Текст книги "Выдавать только по рецепту. Отей. Изабель"
Автор книги: Жан Фрестье
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 34 страниц)
На сцене по-прежнему как бы ничего не происходило. Высокий брюнет – это был, несомненно, режиссер, попросил принести ему текст пьесы. Похоже, что Изабель забыла какие-то слова, а может быть, и перепутала реплики. Порядок был восстановлен. Поль вдруг почувствовал, что рядом с ним с левой стороны кто-то сидит. Несмотря на темноту, он тотчас узнал Маривонну. Не давая ему опомниться от удивления, она схватила его за руку со свойственной ей непринужденностью, которая так нравилась ему.
– Что ты тут делаешь? – спросила она.
Он потянулся губами к ее маленькому и холодному уху:
– Меня не пригласили, а мне так хотелось увидеть Изабель на сцене.
Встав с кресла, она потянула его за собой в темный коридор. С Маривонной все было легко и просто. Неожиданно она прижалась к нему и обвила его шею руками.
– Я так боялась, что ты уедешь из Парижа, так и не повидавшись со мной.
– Как ты могла подумать такое? – сказал он. – Какое счастье, что ты здесь.
Он и в самом деле чувствовал себя таким несчастным и заброшенным, что вконец расчувствовался. На его глазах выступили слезы. Неужели он незаметно для самого себя привязался к Маривонне?
– Пойдем отсюда, – позвала она, – они будут еще долго репетировать.
– Мне хотелось поговорить с Изабель.
– Ты еще увидишь ее. Тут напротив есть кафе, где постоянно собирается вся команда. Она обязательно туда зайдет вместе со всеми.
Даже в слабом свете уличных фонарей Маривонна ослепила его красотой и свежестью. В маленьком кафе, куда они вошли, она показалась ему особенно обворожительной. Сидя рядом с ней на скамье, Поль все еще не переставал удивляться. Вот уже во второй раз она оказывалась вовремя в нужном месте. Впрочем, тот первый раз в Тарде можно не считать. Тогда у него были исключительные обстоятельства. И потом, чтобы составить определенное мнение о человеке, необходимо на какое-то время расстаться с ним. Маривонна была прекраснее, чем представлялась ему по памяти. Каждое слово и каждый жест в этот вечер, несомненно, будут бережно храниться в ящике его воспоминаний. Однако этот ящик уже вырос до размеров сундука. Отныне Поль будет в нем хранить лишь самые ценные вещи. Также без некоторого волнения он заметил, что эта девушка с тонким профилем и спадавшей на лоб короткой челкой темных волос напоминала ему звезду немого кино Луизу Брук, в которую он был в свое время без памяти безнадежно влюблен. Возможно, в конце двадцатых годов – да и что он мог знать о том времени? – девушки были менее раскованными, чем Маривонна? Она, безусловно, была рада, что встретила Поля. Она повисла на его плече, нисколько не смущаясь того, что ее дружок вдвое старше ее. Ей было все равно, что о ней подумают редкие посетители кафе. Скорее это он сам испытывал некоторое смущение. Ему казалось, что в его сторону направлены осуждающие взгляды. И это портило то блаженное состояние, в котором он пребывал последние четверть часа. Она говорила слегка приглушенным голосом, как жалела о том, что слишком мало погостила у него в Тарде.
– Я могла бы остаться и подольше, но боялась наскучить. У тебя был все время такой озабоченный вид.
– Это все из-за Изабель, из-за ее внезапного отъезда.
– Да, я знаю, что ты влюблен в нее.
– И что ты думаешь об этом?
– Я предпочла бы, чтобы ты влюбился в меня.
– Так я и влюблен, но только совсем по-другому.
Она засмеялась:
– Нет, вовсе не по-другому. Точно так же. Только с той разницей, что ты любишь ее больше, чем меня.
– Тебя это не шокирует?
– Нисколько, больше огорчает. Из-за тебя. Если бы я могла тебе дать Изабель…
Он нахмурил брови:
– Ты уверена, что именно этого я хочу?
– Я понимаю, ты хочешь найти компромиссное решение, но тебе не удастся его найти.
