Текст книги "Абреки Шамиля [СИ]"

Автор книги: Юрий Иванов-Милюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Девушка еще раз посмотрела по сторонам, словно оценивая обстановку. Затем быстро прижалась грудью к Захару, поцеловала его в губы:

– Я хочу тебе признаться.

– В чем?

– Я говорила тебе, что взяла с собой шкатулку и часть личного гардероба.

– Ну и что, не голой же тебе бегать по балам, – Захар хотел было отмахнуться от женских глупостей.

– В шкатулке наши фамильные драгоценности из золота и редких камней, а платья лучшие из всего гардероба, они из дорогого материала.

– Тогда зачем ты брала их с собой? – нахмурился Захар. – Могла бы отправить с какой–нито военной оказией.

– Прикажешь бегать по балам голой? – хитро прищурилась спутница.

Казак перемялся с ноги на ногу и махнул рукой:

– Разберемся, но с мамзелькой мушкетера тут тебе делать нечего.

– Мне тоже кажется, что здесь ты умнее всех и принял правильное решение, – скороговоркой сказала она. – Только не забудь, пожалуйста, что без тебя я не сдвинусь с места.

– Дык, само собой, – не замечая, что от охватившего его волнения переходит на казачий говор, спихнул Захар котелок на затылок. – Загутарились мы с тобой, девка, стрекочи к повозке, пока я тебе хвоста не накрутил.

Обе женщины, поддернув руками подолы длинных платьев, заспешили к карете, возница, собрав в одну руку уздечки, повлек за собой французских лошадей. Захар с кавалером заняли места за фаэтоном, деловито обложив себя патронами, они сразу навели оружие на приближающихся разбойников. Мужчины не разговаривали, без слов понимая друг друга, словно знались сто лет. Наверное у тех, кто не раз находился на волосок от смерти, выработался свой язык, состоящий из мимолетных взглядов и ничего для посторонних не значащих жестов. Скоро к ним присоединился плохо понимавший по русски кучер–швед. Четверо бандитов перекинули винтовки со спины на грудь и еще издали на скаку сделали первый залп. Пули вмялись в деревянную обшивку фаэтона с обитым железными листами передом. Захар с соратниками не остались в долгу, но ответная пальба не принесла нужных результатов. Пока пистолеты заряжались заново, в голове у Захара пронеслась мысль о том, что разбойники не зря пустились в погоню за мушкетером. Перстень с крупным бриллиантом на среднем пальце левой руки и толстая золотая цепь у него на шее говорили о том, что вряд ли он из простых искателей приключений, или из тех джентльменов удачи, в одиночку пробирающихся за шальными деньгами в богатую Россию. Скорее всего, это не нуждающийся ни в чем ловелас, решивший навестить в Российской империи своих родственников и разведать обстановку для вложения своих капиталов. Французский буржуа с набитыми золотом мешками за спиной. Хотя худощавый вид кавалера и его умение обращаться с оружием имели полное право послужить примером обратным.

