Текст книги "Чеченская рапсодия"

Автор книги: Юрий Иванов-Милюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

– А ну присмотрись, Федулок, никак Петрашка Дарганов, что в Москве обучается! – вдруг воскликнул казак постарше в чине подхорунжего.

– Вроде он самый, – неуверенно подтвердил малолетка, унимавший скакуна. – Смахивает крепко.

– Здорово дневали, станичники, – опуская нагайку, перевел дыхание Петр. – Или сразу не признали, что надумали конями топтать?

– Как признать, когда ты порку джигитам устроил прямо посередь станицы, – оттаявшим голосом объявил еще один всадник. Мы ж тебя за барина, за москаля приняли, – указал он на студенческую одежду. – Едва в нагайки не взяли, чтобы без суда руки не поднимал на резвых наших соседей.

– Весь в своего батяку, тот тоже, если что не так, сразу лез на рожон.

– А ни то, вся семья с характером.

– А ежели эти джигиты в мой карман залезли? – поддавая ногой подкатившегося к нему разбойника, просветил станичников Петр. – Едва без денег не оставили и без московских подарков родным.

– Тогда это дело святое, – лица патрульных посерьезнели, они потащили плетки из-за голенищ. – Надо их на гауптвахту отогнать и там шомполов еще добавить.

– Да Петрашка их уже отходил как надо, – присмотревшись к горцам, заметил казак с урядницкими нашивками. – Только бы до дому доползли.

– Ты поменьше рассуждай, – одернул урядника подхорунжий. – Надымка и ты Николка, берите басурманов в кольцо и гоните к штабу, там с ними разберутся.

Когда двое малолеток перехватили ружья в правые руки и погнали джигитов к центру станицы, где располагался штаб русских войск, оставшиеся казаки спрыгнули с седел и окружили Петра, начавшего приходить в себя.

– Совсем ты обмоскалился, Петрашка, – присмаливая трубочку с турецким табаком, подмигнул станичникам старший патруля. – Уж скоро на свое подворье въедешь, а все с пиджаком никак не расстанешься.

– Одежда ладная, – отбрехнулся Петр, проверяя, крепко ли завязан узел на сакве. – С пуговицами и нигде не цепляется.

– У француза тоже была ладная, да где тот француз.

– Да ладно вам, братья казаки, я ж еще студент московского университета.

– Не ровняй горбатого к стенке, все одно толку мало, – станичники засмеялись, по кругу тут же пошла гулять чапура с чихирем прошлогоднего урожая. – Надумал обучением удивить, когда у нас каждый второй малолетка уже в студентах ходит. Скоро чеченца сдерживать станет некому.

– Как там в Москве, думают ли генералы задавить Шамиля?

– Что, достал вас этот набожный абрек? – принимая кружку с домашним вином, сверкнул темными зрачками Петр.

– Не то слово, брат, весь Кавказ взбаламутил. В станице Наурской главарь банды абреков по имени Муса во время набега на склад с продовольствием не пожалел ни одного русского солдата из охраны. Досталось и наурцам. Такого еще никогда не было.

– Разговор идет, что это и есть ваш кровник, он тоже однорукий и одноногий.

– А что же он в Наурской разбойничал, а не в Стодеревской? – недобро ухмыльнулся Петр. – Кажись, в той станице кровников у него нет.

– Про это мы спросим, когда заарканим его как паршивого барана.

– Если бы генерала Ермолова не отправили в отставку, то этим Шамилем у нас и не пахло бы. А теперь к этому имаму не только равнинные балкарцы и карачаевцы потянулись, но и смирные до этого адыги с абхазами. Даже осетины начали делиться на два лагеря – одни мусульмане, а вторые отбивают поклоны нашему Христу, хотя не забывают и своего Вастерджи. Вот какие, Петрашка, дела. Шамиль всей России объявил газават.

– Мало ли их объявляли, – вытирая усы рукавом пиджака, отозвался Петр.

