешь себе путь через груды невероятно вкусного мяса, гигантские емкости желе, удивительно ароматные фрукты.

Под восхищенным взглядом голодающего столы таверны заполнились едой, словно по команде волшебной палочки.

Небольшие булочки, осыпанные белоснежной мукой, настоящий бастион желтого масла, сочащиеся розовым жиром длинные ломти копченого лосося, груды свежих креветок, плавники ската в желе, большие куски сыра, цепочки сосисок, жареная камбала – трудно перечислить все съестное, появившееся на столе.

– Ешьте, ешьте и еще раз ешьте! – скомандовал Бьорн. – Сытость подталкивает к откровенности. У полного желудка не бывает секретов.

И он вывалил в тарелку своего подопечного огромную сковороду яиц, зажаренных с ветчиной.

* * *

– А теперь? – спросил Бьорн, когда юноша, насытившись, отложил нож и вилку.