Текст книги "Иктанэр и Моизэта"

Автор книги: Жан Де ля Ир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

I

Безумная Марта

Однажды ночью негритянка Бавкида была разбужена электрическим звонком, находящимся у изголовья ее кровати.

Она вскочила, быстро одела юбку, спрашивая себя:

– Что понадобилось Марте в час ночи?

Комната Бавкиды была подле комнаты сумасшедшей и дверь между комнатами всегда оставалась отворенной.

Когда она вошла к больной, Марта стояла посреди комнаты в белом фланелевом халате. Лицо ее было спокойно, в глазах не видно было и признака безумия.

– Бавкида, – заговорила вдруг уверенным и ласковым голосом Марта, – где Моизэта?

– Моизэта? – повторила Бавкида, не зная, как объяснить похищение молодой девушки.

– Да, Моизэта! – продолжала Марта. – Я давно уже не видела ее… Ступай и позови ее… Скажи ей, что я хочу поговорить с нею, что я больше не сумасшедшая… Рассудок вполне вернулся ко мне… Я хочу рассказать ей тысячу вещей… И вместе с тем хочу о многом расспросить у нее… Иди!.. Иди!..

Но так как Бавкида не двигалась с места, на лице Марты выразилось страшное беспокойство.

– С Моизэтой случилось какое-нибудь несчастье?.. – спросила она испуганным голосом.

– Нет, нет!.. – воскликнула Бавкида, – никакого несчастья. Только м-ль Моизэта не здесь…

– Посмотри на меня, моя хорошая Бавкида. Ты не веришь, когда я говорю тебе, что я больше не сумасшедшая. Надо верить мне… Я помню все… Я помню, что иногда, очень редко рассудок возвращался ко мне… И ты ведь помнишь это?..

– Да, – проговорила негритянка.

– Так вспомни, что даже в такие моменты у меня не было на лице того спокойствия, той ясности в глазах, как теперь. Это потому, что теперь я навсегда проснулась, что я выздоровела навсегда, что никогда больше мрак не омрачит моего рассудка, что никогда больше я не буду действовать бессознательно… Ты веришь мне?..

– Да, да, Марта!.. – с радостью говорила Бавкида.

– Так вот! Я хочу, чтобы Моизэта сейчас же узнала, что друг спасен… Я хочу говорить с ней и слышать ее, хочу о многом расспросить ее… Пойди же, позови ее!..

– Да я же повторяю, что Моизэты здесь нет…

– Она вернулась, говорю я тебе… Иди! Я так хочу!..

Но каково же было удивление Бавкиды, когда она увидела, что двери гостиной Моизэты были открыты, тогда как она знала, что они должны были быть заперты. Она вошла, и удивление ее увеличилось еще более, когда она увидела здесь молодую служанку Моизэты Дору, которой следовало бы уже спать в помещениях для прислуги, а она была здесь, вся сияющая и приводила в порядок безделушки на одной этажерке.

– Дора! – воскликнула Бавкида. – Вернулась наша барышня?

– Вернулась!

Бавкида всплеснула руками, и глаза ее от изумления раскрылись во всю ширь.

– Вернулась! – повторила она. – Когда же и как?

– «Как?» Этого я не знаю. А «когда?» – Три часа тому назад.

– Три часа! – только и могла произнести Бавкида, и, словно подкошенная от удивления, повалилась в кресло.

– Да, я спала. И меня разбудил призывной звонок, а на лестнице ждал меня сам отец, да благословит его Бог. Он привел меня сюда и говорит: Дора, твоя хозяйка нашлась. Она в своей комнате. Ступай, помоги ей раздеться и лечь в постель. И ради спасения твоей души, чтобы никогда не говорить ей о том, что произошло с ней. Действуй и говори так, будто Моизэта никогда не покидала Затерянного острова…

– Я не сплю! – раздался тихий голос. И из-за приподнявшейся портьеры на пороге гостиной показалась в своем воздушном белом ночном туалете Моизэта.

Дора склонилась, а Бавкида живо вскочила с кресла.

– Иди, Бавкида, – продолжала Моизэта, – опереди меня у мадам Марты. Я иду за тобой.