Его неприятно удивил рассказ про абрека Мусу. Он подумал, что если этот обрубок до сих пор жив, то пора бы до него добраться и поставить точку, но, не желая выказывать охватившего его волнения, рассказал о слухах, ходивших среди московских офицеров,

– Говорят, что чеченцев и дагестанцев с насиженных мест сгонять не будут. Их оставят в своих аулах и начнут приучать ко всему русскому. А войска пошлют на турецкую территорию, чтобы продвигаться дальше, на Индию.

– Вот оно как, братья казаки! С кавказцами, значит, поступим как с татарами, а сами пойдем омывать сапоги в Индийском океане, – огладил литые усы подхорунжий, – Все по писанному, как завещал нам Чингисхан. Терцы дружно засмеялись.

– Как там мои родственники? – дождавшись, когда станичники утихнут, спросил Петр. – Почти три месяца прошло, как письмо из дому получил.

– Опомнился наш ученый студент. Чего сразу-то не спросил? – вновь оживились казаки. – А теперь придется потерпеть, знаешь присказку, что сладкое напоследок?

– Говорите уж, что вы из меня жилы тянете! – не выдержал Петр. – По глазам вижу, что весть хорошая.

– Пляши, Петрашка, – хлопнул в ладоши его товарищ детства, ныне носивший погоны подхорунжего. – Твой батяка полковником стал, по-старому, значит, казачий старшина.

– Ему войскового старшину присваивали, но тогда надо было бы со всей семьей перебираться в Пятигорскую или в Кизляр. А он не захотел.

– Вот это новость! – оторопел от неожиданности Петр, знавший о провинности отца, допущенной еще в Париже, когда тот взял силой французскую девушку Софи д'Эстель, свою будущую супругу, а его мать. Из-за этого батяку на долгие годы заморозили в продвижении по службе. – Что же это получается?

– А то, брат казак, – дурашливо растопырил руки в стороны старший отряда. – Видать, преставился ясновельможный начальник, исполнявший указ Александра Первого задерживать Даргана Дарганова в повышении в чинах.

– А Панкрат, старший твой братец, Петрашка, теперь уже не хорунжий, а сотник.

– Ну дела! И мне никто ничего не прописал, – не мог придти в себя Петр. – Когда же их успели произвести?

– Да вот на Пасху указ перед станицей зачитали.

– Ставь магарыч, студент, за добрую весть…

И снова под колеса двуколки легла широкая дорога на Моздок, укатанная войсковыми обозами. Ездить в одиночку по тракту по-прежнему было опасно, несмотря на то, что по ней взад и вперед сновали запряженные рысаками экипажи с проезжими офицерами и чиновниками и тащились убогие осетинские арбы с равнодушными волами в ярме. Набеги абреков из чеченских и дагестанских аулов не прекращались никогда. Работали под немирных и банды, состоящие из местных черкесов

Перед отъездом из гостиницы Петр вытащил из-под сидения сверток с полным комплектом формы и вооружения терского казака, но черкеску с папахой одевать не стал, рассудив, что в глазах станичников его студенческая одежда будет выглядеть представительнее. Терцы с уважением относились к ученой молодежи, признавая за ней будущее своего сословия.

Расположив шашку, с пистолетом и ружьем так, чтобы ими можно было воспользоваться в любой момент, Петр пустил кабардинца в размеренную рысь. Скоро показалась горная гряда, дорога втянулась в долгое ущелье с гремливой речушкой, склоны которого где-то поросли корявым лесом, а где-то обрывались голыми неприступными скалами. Здесь надо было держать ухо востро и в случае чего немедленно нажимать на курок. Все чаще на вершинах начали появляться вооруженные до зубов всадники, застывающие каменными истуканами на самом краю отвесных обрывов. Небольшие отряды разбойников и раньше виднелись сквозь степное марево, но ближе, чем на расстояние ружейного выстрела, они не приближались. Особенно опасными были участки со сглаженными склонами и с островками леса на них. Наблюдатель, затаившийся на вершине, мог подать сигнал сообщникам, прятавшимся в кустарнике, и стремительный бросок абреков не продлился бы и пяти минут. Но все обошлось, Петр без приключений приехал в Моздок.