Он был восхищен ее мудростью не по годам. И спросил, что думает на этот счет Изабель. Маривонна уклонилась от ответа. Он подумал, что между девушками существовала некая дружеская солидарность, которую ему не следовало бы нарушать.
Она взяла его руки в свои:
– Хочешь, я проведу эту ночь с тобой?
– Конечно, хочу.
– Тогда я пойду звонить. Мне надо договориться.
Он подозвал официанта и спросил жетон. Благодарно улыбнувшись Полю, Маривонна направилась в сторону туалета. «Боже, – подумал он, – почему я не родился на двадцать лет позже в окружении этих восточных красавиц, которые говорят вам „спасибо“ за то, что вы соблаговолите переспать с ними. Как же мне не везло всю мою разнесчастную жизнь! Поколение детей войны и недоучившихся студентов. И вот теперь я, старый сучок, тянусь за этими юными созданиями. И, несмотря ни на что, мне кое-что обламывается, настолько им хочется доставлять удовольствие. Пора делать уколы, продлевающие жизнь. С этого вечера не возьму в рот ни капли спиртного. В этом прекрасном мире стоит жить подольше». И словно в подтверждение радужным мыслям, открывающим новые горизонты, входная дверь в кафе отворилась, впуская вновь прибывших. Вслед за Изабель вошла незнакомая Полю девушка. Она была ниже ростом, но достаточно миловидная. Затем появились и два парня, которых он недавно видел на сцене. Заметив отца, Изабель слегка вздрогнула, а затем прошла к его столику и чмокнула его в щеку.
– Я разглядела твою фигуру в зале. Ты шпионишь за мной?
– В каком-то смысле, да.
Она представила своих друзей:
– Луизетта, Бернар и Ален, наш режиссер. А это мой отец.
«Так тебе и надо, старый хрыч, – мрачно подумал он, – еще ни разу ты не был отцом хорошенькой актрисы, чьи приятели годятся тебе в сыновья».
– Присаживайтесь, дети мои.
Немного смутившись, молодые люди расселись вокруг стола. Они не сразу решились заказать себе по кружке пива. Вернувшаяся из туалета Маривонна внесла некоторое оживление в приунывшую было компанию.
– Я еле вытащила Поля из зала. Бедняга забился в темный угол и не хотел оттуда выходить.
– Тебе не надо было приходить, – сказала Изабель, обращаясь к отцу. – По крайней мере не сейчас. Эти первые репетиции наводят тоску.
– Почему? Мне было интересно. По поводу вашего ремесла у меня возникло множество вопросов. И вот один из них: есть ли у артиста какая-то часть свободы между заученным текстом и указаниями режиссера, имеющего свое представление о постановке спектакля?
Теперь он обращался уже к высокому брюнету. Тема для разговора была обозначена. Ему предстояло выслушать немало банальностей. Что ж, он потерпит. Ален начал говорить что-то занудное о дистанцировании, раздвоении личности, актерских внутренних резервах. Поль покачивал головой, как бы соглашаясь с оратором. В действительности его больше интересовал Бернар, все это время хранивший молчание. Если перед ним сидел тот самый Бернар, о котором ему говорила Изабель, – а интуиция ему подсказывала, что это так и было, – он представлял его совсем другим. Он не понравился ему с первого взгляда. И если отбросить в сторону ревность, которую он испытывал к этому молодому человеку, он все равно не мог понять, что Изабель нашла в нем. По правде говоря, он отметил несомненное сходство между Бернаром и собой. И если Изабель изменяла ему с этим мальчишкой, – в чем он не сомневался, поскольку он почувствовал себя в этот момент прозорливым рогоносцем, – он уже был готов смириться. Ревность не приемлет разнообразие вкусов. Внезапно ему показалось, что он третий лишний. Я – взрослый человек, он – юнец. Я – толстый, он – тонкий. Я и в молодости не был таким жгучим брюнетом, как он. Признав, что на стороне Бернара была молодость, с которой он давно распрощался, Поль совсем загрустил.