Марта в ожидании стояла посредине комнаты. При виде Моизэты она раскрыла свои руки, и девушка со слезами кинулась в ее объятия. И они долго так оставались, крепко обнявшись. Им обеим казалось, что одна нашла свою мать, а другая – дочь.

Наконец, Марта могла проговорить:

– Моизэта, я спасена! Я не знаю, как это произошло, но я спасена! Я, чувствую, что больше я не безумная, и никогда ею не буду впредь.

– Да, я знаю об этом, – едва слышно отвечала Моизэта. – Мне об этом говорила Бавкида. Как бы была теперь я счастлива, если бы я сама столько же перестрадала… если бы…

Моизэта немедленно начала рассказывать все, что произошло, начиная с того момента, когда ее девственное сердце впервые заговорило в «кресле Авроры» при виде Иктанэра. Она рассказала о том, что поведал ей ее Ги, и о своих собственных размышлениях, и о любви Сэверака, и о своем похищении, плене…

В течение этого рассказа, естественно, Моизэта много раз упоминала имя Сэверака.

Когда это имя в первый раз коснулось слуха Марты, она вся вздрогнула, страшно побледнела и даже прислонилась к подушкам дивана, словно опасалась упасть в обморок.

– Когда Антэй меня и Веру извлек из гротов Розас, то сначала он перевез нас на остров Кабреру, в Балеарах, в маленький домик, где протекло мое детство.

Мне было известно, что Веру он запер в маленьком помещении, которое некоторое время занимали вы, я же помещена была в моей прежней комнате. Она так и оставалась в том виде, в каком я ее покинула при нашем общем переезде на Затерянный остров. И я не без волнения ее увидала снова.

– Мадмуазель, – сказал мне Антэй, – вам придется оставаться до тех пор, пока я получу новое распоряжение наставника на ваш счет. Это не затянется долго. Я иду ему телефонировать, а так как мое извещение последовательно будет принято и передано восемью промежуточными подводными станциями и так как ответ придет тем же путем и, кроме того, мне нужно почистить и обновить элементы электрической лодки, то я думаю, что вы здесь останетесь по меньшей мере с тем сорок восемь часов.

Удовольствовавшись этим объяснением, я спросила Антэя:

– А не знаете ли вы, где находится Иктанэр?

– Иктанэр? – удивился он, с виду совершенно искренно. – Что это такое Иктанэр.

– Как, – воскликнула я, – вы не знаете?

– Я никогда не слышал такого слова, – ответил он мне. И его взгляд, его слова мне показались безусловно искренними.

Пошедший небольшой мелкий дождик прервал мою задумчивую прогулку, и я вернулась домой. В ту минуту, когда я поднималась в мою комнату, которая расположена во втором и единственном этаже, мне захотелось взглянуть на этот таинственный подводный телефон, о котором я раньше читала в книгах, найденных мною в здешней библиотеке, и который неизвестно зачем соединяет ничтожный островок Кабреру в Средиземным море, с Затерянным островом в Персидском заливе.

И вместо того, чтобы подняться по лестнице, я принялась разыскивать вход в то помещение, где мог находиться аппарат. Руководясь воспоминаниями плана домика, виденного опять-таки мною в здешней библиотеке, я пошла по какому-то сильно наклонному коридору, который очевидно вел в подземелье, так как я вошла в него из первого этажа. Коридор освещен был электрическими лампочками. Я насчитала пятьдесят три и очутилась перед какою-то железной дверью, у которой не было ни ручек, ни замка, ни запора. Как она открывается? Очевидно так же как на Затерянном острове.

В девять часов я улеглась, как будто, чтобы спать. Но в полночь я встала, надела теплые туфли на мягкой подошве, надела зимний мягкий и теплый капот, взяла карманную электрическую лампочку и торопливо сошла в первый этаж дома.

Прошла коридор, железную дверь, лестницу. И вдруг, пройдя еще другие двери, которые сами за мной затворились, я оказалась на телефонной станции.

Это была обширная квадратная с высоким потолком комната, вся заставленная машинами. Посредине ее стоял огромный каменный стол, покрытый очень толстой стеклянной доской. На столе находились два хорошо известные, но сильно увеличенные аппарата: приемник микротелефонный и передатчик.