Глава девятая

Карета, запряженная четверкой сытых лошадей гнедой масти и украшенная родовыми гербами, мерно покачивалась на широком укатанном тракте, ведущем в Великое княжество Финляндское. Его включили в состав Российской империи в 1809 году, после того как шведы, битые еще Петром Первым под Полтавой, потерпели от русских войск очередное крупное поражение. Швеции пришлось лишиться этих земель, удержав при себе лишь Норвегию. Солнце приближалось к зениту, лучи его обливали карету беспрерывными потоками света и тепла. Заросший рыжеватой бородой кучер в высоком цилиндре, в черном кафтане из грубоватого сукна с зелеными атласными отворотами равнодушно помахивал хлыстом над лошадиными крупами, не переставая гундосить длинную финскую песню, состоящую из нескольких слов. Упругие рессоры на колесных парах неназойливо поскрипывали на редких кочках и ухабах, навевая светлую дремоту на пассажиров кареты.

На ее сиденьях нежились в солнечных лучах, пробивающихся сквозь занавески на окнах, парень и девушка. На голове парня был надет серый котелок, едва закрывавший буйные светлые волосы, серый пиджак из шотландского сукна в крупную коричневую клетку удачно подчеркивал его широкие плечи, такими же были и брюки. На ногах красовались коричневые штиблеты из крокодиловой кожи. Довольная улыбка на полусонном лице молодого человека говорила о его умиротворенном состоянии. На левой руке парня поигрывал синими лучами крупный перстень, а за расстегнутым воротником белой рубашки извивалась толстая золотая цепь с фигурными звеньями.

Такой же расслабленной выглядела и его миловидная спутница, на плечи которой был наброшен легкий плед из шотландской шерсти. На голове у нее примостилась маленькая соломенная шляпка с алой лентой, она была приколота пышным светлым волосам, уложенным в высокую прическу. Статную фигурку девушки обтягивало голубое шелковое платье с отложным белым воротничком и с зеленым поясом по талии. На ногах были надеты розовые шелковые чулки с белыми носками поверх них и туфли с маленькими каблучками. На груди путешественницы переливалась радугой крупная золотая брошь, усеянная драгоценными камнями, на пальцах обеих рук посверкивали огнями небольшие золотые перстеньки.

Молодой человек почмокал губами и поудобнее привалился спиной к мягкой спинке сиденья, на его лице отражалось долгожданное блаженство. Годы учебы остались позади, золотая медаль получена. Путь в большую жизнь был открыт, оставалось с пользой провести положенный по закону отпуск, а потом окунуться в настоящую работу. И когда Ингрид предложила жениху совершить путешествие на ее родину и посетить родовой замок семьи Свендгренов на острове Святого Духа близ столицы Швеции города Стокгольм, он воспринял это с удовольствием. Родители девушки уехали домой сразу после начала летних каникул. Ее отец не раз и не два предлагал будущему зятю перейти под его надежное крыло, но Захар решил строить жизнь собственными силами. Приняв предложение невесты, он поставил условие, что после поездки в Швецию они обязательно отправятся на Кавказ, где живут его родители. Они должны были благословить молодую пару перед свадьбой, намеченной на конец осени. Девушка согласилась с радостью, она оказалась легкой на подъем. Перед отъездом Ингрид проинформировала жениха, что она возьмет с собой шкатулку со своими побрякушками и лучшие платья, потому что светские балы, в том числе в их родовом замке, пока еще никто не отменял. Она сказала, что будет рада, если Захар примет в них участие и покажется с нею вместе перед сиятельной шведской публикой.

И еще одно обстоятельство не позволяло ей отпускать от себя надолго молодого человека – она полюбила Захара и не представляла жизни без его пленительных объятий и крепких поцелуев, отдаваясь им без остатка. Ингрид не боялась, что возлюбленный совершит необдуманный поступок, после которого она лишится невинности. Это уже было не так важно, потому что их успел благословить сам император Российской империи Николай Первый. Но Захар доказывал свою сдержанность уже много раз, он сам выводил ее из любовного транса, чем иногда даже смешил. Он похлопывал ее по щекам, а когда глаза у нее открывались, вливал через распухшие губы целый стакан холодного морса.

