Текст книги "Догадка Ферма"

Автор книги: Жан д'Айон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

Наконец он вынул из кармана камзола письмо и с обезоруживающей улыбкой протянул его Луи.

– Я написал мсье де Ферма на следующий же день после нашей встречи, – сказал он. – Объяснил ему вашу идею, разумеется, в самых общих чертах, поскольку знаю, что курьерскую почту часто вскрывают. Я также рассказал о вас и вашем желании встретиться с ним.

Луи прочел послание. Ученый писал о некой теореме Диофанта, которую Паскаль и Ферма, несомненно, обсуждали ранее. Только одна строчка, в самом конце, имела отношение к Луи:

Я с большим удовольствием приму мсье Фронсака, чтобы он изложил мне свою задачу, хотя не уверен, что смогу найти удовлетворительное решение.

Даже эта чрезвычайно короткая и ни к чему не обязывающая автора приписка много значила для Луи. Он с облегчением вздохнул. Это была настоящая победа. Показав письмо Жюли, он объявил:

– Завтра или послезавтра я отправляюсь в Тулузу.

За ужином, состоявшимся немного позднее, Блез Паскаль завладел вниманием всех обитателей дома, рассказав несколько занимательных историй о числах и их тайнах.

Когда слуги покинули комнату, за столом остались только Марго, Мишель, Жюли, Луи и Блез Паскаль. Им подали на десерт засахаренные фрукты и миндальные пирожные.

Гофреди ушел в оружейную комнату, чтобы подготовить все необходимое для поездки в Тулузу, а Паскаль заговорил о своей машине для подсчета налогов, тщетно пытаясь объяснить ее достоинства.

– Я спрашивал себя, – сказал Луи, – возможно ли создать такую машину для шифровки писем. Достаточно было бы иметь одну машину при отправке и вторую при получении. Вставить текст депеши, который машина преобразует посредством кода, и отослать уже зашифрованное послание. В пункте назначения вторая машина произвела бы обратную операцию.

– Луи, – воскликнула Жюли, – ты смеялся надо мной, когда я утверждала, что когда-нибудь сделают такие магические зеркала, как в «Экстравагантном пастухе», а теперь сам выдумываешь машины, не менее фантастические! – Повернувшись к Блезу Паскалю, она пояснила: – Речь идет о зеркалах, позволяющих видеть на расстоянии и следить за частной жизнью соседей. Они описаны в романе мсье Сореля де Сувиньи.

– Не знаю, мадам, сделают ли когда-нибудь такие зеркала, но что касается машины для шифрования, предложенной мсье Фронсаком, трудности представляются мне непреодолимыми.

Зубчатые колесики понадобятся не только для чисел, но и для букв. Система пружин будет невероятно сложной, и я сомневаюсь, что найдется мастер, способный создать подобный механизм.

– Это всего лишь фантазия, мсье Паскаль, – извиняющимся тоном произнес Луи. – Я и сам думаю, что такая машина никогда не появится.

Жюли вновь пустила по кругу блюдо с засахаренными фруктами, и на мгновение все сотрапезники умолкли. Паскаль не притронулся к сладостям. Луи неприметно наблюдал за ним. Блез выглядел взволнованным, беспокойным. Наконец молодой человек робко обратился к Фронсаку:

– Я хочу попросить вас об одной услуге, мсье.

– Если это в моих силах, охотно, – улыбнулся Луи.

– В моих глазах мсье де Ферма – величайший математик, после Пифагора и Евклида. Кстати, он уже давно страстно увлечен той же темой, что и Пифагор, – дружественными числами.

– Неужели у чисел есть друзья? – фыркнул Мишель Ардуэн, который ненавидел их, поскольку справлялся с ними с большим трудом.

– В друзьях у них другие числа, мсье! Дружественные числа – это пары, в которой каждое представляет сумму делителя другого. Пифагор доказал, что это относится к числам 220 и 284. Делителями 220-ти являются 1,2,4,5,10,11,20,22,44,55 и 110, их сумма составляет 284. А делителями 284-х являются 1, 2, 4, 71 и 142, что дает в сумме 220. Ферма же открыл, что 17 296 и 18 416 – также дружественные числа![71]71
  Декарт, а за ним Эйлер найдут и другие дружественные числа.