Но вот послышался металлический шум отворяющихся дверей и все явственнее раздававшихся шагов. Кто-то шел!

Сперва я совершенно растерялась, но это длилось мгновение. И я быстро бросилась за каменный фундамент какой-то огромной машины, погасила мою электрическую лампочку и, хорошо укрывшись, вся сжавшись, затаив дыхание, стала ждать.

Это явился Антэй. Войдя, он повернул коммутатор, и комната ярко осветилась. Затем он сел перед столом и, повернув ручку соединительного аппарата, сказал:

– Говорите! Антэй слушает.

И, вынув из кармана костяную дощечку и карандаш, он стал ждать. С минуту прошло в молчании.

Антэй записывал слова по мере того, как их произносил фонограф. Когда это окончилось, он крикнул перед приемным аппаратом:

– Приказания будут исполнены в точности. В восемь часов утра электрическая лодка, приняв на борт Моизэту, Веру и Антэя, покинет Кабреру и выйдет в путь на Затерянный остров. Тайна будет соблюдена. Сообщение стерто.

И, действительно, своими грубыми пальцами Антэй усиленно стал тереть костяную дощечку, и строчки карандаша с нее быстро исчезли.

Покончив с этим, он встал, загасил электричество и вышел.

Когда я легла в постель, я постаралась успокоиться и затем принялась обдумывать каждое слово сообщения. И результаты моих размышления были следующие:

Антэй мне солгал. В действительности он знал Иктанэра.

Если меня вырвали от Сэверака, то совсем не за тем, чтобы отдать меня Иктанэру. Зачем же? И зачем нужно было недопускать до меня моего друга и держать его в неведении о моем освобождении?

Увы! Весь остаток ночи и все время переезда с Кабреры на Затерянный остров я тысячу раз задавала себе этот вопрос. Но я не сумела найти для него иного решения, кроме следующего: какой-то таинственный и ужасный план скрывается во всех поступках моего дяди Фульбера и моего отца Оксуса. Что это за темный план? Я не могла этого знать, а между тем мне необходимо его знать… Короче говоря, я приехала на Затерянный остров, не быв усыплена, следовательно, Иктанэр нас не встретил. Будучи заранее предупреждены, мой дядя и отец нас ждали на скалах. Вера я не знаю где заперта; и мой отец и дядя с радостью, которая читалась на их лицах, отвели в мои комнаты, где меня ждал обед.

Я немного поела и собиралась лечь, решив, что потом, утром, когда вы меня позовете, расскажу вам все.

– Что вы думаете обо всем этом? Да, что вы думаете, раз вы убеждены, что теперь ваш рассудок освободился от гнета мрака, который окутывал его и затуманивал?

Сказав это, Моизэта нежно взяла руки Марты.

С опущенной головой и страшно бледная, Марта ответила не сразу. Ее руки задрожали в руках Моизэты. И только по этой дрожи Моизэта заметила, что ее друг находится в состоянии величайшего возбуждения. Она собиралась заговорить снова, как Марта подняла голову и подавленным голосом произнесла:

– Моизэта, ваш похититель действительно зовется Сэвераком?

– Да!

– Шарль Сэверак?

– Да!

– Каков он собой?

Мучимая глухим предчувствием, Моизэта описала, как могла, внешний вид Сэверака.

– Это он! – воскликнула Марта.

И бедная женщина упала на диван, не совладев с ударом, который поразил ее сердце; самая жизнь в ней словно оборвалась.

Моизэта поняла, что означает это восклицание Марты. Марта раскрыла глаза, приподнялась и села на краю дивана. Склонившись перед ней на ковре, Моизэта смотрела на нее и ждала, когда она заговорит. Прошло долгое молчание, исполненное тревожных мыслей, и, наконец, Марта тихо заговорила:

– Я не сомневаюсь, Моизэта, что мы вскоре проникнем в тайну нашей судьбы. Ты угадала: твой похититель, Шарль Сэверак, есть тот самый человек, который соблазнил и покинул меня. Но каким образом оказался он здесь? Как могло случиться, что мы жили почти рядом и дышали одним и тем же воздухом, и не…

Она оборвалась. Ее мысли, кажется, устремились в другую сторону, глаза ее расширились и, внезапно побледнев как смерть, она пробормотала:

– Моизэта, отвечай мне скорее; ты мне говорила, что, судя по твоему разговору с Иктанэром, и судя по словам, сорвавшимся у Сэверака, судя, наконец, по рисункам, которые ты видела в библиотеке, ты думаешь, что Иктанэр человеческого происхождения?