Любовь Ингрид к Захару резко обострилась, когда она проведала об уже состоявшейся дуэли между ним и его однокашником Дроздовым. Она знала этого нервного хлыща, который кода то предлагал ей руку и сердце, но получил категорический отказ, и обомлела, когда Антон, друг Захара, рассказал ей, что дуэль закончилась легким ранением жениха, пистолет которого, направленный в небо, дал осечку. Захар потребовал повторения поединка, он никогда не бросал начатое дело, и девушка не сомневалась в том, что ее избранник доведет его до конца и в этот раз. Ее любовь возросла многократно и даже превратилась в томительную назойливость, которая мешала свободно воспринимать окружающее и от которой невозможно было отделаться. Только отъезд Дроздова принес девушке долгожданное душевное равновесие.

Впереди показались пограничные столбы, полосатая будка и шлагбаум, перекрывавший дорогу. Солдат с двуглавым орлом на высоком кивере перебросился с кучером несколькими словами, через стекло кареты окинул равнодушным взглядом пассажиров, притянул к себе ружье с примкнутым штыком и встал во фрунт, показывая, что все в порядке. Офицер, переминавшийся на обочине, махнул рукой в белой перчатке, пестрая перекладина поползла вверх, экипаж стронулся с места.

– Зачем солдаты стоят посреди леса? – пробормотал себе под нос Захар, наблюдавший за церемонией сквозь полуприкрытые веки. Он снова всмотрелся в густую хвойную чащобу, обступившую дорогу со всех сторон. – Какая здесь глухомань, зимой, наверное, волки бродят стаями.

– Тут медведи-шатуны водятся, – отозвалась спутница. – И лоси, и олени, и дикие свиньи. И рыси по деревьям скачут.

– Ингрид, ты проснулась? – повернулся он к ней.

– Я не спала, Захар, – улыбнулась девушка, которой с трудом давалось произношение русского имени.

Получалось что-то вроде «сакхаар», так же во времена учебы называли его студенты, уроженцы Ревеля. Впрочем, он тоже быстро переделал шведское имя Ингрид в более доступное Ирина и часто звал так свою нареченную. Или Ирэн, тем самым признавая заграничный акцент.

– Я уже начинаю ощущать свою родину по запаху, – сказала она.

– Это как же?

– У нас много таких же хвойных лесов, в которых полно зверей и грибов.

– А разбойники у вас водятся?

– Зачем тебе плохие люди?

– На Кавказе их полно, без оружия шагу не ступишь.

– В Швеции они тоже есть, как и здесь, в княжестве Финляндском. Кстати, государственным языком здесь до сих пор является не русский, а шведский, так что толмач нам не потребуется, – собеседница взглянула на спутника и продолжила разговор по затронутой им теме. – Но это беглые преступники, зачастую приговоренные к смертной казни. Терять им уже нечего.

– А на Кавказе их приговаривать некому. Приходят на русский берег, разбойничают и снова возвращаются в свои аулы на правом берегу Терека. Они живут еще по законам тейпа – родового клана.

– И здесь саамы еще живут в чумах. Это такие шалаши с дырой наверху, в которую уходит дым от костра.

– По-черному, значит, топят, – Захар потянулся, окончательно сбрасывая с себя остатки дремы. – Горцы живут в саклях с печами из глины, они называются тандыры. Но они все как один знают русский язык, – он не удержался и подковырнул невесту: – Скоро и ваши туземцы по-русски загутарят.

– Это дело несложное, в чем-то даже необходимое, – девушка поджала губы. – Главное, чтобы ваши порядки не подмяли под себя устои той страны, в которую вы пришли.