[Закрыть]

– Но для чего все это нужно? – спросила Жюли, одновременно восхитившись и поразившись.

– Ни для чего, мадам! – казалось, пришел в раздражение Паскаль. – Только для того, чтобы понять, как Господь управляет нашим миром и как ему нравится порой показать нам себя посредством чисел. – Он повернулся к Луи. – Вот в чем состоит моя просьба, мсье. В письме, присланном мне Ферма, вы могли заметить параграф на тему, которую мы уже много раз обсуждали. Речь идет о теореме Диофанта. Вы ее знаете?

– Должно быть, мы изучали ее в Клермонском коллеже, но я ничего не помню, – ответил Луи.

Паскаль вежливо обратился к другим сотрапезникам и пояснил:

– Диофант Александрийский скончался примерно за триста пятьдесят лет до рождения Господа нашего Иисуса Христа. Этот человек страстно увлекался логикой и задачами с числами. Чтобы вам стало понятнее его увлечение, я процитирую – по памяти – один текст, который он велел выгравировать на своем надгробье: «Бог разрешил ему быть мальчиком одну шестую часть его жизни, а во время двенадцатой покрыл ему щеки пушком. Он зажег перед ним лампу Гименея после седьмой, а через пять лет после свадьбы подарил сына. Увы, бедный мальчик достиг лишь половины возраста своего отца. Утешаясь в течение четырех лет наукой о числах, он затем покончил с собой». Ну, как, угадали, сколько лет было Диофанту, когда он умер? – с улыбкой спросил молодой человек.[72]72
  Любопытный читатель найдет решение с комментариями в книге Симона Сена «Последняя теорема Ферма» (Simon Singh, Le Dernier Theoreme de Fermat, J.C. Lattes, 1998).


[Закрыть]

Мишель Ардуэн изумленно вытаращил глаза и в знак бессилия выпятил губы, Жюли с трудом удержалась от смеха, а Луи просто развел руками и объявил:

– Нет!

– Он скончался в восемьдесят четыре года. Но оставил нам нечто более важное, чем эта маленькая загадка: изумительное сочинение под названием «Арифметика», где содержатся в основном математические теоремы, которые он не сумел решить или не захотел привести решение. Хотите, я приведу вам один пример?

– Конечно! – шутливо ответила Жюли. – Как же я засну без этого?

– Существуют ли два числа, разность между которыми равняется разности их кубов?

– По правде говоря, я никогда не задавалась таким вопросом, мсье Паскаль, – сказала она, рассмеявшись.

– Не сомневаюсь, мадам, – улыбнулся Блез, – но ваш муж говорил мне, что вы интересуетесь архитектурой. Следовательно, вы наверняка знаете теорему Пифагора.

– Это так.

Тут Паскаль повернулся к Луи:

– Пифагор, который был учителем Диофанта, доказал, что сумма двух квадратов двух чисел может быть равна квадрату одного числа. Например, пять в квадрате равняется четырем в квадрате плюс трем в квадрате. Когда этот принцип применяют к сторонам треугольника, получается прямой угол. Такую группу чисел называют пифагорейским триплетом, и Евклид доказал, что число пифагорейских триплетов бесконечно. А вот Диофант задался вопросом, существуют ли подобные триплеты для степеней, превосходящих квадрат. Он не обнаружил их и предположил, что их может не быть вовсе. Эта тема увлекла мсье де Ферма, который заявил в письме к отцу Мерсену, что будто бы нашел доказательство предположения Диофанта: «Куб никогда не может быть суммой двух кубов; четвертая степень никогда не может быть суммой двух четвертых степеней, и в целом ни одна степень, превосходящая вторую, не может быть суммой двух аналогичных степеней».

– Чем это может заинтересовать нас, – в свою очередь спросил крайне озадаченный Луи. – Теорема Пифагора являет собой фундаментальный принцип в архитектуре, однако предположение Диофанта кажется мне совершенно бесполезным…

– Оно и в самом деле бесполезно, мсье! В этом-то и состоит интерес! – с наслаждением улыбнулся Паскаль. – Математики обожают такого рода безделки, которые просто доказывают нам, что мир управляется высшими законами… и, следовательно, Бог существует. Я представлю вам еще одно доказательство существования Бога: известно ли вам, что Пьер де Ферма открыл уникальность числа 26?