И все же ему хотелось завоевать расположение молодых людей. И поскольку разговор о театре продолжался, он решил задать несколько вопросов Бернару. Где он учился? Готовится ли поступать в консерваторию? За него ответила Изабель:
– В наше время эти вещи не имеют значения. Главное раскрутка. И если есть склонность к чему-то и воля к победе, приходит успех. Это раньше делали карьеру. Теперь эти слова почти ничего не значат.
Поль не стал спорить с ней. Он знал, что это бесполезно, как разговор немого с глухим. Возрастной барьер ему не преодолеть. И лишь со злорадством он подумал о том, что театр переживал не лучшие времена. И весь этот заносчивый молодой народ станет в лучшем случае секретарями и страховыми агентами. И все-таки ему хотелось разговорить Бернара. И, как бы прочитав его мысли, молодой человек вступил в разговор.
– Изабель рассказала мне, что вы пишете, – произнес он. – О чем же конкретно идет речь в ваших книгах?
Мальчик был не таким простаком, как казался. И вопрос был под стать ему, достаточно каверзный. Поль хотел было ответить, что он больше известен под псевдонимом Франсуа Мориак, но, отбросив в сторону амбиции, рассказал, чем в самом деле занимался. В данный момент ничем особенным, но это позволяло ему сводить концы с концами, что само по себе уже и не так плохо.
– В каком-то смысле, – добавил он, – мое занятие мало чем отличается от вашего. Труд тот не приносит мне лавров, но зато по душе.
– Прекрасно, – произнес Бернар таким тоном, словно собирался вручить этому скромному старому трудяге почетную грамоту.
Полю стало стыдно за свое недавнее злопыхательство. Однако проблема возраста по-прежнему не давала ему покоя. И хотя он не был ни в чем виноват, ему казалось, что с этой точки зрения он очень уязвим. Рука Маривонны опустилась на его плечо. И он сразу почувствовал себя намного комфортнее. Он заметил, что и Луизетта, на которую он почти и не смотрел, придвинулась поближе к режиссеру. Похоже, что роли распределились. Ему ничего не оставалось, как распрощаться, хотя бы временно, с Изабель. Поль предпринял последнюю попытку. Не хотят ли молодые люди пообедать вместе с ним? Его предложение не вызвало у них никакого энтузиазма. Изабель сослалась на то, что ее к обеду ждет мать. Ален собирался еще поработать с Бернаром и Луизеттой. Нет, они никак не могут. И одна лишь Маривонна, напротив, заявила, что голодна. Поль вызвал удивление и даже молчаливое неодобрение со стороны молодых людей, когда сказал, что пойдет звонить, чтобы заказать столик в хорошем ресторане. «Они еще в том возрасте, когда довольствуются бутербродами», – думал он, спускаясь по ступенькам к телефонной кабинке между двумя вонючими писсуарами. Что же до него, то всем удовольствиям на свете, если за них пришлось бы расплачиваться скукой, долгим ожиданием и усталостью, он предпочел бы полный покой и одиночество. В то же время он мог поступиться своими принципами, если для обеспечения комфортных условий было достаточно одного телефонного звонка.
Когда, заказав столик на двоих в самом уютном уголке своего любимого ресторанчика, он вернулся в общий зал, то по некоторому оживлению, с которым его встретила молодежь, он понял, что только что речь шла о нем. Теперь это уже не имело для него никакого значения. Он пожал всем руки, поцеловал в щеку Изабель и вместе с Маривонной вышел из кафе. Поль повел девушку к ближайшей стоянке такси. Открыв дверцу, чтобы пропустить вперед свою спутницу, он с шумом плюхнулся на сиденье рядом с ней.
– Они очень надоели тебе?
– Нисколько. Напротив, мне понравились твои друзья. Но я рад, что мы наконец остались одни. С тобой я чувствую себя на равных, как будто ты – взрослый человек.
– Ты не ошибся. Я уже давно выросла.
Они пообедали в ресторане, где стены были обиты таким звукопоглощающим материалом, что был не слышен звон тарелок. Маривонна с ее уверенными движениями, немного приглушенным голосом и слегка самодовольным видом, нравилась ему все больше и больше. Еще совсем недавно, выходя из кафе, где он оставил Изабель в чужих воровских руках, он чувствовал себя совсем неважно. Сейчас же он избегал произносить вслух имя Изабель. Он расспрашивал Маривонну о том, как жила столь прелестная особа, дочь состоятельных родителей. Она оказалась отъявленной бездельницей. Нет, он вовсе не ставил ей это в упрек. Замуж она пока что не собиралась. Она ходила в кино, встречалась с друзьями, немного читала. Путешествия? Нет. Зачем?