– Нам такое ни к чему, – усмехнулся Захар. – Русским лишь бы свою необузданную силушку проявить, а потом о победе можно и забыть. – Похоже, что так, – кивнула спутница. – В Финляндии все пока осталось на прежнем уровне. В этот момент издалека прилетел звук ружейного выстрела, карета свернула на обочину и замерла возле верстового столба. Выстрел повторился, затем прозвучал еще один. Кучер начал поспешно подбирать поводья.

– Что случилось? – высунувшись из окна, по-шведски спросила у него девушка.

– Боюсь, госпожа Ингрид, что впереди произошло разбойное нападение, – отозвался кучер, не потерявший хладнокровия. – Надо немного переждать, а потом уже трогаться в путь.

– Ты считаешь, что за это время может что-то проясниться?

– Обязательно. Или появится ограбленный бандитами экипаж, или разбойники уйдут в лес. Торчать на месте им не резон, потому что по тракту ездят русские патрули.

– А если выстрел произвел местный охотник? – не унималась девушка.

– Здесь заповедная зона, отстрел животных запрещен, – ухмыльнулся похожий на викинга широколицый бородатый кучер. – Разве что решил порезвиться русский офицер, едущий домой. Такое тут случается.

Девушка опустилась на место и с легкой тревогой покосилась на своего спутника, деловито заряжавшего пистолет, затем откинулась на спинку сиденья и прикусила нижнюю губу. Весь ее вид говорил о том, что она желала бы проделать путь до родового гнезда в более спокойной обстановке и лучше бы в разговорах о любви, нежели в тревогах за свою жизнь. Захар ничего не имел против ее мечты, но сейчас было не до нежностей, настороженность, сквозившая в каждом движении кучера незаметно передалась и ему. Зарядив пистолет, Захар положил его рядом с собой и настроился ждать разворота дальнейших событий.

Прошло около получаса, волнение постепенно улеглось. Обернувшись на свою госпожу и кольнув Захара через переднее стекло неприветливым взглядом, кучер натянул поводья и щелкнул бичом. Лошади легко сдвинули карету с места, и она покатилась дальше, поднимая за собой клубы пыли. Дорога шла по лесу, кое-где сильно заболоченному, на этих участках поверх ненадежного грунта были уложены бревна с настилом из досок. Экипаж только что проехал одно из таких мест, возница щелкнул бичом и кони прибавили ходу. Скоро показался поворот, вписываясь в который, кучер до минимума срезал угол. Лошади уже вошли в азарт, они мчали экипаж на предельной скорости, закусив удила и екая селезенками. И в этот момент из-за деревьев вылетел четырехколесный фаэтон с откидным верхом. Захар успел заметить, что за ним на длинном поводке бежали две верховые лошади английской породы. В следующее мгновение широкий зад чужой коляски занесло, она с силой врезалась в бок кареты, проламывая доски и срывая колеса со ступиц.

Захар едва успел отдернуть спутницу на себя, фаэтон и карета покатились с насыпной дороги под уклон. Звон разбитого стекла, крики и ругань потревожили тишину леса. Сорвавшись в кювет, карета завалилась набок, треща деревом и стеклами, подмяв под себя оглушенного возницу. Лошади вырвались из постромок и отбежали на приличное расстояние. Наступила тишина, слышно было только испуганное сопение кого-то из путешественников.

Наконец издалека прилетело французское восклицание, подкрепленное в конце крепким ругательством.

– О, мон дье, – закричал кто-то грубоватым мужским голосом. – Пуркуа?..