Между тем разбойники, размахивая саблями, приблизились настолько, что стали различимы их заросшие волосом образы. Трое из них представляли из себя скандинавов с грубыми чертами лица, со светлыми патлами и такими же глазами, но четвертый бандит широкими скулами и курносым носом явно смахивал на русского пройдоху, которых где только не встретишь. Глаза у него отливали густой синевой, а кустистые брови имели цвет спелой пшеницы. Не дожидаясь, пока защитники перезарядят пистолеты и сделают еще один залп, нападающие саженей за двадцать разлетелись веером на обе стороны дороги и попытались наскоком прорваться к фаэтону. Но за коляской не дремали тоже, тот из защитников, кто успел взвести курок, пальнул без промедления. Один из бандитов едва удержался в седле, видимо его ранило, остальные сумели заскочить в мертвую зону, где стрелковое оружие, несмотря на грозность, превращалось в бесполезные железяки. Редко кто из солдат умудрялся попасть в неожиданно возникшего перед лицом верхового, вихляющегося в седле словно на шарнирах, конники обычно раньше успевали снести ему голову саблей. Вот и сейчас над Захаром вдруг вздыбился могучий круп коня, а сверху заторопился обрушиться на него блестящий осколок молнии. Казак едва успел юркнуть под лошадиную грудь, он родился и вырос среди табунов в предгорьях Кавказа, ему ли было не знать повадки этих животных. Копыта скакуна разом ударили в боковину пролетки, просекая подковами дерево насквозь. Захар уцепился правой рукой в поясной ремень разбойника, стараясь стащить его с седла, одновременно левой рукой цепляясь за загубники и заворачивая морду жеребца ему же на спину. Конь всхрапнул, кровавя десна и губы железом, стал клониться на бок. Всадник не успел перекинуть саблю в другую руку, он слетел с седла и грохнулся на землю. Захар вырвал из ослабевших его пальцев саблю, без замаха опустил ее на лохматую голову бандита. Громко треснула кость, разбойник без звука закатился под ноги своей лошади. Казак осмотрелся вокруг, пытаясь разом охватить всю картину боя.

Мушкетер отбивался шпагой от наседавшего на него рослого всадника с грудью, заросшей до самого подбородка буйным волосом. Он пытался нанести колющий удар, чтобы потом схватить противника за одежду и сбросить его с седла, как перед этим поступил Захар. Но соперник попался ему матерый, он то заставлял коня отскочить на расстояние вытянутой руки, то снова принуждал его наезжать на кавалера, закрывая тому обзор, сам же стараясь достать врага острием клинка. После каждого промаха серебристой мушкетерской шпагой, он громко выкрикивал всего два почти одинаковых слова:

– Нитэс, месье! Нитэс! О, литэс, месье!

И снова остервенело бросался в схватку. Захар сообразил, что бандиту взять француза будет не так–то легко, видимо кавалер успел побывать в более серьезных переделках. Это обстоятельство в какой–то мере освобождало от ответственности за его жизнь. Он зашарил глазами в поисках кучера, во время атаки разбойников возившегося рядом с ним с ружьем. И увидел того в кювете, отбивающегося сразу от двух нападавших. Красный от напряжения, швед то взмахивал тяжелым прикладом, то протыкал пространство перед собой примкнутым к стволу штыком. После его энергичных фортелей оба бандита вынуждены были отскакивать от него, как черт от ладана, чтобы в очередной раз заносить для удара клинки над головой, со свистом рассекая лишь воздух. С одного взгляда было видно, что силы неравные, к тому же у кучера не было сабли, у него не хватало времени и на перезарядку винтовки. Захар наступил на одну из оглоблей, раскиданных от передка фаэтона в разные стороны, спружинив с нее, птицей взлетел в седло разбойничьей лошади. Подняв жеребца на дыбы, бросил его на противников, занося над собой острую саблю. Первым на пути оказался тот бандит, которого ранили в самом начале боя. Его скованные болью движения не приносили никаких результатов, скорее всего он и сам понимал свою бесполезность, но жажда наживы заставляла его не покидать места битвы. Это был рослый мужчина лет под сорок с будто вырубленным из скалы неподвижным лицом, со звериными высверками почти бесцветных глаз из–под дремучих бровей. Лоб был низким, вдобавок его прикрывал чуб из свалявшихся волос. Под кафтаном темного цвета с широкими рукавами виднелась не стиранная рубашка с расстегнутыми пуговицами оголявшая мощную шею с бугристой грудью, которую украшала золотая цепь с медальоном и с лютеранским крестиком поверх него. Из–под верхней одежды виднелись брюки военного покроя, а на грязных голенищах сапог посверкивали медные колесики от шпор. Заметив рывок одной из недавних своих жертв, он сделался белым как полотно, видимо рана от пули была серьезной. Но инстинкт самосохранения заставил его выбросить руку с саблей вперед и достойно встретить молниеносный удар клинка соперника. Снопы искр осыпали обоих противников и их лошадей, Захар закрутил жеребца на месте, снова взметнул оружие вверх, намереваясь развалить бандита до самого седла. И вновь оба клинка огласили пространство звоном закаленной стали, снопы искр превратились в копны. Казак понял, что этого разбойника он с наскока никогда не возьмет, несмотря на его болезненное состояние. Нужно было придумывать что–то новое. К тому же второй бандит, увидев, что его раненный товарищ успешно отражает атаки какого–то удальца, оставил кучера в покое и решил придти тому на помощь. Наверное он подумал о том, что пеший извозчик все равно никуда не денется. И это было непростительной ошибкой с его стороны.