– Я такая ленивая.
– Как я тебя понимаю!
– Мне бы жить в гареме.
– Там нет мужчин.
– У меня был бы султан.
– У султана полно дел.
– Ну тогда есть другие девушки.
– Ты любишь девушек?
– Все любят их.
Поль удивился:
– Как это все?
– Потому что на них приятно смотреть. У них красивые глаза, гладкая кожа, ровные белые зубы.
– А как же мужчины?
– Это совсем другое дело.
– Может быть, наоборот?
– Нет, не наоборот. Просто другое дело. Мне трудно объяснить тебе.
Маривонна и не старалась. С ней было вовсе не скучно. Она избегала произносить что-то категорическим тоном, чем и нравилась Полю. А главное, она умела слушать. Когда по ходу их разговора от нее требовалась ответная реплика, то она высказывала вслух далеко не глупые и вполне законченные мысли.
– Что ты сказала своим родителям?
– Что отправляюсь к друзьям за город и вернусь только завтра.
Вот как! Проще пареной репы. Интересно, что говорит матери в таких случаях Изабель? Конечно, то же самое. Оказавшись невольным соучастником девичьей лжи, Поль нахмурился. Его мысли вернулись к Изабель. И виной всему была Маривонна, чье легкое отношение к жизни лишало его половины предвкушаемого удовольствия. Он никогда не посещал сеансы психоанализа, и потому в его сознании такие понятия, как удовольствие и грех, были по традиции неразрывно связаны. Подобное умонастроение, отравившее лучшие годы его жизни, с возрастом, казалось, оставило его. И вот, на тебе! Все возвращается на круги своя. Он был не так глуп, чтобы не понять истинной причины своего состояния. Наблюдая как бы со стороны за тем, как две антагонистические силы вели внутри него борьбу не на жизнь, а на смерть, он вдруг заметил, что верх берет именно та сила, что была изначально слабее. Добродетель, похоже, восторжествовала.
Гостиница располагалась неподалеку от ресторана, где они обедали. И потому они отправились до нее пешком. Когда его совесть была нечиста, Поль так и не научился без смущения спрашивать ключ у портье. Вот и сейчас, переступив порог гостиницы в сопровождении молоденькой спутницы, он опасался осуждающего взгляда. Однако все прошло как нельзя лучше. Пропустив вперед Маривонну, он направился взять ключ. Дежуривший за стойкой старичок лишь рассеянно взглянул на него, не отрываясь от своей газеты.
О! Эти гостиничные номера! Потолочный свет. И платяной шкаф с зеркалом во всю стену. Сейчас в нем отражалась Маривонна в коротком черном пальто с маленьким высоким воротничком под леопарда. Он помог девушке снять пальто, затем включил лампу у изголовья кровати. Она скинула туфли на высоких каблуках. И тут же стала немного ниже ростом.
Полю уже был знаком весь ритуал, в который она превращала любовную игру. Нельзя сказать, чтобы он полностью принимал навязанные ему условия, поскольку это противоречило бы его привычкам. И все же он не мог не оценить старания Маривонны, возводившей в культ физическую близость. Конечно, у него были немного другие взгляды на технику исполнения, но он отдавал должное ее богатой фантазии. Для разогрева от него требовалось проявить немного внимания, а затем он должен был полностью уступить инициативу девушке. Поль сознавал, что в том священном храме, чьи двери столь гостеприимно распахивались перед ним, он был всего-навсего временным почетным гостем. И все-таки Маривонне удалось держаться на определенной дистанции. Она, похоже, не ждала от него ответных действий. Ей нравилось, когда вокруг было много свободного пространства. Она предавалась любви при свете лампы. С ее губ не сходила радостная улыбка. И только под конец девушка склонилась над ним, как бы разрешая заключить ее в объятия. Немного погодя, все также на расстоянии от него, она заснула, протянув в его сторону тонкую руку. Ему не оставалось ничего, как вернуться к своей религии, которую он исповедовал всю свою сознательную жизнь. И тут проверка совести началась. В глубине души он был более чем доволен разыгранным только что спектаклем. Хороша, чертовка! Ни малейшего намека на вульгарность. Ни стонов, ни криков. Только несколько счастливых и сдержанных вздохов. И огромное желание получить высокую оценку за свое мастерство. Короче говоря, с ее стороны в это дело было вложено много души. Полю было бы грех жаловаться. Он нисколько не жалел о том, что произошло. Имел ли он право осуждать кого бы то ни было за легкое отношение к жизни? Маривонна была открытой для него и, несмотря на какие-то индивидуальные предпочтения, позволила бы ему все, чего бы он только ни пожелал. «Маривонна, – думал, засыпая Поль, – это настоящий антипод Сони. Так почему же я не могу любить ее?»