Захар шевельнулся, ощупал себя, убедился в том, что с ним ничего страшного не случилось, и попытался приподняться. На нем лежала невеста, уткнувшаяся носом в его шею и обнимавшая его за плечи. Он осторожно снял ее руки с себя и рывком встал на корточки. Похлопав спутницу по щекам, Захар заставил ее распахнуть глаза и понял, что с ней все в порядке. Затем он откинул разбитую дверь, оказавшуюся над головой, и высунулся наружу. Перед ним нервно пританцовывала четверка лошадей с лентами спутанных постромок на спинах, негромко постанывал возница, придавленный углом крыши. Позади кареты, тоже в глубоком кювете, лежал фаэтон, из-под него пытался выкарабкаться господин с длинными каштановыми волосами в крупных завитках, с перевязью через плечо. Не переставая гримасничать от боли, он продолжал ругаться на французском языке. Захар впитывал этот язык с детства, но такого живого и активного французского он еще не слышал, хотя разобрать можно было лишь отдельные слова. Француз почем зря крыл каких-то разбойников, встретившихся на его пути, от которых пришлось отбиваться всеми силами, какую-то страну с ее законами и дорогами, погруженную в первобытную темноту, упоминал он и женщину, которую решил на свою голову взять с собой. Он, наконец, выбрался из-под коляски, пнул ногой колесо и запричитал с новой силой. Мол, если бы из городка Мец он отправился в путь верхом на добрых английских скакунах, то уже возвращался бы домой с какими-то раритетами в карманах. Теперь же ему предстояло добираться куда-то пешком, да еще тащить на плечах девицу, вырвавшуюся на свободу из монашеского плена и сумевшую уговорить его прихватить ее с собой в опасное путешествие. Это из-за нее он согласился пересесть на колымагу, рассыпавшуюся на первом повороте на мелкие части. Дальше шли отборные ругательства, не оставлявшие сомнения в том, что господин весьма огорчен случившимся.

Захар оперся на руки, вылез наружу, соскользнул с корпуса кареты и попытался приподнять ее за крышу, чтобы высвободить возницу. Это оказалось не просто, лишь когда кучер немного пришел в себя и начал ему помогать, дело сдвинулось с места. Пострадавший отполз подальше от кареты и тоже принялся громко ругаться по-фински. Наверное, у всех европейцев способ разрядки был одинаковым. Захар снова взобрался на крышу и подал руку невесте. Когда путешественники убедились в том, что с ними ничего страшного не произошло, они разом повернулись в сторону опрокинувшегося фаэтона.

Энергичный француз успел вытащить из него свою спутницу и теперь оказывал ей первую помощь. Затем он оглянулся и тут же заторопился к путникам, выкрикивая на ходу извинения.

– Экскюзи муа, силь ву пле, месье ла мадемуазелле… Же се репентир…Захар окинул его колючим взором и перевел взгляд на девушку. В данный момент он вовсе не хотел общаться с господином, спешащим к ним с извинениями, считая его виновником происшествия.

– Я тоже не желаю выяснять причины столкновения на языке этого ломового извозчика. Тем более, принимать от него извинения, – посмотрев на своего спутника, сдвинула Ингрид светлые бровки. – Он не должен был вылезать из конюшни на своем дворе, занимаясь только ее чисткой. Кучер принялся закатывать рукава сюртука, его кулаки походили на пудовые гири. Заметив, что напряжение возрастает, Захар расставил ноги и принял боевую стойку. Но вид у француза был такой удрученный, и такое чувство вины отражалось на его смугловатом красивом лице, что Дарганову невольно хотелось пойти ему навстречу и услышать от него самого объяснение происшествия. Тем более что их возница тоже нарушил правила, он срезал угол поворота и едва не прижался к противоположному краю дороги.

Между тем кавалер остановился напротив путешественников:

– Месье, мадемуазель, парле ву франсэ? – виновато улыбаясь, протянул он руки вперед, и, не получив ответа, принялся перебирать языки. – Сведен, суоми?.. Ду ю спик инглиш, мистерс энд миссис?

– Ес, – не выдержала Ингрид, обольщения разумным поведением кавалера. Она сердито завела за ухо растрепавшиеся волосы и повторила. – Ес, сэр.

– О, миссис, как я рад, что вы наконец-то отозвались, – по-английски радостно залопотал путешественник. – Поверьте, я не желал делать вам ничего плохого.

– Не сомневаюсь. Только лошадей на поворотах надо было придерживать, а не отпускать поводья. Иначе можно и костей не собрать, – сверкнула глазами Ингрид. – Здесь не американские прерии, а северная страна Финляндия с единственной на всю округу дорогой.