– Да! В этом я уверена.

– Ты также думаешь, что Оксус и Фульбер, которые считаются за великих ученых, придали Иктанэру такие органы, которые сделали из него человека-рыбу?

– Да! – ответила Моизэта, не понимая, куда клонились эти расспросы.

– В таком случае скажи мне, – продолжала с возрастающим волнением Марта, – какого возраста этот Иктанэр?

– Этого в точности я не знаю.

– А как тебе кажется?

– Моего. Я думаю, что Иктанэру должно быть лет восемнадцать…

– О, Моизэта, – воскликнула, внезапно вскочив, Марта, – теперь я начинаю видеть и начинаю все понимать… Боже мой, дай мне сил все узнать, дай сил дожить!..

– Моизэта, – с неописуемым волнением заговорила Марта, – Моизэта, Иктанэр – мой сын! И Сэверак – соперник и враг собственного сына!

И вся дрожа и сотрясаясь от рыданий, несчастная мать упала в объятия Моизэты.

Этот крик сердца, крик предчувствия, луч правды поразил молодую девушку.

И обе женщины, растерявшись от неожиданного открытия, которому вскоре было суждено осуществиться, обе женщины долго оставались во взаимных объятиях, мешая вместе свои ласки и слезы.

II

Балеары

Вопреки тому, что думало большинство людей, поверив телеграммам и телефонным сообщениям, в несколько минут разлетавшимся по всему свету и воспроизведенным в специальных изданиях всех газет Мира, вопреки этим сведениям Сэверак не погиб.

Сэверак даже не был ранен, как полагали наиболее осторожные умы.

Он был совершенно цел и невредим, не получив даже малейшей царапины, не был даже контужен. После того, как первая ружейная пуля, пущенная по нем солдатом с салютовавшего перед фортом Сэн-Жан на страже миноносца, ударилась об стену над самой головой Сэверака, последний подумал:

– Они будут опять стрелять; надо им дать подумать, что я убит.

И, продолжая соскальзывать по веревке вниз, он повернул голову, чтобы посмотреть на палубу миноносца. Там он увидел припавшего на одно колено и целившегося в него человека, с ружьем у щеки. Тогда Сэверак раскрыл руки и выпустил веревку; Сэверак вскрикнул, как будто подстреленный, но пуля прошла много выше его. Моментально он упал в море. Но он был превосходный пловец. Заранее заметив местонахождение автомобильной лодки своих сообщников, он в две минуты доплыл до них и ухватился за борт. Ловко раскачав судно, он при отдаче толчка дал ему подбросить себя из воды и вспрыгнул на палубу.

– Это я, Сэверак! – прошептал он. – В море!

Марциал и был у руля, Вампа – у мотора, а Чувин и Гаврило, каждый с заряженным карабином в руках, были на страже.

– Вперед! – скомандовал Марциали.

И Вампа пустил двигатель.

– А Эмбер? – спросил Чувин.

– Его подстрелили, – ответил Сэверак. – Он убит.

Что касается Чувина, то он помогал Сэвераку скинуть его промокшее платье и переодеться во фланелевое белье и темно-синий драповый костюм.

– Вампа, сколько мы делаем в час? – спросил Сэверак.

– Сорок узлов.

– На четыре, значит, больше самых лучших «истребителей». Это недурно! Как называется эта лодка?

– «Омега».

– Хорошо. Марциали, веди «Омегу» на мыс Сэрбер.

42° 26 мин. 30 сек. северной широты, 0° 50 мин. 25 сек. восточной долготы.

– Идем туда, – ответил Марциали, повернув на одну восьмую круга румпель руля.

– Отлично! А теперь, друзья мои, – заговорил другим тоном Сэверак, – хотя я только очень смутно вижу вас в эту безлунную ночь, все-таки повернитесь ко мне. Узнаете вы во мне вашего прежнего главу?