Их разбудил телефонный звонок. Через неплотно сдвинутые оконные шторы в номер проникал яркий дневной свет. Поль взглянул на часы. Было десять утра. Он снял трубку. Ему показалось, что он ослышался, и потому попросил дежурного повторить.
– Одну минутку, – попросил он.
Маривонна смотрела на него с улыбкой. Он погладил ее щеку:
– Это Изабель. Она хочет видеть меня. Что сказать ей?
– Скажи, чтобы поднялась.
Он взял вновь трубку:
– Пусть поднимется. – И положил трубку. – Тебя это не смущает?
– Какой ты чудной! Что нам от нее скрывать, если и так ей все известно?
В дверь постучали.
– Может, ты откроешь?
Маривонна вскочила с постели и повернула ключ в двери.
– Надо же! Ты здесь, – произнесла Изабель. – Как глупо, что я не подумала об этом сразу.
Маривонна вновь забралась в постель, в то время как Изабель, обогнув ее с другой стороны, нагнулась, чтобы поцеловать отца.
– Я разбудила вас?
– Уже пора вставать. Мы хорошо выспались. Что случилось?
Она села на край кровати:
– Ничего серьезного. Я могла бы попросить у мамы, но она, скорее всего, мне откажет.
– Тебе нужны деньги?
– Точно. И заметь, что я тебя не часто прошу об этом.
– Верно. Возьми мой кошелек вон там на столе.
И он великодушно выдал ей вдвое больше денег, чем она просила. Она положила их в свою сумочку.
– Сними пальто, – сказала Маривонна. – Ты не хочешь позавтракать вместе с нами?
– Я уже кое-что перехватила. Но могу остаться, чтобы посмотреть, как это делаете вы.
Она и в самом деле смотрела, как они, сидя в постели, уписывали за обе щеки свой завтрак. Устроившись у них в ногах, Изабель с интересом наблюдала, как они намазывают маслом булочку.
– Ну как твоя репетиция? – спросила Маривонна. – Она поздно закончилась?
– Не знаю. Я не пошла на нее. Сразу же после того, как вы ушли, я вернулась домой.
Поль не верил ни одному ее слову. У него сложилось впечатление, что Маривонна задала такой вопрос только для того, чтобы успокоить его. Сколько же своих делишек они уладили таким способом? Поль уже не осуждал девушек за сговор. С одной стороны, он был признателен Маривонне за то, что она вроде бы искренне неплохо к нему относилась, а с другой – его обезоруживала улыбка Изабель. Он увиделся с ней, и это главное. На ней была коротенькая юбочка и пуловер, волосы она подобрала в пучок, а личико было таким же невинным, каким оно было знакомо ему во времена их совместного пребывания в Тарде. Взяв с постели поднос, она поставила его на столик.
– Какой же у вас довольный вид! Я даже завидую вам.
Она скинула туфли и улеглась на постели между ними. Как бы случайно, она коснулась щекой обнаженной груди Маривонны. Чмокнув подругу, она повернулась к Полю. И в этот момент почему-то все трое одновременно ощутили легкое смущение. Изабель инстинктивно прижала к себе коленки, словно кто-то ударил ее в живот.
Поль первый пришел в себя:
– Ты помнишь, что завтра четверг? Ты пойдешь на коктейль?