Не успел разбойник обратиться к шведу спиной, как тот моментально присел на одно колено и принялся торопливо загонять в ствол винтовки патрон. Скорее всего кучер был хорошим солдатом при своих королях Бернадотах, участвуя в боевых действиях в том числе против русских. Может быть поэтому он не желал общаться с Захаром, с самого начала притворившись не понимающим русской речи. Но размышлять на эту тему было некогда, Захар рванул уздечку на себя и развернул жеребца на задних ногах, давая понять, что собирается покинуть поле боя. Раненный бандит лишь с облегчением расслабился, он осел в седле подтаявшим сугробом. Зато решивший ему помочь его товарищ пришпорил своего рысака, подрезая пути отхода. Но Захар, едва передние ноги лошади коснулись земли, вновь поднял ее на дыбы и мгновенно очутился позади преследователя. Тот поздно понял свою оплошность, не успев раскрутиться навстречу опасности. Он попытался уйти, на ходу сменив направление, и в этот момент конец сабли Захара полоснул разбойника вдоль спины, распарывая на нем вельветовый кафтан вместе с телом. Бандитская лошадь все–таки завершила маневр, который оказался последним для ее седока, взмахнув руками, тот на всем скаку грохнулся на землю. Захар остановил жеребца, смачно сплюнув, провел рукавом рубашки под носом. Вид разбойника, испускающего последний дух не затронул в нем никаких чувств, даже богатый перстень на его правой руке не вызвал желания спешиться и забрать его себе. Хотелось одного, достать из кареты припрятанную под сидением деревянную баклажку и хлебнуть припасенного на крайний случай домашнего чихиря, чтобы не одолела проклятая икота.

Позади раздался гомкий выстрел. Казак обернулся, успел увидеть, как начал сваливаться с лошади раненный бандит. Сначала он наклонился к густой гриве, словно собирался вцепиться в нее скрюченными пальцами, не удержавшись, свесился на один бок. И только потом, забыв выдернуть носки сапог из стремян, опрокинулся навзничь, пугая своего коня ударом рук по задним его ногам. Буланый скакун взвизгнул и протащил мертвого седока несколько сажен, до того места, пока его за уздечку не перехватил кучер, сделавший тот самый смертельный выстрел. Похлопав коня по морде, швед повернул угрюмое лицо в сторону Захара, в его скандинавском облике даже в такой момент не разгладилась ни одна черточка. Он по прежнему оставался древним викингом, признающим власть над собой только себе подобных. Захар поморщился как от зубной боли и зарысил к фаэтону, возле которого до сих пор продолжался поединок француза с последним рыцарем с большой дороги.