– Да! Да! Ты наш Сэверак! Наш Ротман! – воскликнули все четверо людей.

– Тогда помните теперь больше, чем когда-либо, ваши клятвы, так как мы идем не против лишь отечества, но против того, кто еще сильнее. Мне понадобятся все ваши силы, все наши силы, все наши богатства, рассеянные по товариществам Швейцарии, Германии, Италии, России, Франции и Испании! Мне понадобится помощь решительно всех, так как я иду против… но догадайтесь, кого?

– Кто же в настоящее время может быть сильнее общества, если это не Неизвестный? – сказал Марциали.

– Правда! И действительно мы идем бороться с Неизвестным.

– Неизвестный, или Иктанэр, как мы читали в газетах, – отозвался Вампа.

– Нет, – возразил Сэверак, – Неизвестный и Иктанэр так как газеты не все сказали. Я же вам открою все, когда мы будем спокойно находиться в гротах Розаса!..

– А мы, Сэверак, долгое время думали, – сказал Чувин, – что Неизвестный это ты.

– Спасибо! – с гордой, самодовольной улыбкой ответил Сэверак. Я – не Неизвестный.

– Да, верно! Наша жизнь – твоя, подтвердили все.

– Я это знаю и воспользуюсь этим для блага человечества! – холодно проговорил Сэверак.

Потом он усмехнулся и другим тоном сказал:

– А пока, друзья мои, дайте мне одеяло. Мне хочется спать и я устал. Я сосну несколько часов. Вампа, ты можешь немного убавить ходу. Но слушайте вот что!

Все четверо внимательно обернулись к Сэвераку.

– Я знаю, – начал он, – что у мыса Креус теперь находится с несколькими миноносцами и подводными лодками адмирал Жерминэ. Он разыскивает вход в грот Розас. Мне также известно, что с суши на помощь ему прислан саперный батальон. Так что вам нужно так пройти вдоль берега, начиная от Ваньюль-на-Море, чтобы вас не увидели часовые адмирала. Меня вы высадите у мыса Цербера. Там в одном из ущелий горы существует вход в грот Розас, но его не смогут найти никакие саперные батальоны. Я туда отправлюсь прямо по незаметной дороге. И раз лишь попаду в грот, то сыграю адмиралу с его миноносцами и инженерными войсками отличный фарс моего изобретения. А вы! Вы спрячьте «Омегу» в одной из бухт, которую я вам укажу и где никто вас не найдет, и ждите моего возвращения. Поняли?

– Поняли! – ответили вместе четверо людей.

– Тогда – вперед! И при малейшей тревоге будите меня!

В пять с половиной часов утра, при первых проблесках дня, Марциали первый увидел зачерневший на горизонте океанообразный профиль мыса Креус.

– Чувин, – сказал он, – разбуди Сэверака.

Едва протерев глаза, Сэверак встал во весь рост на палубе, на носу «Омеги», и в морской бинокль, переданный ему Гаврилой, принялся рассматривать горизонт в направлении вершины мыса Цербера и за ним, вдали колоссальной глыбы, Креус, еще терявшийся в полупрозрачной утренней мгле.

– Никого! – проговорил он после осмотра, длившегося несколько минут. – Очевидно, все суда адмирала Жерминэ находятся за мысом Креус, и они не могут нас видеть. Держи прямо на мыс Цербера, Марциали! Не стоит идти вдоль берега! Мы будем в безопасности раньше, чем они смогут нас заметить.

Пять минут спустя, «Омега», не повстречав даже простой рыбачьей лодки, уже огибала мыс Коррэго. Управляя с ловкостью и осторожностью, Сэверак пустил лодку в узкий канал среди скал и в четверть часа провел ее в глубину маленькой бухточки, которую закрывали со стороны моря скалы, а на суше – выступ нависшего обрыва.

– Останьтесь здесь! – проговорил он. – Вас здесь не видно с открытого моря. Сюда даже никогда не заходят рыбаки; им тут нечего делать. А этот нависший утес скрывает вас от того, кто вздумал бы сделать прогулку на вершине мыса Цербера. А теперь поедим, так как мне, может быть, некогда будет поесть до самого вечера.