– Да, конечно. А Маривонна?
– Если пригласят меня, то пойду.
– Я приглашаю тебя, – сказал Поль.
Он протянул правую руку, чтобы погладить Маривонну по голове. Но получилось так, что он прижал к себе Изабель.
– Глядите, – воскликнула Изабель, показывая пальцем на зеркало в шкафу, – какая прелестная троица!
– Да, в особенности я, – заметил Поль.
Теперь ему было уже комфортно и хорошо. Он справился с волнением, охватившим его в первые минуты после неожиданного прихода Изабель. Он всегда опасался сюрпризов, от которых не знаешь, что и ждать.
Изабель посмотрела на часы:
– Ну, мне пора уходить.
Она обулась, надела пальто, поблагодарила отца, поцеловала в щеку сначала его, затем Маривонну:
– До завтра.
Маривонна потянулась в постели, обнажив крепкие груди.
Поль потянулся к ней.
– Ты можешь секунду подождать? Я закрою дверь на ключ.
Она поднялась и повернула ключ в двери, не догадываясь о том, что в комнате остался запах ландыша, напоминавший ему о златоволосой Изабель.
В Маривонне он ценил более всего то, что она никогда не говорила ему «нет». Предлагал ли он заняться любовью, пойти в кино, зайти в бар или навестить друзей, она тут же с легким сердцем соглашалась. И никто на свете, в том числе ее родители, не были для нее препятствием. Она порхала по жизни легко и беззаботно, как бабочка. Во всяком случае, так думал Поль. После длительного пребывания в одиночестве ему казалось, что Маривонна открыла ему глаза на мир, где все стремительно изменялось, в том числе нравы. И он находил этот новый мир прекрасным. Он бежал от жизни, и вот теперь все изменилось: люди вступили на поверхность луны, а молодые девушки занимались любовью, когда хотели и с кем хотели.
– Ты ведь можешь еще погостить в деревне? – спросил он после того, как провел с ней двое суток подряд.
На следующий день она вышла из гостиницы, чтобы купить себе лифчик, трусики и колготки. Теперь она чувствовала себя подготовленной к любым поворотам судьбы. Они отправились обедать в ресторан, где были почти что завсегдатаями.
– Нам предстоит тяжелый день, – сказал Поль. – Ты можешь мне не поверить, но я ограничусь лишь малым графином вина.
Она любила подчиняться ему, стоило ему только сказать, что он ждал от нее. Поль не переставал удивляться, с какой ловкостью она расправлялась с рыбным блюдом. Ее тарелка выглядела пустой, в то время как на его лежала груда костей.
– Я хочу задать тебе один деликатный вопрос, – сказал он.
– Задавай. Я слушаю.
– Ты любишь Изабель?
Она улыбнулась:
– Да, я люблю ее.
– И как ты любишь ее?
– По всякому. Но наши отношения всегда оставались целомудренными. Разве не это ты хочешь узнать? Я вовсе не нимфоманка. И могу сдерживать свои порывы.
– Ты права. Но все-таки с Изабель ты могла…
– Зачем? Наша дружба и без того крепкая.
– Как ты считаешь, Изабель могла бы пойти на это?
– Изабель любит меня. Мне кажется, что она испытывает те же чувства, что и я.
Поль не стал больше расспрашивать ее. Он задумался. В самом деле, что он понимал в женской сексуальности? В его времена на эту тему не вели широких дискуссий. Поддерживая легкую беседу с Маривонной о том о сем, он не переставал задаваться все тем же отнюдь не новым для него вопросом. Если говорить языком Фрейда, то его «сверх-я», открытое у отцов, питающих исключительную страсть к женщинам, обмануло его и толкнуло на совсем не свойственный ему путь. Имитируя не подходящую ему модель, он делал ложные ходы. О чем же тогда говорят три неудачных брака? Это было лишь потерянное время для него. И вот теперь он стоит с пустыми руками на пороге старости. С Маривонной у него все было гладко лишь потому, что она не ждала от него никаких конкретных действий. «Вот такая женщина мне и была нужна», – подумал он. Тут он заметил, что был еще лишь час дня, а они уже пообедали. В детстве его возмущало точное время обеда и ужина, которому строго придерживался его отец. С годами эти часы вошли и у него в привычку. И он уже и сам не понимал, как это произошло с ним.
