Текст книги "Абреки Шамиля [СИ]"

Автор книги: Юрий Иванов-Милюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Но как резиденция императоров всего лишь казалась воздушной, так и весь памятник только чудился монолитным. Сама империя после нашествия татаро–монголов жила по своим законам, подчиняясь указующему персту лишь при прямом посягательстве на ее самобытность.

Семейство Свендгренов вместе с Захаром прошло между высокими колоннами и скрылось под прохладными сводами дворца. По мраморной галерее, ведущей в Тронный зал, уже расхаживали со своими супругами вельможные сановники из придворного окружения, среди них встречались военные с гражданскими чиновники, тоже с женами. Золото эполет и личного оружия, вязь причудливых позументов по бортам и обшлагам дорогих мундиров, сверкание драгоценных камней в перстнях и в брошах, волны дорогих духов – все это колыхалось, сверкало и переливалось в галерее, делая ее похожей на набитую драгоценностями таинственную арабскую сокровищницу. Чета старших Свендгренов без устали отвешивала поклоны влиятельным лицам со знакомыми семьи, фигуры их с каждым шагом делались все более важными, а лица застывшими от натянутой на них маски благожелательности.

– Посмотри вон туда, Мартти, мне кажется, что это Мелани де Коллоран, жена французского посла в России, – профессорша указала супругу глазами на худощавую даму в простеньком на вид прямом и однотонном платье с рукавами–фонарями и с невзрачными украшениями на неприкрытых частях тела. – Она снова решила продемонстрировать русскому двору новейшую парижскую моду.

– А почему ты заметила только Мелани? – вскользь поинтересовался спутник.

– Сам посол слишком худ, чтобы обращать на него внимание…

Захар старался держаться рядом с невестой, он во все глаза рассматривал невиданное им ранее великолепие, хотя до приезда сюда тоже приходилось бывать на светских приемах. Но те рауты были рангом куда ниже. Он часто присутствовал или на университетских балах, посещаемых профессорскими семьями, или на редких вечеринках у своего будущего тестя, скромного во всем. Но то, что представилось сейчас, сравнивать было не с чем. Позолоченные канделябры освещали развешанные по стенам картины художников с мировыми именами, о которых Захар читал лишь в специальных монографиях. С потолка спускались на цепях роскошные хрустальные люстры, по размерам не уступающие студенческой комнате в университетском общежитии. Покрытый лаком паркетный пол как бы полыхал огнем, отражая свет, лившийся на него со всех строн. В глубоких нишах стояли мраморные статуи. Череду оголенных греческих мужчин и женщин сменяли европейские железные рыцари со щитами и мечами в руках, или русские витязи в кольчугах и луковообразных шлемах. Захар боялся перевести взгляд на проходящих мимо встречных вельмож в шляпах со страусиными перьями, с оружием, сверкающим драгоценными камнями сбоку украшенных орденами мундиров с широкими лампасами. Он стеснялся встретиться глазами с раскованными взглядами сопровождавших их дам, несмотря на то, что на Невском проспекте, а так–же возле здания Адмиралтейства, не единожды сталкивался с представительницами из высшего света. Здесь вся эта венценосная публика производила на него совершенно иное впечатление, от которого спотыкалось дыхание. Тут она была властительницей душ в полном смысле этого слова.

– Тебе нравится? – заметив его раскаленные глаза, с благодушной улыбкой спросила спутница. – Ты не хотел бы поделиться со мной впечатлениями?

– Скажи, Ирэн, ты когда–нибудь здесь была? – заставил, наконец, Захар шевельнуться прилипший к небу язык.

– Конечно. Мой отец не только дружит, но и сотрудничает с послом нашей страны в России, он часто берет меня с собой на светские рауты, – пояснила девушка.

– Ты уже видела всю эту роскошь, – надумал опечалиться спутник. – И ни разу не удосужилась обмолвиться о ней ни единым словом.

– О чем бы ты хотел услышать?

– Обо всем этом великолепии, о бесценных вокруг божественных творениях.

– Ты не обидишься на меня, если я выскажусь прямолинейно? – чуть приостановилась девушка.

– Я постараюсь, Ирэн, хотя чем ты теперь сможешь меня оскорбить.