В три минуты Чувин разостлал на палубе скатерть и расставил на ней хлеб, флягу с вином и разных рыбных и мясных консервов. Обед был короткий, но существенный. Сэверак закурил папироску, поданную ему Гаврилой, и, покуривая ее, стал обуваться в мягкие шнуровые башмаки, в которые он заправил концы своих шаровар. В складки своего широкого шерстяного кушака он засунул два револьвера, заряженных каждый двенадцатью пулями. Он надел на голову матросскую шапку, и, пожав руки своим компаньонам, легкой походкой направился к скалам; с веселым взглядом, с закрученными усами, весь словно трепеща от того огромного удовольствия, которое испытывают сильные характеры пред перспективой решительной борьбы и беспощадных ударов.

Гроты Розас, точно выражаясь, находятся на крайнем выступе полуострова мыса Креус, в местности называемой Puig de las Portas, под 42°19′20″северной широты и 0°57′8″ восточной долготы. Они простираются над землей вплоть до перешейка Cala de Canlip, к северу от мыса, и сообщаются с ним посредством пролома, которым много раз пользовался Сэверак со своей электрической лодкой, и который, очевидно, теперь загроможден был при динамитном взрыве, устроенном Антэем.

От мыса Коррэго, где высадился Сэверак, и до того места, где находился сухопутный вход в грот, о котором говорил он своим компаньонам, по самым прямым горным тропинкам будет километров двадцать пути.

Сэверак покинул своих спутников в семь часов утра. Даже считая, что он наверстает на спусках то, что потеряет на подъемах, и та трудность едва проложенных троп разве позволяла ему делать километра четыре в час. И Сэверак думал, что к полудню он, пожалуй, будет в своих гротах с Моизэтой и Верой.

Эти предвидения, однако, не оправдались. В самом деле, Сэверак не знал, что случай заведет Иктанэра к недавним обвалам обрыва, который, при всей своей необъяснимости, ясно выдавал местоположение гротов, так как обвалы эти носили следы человеческого пребывания, раскрыв в своих недрах несомненные предметы человеческого обихода.

И Сэверак не мог предвидеть, что вся эскадра адмирала Жерминэ расположилась в многочисленных бухтах, капризно изрезавших всю южную сторону мыса Креус. В особенности не мог предвидеть того, что самый мыс, весь на два километра вглубь материка был усеян инженерными войсками и саперами, разыскивавшими вход в гроты со стороны суши.

Поднявшись к глубокой пропасти, Сэверак уже располагал взобраться на обрывистый перешеек Puig de las Portas, насчитывающий 116 метров вышины над уровнем моря, волны которого в километре расстояния хлещут скалы обрыва, как вдруг он остановился пораженный.

На вершине утеса черным силуэтом на голубом небе выделялся стоявший неподвижно человек.

Изумление Сэверака сменилось беспокойством, когда его проницательные глаза отчетливо разобрали, что человек носил на голове кепи, обут был до колен в гетры и подпоясан ремнем, медная бляха которого сверкала на солнце.

– Солдаты! – проскрежетал он.

И ужасная мысль заставила побледнеть его и затрястись от злобы.

– Если они здесь, это значит, что они нашли вход в гроты. И Моизэта! Они похитили у меня Моизэту!

И тут Сэверак почувствовал, с какой бурной страстью любил он молодую девушку.

Он чувствовал до глубины своего существа жестокую рану всепоглощающей любви, безумной страсти, мучительного сожаления.

Он повалился на землю и, не отрывая глаз от солдат, бессознательно шептал:

– Моизэта! Моизэта! Они у меня ее отняли! Они ее увезли от меня! И они отдадут ее этому проклятому Иктанэру. А меня будут преследовать, как какого-нибудь злодея, от которого хотят отделаться, но которого более уже не боятся, который ни на что не годен… А они тем временем будут утопать в неги любви, свободные, всемогущие, счастливые! Они будут любить друг друга!

И он застонал, кусая себе руки.

– Если они ее у меня отняли, то я объявляю новую войну Миру. Я… и мой электро-отражатель воздаст им за их Иктанэра.

Он поднялся. Чудовищным усилием воли он остановил свои страдания, утешил свою ярость, дал успокоение своим натянутым нервам.