Оба противника оказались достойными друг друга, они по прежнему пытались подловить каждый своего соперника на ложных выпадах, но видно было, что испытываемое обоими адское напряжение начинает давать сбои. Теперь все зависело только от того, кто первым прозевает молниеносный удар. Захар остановился в отдалении, он понимал, что французский шевалье вряд ли воспримет его вмешательство в дуэль как бескорыстную помощь. Скорее всего он оскорбится, решив, что какой–то невежа принял его за обыкновенного обывателя. К тому же поединок явно подходил к концу, имея большой перевес в сторону кавалера. Разбойник тоже понимал, что песенка его спета, уйти от врагов, у которых имелись лошади и ружья, не представлялось возможным. И он мечтал лишь об одном – подороже продать свою жизнь. В какой–то момент это ему почти удалось. Мушкетер, отскакивая назад после очередной атаки, зацепился ногой за оглоблю. Бандит тут–же потянулся саблей к его голове, наверное он уже предвкушал, как раскроит сопернику череп. Но кавалер сумел увернуться от удара и пока его противник пытался выпрямиться в седле, сделал молниеносный выпад шпагой. Конец грозного оружия попал прямо в раззявленный бандитский рот и выперся уже из затылка. Всадник выпучил глаза, цепляясь руками за уздечку, дернулся головой вслед за шпагой, вытаскиваемой французом из его рта. И упал с седла под колеса фаэтона. Кавалер опустил клинок, смахнул пот с лица и вздернул подбородок. Но ему не удалось покрасоваться перед остальными участниками боя, потому что к мужчинам уже бежали по дороге обе девушки, на ходу поддергивая подолы длинных платьев и выкрикивая какие–то похвальбы. Из всего потока можно было разобрать лишь слово герои, произносимое на русском и французском языках почти одинаково.

– О, мой герой, мой победитель, – устремляясь к Захару, кричала шведка Ингрид. – Я люблю тебя.

– О, мон херос, – не отставала от нее француженка, еще издали протягивая руки к кавалеру. – Мон шер, мон копин?…

Завидев их, даже мрачный возница, по прежнему стоявший в стороне, осклабился щербатым ртом посреди рыжеватой бороды с густыми усами и громко констатировал на своем языке:

– Лапси! Охо–хо, лапси.

Еще раз похлопав жеребца по храпу, он принялся подбирать оружие.

Карета с фаэтоном были отремонтированы с помощью инструмента, оказавшегося в сундучке у запасливого кучера, и хотя проломы в их деревянных боках зияли по прежнему, вид они имели вполне сносный. Захар распределил лошадей разбойников среди мужчин, принимавших участие в бою, исходя из незыблемого казачьего правила – кто скольких врагов убил. Самому ему достались два рысака буланой масти, французу с кучером каурый и гнедой скакуны. Не удержался казак и от того, чтобы снять с убитых украшения – перстни, цепочки, выгрести из их карманов деньги. Скорее всего, сказывалась традиция, передаваемая у терских казаков от деда к внуку и гласящая весьма просто: добру не пропадать. Перед тем, как разъехаться своими дорогами, путники собрались вместе, чтобы добрыми порциями вина отметить нежданную встречу, а заодно и скорую разлуку.

– Скажите, кто вы такие, господа? – поднимая чарку, спросил у случайных боевых соратников Захар. – Вот разъедемся сейчас и не будем знать, кого благодарить за наше спасение от неминуемой смерти. Если бы разбойники разделались с вами, они обязательно напали бы на нас, и неизвестно, на чьей стороне была бы победа.

– Это правда, – переведя вопрос своего спутника на французский язык, поддержала Ингрид. Она успела простить нахала, разбившего карету, и теперь с удовольствием перешла на его родной язык. – Никто бы из нас в одиночку с бандитами не справился, если учесть, что вначале их было пять человек. Спасибо вам, месье, за то, что вы еще раньше избавили моих мужчин от первого из них.

– Извини, дорогая Ирэн, но пусть этот мушкетер на второго жеребца не рассчитывает, – покосившись на девушку, пробурчал как бы себе под нос Захар. Ему не понравилось, что она вроде усомнилась в его отваге. – Кони уже поделены, может быть он еще встретит ту лошадь, когда отправится в путь дальше.

– Вряд ли она поскакала в другую сторону, – одернув его за рукав, прошипела девушка. – Помолчи, нам важно узнать, кого нам в помощь подослал сам Господь.

Француз весело переглянулся со своей спутницей и сделал вежливый поклон:

– Буало де Ростиньяк, – представился он. – Я имею титул герцога, у себя на родине являюсь наследником рыцарского рода Огня и Меча. Мы направляемся в Россию по делам государственной важности.