– Я не собираюсь вас оскорблять, господин студент, – неожиданно перешла на прохладный тон невеста. – А хочу сказать только правду, которая на расстоянии всегда виднее.

– Говори, я внимательно слушаю.

– В этих залах действительно собрано очень много бесценного. Но все это столичная мишура, за пределами которой великая российская тьма. Она здорово походит на азиатскую всего лишь приманку без должного ее подкрепления умом. У нас в Стокгольме куда скромнее, зато повсюду одинаково.

– Прости меня, Ирэн, но ты сейчас не права, потому что русская позолота подтверждена реальными богатствами. Под этой мишурой и правда много настоящего золота, – не согласился со спутницей Захар, уловив не саму суть рассуждений, но лишь поверхностную их канву. Он решил, что речь идет не о равенстве как таковом, а о кладовых империи. Хотя инстиктивно почувствовал глубину, заложенную в философский ответ девушки. – Швеция тоже стремилась завоевать мировое господство, но получилось такое только у России. Почему бы нам теперь не покрасоваться перед остальной публикой, обделенной на многое? – Красуется петух в курятнике, – грубовато одернула его Ингрид, видно было, что ее зацепил отклик спутника, непродуманный должным образом. – Даже ваши писатели отмечают, что в России порядка как не было, так и нет.

– И пропасть между богатством и нищетой бездонна, – не стал спорить Захар. – Зато какие возможности открываются для тех, у кого есть этот самый светлый ум. Мы и представить себе не можем.

– Ошибаешься, я уже представляла. Но ты, к сожалению, еще не ведаешь, что Россия – это большая собака на сене.

– Почему ты так решила? – недоуменно поджал губы Захар, он не в силах был понять странного возбуждения, без видимой причины охватившего его спутницу. Может быть Ингрид не покидала обида за поражение ее нации от русских войск, а может она была в курсе такого, о чем он пока не догадывался. – И кто тебе такое сказал?

– Неважно, – отмахнулась Ингрид, и тут–же попросила. – Пожалуйста, давай перейдем на более приземленные темы, здесь не место для подобных разговоров.

– А я бы с удовольствием развил их дальше, – ухмыльнулся студент, начиная догадываться, что несмотря на правдивое замечание, устами невесты сейчас и правда говорит обыкновенное раздражение от более удачливой нации. – Где еще поднимать такие вопросы, как не в этом месте.

– Я бы с тобой согласилась, если бы дело происходило в Швеции, при дворе его величества короля Бернадота. Но здесь, мне кажется, такими проблемами все–же сподручнее озадачиваться на кухне, в спокойной обстановке. Иначе слушатели вокруг запишут нас в революционеры.

– Почему, Ирэн?

– Потому что по Европе революция уже пронеслась, все новое, привнесенное ею, успело прижиться. А в России ваш император задавил ее на корню, она так и не пошла дальше Дворцовой площади.

– Что бы она дала России, эта ваша хваленая европейская революция? – пожал плечами Захар. – Для того, чтобы она имела успех у нас, нужно большую часть крестьянства переселить в города и поднять культурный уровень хама убедительными примерами от благ мировой цивилизации. А у нас этот класс населяет империю от края до края, разрешая городам вызревать лишь прыщиками на том же мощном хамском теле. Очень большая пропасть между классами и, конечно, умами, понимаешь?

– Не только понимаю, но и согласна. Кажется, шесть лет учебы в университетских аудиториях не прошли для тебя даром, – наконец–то улыбнулась девушка. – Ты стал рассуждать как передовой российский интеллигент. И это меня радует больше, нежели все остальное.