– Уникальность? – удивился Ардуэн.

– Да, поскольку оно стоит между 25 и 27.

– Верно, – улыбнулся Луи. – Я тоже это знаю!

Паскаль с торжеством взглянул на него:

– Двадцать пять – квадрат, мсье Фронсак: пять в квадрате. Двадцать семь – куб: три в кубе. Двадцать шесть – единственное число, которое стоит между квадратом и кубом!

Все примолкли, слегка пристыженные, а юный гений продолжал:

– До Ферма никто этого не видел. Возвращаясь к теореме Диофанта… никто не сумел ее доказать! Однако Ферма в своем письме сообщает мне…

Вынув из кармана послание, он прочел:

– «Я нашел изумительное доказательство предположения Диофанта, которое мы обсуждали, но не могу привести его в письме, поскольку доказательство это слишком длинное. Как только мы встретимся, я передам вам его».

– И вы хотите, чтобы я привез вам его? – спросил Луи, начиная понимать, чего желает этот молодой человек, которому так тяжело двигаться.

– Всем сердцем, – ответил Блез, и глаза у него заблестели.

11
Понедельник, 7 декабря 1643 года

В воскресенье Блез Паскаль попросил у хозяев замка разрешения присутствовать на мессе, которую служил в большой зале священник, приехавший из аббатства Руайомон. За мессой последовал обед, во время которого Блез объяснял, до какой степени мир управляется числами и математическими законами, применимыми даже к сфере божественного.

– Вчера вы доказали нам, мсье Паскаль, как много любопытных вещей скрывается за числами. Возможно, это и в самом деле творение Господа, – со скепсисом в голосе произнесла Жюли. – Но что касается математических законов… Хотелось бы мне узнать, как они действуют.

– Их легко понять, мадам. Вот, например, один из них: цена вечного блаженства бесконечна, тогда как вероятность попасть на небо благодаря добродетельной жизни конечна, ибо она ограничена протяженностью человеческого существования. Поэтому быть добродетельным гораздо разумнее, чем вести порочную жизнь.

Все сидевшие за столом умолкли, пытаясь уразуметь принципы, которые сформулировал Паскаль.

– Вы хотите сказать, мсье, – спросил священник из Руайомона, – что добродетельное существование представляет собой хитрую уловку, некую гарантию вечного блаженства, не подкрепленную истинным убеждением?

– В математических терминах это, несомненно, так, отец мой. Господь позволил одним веровать сердцем, другим же такого шанса не дал. Но они могут постичь веру рассудком. В этом сила человека: он – единственное существо на Земле, способное мыслить, рассуждать. Человек ничто, человек слаб, в природе он всего лишь тростник. Но он мыслит. Это мыслящий тростник.

Речь молодого человека глубоко взволновала сотрапезников.

– Однако, – возразил Луи, – верить в Бога рассудком, играть в добродетельную жизнь, исходя из стратегических соображений, – разве это истинная вера?

Паскаль покачал головой:

– Единственное спасение человека в Боге. Я уже говорил вам, доказательства существования Бога рассыпаны везде. Особенно в числах, – с улыбкой добавил он. – Несмотря на это, некоторые люди не верят в Бога. Им я говорю: заключите пари! Да, нужно заключать пари! Взвесьте выигрыш и убыток. Выбрав веру в Бога, вы выиграете, выиграете все! А если проиграете, не потеряете ничего!

Священник из Руайомона задумчиво молчал. Никогда он не рассматривал веру с такой точки зрения. Остальные сотрапезники также не раскрывали рта. Большинство из них слова Паскаля не убедили.

Блез Паскаль действительно необыкновенный человек, подумал Луи. Какое место займет он в истории этого века?

Позже, вечером, Жюли и ее муж долго обсуждали предстоящую поездку в Тулузу. Луи хотел ехать завтра же, через Париж. Погода стояла холодная, но ожидать лучшего в ближайшие недели не приходилось. Он предпочитал путешествие по сухим дорогам, ибо дожди или снег могли превратить самую простую поездку в смертельную западню. Ждать – означало отложить встречу с Пьером де Ферма, по меньшей мере, до весны, а то и дольше. Но если Луи сумел бы предложить новый шифровальный код Антуану Россиньолю, это следовало сделать до начала переговоров в Мюнстере, конференция же должна была открыться в декабре.