– Мадемуазель Сильвия д, Эстель, – наклонила головку и его подружка, которая вся представляла из себя кокетливое изящество а ля Севинье. – Я сопровождаю своего кавалера и тоже происхожу из древнего дворянского рода.

– Ничего себе! – невольно присвистнул Захар. – Вот это встреча с почти королевскими особами. Как же они решились на путешествие в одиночку?

– Как и мы, – снова прошипела девушка. – Но ты забыл представиться.

– Терской казак Захар Дарганов, слуга царю и отечеству, – ломая французский язык до невозможности, шаркнул ногой ее спутник. – Наверное тоже из древнего казачьего рода, но у нас за родословными никто не следит.

– У тебя еще все впереди, – оборвала его собеседница, она присела в легком книксене, потому что пришла ее очередь назвать себя. – Мадемуазель Ингрид Свендгрен, потомственная дворянка из семьи шведских эрцгерцогов, имеющих родственные связи с королями из династии Бернадот.

Стоявший поодаль возница тоже скромно доложил:

– Энсио Хююпия, швед финского происхождения и кучер семьи Свендгрен. В этом путешествии я сопровождаю свою госпожу.

Постаравшись сменить маску угрюмости на доброжелательность, возница помахал французам рукой и пошел готовить экипаж к отъезду. Проводив его благодарным взглядом, мушкетер снова обернулся к стоящей напротив него Ингрид и воскликнул:

– О, мадемуазель, вполне возможно, что нас с вами связывают кровные узы, – стараясь не расплескать вино из походной кружки, он прикоснулся рукой к своей шляпе. – Один из моих прапрадедушек был женат на шведке с точно такой же фамилией.

– Ничего особенного, одна из моих прапрабабушек тоже была замужем за бароном из династии Бернадот, – быстро перебила своего спутника девица Сильвия д, Эстель, она окинула кавалера вызывающим взглядом. – Но это требует доказательств с поднятием регистрационных записей в церковных книгах, а потом уже можно козырять королевскими связями.

– Вам не мешало бы сначала выучиться ездить верхом на лошади, а после указывать, как мне себя вести, – поморщившись, высказал свое мнение мушкетер. – Мало того, что из–за вас я на целый год отложил поездку в Россию, затем по вашей подсказке изменил первоначальный маршрут, мы, вдобавок, в третий раз попадаем в пренеприятнейшую историю.

– Разве! А мне показалось, что только во второй. И все–таки, когда же произошла первая, месье Буало? – с милой улыбкой, сквозь которую сквозила откровенная издевка, повернулась к нему собеседница.

– Когда пересекли пролив Каттегат между Данией и Королевством Шведским, чтобы добраться до его столицы Стокгольма, – едва сдерживая раздражение, сказал кавалер. – Не успели мы сойти на берег и пересесть в навязанный вами тарантас, как нас окружили портовые грузчики и чуть не ограбили до нитки.

– Ах, это такая мелочь, – отмахнулась спутница, она отхлебнула вина из чарки и вскинула на мушкетера насмешливые глаза. – Да, но при чем здесь лошади?

– Если бы вы умели ездить верхом, то мы спокойно ускакали бы от тех портовых грузчиков. Тем более, что потом, когда я ранил двоих из них шпагой, они бросились за нами в погоню на ломовых лошадях. И мы снова едва не оказались в их руках.

– Вполне возможно, что это и так. Но мне кажется, что дело не во мне, а в вашем противном характере. Вторая ваша ссора с представителем шведского дворянского общества тоже закончилась погоней за нами.

– Вы имеете ввиду того скандинава с надменным лицом, у которого я попытался выведать судьбу французских раритетов?

– Именно так, месье Буало. Вы приставили шпагу к его горлу и потребовали назвать всех его знакомых, кого можно было бы подозревать в разбойничьих нападениях на французов, – подергала розовыми тонкими ноздрями Сильвия. – После чего нам пришлось прекратить попытки найти в Швеции кардинальскую цепь с медальоном и другие сокровища, похищенные у вашего дальнего родственника одним из скандинавов и поскорее убираться из Королевства Шведского не солоно хлебавши.