Он рассуждал об этом в такси, сидя бок о бок с прелестной и свежей Маривонной. Он направлялся на встречу с Максом Лафлером, о чем договорился накануне.
– Вот будет потеха, если поговорить с Максом о моем «сверх-я».
– Что ты сказал?
– Я рассуждаю вслух. Ничто не может вызвать больший гнев Макса, чем упоминание о психоанализе.
– Что касается меня, то я не собираюсь говорить с ним об этом. Какой он, твой друг?
– Довольно жесткий человек. Но, поверь мне, если что-то и может смягчить его, то только присутствие красивой женщины.
Дом в квартале Сен-Жермен-де-Пре, где жил Лафлер, не отличался ничем примечательным от других соседних зданий. Вот только на первом этаже располагались антикварная лавка и книжный магазин, которые служили Полю ориентиром, поскольку он никогда не помнил номеров домов. Они пересекли двор, похожий на темный колодец, затем вскарабкались на седьмой этаж по лестнице с веревочными перилами. Казалось, преодолев длинный коридор, они вышли на крышу. Но не тут то было! Им пришлось подняться еще на один этаж, чтобы выйти на площадку, освещенную единственным фонарем, забитую газетами и журналами. Посреди всего этого хлама возвышался холодильник, обклеенный нелепыми яркими обоями, доставшийся Максу в наследство от бывших квартиросъемщиков.
Поль постучал в дверь, поскольку звонок был безнадежно сломан вот уже несколько лет. По правде говоря, в нем не было никакой нужды. Макс открыл дверь, протянул руку Маривонне, которую Поль пропустил вперед.
– Проходите. Я навел тут какой-никакой порядок. Присаживайтесь.
Он вышел на площадку, чтобы взять лед из морозильника. Поль знал заранее, чем все закончится. Не пройдет и десяти минут, как у каждого в руке окажется по бокалу, после чего можно будет передохнуть. В этой тихой, достаточно просторной и освещенной мягким светом комнате все способствовало отдохновению. Он уже предупредил Маривонну, что после первого бокала надо встать и, чтобы размять ноги, подойти к книжным полкам. Вся атмосфера этой комнаты, в том числе сам хозяин, за речью которого было трудно уследить, поскольку он без конца перескакивал с одной темы на другую, располагали к состоянию полной отрешенности и прострации. Во время долгих бесед с Максом Поль взял в привычку неожиданно прерывать тем или иным конкретным замечанием поток его слов, чтобы придать какую-то живость их общению. Был еще другой, совсем простой способ сдвинуть с места тяжелый камень, в который превращался их разговор. В гостях у приятеля Поль часто злоупотреблял алкоголем и напивался до состояния риз. Потом он говорил, что у Макса слишком «заразная» выпивка, забывая о том, что и сам не противился приобщиться к этой заразе.
– Не мог ли я вас где-то встречать раньше? – спросил Макс, обращаясь к Маривонне.
– Возможно, – ответила она.
Впрочем, она была уверена, что где-то видела этого высокого худощавого человека с глубокими морщинами на лице и жестким ежиком волос.
– Мне кажется, это было года два назад в Сен-Поле у Ларжье, – сказал Макс.
Он оказался прав. Они вспоминали собравшихся в тот вечер гостей. Макс был знаком со всеми владельцами фешенебельных вилл в Бретани и на Лазурном берегу. «Достаточно разговорчивый сорокалетний холостяк и к тому же неплохой игрок в покер, – сказал он, – ну чем не находка для хозяйки дома? Ему находят место в тесной комнатке с умывальником. И за столь скромную оплату он готов на все услуги». Макс любил свет, но был отнюдь не светским человеком. Ему не хватало гибкости, и он был слишком прямолинеен в своих высказываниях. Он пользовался славой неуживчивого человека, что удивляло его. «Никто не видит, – откровенничал он перед друзьями, – что я похож на вылезшего из своей норы тощего мышонка, который кусается лишь потому, что умирает от страха».