– Если все сложится удачно, – заключил он, – я смогу вернуться до первого января, и тогда ты будешь праздновать Рождество в Париже.

Жюли согласилась с его доводами, но она не испытывала никакого желания сопровождать мужа в Париж и дожидаться там, в конторе родителей, пока он приедет, даже если путешествие займет всего две недели. Итак, было решено, что она остается в Мерси. Никола также останется, а Луи пришлет из Парижа его отца или Гийома Бувье – они и займутся охраной поместья. Двое молодых слуг, которые обычно помогали Гофреди, Эспри Ферран и Жермен Готье, были совершенно не способны взять ответственность на себя. Имея во главе одного из братьев Бувье, Мишель Ардуэн и его работники смогут защитить замок от целой банды бродяг: такая опасность всегда существовала – слишком уж много шаталось по дорогам солдат-дезертиров.

Обе кареты отправились в путь одновременно, в шесть утра. Блез Паскаль со своим кучером возвращались в Руан, тогда как Луи и Гофреди направлялись в Париж.

В столицу они прибыли после обеда. Гофреди направил карету прямо в Пале-Рояль, куда они въехали через улицу Бон-Занфан.

Старый рейтар остался ждать во дворе, а Луи вошел в ту часть дворца, где располагались службы и апартаменты кардинала Мазарини. Луи знал дорогу к кабинету Туссена Роза – несколько недель назад Исаак де Порто провожал его туда, – однако опасался, что одного его не пропустят.

Действительно, гвардеец остановил его в вестибюле, и ему пришлось предъявить записку Ле Телье. Взглянув на подпись, офицер с большим почтением поклонился. Луи объяснил, что желает увидеть маркиза де Куа.

Он хотел попросить секретаря Мазарини сообщить министру, что отправляется в Тулузу по делу, которое изложил при последнем посещении. Таким образом, кардинал узнает, что он по-прежнему не забыл о своей идее создать идеальный код.

Тихонько постучав в дверь и услышав звучное «Входите!», Луи вошел в кабинет.

Казалось, Роз был чрезвычайно рад его видеть. После обычного обмена любезностями он сказал, что утром получил инструкции Юга де Лиона, имеющие к нему самое непосредственное отношение: если мсье Фронсак явится в Пале-Рояль по какому бы то ни было поводу, его следует немедленно препроводить к секретарю первого министра по иностранным делам.

– Но в связи с чем хочет встретиться со мной мсье де Лион? – удивился Луи. – Я его совсем не знаю и никогда не имел с ним никаких дел.

– Мне это неизвестно, мсье шевалье, однако мсье де Лион принадлежит к самому близкому окружению Его преосвященства. Он ведет все дипломатические дела. Вы, конечно, знаете, что он племянник мсье де Сервьена? Сверх того, он пользуется полным доверием королевы. Его кабинет недалеко отсюда. Я вас провожу.

Стоявший перед дверью Юга де Лиона лакей в куртке, обшитой серебряными галунами, проводил их в комнату, где работали два письмоводителя. Затем, возвестив об их приходе, впустил в рабочий кабинет секретаря Мазарини.

Было видно, что для Юга де Лиона появление Фронсака в его кабинете явилось полной неожиданностью. Не скрывая удивления, он поднялся из-за стола, заваленного бумагами, и двинулся навстречу Луи с непритворной радостью. Роз оставил их одних, и Луи застыл около камина, приятно согревавшего большой кабинет.

– Шевалье! Какой приятный сюрприз! – сказал Лион, обнимая его.

– Мне совестно отрывать вас от дел, мсье маркиз, но мсье Роз настоятельно просил меня зайти к вам.

– В самом деле, я дал ему соответствующие инструкции. Хотя дело, порученное вам мсье Ле Телье, завершено, наши враги могут опять приняться за вас.

– Вы полагаете?

– Я уверен. У нас тоже имеется – как бы это сказать? – своя полиция. Она действует более скрытно, чем подчиненные мсье д'Обрэ, но столь же эффективно. Мы установили того, кто дергал за все ниточки и, без сомнения, организовал убийство Шарля Мансье, а также покушение на вас.

Выдержав паузу, Лион объявил:

– Это Луи д'Астарак, маркиз де Фонтрай.