– И снова я вынужден повторить, что если бы вы, мадемуазель Сильвия, умели держаться в седле, нас бы не догнал никто и никогда.

– А кто вам сказал, что я не умею ездить на лошади?

От такой откровенной лжи зрачки у мушкетера закатились под лоб, видимо он еще не до конца познал свою пассию. С усилием протолкнув вовнутрь застрявший в горле комок, он уставился на нее немым взором. Затем, придя в себя, ткнул пальцем по направлению к привязанным к заду фаэтона лошадям:

– Мадемуазель Сильвия д, Эстель, прошу вас продемонстрировать нам свое искусство верховой езды.

– Легко! – беспечно воскликнула его спутница, она перекинула газовый шарфик через плечо и с пафосом добавила. – Но только тогда, месье Буало де Ростиньяк, когда на этой дороге мы с вами останемся одни.

– Позвольте поинтересоваться, в чем причина подобной скрытности? – не отставал от нее язвительный кавалер.

– В вас, меье Буало де Ростиньяк, – и не думая расставаться с нагловатой своей уверенностью, отпарировала собеседница. – А еще я не люблю советов со стороны.

Кавалер издал долгий мучительный стон, в то время как остальные окружающие с трудом удерживались от смеха. Даже кучер позволил себе пару раз громко гоготнуть. Ингрид, чтобы разрядить обстановку, подняла походную чарку и с грустью сказала:

– Я очень рада нашей встрече, она останется в моей душе на всю жизнь. Я верю, что все приключившееся с нами не случайность. Давайте выпьем за то, чтобы таких встреч у нас с вами было побольше.

Путешественники осушили кружки, оставалось попрощаться и отправиться к своим экипажам, чтобы продолжить путь.

– И все же я предлагаю вам деньги на ремонт кареты, – бросив взгляд в сторону роскошной повозки с побитыми боками, сказал мушкетер. – Ведь это моя вина, что не удержал лошадей на повороте.

– Не беспокойтесь, месье Буало де Ростиньяк, – сделала отрицательный жест рукой Ингрид. – В нашем замке на острове Святого Духа, куда мы с женихом держим путь, в конюшне стоит без дела еще с пяток таких же повозок.

– Тогда простите нас за доставленные вам неудобства, – кавалер снял шляпу, чуть склонил красивую голову. – Прощайте, господа, рад был встрече с вами.

Его пассия присела в изящном книксене, полном достоинства и скрытой игривости, чем снова вызвала у всех невольную улыбку. Но в миловидном лице Сильвии таилась какая–то недосказанность.

– А мне кажется, что нам нужно поворачивать вслед за этими господами, – вдруг подняла она глаза на своего спутника. – Я уверена, что предмет наших поисков находится в прекрасном городе Стокгольме, который мы так быстро покинули.

– Мадемуазель Сильвия, не болтайте глупостей, – оборвал ее кавалер под выжидательными взглядами окружающих. – Все наши действия давно одобрили люди более сведущие, и нам остается только следовать их указаниям.

– Счастливой вам дороги, – вслед за своей спутницей повторил Захар. – Бог даст еще свидимся.