– Вы заметно подросли со времени нашей последней встречи, – сказал он, обращаясь к Маривонне. – Простите меня, но я запомнил вас еще ребенком. Правда, это было прелестное дитя.
– Так ведь уже прошло целых два года.
– Да, вы правы. Не сердитесь на меня. Со мной недавно произошел забавный случай. Встречаю я случайно одну из моих кузин, а она знакомит меня со своим любовником. Я должен объяснить вам, в чем, собственно, дело. Моя матушка после смерти моего дяди взяла к себе мою двоюродную сестру. И в квартире, где я долго жил лишь с родной сестрой, появилось множество всяких игрушек и кукол. И вот когда я увидел перед собой любовника моей кузины, у меня закружилась голова. Я посадил кузину в такси и привез в этот дом, чтобы посадить на этот диван. Мне надо было как следует рассмотреть ее, чтобы понять, какая разница лет нас разделяет.
– Маривонна в самом деле очень молодая, – заметил Поль.
– И это хорошо. Я вовсе не осуждаю ее.
– За что ты можешь осуждать?
– Ты не понимаешь, – сказал Макс, поднимаясь со своего места. – Не знаю почему, но ты всегда цепляешься к моим словам.
– Да ничуть.
– Тогда выслушай меня. Я сейчас постараюсь все объяснить. Разумеется, что присутствующая здесь Маривонна – прелестная молодая женщина. И я вслед за тобой преклоняюсь перед ней. Вот моя кузина – совсем другое дело. Это одна из тех глупостей, которую человек совершает в тот момент, когда кажется, что почва уходит из-под его ног. И когда все позади, то перед ним возникает новая, еще более сложная проблема.
– Ничто не проходит даром, – сказал Поль.
– Да, это в самом деле так. У каждого должны быть свои береговые ориентиры, которые нельзя терять из виду. Понимаешь, словно ты плывешь на корабле по морю во время высокой волны.
– Бывают такие моменты, когда берега и вовсе не видно, – сказал Поль.
– Вот в этом-то и дело. Мы с тобой пьяные моряки и потому теряем из виду бакены, а на суше способны заблудиться в трех соснах. Постой, совсем недавно я написал кое-что на эту тему. Хотите, я прочитаю вам? Маривонна, вам не будет скучно?
– Напротив.
Он порылся в кипе бумаг на столе.
– Нет, все не то. Какой бордель! Вот письмо от Андре Ламбера по поводу одной моей статьи, которая была напечатана в «Рапид».
– Несколько дней назад я встречался с Андре.
– Да, знаю. Возможно, мы увидим его сегодня у Махона. Впрочем, что там еще делать? Вот я и поговорю по душам с твоим Ламбером.
Он прочитал вслух письмо Ламбера. Поль слушал довольно рассеянно и потому не понял, что в этих пространных рассуждениях могло вызвать столь сильный гнев Макса. Но он предпочел промолчать.
– Давай лучше поговорим о вехах и бакенах.
– Согласен.
Макс отпил глоток вина и уселся поудобнее в кресло.
– Для начала надо, чтобы я объяснил тебе…
– Нет, ничего не надо объяснять. Сначала почитай, а потом поговорим.
Макс читал с интонацией, присущей всем авторам, когда они со сцены, не доверяя собственной памяти, читают по бумажке свои сочинения. Подобное сравнение навело Поля на мысли об Изабель. Чем-то она сейчас занимается? И все же он прислушивался к тому, что читал Макс. Речь шла о любовном приключении с кузиной. Это был продолжительный экскурс в прошлое, без которого немыслимо и будущее. У Поля не выходило из головы недавнее высказывание Макса по поводу молодых женщин. Нельзя сказать, чтобы он не любил их совсем, но они мало интересовали его. Однажды, рассказывая об одной из таких крошек, время от времени возникавших на его жизненном пути, он признался: «Я показал ей, что такое любовь по-стариковски. Совокупление голодного зверя. Мне казалось, что она переломится пополам. Клянусь, что после этого она добрых полчаса не могла прийти в себя». Рассказ приятеля Поль воспринял как вызов, брошенный в адрес его собственного мужского достоинства. Следует признать, что Макс был моложе его.