Луи смертельно побледнел. Больше всего он опасался услышать именно имя маркиза! Вновь его пути скрестились с этим человеком, столь мудрым и столь злокозненным.

– Хотелось бы понять, как вы все узнали, – сказал он.

Лион, казалось, не расслышал его слов и ответил неопределенным жестом.

Луи не стал настаивать, и на мгновение в кабинете воцарилась тишина. Фронсак подозревал, что полиция Мазарини добралась до Фонтрая, выследив человека маркиза. Но каким образом тот выдал себя? И вдруг его осенило: наверняка Фонтрай тоже послал кого-то следить за ним! И за этим шпионом следовал другой, агент Кольмардуччо, как в одной итальянской комедии, которую они с Жюли смотрели за несколько дней до свадьбы. Это был фарс, где за Арлекино шпионил Панталоне, муж Коломбины, за которым, в свою очередь, крался Пульчинелла, слуга Арлекино! В очередной раз он недооценил хитроумие Мазарини. На мгновение у него даже мелькнула мысль, не послужил ли он приманкой для поимки маркиза де Фонтрая.

– Вы его арестовали? – небрежно спросил он, чтобы прервать слишком томительную паузу.

– Это было невозможно, шевалье… – ответил Лион, явно ощущая неловкость.

– Однако мсье де Фонтрая есть в чем упрекнуть.

– Конечно! Но какие у нас доказательства против него, кроме вашего свидетельства? Между тем маркиз имеет могущественных друзей, начиная с герцога Орлеанского, брата покойного короля. Регентша не поддержит нас. Кстати, вам известно, где он живет?

– По-прежнему у мсье де Ларошфуко?

– Именно так. – Осведомленность Луи явно удивила Лиона. – Следовательно, трогать его нельзя. Разве что он вновь открыто нападет на вас. – И, словно желая сменить тему, секретарь Мазарини спросил: – Чем собираетесь заняться в Париже?

– Я пробуду здесь недолго, мсье маркиз. Только проездом. Несколько недель назад я изложил Его преосвященству, а также господам Ле Телье и Бриену, пришедшую мне в голову мысль – создать новый шифр, который нельзя было бы раскрыть.

– Монсеньор говорил мне об этом. Но ведь это химера?

– Возможно. Тем не менее, мне назвали имя одного математика, необыкновенно сведущего как в области использования чисел, так и в теории вероятностей. Его зовут Пьер де Ферма, он советник парламента в Тулузе.

– Вы едете в Тулузу? – удивленно произнес Лион своим пронзительным голосом.

– Именно так.

Лион на мгновение умолк. Луи смотрел, как он проводит языком по губам, словно бы обдумывая какую-то таинственную комбинацию.

– Это тяжкое путешествие, особенно по зимнему времени, шевалье. Вам также необходимо где-то поселиться. Возможно, и помощь понадобится. Я мог бы облегчить вашу миссию, – предложил он после паузы, подняв глаза на Луи. – Не знаю, известно ли вам, но Ломени де Бриен находится в родстве с Кастельбажаками. Благодаря мсье де Бриену, я познакомился с маркизой де Кастельбажак и сумел оценить ее по достоинству. Она вдова, ее зовут Изабо. Ее супруг, Годфруа де Дюрфор, умер три года назад. Она живет во дворце Кастельбажак на Гранд-Рю Тулузы. Думаю, маркиза с удовольствием вас приютит.

– Это и в самом деле сильно облегчило бы мою задачу, мсье, особенно в это время года, даже если я пробуду в Тулузе всего два дня. Но быть может, вдове будет неудобно поселить в своем доме незнакомого мужчину. Начнутся разговоры…

– Не беспокойтесь, никаких разговоров не будет, да и вашей добродетели ничто не грозит, – засмеялся Лион. – После смерти мужа у Изабо репутация женщины твердого характера и безупречного поведения. Она протестантка, надеюсь, это вас не смущает.

Луи не знал, что ответить, а Лион продолжал:

– Итак, я напишу письмо, которое вы ей вручите. Я пришлю его утром в контору вашего отца. Вас это устраивает? Когда вы рассчитываете выехать?

– В среду, мсье маркиз.

– Значит, все будет отлично.

– Конференцию в Мюнстере по-прежнему предполагают начать в этом месяце?