Столица королевства Шведского город Стокгольм, как и большинство крупных городов мира, расположилась на небольшой возвышенности. Когда карета с путешественниками выехала из бесконечного леса, обступавшего их всю дорогу, и снова устремилась к горизонту, то вначале на нем показались острые шпили романо–готических церквей и крытые красной черепицей конические крыши многочисленных дворцов. Они быстро увеличивались в размерах, создавая впечатление сказочного государства с эльфами и принцессами на горошинах в королевских покоях. Захар высунулся из бокового окна и с удовольствием принялся впитывать в себя необычную картину. Теплый ветер обдувал его разгоряченное лицо, запутывался в непокорных волосах. Его спутница тоже радовалась успешному завершению долгого пути, она принялась приводить себя в порядок. Захар успел насмотреться на финские дома и дворцы, которые выглядели куда скромнее роскоши Санкт – Петербурга, воздвигнутой в духе русского барокко, классицизма и ампира архитекторами Кокориновым, Стасовым, Валлен – Деламотом, Расстрелли и другими зодчими, с величественными куполами соборов, построенных в перенятой у греческих строителей православной манере. Особенно впечатлял Исаакиевский собор с маковками, покрытыми темными с золотом плитами. Но резные шпили над столицей Швеции выглядели так необычно, они так здорово напоминали о средневековых временах из приключенческих книг с крестоносцами и благородными рыцарями, что невольно захватывало дух.

Копыта лошадей застучали по булыжной мостовой городской окраины, по чистеньким улицам ходили мещане и господа. Женщины несли в руках сумки и лукошки, в большинстве своем они были в белых чепчиках, коротких кофточках с рукавами фонарем и широких до земли юбках с оборками. На мужчинах красовались странноватого покроя шляпы, они были одеты в кургузые подобия кафтанов или сюртуков, ноги обтягивали или короткие брюки, или вовсе разноцветные чулки. Некоторые из горожан были обуты в деревянные башмаки, которые гремели по булыжнику не хуже лошадиных подков.

– Это голландские подданные, государство которых находится от нас через пролив Скагеррак в Северном море. Их здесь много, все они или рыбаки, или цветоводы, – заметив изумленный взгляд Захара, пояснила девушка. – Наши горожане давно перешли на центрально европейский стиль одежды, они носят пиджаки с брюками и кожаную обувь. Лишь в деревнях все остается по прежнему.

По бокам кареты замелькали витрины богатых магазинов, фасады роскошных дворцов, построенных в стиле ампир и барокко, с фигурами животных перед входами, со статуями на небольших площадях. Когда завернули на одну из главных улиц, девушка обратила внимание спутника на взметнувшуюся в небо колокольню воздушного собора.

– Это церковь Риддархольмсчюрка, а немного дальше церковь Сторчюрка, за ними возвышается Рыцарский дворец, – она подождала, пока Захар насладится видами сооружений, и продолжила. – А сейчас мы попадем в старый центр города Гамластан, здесь стоит Королевский дворец. Мы можем прямо из кареты полюбоваться сменой караула перед главным подъездом, а если повезет, то увидим выезд кого–то из королевской семьи.

– И у нас такое есть. А ты бывала в этом дворце? – обратился к ней Захар.

– Конечно. Мой папа тоже устраивает в замке светские балы, на которые приглашаются члены королевской фамилии Бернадот. Будем надеяться, что высшая знать не откажется посетить наше поместье и в наш с тобой приезд.

Захар покусал кончик уса и снова уставился в окно. Взгляд его притянула к себе толпа горожан с лицами, измазанными красной краской. Некоторые держали в руках мечи и алебарды, на головах у них красовались или хвостатые колпаки, или рыцарские шлемы.

– Это патриоты, они напоминают гражданам нашего королевства о Стокгольмской кровавой бане, которую преподнес шведам датский король Кристиан Второй, – не дожидаясь вопроса от Захара, пояснила собеседница. – Триста с лишним лет назад Швеция вышла из Кальмарской унии – объединения нескольких государств, и за тягу к самостоятельности датчане устроили нам резню.

Скоро экипаж выскочил к набережной, обложенной гранитными блоками. Впереди, насколько хватало взора, плескались серые волны Балтийского моря. Проехав по берегу, заваленному товарами, мимо причалов с пришвартованными к чугунным кнехтам парусными судами, карета устремилась в тот его конец, возле которого на воде покачивался небольшой морской катер с такими же, как и на ее боку, эмблемами. Кучер издал громкое восклицание и натянул поводья. Девушка подала знак, чтобы Захар выходил на пирс, затем, опершись на поданную им руку, спрыгнула на камень сама.