Четверка приглашенных гостей долго бродила по многочисленным комнатам императорской резиденции, каждая из которых была неповторима. Было видно, что генерал–поручик Тургенев, которому Екатерина Вторая доверила окончательную отделку дворца, постарался на славу. Из государственной казны умная императрица выделила родственнику будущего великого русского писателя семьсот восемьдесят две с половиной тысячи рублей. На мрамор пошла двести девяносто одна тысяча, на бронзу двести восемьдесят четыре тысячи, на живопись, лепную работу, потолки и прочее, всего сорок три тысячи рублей. Так дешево ценился труд художников, работы которых не уступали мастерству иноземцев. А посмотреть и правда было на что, не зря семья Свендгренов не отрывала глаз от роскоши вокруг, искренне сожалея о том, что сокровища доступны не каждому. Но скоро все вернулись в Георгиевский зал с великолепным троном работы архитектора Старова, к которому вели шесть мраморных ступенек. На них возвышались боковые стены с арками и орнаментами, на задней стене сверху красовался богатый архитрав из мрамора. По обеим сторонам трона стояли две большие мраморные вазы и статуи «Вера и Закон». От них разбегались портреты прославивших Россию полководцев со списками воинов, погибших за независимость. Их было так много, что правая рука Захара все время тянулась осенить себя крестным знамением. Привыкший к почитанию старших и к уважению героев с их подвигами, он чувствовал себя здесь не совсем в своей тарелке. Требовалось каким–то образом отдать дань людям, не пожалевшим жизни за родину. Захар отошел на середину залы, наложил на себя православный крест и поклонился именам. Заметил вдруг, что за ним со вниманием наблюдает чета Свендгренов вместе со своей дочерью, но на их лицах не просматривалось никакого презрения, они отражали лишь глубокое уважение.

В это время объявили о начале торжественного мероприятия. Глава семейства заспешил в Тронный зал, чтобы занять свое законное место, за ним потянулись остальные. Все приглашенные едва успели встать по ранжирам, определенным им распорядителями, когда прозвучал громкий сигнал, исполненный медными трубами. По ковровой дорожке защеголяли пажи в разноцетных одеждах, седовласые сановники с вассалами, придворные разных чинов. Казалось, конца им не будет. Захар вытащил из кармана платок и промокнул вспотевший лоб, в глазах у него зарябило. Наконец пестрая кавалькада скрылась на другой стороне просторной залы, из распахнутых настеж белых с позолотой дверей показался сам император Российской империи Николай Первый. Был он среднего роста, с холеным лицом с подстриженными на нем усами и длинными бакенбардами, давно и прочно вошедшими в моду в высших кругах империи. Облачен самодержец был в военный мундир с золотыми эполетами на плечах и со многими наградами на груди. Шею облегала лента от ордена святого Андрея Первозванного, бедра обжимали белые панталоны, заправленные в высокие хромовые сапоги. Император весело прищуривал голубые на выкате глаза, видно было, что обладал он характером своенравным, и во всем следовал лишь имперскому образу мышления с правлением в том же духе.

– Настоящий русский царь, – восхищенно выдохнул Захар на ухо своей невесте.

– Если бы не живость щек, он был бы похож на монумент из гранита, – немного отрешенно пожала плечами девушка. – Лупастый и жадный до чужих территорий.

Знавший из газетных сообщений о целях самодержца, поставленных им перед собой, Захар не стал спорить, потому что так оно и было на самом деле. Николай Первый взошел на престол после внезапной смерти Александра Первого, не оставившего детей, и вследствие отречения от короны старшего брата Константина Павловича. Первым делом император жестоко подавил восстание декабристов на Сенатской площади в 1825 году. Повесив зачинщиков и сослав остальных главных вольнодумцев в Сибирь, он сразу принялся за продолжение расширения границ без того огромной страны на юг. Вскорости были присоединены ханства Эриванское и Нахичеванское. Генерал Паскевич, направленный на территорию Османской империи, завоевал города Ахалцых, Карс и Эрзерум. В это же самое время генерал Витгенштейн захватил болгарскую Варну, а граф Дибич перешел горы Балканы и овладел городом Адрианополем. Турция была атакована с двух сторон одновременно, что дало возможность России заключить мир на выгодных условиях. По нему к северной империи отошел восточный берег Черного моря с правом судоходства по Дунаю и проливу Дарданелы. Самодержец усилил имперскую власть, он издал полное собрание законов от царя Алексея Михайловича до кончины Александра Первого. Объединил он и униатскую с православной церквями.