– Да, но речь идет только о первом заседании. Мсье Сервьен уже отправился туда. Что до графа д'Аво, он заедет еще в Соединенные провинции. Его задача – убедить их не вступать в односторонние переговоры с Испанией. Вполне возможно, что в конце года мсье Сервьен вернется.

– А монсеньор Чиджи?

– Он также покинул резиденцию нунция.

– Мсье де Колиньи будет по-прежнему возглавлять корпус гонцов?

– Да, Энгиен одобрил предложение Его преосвященства, и Колиньи уже начал подбирать людей в свой отряд. Мы очень надеемся, что он сумеет обеспечить безопасность наших курьеров, тем более что вам удалось обезвредить шпиона.

Вместо ответа Луи просто кивнул. Он совсем не был уверен в своем успехе.

В это самое время во дворце Лианкур маркиз де Фонтрай дочитывал письмо, только что полученное от герцогини де Шеврез через посредство ее друга, графа де Монтрезора.

Мари де Роан, пребывавшая в поместье недалеко от Тура, которое находилось под наблюдением после ареста герцога де Бофора, не оставила своих замыслов и преследовала единственную цель, полагая ее спасительной для будущего Франции, а особенно – своего: союз с Испанией, где Франция стала бы государством, подчиненным Габсбургам.

Разумеется, после провалившейся попытки убить Мазарини в конце августа, герцогиня во многом потеряла кредит доверия у испанцев, и на руках у нее совсем не осталось хороших карт, но, к счастью, маркиз де Фонтрай остался верен ей.

Между тем, несмотря на внешнюю преданность герцогине, маркиз преследовал другую цель, о которой не говорил никогда и никому: он страстно желал свергнуть монархию, дабы учредить во Франции республику и стать ее первым консулом.

Однако чтобы реализовать подобные честолюбивые намерения, он нуждался в союзниках, пусть даже временных, и особенно в деньгах.

Несколько месяцев назад ему удалось подкупить одного из служащих шифровального бюро, благодаря которому он поставлял испанским друзьям ценную информацию. Несмотря на неудачи герцогини де Шеврез, министры Филиппа IV, знавшие, на что он способен, относились к нему с почтением. Разве не он год назад передал королю Испании тайный договор, который составили герцог Буйонский, мсье де Сен-Map, Гастон Орлеанский и королева?

В то время я был всемогущ, с грустью думал порой Фонтрай. Тогда я был настолько силен, что смог получить от Испании четыреста тысяч экю для герцога Орлеанского и сорок тысяч экю годовой пенсии для Буйона и Сен-Мара в обмен на Руссийон!

Но заговор был, в конечном счете, раскрыт, и ему пришлось бежать в Англию.

Тайно вернувшись после смерти Ришелье, он замыслил еще более честолюбивый план: убить короля и, пользуясь наступившими вслед за этим беспорядками, учредить регентский совет, взяв власть в свои руки с помощью некоей марионетки.

Ему удалось отравить Людовика XIII, и он естественным образом поддержал Важных и герцогиню де Шеврез в их попытке захватить власть, рассудив, что впоследствии легко от них избавится. Но заговорщики провалились из-за Луи Фронсака. Тот самый маленький нотариус, из-за которого Сен-Map взошел на эшафот, сумел разоблачить и этот комплот, помешав даже убийству паяца Мазарини!

Очередная неудача могла обойтись Фонтраю очень дорого. К счастью, он не слишком вылезал вперед в интригах Важных и знал, что Мазарини не будет преследовать его, если он по-прежнему останется в тени. Тюремное заключение предполагает допрос, в ходе которого могли бы всплыть интересные детали. Например, о королеве – ведь у него имелись доказательства, что она была душой заговора Сен-Мара, да и всех предыдущих комплотов, поддержанных Испанией!

Сегодня Мазарини стал слишком силен, и избавиться от него насильственными средствами не представлялось возможным. Тем не менее, маркиз де Фонтрай полагал, что сумеет добиться отставки и падения итальянца, если тот провалит переговоры в Мюнстере. Война обходилась дорого. Государственная казна была пуста. Народ роптал против поборов, а парламент отказывался вводить новые налоги, которые затрагивали уже и богачей. Если Мазарини потеряет за столом переговоров то, что Энгиен и его армия завоевали ценой солдатской крови и разорения бедняков, все может заколебаться. Народ, судейские чиновники, буржуа, военные, знать – все потребуют отставки министра, быть может, даже отречения регентши. Регентом станет принц Орлеанский, и тогда наступит хаос. Революция, наконец, разразится – как в Англии.