– Вперед! – проговорил он.

И отсюда началась борьба этого одного человека против трехсот людей.

Сильный, упругий, легкий, то змеей, то львом он перескакивал, карабкался, полз, медленно, но верно подвигался вперед к входу в гроты, находившемуся на западной стороне Puig de las Portas, в каких-нибудь пятидесяти шагах от часового, который продолжал неподвижно стоять на вершине.

Минуя группу из семи солдат, разговаривавших сидя за едой, Сэверак вздрогнул и чуть не впал в обморок от радости: он расслышал, как один из саперов сказал:

– Я держу с тобой пари на литр вина, что даже сегодня к вечеру нам не удастся разыскать этих проклятых гротов.

Для Сэверака это было все равно, что небо после ада. Раз они еще не нашли входа в гроты, следовательно и не увезли Моизэты.

Наконец он остановился.

Пред ним возвышался настоящий, еще не осмотренный солдатами, хаос скал.

Сэверак нагнулся, разгреб мелкие камни и раскрыл под ними неправильной формы красноватый камень, ничем не отличающийся от других камней. И из всех своих сил обеими руками Сэверак нажал на этот камень.

Через полминуты в хаосе снова произошло перемещение. Две соседних огромных глыбы раздвинулись, а между ними открылась узкая темная щель.

Сэверак уже засыпал песком камень-коммутатор, бросился в этот проход, и вслед за ним глыбы снова сдвинулись.

Но пять минут спустя, обе глыбы раздвинулись снова, и на свет дня из-за них опять появился Сэверак, бледный, с растрепанными волосами, с помертвевшими губами, с глазами, сверкающими от злости и весь дрожа.

Гроты оказались взорванными.

– А Моизэта? Моизэта? Завалена! Раздавлена! Мертва?

О своей дочери Вере он не подумал даже мельком.

Ему безумно хотелось скорее рыть, копать, искать Моизэту.

Но просвет сознания подсказал ему всю невозможность такой попытки.

Тогда весь в огне он бросился назад наверх, и вышел на свет.

Он сел на камне на берегу моря и смотрел пред собой на разодранный обрыв. Жгучие слезы бежали из его глаз.

Что претерпел этот человек в каких-нибудь пять минут – не поддается описанию.

Когда он поднялся, его побелевшее лицо было окаменевшим, как мрамор.

Какое новое решение удержит его пережить этот разгром? Пожалуй, решение умереть, вернуться в гроты и похоронить себя под новым намеренным взрывом…

Он уже собирался взбираться на остров, как вдруг взгляд его остановился на одном предмете, который волны прибивали к тому самому камню, на котором только что сидел Сэверак.

Он нагнулся и схватил его. То была сосновая дощечка. Он уже хотел ее бросить, но машинально повернул другой стороной и вдруг увидел это грубо нацарапанное слово: «Балеар»

И тут Сэверак не мог сдержать крика радости, победы, безумного счастья, под буквами он разглядел свой секретный знак – косой крест; знак его криптограмм, известный Вере.

– Вера! Моизэта! – прошептал он и без памяти повалился на камень…

Час спустя, когда стал подниматься прилив, правая рука Сэверака была внезапно обрызгана одной волной; следующая волна посильнее оросила ему фонтаном ледяных брызг лицо.

Сэверак вздрогнул и встал.

Ему потребовалось несколько минут на то, чтобы окончательно придти в себя и припомнить все происшедшее.

И когда он совершенно овладел собой, то тихо проговорил:

– Вера, дочь моя! Тебя-то я и забыл, а ты меня спасаешь! Прости меня! Я еще не знаю что тут произошло, но когда-нибудь и это узнаю. Я раскрою эту тайну. Где бы ни был Иктанэр, а я его найду! Но я знаю теперь, что Моизэта не умерла, так как иначе Вера ее не покинула бы, а Вера на Балеарах. Мне нужно иметь погружающуюся лодку и мой электро-отражатель. Склад и прежняя лаборатория гротов остались нетронуты. Четверо моих товарищей мне помогут построить погружающуюся лодку, электро-отражатель мне поможет выйти из гротов и вынести судно на руках. Да, мне он это позволит, так как с ним я один в состоянии одолеть целую армию. Эти же болваны могут проверить здесь все щели мыса Креуса, а моего входа в гроты не найдут; впрочем, на время я остановлю его механизм. Ну, что же! Еще ничего не потеряно. Я розыщу Моизэту. Вера мне разъяснит все. И в конце концов все-таки буду сильнее всех. К «Омеге» же!