Много чего другого успел сделать этот русский император до начавшейся военной кампании на полуострове Крым, о чем в студенческих аудиториях не смолкали восторженные разговоры. И теперь Захар не знал, куда девать вспотевшие от волнения руки, ведь в нескольких саженях от него находился тот самый человек, от решения коего зависел главный вопрос, как для Захара, так и для всего Терского войска – Кавказский. Пора было кончать с Шамилем, имамом Дагестана и Чечни, возомнившим себя пупом земли, из–за которого тревоги за родимый дом и за всю большую семью в станице Стодеревской не покидали его здесь ни на один день. Понимая, что подружка рядом с ним почему–то сегодня не в духе, Захар все–таки решился потревожить ее вопросом:

– Скажи мне, Ирэн, почему ты так не любишь нашего самодержца?

– А за что его любить? – передернула одним плечом девушка. – Тем более, ты сам только что выразился, что самодержец ваш, а не чей–то другой.

– Но ты живешь в России и учишься в нашем университете, – не отставал Захар.

– За учебу я плачу деньги, мой папа тоже трудится на благо вашего народа, за что его решили наградить русским орденом, – девушка со значением посмотрела на собеседника и отвернулась. Видно было, что вопрос ее раздражал, поэтому она поспешила поставить точку. – И вообще, официальные части меня всегда утомляли, они кажутся мне долгими.

Между тем император приступил к торжественному ритуалу награждения. Он переходил от одного кандидата к другому, забирая орден с бархатной ткани на подносе у шедшего следом за ним ординарца, он цеплял его кавалеру на выпяченную грудь. После чего прикладывал ладонь к головному убору, выслушивал стандартные слова благодарности, пожав руку счастливцу, отправлялся дальше. За ним толпой двигались придворные, сверкающие дежурными улыбками и разноцветным золотом с серебром. Изредка диалог затягивался, но не надолго. Кавалькада неумолимо приближалась к тому месту, где расположились Свендгрены. Наконец Николай Первый остановился перед профессором, напрягшиеся за ним жена, дочь и Захар, невольно подались вперед, лица их побледнели и вытянулись. Студент вдру заметил, что брови у императора больше похожи на женские, нежели на мужские – они светлые и полукруглые, а под треуголкой видна широкая залысина. Кожа на широковатом лице тоже была нежная, по щекам гулял яркий румянец. Но взгляд голубых немного на выкате глаз показался тяжелым и властным, таким, от которого подошвы ботинок невольно примерзали к полу. Захар впился в самодержца зрачками, до слуха донесся его негромкий голос с хрипотцой. Казак облизал губы, пытаясь вникнуть в сказанное. Николай Первый успел нацепить орден на грудь главному из Свендгренов, выслушал от него положенную в таких случаях тираду и теперь сам оглашал свои суждения.

– Надеюсь и на дальнейшее наше благотворное сотрудничество с подданными Его Величества Бернадота, короля Королевства Шведского, – сказал он. – Такие люди, как вы, господин Свендгрен, вносят огромный вклад в развитие науки в России. Можно сказать, что вы наша опора.

– Ваше Величество, для нас тоже имеет огромное значение наказ Петра Великого русскому обществу – о привлечении европейцев к обустройству Российской империи, – высокопарно сказал профессор. – Мы с удовольствием едем сюда не только за большими деньгами, но и за пытливыми умами, которыми Господь не обделил российский народ.

– Если бы вы еще приезжали сюда семьями и оставались здесь навсегда, как делали это при Петре Первом с Екатериной Второй, то Россия была бы благодарна вам вдвойне, – мягко улыбнулся самодержец.

– Моя семья за моей спиной, – тут–же откликнулся профессор, он указал рукой на спутников. – Жена занимается в российской государственной библиотеке, а дочь учится в университете на историческом факультете.

– Вот как! В наши дни такое стало редкостью необыкновенной, особенно после французской кампании с Наполеоном Бонапартом, – чуть отклонился назад венценосный собеседник. Он цепким взглядом пробежался по родственникам, сопровождающим кавалера ордена святого Станислава. – Простите, профессор, вы не назвали того молодого человека, который стоит рядом с вашей дочерью?

– Это ее будущий жених Захар Дарганов. Он тоже студент последнего курса императорского университета и нацелен в учебе только на золотую медаль, – пояснил глава семейства. – Простите, Ваше Величество, молодые люди еще не помолвлены, поэтому я не знал, как представить друга моей дочери.

– Это не проблема, – улыбнулся Николай Первый, он придвинулся поближе и обратился к Захару. – Позвольте вас спросить, молодой человек, откуда вы родом? Дарганов – фамилия весьма… интересная.