Фонтрай часто с восхищением думал об этом сквайре, этом мелкопоместном деревенском дворянине по имени Оливер Кромвель, который возглавил мятеж лондонского парламента против короля Карла I. Вот какому примеру должно следовать.

Итак, похищение депеш, адресованных полномочным представителям в Мюнстере, и продажа их Испании преследовали двойную цель: во-первых, обогатиться, ибо ему понадобятся деньги, когда произойдет революция, во-вторых, подорвать позиции Мазарини.

Клод Абер оказался хорошим шпионом. Он не только скопировал некоторые депеши, переданные затем испанцам в залог верности, но также запомнил часть секретных реестров, которые Россиньоль использовал для шифровки.

Гибель служащего положила конец этой комбинации, однако у Фонтрая появился новый агент в недрах шифровального бюро. Если тому удастся раздобыть основную часть реестров Россиньоля, он с его с превосходным знанием французской дипломатии сумеет понять содержание всех депеш, отправленных полномочным представителям на конференции в Мюнстере.

И тогда он продаст испанцам и австрийцам универсальное оружие, которое позволит им одержать верх на переговорах.

Его великий замысел очевидным образом предусматривал захват и тех депеш, которые не сможет украсть новый агент в шифровальном бюро. Их надо будет отбирать непосредственно у гонцов. Это вполне осуществимо, ибо шевалье де Шемро знал нескольких из них и уверял, что с подкупом проблем не будет.

Правда, есть тут одна трудность: герцог де Ларошфуко, давший ему приют, друг Мориса де Колиньи, рассказал ему, что Бриен собирается создать корпус гонцов, который возглавит Колиньи.

Подобный проект, должным образом претворенный в жизнь, существенно осложнит честолюбивые замыслы маркиза де Фонтрая. Он был знаком с Колиньи и знал, что тот отберет лучших и абсолютно неподкупных воинов.

Следовательно, Колиньи должен исчезнуть.

Убивать его не стоит – это и невозможно, и неразумно. У хитроумного маркиза де Фонтрая уже созрел более коварный план, зародившийся в его изощренном сознании после возвращения Энгиена и Колиньи в Париж. Именно для реализации этого плана и нужна помощь герцогини де Шеврез, ибо только она могла повлиять на герцога де Гиза.

Фонтрай с большим трудом сумел переправить свое послание Мари де Роан, а той пришлось приложить еще больше усилий, чтобы ответить ему, ибо за поместьем Кузьер, где ей предписано находиться, денно и нощно следили лучники и судебные приставы. Но герцогиня де Шеврез была опытной интриганкой, а кроме того, имела верных сторонников, готовых рискнуть ради нее жизнью. В конечном счете, ее письмо доставил во дворец Лианкур Клод де Бурдей, граф де Монтрезор, ведавший всей корреспонденцией герцогини.

Уже завтра, решил маркиз де Фонтрай, надо будет повидаться с герцогом де Гизом и изложить ему свою просьбу.

Итак, проблема с размещением в Тулузе успешно разрешена. Теперь Луи должен как можно быстрее встретиться с Гастоном. Одного Гофреди в поездке, да еще зимой, ему не хватит. Конечно, старый вояка прекрасно управляется с лошадьми, но хорошим кучером его не назовешь. А уж часами сидеть на козлах в холодную погоду он и вовсе не способен.

Зато Гастон обожал такого рода тяжелые испытания. И Луи знал, что он с радостью отправится в путешествие, даже если придется нанять еще одного кучера. Гофреди и должен был озаботиться этим, отправившись после полудня на улицу Сен-Мартен.

Вот уже несколько лет Жак Соваж, сын поставщика многоместных экипажей из Амьена, имел собственное дело как раз напротив улицы Монморанси, под вывеской постоялого двора, во дворе которого стояла статуя святого Фиакра, покровителя путешественников. Тут продавали и сдавали внаем всевозможные повозки: в сарае стояло около двадцати подержанных карет, а в конюшне – четыре десятка старых кляч. Здесь же собирались и безработные кучеры, поджидавшие клиентов.