– Но я не американец, а француз, – развел руками кавалер. – Это не моя вина, что мы ехали так быстро, за нами гнались разбойники.

– Вот как! – с издевкой воскликнула Ингрид. – И где же они теперь?

– Я не знаю, но мне пришлось в них стрелять. Бандиты окружили нас со всех сторон и пытались вытащить из фаэтона, чтобы ограбить. Мы вырвались из ловушки только по чистой случайности. Наверное, они отстали от нас.

– Значит, разбойники вот-вот могут быть здесь? – девушка сменила издевательский тон на настороженный и кинула быстрый взгляд на Захара.

– Не исключено. Их было пятеро, они скакали верхом на лошадях. Одного из них я, кажется, здорово зацепил.

Ингрид перевела жениху содержание разговора, затем это же повторила по-шведски кучеру, который сразу направился к карете, где под сидением у него лежало ружье. Захар подобрался, коснулся пальцами рукоятки пистолета за поясом.

– Скажи этому господину, чтобы он сначала помог нам поставить нашу карету на колеса, а потом мы попробуем справиться с его тарантасом. И если все, что он здесь наговорил, правда, пусть тоже приготовится к отражению нападения,

Когда девушка перевела слова Захара, кавалер быстро закивал и похлопал себя по боку.

– Я согласен делать то, что вы считаете необходимым, – сказал он. – Уйти от разбойников мне вряд ли теперь удастся, как и справиться с ними в одиночку. Да и вины за аварию с меня никто не снимал, так что за разбитую карету я готов заплатить.

Но девушка уже не слушала его, вслед за мужчинами она поспешила к опрокинувшемуся экипажу, а кавалер последовал за ней. Когда карета единым порывом была поставлена на три целых колеса, возница сбегал за последним из них, откатившимся довольно далеко, и ловко насадил его на заднюю ось, закрепив железным шплинтом, найденным в ящике с инструментами. Прежний шплинт, стопоривший муфту, оказался срезанным словно бритвой.

Передвинув пистолет на живот, Захар побежал к лошадям, замершим возле кромки леса. Постромки были перепутаны, но ему все же удалось их разобрать и распределить по местам. Подхватив под уздцы первую лошадь, Захар повлек всю четверку за собой, то и дело посматривая на дорогу, уходящую в чащу. Пока все было спокойно. Мужчины успели выкатить карету из канавы и пристегнуть к ней коней.

Но как только они вытащили на тракт и фаэтон, со стороны русской границы послышался дробный стук копыт. Вскоре на фоне деревьев замаячили фигуры всадников в темных одеждах, когда они приблизились, у путешественников тут же исчезли сомнения в том, что это бандиты. Слишком уж грозным был их облик, слишком много висело оружия на поясах. Наверное, они отстали по причине гибели или ранения своего товарища, но знали тропу, позволившую им обогнать кавалера и его спутницу. Не ведая об аварии и устав сторожить добычу, они повернули обратно, чтобы наткнуться теперь на два экипажа сразу.

– Ирэн, цепляй за руку мамзельку и волоки ее в карету. Там стенки толстые, пули не прошибут, – обернувшись к девушке, с твердостью в голосе приказал Захар. – Заодно скажи французу, что мы не успеем впрячь его лошадей в фаэтон, пусть наш кучер пристегнет их к заду нашей кареты, а потом возвращается к нам.

– А вы как же? – тревожно дрогнула ресницами его спутница.

– Мы займем оборону за тарантасом и станем отстреливаться.

– В карете поместятся все. Может быть, попробуем от них оторваться? – она с надеждой заглянула в лицо суженому.

– Вряд ли, наш экипаж слишком громоздок для соревнований с верховыми, – с сомнением поджал губы Захар. – Лошади быстро устанут, и разбойники догонят нас как ожиревших зайцев.

Девушка еще раз посмотрела по сторонам, словно оценивая обстановку, затем быстро прижалась грудью к Захару и поцеловала его в губы:

– Я хочу тебе признаться.

– В чем?

– Я говорила тебе, что взяла с собой шкатулку и часть личного гардероба.