– Так точно, Ваше Величество, мы из терских казаков, – не замечая, что невольно встает во фрунт, отчеканил Захар. – Наша станица Стодеревская стоит по левому берегу Терека на Кавказской линии по Кизлярско – Моздокскому направлению.

– Вот так молодец, не только черкеска, но и фрак ему к лицу! – в восхищении воскликнул император, он посмотрел на придворных и снова обернулся к студенту. – Так вы еще и на золотую медаль претендуете?

– Отчего не попробовать, предметы легкие.

– Похвально. Можно ли задать вам неловкий вопрос?

– Я весь внимание, Ваше Величество.

– А почему вы решили жениться не на своей станичнице, а на шведской девушке?

– У казаков кто на сердце ляжет, тот и суженым будет. К тому же, у нас это семейное, – Захар посмотрел на невесту, не устававшую переводить круглые глаза с императора на него. Видно было, что девушка старалась не пропустить ни единого слова. – Мой отец женился на французской женщине Софи д, Люссон, когда воевал француза в городе Париже. Она для нас стала матерью – для троих сыновей и двоих дочерей.

– Значит, вы наполовину француз? – приподнял круглые брови венценосный собеседник.

– Выходит, что так, – не стал отпираться Захар. – Но я все равно считаю себя терским казаком.

– Так и должно быть, у станичников отец является непререкаемым авторитетом в семье, – император придвинулся еще ближе, в лупастых глазах у него прибавилось любопытства. – А как терцы относятся к войне на Кавказе? Не устали еще казаки, ведь столько лет в боевых походах?

– Для нас это дело привычное. Хотя имама Шамиля надо бы поймать и предать суду за грабежи и зверства его абреков над мирным населением. Они перестали щадить даже малых детей со стариками. Тогда на всем Кавказе установились бы тишина и спокойствие.

– Вы так думаете? – прищурился венценосный собеседник.

– Так считают казаки, а с ними все люди, населяющие наш богатый край.

Николай Первый огладил рукой в белой перчатке голый подбородок, собрал на лбу несколько длинных морщин.

– Наши воины только тем и занимаются, – наконец вымолвил он. И сразу перевел разговор в другое русло. – Скажите, до приезда в Санкт – Петербург вы, молодой человек, чем занимались и о чем мечтали?

– Помогал родным по хозяйству. А мечтал я, как и мои предки, охранять границы России от басурманов, чтобы простым людям жилось вольготно. Если бы не учеба, мы со средним братом Захаром стояли бы на кордоне под началом отца и старшего брата Панкратки. Жена у брата тоже из чеченок.

– Видимо, лихой казак. Кстати, ваши родственники в каких званиях?

– Батяка сотник, Панкратка ходит пока в хорунжих.

– А вас учиться, наверное, мать заставила? – хитровато ухмыльнулся самодержец.

– Она, – улыбнулся и Захар. – Но батяка тоже был не против.

– А после учебы чем надумали заниматься?

– Верой и правдой служить царю и отечеству. На любом посту, – Захар снова вытянулся в струнку, скорее всего дедовские корни не давали ему права превращаться в городского интеллигента. – Это наша прямая обязанность от рождения и до самой смерти.

Николай Первый понимающе кивнул головой, затем перевел взгляд на невесту Захара:

– Прошу прощения, сударыня, вы тоже еще не строили планов на будущее? – спросил он.

Девушка присела в глубоком книксене, согнала с лица лишние эмоции и опустила руки вдоль бедер:

– Планы у меня есть и довольно таки определенные, – заговорила она дрогнувшим от волнения голосом. – Сначала я хотела бы закончить университет, затем выйти замуж за вот этого молодого человека, которого… полюбила.

Она бросила мимолетный взгляд на спутника и густо покраснела, заставив окружающих прятать улыбки в воротниках мундиров.

– Прекрасное начало, – поощрил ее высокородный собеседник. – Ну а потом?

– А после всего я мечтала бы остаться в России и работать здесь. Если, конечно, мне предложат работу по моей специальности.

– А возражений со стороны родителей не последует? – самодержец обернулся к чете Свендренов. – Или в Шведском Королевстве тоже присутствует нехватка ученых кадров?