И сказав это, Северак засунул дощечку себе за пояс, а оба револьвера положил под шапку, которую надвинул себе до ушей, и спокойный таким образом, что его вооружение не подмокнет, он бросился в море.

После рассказа, который затянулся надолго, пятеро людей основательно поели. Затем они затянули на «Омегу» цельный, специально для этой лодки приготовленный чехол из толстой просмоленной материи и открыв водно-балластные камеры, дали лодке опуститься на дно. Там они могли быть спокойны, что найдут ее в целости при первой же необходимости.

Когда было окончено это дело, была уже ночь. И пятеро людей гусем двинулись в путь, уже проделанный Сэвераком.

Пять часов спустя, они пешком добрались до Пюиг-де-ляс-Портас. Было два часа утра. В разбитых на плоскогорье палатках спали солдаты. Им для охраны не нужно было ни одного часового, так как никому в голову не могло придти мысли о каком-нибудь внезапном нападении.

И Сэверак со своими спутниками мог без хлопот пробраться до никем не подозреваемого входа в грот.

Войдя в подземный проход, Сэверак ощупью нашел на каменной стене железную рукоять рычага и опустил ее. Раздался короткий и резкий металлический треск.

– А теперь, – проговорил Сэверак, – они могут сколько угодно рыться в скалах и в песке, но сюда они никогда не попадут!

И все пятеро людей углубились в спускавшийся куда-то коридор, при фантастическом освещении карманной электрической лампочки, которую держал над головой Сэверак.

Пяти дней хватило товарищам Сэверака, чтобы собрать погружающуюся под воду электрическую лодку совершенно одинакового типа с той, на которой бежал, увезя Моизэту с Затерянного острова, Сэверак.

Надо сказать, что все части этой лодки, начиная от остова и до электрических элементов, в порядке и под номерами хранились в прежнем материальном складе гротов.

И тем временем, как его четверо товарищей работали над сборкой занумерованных частей погружающейся лодки, на носу которой значилось данное ей имя «Бакунин», сам Сэверак, не покладая рук, занят был изготовлением своего чудесного электро-отражателя. Хотя вывезенные им с Затерянного острова планы этого механизма погибли при взрыве гротов, но замечательная память Сэверака без труда обходилась без этих документов.

Под конец седьмого для розысков на «Циклоне» происходил верховный совет, состоявший из Иктанэра, Уайта, адмирала, Сизэра, Дузана, Сэнт-Клера и инженера полковника.

Обсуждение было самое жаркое и собрание затянулось до полночи.

Заключение в следующей форме дал Иктанэр:

– Я убежден, – проговорил он печально, – что гроты действительно существовали в том месте, где мы видели эту развороченную часть обрыва. Но видимо в них не было входа с суши. А необъяснимая катастрофа их разрушила. И все заставляет верить, что Моизэта сделалась жертвой этой катастрофы. Да, все заставляет в это верить, но мне все-таки не верится; так как если бы составилось у меня убеждение в смерти Моизэты, то я пошел бы тогда на вершину какой-нибудь скалы и дал себе там умереть.

Он смолк, и все почтительно выждали его страдальческое молчание.

– Но нет, Моизэта не погибла, – заговорил он снова. – В моем сердце есть что-то такое, что мне кричит об этом. То же самое я чувствую и в моих мыслях. И потом я не могу забыть вида этой дощечки, которую я бросил опять в море, и на которой видимо только что острием ножа было нацарапано слово «Балеар»… Теперь я даже припоминаю – но как я вам не сказал этого раньше? А между тем это могло быть очень важно. Я припоминаю теперь, что на этой дощечке был еще другой знак. Я его видел, но не придал ему никакого значения. Вот эти два дня этот знак неотступно стоит у меня пред глазами. И я стал думать, не знаю сам почему, что у этого знака имеется особенный смысл. Дайте мне карандаш.