Путь из Пале-Рояля в Шатле оказался чрезвычайно долгим, поскольку карета, запряженная четверкой лошадей, была крайне неповоротлива на узких и многолюдных улицах.

Гофреди знал, насколько его облик свирепого солдата пугает прохожих и бродячих торговцев, и потому вопил еще громче, чем обычно, сопровождая брань страшным щелканьем кнута.

Наконец они въехали в большой двор тюрьмы-суда.

К счастью, Гастон находился в своем кабинете, на вершине самой толстой башни Гран-Шатле.

После пылких приветствий Луи объявил, что через два дня отправляется в Тулузу и надеется, что друг поедет вместе с ним.

– Если нужно, – добавил он, – Юг де Лион переговорит с Дрё д'Обрэ, чтобы тот отпустил тебя.

Гастон слушал с унылым видом, как в самые дурные свои дни.

– Это невозможно, Луи! Пострадает моя честь, если я оставлю дело, которым занимаюсь сейчас. Из резиденции нунция только что выкрали важные документы. Дрё д'Обрэ пребывает в таком волнении, в каком я его никогда не видел. Следов никаких нет, и нам грозят серьезные дипломатические осложнения со Святым престолом, если я не сумею выяснить хотя бы, каким образом воры проникли во дворец!

Известие об отъезде друга в Тулузу стало во всех отношениях скверной новостью для Гастона. Он даже признался Луи, что хотел отправиться к нему в Мерси просить о помощи!

– Зачем ты взялся за это расследование? – с досадой спросил Луи. – Ты же комиссар округа Сен-Жермен-л'Оксеруа, а не Сите!

– Мсье де Фьеск, комиссар Острова, сейчас прикован к постели. Дрё д'Обрэ попросил меня подменить его.

– Но в Париже сорок восемь комиссаров! Почему он попросил именно тебя?

– Потому что знает, насколько я лучше всех в делах такого рода, – не без самодовольства вздохнул Гастон.

Воистину это двойной удар судьбы! – раздраженно подумал Луи. Сначала необъяснимая кража из резиденции нунция, а затем тяжелая болезнь того, кто должен был ее расследовать!

– Расскажи мне, по крайней мере, что тебе известно, – предложил он другу. – Быть может, я что-нибудь придумаю… Если дело окажется не столь уж сложным…

Гастон пожал плечами в знак того, что не верит в скорое решение.

– Ты знаешь, что в течение нескольких лет резиденция нунция находится на острове Нотр-Дам,[73]73
  Остров получил название Сен-Луи в 1725 году после соединения островов Ваш (Коровьего), куда коров привозили на выпас в барках, и Нотр-Дам, принадлежавшего капитулу собора.


[Закрыть] на набережной Дофен,[74]74
  В XVIII веке эта набережная получила название Балконной (Балькон), поскольку архитектор Ле Во предложил, чтобы все дома на острове Сен-Луи, стоявшие на берегу Сены, были украшены красивыми балконами. Ныне это набережная именуется Бетюн.


[Закрыть] – начал он. – С тех пор как Кристоф Мари и его партнеры добились разрешения поделить на участки остров, который принадлежит капитулу Нотр-Дам, здесь возводились в основном дворцы магистратов и финансистов, сколотивших непомерное состояние.[75]75
  Кристоф Мари и Ле Регратье получили в 1611 году – вопреки мнению капитула – право поделить остров на участки при условии, что возведут мост (мост Мари), а также построят набережные и сточные сооружения. В 1643 году работы еще не были завершены, и капитул собора Нотр-Дам продолжал оспаривать это решение.


[Закрыть] Резиденция нунция стоит на углу набережной, а прилегающие сады простираются до церкви Сен-Луи. Все окна первого этажа закрыты прочными решетками, а начиная со второго – внутренними ставнями. Сквозь них нельзя пролезть даже человеку, обладающему ловкостью паука. Большая входная дверь из дуба обита железными полосами, имеет засов внутри и запирается на ключ. Привратник сидит на своем месте днем и ночью. За дверью есть небольшой портик, откуда можно попасть во внутренний двор в форме полумесяца, который также охраняется. Наконец, со стороны садов доступ полностью закрыт, поскольку они окружены домами и стенами без отверстий.