– Ваше Величество, мы верим в разум нашей дочери, – ответили оба родителя в один голос. – Какую страну она выберет, той и будет служить. Ингрид у нас девушка самостоятельная.

– Тогда все в порядке, а работу по специальности мы вам предоставим.

Император сделал секретарю знак указательным пальцем, тот сразу же заскрипел пером за спинами вельможных особ. Затем Николай Первый нахмурил высокий лоб, сложил холеные руки на животе и снова обратился к Захару:

– Много лет назад мы просматривали бумаги Его Величества Александра Первого, нашего старшего брата, выигравшего войну у Наполеона Бонапарта. И отыскали там приказ о розыске принадлежавших высшему французскому духовенству раритетов, таких как кардинальская цепь с медальоном, а так–же драгоценностей из королевской резиденции Лувр вместе с бриллиантом в пятьдесят шесть карат из короны короля Людовика Шестнадцатого. В том приказе, основанном на доносе какого–то французского гражданина, было прописано, что разбойников следует искать среди терских казаков, – Николай Первый приблизил лицо к Захару и пытливо загялнул ему в лицо. – Мы знаем, что на Кавказе терцы проживают компактно и ведают друг о друге буквально все. Вам ничего не приходилось слышать об этом деле?

– Никак нет, Ваше Величество, – ответил Захар, он уже успокоился и теперь смотрел на самодержца больше изучающе, нежели деревянным истуканом.

– Там еще диадема была, выполненная известным итальянским мастером Пазолини. Она из золота с вправленными в него крупными драгоценными камнями.

– Если бы что прослышал, то не стал бы скрывать, – заверил императора Захар. – У нас и правда знают друг о друге все.

Николай Первый заложил руки за спину и покачался с пяток на носки, заставив награды на кителе издать тонкий звон. Улыбнувшись все понимающей улыбкой, он смерил студента одобрительным взглядом:

– С Терека, как и с Дона, выдачи нет, – засмеялся он, призывая остальных последовать его примеру. И сразу поправился, вскинув голый подбородок. – Поверьте, молодой человек, это только к слову.

– Понятно, что не к делу, – покривился студент. – Но я сказал правду.

Самодержец снова с веселой дерзостью присмотрелся к Захару с его невестой, видно было, что красота и молодость обоих в сочетании со скромным их видом доставляют ему неподдельное удовольствие. Некоторое время он молча о чем–то размышлял, потом перевел взгляд на старших Свендгренов, как бы призывая их в свидетели. Профессор с женой продолжали следить за происходящим с неослабным вниманием. Николай Первый жестом приказал молодым подойти друг к другу поближе, затем сложил руки перед грудью и с чувством произнес:

– Мы со своей стороны тоже благословляем вас на долгую совместную жизнь. Пусть Господь услышит нашу молитву и соединит вас крепкими семейными узами как на земле, так и на небесах. Аминь.

Захар с Ингрид быстро нашарили пальцы друг друга и сомкнули их, после чего подставили головы под благословение самого императора Российской империи. Вокруг раздались громкие аплодисменты с восторженными возгласами. Отец девушки с ее матерью присоединились к придворным и гостям, на просветленных лицах у них лежала печать умиления.

– Желаем вам успехов на всем жизненном пути, – венценосный покровитель завершил ритуал, неожиданный для него самого и придуманный им на ходу, он снова входил в свой державный образ. – Мы даем слово, что постараемся помочь молодой семье Даргановых обрести в России свое счастье.

– Мы вам признательны, Ваше Величество, – не поднимая взора, прошептали помолвленные.

Самодержец благосклонно кивнул головой, затем развернулся на месте и пошел дальше осыпать наградами своих усердных слуг. За ним тронулся весь двор, обдающий снисходительными улыбками только что возблагодаренных Николаем Первым его подданных. Они знали, эти придворные плуты, что любой правитель только вначале своего восхождения на вершину власти старается делать ставку на старшее поколение. Потом же всю основную работу он взваливает на плечи молодежи.

Но это было уже не главным, Захар с Ингрид с удовольствием подставляли щеки под поцелуи родственников и знакомых семьи Свендгрен, которых на приеме оказалось немало. Сейчас они не думали ни о чем, лишь упиваясь счастьем от просыпавшегося на них любвеобильного дождя.