– Посмотри, пожалуйста, вон туда, – указала она рукой в сторону темного пятна на горизонте. – Это остров Святого Духа, пять сотен лет назад на нем был построен родовой замок Свендгренов. Туда мы сейчас и отправимся на нашем катере.

– Карету с лошадьми мы оставим здесь или тоже погрузим на корабль? – спросил Захар, его смущали зияющие на деревянных боках экипажа большие дыры. Ко всему, он успел привязаться и к угрюмому кучеру, который неплохо дрался с разбойниками и перед которым он стал ощущать как бы необъяснимое чувство вины. Может быть, это было связано с присоединением Россией к своей территории Княжества Финляндского. Ведь кучер по национальности был финном. – Надо бы отогнать ее в ремонтную мастерскую.

– В замке на хозяйственном дворе побитый корпус быстро заменят на новый, и проблема перестанет существовать, – улыбнулась девушка. – Пойдем к судну, нас уже дожидаются.

По трапу на берег и правда спешили несколько человек в отливающих золотом мундирах и при саблях, в лучах солнца на треугольных шляпах с перьями посверкивали причудливые кокарды. Наверное родственники ждали путешественников с того времени, как только они отъехали от порогов своих домов в Санкт – Петербурге.

Стены древней крепости стали на глазах вырастать из воды, казалось, они поднимались со дна морского. И когда катер, обогнув каменный мол, причалил к крохотной пристани, сразу за которой возвышались окованные железными пластинами дубовые ворота, Захар попытался окинуть взглядом грандиозное сооружение. Этого ему не удалось, сложенные из скальных обломков, мрачные бастионы упирались зубцами в светло–голубое небо, загораживая все вокруг. Крутые волны сероватого цвета набрасывались на покрытые слизью и зелеными водорослями валуны фундамента, они бесновались, не в силах раскрошить их в песок. И было непонятно, как строители умудрились построить замок, если даже сейчас бурное море могло разбить любой корабль о его неприступные башни. Сойдя по шаткому трапу на крохотную площадь, путники остановились перед воротами. Сверху что–то спросили, снизу коротко ответили, наверное это был вековой ритуал, соблюдавшийся до сей поры. Массивные петли заныли, створки поползли наружу, едва не спихивая людей обратно в воду. За стенами открылся просторный двор с уложенной булыжником узкой дорожкой к постройкам. Зайдя вовнутрь, девушка остановилась, пошевелила тонкими ноздрями и облегченно перевела дыхание:

– Здравствуй, мой дом – моя крепость, – по шведски сказала она. – Я снова вернулась под твою надежную крышу. Прими и моего друга каменным своим сердцем, как я приняла его своим живым. И не пугай его привидениями, ведь это я привела своего возлюбленного сюда, под отчий кров…

В просторных и пустынных покоях было прохладно, солнечные лучи не в силах были пронизать искусственное нагромождение скальной породы, они лишь скользили по ней и по дубовым полам в комнатах, не прогревая их глубоко. Захар прошелся по отведенному ему помещению из угла в угол и остановился на его середине. Возле одной стены стояла широкая деревянная кровать на толстых ножках и с высокими спинками, она была застелена синим шелковым одеялом, поверх которого под кружевной накидкой лежали две подушки одна на другой. Над кроватью переливался сложными узорами персидский ковер с развешанным на нем старинным оружием. Здесь были шпаги, палаши, пистоли и даже кремневое ружье. Возле противоположной стены в одном углу громоздился секретер со множеством ручек, в другом такой же основательный из красного дерева комод, а между ними от пола до потолка отблескивало отшлифованным серебром прямоугольное зеркало, обрамленное рамой с дубовыми виноградными гроздьями на ней. По бокам зеркала расположились два громоздких канделябра с медными ответвлениями для свечей. Напротив входной двери светлыми пятнами белели три окна, узких и длинных, загороженных плотными портьерами, так же висели две картины со сценами из рыцарских времен. С потолка свешивалась хрустальная люстра, отливающая остывшим золотом.