– Ну и что, не голой же тебе бегать по балам, – Захар хотел было отмахнуться от женских глупостей.

– В шкатулке наши фамильные драгоценности, а платья лучшие из всего гардероба, они из дорогого материала.

– Тогда зачем ты брала их с собой? – нахмурился Захар. – Могла бы отправить с какой-нибудь оказией.

– Прикажешь бегать по балам голой? – хитро прищурилась невеста.

Казак перемялся с ноги на ногу и махнул рукой.

– Разберемся, но вам с мамзелькой тут делать нечего.

– Мне тоже кажется, что ты умнее всех и принял правильное решение, – скороговоркой сказала Ингрид. – Только не забудь, пожалуйста, что без тебя я жизни не мыслю.

Захар спихнул котелок на затылок и, не замечая, что от волнения переходит на казачий говор, сказал невесте:

– Загутарились мы с тобой, девка. Стрекочи к повозке, пока я тебе хвоста не накрутил.

Обе женщины, поддернув руками подолы длинных платьев, заспешили к карете, возница, собрав в одну руку уздечки, повлек за собой французских лошадей. Захар с кавалером заняли места за фаэтоном и навели оружие на приближающихся разбойников. Мужчины не разговаривали, без слов понимая друг друга, словно знались сто лет. Наверное, у тех, кто не раз находился на волосок от смерти, вырабатывается свой язык, состоящий из мимолетных взглядов и жестов, ничего не значащих для посторонних. Скоро к ним присоединился кучер.

Четверо бандитов перекинули ружья на грудь и еще издали, на скаку дали первый залп. Пули вмялись в деревянную обшивку фаэтона. Захар с соратниками не остались в долгу, но и ответная пальба не принесла нужных результатов. Во время перезарядки оружия в голове Захара пронеслась мысль о том, что разбойники не зря пустились в погоню за французом. Перстень с крупным бриллиантом на среднем пальце левой руки и толстая золотая цепь у него на шее говорили о том, что вряд ли он из простых искателей приключений. Но и на буржуа, желающего выгодно вложить капиталы, этот человек нисколько не походил.

Между тем разбойники приблизились настолько, что стали различимы их лица Трое из них представляли из себя типичных скандинавов с грубыми чертами лица, со светлыми патлами и такими же глазами, но четвертый бандит с широкими скулами и курносым носом явно смахивал на русского пройдоху, которых где только не встретишь. Его глаза отливали густой синевой, а кустистые брови имели цвет спелой пшеницы. Не дожидаясь, пока путешественники перезарядят оружие и дадут еще один залп, нападающие саженей за двадцать разлетелись веером на обе стороны дороги и попытались наскоком прорваться к фаэтону. Но обороняющиеся тоже не дремали. Захар успел взвести курок и пальнул без промедления. Один из бандитов вывалился из седла, но остальные сумели подскакать вплотную.

Мало кто умудрится в упор попасть в верхового, неожиданно возникшего и вихляющегося в седле словно на шарнирах. В ближнем бою конник чаще всего успевает снести пешему голову саблей. Вот и сейчас над Захаром вдруг вздыбился могучий круп коня, а сверху на него обрушился блестящий осколок молнии. Казак едва успел юркнуть под лошадиную грудь, он родился и вырос среди табунов в предгорьях Кавказа, ему ли было не знать повадки этих животных. Копыта скакуна разом ударили в боковину пролетки, просекая подковами дерево насквозь. Захар уцепился правой рукой в поясной ремень разбойника, стараясь стащить его с седла, одновременно левой цепляясь за загубники и заворачивая морду жеребца ему же на спину. Конь всхрапнул, кровавя железом десны и губы, и стал клониться на бок. Всадник не успел перекинуть саблю в другую руку, он слетел с седла и грохнулся на землю. Захар вырвал клинок из ослабевших пальцев и без замаха опустил его на лохматую голову бандита. Громко треснула кость, разбойник без звука закатился под ноги своей лошади. Казак осмотрелся вокруг, пытаясь разом охватить всю картину боя.